Datasets:

cointegrated

/

taiga_stripped_proza

like 0

Мне это письмо прислали. Оно меня задело за живое. Хотел бы обсудить его с друзьями ... Письмо Ивана Иванова ДОСТАЛИ! Только что посмотрел несколько часов, с остановками и изучением деталей, кто кого куда пнул, видео митинга, вылившегося в беспредел на болотной. ДОСТАЛИ! Первая мысль: "Как мягко действует наш ОМОН..." В свое время лоботрясам всыпали бы так, что вся толпа попряталась бы по подвалам. А тут...эх! Мягко крутят руки, ногами лупят мягко, дубинками тоже почти не лупят, а только отмахиваются. Надеюсь в автобусах хоть...поучили маленько, поговорили по душам... И вторая мысль: "Как много неудачников вокруг!" Всех этих заспанных сисадминов, страшных девок, прыщавых тинейджеров, "рррррреволюционеров" пенсионного возраста, фашистов с одной извилиной, дурачков из евросети и просто больных людей с непонятными занятиями в этой жизни. И у всех одна беда - НЕ СМОГЛИ! Мерседес, хату в 150 квадратов, пару сексуальных девок и красотку-жену хотят все. Но могут не все. Вот эти, сбежавшиеся по твиттер-свистку на болотную, не смогли... Кто виноват Ясно кто! Теперь даже в том, что не смог с женой, виноват лично президент России. Или премьер России, как минимум. Или думские старики-кровопийцы. Мне 40 лет. Полжизни я учился, полжизни вкалывал. У меня высшее образование, почти степень, два языка и хорошее кресло почти наверху. Я много работал для этого, пока все эти бездари ширялись по подъездам и пили на детских площадках. С нуля, без "лестниц" наверх! Я зимой зарегистрировался в соцсети, в твиттере и на фейсбуке. Заходил редко, потому что работы много. Теперь заглянул, забыв про семью и дела. Наверное, только для того, чтоб написать это никому не нужное обращение. Мне просто было не до того. А тут прям выбесили митинги эти! Достали! Я тоже учился и в школе, и в вузе, и я прекрасно помню всех этих веселых разбитных заводил, всех этих забавных чудаков и прикольных выпивох, весь этот "креативный" сброд бездельников. Только кто-то учился и работал (хотя тоже бывало....), а кто-то напропалую тусовался, дул, пил, нюхал.... Первые выгребли наверх, вторые сейчас на митингах. МИТИНГАХ НЕДОВОЛЬНЫХ. Недовольных кем Властью Вранье. 100% вранье! Они недовольны собой, женой, пустым кошельком, маленьким членом, убогой квартирой и своими тупыми детьми... Только в этой конкретике виноваты они сами! Но это -- своя вина! - им не интересна. А вот в том, что "в стране полная ж-оооо-па", виноват Кремль! Вот это их ну очень волнует! "Айда на баррикады", подзуживают они друг друга! Чего еще делать в выходной день Я не сторонник Путина или кого-то еще. Мне все равно на власть. В любой стране В БЫТОВУХЕ ни от президента, ни от премьера НИЧЕГО НЕ ЗАВИСИТ, и обывателя эти персоны никак не касаются. Не нужно иллюзий! Только глупыши на площадях этого не знают. Они думают, что гаишника, отнявшего у пьяного глупыша права, науськал сам лично премьер... Лично его назначил и науськал. И врача, который констатировал, тоже науськал сам... он! Через министра здравоохранения. Все куплены -- все проданы! Но эти глупыши даже понятия не имеют, какие вопросы решает президент, а какие премьер. Им это до лампочки! "Долой!" - кричат они. Вот их лампочка! И что до Козявкина из Бирюлева они никогда не снизойдут, хоть ты обмашись флагом. И что, слава Богу, есть преемственность власти, а не лотерея: "Честные выборы - куй знает кто займет место правителя, как повезет, давайте кинем монетку". Один пример. Как радовались недовольные и несогласные, когда сняли Лужкова! "СЧАС БУДЕТ РАЙ, УРА!!!! А умные люди тихо сели и выдохнули: "Вот теперь пи...ец будет". И он настал в виде плитки, эвакуации на тверской, остановленных стройках (отсюда будут переть вверх цены на жилье, кому не ясно) и прочих приколов с платным проездом - в перспективе - по белокаменной. Власть не бывает хорошей или плохой. Она бывает сформировавшейся (когда люди расселись, себе набрали, винтики как-то начали крутиться) и абсолютно новой (когда хрен кому звонить, чтоб в универмаги привезли хлеба, т.к. тупо заместителей еще не назначили и глав департаментов тоже, а хлеб черствеет и плесневеет...). Понятно, что Козявкин этого не знает. Он просто лох, книг не читал, в жизни не устроен, девки не дают. Кому дают, так те приходят домой в пять утра в выходные, тут не до митингов!. У Козявкина машина - дерьмо, работа еще хуже. Ему не нравится такая жизнь. Ему ничего не нравится! И ту ему бы сказать самому себе: "Я переделаю себя!", тут бы ему со стороны подсказать и дать добрый совет: "Начни с самого себя!", а ему нашептывают и по радио, и по теле, и в газетах: "Ты выгони Путина, это он виноват! И заживешь счастливо!". Кто шепчет Понятно, что вредный Обама, его разведка и все эти оппозицеры, разведчики разведки. А у России, как государства, нет работы с тинейджерам и дурачками. Не приняли еще такую государственную программу, а жаль! И вот Козявкин уже с флагом и фаером, И ему до фени, какой и чем он флаг держит, главное, чтобы древко было потолще! И видя, как стая этих макак козявкиных пытается сломать мою стабильность, всю мою жизнь - я... нехорошею. Я эту стабильность себе и своей семье горбом ковал, пока макаки московские под пальмами курортили. И сам выйду рвать их, если дойдет до серьезных вещей. А такие ребята, как я, это вам не ОМОН с приказом "не мять сильно". Мы за свой труд выйдем стеной, за свои семьи возьмемся за руки, как друзья. Боевые! Не за Путина, а за тех честных и порядочных людей, которые, как мы, работали и достигали. Сами! Без пап и мам! У которых хватило ума и силы воли встать на ноги в стрелянные и ворованные, лихие и отчаянные девяностые годы. Кто эти люди Да это просто люди-трудяги. Которым толпы не нужны. Они собирают свою команду, своих товарищей и друзей, и пашут, и сеют, и собирают урожай. Свой урожай! Своими руками! И у них на столе всегда свежий румяный хлеб. И еще кое-что, заработанное честным трудом! Вам объяснить, что такое труд Вы совсем забыли, что это ЭТО МЫ - КРЕАТИВНЫЙ КЛАСС! В переводе на русский - класс созидателей! Слышите это, журналисты - искатели приключений на свою задницу Мы - созидатели, которые делают что-то для России. Раньше это называлось простым словосочетанием "работящие люди". Это среди таких, как мы, на Западе появляются Джобсы, Форды и Гейтсы. А у нас Ивановы, Петровы и Сидоровы. А вы все машете плакатиками "долой!" и скандируете "долой" да "долой"... У вас как не было ни куя, так и нет и не будет. Не будет, пока вы не решитесь наконец менять СЕБЯ. Пока вы не поймете, что все остальное в этом мире -- не ваше, и вашим никогда не будет! Есть вы, ваши руки и ноги! Так вкалывайте, как мы! От зари до зари! Я не ною, не митингую, не верещу, не ворую и взяток не даю, не агитирую и агитации не поддаюсь! У меня есть своя упрямая голова, я упрямо работаю, делаю упрямо свое дело. На благо своей семьи, а значит и России. А что сделал ты, митингующий и гуляющий праздно по Москве Полдня дрючил в сети А еще полдня слушал в толпе, что тебе твои вождюки на уши вешают Посмотри на себя в зеркало!... Ты сам себе не противен, когда остаешься один-одинешенек, выпав из стаи-толпы Ты с теми, с кем орал и нападал на омоновцев сегодня, завтра на работу выйдешь А послезавтра вместе с ними пойдешь добровольцем защищать Россию И еще я подумываю уехать из Москвы. Не из-за власти или климата. Меня бесят жители белокаменной. Преимущественно ленивые, глупые и злобные, вечно пьяные или обкокошенные... Только дело у меня здесь да друзья. А с семьей на новом месте начинать -- как всю жизнь с начала, с пеленок! А ОМОН... ну что ОМОН! Такие же ребята, как и мы все! Честные и порядочные! Кого обидеть Ни-ни. По щеке ударят, вторую подставим ... Мы же все православные! ДЕМОС +КРАТОС - власть народа. Народа, а не кучки сетевых полудурков во главе с неумными провокаторами аля тютюкины и навальные. До слез умиляет меня: "ррреволюционер" Тютюкин взял псевдоним Удальцов! Ну никак не скажешь серьезно: "За Родину! За Тютюкина!" Да еще Немцов, забавный неутомимый клоун, я его со времен молодости помню. Он при Ельцине уже строил свою страну себе самому, да еще свой карман не забывал про запас. Но самый "рррреволюционный" чувак - это Рыжков. Это чистый треш, как он есть. Во имя солидарности сетевых митингёров он просто подрючил на всю страну в прямом эфире. И не стыдится этого. Подумаешь, запалили на всю страну. Фигня! Но какие железные нервы. ИМХО - этот тип 1. Какой тут Дух-Лесс, Сережа Минаев, тут полный пи..ец..., одна Тух-Лость! И как их можно исправить Что предлагаю А ничего не предлагаю. Привык, что сам принимаю решение для себя миленького и сам его исполняю. Повторю: на благо семьи, а значит, на благо России. А то, что пишу, так росто накипело и зае..ало все это. Власть должны быть властью. Если на улице бушует толпа отморозков, которая готова все крошить и жечь, так наведите порядок! Уберите с улиц эти праздношатающиеся толпы бездельников с палками-древками, баллончиками и бутылками с зажигательной смесью. Мне в офис ездить нужно и к партнерам вопросы решать, и еще к красивым девушкам в гости и с друзьями встречаться. А тут все перекрыто: туда -- нельзя, сюда -- нельзя, там митингуют, здесь демонстрируют свои задницы. Демократия, брат! И опять все чем-то недовольны. А мне что от этой демократии Толькот перекрытые улицы! И Слава Богу, пока еще не разграбленные магазины и пока еще целые машины! У меня деловое предложение и к власти, и к "демократам": пусть недовольство свое недовольные высказывают в чистом поле. Доставка на автобусах -- бесплатно, за счет коммунальных служб, которые уже устали помои убирать после митингов. Понастройте декораций Кремля, и пусть недовольные штурмуют их перед камерами западного и нашего доморощенного телевидения, поджигают и громят. А как все разгромят, даже туалеты, так среди дерьма пусть проводят"чистые выборы". Можно митинги совместить с пивными фестивалями, гей-парадами - одна публика. А по периметру мы будем стоять, поочередно, один день в неделю каждый трудяга отдежурит на охране порядка. А ОМОН пусть другими делами занимается: наркотрафикантами, сутенерами, террористами, вахабистами и продажными чиновниками. Ведь у ОМОНа забот не впроворот! Что Кое-кто советует в сибирской тайге на лесоповале устроить Гайдпарк. Был уже такой опыт. Очень успешный кстати. Тогда многие недовольные начали писать там и дописались до Нобелевки. Вот пример пользы сочетания свежего воздуха и физического труда. Нет, я не сторонник лагерей, пусть даже и с евроремонтом и мобильнымителефонами и айфонами. Вокруг Москвы столько полей еще, незастроенных коттеджами! Еще раз для провокационно настроенных против меня - мне, как и вам, до власти далеко. Мне просто надоели ваши забавы! Вы косите под "русский бунт", думая отсидеться в своем доме, когда все заполыхает, да, и ваш дом тоже. Ах, у вас дом в Лондоне Так чего вы здесь бузите Чего вы наши дома поджигаете Вон отсюда! Честное слово, сложимся - и пароход вам подадим! Плывите, карасики! Всем, здоровым головой, удачи в этой жизни, на родной земле. Еще раз, простите меня, ДОСТАЛО! Выходной пропал, видео про драки смотреть больше не хочу, хочу шагать с песнями по Москве свободно и где хочу. А ведь 14 мая начинается у меня нормальная рабочая неделя. И дел по горло А как у вас Ведь тоже дел невпроворот, для семьи и для страны Разве не так Ваш Иван Иванов, москвич, семьянин, двое детей и больной старик-ветеран войны на иждивении. Геннадий Гудков ,так и соблюдай закон-есть ст 280 УК РФ-призывы к экстремистской деятельности-почему не привлекали А если уважаемый забыл,то могу напомнить-ОМОН и был создан для подавления беспорядков.И при чем здесь популистский лозунг "Полиция превращается в инструмент политической расправы" А она что,должна организаторов беспорядков поддерживать Очень странная позиция избранника народа-кажется пытается попасть в ногу с Навальным...Вот только вопрос-А со своими избирателями он свою мягко говоря странную позицию согласовал Очень интересно бы узнать... Не кого попало,а призывающих к экстремизму-это задача ОМОН обезопасить нас от бунтующих придурков.Жалко что ОМОН не стрелял в ответ на ранения сотрудников-а то эти последователи Навального думают,что в игрушки играют-комментарии к закону о полиции в США-"Правило насчет того что в толпе нельзя применять оружие само сабой анулируется, как только угроза жизни граждан привышает угрозу случайного попадания в постороннего человека, а это как раз таки и есть полицейская работа, в долю секунды вычеслить эту самую угрозу и попытаться устранить её таким способом что бы пострадало как меньше людей, а желательно никто включая сам источник угрозы и быть готовым к тому что ты должен будешь адекватно обьяснить причину своего решения." Полиция превращается в инструмент политической расправы Геннадий Гудков написал сегодня в 14:33 19 оценок, 195 просмотров Обсудить (49) Вместе с группой депутатов Справедливой России (я, Илья Пономарев и Дмитрий Гудков), а также КПРФ (Сергей Обухов, Валерий Рашкин, Анатолий Куликов) мы внесли на рассмотрение Совета Госдумы проект заявления и 15 мая намерены жестко настаивать на его принятии. ЗАЯВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ ФЕДЕРАЛЬНОГО СОБРАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ (Проект) О массовых нарушениях прав российских граждан в городе Москве в период с 6 по 9 мая 2012 года 6 мая с.г. в г. Москве состоялись санкционированные массовые мероприятия (на ул. Б.Якиманка и Болотной площади) под лозунгом "За честные выборы!", в которых приняли участие десятки тысяч граждан России. К сожалению, в результате провокации, совершенной группой неустановленных лиц, указанные мероприятия были омрачены столкновением с силами правопорядка. Провокаторы достигли намеченной цели: проведение митинга было фактически сорвано, в ходе возникших беспорядков есть раненные и пострадавшие с обеих сторон. Государственная Дума ФС РФ решительно осуждает действия провокаторов, направленных на подрыв и компрометацию мирных акций протеста, и требует объективного и честного расследования противоправных действий отдельных лиц, грубо нарушивших российское законодательство. Понимая, в целом, неизбежность применения силы к хулиганствующим элементам со стороны работников правоохранительных органов, Государственная Дума ФС РФ в то же время отмечает, что ряд сотрудников полиции превышали пределы применения силы, в результате чего пострадали не только зачинщики конфликта, но и люди, не совершавшие каких-либо противоправных действий. Более того, после окончания акции на Болотной площади сотрудники полиции продолжили череду необоснованных, и, по сути, противозаконных задержаний граждан, не участвовавших в каких-либо несанкционированных мероприятиях на улицах Москвы. 7 и особенно в ночь с 8 на 9 мая сотрудники ОМОН и ГУ МВД России по Москве задерживали граждан, мирно гуляющих в парках и скверах, которые не нарушали общественный порядок и не угрожали интересам общественной безопасности. В указанный период без всяких причин в отделения полиции Москвы были доставлены сотни граждан, к которым были применены административные наказания различной степени тяжести, вплоть до 15 суток административного ареста. К сожалению, в условиях творящегося полицейского произвола Прокуратура г. Москвы и Генеральная прокуратура РФ не приняли должных мер по восстановлению законности. Более того, в ночь с 8 на 9 мая в Генеральной прокуратуре на дежурном телефоне был включен автоответчик. Граждане, чьи права были нарушены органами полиции, не смогли получить должной защиты и в судебных органах столицы. К сожалению, многие судьи принимали решения, руководствуясь как "истиной в последней инстанции" сделанными под копирку рапортами заинтересованных сотрудников полиции. Видеоматериалы и свидетельские показания, подтверждающие отсутствие в действиях многих лидеров оппозиции и участников акций гражданского протеста состава административного правонарушения, судами во внимание не принимались. Государственная дума ФС РФ обращает внимание органов государственной власти Российской Федерации, институтов гражданского общества, в том числе общественных объединений и организаций, на то, что в сложившейся ситуации органы полиции и судебная власть превращаются в инструменты политической расправы. Государственная Дума решительно осуждает данный факт и считает, что подобные действия провоцируют эскалацию гражданского противостояния, рост радикальных и даже экстремистских настроений, ведут к политической и социальной нестабильности в России, порочат имидж страны за рубежом. В связи с вышеизложенным Государственная Дума ФС РФ обращается к Генеральной Прокуратуре РФ с требованием осуществить проверку всех выявленных фактов нарушения прав граждан со стороны полиции и принять предусмотренные законом меры прокурорского реагирования. Одновременно Государственная Дума ФС РФ призывает Верховный суд РФ дать оценку сложившейся порочной судебной практике, которая ведет к фактической политизации административного кодекса России. Государственная Дума также обращается к гражданам России с призывом проведения всех массовых мероприятий в рамках правового поля, а также призывает сотрудников правоохранительных органов не поддаваться на провокации и действовать строго в соответствии с действующим законодательством. Только четкое соблюдение Конституции и законов России способно обеспечить процветание страны, гражданский мир и стабильность в обществе. В России начнется социальный протест против путинизма Майский протест в Москве стал левым. Следующая его стадия -- выдвижение социально-экономических лозунгов. Как фиксируют социологи, именно этого ждёт от оппозиции простой народ: хлеба и заставить власти уважать себя. 11 мая 2012 г. Павел Пряников http://www.inright.ru/articles/politics/20120511/id786/ Как только у протестной акции 6 мая не стало руководителей из либералов и русских националистов, она сразу же заявила о себе в полную силу. Разгон мирной манифестации прошёл с кровью и болью, но через всё это стоило инициироваться, чтобы оппозиции понять несколько простых вещей. Первая: милиция, ОМОН и прочие силовики никогда не были и не будут с народом. Вторая: либерализм и национализм были, есть (и будут) в России маргинальными политическими силами, не способными увлечь народ на настоящий протест. В общем, вторую вещь уже давно зафиксировали социологи, говоря о том, что страна -- в большинстве своём левая. Мы уже писали на эту тему (можно посмотреть по тегу "Как устроена Россия"), но кратко повторимся: приверженцев либерализма в России не более 5-7%, национализма -- не более 10-12%, тогда как сторонников левых идей -- 50-53%. И действительно, глупо было так долго держать в своих рядах политических аутсайдеров. 6 мая передовой отряд протеста состоял из крайне левых представителей: анархистов, антифа, троцкистов, евросоциалистов и т.д. И их главное отличие от либералов и националистов (а отсюда и радикальность действий) -- отсутствие у них желания встроиться во власть, "самими собой её улучшить". Характерный пример такого самоулучшателя -- паж при Черномырдине, прародитель партии власти и всего самого мерзкого, что сейчас есть в социально-политической России -- Владимир Рыжков. Как только Кремль зарегистрировал ему карликовую "Республиканскую партию" (да, названа в честь гигантской партии в США, но символом Рыжкову надо брать Моську, а не слона), так черномырдинец сразу слился из протеста, сказавшись больным. Примерно такие же болезни произошли ещё с десятком недавних пылких ораторов на площадях Болотной и Сахарова: у одних ёлки, у других поместье во Франции не на кого оставить. Потеряв своих вождей, либеральные хипстеры, блогеры, журналисты и пр. "креативный класс" тут же скатились в перинатал. Теперь их "протест" состоит в блуждании по бульварам и разбитии табора на Чистопрудном, рядом с памятником казахскому краснобаю Абаю Кунанбаеву. В таборе спят на земле, играют на гитарах и едят печеньки. Зимой, видимо, придётся откочёвывать на юг. Но произнеся "А", левому протесту придётся идти дальше, буква за буквой, чтобы разбудить простой народ, в первую очередь бедняков (коих в стране -- минимум 59%). А чтобы поработать будильником, надо знать хотя бы в общих чертах, какие перемен ждут люди. Для этого снова воспользуемся масштабным исследованием, проведённым Институтом социологии РАН. Его результаты описаны в книге "Российского общество как оно есть". Для начала следует уяснить, что россиянин доверяет только себе и своим близким. Более того, он -- высшей марки индивидуалист. Так, на вопрос "Чьими интересами будут руководствоваться россияне в серьёзных для них вопросах", ответы распределились следующим образом: в интересах государства -- 10%, коллектива -- 10%, своей семьи -- 60%, самого себя -- 20%. Отсюда -- требования оппозиции к власти должны быть до предела меркантильными. Никаких эфемерных, не осязаемых кошельком и кастрюлей лозунгов: про кровавую НАТО, возрождение промышленности, 31-ю статью Конституции, гей-браки. Ведь если вспомнить Ленина и РСДРП в 1917-м, то их программа была предельно меркантильна: земля -- крестьянам, фабрики -- рабочим, солдатам -- дорога домой. Зато у 53% россиян есть запрос на социальное обновление России. "В этих условиях задачей первостепенной важности становится развитие разнообразных форм интеграции, самозащиты. Первое, что необходимо, -- это создание новых профсоюзов", -- пишут социологи РАН. Придётся распроститься и с мифом, что авангардом протеста является молодёжь. Социологи зафиксировали на вопрос "Формы возможной реакции представителей различных поколений на ухудшение социально-экономических условий жизни" такие ответы: Вступлю в политическую партию -- старшее поколение 1%, молодёжь 2%; Приму участие в акциях протеста -- старшее поколение 17%, молодёжь 11%; Возьмусь за оружие -- по 4% в каждой группе; приму решение о выезде из России -- старшее поколение 8%, молодёжь 11%. Главная же проблема России сегодня -- это вопиющая дифференциация доходов. Её отмечают 86%(!) людей (считают, что такой она и должна быть -- только 6%). Вот на что должен быть направлен протест, и его главным лозунгом должно стать обращение к богачам "Делиться надо!" Введение повышенного налога на сверхдоходы, дорогую недвижимость и прочее статусное потребление. Второй важный запрос народа -- "Нынешняя система распределения собственности несправедлива" -- с этим согласны 74%. Формы борьбы с этой несправедливостью могут быть различными. Участие людей в управлении предприятий (через наделение их акциями, общее принятие решений). Переход предприятий-банкротов в руки трудового коллектива. "Думается, выходом из этого состояния могло бы стать развитие системы социального партнёрства, механизмов корпоративной социальной ответственности", -- пишут социологи. Своеобразны у большинства россиян и представления о демократии. Руководитель масштабного исследования Михаил Горшков так их резюмирует: "Для россиян демократия стоит на трёх китах. Первый кит -- демократично то, что служит повышению уровню жизни населения. Второй кит -- социальная справедливость. Арестовали всех участников драки и убийства болельщика -- есть демократия в стране. Оставили одного, а четверых отпустили -- нет демократии в стране. И третий кит, самый важный -- россияне называют демократичным только то, что может обеспечить в обществе социальный порядок. Если в результате "обеспечения прав и свобод" в обществе начинаются неуправляемые процессы, всплески бандитизма -- такая демократия им ни к чему". Все эти факторы просто обязаны учитывать активисты нынешнего, обновлённого протеста. По сути, Россия осталась такой же архаичной, патерналистской страной, с какой и была в роковом 1917-м. И победили тогда те, кто услышал требования народа, а не экзальтированной публики из столичных салонов. Сбывается мечта идиотов. Путин ведет к власти левых boris bogdasarov перепечатал из www.grani.ru сегодня в 11:18 14 оценок, 108 просмотров Обсудить (19) Чья инаугурация состоялась в Москве Вы скажете, Путина Ну, это ненадолго. Идет XXI век, век модернизаций, инноваций, Интернета и интеллекта. И если в 1917 году Николай II и его присные лишились власти по собственной глупости, то что же будет с Путиным и его хунтой век спустя У нас наметился интересный вариант с тремя головами Змея Горыныча, почище, чем у Шукшина. Там была одна самая глупая голова, изрекавшая что-то вроде "лангет", "антрекот", "бифштекс". Без всякой дипломатии, сразу за тарелку. Две другие головы были поумней. А у нас Лука в Беларуси за аплодисменты сажает, Янукович прет на рожон, издеваясь над бедной Юлией Тимошенко, хотя Евросоюз уже гонит его взашей и готов порвать все связи, ну а Путин, сами знаете, запрещает по улицам гулять. Прямо по Петеру Вайсу, по "Господину Мокинпотту": "Вы здесь гуляете и, значит, что-нибудь замышляете". Хватают тех, кто с белыми ленточками, а если не с ленточками, то с бородой. А если нет ни того, ни другого, то достаточно фоторобота. Если Навальный или Удальцов вышли на улицу, их хватают просто за фамилию. Если Лимонов выходит из дома, то это расценивают как экстремизм. Теперь я точно знаю, что эта власть падет. При такой-то трусости! Какие кровавые мальчики снятся Путину (может, горящие чеченские дети и обуглившиеся трупы школьников Беслана), но какая-то шапка на нем явно горит, если он в день своей коронации зачищает от народа Москву. Как полагается здесь поступать Выкатить бочку вина народу, раздать пряники и платки, создать массовку: "Летучие мыши на крыше платочками машут и пляшут". А здесь не инаугурация, а второе нашествие марсиан. Я всегда подозревала, что омоновцы не люди. Не если это роботы, то кто заложил в них такую глупую программу Во Франции Олланд и Саркози (Олланд, кстати, - это очень большое несчастье) милуются на площади, вокруг сотни тысяч французов кричат "ура!", а здесь у нас тактика выжженной земли. "Государство - это я" в чистом виде. Это была мечта идиотов: рокировочка, тандем, власть в защечном мешке, как краденое зерно. И что теперь Как сохранить Гоняться за каждым прохожим с оппозиционным выражением лица Выгонять посетителей из кафе и ресторанов и сажать туда ОМОН Это была инаугурация не Путина, а Навального. Еще пара арестов, и Путин сделает из него президента, из Лимонова - дуче, из Удальцова - председателя Совета Народных Комиссаров. Только-только правая интеллигенция типа Бориса Акунина, Ксении Собчак и Леонида Парфенова стала отклеиваться от красно-коричневых товарищей по цеху, а Саша Подрабинек призвал не сотрудничать с "не нашими" - как Путин снова всех склеил и стал создавать Новое Братство Кольца. Я просто физически ощущаю, как трясущиеся от страха загребущие чекистские руки заталкивают меня в одну колонну с Навальным и Удальцовым. Потому что по делу "6 мая" и дальнейших властных глупостей мне хочется не с Навальным спорить (с ним я согласна на все 100%), а с Ольгой Крыштановской, его беззубым и беспомощным оппонентом. Я бы даже сказала резче великодушного Навального, согласного оставить единоросов в Думе с 35%: "Нет, миленькие мои. Ваша партия будет объявлена преступной и запрещена, как все компартии и нацистские организации, как когда-то НСДАП, потому что ваши проценты заработаны преступным образом, и если вы где и будете сидеть, то на скамье подсудимых, куда вы посадили Ходорковского, Козлова, Магнитского, Алексаняна, Лебедева, Бахмину. Далее смотрите тот список политзаключенных, который у Льва Пономарева и который Медведев после фамилии Мохнаткина читать не стал". В ночь на 7 мая мне приснился вещий сон: по моей улице идет колонна овчарок, идет сама по себе, и все овчарки в омоновских шлемах. И у каждого подъезда садится одна собака. У моего подъезда сидит собака, чтобы я не могла выйти из дома! Так мы и будем теперь жить Путин ведет к власти левых так точно и эффективно, как будто он на зарплате у Коминтерна. Где здесь Левый фронт, где Правый Кто увешал всю Москву красными флагами с серпами и молотками Ведь не Удальцов же, у него таких возможностей еще нет. Значит, Путин и Собянин. Николай II наделал много ошибок, но красных флагов на домах не вешал и газету "Правда" у него не воспевали, как это сделал путинское НТВ. В сохранении этой власти хотя бы на один лишний день никто из правых не заинтересован, и когда левые, с которыми Путин заигрывает, действительно, а не для протокола начнут штурмовать Кремль, Белый дом, Думу (что у них там положено штурмовать), пусть власть нас не зовет на помощь. Мы пришли к Ельцину и Гайдару, но к Путину, Суркову и Володину не пойдем, даже когда погаснут телеэкраны, когда новый Макашов будет брать мэрию. Страна по воле Путина въезжает в гражданскую войну. В сторонников власти действительно будут кидать дохлыми кошками. В ответ на беспредел будет беспредел. И Михаилу Прохорову, который приветствовал инаугурацию Путина, придется бежать из страны, оставив капитал Удальцову, как многим (кто успел убежать) в 1917 году. Поостерегитесь, господа прихлебатели. Эта власть проклята и обречена, и после ее падения разбираться с вами будут не "Эхо Москвы", не добрый Ельцин, не великодушные "ДемРоссия" и "ДемСоюз". С вами будут разбираться идущие к власти красно-коричневые. А как они разбираются, вы помните Читайте "Архипелаг ГУЛАГ". А на омоновцев, когда выходят миллионы, рассчитывать не приходится. Кто стал защищать Крючкова, Николая II, Людовика XVI, Карла I, Милошевича, Каддафи, Чаушеску Правда, стране легче не станет. Власть упадет налево, и не раскаявшаяся в своей советскости и ничему не научившаяся страна получит еще один урок из рук красных учителей. Я знаю, что либералам тоже не жить, что у моего подъезда вместо путинской овчарки окажутся комиссар в кожаной куртке и красноармеец в пыльном шлеме. Но я все-таки надеюсь, что Дмитрий Быков успеет добраться до своего парижского такси (а может, и получше что найдется, Париж благосклонен к хорошим поэтам), а Владимир Владимирович, наоборот, не успеет на свой самолет и никакого бара "У Вована" у него в Париже не будет. Пусть заплатит сполна за все, что случилось и еще случится по его милости с моей страной. Валерия Новодворская http://www.grani.ru/opinion/novodvorskaya/m.197671.html Интереснейшее интервью с Иваном Ростовцевым: - Иван, с 4 марта прошло уже полтора месяца. Вряд ли кто-то питает иллюзии, что в данный момент можно что-то изменить или отменить результаты выборов. Почему же мы продолжаем говорить о том, как проходили выборы президента - На самом деле, это были не выборы, а Юрьев день. А решили мы вновь поднять эту тему потому, что большинство граждан так и не поняли смысл игры, суть того спектакля, который был перед ними разыгран за эти полгода. Цель этого спектакля была привести к власти Путина и не дать Зюганову стать президентом. Для этого кремлем организовывались митинги - с обеих сторон. Для этого выдумали оранжевую угрозу и сделали Путина гарантом стабильности, как в свое время Ельцина в 96-м. И многие до сих пор верят и тиражируют ложь Кургиняна об оранжистах, о том, что Зюганов слил протест и слился с либералами, и оставил лево-патриотический фланг. А вы считаете, что никакого оранжизма, вмешательства Госдепа не было - Было. Но на этих выборах кандидатом от Госдепа был Путин. И это подтвердили итоги выборов. 5 марта США признали Путина избранным президентом, а уже через несколько дней мы узнаем о базе НАТО в Ульяновске, о том, что Дальний Восток хотят сдать в аренду другим странам, о том, что 4 Курильских острова хотят отдать Японии и т.д. Что - это все за несколько дней произошло Нет. Значит, переговоры шли задолго до выборов и США было выгодно, чтобы Путин стал президентом и не стал президентом Зюганов, который бы этого не допустил. Т.е. Путин был кандидатом от Госдепа и от олигархов. Им было нужно сохранить власть и собственность, а Зюганов, кстати, единственный, предлагал национализацию, прогрессивный налог, закрытие оффшоров и пересмотр итогов приватизации. Разумеется, олигархам нужно было сохранить статус кво, т.е сохранить Путина у власти. - А некоторые утверждали, что был раскол в Кремле и среди олигархов, и они хотели сместить Путина. - Я уверен, что никакого раскола в Кремле не было. Если бы хотели сместить Путина - давно бы сместили. У Медведева были для этого все рычаги последние 4 года. Но зачем смещать того, кто и так на тебя работает При Путине количество олигархов увеличилось в десятки раз. У нас из 10 тысяч сырьевых предприятий лишь 400 хоть как-то связаны с государством. У нас с 1 рубля за нефть лишь 7 копеек идет в бюджет (В первые годы власти Николая 2-го иностранный капитал имел (или контролировал, что почти одно и то же) богатства Империи в размере 20-30%, то к 1913 году уже 60-70%, а к сентябрю 1917 года - 90-95%... "Ленский РАССТРЕЛ 17.04.1912г.,..Когда следующий" " - Е.Б.) Зачем им смещать Путина Даже Прохоров на этих выборах не только не критиковал Путина, но даже и не отрицал, что у него с Путиным один штаб. Он-то был явно подставным лицом, как и Миронов, и был введен лишь для того, чтобы отобрать у Зюганова протестный электорат. Однако, я уверен, с недавнего времени в России идет скрытая война между двумя олигархическими группировками. Первая группировка - кремлевская, путинская. Вторую мы условно назовем группировкой Навального. За обеими группировками стоят интересы олигархов. Эта ситуация была неизбежна. Во время правления Путина количество олигархов увеличилось в десятки раз. А капитал должен всегда находиться в обороте, расширяться, и он расширялся до того момента, пока не уперся в тот барьер, который установил Путин. Путин поделил всю сырьевую базу и крупную промышленность между 15-ти семьями. Состояние его клана оценивается в 140 млрд. долларов. Естественно, олигархи нулевых захотели урвать кусок пирога, а то и вовсе захватить его. Т.е. в России идет банальный передел собственности и попытка рейдерского захвата власти. Однако на этих выборах Путин обыграл вторую группировку, вовремя исключив из протеста Навального, Яшина и прочих и заменив их на подконтрольных Немцова, Рыжкова и Касьянова. - Вот вы сказали о том. что перед избирателями был разыгран спектакль. Что вы имели в виду - Я имел в виду, что и митинги на Болотной и Сахарова, якобы против Путина, и митинги на Поклонной и в Лужниках за Путина - организовывались одними и теми же людьми, штабом Путина, и были направлены на то, чтобы сделать Путина президентом. Ведь если бы этих митингов не было, то, я уверен, был бы второй тур. - Т.е. митинги против Путина были выгодны Путину - Безусловно. Более того, спектакль начался еще до митингов. Все мы знаем, что сайт "Белая лента" был зарегистрирован за полтора месяца до выборов в Госдуму. Также, по сообщениям источников из Кремля, и либеральная реформа, которая сегодня проводится - т.е. возвращение выборов губернаторов, упрощение регистрации партий - эта реформа также была подготовлена еще до выборов в Госдуму. Это значит, что два важнейших события политической жизни последних лет - митинги и реформа - никак не были связаны ни с выборами, ни с фальсификациями, и готовились параллельно, если не сказать - вместе. А стартовым ключом стали именно фальсификации, которые делались нагло и открыто, чтобы люди вышли на улицу. В итоге на митингах протеста они выпустили пар, им надоело бесцельно митинговать, а большинство населения напугали оранжевой угрозой. - А с чего вы взяли, что протестные митинги вообще организовывались властью Некоторые считают, что они организовывались оранжистами. - Никакой оранжевой угрозы вообще не было. Мы уже сказали, что кандидатом от госдепа был Путин. Если бы США хотели бы организовать оранжевый сценарий, то во-первых, они бы не стали тянуть до выборов президента, а сделали бы это уже в декабре, когда протест был самый сильный. А во-вторых, тогда бы в марте этот оранжевый сценарий был организован и ничто бы их не остановило, даже какие-то охранительные митинги Кургиняна. Но ничего не произошло. Кто-то говорит, что власть предотвратила первый шаг - установку палаток Удальцовым, и поэтому оранжевая угроза исчезла. Но опять же - разгон недовольных должен был наоборот подстегнуть оранжевую волну протеста, но этого не произошло. Более того, и Рыжков, и Касьянов, и все остальные либералы открестились от Удальцова и от того, что произошло у фонтана. Они-то выборы признали. Они получили то, что им обещали - вернулись к кормушке. Рыжков зарегистрировал партию. Касьянов предложил Прохорову создать правую супер-партию. И все остались довольны. Не признали выборы только Зюганов и Удальцов. - Все-таки вернемся к митингам на Болотной и Сахарова. На чьи же деньги они организовывались, если не на деньги Госдепа - Я уверен, что эти митинги были организованы на деньги Прохорова при поддержке Кремля и были направлены на его раскрутку. Доказательств этому очень много. Ну во-первых, уже с самого начала митинги протеста получают очень большой информационный ресурс. Якобы оппозиционеров - т.е. либералов - показывают по всем каналам. В деталях описывается, как сидит Навальный, как проходят митинги, какие были фальсификации. Снимаются очень профессиональные ролики в интернете, похожие на нашистские. К процессу раскрутки привлекается большое количество звезд - чуть ли не столько же, сколько агитировало за Путина. И при случае их можно было бы поменять местами. Более того, сама власть помогала в раскрутке митингов. 5 или 6 декабря сажают Навального - 10 декабря на Болотную выходят десятки тысяч. 15 декабря Путин называет людей бандерлогами - через несколько дней на проспект Сахарова выходят еще больше людей. Затем эта история с прослушкой телефонов, с нерегистрацией Явлинского и пр. Т.е. была организована очень мощная пиар-компания по раскрутке митингов, причем на центральных каналах. Ну вы думаете, что редактора каналов, которые ходят на летучки к Суркову, стали бы без его согласия что-то такое показывать, тем более в положительном свете Нет. Все это шло с согласия сверху, с согласия Путина. - А Прохоров - А он это дело спонсировал. Судите сами. Во-первых, он был на всех митингах, правда, был, так сказать, среди народа. А уже 5 марта вместе с Рыжковым и Касьяновым, после того, как они все вместе признали Путина президентом, Прохоров выступал на митинге, организованном теми же либералами. Более того, Касьянов предлагает создать совместную партию. Во-вторых, многие из тех, кто выступал на этих митингах, потом агитировали за Прохорова - тот же Быков, проект Гражданин поэт и другие. В-третьих, мы помним прослушку разговоров Немцова, когда он говорит "Ну ты же знаешь, на чьи деньги это организовано" - а через несколько дней Немцов и вся либеральная братия идет на банкет к Прохорову со значками "Миша - наш президент". Т.е. связь между организаторами митинга - либералами - и Прохоровым - очевидна. А у Прохорова, повторяю, был один штаб с Путиным - он этого не отрицал. Стало быть, митинги на Болотной и Сахарова организовывались по сути самим Путиным. А чтобы протестный электорат достался именно Прохорову, а не Зюганову, коммунистов оттуда очень нагло и недвузначно отстранили. - А зачем вообще коммунисты пошли на Болотную Сегодня это одна из главных претензий, которую предъявляют КПРФ и Зюганову. Почему, допустим, не организовывались свои митинги - Свои митинги коммунисты организовывали. Был митинг 18 декабря на Манежной, затем был митинг 21 января. Эти партийные митинги собрали от 5 до 10 тысяч человек. На митинги любой партии, даже "Единой России", больше людей не приходит, я имею в виду добровольно. Мы также должны понимать, что электорат КПРФ - протестный. Те, кому нравится власть и Путин, за Зюганова голосовать не будут. И поэтому не прийти на Болотную было бы не просто глупо. Это было бы преступлением, т.к. на Болотной были представители всех партий и кандидатов, даже представители Путина. Это не был митинг за какую-то партию и с чьей-то гегемонией. Выступали разные силы. Выступал и представитель от КПРФ - Андрей Клычков, руководитель фракции КПРФ в Мосгордуме. Т.е. коммунисты попытались навязать свою политическую повестку дня и склонить митингующих в свою сторону. Отчасти это удалось. И тогда кто-то либералам подсказал, что коммунисты больше выступать не должны, т.к. Зюганов стал бы набирать очки. И коммунистов отодвинули. После этого стало окончательно ясно, кто и зачем организует митинги. Т.е. никакого взаимодействия с либералами ни в декабре, ни после не было. Никакого. - А как же Удальцов Он же выступал на этих митингах, говорят, что он даже был "любимчиком Зюганова" и именно через него либералы влияли на Зюганова - Я думаю, если бы либералы хотели привести к власти Зюганова, они бы за него агитировали, но этого не было. Что же делал Зюганов на выборах Во-первых, он представлял свою программу, защищал ее на дебатах и доносил через СМИ всеми способами. И ему удалось навязать свою повестку дня. Программу Зюганова обсуждали все кандидаты - и национализацию, и прогрессивный налог, и пересмотр залоговых аукционов, и союзное государство. Даже Путин был вынужден на нее реагировать через статьи. Поэтому вопросы Кургиняна - где был Зюганов - просто смешны.Во-вторых, в противовес либералам и в противовес кремлю Зюганов собрал третью силу - лево-патриотическую коалицию, в которую вошли более 100 организаций, а также известные деятели культуры, искусства, спорта - Алферов, Смолин, космонавт Савицкая, Николай Губенко, Болдырев, Веллер и другие. Этот лево-патриотический фланг начал создаваться еще до выборов в Думу. И все, кто действительно желали победы Зюганова, могли туда войти. Во второй половине января в эту коалицию вошел "Левый фронт", а в конце января Удальцов стал доверенным лицом Зюганова. Удальцов также борется за красный проект, и у него очень близкие взгляды с КПРФ, разве что методы различаются. Но на выборах у Удальцова, я думаю, была важная роль. Т.к. коммунистов с митингов отодвинули, то Удальцов, которого как медийную фигуру отодвинуть не могли, должен был часть оппозиционного электората перетянуть на сторону Зюганова, а не отдавать весь протест либералам и Прохорову. И в тех условиях, в которых оказались коммунисты, решение было неплохое. Что же касается предложения Удальцова Медведеву отложить выборы, то во-первых, оно все-таки, надо признать, было не лишено смысла, потому что не может быть честных выборах в условиях, когда вся государственная власть и вся машина пропаганды работает на одного кандидата, и когда этот кандидат занимает 70 % эфира. А во-вторых, это предложение было банальной провокацией, и это поняли все и сам Удальцов это признал. И поэтому никто это предложение даже всерьез не воспринял, кроме Кургиняна, который раздул из этой мухи слона. - А какую роль в этом спектакле сыграл Кургинян - У Кургиняна была особая роль. Мы знаем, что последние полтора года он активно раскручивался по центральным каналам, где выступал в защиту советских ценностей против заведомо слабых и ненавистных народу соперников. И мы все его тогда поддерживали. Более того - поддерживали и проекты "Сути времени" - и опросы по десталинизации, и фотовыставку "20 лет без СССР", и сегодня готовы поддерживать, потому что ребята из "Сути времени" - это наши товарищи. мы боремся за одно и то же - за социализм. Однако что произошло на выборах По логике Кургинян должен был присоединиться к лево-патриотической коалиции, которую сформировал Зюганов, и выступить и против либералов, и против режима, как он того и хотел. Либо он мог бы заключить соглашение с КПРФ, стать доверенным лицом Зюганова, прийти на митинг КПРФ, или организовать общую пресс-конференцию - возможных форм было много. Если Кургиняну так не нравился Удальцов, то это можно было сделать до Удальцова, до конца января, когда об Удальцове и речь не шла. Но ничего этого сделано не было. Вместо этого начинается каждодневная травля и выливание грязи на КПРФ и Зюганова, т.е. Кургинян, допустим, 2 часа льет грязь, а потом говорит, что при таком-то условии я, возможно, проголосую за Зюганова, а может и нет. И это он называет поддержкой Зюганова. Он начинает тиражировать ложь о какой-то связи Зюганова и либералов, хотя, как мы уже убедились, никакой связи и не было. Он говорит о том, что Зюганов не любит народ и ненавидит коммунизм, а Путин - любит. Он говорит о том, что Зюганов оставил лево-патриотический фланг и слился с либералами. При этом нет ни доказательств, ничего. Но дальше происходят еще более интересные вещи. (ведёт себя,как форменный ЖИД - Е.Б.) - Митинг на Поклонной - Не только, но этот митинг был ключевым. Если бы его не было, то возможно, Путин бы не победил в первом туре. Как мы видим, Кургинян не присоединился к лево-патриотическому флангу, третьей силе. Что же он сделал вместо этого Он стал раздувать оранжевую и антиоранжевую истерию и кричать на всех углах об оранжевой угрозе, которой на самом деле не было. Либо он этого не понимал, и тогда он хреновый политолог, либо он сознательно вводил людей в заблуждение и поучаствовал в спектакле, организованном Путиным. К февралю протестные митинги уже ослабли. Либералы умело дискредитировали весь протест, и людям просто надоело слушать одно и то же и видеть одни и те же поганые лица. И тут вылезает Кургинян и говорит простым людям с Болотной и Сахарова - вы все оранжисты, вам всем надо дать отлуп, вы хотите развалить страну, нам нужна антиоранжевая коалиция!!! И он созывает эту так называемую антиоранжевую коалицию, зовет туда кремлевских политологов - Леонтьева, Старикова, Шевченко, которые все выступали и за Едро, и за Путина, а также доверенных лиц Путина - Нарочницкую, Тарасову и прочих. И 4 февраля проходит митинг на Поклонной. - Он тоже был организован штабом Путина - То, что он был организован Путиным и за Путина - сомнения нет, что бы там ни говорили. Это очевидно по нескольким причинам. Во-первых, туда свозились и направлялись люди именно за Путина, с плакатами за Путина и лозунгами за Путина. Во-вторых, там выступали и агитировали за Путина. В-третьих, 4 февраля и чуть позже точно такие же митинги - "За стабильное развитие, против оранжевых революций" - проходили в регионах, и организовывались они местными штабами Путина, и выступали там доверенные лица Путина и единороссы. Неужели это было сделано беспорядочно и не готовилось Вообще-то о митинге за 9 дней уведомляют. То есть это было сделано системно и координировалось из одного центра - штаба Путина. И в-третьих, вся эта агиткампания за Путина, под прикрытием "против оранжистов", завершается в Лужниках, где Путин произносит те же самые речи - нам не нужны оранжевые революции, нам нужно стабильное развитие. То есть линия связи шита белыми нитками. Митинг на Поклонной действительно организовывался штабом Путина и был за Путина. И Зюганов туда никак не мог прийти. А дальше происходят еще более интересные вещи. Дальше Кургинян и либералы, т.е. поклонники и болотники, начинают действовать очень синхронно. Либералы идут к Макфолу - Кургинян кричит: они пошли к Макфолу, они оранжисты! Кто-то на митинге кричит: я хочу оранжевой революции - Кургинян снова кричит: они оранжисты!!! Кургинян говорит о снайперах, о боевиках, которые уже в Москве и 5 марта начнут боевые действия - и тут же об этом говорит Немцов. Но самое интересное происходит на программе Гордона. Представителя от КПРФ - Афонина - туда не пустили, и при этом смаковали, что от КПРФ никого не было. Так вот на этой передаче оформилась прямая связь между Болотной и Поклонной и между ними и Путиным. Кургинян поддержал соглашение с Шойгу, т.е. Путиным, и оранжистами, т.е. болотниками, которые ему так ненавистны - той же Собчак. Парфеновым, Канделаки, Акуниным, т.е. теми, кто выступал на Болотной и Сахарова. - Но это соглашение было за честные выборы - Да, но важен сам факт. Т.е. на соглашение с коммунистами и Зюгановым Кургинян не пошел из-за каких-то претензий, а на соглашение с так ненавистными ему оранжистами-либералами, с которыми он так рьяно боролся, и с Путиным, он пошел. И что это за соглашение За честные выборы!!! Т.е. он о честных выборах договорился с теми, кто заранее назвал выборы нечестными и с главным фальсификатором выборов. Это цирк. Но для чего это было сделано, да еще и в прямом эфире Для того, чтобы оправдать все фальсификации 4 марта, которых было немало. Счет шел на миллионы голосов. В вымирающей стране вдруг на 2 миллиона повысилось количество избирателей, полтора миллиона проголосовало по открепительным, а некоторые по ним голосовали по 15 раз. 6 миллионов проголосовали на дому, еще 4 миллиона принесли армия, силовики и чиновники. 7 миллионов принес Кавказ, Мордовия и Казань, где результат был 98 %. И вот таким образом Путин и набрал 64 %. И эти сфальсифицированные результаты поддержали все - и либералы, и путинисты, и Кургинян. Не признали выборы только Зюганов и Удальцов, но от Удальцова либералы сразу же открестились, а от Зюганова открестились подставные кандидаты Миронов, Жириновский и Прохоров. И мы получили то, что получили - ВТО, базу НАТО, ПРО у самых границ, раздачу земель. - Таким образом, игра шла в двух направлениях - Она шла постепенно. Правой ногой Путина на выборах были Жириновский, Прохоров и либералы-болотники, а левой ногой - Миронов, Кургинян и, так вышло, "Суть времени" и другие поклонники. И туда, и туда коммунистам путь был заказан. Зюганов сформировал лево-патриотический фланг, но его сил не хватило, чтобы обыграть огромную машину режима. Сначала эта машина организовала протестные митинги на деньги Прохорова, дала выпустить пар, а затем руками Кургиняна напугала большинство граждан несуществующей оранжевой угрозой, сделала Путина гарантом стабильности, а Зюганова - главным оранжистом. Хотя Зюганов не был ни на одном либеральном митинге и не заключал никаких соглашений с либералами,а тот же Калашников был на Болотной и Сахарова, Кургинян был на Поклонной, заключил соглашение с либералами, и вместе они стояли 23 числа на ВДНХ и никто друг друга оранжистами не называл. Поэтому, я надеюсь, те, кто прочитал это интервью, сумеют донести эту позицию до своих товарищей, и оказать информационное противодействие той лжи, которая льется сегодня со всех сторон. А что будет, когда Россия протрезвеет В мире насекомых есть жук,паразитирующий на муравейниках,жук-ломехуза . Он выделяет особые вещества, действующие на муравьёв одуряюще, и беспрепятственно творит, что хочет, пока те пьяны. Под выделениями я не имею в виду слюну Кургиняна или слезу Путина, - это частные случаи. Для "уважаемых россиян" в качестве одуряющего вещества был использован миф об оранжевой угрозе. Была ли она Конечно же, в России есть силы связанные напрямую или косвенно с западными спецслужбами. Конечно же, в России остались безумцы, всерьёз повторяющие заклинания времён перестройки о "либеральных ценностях", "невидимой руке рынка", "священной демократии" и далее по тексту. Но эти люди в реалиях сегодняшней России не играют практически никакой роли. Роли, расписанные кремлёвскими сценаристами, играли на этих выборах совсем другие люди. В предвыборную страду "каждый мотыжил свой участок как святой Франциск", выражаясь словами Путина. Все зимние месяцы одни изображали оранжевую угрозу, вторые "срывали с них покровы", а сам Путин спокойно дожидался, пока победа упадёт ему в руки. На выборах 2000, 2004 и 2008 года лейтмотивом пропаганды было преодоление "лихих 90-х" и спасение страны от развала. В 2012 главным мифом стала оранжевая угроза. Создавали её тесно сросшиеся с путинским режимом верные ельцинские холуи, ныне либо живущие на почётную пенсию, либо и вовсе питающиеся крохами с путинских столов. Удивительно ли, что "оранжевые внесисистемщики" первыми побежали к Путину просить у него разрешения на революцию против него же, и соглашались кричать "Россия без Путина", на том месте, где укажет сам Путин Отрезвление То ли из-за того, что это невозможно в принципе, то ли слишком сильно наследие "тоталитарного прошлого", но народ России, несмотря на все усилия фурсенок, швыдких и всевозможных "юмористических шоу" на ТВ, всё же пока ещё не деградировал до уровня насекомых. А потому скоро оранжевый хмель, напущенный кремлёвскими жуками-ломехузами, выветрится. И Россия ещё схватится за разболевшуюся с оранжевого бодуна голову. Это произойдёт скоро, ведь "новый-старый" президент не собирается расставаться с прежней командой, и ограничится разве лишь косметическими перестановками. Никуда не денется предательский внешнеполитический курс, рогозинские словеса не материализуются в танковые дивизии, самолёты и подводные лодки, не обратятся вспять "реформы" образования и здравоохранения, не произойдёт национализации минерально-сырьевой базы, Россия вступит в ВТО, что приведёт к гибели остатков отечественного производства. А значит, будет расти инфляция, повышаться тарифы ЖКХ, всё чаще рваться плотины и падать самолёты. И недовольство людей будет нарастать. (самолёт УЖЕ упал - суперджет 100 - Е.Б.) А легитимны ли выборы Конечно же, нет. И это парадоксальным образом устраивает сегодня большинство населения. Сейчас они, запуганные "оранжевой чумой" до колик, готовы на многое закрыть глаза. Дескать, победили оранжизм, и слава богу. Но пройдёт всего несколько месяцев, и начнёт повторяться "чудо" 96-го года, когда уже к зиме рейтинг Ельцина упал до уровня статистической погрешности. Путину припомнят всё. И отказ уйти в отпуск с поста-премьера, и присутствие на ТВ в разы большее, чем все остальные кандидаты вместе взятые, и отказ от участия в дебатах, и массовые нарушения (а они были, насколько они повлияли на результат голосования, - это другой вопрос), и закрытые временные участки, и нашистов-карусельщиков, и гастарбайтеров... А главное - припомнят ему, как он со своими подручными кургинянами-прохановыми-шевченко и пр. кремлёвскими соловьями нагло обманул свой народ, создавая миф об оранжевой угрозе и нагнетая три месяца антиоранжевую истерию. И уже очень скоро вслед за Думой и президент окажется нелегитимным в глазах огромной части населения. При этом раскладе нельзя быть уверенным, что Россия доживёт до следующих выборов. Что ждёт впереди "Заявляю господину В.Чурову, В.Путину и Д.Медведеву, что вслед за нелегитимной Государственной думой, если будет такая же исполнительная власть, никто страну не удержит. Невозможно управлять страной, где власти не доверяют 3/4 населения", - сказал перед выборами лидер нашей партии. Антиоранжевые соловьи попытались трактовать его слова как угрозу. Это была не угроза, это было горькое пророчество. Запомним его хорошенько. В тот момент, когда оно сбудется, всем нам очень важно будет помнить, кто зимой 2012 года врал и нагнетал истерию ради своих шкурных интересов, кто рвал страну на части, кто играл роль "оранжевых", подыгрывая Кремлю, а кто говорил правду. Гуляющие "ОккупайАбай", чей лагерь на Чистых прудах попросили очистить в среду утром, переместились в сквер у высотки около метро "Баррикадная". Туда же прибыл полицейский автобус. Правоохранители пока "просто смотрят", твиттерят активисты. По сообщениям твиттеров, в сквере на Баррикадной уже человек 20 плюс 40 журналистов. Люди подтягиваются. Журналисты тоже. Особенно западные. Как майские жуки слетаются. "Приезжайте, тут неплохо. Фонтан вот только что включился". Оказывается, это власти Москвы специально фонтан включили. Нет, не для красоты. А для того, чтобы те, которые с чистых, ванну приняли... А может, для красоты все же Ведь сегодня весь мир будет видеть Россию с фонтаном на Баррикадной А как будут склонять саму Баррикадную

proza_ru/texts/2012/05/20120513311.txt

Поставили перед магазином человека, чтобы за порядком следил. -- Мужчина! Мужчина! Уберите машину! Здесь парковка только для клиентов магазина "Вега"! Что Какой вы наш клиент на своих жигулях! -- Мальчик! Слышал, что дяде сказали! Тебя это тоже касается! Катись на своем самокате отсюда! Стоянка только для клиентов! -- Девушка! Куда вы коляску поставили! Ну русским же языком вон там написано и я говорю: стоянка только для клиентов магазина "Вега"! Что вам непонятно! Вон туда идите, там перепеленаете! Тут перепеленовывать можно только клиентам магазина "Вега"! -- Женщина! Немедленно уведите собаку! Выгуливать здесь собак могут только клиенты магазина "Вега"! -- Дедуля! Чего это вы хватаетесь за сердце и бледнеете лицом! Хвататься за сердце, бледнеть лицом и тем более умирать здесь можно только клиентам магазина "Вега"! -- Теперь вы молодой человек! Сидеть на лавочке и писать... -- Я понял, я -- клиент! -- Не врите! У нас не так много клиентов и мы всех их знаем в лицо! -- Ну хорошо, как стать вашим клиентом! -- Купить набор кожаной мебели за 50 тысяч евро. -- Вот вам 50 тысяч евро, дайте мне спокойно дописать! -- Дописывайте, но учтите: все, что вы тут напишите, можно читать только клиентам магазина "Вега"! Так что вы, вы и вот вы -- немедленно прекратите читать! Это только для клиентов магазина "Вега"! 2005 г.

proza_ru/texts/2005/08/20050815408.txt

ПЛАН ДАЛЛЕСА ПО УНИЧТОЖЕНИЮ СССР (РОССИИ) Аллен Даллес (1893-1969 гг.) работал в ЦРУ США с момента его создания в 1947 году. В 1942-1945 гг. руководил политразведкой в Европе. Директор ЦРУ в 1953-1961 годах. Идеолог "холодной войны", один из организаторов разведывательной деятельности против СССР и других социалистических стран. Окончится война, все утрясётся и устроится. И мы бросим все, что имеем: все золото, всю материальную мощь в оболванивание и одурачивание людей! Человеческих мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как Мы найдём своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного и необратимого угасания его самосознания. Например, из искусства и литературы мы постепенно вытравим его социальную сущность; отучим художников и писателей -- отобьем у них охоту заниматься изображением и исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино -- все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства -- словом, всякой БЕЗНРАВСТВЕННОСТИ. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, процветанию взяточников и беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов -- прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, - все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности. Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением. Будем браться за людей с детских, юношеских лет, и главную ставку всегда будем делать НА МОЛОДЕЖЬ -- станем разлагать, развращать и растлевать ее. Мы сделаем из нее циников, пошляков и космополитов. Вот так мы это сделаем! А. Даллес. "Размышления о реализации американской послевоенной доктрины против СССР", 1945 г.

proza_ru/texts/2010/12/20101225325.txt

Глава 20. Странный голос. - Теперь веришь -- последовал вопрос и внимательный взгляд похожих на бездонные провалы глаз изучил моё лицо. -- Она просит меня тебя обнять, ты позволишь В наступившей тишине, я молча кивнул головой. - Не бойся, не укушу. -- Существо крепко обхватило меня за шею и приникло ко мне всем своим, щупленьким тельцем. -- Расслабься и не трясись как берёзовый лист на ветру. - Я стараюсь. Ты хочешь от меня слишком многого. К тому же, я замёрз. -- ответил я и осторожно прикоснулся к её спине. -- Что ты задумала - Только не вздумай меня перебивать, - предупредило существо. -- Чтобы я сейчас не сказала, ты это делаешь безоговорочно. Согласен "По видимому мне не отпереться и придётся это сделать, как бы мне не хотелось отмазаться. Нельзя всё время сомневаться, я же слышал голос Кайлы. Моей прежней Кайлы! Так, почему мне неимоверно сложно сделать такую элементарную вещь, как просто поверить Пора с этим заканчивать. Я не трус, и сделаю это!" Бесцеремонно отодвинув тело вампира, я уселся у него в ногах и не отводя взгляда от сморщенного личика, спросил: - "Ты готова Надо побыстрее заканчивать, задница подмерзает, да и всё остальное тоже" - Я жду только тебя! Надеюсь, ты будешь внимательным и не станешь возмущаться, и толкать свои умные мысли вперёд моих. - Да. Я буду нем, как рыба! Начинай. - Я пылал решимостью. -- Рассказывай, я весь внимание. - Правда -- допытывалось существо до истины. -- Я должна точно знать. - Ты точно знаешь. -- Я начал уставать от неопределённости, мой энтузиазм постепенно гас. - Рассказывай уже, мне надоело рядом ходить, да около. -- Вздохнул я устало. -- Обещаю, я буду хорошим парне... Но заткнулся на полуслове и исправился. -- Мужиком. Ты не собираешься меня отпускать, или объятия входят в ритуал - Нет. Ты свободен. - Чмокнув меня на прощание в нос улыбнулось существо, и с видимым сожалением выпустило меня из обхвата: - "Сержи, умоляю, только не передумай услышав то, что я сейчас скажу! Твоё тело человека не приспособлено к тому, что нам предстоит сделать. Я боюсь, что ты можешь сорваться и передумать в самый последний момент, учти обратного пути не будет!" - Где-то... Я это уже слышал. Может хватит Говори же, наконец. Надеюсь, нам не придётся сексом заниматься. -- Засмеялся я, с интересом и внутренней дрожью её разглядывая. "Такого, я себе даже в страшном сне не мог представить". - Не придётся. - Улыбнулось оно, и жуткие клыки ещё больше обнажились. -- Хотя, я бы с удовольствием. Ты мужчина из тех, что на дороге не валяется. - Конечно. -- Согласился я. -- Зато он валяется в кустах, надравшийся в стельку и мозги у него от спиртного гремят при ходьбе, от того что бьются галькой о внутренние стенки черепной коробки. До такой степени усохли. Этакая, погремушка ходячая. - Хм, - последовало на моё выступление следом, - Жалко, что я этого не помню. Пьяная была. -- Сокрушалось сморщенное чудо. - В смысле -- у меня глаза полезли на лоб от услышанного. -- А ты могла помнить - А чего ты удивляешься Налакался дрянной крови и теперь строит из себя невинного агнца! Ты забыл, кто я - Я не сам, меня заставили. Может даже ты. -- Буркнул себе под нос я. -- Я, жертва. Краснея варёным раком, я принялся разглядывать щепки валяющиеся на земле. Паршиво, признаваться в своей слабости, а нагло врать в мои планы не входило. Но тут, лежащее неподвижно на земле тело с громким шипением дёрнулось пару раз, и резко выбросило руки вверх перед собою. Быстро сжимая и разжимая пальцы. Потом раздался заунывный негромкий вой, и руки плетьми упали вниз. Стукнувшись о землю деревяшками. И всё, остались лежать неподвижно. Ноги в носках тоже энергично подвигали пальцами и застыли. - Он что, уже в режим автозагрузки входит -- вздрогнул от неожиданности и удивился я, быстро ретируясь подальше. В ожидании какой нибудь подлянки, со стороны лежащего вампира.- У него конвульсии - Нет, это только режим отладки. -- Через часик примерно очухается, и погоняет нас. Если не пошевелимся! - Офигеть! Не... уже погоняли. Больше не хочу, -- вылетело у меня, я с уважением уставился на существо. - Ты много знаешь. - Я знаю ровно столько же, сколько и она. Надо спешить красавец, давай супермен подключайся. - Кончай комплименты отвешивать, меня этим не проймёшь, - нахмурился я. -- Я не дама. Прекращай чепуху молоть. - Знаю. -- Выдохнуло оно и задумалось сцепив тонкие, суковатые ручки. -- Не знаю, как начать. Волнуюсь. - Извинилась страшилка. - Можно последний вопрос - Да, конечно, только быстрее. - Всё изменится, когда я сделаю то, что ты скажешь -- Я даже дышать перестал. - Да. - Тогда поехали, по коням! -- шутканул я, пытаясь скрыть охвативший меня мандраж. - Поехали -- удивлению существа не было предела. -- Куда поехали На чём И, огляделось по сторонам. Ничего не вижу. - Не отвлекайся, я пошутил. -- Поторопил я жутко, нервничая. - Начинаем! "Если треплю языком, как помелом к месту или нет, значит конкретно трушу." - Снимай клык. -- Распорядилось оно, -- Быстрее! Мои руки сами потянулись за Кайлиной серьгой и едва не порвав мочку, я вырвал её из уха. Протянул ей, и тут до меня дошло: "Интересно, а с какого такого панталыку, я должен отдавать ей серьгу - Чего застыл Давай же, быстрее! -- торопило оно, - Да не бойся, не убегу. Смысла нет ноги делать. - На. - Я решился, и уже без колебаний вложил странный аксессуар в её маленькую ладошку, выбора не оставалось. Довольно улыбнувшись, вторая половина Кайлы тенью скользнула к распростёртому телу, и быстро вставила её в ухо вампира. Я смотрел открыв рот, странная чёрная мгла стала постепенно покрывать его тело. Длинные волосы взметнулись вверх и кончики их стали фосфоресцировать. Тело медленно приподнялось над землёй, и стало медленно вращаться! С кончиков пальцев срывались миниатюрные молнии и в точке их соединения и пересечения, я увидел странную тень, в точности повторяющую моё нынешнее тело -- тело Морды. Оно стало изменяться. Спустя некоторое время, в их перекрестии стояла фигура высокого широкоплечего человека. Его, я не знал! - Это что, за хрень такая -- странное ощущение охватило и меня. - Ты случайно, не угробишь это тело, вместе с тем Я себя странно чувствую. Описать свои ощущения я не мог. Волнами на меня накатывали страх и безысходность, жалость и ненависть, чувство потерянности и обретения. Словно разум мой, потеряв ориентацию, пытался разорвать странный круг сплетённый из чувств. - Не трусь, я знаю что делаю. -- Эта фраза помогла мне вырваться из очередной волны безысходности. - Очухался Не расслабляйся или пропадёшь. Прозвенел встревоженный голосок Кайлы. Налетевший сильный порыв ветра едва не сбил её с невысоких кривых ножек. - Гм... - А со мною, что такое творится -- через силу прошептал я, пытаясь сосредоточиться на чём--то одном. Например, на ней. - Не трепись без толку. Силы тебе ещё понадобятся! Очередной порыв ветра хорошо наподдал мне под зад, и всё прекратилось. Тело вампира медленно опустилось на мёрзлую землю. Странное сияние возникло на уровне его груди. Оно медленно пульсировало, и с каждым мгновением, истаивало небольшими сгустками странной субстанции, чем-то напоминающими янтарные капли меда. Коснувшись земли, они превращались в мелкие с чёрными вкраплениями жёлтые кристаллы, и спустя пару минут тихо исчезали. Существо наклонилось над вампирьим телом, его огромные клыки стали удлиняться, скоро они достигли узенькой груди существа, но продолжили рост. Увидев такое, я сглотнул. "Мрак, с такими очаровательными зубками можно подрабатывать бороня землю. Впечатляет". - Страшно -- оно заботливо улыбнулось мне. -- Не ври, я чувствую твой страх. Страшно... - Нет, - пролепетал я, хотя душа у меня торопясь ушла в пятки. "Если она, конечно у меня ещё оставалась". Приняв непринуждённую позу, и всячески пытаясь сохранить своё достоинство, (сильно упавшее в своих собственных глазах) я деловито осведомился: - " Так и буду сиднем сидеть Мне--то, что делать" - Не спеши, - её улыбочка, черт, она не позволяла мне расслабиться. Имея такую внешность как у этой "красавицы", можно всю жизнь просидеть взаперти. Забившись под кровать и выбираться оттуда только по нужде. Настолько она отталкивающе выглядела... - Чего опять уставился, заняться нечем - Да, так... - невнятно пробурчал я. -- Ты сказала силами собираться, вот я и собираюсь. - По твоему взгляду можно сказать, что силы ты черпаешь из меня, и много уже силёнок насобирал Я смутился и перевел взгляд на торчащую ногу в носке. Тут я почувствовал нехилую оплеуху по затылку, и всё изменилось враз. Словно мои мозги ёршиком прочистили. Они сразу заблестели и извилины заработали! - Так ребята, вы мне очень дороги, но явно поболтать любите. Займётесь вы наконец делом, или нет Из главы в главу все планы путаете! Голос был женский и раздавался со всех сторон. В нём явно слышалась встревоженность. Это был глубокий контральто. Но откуда мне, это известно - А ты кто такая Распустила руки, тебе никто такого права не давал! - Я, та, кто вас придумал. -- Она смеётся - Сержи не хнычь, оплеуха была невесомой! - Бред всё это! -- не дав договорить голосу заявил я и оскалился. -- Так я и поверил! Паршивая авторесса, раз не справляешься с нами! Валите автор, или как вас там... от сюда. И не мешайте нам самим, наши проблемы решать! - Ого, напористо. Сержи, а у тебя несносный характер. Ты только и занимаешься тем, что задираешься. Но положительные черты у тебя всё же, есть. - Да нуууу Спасибо на добром слове. - Тебя невозможно держать в рамках, я совсем запуталась, как же тебя взять под контроль. - А на фига, мне такая забота Мне и так хорошо... - Разошёлся я. - Но это непорядок... Я не укладываюсь в график. - Меня и так устраивает, и не могли бы вы сударыня, нас покинуть. - Сержи, ты очаровашка, но всё же, надо что-то делать. Это сколько же глав, я буду вас писать - Ерунда всё это, брехня! -- свалилась на наши головы и издевается! Автор, видите ли, ну--ну. Даже если это и так. Лучше бы рассвет отодвинула. Скоро станет жарко! - Сколько же ещё его можно отодвигать - удивился голос. - Я пошутил. Не верю в эти бредни! -- Приняв позу бойцовского петуха, я готов был задать по полной этой дамочке, если она ещё будет оплеухи отвешивать. - Сержи, тебе нужны доказательства Неугомонный мальчишка, тогда смотри. Меня стало коробить и растягивать вширь. Скоро я стал походить на дирижабль. - Верю, верю! Хватит! -- Заорал я, оглушив самого себя. В голове затрещало и я принял прежний вид. Раздался смех настолько громкий, что от него у меня дополнительно заложило уши. Заткнув их пальцами, я решил больше пока не умничать... Себе дороже. - Дорогая, а ты спряталась от меня почему Покажись девочка. - Она интересуется, этим существом Сама слепила такую уродину, а теперь... "девочка"! - Передразнил её я про себя, но открыть рот так и не решился. - Не вылезу! -- категорично заявили из--за ближайшего пня. В голосе звучала обида. -- Зачем пришла Сидела бы и писала себе, нарисовалась. - Ребята, я вам решила предложить выбор. Выбираете вы. Всё зависит только от вас. Как дальше сюжет пойдёт. Серж, ты как хочешь, с сексом или без - Со стороны, наверное я выглядел полным кретином. - Хриплым от волнения голосом я спросил: - "Решила всё таки, достать меня по крупному Озабоченная." - Значит с сексом. Какой ты "скромник". Неожиданно, с тихим шорохом вампирье тело приняло сидящую позу, обломанный клык на моих глазах восстановился. Волосы расчесались и приняли безупречный вид. Две туфли аккуратно оделись на ноги. Тело на ходу преображалось. Смокинг словно почистили в химчистке. Но признаков движения не было. Глаза тела оставались закрытыми. - Ладно, пока всё. Ну, до новых встреч -- Послышался тихий свист и я понял, что наша жизнь возвращается на прежнее русло. Обалдеть! Мой рот широко открылся и из него бурной рекой приправленной всеми обидами, что я только мог пережить и вспомнить, попёрли слова. - Какая наглость! Кто тебя звал - Распинался я во всю глотку и был готов прибить эту писаку на месте. Но до неё было не добраться. - Значит меня, отлупили по твоей задумке А она, - я кивнул на вторую Кайлу, - такая образина, тоже благодаря неуёмной фантазии Когда она иссякнет И потом, я хочу назад в своё тело! - Знаю, но то что ты пережил, привело к тебе читательницу. Она ждёт каждую главу, скучает без вас. В следующей главе я не буду вас обижать. Голос стал едва слышен. - Обещаю. - Посмотрев в небо, я спросил. - "И имя знаешь Ответь в последний раз." - Знаю. И тишина... только подвывающий ветер. - Вылезай Кайла, всё закончилось. Она свалила! Продолжаем... Что, там дальше В моей голове что-то происходило... - Эй продолжаем, вылезай! Чего там забыла, за пнём Мы занимаемся делом или в прятки играем - Угу. -- Существо с виноватой улыбкой вылезло и взяв меня за руку, подвело к вампиру... Продолжение следует... http://www.proza.ru/2010/06/03/867

proza_ru/texts/2010/04/201004291435.txt

Путешественницы спустились с холма и поднялись на другой, уже более низкий. На нём располагалась арка, в сумраке она переливалась яркими белыми разводами. Мир же вокруг казался таким блеклым, серым. В тёмном и мрачном Проклятом мире серость сумрака была продолжением серости реальности тут же после изумрудной травы и голубого неба... -- Не люблю сумрак, -- категорически пробормотала себе под очаровательный носик Ариада, проходя сквозь арку в иной мир и сразу же выныривая в привычный мир, наполненный красками жизни. Вокруг шумела вода. Девушки стояли на небольшом островке посередине бурной реки. С островка на берег тянулся деревянный подвесной мостик, а, начиная с противоположного берега, разворачивалось огромное, просто безбрежное кукурузное поле. -- Ух ты! -- Впечатляет, да -- улыбнулась Белит. -- Да... -- Тут столько полей, что давно пора было бы переименовать мир во что-нибудь типа Полевая Вотчина, а то Луговые Города да Луговые Города. Не соответствует действительности. Воительница шагнула на раскачивающийся мост, возле которого стоял обелиск -- предупреждающий о том, что арка ведёт в мир страшных ведьм. Певица, наконец, соизволила заметить преграду, с которой они столкнулись -- мост. -- Это мир порядка, -- продолжала тем временем вещать призрачная ведьма, -- Так что держись поближе ко мне и помалкивай. Большая часть жителей будет на нас весьма косо смотреть. -- Ясно, а... -- Нет, напасть не должны, по крайней мере, без повода. Ну, крестьяне не должны напасть, а вот если встретим какого-нибудь "светлого рыцаря" случиться может всё, что угодно... Белит уверенно шла по скользкому от брызг мостику. Ариада напротив ступала боязливо, не выпуская из рук верёвок-поручней и смотря на бурлящий внизу поток. Даже не оборачиваясь, воительница спросила: -- Ты чего всё ещё боишься высоты -- Не высоты, а мостов, -- пробормотала певица, -- Они такие ненадёжные, особенно когда тебя толкают с них. -- Ещё не забыла -- поморщилась призрачная ведьма. -- Извини, вырвалось... -- Будем бороться с твоими страхами, -- Белит остановилась, развернулась к подопечной и приказала, -- Давай мне руку. Ариада протянула заметно дрожащую руку. Воительница взяла её запястье и снова приказала: -- Теперь отпусти верёвку. -- Но... -- Ты недавно сказала, что доверяешь мне. -- Да, но я... -- Ты доверяешь мне меньше верёвки -- Нет. -- Тогда отпусти верёвку. Певица медленно отпустила поручень, свесила руку вдоль тела. Налетел ветер и мост, отчаянно скрипя, закачался из стороны в сторону. С величайшим трудом девушка сдержалась от того, чтобы не схватиться за верёвку-поручень. Призрачная ведьма стояла непоколебимо как скала, ни за что не держась и ещё ухитряясь удерживать подругу. -- Белит... -- Помолчи и отпусти мою руку, -- приказала воительница, -- Главное сохранять равновесие и спокойствие, сделать это достаточно просто, поверь мне. -- Я... я... -- Отпускай, а то синяки оставишь. Ариада посмотрела на запястье своей старшей подруги, которое она сжимала со всей возможной силой и покраснела. -- Извини... Медленно певица выпустила руку призрачной ведьмы и выпрямилась. Мостик покачнулся, но она устояла. Посмотрев на бурлящую и клокочущую внизу реку, девушка всё ещё немножко неуверенно улыбнулась. -- Видишь, всё не так уж и сложно. К тому же ты вечно забываешь, что можешь нырнуть в серый мир, а там совсем другие законы физики. -- Да... -- А теперь пошли. Радуясь так легко разрушенному страху, певица спокойно шла по раскачивающемуся мосту, рассматривая колышущееся на ветру поле кукурузы. -- Они, наверное, продают свои продукты -- Разумеется, -- кивнула Белит и тут же добавила, -- Правда, часть из них берут мэры-градоначальники, часть рыцари, часть ведьмы. Оставшееся они либо оставляют себе, либо продают, если есть излишки. Обычная система, но вот иной раз, когда один барон ополчится на другого или мэры перессорятся... вот тогда дым столбом. -- То есть В каком смысле дым -- не поняла Ариада. -- В самом прямом. Они жгут поля конкурентов, а ты представляешь, что такое поджечь поле сухой, но не убранной кукурузы или пшеницы -- Но ведь пострадают крестьяне... -- Какая ты наивная, -- удручённо вздохнула женщина, -- Им наплевать на крестьян. Крестьяне должны исправно работать и точка. Горбатиться всю жизнь без малейшего проблеска надежды. Не удивительно, что те, кто поумней и порешительней бегут отсюда, навязываются к адептам в спутники на любых условиях или просто просят протащить их в другой мир, получше. Не понимают, что мир получше может быть только для адепта сумерек -- никак не для простого человека. -- Это несправедливо, -- негромко заметила певица. -- В мире вообще нет такого понятия, как справедливость, -- отмахнулась воительница. -- Также как и нас на родине. -- Именно. Несправедливость -- это закон мироздания. Равные условия -- идеализм, придуманный людьми, лживыми лицемерными людьми ну или, как вариант, мечтателями. Они замолчали, впрочем, ненадолго. Призрачная ведьма минут пять раздумывала на тему демократии, коммунизма и прочих политических строев общества, потом решительно выкинула их из головы и с усмешкой заметила: -- В этом мире магов воды носят на руках. -- А магов огня тут, наверное, ненавидят -- предположила певица. -- Точно. Ты быстро схватываешь, и Аркха это тоже заметила потому и завидовала. -- Мне -- удивилась девушка. -- Ну да. Сама она, насколько я слышала, начинала отвратительно плохо, -- ехидно оскалилась в злой улыбке воительница. Ариада ответила ей натянутой улыбкой, почему-то улыбаться искренне, смотря на такую вот "улыбку" своей покровительницы не хотелось. Белит заметила натянутость, но лишь ещё раз усмехнулась уже по-другому и над другой. Девушки шли в поле кукурузы, не спеша пробираясь по узкой дорожке. Стебли в высоту были почти два с половиной метра и напоминали какие-то чудные джунгли. -- Смотри под ноги, тут змеи попадаются, -- предупредила призрачная ведьма. -- Змеи Я боюсь змей. -- Скажи лучше: чего ты не боишься -- воительница, издеваясь, скривила губы. Певица укоризненно на неё посмотрела и обиженно открыла рот возразить: -- Я не боюсь... " В самом деле: чего я не боюсь Есть в мире хоть что-то к чему я в той или иной мере не отношусь с опаской Я ведь -- трусиха ". -- Вот именно. Но со мной тебе бояться нечего, по крайней мере, подобных мелочей. Обычно змеи нападают только в том случае, если ты подходишь к ним близко, а просто так нападают только змеи из семейства сетовых. -- Из какого семейства -- переспросила Ариада. -- Сетовых. Производная от имени бога Сета. Достаточно неприятное божество, покровительствующее змеям, причём его власть распространяется не только на его родной мир. Обычно у богов немного почитателей в других мирах, потому что бог не может помочь своим последователям из другого мира, но Сет это отдельная история. Не знаю, чем это объясняется, но он весьма весомая личность в серых мирах, с ним лучше не связываться, хотя с богами вообще лучше не связываться... ни с какими. Белит задумалась, переходя по доске через ров с водой и обращая на него внимание своей спутницы: -- Знаешь для чего -- От пожара -- Умница. Страхуются, перестраховываются, а смысла не так уж и много, если уж начнёт гореть так уж начнёт... К обеденному времени путешественницы вышли, наконец, из, казалось бы, бескрайнего кукурузного поля к небольшой деревеньке, на три-четыре десятка семей. Крохотные домики по сиротски жались один к другому, кое-где проглядывали землянки, лишь вокруг центральной площади жилища напоминали приличные дома. Вокруг деревни была воздвигнута трёхметровая каменная стена и ров, мелкий, но шириной почти в три метра. " А послужат ли эти средства защитой, если начнётся действительно большой пожар " -- Ариада с немым вопросом она обратила свой взор к Белит. -- Деревни иногда тоже горят и их жители вместе с ними, -- ответила воительница, по своему обыкновению угадывая вопрос. Певица невольно поёжилась. -- Но, как правило, горят они из-за поджога изнутри или неаккуратного обращения с огнём. Трёхметровый ров и каменная стена всё же неплохие предосторожности, -- женщина поцокала язычком и направилась к деревне. Из труб струился едва заметный дымок, в этом мире огонь был необходим для нормальной жизни, но вместе с тем он являлся и злейшим врагом. Ворота были распахнуты, но, судя по напрягшимся лицам стражников, они явно не хотели пускать нежданных "гостей". А две молодые путешественницы идущие со стороны проклятой арки ещё больше убеждали их в своей правоте. Призрачная ведьма криво усмехнулась и негромко оповестила подопечную: -- Сейчас помурлычем. -- Что ты имеешь в виду -- спросила Ариада, но Белит не ответила на её вопрос, лишь загадочно улыбнулась. -- Стойте! Назовитесь! -- крикнул главный стражник, сжимая руки на древке алебарды. Воительница не замедлила шага, пока между ней и побледневшей пятёркой стражников не осталось пары метров. Тогда она остановилась и, невинно улыбнувшись, проворковала томным голосом: -- Мы -- ведьмы, разве не видно -- Ведьмы! -- вскрикнул один молодой парень и даже отшатнулся от путешественниц. -- Что вам надо в нашей деревне -- спросил командир стражи, стараясь не выдавать своего страха. Деревня между тем стремительно вымирала, люди старательно прятали детей и прятались сами. Единственная улица опустела буквально за полминуты, окна и двери закрылись. Крестьяне не потрудились даже загнать немногочисленную скотину, что сейчас осиротело топталась по улице. -- Не волнуйся, начальник, мы не собираемся воровать детей и чинить беспредел, без весомых на то причин, разумеется. Можешь уж мне поверить, у тебя ведь всё равно нет выбора, начальник Командир стражи поджал губы и отступил в сторону, процедив сквозь зубы: -- Я знаю. -- Значит, больше вопросов не будет -- наигранно расстроилась Белит и томным голосом добавила, -- А мне так понравилось с тобой болтать. Мужчина предпочёл проигнорировать игривость воительницы и добавил по возможности бесстрастно: -- Надеюсь, вы уйдёте до заката. -- Уйдём-уйдём, не волнуйся, начальник, нервничать вредно для здоровья, -- усмехнулась призрачная ведьма вполне довольная собой и с каверзной улыбочкой на губах прошествовала в ворота. Тишина на улице заметно напрягала Ариаду, но Белит шла, гордо подняв подбородок и откинув за спину свои роскошные волосы платиновые волосы. Из щелей на них смотрели горящие ненавистью глаза, слышались лишь обрывочные, тихие фразы. Одна лишь оставшаяся на улице старуха погрозила девушкам костлявым кулаком. Воительница ответила ей улыбкой и шепнула младшей подруге: -- Я могла бы придраться. -- Может не надо -- также негромко попросила певица. -- Да, не бойся ты, они нас не тронут, не смогут, тут только обычные люди, ни одного адепта. -- Но их так много... -- Количество в данном случае не имеет ни малейшего значения, если понадобится, я легко устрою тут разделочный цех. -- Не делай этого... -- испуганно взмолилась Ариада. -- Пока не собираюсь, -- отмахнулась Белит, -- Я, как ты видишь, настроена вполне благодушно. -- Это хорошо... -- негромко пробормотала девушка. -- Понимаешь теперь, что такое настоящая ненависть -- между тем, переходя на другую тему, поинтересовалась призрачная ведьма, происходящее её немало забавляло. -- Я, конечно, частенько видела нелюбовь, выступая со своей группой на разогреве, но чтобы такую ненависть... -- певица передёрнула плечиками, -- Будто невидимыми иголками тыкают. Воительница усмехнулась и пообещала на ухо своей спутнице: -- Я как-нибудь отведу тебя в мир, где ведьм обожают, и сотни молоденьких девушек и парней просто жаждут разделить с ведьмами постель. -- Не стоит... -- тут же покраснела Ариада. -- Стоит-стоит, но как-нибудь позже. Путешественницы подошли к самому большому и с виду самому чистому зданию в деревне. Белит, уверенным движением, распахнула двойную дверцу, выполненную в ковбойском стиле. Народ, собравшийся в трактире, сразу же притих. Воительница обвела взглядом зал, и он тут же начал пустеть. -- Видимо этой деревеньки крепко досталось от ведьм, -- негромко оповестила Белит, -- В этом мире есть деревни где к ведьмам относятся много лучше этого. Девушка неуверенно выдавила из себя улыбку. Атмосфера жёсткой неприязни слишком уж хорошо чувствовалась в воздухе. Стражник сидящий у самой двери сверлил её таким взглядом будто собирался наделать в ней дырок прислонённой к стене алебардой. Трактирщица -- немолодая, крепко сложенная женщина смерила вошедших в её трактир путешественниц хмурым, не сулящим ничего хорошего взглядом и произнесла: -- Вам всё равно придётся платить, ведьмы. -- У вас в ходу примитивные деньги -- колко отозвалась Белит и улыбнулась. -- У нас в ходу золото и серебро, -- сквозь зубы прошипела трактирщица. -- Отлично. Лучшего вина и воды, а ещё свежего хлеба, копчёной кабанины и шесть початков варёной, созревшей кукурузы с солонкой и чтобы быстро, -- воительница небрежно бросила на стойку несколько золотых полновесных монет. Трактирщица посмотрела на деньги, потом неохотно взяла, памятуя о древней поговорке, что деньги -- не пахнут. -- Подождите. Призрачная ведьма выбрала столик почище и вольготно расположилась на стуле. Ариада присела на соседний стул и негромко поинтересовалась: -- Она могла нас не обслужить -- Чисто теоретически она могла наплевать на законы гостеприимства, но тогда я могла бы и обидеться, что могло повлечь за собой гору трупов, это тут все понимают, ну и к тому же я заплатила намного больше, а деньги -- всегда деньги. -- А почему она взяла обычные деньги, а не кристаллы -- Потому что это примитивный мир и в нём преимущественно используются примитивные деньги также как, например, в Проклятом мире. -- Тут не ценятся кристаллы -- Ну ты скажешь, -- усмехнулась Белит и добавила с каверзной усмешкой, -- Ещё как ценятся! Почти не сомневаюсь, что за пару-тройку кристаллов воды я могла бы купить себе рабыню. Может быть, мне так и сделать, что скажешь Из башни я взяла немного кристаллов, найдём какой-нибудь городок с рынком рабов, выберем мордашку посмазливей... -- Ты уверенна, что это того стоит -- как можно более тактично поинтересовалась певица. " Тогда она наверняка отстанет от меня, по крайней мере, не будет приставать так активно как прежде, но в том случае придётся неволить бедную девушку, а мне какая собственно разница Нет, есть разница, это будет неправильно... " -- Ариада так и не смогла прийти к единому мнению, потому что Белит перебила её размышления, раздражённо фыркнув: -- Я тебя не понимаю. -- Что именно -- осторожно спросила девушка. -- Ты меня совсем не ревнуешь -- восклицанием поинтересовалась воительница. Её подопечная удивлённо уставилась на неё, моргнула и отрицательно мотнула головой: -- Нет. -- Не ревнуешь, значит, не любишь, -- категорично заявила призрачная ведьма. -- Нет, то есть -- люблю... -- Ариада покраснела и понизила голос, -- Люблю, но... -- Но не так, как мне хотелось бы, -- закончила Белит фразу своей спутницы. -- Да, не так. -- Твоя наивная невинность меня поражает, в то время как не раздражает, -- пробормотала воительница себе под нос и пронаблюдала за тем, как паренёк с кухни принёс им поднос с заказом. Быстро составив на стол тарелки с кружками, бутылкой и прочим он поспешно ретировался. Выждав пару секунд, призрачная ведьма подцепила тремя пальцами початок варёной кукурузы и, взмахнув им в воздухе, спросила у младшей подруги: -- Будешь -- Да, только что это и как это есть -- Это кукуруза, никогда не пробовала -- Ну, в моём представлении, кукуруза -- это такие примерно такие же синтезированные зёрна, законсервированные в банках, их ещё в салатах используют, -- призналась Ариада. -- Тогда ты видишь перед собой натуральную кукурузу, и растёт она початками. И едят её с солью, натираешь как я и кусаешь, -- пояснила Белит, личным примером демонстрируя как надо вгрызаться в аппетитные золотистые зёрна. После кукурузы, кончившейся на удивление быстро, настала очередь кабанины. Певица запила сухомятку водой и неожиданно остановилась, уставившись на кружку с неким подозрением: -- Какая-то странная вода. Воительница оторвалась от еды, внимательно посмотрела на подопечную и серьёзно переспросила: -- Что -- Вода, говорю, странная. -- Дай сюда, -- потребовала призрачная ведьма, её глаза нехорошо сузились. Девушка поспешно передала кружку. Взяв немного воды в рот, Белит тут же сплюнула жидкость на пол. Через плечо посмотрела на трактирщицу. -- В чём дело -- тихо поинтересовалась Ариада. -- Убью, -- тихо прошипела воительница и нырнула в сумрак. Дальнейшие события для простых смертных развивались очень быстро. Маска тупого безразличия на лице трактирщицы исчезла, на смену ему пришло удивление даже изумление, а потом женщину будто пушинку швырнуло через весь зал. Время, скрипя осями мирозданья, вернулось к прежнему бегу. Тело женщины рухнуло на столик, переломило его пополам. Стражник сидящий у стены вскочил на ноги, схватился за алебарду. -- Пошёл на ***! -- рявкнула на него призрачная ведьма. Предупреждению он не внял, дёрнулся вперёд, намериваясь ткнуть Белит в бок. Воительница молниеносно выдернула свой клинок, перерубила древко алебарды, потом ткнула остриём меча в плечо стражнику, мимоходом ударила ногой в пах и добавила согнувшемуся мужчине коленом в лицо. Стражник кубарем отлетел к стене, и тихо постанывая замер. Ариада наблюдала за всем происходящим отстранённо с лёгким оцепенением. Белит, между тем, вернулась к своей жертве. Одной рукой она легко подняла грузную трактирщицу за горло над полом и встряхнула. -- Тварь! -- прохрипела женщина, пытаясь вырваться. Призрачная ведьма почти без замаха ткнула рукоятью меча, зажатого во второй руке, ей в лицо. Из носа женщины тут же брызнула кровь. А в трактир тем временем вбежали стражники, похоже, все стражники, что были в деревеньке, впрочем, даже численный перевес мало что значил, когда против тебя выступает адепт сумрака, а ты -- простой вояка, привыкший обороняться от бандитов или диких вепрей. В нерешительности стражники застыли вдоль стен, не решаясь приближаться к ведьмам. Вот в трактир зашёл мужчина, командующий охраной ворот, с порога он указал на Белит и гневно выкрикнул: -- Лживая ведьма! -- Вовсе нет, начальник, -- процедила воительница и повернула своё перекошенное злобой и вместе с тем довольное лицо к нему, -- Я сказала, что не буду чинить беспредел без причины, а попытка отравить мою подругу для меня весьма весомая причина. Стражники неуверенно зароптали, смотря на своего начальника. Певица тоже застыла, не зная, что предпринять. А призрачная ведьма, тем временем, продолжила: -- Хорошо, что концентрация яда была недостаточной, чтобы убить ходящего в сумраке, и моя подруга отпила совсем немного, но просто так этого я никому не спущу. -- Отпусти её, -- произнёс стражник, взглядом указывая на трактирщицу, что задыхалась схваченная пальцами Белит за горло. -- С какой это стати, начальник -- Я хочу разобраться. -- Валяй, -- воительница разжала пальцы, и женщина упала на пол, жадно хватая ртом воздух. -- Алтма, это правда Ты действительно подмешала яд -- спросил мужчина бесчувственным голосом. -- Нет! Это наглая клевета! -- Тогда выпей, -- спокойно предложила призрачная ведьма и протянула трактирщице кружку, -- Если я вру и это не яд, то тебе нечего бояться, ведь так -- Нет! -- Алтма попробовала выбить кружку из руки Белит, но та ловко отвела её в сторону и поцокала язычком: -- С уликами так нельзя обращаться. Дико вращая глазами, трактирщица попробовала отползти от ведьмы, но упёрлась спиной в ножку стула и замерла. -- Ещё доказательства нужны, начальник, или всё понятно -- спросила Белит. Стражник мрачно подошёл к ней, протянул руку. Воительница передала ему кружку. Мужчина сперва понюхал воду, потом взял немного в рот и сразу же выплюнул, констатировав: -- Это действительно яд. -- Конечно, зачем мне врать -- хмыкнула Белит, -- И раз разбирательство закончилась, я думаю, ты со своими людьми не станешь мне мешать придушить эту отравительницу как последнюю тварь, которой она, несомненно, является -- Нет, мы помешаем. -- Правда Хотелось бы услышать почему -- нехорошо прищурившись, спросила призрачная ведьма. -- Преступление было совершенно на нашей земле, и судить её будут по нашим законам, -- отчеканил мужчина. -- И что в данном случае предусматривают ваши законы -- язвительно поинтересовалась воительница. -- Рука, что подмешала яд, да будет отсечена, -- беспристрастно процитировал стражник. -- Легко хотите отделаться, она покушалась на жизнь, а ей всего-то отрубят руку, начальник. Кстати, твои люди плохо знают, когда им не следует лезть в чужие дела, -- добавила Белит, угрожающе кивая на затихшего стражника, которого сейчас перевязывало несколько человек. -- Мы действуем согласно закону, ведьма, -- произнёс мужчина, не давая себя запугать. -- Хорош же тот закон, что не карает убийц в необходимой на то мере, -- фыркнула воительница. -- Не тебе об этом говорить, -- процедил стражник. -- Возможно, -- призрачная ведьма погано усмехнулась. -- Будьте вы прокляты, выкормыши... Движения Белит не увидел никто кроме Ариады. Трактирщица получила удар в живот и смолкла, а воительница уже вернулась на своё место и лучезарно улыбнулась стражнику, после чего стряхнула с меча кровавые капли и обтерев его об подвернувшуюся тряпку, спрятала в ножны. -- Ругань я тоже не намеренна выслушивать. -- Взять преступницу, -- велел командир стражи с непроницаемым выражением на лице. -- Я хочу посмотреть на исполнение приговора. -- Белит... -- тихо подала голос Ариада. Но Белит лишь строго на неё глянула и её подопечная сразу же смолкла. -- Вы можете простить её, -- предложил тем временем мужчина. " Это торг, тот же торг, что и на Базаре, только торгуют тут другим " -- неожиданно поняла певица, наблюдая за происходящим, она была бы и рада вмешаться в происходящее, но вот её опекунша в серых мирах это не оценит, очень даже вероятно, что просто назло ей поступит ещё хуже. -- Она хотела убить мою подругу, с какой это стати мне её прощать -- удивлённо поинтересовалась воительница. -- Она вдова одного из моих стражников, его убили ведьмы... -- Недоказуемо. Вы можете сказать всё, что угодно, даже правду, но к нашему делу это не имеет ни малейшего отношения в любом случае, -- отмахнулась призрачная ведьма. -- У неё есть дочь, пожалейте хотя бы её, -- произнёс стражник, его губы были плотно сжаты, он едва сдерживался, но вместе с тем он прекрасно понимал, что отдать приказ о нападение будет той ошибкой, которую он не сможет себе простить уже никогда. " Если он прикажет атаковать, Белит устроит тут резню " -- отрешённо подумала певица и поёжилась, наблюдать что-либо подобное ей вовсе не хотелось. -- Сколько ей лет -- заинтересованно спросила воительница. -- Пятнадцать... -- недоумевая, ответил мужчина. -- Приведите её, -- на губах призрачной ведьмы заиграла улыбка. Стражник отдал короткий приказ и, спустя незначительное время, в зал таверны вбежала девушка-подросток в сопровождении стражника. Она была безумно напугана, её короткие, тёмные волосы разметались по плечам, глаза загнано обежали по собравшимся людям. Белит облизнулась, очень внимательно посмотрела на Ариаду, потом снова на девчонку. Певица по-прежнему сидела за столом и не двигалась, но она уже поняла, что задумала её покровительница. Поняла, не одобрила, но не посмела вмешаться, ни при собравшихся людях. -- Как тебя зовут -- вкрадчивым голосом спросила воительница, подходя к подростку. -- Катя. -- Хорошее имя, -- похвалила призрачная ведьма и покосилась назад, после чего произнесла тем же нежным голосом, -- Знаешь, а твоя мама только что пробовала нас отравить. -- Нет. Нет! Она не могла! -- отчаянно вскрикнула девчонка, но её отчаянье утонуло в холодных, стальных глазах Белит. Воительница больше не улыбалась. -- По вашим законам ей должны отрубить руку, по плечо, ведь так, начальник -- ведьма даже не подняла взгляд на главного стражника. -- Да, -- хмуро отозвался он. -- Но также по вашим законам я могу её простить, -- продолжила Белит. -- Пожалуйста... -- начала говорить Катя, дрожащим голоском, но воительница невозмутимо перебила: -- Я её прощу, но при одном условии. -- Каком -- вместо подростка, спросил мужчина, единственный, кто осмеливался говорить с ведьмами. -- Договор очень простой: я прощаю отравительницу, а взамен Катя становится моей рабыней. В зале повисла напряжённая тишина, Белит оглядела собравшихся даже не скрывая своей довольной улыбки. -- Нет! Не смей! -- Алтма дёрнулась в руках стражников. Заплаканными глазами Катя посмотрела на мать, потом с мольбой на призрачную ведьму. Воительница плотоядно облизнулась и вкрадчиво прошептала: -- В твоих руках, девочка, её судьба. Ты можешь избавить свою мать от боли, от жутчайшей боли, а можешь оставить всё как есть. Решение за тобой. -- Нет! Не делай этого! Катя, нет! -- кричала трактирщица, проклиная себя за свой поступок, но её мало кто слушал. Девчушка посмотрела на неё, её губы дрогнули: -- Извини, мама, я не могу... Белит улыбалась, она предвидела этот ответ. Катя медленно повернулась к воительнице и кивнула. -- Я согласна, только не трогайте маму... -- Отлично, её не тронут. Все слышали наш договор Призрачная ведьма обвела взглядом зал. Встречаясь с её хищными глазами, жители деревни опускали головы не в силах выдержать взгляда. Ариада сидела и молча смотрела на старшую подругу, нельзя было вмешиваться сейчас, при всех и не важно, что кричало её внутреннее чувство справедливости. -- Ну, раз вопрос разрешён, мы, пожалуй, пойдём. Призрачная ведьма взяла девушку-подростка за запястье, посмотрела в безжизненные глаза трактирщицы и махнула певице рукой: -- Пошли. Проходя мимо командира стражи, Белит замедлила шаг и негромко спросила: -- Так кто ещё хуже ведьмы или вы Мы первыми не начинали, просто шли мимо. Мужчина никак не ответил, смотря сквозь воительницу, словно её и не было. Покидали деревню во всеобщей тишине. Всё населенье, от мала до велика, высыпалось на улицу, смотря на уходящую парочку ведьм, что уводили девочку-подростка. Минут двадцать троица пробиралась по кукурузному полю в полной тишине, а потом, на пути попался более широкий отрезок дорожки и Белит остановилась, обернулась. Взгляды всех троих пересеклись, образовывая неправильный треугольник, и тут же распались, потому что Катя стремительно опустила глаза. -- Ты ведь мне всё простишь -- спросила воительница, хитренько поглядывая на свою подопечную. -- Белит... -- Может быть, ты даже присоединишься или просто помастурбируешь в сторонке -- Что вы... -- Помолчи, -- перебила подростка призрачная ведьма таким резким и властным тоном, что девчушка мгновенно смолкла. -- Белит, послушай, -- Ариада куснула губу, тщательно подбирая в голове слова, и, стараясь надавить на жалость, продолжила, -- Она ведь ещё совсем ребёнок, это будет неправильно... -- Ей уже пятнадцать лет -- рассвет, -- безапелляционно отмахнулась Белит и плотоядно посмотрела на не до конца понимающую происходящее Катю. -- Но ведь... -- Конечно, она -- не ты, -- перебила воительница, -- Фигурка не особенно сформировалась, но выглядит она вполне аппетитно, а в крохотной груди и узких бёдрах есть свой шарм. -- Что вы хотите -- спросила черноволосая уже поняв, что её ждёт, но, всё ещё, отказываясь принять это знание. -- Чего я хочу, ты сейчас узнаешь, -- хищно улыбнулась Белит, проводя языком по губам. -- Не надо... Катя попятилась прочь от женщины, но та нырнула в сумрак и вышла у неё за спиной. Вышло так, будто подросток сама бросилась ей в объятья. Одна рука Белит железным обручем приковала руки темноволосой к её же телу, причём сжала худое тельце с такой силой, что кости у несчастной едва не затрещали. Катя слабо дёрнулась и обмякла, уткнувшись носом в плечо женщины. -- Не трепыхайся, -- негромко велела призрачная ведьма, -- Или думаешь, зачем ещё ты могла мне понадобиться Зачем ещё нужны рабыни А ты именно рабыня и с этого дня ты будешь служить для удовлетворения моей похоти. -- Нет, не надо, я не хочу... -- А меня не интересует, чего ты хочешь, а чего нет, -- перебила воительница и злобно добавила, -- Ты -- просто рабыня, кусок ещё живой плоти. А будешь себя плохо вести, я продам тебя своему знакомому шаману, которому нужна была печень человеческой самки. Поняла Катя тихо заплакала. А Белит явно получая удовольствие быстро склонилась и пребольно куснула подростка за ухо. Девчушка вскрикнула, но призрачная ведьма не обратила на это ни малейшего внимания, она наклонилась ниже и лизнула несчастную в сгиб шеи. " Как похоже... словно это я в её объятьях. И я позволю Белит надругаться над ней Я позволю Белит издеваться над беззащитным подростком Я позволю Белит мучить её А что я могу сделать Если я попробую применить магию ни к чему хорошему это не приведёт, да и не смогу я применить магию против Белит, просто не смогу. Но я не прощу себе, если хотя не попробую остановить это... " Получая садистское наслаждение, Белит запустила свою свободную руку девушке под рубашонку, а потом спустила её вниз по спине под одеждой черноволосой, проникая сзади в штаны. -- Нет, не надо... -- рыдала Катя, больше не пытаясь вырваться, но её просто не слышали. Ариада со своей покровительницей мерились взглядами. А потом певица не выдержала и попросила: -- Отпусти её. -- Почему это Если не хочешь участвовать в этом, я тебя не заставляю, но мне -- не мешай. -- Белит, это... не делай этого. -- Почему не делать Мне нравится, а на её чувства мне плевать, -- воительница повела правой рукой, изогнула кисть. Черноволосая девчонка крупно задрожала, прерывисто с всхлипами дыша, чувствуя проникающие в себя пальцы. -- А мне не плевать! -- воскликнула Ариада. -- Она -- рабыня. Для меня она -- ничего не значит. -- Я -- тоже твоя рабыня... -- Нет, уже нет. Ты много больше. Ты мне нравишься. -- Тогда ради меня -- не делай этого. Призрачная ведьма на секунду замерла, потом вынула руку из штанишек хнычущей Кати и отшвырнула её в сторону, в кукурузу. Проведя пальцами у себя возле ноздрей, Белит на миг прикрыла глаза, а потом вытерла руку о штанину и посмотрела на певицу хмурым взглядом. На пару минут повисла напряжённая тишина, а потом воительница раздражённо поинтересовалось: -- Ну и как это понимать Что на тебя находит -- Белит... " И почему я должна оправдываться Разве я сделала что-то неправильно " -- Что Белит -- фыркнула призрачная ведьма, -- Что ты вечно так жалостливо тянешь! Ты прекрасно знаешь, что меня это раздражает. -- Я... -- Почему ты жалеешь эту девчонку -- Ну... -- Ариада лихорадочно искала какую-нибудь убедительную причину, -- Она ведь, наверное, ещё... -- Да, насколько я успела заметить -- девственница, ну и что! Все мы были ими! Я до четырнадцати и что с того! Что это меняет Она -- рабыня и только. Считаться с мнением рабыни -- ставить себя на её уровень! -- Но... -- Что но Не мямли, если есть что сказать -- говори, -- Белит мрачно посмотрела на свою младшую подругу, скрещивая руки на груди. -- Я и пытаюсь тебе сказать, но ты вечно меня перебиваешь, -- обиженно отозвалась певица. -- Может быть, и сейчас я тебе перебиваю -- на удивление терпеливо и весьма язвительно поинтересовалась воительница. -- Нет, но... -- Да говори же ты! -- всё же не выдержав, рявкнула призрачная ведьма. -- Я не стала влезать в деревне, но я считаю... я считаю, что тебе надо отпустить Катю. Нет, я не считаю... я хочу, чтобы ты отпустила Катю. -- Отпустила! С какого это перепуга Она -- рабыня, товар, как же ты не пойдёшь! -- Белит раздражённо махнула на певицу и добавила уже тише, -- Она купила своей матери помилование, но продала себя в рабство, всё предельно просто. -- Отпусти её, я тебя прошу, -- девушка ступила к своей старшей подруге, замершей с искривлённой гримасой крайнего раздражения на лице. Подойдя к ней, Ариада обняла призрачную ведьму, поцеловала в губы и прижалась к ней, положив подбородок Белит на плечо. " Я полностью отдаю себе отчёт в своё поступке, даже если я окажусь на месте Кати я должна это сделать... должна... обязана... " -- Мне не нравится, когда ты злишься, это портит тебя, -- прошептала певица на ухо старшей подруге. -- Что -- переспросила воительница, сбитая неожиданным переходом. -- Ты нравишься мне совсем другой, -- тихо прошептала девушка. -- Заговариваешь мне зубы -- Нет, я просто прошу тебя отпустить Катю, просто отпустить, ради меня, разве я прошу слишком многого Призрачная ведьма думала какую-то минуту, осторожно прижимая к себе Ариаду, и смотря на затихшую черноволосую девчонку-подростка, сжавшуюся в кукурузе. Потом Белит махнула Кате рукой: -- Беги в свою задрипанную деревеньку и молись за таких наивных дурочек, как моя добренькая подружка. Быстро! Бывшая рабыня вскочила на ноги и стрелой помчалась прочь, пока воительница не решила изменить своего решения. -- Ну вот, -- произнесла воительница, когда черноволосая скрылась за поворотом, и перестали слышаться её торопливые шаги, -- Я сделала, как ты хотела. Теперь можешь заканчивать своё представление. -- Это не представление, -- тихо произнесла Ариада, нежно целуя подругу в шею и прижимаясь к ней, чувствуя холодящее тело, -- Я делаю сейчас то, что хочу, разве ты не чувствуешь -- Прекрати это или я сделаю с тобой то же самое, что и с этой девчонкой, -- фыркнула призрачная ведьма, её рука властно легла на ягодицу певицы, пальцы чуть сжались. -- Ты же знаешь, что я этого не хочу, по крайней мере, сейчас. -- И что с того Ты играешь с огнём. Я уже начинаю плохо себя контролировать. -- А если я попрошу тебя не делать этого -- Тогда я не буду этого делать. -- Тогда я прошу тебя. -- Ладно, -- разочарованно буркнула Белит и отпустила свою подопечную, чмокнув напоследок в кончик носа. Путешественницы шли по проторенной дорожке меж бескрайнего поля кукурузы. Белит крутила в руках серо-жёлтую змею. Она оплела воительнице руку, но вырваться не могла, потому лишь шипела на свою обидчицу, истекая прозрачным ядом. -- Да выкинь ты её, наконец, -- в очередной раз произнесла Ариада, опасливо кося на пресмыкающееся. -- Зачем Она -- весьма занятная и тупая. -- А ещё она -- опасная. -- Вовсе нет, хочешь подержать -- Я, пожалуй, воздержусь. -- Смотри, какие зубки, -- призрачная ведьма заставила змею открыть пасть и сунула её певице под нос. Девушка шарахнулась в сторону, с испугом воскликнув: -- Белит, прекрати! Ты же знаешь, что я -- боюсь змей. -- Что в них страшного Давай разберёмся, и ты сразу же перестанешь их бояться. В ядовитых змеях всего две опасные составляющие: скорость и токсины. Пункт первый: скорость. Ты ходящая в сумраке ты движешься на порядок быстрее, чем змея. Пункт второй: токсины. Ты ходящая в сумраке и на тебя в меньшей степени, чем на простого человека действует яд. Резюме: если змею взять за горло, она совершенно безопасна, вот как эта, -- женщина хитро посмотрела на подругу и поинтересовалась, -- Так подержишь -- Нет. -- Трусиха, -- фыркнула воительница и отшвырнула змею далеко в кукурузное поле, после чего быстрее зашагала вперёд, осматриваясь в поиске новых развлечений, коих в кукурузном поле можно было найти не так уж и много. Впрочем, на этот раз повезло достаточно быстро и приключения сами вышли навстречу им из-за поворота. Белит с Ариадой остановились, напротив них замерла парочка: девушка -- явно волшебница и молодой мужчина, столь же явно, воин. Прежде ведьмам уже попадались крестьяне, но эти явно относились к другому сорту. -- Адепты -- тихо спросила певица, боязливо отступая за спину подруге. -- Угу, -- не открывая рта, отозвалась воительница, мрачно меряясь с магичкой взглядом. Тишина стала затягиваться и тогда волшебница в длинном белом платье властно произнесла: -- Сойдите с нашей дороги, ведьмы. -- С какой это стати мы должны сойти с дороги, дороги ни кому не принадлежат, почему бы вам не отойти в сторонку -- поинтересовалась призрачная ведьма со смешком. -- Потому что вы встали на пути волшебницы воздуха Светланы, у которой сейчас плохое настроение и которая сметёт вас с дороги, если вы не сойдёте, -- высокомерно бросила девушка. -- Ну а меня зовут Белит и настроение у меня тоже дерьмовое. Уверенна, что моё имя не сказала тебе ничего, также как и твоё имя, ничем не колыхнуло меня, -- фыркнула воительница. -- Я не хочу драки, у меня сейчас есть срочные дела. -- Это похоже на оправдание твоей трусости или я ошибаюсь -- уточнила Белит, усмехнувшись. " Что она делает " -- с немым ужасом подумала Ариада. -- Думаю, мне стоит всё же задержаться и проучить пару ведьм хорошим манерам, как известно хорошая ведьма -- мёртвая ведьма, -- обидчиво бросила Светлана. -- А я слышала, что хорошая волшебница воздуха -- та, которая сосёт у фавнов, -- хмыкнула воительница. -- Ах ты... -- Ой, извини, -- перебила Белит, -- Это про волшебниц воды было, а про воздушных говорят, что они хороши лишь когда оборотням под *** свои жопы подставляют. Ариада мгновенно покраснела, Светлана напротив побледнела, какие-то секунды все стояли неподвижно, а потом всё вокруг пришло в движение: -- Ты ответишь, ведьма! Певица ушла в сумрак чисто рефлекторно, всё ещё пребывая в неком ступоре. Призрачная ведьма напротив метнулась зигзагом сквозь кукурузу к волшебнице, но её спутник оказался не так прост, он молниеносно рванул на перехват. Во все стороны полетели початки кукурузы, когда мечи вылетели из ножен и, пройдя по широким дугам, схлестнулись. Горестно взвыл металл. Белит перехватила рукоять двумя руками, сдерживая давящую мощь юноши, потом резко развернула своё оружие. Мечи скользнули друг по другу, разошлись, снова встретились. Певица едва успевала различать стремительные движения клинков и не могла пошевелиться. Краем глаз она вдруг заметила, что Светлана поднимает руки, готовя какое-то заклинание. -- Прекратите! -- крикнула Ариада, на неё, разумеется, не обратили внимания. " Нет, я не могу этого допустить, нет! " -- Пожалуйста, прекратите! -- взмолилась певица, и вновь её проигнорировали. Волшебница шептала магическую формулу, воительница и страж кружили в смертельном танце. " Это не сложнее, чем на тренировках. Главное успокоить себя и вложить все эмоции в свой голос ". Светлана уже почти закончила заклинание, меж её пальцами засверкал сгенерированный энергетический заряд. Руки волшебницы стали опускаться по направлению к призрачной ведьме. Ариада словно наяву увидела, как отскакивает в сторону мужчина, как комок слепящей энергии ударяет Белит в грудь, как отлетают в кукурузу дымящиеся обгоревшие останки, бывшие секунду назад дышащим жизнью красивым телом... " Я не допущу этого! " -- Шай-а-гула! Невидимая волна искаженного звука рванулась от певицы, сминая кукурузу и оставляя за собой широкую просеку. Волшебницу резко швырнуло на землю. Энергетический комок по кривой дуге ушёл в небо. Мужчина на миг отвлёкся, отступил в направлении своей спутницы и тут же провалился по пояс в землю. " Призрачный капкан " -- поняла Ариада. Воительница не стала терять времени. Выполнив невероятный прыжок с кувырком на добрых семь метров, призрачная ведьма перемахнула через воина и приземлилась возле поднимающейся Светланы. Сапожок Белит с разгону опустился волшебнице на грудь возле горла, что-то хрустнуло девушка тихо вскрикнула. Острое жало чуть кривого меча воительницы сверкнуло на солнце и стало опускаться. -- Белит, стой! -- вскрикнула Ариада, мало рассчитывая на то, что воительница остановится, но та, как ни странно, замерла. Клинок опасно качнулся в каком-то сантиметре от шеи волшебницы. -- Ну, чего ещё -- ворчливо спросила Белит, не отвлекаясь от своей жертвы. Волшебница шокировано смотрела на её меч, округлившимися от страха глазами. -- Не надо. -- Что -- воительница едва не вдавила мыс сапожка в горло Светланы и повернулась, не обращая внимания на болезненный вскрик волшебницы. -- Пощади их, -- попросила певица. -- Совсем сдурела Забыла, они, вроде как, хотели нас убить, к тому же эта сучка сама начала препираться. -- Но ты ведь сама нарывалась на драку, -- негромко заметила девушка. -- Хотелось выпустить пар, -- беззаботно пожала плечами призрачная ведьма и тут же добавила, -- Секунду, сейчас я их прикончу, и мы с тобой спокойно всё обсудим. -- Не надо... -- певица предостерегающе вскинула руку, но воительница пока лишь дразнилась. Волшебница же отреагировала иначе, она попробовала дёрнуться, вывернуться из-под ноги ведьмы. Белит опёрлась на ногу сильнее и пригрозила: -- Я тебе уже сломало одно или два ребра, только попробуй тут ещё подёргаться -- наступлю на горло. Светлана замерла. Её страж тем временем безуспешно пытался выбраться из призрачного капкана расставленного и удерживаемого воительницей. Женщина глянула на него и зло бросила: -- Ты тоже сиди тихо и даже не думай кидать меч. Из такой позиции ты вряд ли попадёшь, к тому же твоя подружка у меня под каблуком. И за твою оплошность я могу долго и со смаком потрошить её тощую тушку. -- Не делай этого, Белит! Пожалуйста, ради меня... -- Урок номер один часть третья Забыла, что было в башне и с тем воином Зек -- В башне ты скинула Лею вниз и лишилась могущественной знакомой, -- в свою очередь напомнила Ариада. Её старшая подруга поморщила и ехидно заметила: -- А перед этим Лея хотела проверить, что у тебя внутри при помощи миниатюрного кинжала. -- Но... -- Этот разговор лишён смысла. Я не намерена обсуждать наши личные дела при свидетелях. А сейчас я от них избавлюсь. -- Белит, они нам не враги. -- Друзья, наверное А это, наверное, так дружеская потасовка была, да -- съязвила призрачная ведьма. -- Но... Женщина отвлеклась от спора со своей подопечной и надавила ногой на грудь волшебнице сильнее. Та тихо вскрикнула, попробовала столкнуть сапожок воительницы в сторону. Словно не замечая потуг своей жертвы, Белит направила остриё своего клинка в глаз Светлане: -- Это будет быстро и, наверное, почти не больно, остриё пронзит твой глазик и вонзится в мозг. Впрочем, если хочешь, я могу дать тебе прочувствовать это по полной программе. Слегка ткнуть в глазик, не достав до мозга, потом повернуть... -- Белит, ради меня... -- Зачастила ты с этим, моя сладкая, -- процедила воительница, даже не оборачиваясь к певице, -- Я уже лишалась сегодня кайфа с той девчонкой, ради тебя. Думаешь, это подействует на меня дважды Разве не видишь Мне хочется кого-нибудь помучить. -- Не убивай их у меня на глазах! -- не выдержав, воскликнула певица. -- Какая нежная у тебя психика, -- презрительно фыркнула призрачная ведьма и со смешком добавила, -- Ну тогда отвернись. -- Белит! -- Если ты будешь меня и впредь раздражать, я тебя ударю. -- Бей, но оставь им жизнь и хочешь кого-нибудь помучить -- мучай лучше меня! Белит оторвала взгляд от Светланы, как-то странно посмотрела на свою младшую подругу. Минуту молчала, потом поинтересовалась: -- А они отстанут У добреньких героев есть всякие бзики насчёт заклятых врагов, дела чести и прочей блажи. -- Отстанем, -- просипела волшебница. -- Клянись, -- призрачная ведьма немного ослабила давление ногой, отвела меч в сторону. -- Я клянусь пресветлым ликом ангела жизни Инны, что я и мой страж никогда в жизни не причиним тебе и твоей подруге умышленного вреда. Никоим образом. -- Милая клятва и весьма серьёзный покровитель, но что-то лика её я не вижу. Врёшь, наверное -- Нет... -- Тогда докажи. -- Инна... ангел жизни! Явись к слуге своей! -- с трудом выкрикнула Светлана, всё-таки нога Белит никуда не делась с её груди. Секунду не происходило ничего, а потом в воздухе послышался гром от несуществующей молнии, и прямо в пустоте возникло ослепительное белое свечение, сперва неясное, но быстро обретающее форму. Из округлого окна перехода шагнула человекообразная фигура, и портал тотчас закрылся. Удивились все, даже воительница. В нескольких метрах от происходящего, между Ариадой и Белит стояла молодая женщина, классической, чистой красоты с тёмными волосами по лопатки. На лбу у неё блестел серебристый обруч, а за спиной были сложены белоснежные крылья. Нагрудный доспех также как и обруч отливал серебром, а ниже него виднелись сотни складочек белой мини-юбки. На ногах у ангелессы были надеты тоже белые, только кожаные, сапожки. Волосы развевались, хотя ветра не было, а глаза ангелессы светились изнутри слепящим белым огнём. -- Я явилась по зову, -- произнесла Инна, и в воздухе остался "след" этого голоса, будто что-то одухотворённое он растёкся вокруг. -- Ну не хрена себе, -- тихо буркнула воительница. Ангелесса посмотрела на неё, потом на волшебницу и заметила: -- Я не могу тебе помочь, Светлана, ты же знаешь, если я попробую это сделать, появится мой антипод Александр и непременно мне помешает. -- Я не прошу помогать мне, я хочу поклясться перед твоим ликом, -- произнесла Светлана. -- Клянись и клятва будет нерушима. Попробуешь нарушить её, и я лично оборву твою жизнь и сожгу душу. -- Клянусь, что ни я, ни мой страж -- Владислав, не причиним двум этим ведьмам умышленного вреда, никоим образом. -- Устраивает ли тебя, Белит, подобная клятва -- ангелесса посмотрела на призрачную ведьму, та посмаковала момент пару секунд и кивнула: -- Вполне, но с маленькой оговоркой. Я ещё хочу одно желание. -- Желание -- переспросила Инна. -- Именно, -- каверзно ухмыльнулась воительница и добавила, -- Очень уж хочется посмотреть, как эта гордячка будет подставлять свою попку оборотню. -- Белит! -- краснея, вскрикнула певица. Волшебница побелела, казалось сильнее прежнего раза. -- Ладно-ладно, пошутить уже нельзя, -- фыркнула призрачная ведьма. Ангелесса как-то странно улыбнулась: -- У тебя точно такое же отвратительно пошлое чувство юмора, как и у Александра. -- Было бы неплохо с ним познакомиться, -- хмыкнула воительница. -- Боюсь разочаровать тебя, но, думаю, он явится только в том случае, если ему пообещают чью-то девственность, -- Инна с улыбкой посмотрела на Ариаду. -- Обойдётся, -- буркнула призрачная ведьма уже совсем не весело и поторопила, -- Ладно, принимай уже клятву. -- Клятва принята, -- просто отозвалась ангелесса. Мир мигнул, на мгновенье всё словно пропало. Воительница подождала ещё миг и убрала ногу, спрятала меч в ножны, потом сделала замысловатый жест в воздухе, и призрачный капкан раскрылся, вызволяя стража из подпространственной ловушки. Инна присела на корточки возле Светланы, провела рукой над ней, сращивая сломанные рёбра, потом распрямилась, посмотрела на каждого из участников конфликта. На Ариаде ангелесса задержала взгляд, с какой-то задумчивостью сделала пару шагов, протянула руку, коснувшись её лба, потом отступила и пропала в яркой вспышке. -- И что это было На тебя что уже ангелессы западают -- поинтересовалась Белит у своей младшей подруги. -- Я не знаю... -- Она пометила её, теперь Ариада также как и я может призвать её, -- негромко пояснила Светлана, садясь на земле, -- Конечно, призвать можно любого ангела, если знаешь его или её имя, но такая пометка -- гарантия того, что ангел явится на зов. -- Но почему я -- удивилась певица. -- Не знаю... -- покачала головой волшебница, потом посмотрела прямо на девушку и произнесла, -- Спасибо. Ариада как-то немного неловко улыбнулась, пожимая плечами, и искоса глянула на свою покровительницу. Белит делала вид, что её тут вообще нет, впрочем, спустя секунду она поймала взгляд младшей подруги и велела: -- Пошли, пока настроение у меня ещё больше испортилось... Певица послушно подошла к воительнице, получила заслуженную оплеуху и двинулась следом, напоследок ещё раз обернувшись. Волшебница задумчиво смотрела на неё... Путешественницы двигалась по тропинке, пробираясь сквозь бескрайнее поле. Белит находилась явно в дурном настроении, искоса поглядывая на свою подопечную она негромко ругалась себе под нос. Ариада предпочитала не донимать её вопросами и шла молча, чувствуя свою вину. Вряд ли воительница вспомнит её помощь, её крик, бросивший Светлану наземь, а вот вмешательство в расправу призрачная ведьма уж точно не забудет. -- Всё же надо было настоять на желании, посмотреть, как оборотень будет драть эту стерву... -- Белит мрачно покачала головой, потом покосилась на спутницу, -- Что молчишь -- Ну... а что мне сказать -- Хотя бы как мне тебя мучить Ариада замешкалась, даже сбилась с шага. Её покровительница в серых мирах что-то невнятно фыркнула и добавила уже громче: -- Что-то я сегодня подозрительно добрая, надо сделать что-нибудь отвратительно-плохое. -- Зачем, разве быть доброй тебя так раздражает -- спросила певица, стремясь занять призрачную ведьму разговором, в ходе которого увести её с опасной темы. -- Да, это меня сильно раздражает. -- Даже если доброй ты мне нравишься больше -- Ты используешь свою персону слишком часто, скоро это перестанет работать, -- открытым текстом намекнула воительница. -- Я знаю, но что мне было делать -- Стоять и смотреть, -- мрачно бросила Белит, -- В следующий раз так и сделай! -- Я просто не могла допустить... -- девушка осеклась и молча уставилась в дорогу, но было уже слишком поздно, она сама ступила в сторону того опасного разговора, с которого пыталась увести старшую подругу. -- Чего ты не можешь допустить-- зло поинтересовалась женщина. -- Ну... чтобы это произошло -- Также как и с той девчонкой Ты не можешь смотреть, как я творю бесчинства на твоих глазах Ведь так! -- воительница была на взводе, и ей столь же явно хотелось хоть на ком-то сорвать злость. -- Ну да... -- неохотно призналась певица под её пристальным, немигающим взглядом, врать всё равно было бесполезно, если не сказать опасно. -- И этим ты хочешь меня изменить Сделать из меня добренькую ведьму Помощницу обделённых и заступницу обесчещенных -- призрачная ведьма перешла на крик, -- Отвечай! Этого ты хочешь! А что потом! Найдёшь мне хорошего мужика! Не будет этого! Усекла! Не будет! -- Я вовсе не это имела в виду и ничего подобного я никогда не планировала, -- попробовала оправдаться, без причины обвинённая, Ариада, но куда там, Белит уже разошлась: -- Потом ты заставишь меня найти и попросить прощения у всех тех, кого я обидела, заставишь оставить Айверена вместе с его приёмными родителями, прикажешь выйти из круга ведьм башни! А под конец вообще остепениться и нарожать тому хорошему мужику кучу детишек! -- Белит, прекрати! Умоляю, прекрати обвинять меня! -- едва не плача вскрикнула певица. -- Прекратить -- зло прошипела Белит и резко останавливаясь. -- Я вовсе не собиралась делать ничего подобного, даже не думала, это... Воительница неожиданно оказалась подле неё запустила руку в её волосы, притянула её лицо к себе и тихо, почти спокойно спросила, обжигая её губы своим дыханием: -- Значит, прекратить -- Да, я ничего подобного не думала. -- Не думала, -- медленно повторила Белит, потом резко, порывисто поцеловала Ариаду в губы. Певица даже не сделала попытки вырваться, прекрасно зная, что воительница её просто не отпустит. Спустя минуту призрачная ведьма всё же отстранилась, поцеловала свою подопечную в щёку и прошептала той на ухо: -- Сорвалась, мне нужна разрядка, поцелуй меня. -- Но ты говорила, что это тебя заводит... -- Поцелуй! -- потребовала женщина, чуть отстраняясь и вновь начиная злиться. " Лучше, когда она домогается меня, чем когда причиняет боль другим людям " -- обречённо подумала девушка и пробормотала: -- Ладно... Тёплые, нежные губки встретились с чуть прохладными, чуть жестокими. Призрачная ведьма положила обе руки на талию младшей подруги, прижала её к себе, потом, когда поцелуй распался, потёрлась щекой о шеи певицы и неохотно отстранилась, буркнув: -- Хватит, иначе не остановлюсь. Белит ещё пару секунд смотрела в лицо Ариаде, потом отвернулась и пошла дальше по тропинке. Девушка слегка пожала плечами и поспешила за ней. Переступая ногами, певица посмотрела на затихающую воительницу и негромко поинтересовалась: -- А где мы остановимся на ночь -- В деревне, -- неохотно ответила призрачная ведьма. -- А нас пустят -- Или пустят, или мы будем спать в деревне полной трупов. Путешественницы миновали ещё две деревни, расположенные неподалёку друг от друга и ближе к ночи приблизились к третьей. Спускаясь с холма к реке небольшой реке, возле которой расположилась деревня, Белит явно пребывала в хорошем настроении, потому разглагольствовала: -- Никогда не понимала прелести быть колдующим классом. Заклинания это конечно хорошо, но для боя категорически не подходят, пока его приготовишь, пока нацелишь -- три раза убить успеют, если бы не этот телохранитель у этой магички не было бы и малейшего шанса. Ариада шагала молча, слушая свою старшую подругу. Воительница достаточно не часто находилась в таком благодушном настроении, и портить его вопросами или комментариями певице вовсе не хотелось. -- Другое дело боевые формулы, как твой "Шай-а-гула". Иногда достаточно просто сказать повеление для срабатывания заклятия. Я вот, например, могу свой призрачный капкан поставить -- сосредоточившись и мысленно произнеся "Призрачный Капкан". Впрочем, в твоём случае мыслеформы не подойдут, ты ведь музыкальный класс, оперирующий голосом, думаю -- не вербальные заклятия тебе не подвластны. Но у твоей атаки очень предсказуемая траектория. Девушка пожала плечами. Призрачная ведьма покосилась на неё и поинтересовалась: -- Чего это ты такая притихшая -- Просто слушаю тебе. Женщина коротко хмыкнула и обратила внимания своей подопечной на начавшие закрываться ворота. -- И так всегда. Ариада автоматически нырнула в сумрак за старшей подругой, и они вместе быстро добрались до смыкающихся створок, проскальзывая в деревню. -- Забавно, да -- смотря в спины стражников, спросила призрачная ведьма, не выныривая пока из серого мира. -- Ну... я бы так не сказала, это всё же как-то не так, не правильно... -- осторожно заметила певица, наблюдая за безумно медленными движениями четырёх мужчин. -- Имеешь в виду то, что они стали закрывать ворота, заметив нас, или то, что мы проскользнули непрошенными -- И то, и другое. -- Эх ты, -- Белит махнула на Ариаду рукой и вышла в обычный мир. Створки ворот сразу же звякнули друг о дружку, стражники торопливо подхватили запор, стали прилаживать его в пазы. Воительница кашлянула и, когда стражники один за другим обернулись, премило им улыбнулась: -- А подождать не могли Они переглянулись между собой, а потом один простодушно пожал плечами и брякнул: -- Так время пришло. -- Время говорите, -- воительница улыбнулась, посмотрела на небо, словно прикидывая, и согласилась, -- Да, час поздний, пожалуй, переночуем мы здесь, надеюсь, для двух симпатичных ведьм найдётся комната в вашем трактире -- Ведьм -- со страхом переспросил стражник. -- Ага, -- женщина оскалилась в довольной улыбке и направилась к деревенскому трактиру, тяня за собой подругу прочь от опешивших стражников. Когда путешественницы зашли в здание, веселья у присутствующих там крестьян заметно поубавилось. Сейчас в деревне не было ни одного проезжего кроме Белит и Ариады. Крестьяне смотрели на парочку путешественниц хмуро, но обречённо. Воительница благодушно улыбнулась сидящему за угловым столиком весьма красивому, гладко выбритому мужчине и негромко поинтересовалась, склоняясь к уху подруги: -- Если я пересплю вон с тем, ты ведь мне простишь -- Я же уже сказала, что всё тебе прощу... -- тихо ответила певица, а сама подумала: " Неужели она серьёзно " -- Дело за малым, -- усмехнулась призрачная ведьма и прямо направилась к своей цели. Мужчина лет тридцати достаточно вяло поднял взгляд на путешественниц, остановившихся перед его столиком, и спросил: -- Вы кто -- Ведьмы, -- за обеих ответила Белит, без спросу усаживаясь на стул. Ариада тоже присела. Мужчина посмотрел на странную парочку более осмысленным взглядом, винные пары стремительно выветрились из него. -- И чего вам надо -- Ты мне нравишься, -- без всяких предисловий поведала женщина и лукаво подмигнула собеседнику, тот моргнул и недоверчиво поинтересовался: -- Ну и что с того -- Может быть, выйдем прогуляться при луне, до сеновала вроде недалеко -- Э-э-э нет, -- хмыкнул мужчина и осушил свою кружку, -- Это наверняка какая-нибудь уловка. -- Ты так думаешь -- обворожительно улыбнулась призрачная ведьма, укладывая подбородок на скрещённые запястья своих рук. " Она серьёзно... " -- шокировано поняла, наконец, певица, смотря в сторону и стараясь сделать вид, что ей всё равно. -- Вы хотите меня убить, так Убить и сожрать, да Наверное, какой-нибудь извращённый ритуал -- предположил мужчина. -- Какие дикие предрассудки. Зачем нам тебя есть Представь тридцатилетнего хряка, разве его сжуёшь -- хмыкнула Белит. -- Задница грифона вас знает, ведьм не поймёшь, -- буркнул крестьянин. -- А если я оставлю меч тут, ты поверишь, что я не хочу тебя убивать -- словно в подтверждение воительница сняла ножны с клинком и положила их на стол перед певицей. -- А твоя подружка -- не пойдёт что ли с нами -- Нет, только ты и я, наедине, -- томно проворковала призрачная ведьма и маняще улыбнулась. -- Неужто захотелось нормального траха -- хмыкнул мужик. -- А что в этом удивительно Или, может быть, я -- не привлекательная женщина -- улыбнулась Белит. -- Более чем привлекательная, это-то меня и настораживает, -- отозвался крестьянин. -- Боишься не справиться со мной на сеновале -- подзадорила воительница. -- Вот ещё, -- легко завёлся её собеседник, -- И не таких, как ты, заваливал. -- Так чего мы ждём Ариада сосредоточенно изучала зал. -- Ладно, через пару минут выходи, я буду ждать за трактиром. Крестьянин поднялся на ноги и довольно таки твёрдой походкой направился на выход. Воительница проводила его плотоядным взглядом, даже облизнулась и заметила: -- Главное, чтобы он не отключился, за эти пару минут, -- после чего махнула рукой трактирщику, к их столу подбежала официантка и, боязливо остановившись перед путешественницами, с запинкой спросила: -- Что пожелаете -- Вина и воды, желательно без яда. -- Это всё -- пропустив мимо ушей шпильку призрачной ведьмы, осведомилась девушка. -- Да, -- кивнула Белит, посмотрела ей вслед и поинтересовалась у младшей подруги, -- А ты чего-нибудь кроме воды и чая вообще пьёшь -- Ну соки, молоко... -- Ясно, -- пробормотала женщина, -- Чая и соков тут понятное дело нет, а молоко я бы брать не стала. Девушка молча кивнула. Её покровительница подозрительно на неё посмотрела и с нотками удивления поинтересовалась: -- Ты даже не спросишь почему -- А зачем Раз ты говоришь, что не стоит значит не стоит, а почему именно меня уже не интересует. -- А что же тебя интересует " Сказать или нет " -- подумала певица, осторожно подняла взгляд на старшую подругу и осторожно уточнила: -- Ты... ты серьёзно намеренна... -- Да, я серьёзно намеренна заняться с ним диким сексом на сеновале, разве что-то не так -- Нет, всё в порядке, -- Ариада задумчиво опустила взгляд в стол. Официантка принесла их заказ. Щедро расплатившись, призрачная ведьма внимательно посмотрела на свою спутницу. -- Если что, ты только скажи и я не пойду. -- Если хочешь идти -- иди, -- негромко отозвалась девушка. -- Как знаешь, -- пожала плечами Белит, залпом осушила полкружки и встала со стула, -- Покарауль мои вещи, вернусь где-нибудь через часик. Певица молча кивнула и осталась совершенно одна в этом многолюдном трактире. В этой деревни отношение к ведьмам хоть и было настороженным, но вовсе не агрессивно-пугливым как в самом первом населённом пункте посещённым путешественницами в этом мире. После первых пяти минут как парочка ведьм зашла в трактир крестьяне уже почти забыли об их присутствие. Запахи окутывали девушку. Меж стандартных пищевых попадались и вовсе неаппетитные. Ариада поморщилась и опустила голову к столу, готовясь к долгому ожиданию даже не притронувшись к своей кружке. Все вокруг вновь веселились. Официантки так и мелькали туда и сюда по залу, разнося заказы. Мысленно певица отметила, что обращает на них намного больше внимания, чем на мужчин, даже поймала себя на том, что следит взглядом за самой симпатичной и молоденькой. " Меня меняет сумрак или Белит А хочу ли я так меняться А кто меня спрашивал " -- вопросы оставались без ответов. Невольно девушка стал прислушиваться к разговорам, не прекращая поглядывать на служанку. -- А потом эта неблагодарная тварь рухнула мордой в лужу, мне все штаны удел в дерьме, да и сам так бы и утопился, если б я его не вытащил, -- говорил один пьянчуга другому. -- Это надо же было так надраться... -- Да его девка эта распутная, шлюха так её и сяк, бросила... я его понимаю, с самим так было, все бабы -- стервы, только одно им от тебя надо -- твои деньги... -- Да, стервы... а он потом к ней ходил -- Нет, ни разу. Как послал её, так и всё... а какого ляда к ней снова лезть -- Ну и правильно, как будто других девок вокруг нету -- Вот-вот... Ариада повернулась к другой группке, правда, вслушаться ей уже не дали. К её столику без спросу подсели, причём на место Белит. Певице это как-то сразу не понравилось, она внимательно посмотрела на молодого, красивого стражника с тёмными волосами. Сомнения в том, что он считает себя первым парнем на деревни, пропали после первой же фразы: -- Красавица, неужели ты скучаешь -- Нет, -- коротко отозвалась девушка. -- Бросила тебя подружка Променяла на парня Бывает, -- с деланным сочувствием произнёс стражник -- Она меня не бросала, -- нахмурилась певица. -- Да ладно тебе, смотри веселей. Хочешь её сейчас позлить Я знаю отличный способ. -- Это какой -- прекрасно зная ответ, поинтересовалась Ариада. -- Надо просто заставить её ревновать, пойдём со мной покувыркаемся Если ты для неё действительно ещё что-то значишь, возревнует и больше тебе изменять не будет со всякими встречными мужиками. -- А если не заревнует -- по большому счёту безразлично спросила девушка. -- Тогда просто получишь удовольствие от процесса. Видишь всё как просто, ты ничего не потеряешь. " Ещё как потеряю " -- мысленно хмыкнула певица и коротко ответила: -- Нет. -- Уверенна -- улыбаясь, юноша, словно невзначай, положил под столом руку девушке на колено. -- Уверенна. Убери руку -- Может всё же подумаешь получше -- стражник снова улыбнулся, погладил её по колену, сместился чуть выше, это властное поведение совсем не понравилось Ариаде она нахмурилась. -- Прокляну. Ты весь покроешься гноящимися язвами, будешь без остановки блевать кровью и подохнешь в луже собственных испражнений, -- внутри у певицы клокотала ярость и злоба, дикая едва неудержимая. Стражник быстро убрал руку, заметно побледнел: -- Извини, я просто хотел предложить тебя... я вовсе не хотел тебя обидеть... -- запинаясь, пробормотал юноша и спешно ретировался. Проводив его глазами, девушка обвела взглядом зал, больше желающих поразвлечься с молоденькой ведьмой не нашлось. Все старательно отводили глаза. " Вот и хорошо " -- мрачно подумала Ариада. Белит вернулась минут через сорок. Прошествовав сквозь толпу посетителей, она плюхнулась на своё место, сыто улыбнулась младшей подруге и поделилась: -- А он был вовсе не так уж плох. -- Пошли лучше спать, -- предложила Ариада достаточно пасмурным тоном, что, разумеется, не ускользнуло от внимания её покровительницы. Воительница внимательно на неё посмотрела: -- Что-то произошло, пока меня не было -- Ничего особенного. -- Значит, ты ревнуешь меня -- напрямую спросила призрачная ведьма и со смешком добавила, -- Ревнуешь к мужчине Хоть я и бисексуальна, но самцы никогда не претендовали на место в моём сердце, они так мимолётное развлечение, она любить не умеют. -- Я тебя не ревную, -- буркнула певица из вредности, прекрасно понимая, что её подруга сейчас читает её будто открытую книгу. -- А вот и ревнуешь, по глазам вижу, -- улыбнулась Белит, ещё более довольная нежели прежде, -- А ревнуешь значит любишь. -- Ничего подобного, -- отвернулась девушка. -- Пошли, поговорим. Призрачная ведьма встала, схватив подопечную за руку, и прошла к стойке бара. Там она бросила трактирщику пару золотых монет и сказала: -- Номер на ночь. Мужчина за стойкой обмерял обеих девушек взглядом и, наконец, неохотно протянул ключ. Белит кивнула ему и потащила не сопротивляющуюся Ариаду за собой, вверх по лестнице. Отыскав нужную дверь, воительница ввалилась внутрь и закрыла дверь за подругой, после чего повернула ключ в замочной скважине и оставила его там висеть. Пройдя к небрежно заправленной кровати, призрачная ведьма невнятно пробормотала себе под нос какое-то заклятие против паразитов и спокойно уселась на одеяло, стащила сапожки, подогнула ноги под себя, потом посмотрела на свою подопечную и произнесла: -- Давай поговорим начистоту. -- Я уже всё сказала: я тебя не ревную, ни капельки, -- кратко отозвалась девушка. -- Сядь. Певица послушно села, но не возле своей покровительницы, а на противоположный край кровати, после чего замерла, угрюмо смотря в стену. -- Если ты действительно меня ни капельки не ревнуешь -- пододвинься, -- приказала Белит. -- Нет. -- Почему Вопрос поставил Ариаду в тупик, она действительно не могла объяснить, почему не хотела пододвинуться. Что-то внутри поднималось, какая-то волна горечи, какой-то смерч злых голосов мешал думать... -- Потому что я только что трахалась -- предположила воительница. -- Нет, дело не в том! -- воскликнула певица и вдруг, словно кто-то дёрнул её за язык, -- Ты распутная и спишь со всеми подряд... Девушка замерла, осмыслила, что только что произнесла и шокировано замерла. Миг нечего не происходило, а потом волна накрыла певицу с головой, нескончаемый поток чувств, эмоций, мыслей и эти чёрные голоса нашёптывающие бесконечные злые слова... -- Вот значит как, -- между тем, неспешно произнесла призрачная ведьма, не замечая изменений происходящих с её подопечной. -- Нет, Белит, это не я... -- отрывисто произнесла Ариада, кружилась голова. -- А кто -- холодно поинтересовалась воительница. -- Сумрак... -- Да ну -- не поверила Белит и добавила, -- Он не может выразить через тебя того, что нет в твоей головке. -- Я не хотела... честно не хотела... что со мной происходит -- поток эмоций и чувств наполнил певицу, и она почувствовала как заболела голова, застучало в висках, глаза наполнились непрошенными слезами... В следующую секунду сильные руки призрачной ведьмы, прижали девушку к себе. Ариада ощутила прикосновение ко лбу и увидела цветные круги, помогло, стало намного легче думать, вот только тело почему-то стало ватным. -- Всё будет хорошо, -- прошептала воительница ей на ухо, осторожно обнимая, раскачивая из стороны в сторону, будто баюкая. Так и не успевшая окончательно родиться боль понемногу отступала, не из-за исцеляющего заклинания Белит, а просто потому, что эта неожиданная эмоциональная вспышка уже прошла. -- Прости меня, -- прошептала певица. -- Прощу, если поцелуешь. Ариада подняла глаза на свою покровительницу, она улыбалась без всякой злобы, усмешки или притворства. -- Это скоро пройдёт. -- У меня болит голова. -- Так и должно быть. Думаю, это одна из последних стадий. Я поняла это, когда не смогла забрать у тебя всю боль, ты -- не больна, ты -- проходишь адаптацию, так что потерпи, это произойдёт, полагаю, этой ночью. -- Мне страшно, -- тихо призналась певица. -- Я рядом. Со мной тебе нечего бояться, -- призрачная ведьма поцеловала свою младшую подругу в волосы на макушке. -- Хорошо, что это закончится... -- Завтра посмотрим хорошо или плохо, -- произнесла Белит, задумчиво баюкая свою недавнюю игрушку, а ныне младшую подругу. -- То есть -- насторожилась Ариада. -- Ты можешь измениться больше, чем мы думаем, сумрак может изменить тебя. -- Как изменить Ты ничего не говорила мне об этом. -- Я не говорила, потому что это неизбежно. Каждый адепт серого мира обязательно проходит адаптацию, она наступает спустя какое-то время, после того как адепт впервые попадёт в серый мир, похоже, твоё время как раз подошло. -- Но я не хочу, почему нельзя оставить всё как есть -- А что у тебя есть Только предположительный класс и ничего больше. К тому же я уже сто раз говорила, но повторю ещё раз: тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь. Сумрак вообще никого не спрашивает, он делает то, что хочет, играет нашими судьбами, а теперь успокойся. -- Успокоиться! -- панически воскликнула певица и дёрнулась, но воительница лишь ещё плотнее прижала свою подопечную к себе, заставила её неподвижно замереть. -- Да, успокойся. -- Но ведь... Призрачная ведьма осторожно переместилась, повалила девушку на кровать, расположилась поверх неё и поцеловала в губы. Несколько мгновений Ариада принюхивалась, ожидая почувствовать неприятный, чужой запах, но Белит пахла как Белит. Руки воительницы легли на щёки певицы... -- Я не... -- Ничего не говори. Я не буду делать ничего кроме этого, -- губы коснулись губ. Певица задрожала и ответила лаской на ласку. Сейчас в ней что-то менялось, вопрос состоял в том: что именно Ариада проснулась, вынырнула из сна полного Белит, сладких поцелуев и притягательной прохладной плоти. Робкая улыбка коснулась губ девушки. Её покровительница не врала, они действительно только целовались, но за то как! " Завтра посмотрим... " -- всплыли в мозгу блаженствующей певицы слова воительницы. Сладкая нега тут же пропала, Ариада сосредоточилась и вспомнила, что кроме поцелуев было ещё что-то, какое-то глубокое чувство внутренней перемены, какой-то надлом, перегиб... Девушка рывком села на кровати, стала торопливо осматривать себя, пытаясь понять всё ли с ней в порядке Призрачная ведьма приоткрыла глаза, наблюдая за младшей подругой, потом негромко спросила: -- Как спалось -- Доброе утро, -- невпопад отозвалась певица, продолжая рассматривать себя с отчуждённой сосредоточенностью. -- Внешне ты не изменилась, раздевать тебя я не стала, но думаю под одеждой у тебя тоже всё по-прежнему. Если у тебя и есть вторая форма, я её не видела. -- Что -- переспросила Ариада, посмотрела на свою покровительницу, открыла рот, но та её опередила: -- Ты как -- Ну... вроде в порядке. Да, думаю, в порядке... а ты уверенна, что именно этой ночью... что это уже произошло -- Вполне. Сумрак наложил на тебя свой отпечаток, теперь ты полноценный адепт серого мира, ты несёшь на себе его тень... -- Белит, а не могла бы ты изъясняться как-нибудь, чтобы я тебя понимала -- попросила певица. -- Конечно, глупенькая, теперь ты не сможешь оправдать свои эмоциональные вспышки сумраком. -- Так намного понятней, -- кисло улыбнулась девушка. -- Пора бы уже и перестать меня бояться, -- усмехнулась призрачная ведьма и уточнила, -- Так ты точно не чувствуешь чего-нибудь особенного -- Нет. -- Голова болит -- Нет. -- Температура тоже вроде нормальная, кожа нигде не зудит -- Нет... -- Видишь как всегда -- Ну... да... -- Зубы не заострились -- Нет. -- А голосовые связки Чувствуешь, изменения -- Нет. Всё вроде также как и вчера. Белит задумалась, изучая свою подругу, потом всё же произнесла: -- Тебя все, и я в том числе, называли ведьмой музыки, так сказать заочно, но это будет не первым случаем, когда предположения окажутся ошибочными. -- Что ты имеешь в виду -- спросила Ариада. -- То, что у тебя может оказаться и другой класс. -- То есть, я, может быть, стала призрачной ведьмой -- Это вряд ли, температура у тебя обычная, но что-нибудь другое вполне могло произойти. Я, к сожалению, не специалист, по определению классов, но кое-что всё же проверить смогу. -- Что именно -- тут же полюбопытствовала девушка. -- Ложись, -- игнорируя вопрос подопечной, приказала Белит. Певица послушно легла назад на кровать, с которой так резко вскочила. Воительница перекатилась на неё, оказалась сверху, её руки властно скользнули Ариаде под майку... -- Что ты делаешь -- насторожилась девушка, не пытаясь пока вырываться. -- Проверяю. -- Но что Девушка вздрогнула, ибо руки призрачной ведьмы, взобрались на холмики её грудей, ладони ласково накрыли соски, пальцы чуть сжались... -- Я что-то сомневаюсь, что это проверка... -- Нет, это именно проверка, -- опровергла воительница и указала своей младшей подруге то, чего она сама не заметила, -- Ты не отстраняешься, не брыкаешься, даже не просишь меня остановиться. Певица моргнула, несколько секунд непонимающе смотрела на свою опекуншу в серых мирах и, наконец, слегка невразумительно произнесла: -- И что с того -- Что ты сейчас чувствуешь -- вновь проигнорировав вопрос подруги, поинтересовалась Белит. -- Твои руки... -- Чувствуешь, -- требовательно повторила воительница и пояснила свой вопрос, -- Тебе приятно или нет Ариада замерла, прислушалась к голосу своего тела. Прохладные пальцы медленно ласкали её грудь, и от этого почему-то становилось тепло внутри... -- Мне нравится. -- Это может показаться невероятным, но, похоже, что ты стала отчасти или полностью суккубом, -- произнесла призрачная ведьма и рассмеялась, -- Я почувствовала это ещё вчера, но не была уверенна до конца, а теперь то я почти не сомневаюсь. -- И что это значит -- с некой опаской уточнила певица. -- Девственница-суккуб ну и сочетание, -- вновь рассмеялась Белит своим мыслям, после чего облизнула губы и медленно начала спускать руки вниз по животу девушки... -- Суккуб... я не хочу быть суккубом. Я хочу петь. -- Тебя не спросили, мы уже поднимали эту тему вчера, -- напомнила воительница мимоходом и добавила, -- Сумрак, в отличие от ходящих в нём, не спрашивает, не даёт выбора, таким образом, сохраняется какое-то подобие баланса. К тому же то, что ты стала суккубом, вовсе не означает, что ты утратила свои музыкальные способности, скорее всего, нет. Надо будет проверить твой класс у специалиста на Базаре. Я не специалист, но мультиклассы или вовсе новые классы распространенны также, а может и больше чем классические. -- А что значит мультикласс -- Многосторонняя личность, призрачная ведьма, например, тоже мультикласс -- смесь из воина, чуть-чуть мага и капельки жреца, -- ответила воительница, её руки целеустремлённо спустились, остановились на бёдрах подруги. Ариада хотела что-то ещё спросить, потом сосредоточенно посмотрела в серые глаза Белит и передумала открывать рот, вместо этого она обняла призрачную ведьму за талию и притянула к себе. Женщина довольно улыбнулась, хотела поцеловать подругу, но та её опередила. Плохо соображая, что делает, певица сама запустила руки Белит под майку, заставляя свою покровительницу отстраниться. Воительница изогнулась дугой назад, облокотилась подушечками рук на кровать, подставляя свою грудь под нежные пальчики девушки... Ариада смотрела на происходящее чуть отстранённо, будто со стороны, видела, как её старшая подруга сбрасывает в сторону свою майку, обнажая высокую, красивую грудь. Руки певицы с коротенькими ноготками самостоятельно легли, закружили по прохладному телу призрачной ведьмы, выписывая на нём затейливые фигуры, диктуемые пульсацией страсти. Не прекращая ласкать подругу, Ариада села на кровати, приобняла стоящую на коленях Белит одной рукой за ягодицы, притянула ближе к себе, поцеловала в шею, потом ниже, ниже, ещё ниже... " Что я делаю " -- удивлённо подумала девушка, когда её губы сомкнулись вокруг возбуждённого, затвердевшего соска воительницы. Призрачная ведьма тихо, сдержанно застонала. И тогда певица почувствовала безумное, просто нереальное желание, но не получить, а доставить наслаждение. Ласкающая доселе груди воительницы рука Ариады стремительно сместилась вниз на живот, а потом уже неспешно вползла под ткань штанов Белит... Вздрогнув всем телом, Белит тихо вскрикнула и замерла, откидываясь на кровать. Ариада улыбнулась с трудом пытаясь выровнять дыхание и не в состоянии этого сделать, волны радости и наслаждения одна за другой перекидывались с воительницы на неё, девушка никогда не испытывала такого, оргазм призрачной ведьмы накрыл её саму, пробежал по телу и медленно угас оставляя за собой сладостную истому. Руки певицы легли на плечи призрачной ведьмы, ноготки чуть-чуть впились в прохладную плоть. Белит приподняла веки, посмотрела на младшую подругу, та встретила её взгляд лучащимися голубыми глазами, склонилась к ней жадно дотронулась губами до губ и тихо прошептала на ухо: -- Тебе было приятно, Белит -- О да, моя хорошенькая. -- Я рада... это тоже доставило мне удовольствие, -- немного смущаясь, призналась певица и горячо зашептала, -- Просто надо было быть нежной и ласковой, я хотела подарить тебе наслаждение... -- И ты, бесспорно, сделала это, -- улыбнулась воительница, прижала девушку к себе, поцеловала в изгиб шеи, потом перевернулась вместе с ней и оказалась сверху, -- А теперь я отплачу тебе тем же... -- Нет, -- мягко остановила Ариада, потом, видя недоумение своей покровительницы, стала немного путано объяснять, -- Ты, конечно, можешь... трогать меня, но я не хочу, чтобы ты делала то, что я только что. Я не хочу секса в этой форме, мне довольно и того, что я получила, когда было хорошо тебе. -- Не хочешь -- удивлённо переспросила призрачная ведьма, останавливаясь и внимательно смотря подруге в глаза. -- Да, не хочу. Нам надо идти, ты же знаешь. -- Это может и подождать, -- отмахнулась Белит и требовательно спросила, -- А теперь скажи точно, что ты хотела сделать -- Доставить тебе удовольствие. -- И всё -- Да, это всё, -- несколько рассеяно подтвердила певица и с лёгким испугом поинтересовалась, -- А разве что-то не так Я сделала что-то неправильно -- Нет, не в том дело, просто это странно. -- Что именно -- полюбопытствовала девушка, заметно успокаиваясь. Женщина не ответила, пару секунд над чем-то напряжённо раздумывала, потом без обиняков уточнила: -- Ты получила удовольствие, когда я кончала -- Да, -- краснея, кивнула Ариада. -- Хм... это-то и странно. Резонировать на чужой оргазм при физическом контакте, это привилегия суккубов, но вместе с тем суккуб хочет, чтобы его тоже ласкали, доводя до личного оргазма... От обсуждения подобной темы певица покраснела ещё сильнее прежнего, но всё же смогла достаточно внятно предположить: -- Тогда, может быть, я -- не суккуб -- Ты не являешься чистым суккубом, но ты всё же какая-то разновидность суккуба, -- уверенно опровергла воительница. -- Ты думаешь... -- всё ещё несколько смущённо и неуверенно начала девушка, но её покровительница перебила её: -- Подумай сама, если в тебе нет ни капли от суккуба, как объяснить произошедшее только что Опустим даже этот перекидывающийся оргазм, раньше ты боялась просто прикоснуться ко мне, а сейчас ты не просто прикоснулась, ты вступила со мной в более чем тесный контакт. -- Ну... я, наверное, не смогу объяснить... -- густо покраснела девушка. -- Ты изменилась, -- коротко постановила призрачная ведьма. -- Нет, -- Ариада испуганно замотала головой в отрицании. -- Не ври мне, -- Белит беззлобно щёлкнула подругу по носу. -- Но ведь я -- это я -- Конечно, ты -- это ты, моя миленькая, -- усмехнулась воительница, всё ещё задумчиво, после чего чмокнула младшую подругу в щёку и села на кровати, натягивая майку на надлежащее место, -- Ты изменилась, но осталась моей любимой. -- Я... я рада... -- Ладно, пора и в самом деле выдвигаться. Остались, конечно, некие непонятки с твоим классом, но чем раньше мы доберёмся до Базара, тем быстрее узнаем, в чём дело, правильно -- Тебе виднее... Призрачная ведьма поцеловала свою подопечную в губы и улыбнулась каким-то своим мыслям: -- Идём уже. -- Да, -- певица поднялась на ноги, поправила одежду. -- Странная у нас любовь получается, односторонняя, -- вслух озвучила одну из своих мыслей Белит. -- Нет, не так... -- Ариада сбилась, немного стушевалась, но всё же добавила, -- Я тоже тебя люблю, просто я не хочу... ну не хочу, чтобы... -- Ясно-ясно, я итак уже всё поняла, можешь не мямлить, -- хмыкнула воительница. Путешественницы собрали свои вещички, и вышли из комнаты. Воительница ловко соскочила, соскользнула по лестнице и кинула трактирщику ключ, он несколько неловко, но поймал их налету и повесил на крючок. Призрачная ведьма решила не задерживаться в деревне даже на завтрак и сразу направилась на выход из здания, певица послушно отправилась следом, на ходу пытаясь разобраться в себе. Распахнув двери трактира, призрачная ведьма вышла на крыльцо и обернувшись посмотрела на подругу. Приветливо светило солнце, по небу бежали одинокие белые облака, свежий воздух с примесью многочисленных запахов витал вокруг. -- Жизнь хороша, когда чувствуешь себя хорошо, -- философски изрекла Белит. -- Да, -- не смогла не согласиться Ариада. -- А хорошо чувствовать себя можно только тогда, когда рядом любимый человек, логично Воительница усмехнулась в ответ на немного робкую улыбку певицы, и они не спеша, направились к воротам, ведущим из деревни. Стражники также как и крестьяне охотно расступились перед ними. Ариада заметила пристававшего к ней вчера юношу и хитро, но весело прищурилась. Стражник побледнел, бросая испуганный взгляд на свою руку, словно ожидая появления на ней гноящихся язв. -- Ты его знаешь -- негромко спросила призрачная ведьма, проходя сквозь створки ворот и ступая на каменный мост через реку. -- Вчера, когда ты ушла, он предлагал мне "развлечься", -- пожала плечами певица, как можно небрежнее. -- Отшила -- Разумеется. -- Умничка, -- Белит скосила глаза назад и хитро прищурилась, -- Интересно, что придумает обо мне мой вчерашний партнёр -- Не знаю, -- покраснела Ариада, смотря в сторону и делая вид, что ей безразлична эта тема. -- Наверняка, будет хвастать, что переспал с ведьмой и остался жив, -- продолжала добродушно издеваться воительница, -- А там начнёт красочно расписывать, как я его оседлала... -- Белит! -- с лёгкой укоризной воскликнула девушка. -- Ладно-ладно, не будем об этом, -- хмыкнула призрачная ведьма, после чего добавила, -- Всё равно по сравнению с произошедшим сегодня утром вчерашнее развлечение -- ничто. -- Мне кажется это завышенная оценка, -- Ариада на миг задумалась и негромко добавила, -- Для меня это был первый раз... я не уверенна, что делала всё правильно. Белит рассмеялась: -- Если я кончила, что же неправильного ты делала Девушка зарделась сильнее прежнего, обернулась на деревню, но они уже вышли из зоны слышимости. Женщина хмыкнула, потрепала возлюбленную по волосам и кратко чмокнула в щёку. Вновь началось поле. Под ногами скрипел насыпанный кем-то щебень, узкая каменная тропинка словно прорубала себе дорогу сквозь эти бесконечные злаковые джунгли. -- А как тут пролезают повозки -- неожиданно заинтересовалась Ариада. -- Никак, -- передёрнула плечиками воительница. -- Они не используют повозки -- удивилась её подопечная. -- Нет, всё таскают исключительно на своём горбу. А чего собственно ты хотела от примитивного мира -- Но ведь это нерационально, тот же человек при помощи повозки может везти значительно больше, чем нести на спине... -- Ты это не мне объясняй, а им, -- перебила призрачная ведьма. -- Но всё же почему... те, кто всем этим управляет, лорды там всякие, не подумали о повозках -- Я точно не знаю, но, может быть, дело в привычке, ты, наверное, удивишься, узнав, как в некоторых мирах до абсурда цепляются за свои привычки и обычаи. Может быть, тут именно такой случай Они всегда переносили грузы так, это стало неотъемлемой частью их жизни. К тому же для телег и повозок нужны дороги, а в мире Луговых Городом нет дорог и никто не собирается их строить, уверяю тебя. Это слишком накладно. Построить чёртову уйму дорог, а потом ещё следить за их состоянием. Думаешь, это надо правителям Певица медленно покачала головой в отрицании, немного подумала над словами старшей подруги и пожала плечами: -- Наверное, так и есть. Но почему всегда так Белит не ответила. В тишине прошла минута и Ариада, переходя на другую тему, полюбопытствовала: -- А почему этот мир так называется -- Потому что все поля, что ты сейчас видишь, были раньше лугами. В этом мире не было ни леса, ни гор... вернее сказать, горы всё же есть, на них грифоны живут, но их настолько мало, что брать их в расчёт -- глупо. -- Ну... -- Так вот в этом мире изначально были лишь луга и реки, а потом несколько веков назад, кто-то из богатеев какого-то другого мира спонсировал заселение этого. Но было это уже настолько давно, что всё забылось, а название, мимоходом данное каким-то путешественником, прижилось. Вот и вся история. Ариада неожиданно почувствовала запах и подняла голову вверх, покрутила ей из стороны в сторону и произнесла: -- Дым. -- Заметила, наконец -- совершенно спокойно констатировала Белит и хмыкнула, -- Обонянье у тебя явно не улучшилось. -- Пахнет дымом, -- повторила певица и с испугом спросила, -- Что будем делать -- Ничего. Подумаешь, поля горят, нам то что -- безразлично пожала плечами женщина. -- Но... может быть, нам стоит вернуться в деревню и переждать -- Не трусь, -- отозвалась воительница, не замедляя шага, -- Нам ровным счётом не о чём беспокоиться. -- Ты всё ещё считаешь, что нам ровным счётом не о чём беспокоиться -- поинтересовалась Ариада, стараясь выдать голосом нотки лёгкого ехидства, а не страха. Со всех сторон в небо поднимались столбы дыма, только позади небо было более или менее чистое. Но дым был не единственным, что было спереди. Невдалеке, метрах в двухстах бушевала целая лавина пламени, и она надвигалась прямо на путешественниц. -- Боишься -- поинтересовалась Белит с улыбочкой, несколько рассеяно изучая огненную стихию. -- А ты нет -- Нет, -- спокойно отозвалась призрачная ведьма. Прямо под ноги девушкам выскочил какой-то мелкий грызун и торопливо заспешил прочь от пламени. Певица проследила за ним взглядом и вновь вернула его на свою подругу. Спустя минуту тишины девушка не выдержала: -- Бежим -- Отступать перед трудностями -- нахмурилась воительница. -- Но, Белит, что мы будем делать с огнём -- воскликнула Ариада, прикрывая лицо рукой, -- К тому же чем ближе он к нам, тем сложнее становится дышать. Мы можем надышаться дымом, потерять сознание и погибнуть. Белит пожала плечами и внимательно посмотрела на спутницу, после чего спросила: -- Что мы можем сделать в сложившейся ситуации -- Сбежать... -- Ещё -- потребовала воительница. -- Ну... -- Думай. -- Не лучшее место и время ты выбрала для тестирования моих... -- Учись принимать решения в опасных ситуациях, -- перебила призрачная ведьма. -- Но... -- Думай, -- потребовала Белит. Ариада нахмурилась, смотря на свою покровительницу, попробовала отрешиться от приближающейся стены пламени... ответ пришёл на удивление быстро: -- Мы можем перепрыгнуть. Сухая солома прогорает быстро за этой огненной стеной уже безопасно. -- Именно, умеешь всё-таки думать, -- хмыкнула призрачная ведьма. -- Я просто никак не привыкну к тому, что мои физические возможности как адепта намного больше... -- смущённо призналась девушка. -- Привыкай поскорей, это может поставить тебя, да и меня в опасную ситуацию, -- серьёзно произнесла воительница и протянула подруге руку. Ариада с радостью ухватилась за неё, всё же прыгать через огонь было страшновато, а так... " Я ей верю... верю настолько, что без раздумий вверяю свою жизнь в её руки... " -- неожиданно поняла певица, а потом улыбнулась. Белит нырнула в сумрак, утягивая свою подопечную следом. Ариада всё же не удержалась и пробурчала себе под носик: -- По крышам прыгала, теперь вот через огонь, я похожа на акробатку -- Забавная, -- усмехнулась призрачная ведьма. Певица несколько кисло ответила на её улыбку. -- Готова -- Да. -- Тогда вперёд! -- крикнула Белит. Ариада тоже что-то вскликнула правда с явным испугом, увидев почти замершую стену огня перед собой. Но прыжок обе путешественницы выполнили великолепно. Певица на короткий миг увидела под собой полосу огня и почерневшее, выгоревшее поле, что тянулось во все стороны, куда только хватало взгляда. А потом было плавное приземление. Огонь даже не лизнул их обувки, лишь расстроено обдал горячим воздухом. Вновь оказавшись на земле, Ариада вынырнула из сумрака и покрутила головой по сторонам. Вокруг раскинулся уже совсем другой мир, не тот, что был до огня... совсем-совсем другой. Чёрная, дымящаяся земля и ничего живого. Девушка закусила нижнюю губку, потом отвернулась от этой ужасной картины, посмотрела назад на огонь и спросила у старшей подруги, стараясь отрешиться от нахлынувшей грусти: -- Что будет, если я прикоснусь к огню в сумраке -- То же самое, что и в обычном мире -- ты обожжёшься, -- отозвалась воительница, совсем с другими чувствами рассматривая пожарище, спустя какие-то секунды она спросила -- Правда чудно -- Ты имеешь в виду чудовищно -- Нет, именно то, что сказала. Мне нравится огонь. Даже несколько прискорбно, что та сучка, которую я сбросила с балкона в башне, была ведьмой огня. Ариада поморщилась. -- В чём дело -- спросила призрачная ведьма, замечая её гримасу краем глаз. -- Обязательно вспоминать такие вещи -- А что такого -- даже немного удивлённо моргнула Белит, а потом сразу же догадалась и со смехом воскликнула, -- Мохнатые яйца единорога, какой же ты всё-таки ребёнок! Девушка потупилась, насколько мохнаты яйца у единорога -- она не знала и вообще знать не хотела. А воительница между тем двинулась вперёд, на ходу поинтересовавшись: -- Но, возвращаясь к теме огню, тебе он нравится -- Нравится, но не тогда, когда он сжигает дома, поля и живых существ, -- категорически ответила певица, шагая возле подруги. -- Как же ты не любишь нашу жестокую реальность, тебе подавай что-нибудь одомашненное и совсем-совсем не страшное... -- фыркнула призрачная ведьма. -- И что в этом плохого -- насупилась Ариада, -- За что любить, к примеру, этот пожар -- Как за что -- удивилась Белит, -- За мощь, за силу, за безграничную власть. Только подумай, он показывает всем живым существам -- насколько мы ничтожны перед ним или насколько мы могущественны, если сами породили его. Заметив явный скепсис во взгляде младшей подруги, воительница на удивление терпеливо начала разжёвывать: -- Предположим, что мы с тобой не были бы адептами сумрака. Что мы делали бы Мы бы бежали, сломя головы, от этого всемогущего пламени, от стены разрушающей всё силы, способной одним лишь своим видом, своим запахом заставить всё живое обратиться в паническое бегство. -- Как будто мощь проявляется только через уничтожение -- буркнула певица. -- Разумеется, не только, -- согласилась женщина, -- Но в уничтожение эта мощь выглядит наиболее весомой и внушительной. И для высвобождения подобной уничтожающей мощи не нужно никакого особого умения в отличие, например, от призыва дождя. Уничтожающая мощь самая лёгкая в воспроизводстве. Например, чтобы породить этот пожар, достаточно было всего-навсего выбить одну-единственную искорку. -- Думаешь, этот пожар возник из-за преднамеренного поджога -- Не знаю, что и думать, вернее -- не собираюсь даже ломать над этим свою голову, так как ответа мы всё равно не узнаем. Сегодня через пару часов, вечером, мы покинем этот мир, и все эти проблемы станут для нас пустыми. И тебе тоже стоит относиться к этому проще. Ты всё равно ничего не можешь изменить. -- Да... наверное... -- неохотно согласилась Ариада, шагая за подругой. Сбоку от дороги показалась обгоревшая туша кабана. Белит поцокала язычком и цинично заметила: -- Сколько мяса пропадает. -- Белит, не говори так... -- взмолилась девушка, отводя взгляд от обезображенных пламенем останков недавно могучего зверя. -- А что Как будто сама не ешь мяса -- Ем, но сгореть заживо это очень плохая смерть... -- Да какая разница -- фыркнула воительница, -- Мы все смертны и жизнь -- это лишь дорога к смерти, как она закончится не столь уж важно, главное какой длины она будет. Ариада опустила глаза в почерневшую землю, ещё хранящую жар уничтожающего всего на своём пути пламени, и вдохнула тягостный воздух пожарища. Через полтора часа, когда солнце подошло к своему закату и небо стало постепенно темнеть, пошёл дождь. Белит хмуро покосилась вверх, на тучи на удивление быстро сформировавшиеся из безобидных облаков, и недовольно пробормотала: -- Нашли время. Тяжёлые капли забарабанили по обожжённой земле, принося с собой долгожданную прохладу после чудовищного знойного, в прямом смысле огненного, дня. Промокшая в мгновения ока Ариада поёжилась на налетевшем ветру и спросила у подруги: -- И часто тут так Вроде ничего не предвещало дождь -- Скорее всего, это искусственный дождь. Я предполагаю, что это работа магов, видела, как быстро сформировались тучи, разве так бывает -- Нет, наверное, но почему они не сделали этого раньше -- Магия требует времени, а вызов дождя, причём такого сильного и обширного -- достаточно серьёзная магия. К тому же сейчас, похоже, засушливый сезон, пришлось поднапрячься, чтобы собрать достаточное количество воды в тучи. -- Времени, -- повторила певица задумчиво, -- Я как-то не подумала... не привыкла ещё к магии... -- Успеешь привыкнуть, кстати, вон арка. Девушка подняла взгляд от дороги. Закопчённая, каменная конструкция стояла на небольшом искусственно созданном холмике посреди выгоревших посевов, ничего особенного, простые камни, сложенные в арку. -- Лес эльфов ждёт нас, он тебе понравится, -- убеждённо произнесла Белит. -- Почему ты так думаешь -- Это очень красивый и живой мир, а ты любишь красивое и живое, -- усмехнулась воительница, потом остановилась, притянула к себе подопечную и, держа руки у неё на талии, спросила, -- А меня ты считаешь красивой -- Да, -- просто ответила девушка. -- Это меня очень радует... Призрачная ведьма осторожно приблизила своё лицо, заглянула в голубые глаза подруги и поцеловала её в губы, потом неохотно отстранилась, пару секунд постояла и пошла к арке, чему-то задумчиво улыбаясь. Ариада пошла следом, у самой арки обернулась... -- Почему ты всегда оборачиваешься -- спросила Белит, останавливаясь перед аркой. -- Хочу запомнить и сохранить этот мир в своих воспоминаниях. -- Зачем Тебе ещё успеет приесться и опротиветь этот мир, он проходной для ведьм, самый простой и быстрый маршрут от башни до Базара. -- Как может опротиветь красота -- воскликнула певица и грустно добавила, -- Пусть сейчас эта красота и мёртвая, но во всё другое время, золотистые колосья, целое море живого золота... -- Опротиветь может практически что угодно, а такая двоякая вещь как красота и подавно. Я была тут, наверное, несколько сотен раз, если не больше и везде в этом мире всё одинаково. Посевы, крысы, кабаны, змеи да грифоны. Причём сборка урожая тут происходит постоянно. Климат мягкий, отсутствие зимы и прочая подобная фигня. У меня даже как-то раз аллергия на весь этот мир появилась, пришлось идти в обход, через два мира... Раздражение скользнуло в голосе воительницы, и она недовольно поморщилась, сетуя на саму себя. Потом покосилась на младшую подругу и буркнула: -- Забудь. -- Ладно, -- легко согласилась Ариада, погружаясь в сумрак, а из него в новый мир. Переход вышел удивительно гладко. Словно и не в другой мир шагнули, а дальше по дороге. Но обманчивое ощущение длилось всего каких-то пару секунд. Едва только певица вынырнула из серого мира, как в ноздри ударил совсем другой запах, удушливый дух гари сменился глубоким ароматом хвои. Проливной дождь с мощными порывами ветра, приносящие прохладу, но не облегчение, остались позади, в другом мире, тут всё было иначе спокойствие и умиротворённость буквально ощущались в воздухе. В эльфийском лесу в отличие от прошлого мира был уже не ранний вечер, тут царила ночь, лишь изредка прерываемая щебетом каких-то невидимых путешественницам птиц. -- Пожалуй, тут мы и остановимся, -- произнесла призрачная ведьма, задумчиво, потом подняла руку и щёлкнула пальцами. Поляну на секунду озарил неяркий свет, -- Отлично валежник есть, значит и костёр будет. -- Неплохо будет высушить одежду, -- согласилась Ариада. Спустя пару минут путешественницы уже собрали хворост и развели небольшой костерок. Белит стала отжимать свои длинные, платиновые волосы, ворчливо пробормотав: -- Давно пора было подстричься... Певица кое-как выжала майку и натянула её назад на себя, решив сушить прямо на теле возле огня. Воительница покосила на неё, удручённо покачала головой, сетуя на подобное решение с сушкой, и спросила: -- А ты что думаешь насчёт моих волос Стоит мне их обрезать или оставить как есть -- Ну... я даже не знаю... Женщина намотала волосы на руку, сжала их на уровне шеи и, продемонстрировав результат девушке, поинтересовалась: -- Если сделать такую стрижку -- Хм... нет, я бы не советовала, тебе намного больше идут длинные волосы, -- спустя минуту размышлений, отозвалась Ариада и, спохватившись, добавила, -- По крайней мере, я думаю, что идут. -- Решено, стричься не буду, -- постановила призрачная ведьма. С носа её подопечной капнула влага, скатившаяся по лбу. Певица спохватилась и попыталась вытереть свои волосы руками, хотя бы согнать воду. -- Жаль, что ты не носишь с собой одеяла, этой ночью нам будет холодно, -- произнесла девушка негромко, потом поджала к себе колени и бочком придвинулась почти в самый огонь. Белит закончила выжимать волосы и подсела к младшей подруге, обняла за плечи и, поцеловав в волосы на затылке, произнесла: -- Не будет, тебе просто так кажется, потому что ты вся промокла. -- Наверное, -- согласилась Ариада и шмыгнула носом, -- Так и простудиться недолго. -- Раздевайся. -- Зачем -- поинтересовалась певица, тем не менее, начиная покорно стаскивать с себя майку. -- У меня в сумке ещё остались одни дополнительные штаны и майка, если я правильно помню. Воительница дотянулась до своей верной, непромокаемой сумки и действительно вытряхнула наружу порядком помятые, но сухие штаны и майку. Послушно Ариада переоделась и пересев на новое место, куда ещё не успело натечь влаги, спросила: -- А ты -- У меня только один запасной комплект одежды, я не успела закупить новую одёжку после нашего путешествия от Базара к башне. Но в любом случае это мелочь, мне почти не холодно, -- пренебрежительно отмахнулась женщина. -- Белит, но... -- Это не обсуждается. У адептов серого мира меньше шансов заболеть из-за переохлажденья, чем у обычных людей, а я к тому же -- призрачная ведьма, моя нормальная температура тела ниже, ближе к температуре окружающей среды, стало быть, шансов простудиться тоже меньше. И вообще сейчас для меня главное -- чтобы тебе было тепло, понятно -- Белит... -- ещё раз повторила певица совсем тихо. Воительница строго на неё посмотрела и девушка, опустив взгляд, сразу же согласилась, -- Как скажешь... " Она заботится обо мне " -- подумала Ариада, закусывая нижнюю губу, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться от позабытых, казалось бы, после смерти родителей чувств: " Обо мне заботятся... " -- Ладно, пора спать, сегодня был долгий день и завтра будет не короткий. Завтра мы уже, скорее всего, будем на Базаре... Призрачная ведьма села возле подопечной, потом легла, притянула девушку к себе и уверенно поцеловала в губы. Певица почувствовала, что её покровительница хочет продолжения, но Белит остановилась, неохотно отстранилась. " Она хочет этого, но не хочет давить на меня, не хочет принуждать... " -- поняла Ариада, смотря на старшую подругу -- Спи, моя хорошенькая. Первое время девушка действительно решила последовать приказу своей опекунши, но потом лёгкое потрескивание медленно тлеющих угольков вывело Ариаду из полусонного состояния. " Сколько прошло времени " Певица приоткрыла глаза, посмотрела на призрачную ведьму. Одежда на воительнице уже успела высохнуть. Рука девушки невольно поднялась в воздух и легла на живот Белит, Ариада почувствовала прохладную плоть, сквозь майку... Женщина, даже если и спала, открыла глаза мгновенно, посмотрела на младшую подругу, хотела что-то сказать, но передумала. Её подопечная прижалась к ней, сперва осторожно, а потом уже более страстно поцеловала её в губы. Ариада не смогла себя остановить, а, может быть, просто не захотела Раз за разом ласково целуя призрачную ведьму в губы, певица приподнялась на локте, потом перекинула колено через Белит и оказалась сверху, руки девушки проникли под одежду своей покровительницы, стали стаскивать с неё майку... -- Ариада, ты и в самом деле суккуб, -- с хриплым смешком прошептала воительница, проводя языком по щеке своей возлюбленной. Ничего не отвечая на это высказывание, певица ласкала блаженно изгибающуюся под её прикосновениями призрачную ведьму, а потом девушка потянула со своей любовницы штаны... Внутри Ариады назревало то же самое чувство, что и во время прошлой ночи, чувство перемены. На секунду отрываясь губами от кожи Белит, певица заглянула в её серые глаза и прошептала: -- Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Я хочу, чтобы ты стонала... Проснувшись утром, Ариада к своему удивлению обнаружила, что по-прежнему лежит на своей полуодетой подруге, прижимаясь и обнимая её всем телом, уткнувшись носом в её шею. При всём этом певица в первый же миг по пробуждению обнаружила, что Белит явно не спит, а что-то очень-очень тихо шепчет ей на ухо. Девушка прислушалась... -- Моя сладенькая, моя хорошенькая, моя миленькая, моя аппетитненькая, моя добренькая, моя нежненькая, моя умненькая... моя... -- Белит -- тихо позвала Ариада. -- Да, моя сексуально озабоченная наездница Певица покраснела, хотела сползти со старшей подруги, но та обняла её и не дала двинуться с места, поцеловала в щёку и спросила: -- Что хочет, моя ласковая шалунья Девушка вновь смутилась. Потом попробовала сосредоточиться. Воспоминания о прошлой ночи были смутными, они путались, яркие картинки накладывались одна на другую, но даже от таких обрывочных воспоминаний щёки Ариады никак не могли вернуться в своё исходное состояние, продолжая пылать ярким румянцем... -- Так что -- Белит лизнула любовницу возле глаза, блаженствуя погладила сквозь штаны её ягодицы, осторожно скользнула на промежность. Девушка восприняла это спокойно, словно и не заметила: -- Что со мной происходит Что я делаю -- Не знаю, но мне нравится, когда ты делаешь это. -- Мне страшно... -- Дурочка, чего тебе бояться -- усмехнулась женщина, смещая руку вверх на спину. -- Не знаю, я саму себя боюсь, -- призналась певица. -- Не стоит, -- воительница плотнее прижала её к себе и поцеловала в губы, усмехнувшись, отвела прядь волос с лица подруги за ухо, снова поцеловала в губки, -- Не стоит идти против самой себя, против своих желаний. -- Но... -- Даже если это не твои желания, даже если это всё обуславливается природой твоего класса, сумрак не услышит твои возражения и твои попытки сопротивления ни к чему не приведут, по крайней мере, ни к чему хорошему для тебя... да и для меня тоже. -- Ты предлагаешь просто прекратить сопротивление -- Да, во всяком случае, ты ничего не теряешь, ты даришь свою любовь и ласку мне... и сама получаешь удовольствие от процесса или я не права -- Не теряю... получаю... -- медленно повторила Ариада. -- Или тебе не нравится дарить мне наслаждение -- хитро прищурившись, спросила призрачная ведьма. -- Нет... то есть нравится, но... это так странно... Девушка покраснела до кончиков ушей и вновь попробовала слезть со старшей подруги, та её неохотно, но выпустила, сама села следом, оправляя, подтягивая одежду. Ариада опустила взгляд в траву, не решаясь продолжать этот смущающий разговор, и неожиданно увидела свои руки. Они почему-то дрожали... -- Что это -- недоумевая, пробормотала певица, попыталась унять дрожь и тут же почувствовала дурноту. -- Если должны были быть физические изменения, они уже произошли бы в первую ночь, адаптация всегда занимает лишь одну ночь, -- обеспокоено произнесла Белит, садясь и беря подопечную за запястье, -- Неужели ты всё же ухитрилась заболеть -- Я не знаю... -- с нахлынувшей паникой залепетала Ариада. -- Прекрати, -- велела воительница хмуро и прикрыла глаза, отсчитывая пульс, -- Частый... -- Я заболела, да -- Нет... наверное, нет... это что-то другое, я бы сказала адаптация, но ты уже прошла адаптацию... -- призрачная ведьма выпустила запястья подруги, -- Тебя надо будет показать врачу... с тобой вечные проблемы... -- Тогда зачем ты со мной возишься -- спросила певица, поднимая дрожащие руки. -- Мне нравится с тобой возиться, глупенькая. -- Тогда помоги мне, помоги мне... вылечи меня, пожалуйста... -- из носа девушки неожиданно потекла тоненькая струйка крови. -- С какой это стати -- удивлённо пробормотала Белит, обеими руками беря несопротивляющуюся Ариаду за голову, -- Закрой глаза. Лёгкое головокружение, цветные круги и кровь остановилась. Певица открыла глаза, стёрла алую жидкость с губы и заметила встревоженный взгляд своей опекунши в серых мирах. -- В чём дело Почему ты так смотришь -- Ты что-нибудь чувствуешь Боль Неудобство -- вопросами на вопрос ответила воительница. -- Нет, только руки дрожат... а в чём дело -- испуганно спросила девушка. -- Когда я лечила тебя, я параллельно просканировала весь твой организм и заметила странные сгустки... -- Опухоли -- перепугалась Ариада. -- Да, но не то о чём ты могла подумать. Это не обычные опухоли, мне кажется это как-то связанно с твоей адаптацией... -- Белит смолкла, чуть-чуть подумала и добавила, -- Я не знаю, что это такое, но могу попробовать узнать. -- Как -- Тебе будет больно, -- предупредила призрачная ведьма. -- Ну и что Я должна знать... -- певица осеклась, потому что её старшая подруга вытянула из ножен меч, провела над кончиком оружия пальцами, блеснул белесый огонёк. -- Я магически обеззаразила клинок, -- ответила женщина на невысказанный вопрос и в последний раз поинтересовалась, -- Ты уверенна, что стоит Мы можем подождать, пока доберёмся до Базара. -- Нет, -- тяжело сглотнула Ариада, -- Лучше так. -- Ладно, тогда дай левую руку и постарайся не дёргаться, я постараюсь сделать небольшой, хирургический разрез. -- Ладно, -- певица с опаской, но подала руку. Воительница тут же зажала запястье вытянутой руки девушки коленями и упёрла острый кончик меча во внутреннюю часть руки девушки, пониже локтевого сгиба. -- Это, конечно, радикальный метод, но другого выхода я в данной ситуации не вижу, тут не так много кровеносных сосудов и сгусток находится совсем близко к коже, -- произнесла призрачная ведьма, сосредоточенно примеряясь и вот, спустя пару секунд, спросила, -- Ты готова -- Да... А! Белит совершила всего одно очень быстрое движение, но оно вспороло кожу и плоть Ариады на несколько миллиметров в глубину и почти до самого запястья. Певица сперва побледнела, задыхаясь от нестерпимой боли, потом открыла рот, но крик не пошёл. Последним действием девушка дёрнула руку к себе, но воительница не отпустила, строго велев: -- Не будь неженкой, это не так уж и больно, так что потерпи. Потекла кровь. Ариада смотрела на неё со смешенными чувствами страха и какого-то нездорового любопытства, она ещё никогда прежде не видела столько своей крови, разрез выглядел намного страшнее и болезненней, чем являлся на самом деле. Непроизвольно девушка сжала пальцы в кулак и увидела, движение своих мышц, между волокнами плоти проступил какой-то бесформенный, серый комок... Призрачная ведьма решительно протянула руку к этому странному сгустку... -- Нет! -- вскрикнула девушка, когда пальцы воительницы тронули этот серый комок, и тут же потеряла сознание. Пришла в себя Ариада всё на той же поляне. Певица чуть шевельнулась, почувствовала, что полусидит-полулежит на траве и отчасти на Белит. Воительница осторожно придерживала её рукой поперёк живота, лицо призрачной ведьмы находилось сбоку от лица девушки, и оно было хмурым. -- Привет... -- неуверенно поздоровалась Ариада. -- Привет, -- отозвалась Белит и смолкла, о чём-то напряжённо раздумывая. Певица хотела спросить, но потом закрыла рот и просто посмотрела в серые глаза старшей подруги. Та отвлеклась от размышлений и, поняв невысказанный вопрос любовницы, ответила: -- Не знаю, никогда прежде я не видела ничего подобного и, признаюсь, не хотела бы видеть. Чем-то напоминает желе. -- Это опухоль или какая-то болезнь ходящих -- Без понятия, я же сказала, что никогда такого не видела. Ты потеряла сознание сразу же, как я дотронулась до этого желе, а оно ушло глубже в мышцу, я решила не ковырять тебя дальше и заживила порез. -- Я... я долго пролежала без сознания -- Нет, прошло всего минут десять. Ты сможешь идти -- Да, наверное. -- Тогда поднимайся. Девушка послушно встала, продемонстрировала своей покровительнице, что надёжно стоит на ногах, даже не качаясь, и протянула руку к сумке. Воительница опередила её. -- Понесу я. -- Но почему Я чувствую себя хорошо, и я всегда ношу сумку... -- Ты носила сумку, потому что была моей рабыней, но теперь всё иначе, ты -- моя любовница. Девушка покраснела, хотела возразить, хотя толком ещё не знала как, но женщина вновь опередила её: -- К тому же, если ты ещё не заметила, ты дрожишь. -- Дрожу -- переспросила Ариада, в недоумении оглядела себя и действительно заметила, что дрожит, причём дрожали уже не только руки, но и всё тело. Певица несколько секунд тщетно боролась с собой, потом неожиданно улыбнулась и даже рассмеялась, чем вызвала явное недоумение призрачной ведьмы. -- Что с тобой -- Нет, ничего, всё в порядке, просто мне хорошо, не смотря на это, -- девушка подняла дрожащую руку, увидела на ней узкий, белый шрам. " Шрамом больше, шрамом меньше, какая в принципе разница " -- А смеялась ты почему -- поинтересовалась воительница. -- Подумала, что это забавно, сама дрожу, но не чувствую этого, знаешь это как нечто непроизвольное. Белит не слишком оптимистично скривила губы и не сильно подтолкнула младшую подругу вперёд к тропинке, убегающей куда-то в глубину леса: -- Пошли уж, моя мягонькая истеричка. -- Это не истерика. Мне действительно хорошо, я не чувствую никакого угнетающего отчаянья. Воительница не ответила, лишь покачала головой. Так и шли несколько минут в полной тишине, а потом Ариада чуть повернула голову назад и посмотрев на свою любовницу и спросила: -- А у тебя кроме Айверена есть кто-нибудь родной -- Нет, отца я не знала, мать умерла. -- Я тоже сирота, -- грустно вздохнула певица. -- С чего это ты решила спросить -- между тем спросила призрачная ведьма и с издевательской усмешкой предположила, -- Или как в романтических комедиях решила познакомиться с моими предками Певица секунду переваривала, потом покраснела. -- Ты становишься ещё симпатичнее, когда смущаешься, это вызывает у меня желание тебя всё-таки изнасиловать. -- Зачем насиловать Я ведь... не против, -- по возможности чётко произнесла Ариада. Белит на ходу приобняла её за талию, поцеловала в щёку. -- Так изнасиловать ведь веселей. -- Ну... если таково твоё желание... я буду сопротивляться, так Или что я должна буду делать -- спросила девушка, едва слышно, смотря себе под ноги и стараясь заставить себя прекратить смущаться. " Мы ведь спим вместе... сексом занимаемся... почему я всё ещё краснею Это ведь должно быть совершенно нормально " -- Я скажу, что тебе делать, когда придёт время, -- многообещающе улыбнулась воительница. Певица несколько неуверенно улыбнулась и попробовала перевести разговор на другую тему: -- Мне бы хотелось узнать тебя получше, Белит, мы ведь всё-таки очень близки... -- А разве в связи с этой нашей близостью ты не узнала меня достаточно хорошо -- усмехнулась призрачная ведьма. -- Я имела в виду вовсе не это, -- запротестовала Ариада. -- Я поняла, -- сжалилась женщина, потом задумчиво пожала плечами и добавила, -- Но ты итак знаешь меня едва ли не лучше всех других моих любовниц, разве что меньше Лилит... -- Расскажи, -- тут же попросила певица. -- О Лилит Ей также как и тебе нравится быть сверху... -- каверзно усмехнулась воительница. -- Я имела в виду о своей жизни, -- смутилась девушка. -- Так это и есть часть моей жизни, разве нет -- Ну, пожалуйста, -- заканючила Ариада. -- Ладно-ладно, уговорила, -- ворчливо отозвалась Белит и задумчиво добавила, -- Расскажу тебе свою историю, глядишь, и самой повеселее шагать будет, хотя... Певица вся обратилась в слух, приготовившись узнать о своей подруге нечто новое, возможно то, что не понравится, но всё же лучше было знать, чем гадать. -- Не ожидай ничего неординарного. Моя история самая обычная, скучная я бы сказала. Начну я, пожалуй, со своих родителей. Моя мать была простой официанткой, которых тьма тьмущая в Проклятом Мире, люди, которые никогда никем не станут, винтики общества, смазка для меча. У таких людей, как она, большие запросы, но мелочная судьба. Отец же мой, скорее всего, умел ходить в сумраке. Я говорю: "скорее всего" потому что никто до сих пор не знает точно, каким именно образом определяется, может человек ступать в серый мир или нет. Конечно, шанс унаследовать это генетически неоспоримо больше, но и в браках обычных смертных иной раз рождаются адепты сумрака. Возвращаясь к истории, встретились они в закусочной, где работала ма, пару раз переспали и разбежались, а я осталась в качестве подарка, -- воительница пожевала губу и добавила, -- Вот и вся история. -- Нет, это только начало. Ты опять надо мною издеваешься, -- насупилась певица, идущая сейчас сбоку от подруги, благо тропинка это позволяла. -- Может быть, -- однозначно намекая на то, что издевается, отозвалась призрачная ведьма. -- Расскажи дальше, пожалуйста, -- попросила Ариада. -- Дальше... дальше... -- пробормотала Белит, -- Думаешь легко вспомнить Детства вот, например, я совсем не помню. Жили мы с матерью весьма бедно, проблем было выше крыши, а потом в тринадцать лет я стала приносить домой деньги. Ма не спрашивала, откуда я их беру, а я не рассказывала. Она думала, что я работаю малолетней проституткой, я не разубеждала её, в принципе между воровством и проституцией разница не столь уж существенная. Она так и умерла в неведенье о том, кто же на самом деле её дочь, может быть, это и к лучшему для неё... и для меня. Она погибла под колёсами какой-то машины, сразу, на месте. Я не плакала, мне было всё равно, у нас с ней были плохие отношения. Единственное за что я ей благодарна, это за то, что она в своё время не сделала аборт. Итак, я осталась сиротой, в пятнадцать лет. Быть совершенно одной это страшно. -- Я знаю, как это быть одной. Мои родители погибли в автомобильной катастрофе, -- тихо вставила словечко певица, но воительница не обратила на это внимания, она унеслась куда-то далеко в свои воспоминания. -- Мне было неуютно и тоскливо одной в квартире, и тогда у меня появились дружки. Много дружков. Я меняла их как перчатки, одного за другим даже не успевая запомнить имени. А потом я подсела на иглу. Через год кое-как соскочила и практически сразу же забеременела. Не знаю, почему решила -- рожу. Может быть, это некая дань матери, что тоже решила меня выносить и родить Не знаю. А потом я ушла в сумрак, яркие миры, захватывающие приключения... много всякого... -- Расскажи о сыне, -- тихо попросила певица. -- А чего рассказывать Айверена я устроила в детский дом и ушла в серые миры. У меня не было желания тратить время на ребёнка, я сама хотела пожить. Потом вернулась назад уже с золотом, разменной единицей примитивных миров, хотела побыть матерью, наверное. За это золото я получила много наличных, но к тому времени Айверена уже усыновили. Я отыскала его новых родителей. Не знаю, сперва я хотела их убить, просто взять и цинично выпотрошить за то, что они посмели покуситься на моего сына. А потом подумала: зачем Они успели полюбить его, а он привязаться к ним, может быть, это и спасло их жизни. Семья среднего достатка, женщина не могла иметь детей, вот они и решили усыновить ребёнка, это было дешевле и гарантированнее операции. Я призналась им, что Айверен -- мой сын, и они поверили. А кто не поверил бы Незнакомая женщина вдруг отдаёт чемодан наличностью и сообщает, что для их приёмного сына в банке открыт счёт на ещё более крупную сумму. Так может поступить только мать или сумасшедшая. Но они мне поверили. Я сказала, что хочу для своего сына лучшего, сказала, что не смогла обеспечить этого тогда, а они помогли ему. Сейчас всё поменялось, теперь его настоящая мать -- я -- могла обеспечить сына, но пусть пока он поживёт с ними. Нельзя травмировать хрупкую детскую психику сменой родителей в столь юном возрасте. Они сказали, что вырастят его и в восемнадцать лет расскажут ему о его настоящей матери. Я одобрила это решение и ушла. Этот разговор дался мне тяжело, чертовски тяжело. Я думала, что никогда не вернусь в Проклятый Мир, не смогу снова пережить это чувство... я ошиблась. Я возвращалась регулярно, но не попадалась на глаза ни сыну, ни его семье. Я узнала о них всё. Иногда я встречала Айверена идущего из престижной школы. Они не жалели на него денег ни своих, ни моих, но любовь ведь не выражается в деньгах Дурацкий какой-то вышел рассказ... -- негромко закончила призрачная ведьма. -- Нет, очень хороший, -- возразила её спутница. -- Обычный рассказ, обычной ходящей в сумраке, -- Белит раздражённо мотнула головой. -- А много у тебя друзей -- Нет, друг это тот, кому ты можешь доверить свою жизнь. Знакомых у меня много, а вот друзей нет. Даже Ксион лишь знакомый, очень близкий, но всё же знакомый. А друзья... Лилит всегда была мне лучшей подругой, с момента первой встречи. Она слегка странная, если не сказать тронутая на всю голову, но она -- моя подруга. Может быть, ещё Чики... хотя нет, мы с ней больше любовницы... к тому же она -- мой информатор. Всё же, наверное, только Лилит... и ты, конечно. -- Ты доверишь мне свою жизнь -- А почему бы и нет -- пожала плечами воительница и тут же с усмешкой добавила, -- Только не рассчитывай, что тебе представится такая возможность. -- А Мириамэль -- Русалочка-любовница. Близкая знакомая, она конечно миленькая и влюблена в меня по самый хвост... -- призрачная ведьма встряхнулась и резко сменила тему разговора, -- Утомила я тебя, поди, своими бреднями. -- Нет, нисколько. -- Да -- хмыкнула Белит, но Ариада, похоже, её не услышала, так как напряжённо раздумывала. Наконец, она озвучила свои думы: -- Знаешь, что я подумала -- Откуда, я угадываю только очевидные вещи, а ты, судя по всему, заговоришь сейчас о кое-чём другом. -- Да, ты права. Помнишь, позавчера вечером мы остановились в трактире и ты... ну... -- Не "залечу", не волнуйся, ты ведь это хотела спросить -- Да, ясно. -- Даже не спросишь почему -- удивлённо усмехнулась воительница, поглядывая на стремительно краснеющую девушку. -- А зачем Наверное, магия -- Почти, способность моего класса, я могу убивать души сперматозоидов. Певица в полном недоумении подняла глаза на призрачную ведьму, та не выдержала выражения рассеянности на мордашке своей младшей подруги и весело рассмеялась. -- Ну и шуточки у тебя, -- только и смогла произнести Ариада. Белит усмехнулась в последний раз и задумчиво спросила, переходя на другую тему: -- Знаешь, у меня иногда бывают наплывы дьявольской депрессии и злобы -- Да, -- коротко кивнула певица. -- В последнее время их стало меньше. И в связи с этим у меня возник вопрос: почему На этот счёт у меня сложилось два мнения, две причины. Первая состоит в том, что я слишком близко подступила к границе, из-за которой не возвращаются в нашем первом приключении -- походе до Ведьминой Башни. А вторая теория заключается в том, что это ты меня меняешь. -- Белит, не надо преувеличивать моих способностей... -- Это не имеет отношения к способностям, просто любому живому и разумному существу свойственно меняться под воздействием других существ и чем ближе тебе это существо, тем сильнее оно на тебя влияет, -- воительница протянула руку и погладила подругу по щеке, -- Ты мне очень близка. -- Ну... я... ты мне тоже близка... я думаю... я люблю тебя, -- кое-как промямлила Ариада и немного робко улыбнулась. Призрачная ведьма кривовато улыбнулась в ответ, хотела рассмеяться, но передумала, лишь покачала головой в некой задумчивости. Певица внимательней посмотрела на свою старшую подругу и неожиданно поняла: " А я ведь действительно люблю её, не просто на словах, а на самом деле, я люблю её всей своей душой... " Солнечный свет струился сквозь кроны деревьев, становясь каким-то нереальным, эфемерным с изумрудными отливами. Ариада в полном восхищении крутила голову из стороны в сторону широко распахнутыми глазами смотря на всё это великолепие, про своё состоянии, которое несколько выправилось с момента пробуждения, она уже и вовсе забыла. -- А это что за животное -- любознательно поинтересовалась певица у своей спутницы, указывая на какого-то зайца в панцире. -- Кеаргон, если не ошибаюсь, -- скучающе отозвалась Белит, за последний час она уже порядком устала отвечать на бесконечные вопросы. -- Почему он совсем нас не боится -- Потому что он находится в эльфийском лесу. -- Это что-то типа заповедника -- Ну... можно сказать и так, в этом лесу нельзя трогать животных, только в целях самообороны, хотя тут нет агрессивных особей опасных для людей, эльфы даже серебряных волков отучили от нападений на путешественников. -- Серебряные волки бывают -- удивилась девушка. -- Конечно. -- А если всё же напасть на животное Что будет Эльфы придут и накажут -- Эльфы или дриады, -- вяло кивнула призрачная ведьма. -- А как выглядят дриады У нас, в Проклятом мире, есть несколько разных вариаций... -- Дриады -- это хранительницы леса, что-то типа роботов эльфов, а выглядят они как... -- воительница поискала глазами вокруг и указала, -- Допустим, если ты посмотришь вон на то дерево, ты увидишь одну из них. Ариада тотчас посмотрела в указанном направлении, потом сошла с тропинки и приблизилась к толстенному стволу, любознательно обошла его по кругу. Напрягая зрение, певица пыталась обнаружить отличие от всех прочих деревьев, но так и не найдя констатировала: -- Не вижу. На мой взгляд, это просто дерево. -- Ты так в этом уверенна -- усмехнулась Белит. -- Нет... но оно выглядит как обычное дерево, -- ответила Ариада, ещё раз внимательно осмотрев ствол. -- Тогда смотри внимательно, -- воительница подошла к подруге и, протянув руку, постучала по стволу костяшками пальцев, -- Эй, хранительница, выйди на минутку. Пару секунд ничего не происходило, а потом ствол дерева словно лопнул, его пересекла вертикальная, быстро расширяющаяся трещина. Певица невольно отступила за спину своей покровительницы, с любопытством наблюдая оттуда, как из дерева выходит девушка. Высокая, невообразимо худая, с чётко проступающими диагональными рёбрами, в странной, будто связанной из травы, одежде. Коричневые волосы дриады были заплетены в угловатые косички, чем-то, напоминая ветки деревьев, а глаза не имели зрачков и белков, представляя собой ярко-изумрудные озёра. -- Зачем вы звали меня, путешественницы -- спросила хранительница леса мелодичным, подобным журчанию ручья, но равнодушным голосом. -- Ознакомь нас с правилами поведения в этом заповедном лесу эльфов, -- попросила призрачная ведьма. Дриада не стала спрашивать зачем, просто и меланхолично стала перечислять: -- Нельзя убивать живые существа, только в целях самообороны. Нельзя ломать или портить деревья, можно использовать для костра только ветки, которые опали сами. Нельзя совращать молодых эльфиек или подсматривать за ними во время омовения. Нельзя враждовать с другими путешественниками или жителями этого мира. Нельзя применять боевую магию. Нельзя применять глобальную магию. Нельзя мусорить. Когда хранительница леса, наконец, смолкла Ариада, всё же не смогла удержаться и поинтересовалась: -- А как вас зовут У дриад ведь есть имена -- Есть. Меня зовут Виола. Будут ли у вас ещё какие-нибудь вопросы, путешественницы -- Будут, -- кивнула Белит, -- Где мы можем найти эльфов -- Я не могу указать вам направление и не рекомендую искать эльфов самостоятельно, -- равнодушно отозвалась дриада. -- И всё же Я хотела проконсультироваться у перворожденных относительно здоровья моей подруги. Хранительница леса чуть повернула голову, посмотрела на певицу, потом сделала шаг, замерла, почти коснувшись воительницы, стоящей между ними, и заглянула своими изумрудными озёрами в голубые глаза девушки. Ариада достаточно спокойно выдержала взгляд. Виола молча смотрела на неё минуту потом отступила назад к своему дереву и повернув голову к Белит произнесла: -- Она здорова. -- Тогда с какой стати у неё не проходит дрожь -- приподняв бровь, поинтересовалась воительница. -- Она проходит адаптацию. -- Ариада уже прошла адаптацию пару дней назад, адаптация ведь длится всего одну ночь Столкнувшись с нестандартной задачей, хранительница на минуту задумалась, потом медленно произнесла: -- Я не вполне уверенна, что эльфы хотят с вами встретиться. -- Ты просто скажи, где мы можем их найти, а там я уж как-нибудь их уговорю, -- произнесла призрачная ведьма и подмигнула младшей подруге. " Зачем она хочет встретиться с эльфами Мы ведь можем всё узнать на Базаре А может быть, Белит хочет показать мне эльфов вживую " -- Я не могу сказать, где они, -- не поддалась Виола, но спустя короткую паузу добавила, -- Они сами найдут вас, если захотят поговорить. Я передам им вашу просьбу, ожидайте в течение трёх часов, не покидая этот мир, если с вами так и не свяжутся -- просьба о встрече была отклонена. -- Ну ладно... -- недовольно уступила призрачная ведьма, видимо спорить с дриадами -- было бесполезным занятием. Хранительница леса шагнула в трещину своего дерева и стремительно в неё погрузилась, после чего трещина чудесным образом заросла прямо на глазах изумлённой певицы. -- Уж ты, как у неё так выходит -- полюбопытствовала Ариада. -- Чёрт её знает. Дриады живут в деревьях, -- пожала плечами воительница, потом задумчиво произнесла, -- Вот только странно всё это. -- Что -- Дриады никогда не врут, не видят в этом необходимости, если не хотят -- просто не говорят, но, в таком случае, почему она сказала, что ты проходишь адаптацию -- Не знаю... -- Может быть, она ошиблась -- А точно я прошла адаптацию тогда Ну, тогда ночью в трактире -- на всякий случай уточнила певица. Призрачная ведьма какое-то время молчала, рассматривая свою возлюбленную, потом передёрнула плечами и, направившись дальше по дорожке, отозвалась: -- Я уже ни в чём не уверенна. -- А почему она сказала, что эльфы, возможно не захотят с нами встретиться Они так заняты -- снова поинтересовалась Ариада, пристраиваясь сбоку от старшей подруги и не в состоянии остановить поток своих бесконечных вопросов. Белит глянула на неё с некой раздражительностью, потом всё же смилостивилась и отозвалась: -- Можно сказать, что времени у них совсем нет. Они заняты: зубрят заклинания, занимаются всевозможными видами искусства, начиная с живописи и заканчивая магической скульптурой энного порядка сложности. Эльф без дела -- это практически нонсенс, поскольку все как один они живут по принципу: " Нет предела совершенству ", вот они и совершенствуются до бесконечности. -- Но ведь это хорошо -- Когда у тебя впереди целая вечность, наверное, да, -- безразлично отозвалась воительница. -- И искусство это тоже прекрасно, они ведь творят для других... -- Эльфов, -- мрачно обронила призрачная ведьма, пресекая восторг подруги на корню, -- Они делают всё только для других эльфов. Очень мало кто, кроме эльфов, может посмотреть их творения. Эльфы для эльфов, эльфы ради эльфов. Они помешены на своей расе. Слышала пару пунктов с молодыми эльфийками -- Ну да... только я их не поняла и почему только в отношении молодых эльфиек -- Объясняю, -- тоскливо вздохнула женщина, -- Эльфийки в силу необычной наивности первые пятьдесят лет своей жизни вечно влипают во всякие неприятности, вот и вышел закон, чтобы к ним не лезли, и я не позавидую тем, кто ослушается его. -- Но почему именно к молодым эльфийкам, а что с молодыми эльфами -- Они полная противоположность молодым эльфийкам. Они недоверчивы как сама паранойя. Думаю, они даже сами себе не верят, -- хмыкнула Белит. -- А почему все так бояться эльфов -- Из-за их силы из-за чего же ещё Мало кто захочет связываться с эльфами, особенно учитывая один случай, -- воительница смолкла, она всё ещё пыталась думать, но её спутница явно не была настроена смолкать, вот и сейчас едва лишь призрачная ведьма закрыла рот, певица поинтересовалась: -- Какой случай Женщина строго глянула на подругу, потом злорадно улыбнулась и девушка сразу же пожалела о вопросе, предвидя совсем неприятную историю. -- Как-то довольно давно люди одного города в одном из соседних миров возомнили себя крутыми настолько, чтобы заполучить в свой элитный бордель эльфийку, -- начала Белит. -- Ты серьёзно или хочешь меня напугать -- с подозрением перебила Ариада. -- Уверенна, что это тебя напугает, -- строго глянув на свою подопечную, отозвалась воительница и добавила, -- Тем не менее, эта история реальна, хоть и произошла века назад. Певица зябко поёжилась и обратилась в слух. Призрачная ведьма ещё пару секунд помолчала и, убедившись, что перебивать её не собираются, продолжила: -- Так, решили они, значит, заполучить эльфийку в бордель. Надо ли говорить, что эльфийки не смотря ни на какие жизненные трудности не опускаются до торговли своим телом и тогда эти люди похитили эльфийку, молодую и практически беззащитную. Через сутки в тот мир людей пришли эльфы, много эльфов под предводительством вечной королевы Таландриэль. Они не стали разбираться, кто виновен, а кто нет, просто выстроились вокруг всего немаленького города, столицы какого-то государства, кольцом, блокировали его. Потом при помощи магии они телепортировали ту молодую эльфийку в безопасность и сожгли город вместе со всем стотысячным населением. Не осталась ничего, даже пепла. Королева Таландриэль применила магию высшего порядка, в назидание будущим поколениям, и сожгла ткань измеренья, в которой находился город. То есть его, вместе со всеми жителями просто не стало. Ариада тяжело сглотнула, представив, как это когда сгорает город вместе со всеми жителями и от него не остаётся ровным счётом ничего. -- Но это так жестоко... там ведь были невиновные... -- Были. Невинные жертвы есть всегда во время таких глобальных конфликтов. Эльфы покарали жителей этого города не столько за похищение и надругательство над эльфийкой, сколько за их непомерную гордость. -- Но если эльфы такие сильные, то как же объяснить эльфийку в камне, что мы... -- Тихо ты, -- шикнула на свою подопечную Белит, потом неохотно пояснила, -- Эльфы не любят, когда об этом вспоминают. Это тёмная история, никто кроме самих эльфов не сможет рассказать её полностью, а уж они будут отмалчиваться до последнего. Всё, что я знаю это то, что у той эльфийки был заключён с Горги какой-то договор, но эльфы всё равно не любят подобных упоминаний. -- Понятно, я лучше буду об этом молчать. -- Правильно, -- кивнула воительница и задумчиво произнесла, -- Думаю, мы последуем рекомендациям этой леди-дерева и немного погуляем вокруг арки, вдруг эльфы всё же заинтересуются -- Белит... -- Ну что ещё У тебя вопросы хоть когда-нибудь кончаются -- нахмурилась женщина. Девушка стушевалась под строгим взглядом ведьмы, потом всё же приблизила губы к уху старшей подруги и спросила: -- А почему ты ищешь встречи с эльфами, мы ведь могли бы проконсультироваться о моём состоянии на Базаре -- Потому что эльфы лучшие специалисты по части магии и лечения в том числе, к тому же ты разве не хотела увидеть эльфа вживую -- хмыкнула Белит. " Она читает мои мысли " -- подумала девушка, улыбнулась и кивнула: -- Да, хотела. -- Вот видишь, так что мы погуляем. -- Как пожелаешь... -- Как пожелаю -- плотоядно улыбнувшись, переспросила призрачная ведьма. -- Ну да... -- Это напоминает мне о джиннах, с их чёрным чувством юмора. -- Я вовсе не джинн... -- Как сказать, в постели ты очень даже напоминаешь джинна, -- хмыкнула Белит. Кроны леса расступались над небольшим лесным озером с прозрачной водой. Золотистое солнце светило сверху, миллиардами лучей пронзая водную гладь, отражаясь от неё играя всеми цветами радуги. Негромко, но жизнерадостно чирикали какие-то птицы, им в такт шелестели ветвями вековые деревья на приятном, тёплом ветру, что разносил чарующие ароматы леса. Красота и очарование пропитывали всё это место, даруя наслаждение всем органам чувств. -- Белит, ты уверенна, что в этом озере нет ничего опасного -- ещё раз поинтересовалась Ариада, медленно ступая в прозрачную, едва прохладную воду. -- Какая ты всё-таки трусиха, -- усмехнулась воительница, блаженно вытягиваясь в воде, с интересом рассматривая свою обнажённую подругу. Девушка неуверенно обернулась в сторону каменисто-песочного пляжа, потом вновь посмотрела на свою покровительницу и всё же решительно вошла в воду по пояс. Дно этого водоёма вовсе не было покрыто илом, как этого можно было бы ожидать, напротив ноги уверенно ступали на камни. Певица вошла в воду по грудь и заметила на большом валуне где-то сбоку от себя золотистые, витиеватые письмена. -- Это по-эльфийски -- Да. -- А что там написано -- Думаешь, я знаю эльфийские закорючки Как и всякий адепт, я могу понимать эльфийскую речь, но не письменность. -- А эльфы на нас не рассердятся -- снова спросила девушка. -- За что За то, что две красавицы искупались в озере -- Ну... -- Не волнуйся о подобных мелочах, плыви лучше ко мне. -- Ладно... -- Ариада оторвалась ногами от дна, сделала два не слишком уверенных гребка и оказалась подле Белит, та брызнула в подругу водой и рассмеялась. -- Давно я уже не проводила времени так. -- Купаясь в озере -- Нет. Блаженствуя. Странно это как-то получается, ничего вроде и не делаешь, а такое ощущение, будто ничего и не нужно. -- А разве тебе что-то ещё сейчас нужно -- Нет, не нужно. У меня есть ты, зачем ещё что-то нужно Вот разберёмся с твоей дрожью, придём на Базар, снимем комнату, и будем проводить в постели сутки напролёт. Певица слегка покраснела. Призрачная ведьма едва уловимо дотронулась до неё под водой и, лукаво поглядывая на младшую подругу, поинтересовалась: -- А что ты думаешь насчёт страпонов -- То есть -- ещё больше смущаясь, спросила Ариада. -- Ну есть такие штуки, которые... -- Я знаю, что это, -- перебила девушка, -- Просто я думала... ну... что девственная кровь дороже и... -- А что насчёт того, чтобы тебе побыть "мужчиной" Страпон вовсе не обязательно должен быть двойным, а своё удовольствие ты всё равно поймаешь во время моего оргазма. Певица окончательно зарделась и промямлила что-то невразумительное, но воительница была настроена решительно, и отступать не собиралась: -- К тому же девственность это достаточно сложное понятие. Как бы тебе объяснить, -- Белит поцокала язычком в раздумье, потом неспешно начала, -- У каждого живого существа есть душа. Есть много всевозможным нюансов, но мы будем рассматривать наш случай. Душа человеческой женщины изначально чиста и в ней заложена некая сверхъестественная сила, которая так привлекательна для вампиров и всяких чернокнижников. Пока девушка не вступит в какой-либо сексуальный контакт с мужчиной, чья душа изначально порочна, поцелуи не в счёт, она будет оставаться девственной душой. В то же самое время твоё упоминание относительно девственности как анатомического понятия тоже имеет место быть. Дело в том, что девственная плева это некая печать, которая сохраняет душу неприкосновенной. Нарушишь её, и та самая призрачная сверхъестественность быстренько улетучится, даже есть мужчина к тебе и пальцем не притрагивался. Ариада красная, не смотря на прохладную воду, двигала руками поддерживая себя на плаву, но смотрела в сторону от своей покровительницы. -- Тебе не интересно -- явно издеваясь, спросила призрачная ведьма и, сделав быстрое движение, переместилась вокруг подруги, заглядывая ей в лицо. -- Нет... то есть интересно, но это меня смущает... -- Может быть, тебя интересуют конкретные примеры -- Нет! -- поспешно вскрикнула девушка, но женщина её уже не слушала. -- Значит с мужскими особями всё просто, какой-либо тесный контакт душ, типа полового акта или даже орального секса и накрылась наша кристальная жила. Но с женщинами, со мной, если говорить конкретно, всё намного, намного интереснее. -- Белит, ты... -- Я могу делать с тобой всё что угодно, пока цела твоя девственная плева, -- перебила воительница и, понижая голос, проворковала на ухо младшей подруге, -- Что ты думаешь насчёт того, чтобы я поелозила твёрдым страпоном в твоей аппетитной попке Мгновение Ариада переваривала предложение подруги, потом посерела, как-то потерянно посмотрела на опекуншу, минуту помолчала и потом тихо-тихо ответила: -- Если ты захочешь, я на всё ради тебя готова... Белит стала необычайно серьёзна, какое-то время думала, потом улыбнулась, но не как прежде, без издевки с добротой и обняла свою подопечную за талию, прошептав на ухо: -- Глупенькая ты моя, я просто пошутила, не собираюсь я измываться над тобой подобным образом, но... мне очень, очень приятно слышать, что ради меня ты готова пойти даже на это. Певица посмотрела в лицо воительницы, словно пытаясь найти в нём каверзную усмешку, но призрачная ведьма была сейчас добродушно честна, она ласково чмокнула девушку в губы и негромко поделилась: -- Ни за что не поверила бы, если бы год назад мне сказали, что какой-либо человек будет для меня столько значить. -- Ты тоже... тоже мне очень... важна, -- тихо призналась Ариада. -- Рада слышать. Белит вновь, уже более жадно, припала к губам своей подопечной, обняла её. Певицу уже совершенно не смущало это сильное, красивое тело старшей подруги, оно притягивало её. -- Ты меня утопишь, -- улыбнулась девушка, минутный страх пропал без следа, -- Я не очень хорошо плаваю. -- Не бойся, моя хорошенькая, я тебя не утоплю. Никогда и ни за что, -- ответила воительница, вновь целуя возлюбленную, -- Мы ведь доверяем друг другу -- Да... -- подтвердила Ариада, прижимаясь губами к губам, а потом заметила краем глаз движение сбоку и поспешно отстранилась, краснея. -- Как типично для тебя, -- с усмешкой оповестила призрачная ведьма, разворачиваясь к дриаде. Хранительница леса подошла к самой воде и присела на корточки, опустила кончики пальцев рук в озеро и стала пить. -- Не волнуйся, глупенькая, ей нет до того, что мы делаем ни малейшего интереса. Пусть она и выглядит как женщина, но она -- беспола. Певица хотела что-то ответить на это, но не нашла слов, после чего погрузилась в воду на пол-лица, словно пряча яркий румянец. Белит усмехнулась и оставив подругу на середине озера подплыла к дриаде: -- Ну как там наше сообщение -- Моя сестра передала вашу просьбу. Один из эльфов заинтересовался, он сейчас находится неподалёку и ждёт, пока вы закончите омовение. Он не счёл возможным смущать вас своим появлением, потому отправил меня. -- Ждёт -- удивлённо пробормотала воительница, вылезая из воды и подзывая подопечную взмахом руки, -- Пожалуй, не стоит заставлять эльфа ждать. Хранительница леса безразлично пожала плечами. Капельки влаги сбегали по обнажённому мускулистому телу призрачной ведьмы, но дриада не обращала на это внимания, продолжая пить воду кончиками пальцев. Ариада вылезла на берег за своей покровительницей и начала торопливо одеваться. Белит, тем временем, уже оделась, закрутила, выжала свои волосы и произнесла: -- Можешь передать ему, что мы готовы. -- Хорошо, -- хранительница распрямилась и направилась в лес. Эльф появился почти сразу же. Одет он был не броско, словно в камуфляж: обтягивающие, зелёные штаны, причудливый толи свитер, толи пиджак, чуть более тёмного окраса, под ним едва заметная белая вязаная нательная майка, венчал же образ -- небрежно накинутый на плечи изумрудный плащ, скреплённый золотой пряжкой. Лицо эльфа было идеально красиво, но вместе с тем эта красота была лишена возрастных рамок, как и у всякого эльфа перешагнувшего столетний рубеж. Острые кончики изящных ушей чуть подрагивали, улавливая малейшие звуковые колебания. Огромные, но от того лишь ещё более привлекательные глаза смотрели с налётом какой-то лёгкой усталости. Золотистые, прямые волосы ниспадали на плечи. Он шёл летящей походкой идеально сложенного тела. Не доходя до путешественниц метров трёх, он остановился и слегка склонил голову вперёд: -- Приветствую вас, путницы. Разрешите представиться, меня зовут Лорин. -- Белит, -- склонилась в ответ воительница и оглянулась на онемевшую от восхищения певицу и произнесла, -- А это Ариада. Остроухий красавец посмотрел на певицу, которая всё же сумела совладать с собой и робко поклониться, после секундного размышления эльф спросил: -- Ариада, почему ты идёшь с Белит -- Потому что я её, -- не вполне понимая вопроса, всё же смогла ответить девушка. -- Всё в порядке, перворожденный, она -- моя подруга, больше уже не рабыня, я знаю, как вы эльфы к этому относитесь, -- поспешно прояснила ситуацию воительница. Улыбка коснулась губ Лорина: -- Приятно слышать. Так что вы хотели спросить у эльфов -- взгляд остроухого однозначно указал на певицу, не оставляя сомнений в том, что он уже знает вопрос. -- Я хотела узнать, что происходит с моей подругой Пару дней назад она прошла адаптацию, но сегодня что-то произошло. Сейчас дрожь уже заметно утихла, но утром она была намного сильнее, -- произнесла призрачная ведьма. Лорин внимательно посмотрел на Ариаду, потом подступил ближе, коснулся кончиками изящных длинных пальцев лба певицы и произнёс какое-то заклинание. Спустя минуту эльф убрал руку и улыбнулся обеим путешественницам: -- Ничего страшного. Ариада проходит период двойной адаптации, который почти завершён. Уже сейчас на неё легла тень серого мира, к завтрашнему утру дрожь и дискомфорт полностью пройдут. -- Двойной адаптации Это как-то связанно с серыми ходящими -- поинтересовалась воительница. -- Да. Обычная адаптация занимает одну ночь, в редких случаях сложной второй формы перестройка организма длится до недели. В ещё более редких случаях после первой адаптации начинается период двойной адаптации, как сейчас. -- И какой же у Ариады класс Он уже определился -- спросила призрачная ведьма, непроизвольно погладив девушку по волосам. Певица стоять тихо, не вмешиваться в разговор, с любопытством рассматривая эльфа и слушая его мелодичный голос, всё непонятное можно будет потом спросить у своей старшей подруги, а пока не стоило терять такой редкой возможности посмотреть на эту совершенную красоту. -- В привычной терминологии Ариада -- серый ирткубский моно-аксикуб музыки. -- Хм... а поподробнее -- озадаченно поинтересовалась Белит. -- Серый означает уникальный, ускоренный, именно становясь серым необходимо пройти двойную адаптацию, -- Лорин посмотрел на девушку, улыбнулся, певица тут же смутилась, но взгляда не отвела, -- Другого ускоренного представителя класса моно-аксикубов нет, и не может быть пока Ариада жива или не сменила класс. Серых адептов сумрака также называют королями классов. В мировом спектре, разумеется, есть другие моно-аксикубы, но серый моно-аксикуб только один и это ты, Ариада. -- Я... а что это значит -- пролепетала певица, ей почему-то не слишком хотелось быть уникальной. -- Это значит, что ты можешь проникать в сумрак глубже, чем простые адепты, ты можешь двигаться в более глубоком слое сумрака. Но кроме этого неоспоримого плюса у серых классов есть и минус: их специфичная природа искажает сумрак, создаёт вокруг себя некую воронку, притягивая случайности, как положительного, так и отрицательного характера. -- Ну этого у неё и без серости хватало, -- пренебрежительно отмахнулась воительница и добавила, -- А что значат всё остальное -- Ирткубский это просто название родного мира, где появился первый представитель подобного класса. Такие имена даются только классам, чьи первые представители были зарегистрированы не в Проклятом Мире номер тринадцать. Больше это ничего не значит. Призрачная ведьма молча кивнула, внимательно даже пытливо слушая эльфа. -- Моно-аксикуб означает, что ты, Ариада, один из подвидов суккуба. Конкретнее, аксикуб -- суккуб, сосредоточенный на том, чтобы дарить наслаждение своему партнёру, получая наслаждение через него или неё. Моно -- значит суккуб, который влюбляется один раз и на всю жизнь. -- В кого влюбляется -- тут же уточнила Белит. -- Как правило, моно-аксикуб влюбляется в того, кого увидит первым с начала адаптации, того, кто будет рядом. Есть некоторые оговорки, сильные ментальные связи с будущим избранником, но в данном случае, всё предельно ясно -- Ариада влюблена в тебя, Белит. И то, что вы одного пола, не имеет ни малейшего значения, -- эльф чуть виновато улыбнулся смутившейся певице и продолжил, -- Аксикуб будет стараться всеми способами доставить своему избраннику удовольствие. Кроме того, моно-аксикуб, как и все разновидность суккубов, сохраняет все основные способности суккубов, такие как приём удовольствия через партнёра, в случае с аксикубом приём намного сильнее даже чем личное удовлетворение, сексуальная ненасытность и тому подобные особенности. " Я влюбилась в Белит, потому что так приказал мне мой класс Нет, я... она нравилась мне и до того, ведь так " -- певица закусила краешек губы. -- А если избранник, к примеру, не для нашего случая, не отвечает взаимностью -- полюбопытствовала воительница. -- Не имеет значения. До преднамеренного насилия подобная привязка не доведёт, но при отсутствии взаимности аксикуб будет вечно несчастным существом. -- Ясно, -- кивнула призрачная ведьма, повернув голову, она посмотрела на свою младшую подругу и улыбнулась. -- Приставка "музыки" объяснять не надо -- на всякий случай уточнил эльф. -- Нет, я изначально считала её ведьмой музыки, но некие события заставили меня пересмотреть свои взгляды, -- покачав головой, задумчиво пояснила воительница. -- У вас есть ещё какие-нибудь вопросы -- Двойная адаптация имеет вид серых сгустков -- спросила Белит. -- Да, эти серые сгустки -- ни что иное, как концентрированная субстанция сумрака, но с окончанием адаптации они полностью растворятся в организме. -- Это изменит состав её крови -- Незначительно, в лучшую сторону, усилит энергетический потенциал. -- Вот как, -- задумчиво улыбнулась Белит, потом посмотрела на Лорина и кивнула, -- Спасибо, что уделил нам своё время, перворожденный, это было очень любезно с твоей стороны. Эльф едва заметно поклонился, путешественницы синхронно ответили, повторили его движение. Остроухий улыбнулся: -- Интересно было познакомиться с вами, а теперь мне пора возвращаться к своим занятиям. Прощайте. -- Счастливо, -- кивнула призрачная ведьма -- До свидания, -- вежливо отозвалась певица. Лорин развернулся и пружинистым шагом направился назад в лес. Изумрудный плащ спустя мгновение слился с лесом, лишь какое-то время путешественницы могли видеть золотистые волосы, мелькающие меж стволов и ветвей, а потом пропали и они. Некоторое время молчали, потом Белит протянула руку, погладила подругу по голове и с улыбочкой на губах шепнула ей на ухо: -- Ну что -- моя -- Похоже на то, -- как-то немного отстранённо ответила певица. -- Моя... -- воительница привлекла девушку к себе, поцеловала в губы, потёрлась щекой о чуть влажные, коротенькие волосы, потом поцеловала в щёчку и снова прошептала, смакуя, -- Моя... Арка была такой же естественной в лесу, как и сами деревья. Сложенная из серого камня и поросшая вековым мхом она расположилась между двумя небольшими деревьями. Ариада и Белит, не сговариваясь, остановились, рука об руку. Пару минут молча рассматривали оживлённый, шумный мир за аркой, а потом певица решительно обернулась к старшей подруге. Призрачная ведьма смотрела прямо на неё и ждала. Девушка на миг замешкалась. -- Что ты хотела спросить, моя робкая развратница -- с усмешкой поинтересовалась Белит и подбодрила, -- Я уже давно заметила, что ты хочешь меня спросить, так что не тяни. -- Такое чувство, будто ты видишь меня насквозь, -- невольно вырвалось у Ариады. -- Нет, но когда ты что-то долго пытаешься выразить не находя подходящих слов -- это желание находит выражение на твоём лице, -- опровергла женщина. Девушка как-то неуверенно улыбнулась своей покровительнице, а затем разом выпалила: -- Что-нибудь изменилось после того, как ты узнала, какой у меня класс Воительница внимательно посмотрела на младшую подругу, пару секунд помолчала и, наконец, отрицательно покачала головой: -- Я то думала, что тебя гложет, а ты опять о всяких мелочах. Нет, конечно, ничего не изменилось, моя сладенькая. Ровным счётом ничего, да и не могло измениться. Они немного постояли молча, думая каждая о своём, а потом призрачная ведьма негромко произнесла: -- Я люблю тебя точно также как и раньше, и ещё я знаю, что ты любишь меня тоже, а больше мне ничего знать и не хочется. -- Мне тоже... -- Вот и отлично. А теперь идём, -- Белит потянула подругу за собой, Ариада в последний миг обернулась, окинула взглядом изумрудный рай, и следом за любимой ступила в сумрак, а из него на улицу Базара. Мир вокруг них изменился. Блаженство и тишина леса сменились шумом и гамом оживлённой торговли. Всевозможные звуки, запахи и яркий солнечный свет дезориентировали все чувства, но спустя миг они пришли в норму. Воительница как-то подобралась, откинула свои длинные волосы за спину и воскликнула: -- Чёрт, как домой вернулась! Певица тоже улыбнулась и негромко произнесла: -- Пошли за мороженым. Продолжение следует...

proza_ru/texts/2008/03/20080307204.txt

Глава 1 Ученики гонконгской школы боевых искусств расставили поочередно ноги на ширине плеч и, водя руками по воздуху, стали выполнять дыхательные упражнения. К ним из своего кабинета вышел мастер школы Рики Чен, и тут же все встали в линию и поклонились ему, громко приветствуя. Среди учеников был и сын самого мастера, скучающий Вонг Чен. Когда отец вызвал его на тренировочный бой, тот, почесывая затылок, вышел в центр зала и встал напротив него. Рики Чен внезапно повернулся вправо и слегка раскинул руки в позе "распустившего крылья феникса". Два пальца его левой руки, согнувшись в виде клюва феникса, стремительно двинулись к голове Вонга. Пытаясь пресечь атаку, Вонг выбросил свою правую ладонь к запястью противника. Мастер, плавно сделав шаг вперед, быстро бросился в сторону, оказавшись за правым плечом своего ученика. Для опытного мастера не составило никакого труда перестроиться, и теперь он изготовился атаковать правой рукой в виде клюва феникса артерию на шее Вонга. "Замри!" -- скомандовал Рики Чен своему сыну и продолжил: "Твои действия" Вонг Чен: "Я развернусь направо и встречу твою атаку правой ладонью. Так мне кажется..." Рики Чен: "А чего ты хочешь этим добиться Каким будет твой следующий удар" Вонг Чен: "Не знаю, отец, как получится." Рики Чен: "Хорошо... тогда действуй." Ученик развернул свое тело направо и закрыл атаку правой ладонью, но его левая рука изменила положение по инерции вместе с телом, открыв спину для атаки, чем мастер не преминул воспользоваться. Отступив вбок, мастер легко схватил незадачливого ученика сзади за волосы и произвел короткий удар согнутой ногой по попе. "Оу!.." -- взвыл Вонг Чен. "Ты видишь свою ошибку Повернувшись вправо, ты ничего не добьешься. Ты останешься в безвыходной ситуации, -- посетовал отец. -- Встань в исходную позицию, когда я сказал тебе замереть, и покажи мне, как следует поступить." Вонг послушался отца и встал в исходное положение, но так и не предпринял никаких действий. Вонг Чен: "Я... я не знаю, что делать. Может быть, как-нибудь отступить!" Рики Чен: "Черт возьми! Ты забыл главный принцип всех боевых искусств! Лучшая защита -- нападение. Никогда не следует отступать ни при каких условиях. Ладно, смотри. Встань на мое место и атакуй мою шею, используя клюв феникса." Ученик сделал, как сказал отец, и встал за его правое плечо, приготовившись атаковать. Вместо того, чтобы двигаться направо, мастер повернул тело налево и встретил левой ладонью клюв ученика. Вонг шумно выдохнул и выбросил вперед обе ладони. Две пары рук сплелись, и противники остановились. Мастер мягко заметил: "Вот видишь, так ты бы не оказался в дурацком положении, будь ты на моем месте. К тому же, если ты встретишь клюв феникса правой ладонью, хотя она и будет быстрее, ты окажешься в тупике и проиграешь, а, если ты будешь работать левой ладонью, то у тебя еще останется достаточно энергии для ведения боя... Зайди ко мне в кабинет, нужно кое-что обсудить. Ученики, приступайте к тренировкам!" Ученики разбились на пары и стали драться. Вонг Чен, понурив голову, зашел вслед за отцом в его кабинет. Отец, усевшись в кресло за столом, сложил руки и заговорил: "Сын, я не мог не заметить, что на моих занятиях ты стараешься защищаться так, чтобы никого не покалечить. Это в высшей степени непрактично и глупо с твоей стороны. Объясни мне, в чем дело Что у тебя на уме" Вонг Чен: "Я не хочу причинять боль кому бы то ни было. В каждом человеке есть хоть что-то хорошее, даже в распоследнем злодее. И нанося ему удар, я пронзаю сердце себе." Рики Чен: "Оставь эти пораженческие умонастроения. Послушай, не разочаровывай меня. Ты у меня единственный сын и унаследуешь мою школу после того, как я уйду на покой. Я начал с самых низов, обучаясь искусству кунгфу у мастера Ван Донга в захудалой деревушке Суйфэньхэ на границе с Россией. Ты должен отправиться туда. Пройти мой путь. Именно это тебе и нужно." Вонг Чен: "Вряд ли ты знаешь, что мне нужно." Рики Чен: "Мастер Ван Донг сделает из тебя человека, если я до сих пор не смог..." Вонг Чен: "Ты знаешь, я уже два года как подрабатываю помощником повара в ресторане. И сегодня наш повар впервые доверил мне приготовить нашу фирменную лапшу. Посетителям она очень понравилась. Говорят, пальчики оближешь. Наш повар меня очень хвалил. Говорил, что я прирожденный повар." Рики Чен: "Очень хорошо. Но если бы ты мог взглянуть на вещи шире. Хотя бы на минуту. Ты уже посетил несколько моих занятий и кое-чего достиг. Я прошу тебя съездить к мастеру Ван Донгу на год-другой и обучиться у него боевому искусству с самых основ, если ты хочешь унаследовать мое дело." Вонг Чен: "Отец, я никогда не стану мастером боевых искусств. И никогда не переносил деревенский быт, где отсутствуют элементарные условия для жизни и где моя лапша никому не нужна. К чему все эти позы да приемчики, какой в них прок Мне все это неинтересно." Рики Чен: "Черт возьми, пора тебе начать интересоваться!.. Тридцать лет, я отдал тридцать лет жизни этой школе. А она, между прочим, находится в отнюдь не дешевом районе Гонконга. За все это нужно платить. Я тренирую своих учеников, и этим зарабатываю на жизнь нашей семье. Моя школа уже достаточно известна по всему городу. Думаешь, я надрывался все эти годы, чтобы спокойно смотреть, как ты все пустишь по ветру! Я должен быть уверен, что могу тебе поручить задание и ты с ним справишься. Ладно. Решено. Завтра же ты едешь в деревню Суйфэньхэ и остаешься жить у мастера Ван Донга. Он решит, как с тобой быть. Свободен." Вонг, побледнев лицом, вышел из кабинета отца. Вовсю дерущиеся ученики тут же остановились. Косые их взгляды сопровождали неспешное движение Вонга к выходу из школы. Переступив порог, парень оказался в гуще событий Гонконга -- офисные работники на бегу жевали гамбургеры, престарелые гонконгцы, обливаясь потом, ходили взад-вперед с транспарантами "Долой КПК!", модная молодежь играла в сокс, меж тем как на проезжей части хором сигналили толпящиеся такси, выхлопные газы от которых создавали неповторимый аромат светящегося неоном большого города. Вонг, наблюдая с минуту за людьми, увлеченно занимавшимися своими повседневными делами, немного приободрился и решил прогуляться, хотя уже накрапывал дождик. Впереди него раздался крик: "Эй, Вонг!" То был его низкоросый приятель Ло Вай, который, весело скользнув туфлями по тротуару, наскочил на Вонга. "Эй, детка, у меня есть деньги! Двадцать баксов! -- заявил приятель, тряся над головой банкнотами. -- Ты что такой хмурый Что бы это ни было, хорошая порция алкоголя проветрит тебе мозги. Я плачу." Тут к ним пристал какой-то оборванец, который, завидев банкноты, попытался их отобрать. Ло с визгом оттолкнул обидчика и, сделав несколько несуразных движений руками в воздухе, принял классическую стойку журавля. Бродяжка испугался и бросился бежать. Ло крикнул тому вслед: "Будешь знать, как связываться с мастерами кунгфу! Дурак!" Вонг Чен бросил: "Да это никакое не кунгфу!" Ло Вай весело хмыкнул: "Но он-то этого не знает..." Они зашли в дешевый бар и встретили там их общего приятеля, толстяка Тони Мяо, который уже изрядно набрался. Вместе они заказали пива. Вонг не умел пить и скоро захмелел. На улице тем временем стемнело. Друзья, ковыляя, бродили по набережной, пока их вниманием не завладел отлитый в бронзе памятник Брюсу Ли. Между Тони и Ло разгорелся спор. Тони Мяо: "Хорошо, Ло, посмотри на это. Полагаю, ты знаешь, что это за штуковина, а, гений" Ло Вай: "Это статуя!" Тони Мяо: "Я знаю, что это статуя. Что за статуя" Ло Вай: "Ну, я всего не знаю." Тони Мяо: "Знаешь, что, Ло" Ло Вай выставил вперед челюсть: "Да!" Тони Мяо ткнул его пальцем в грудь: "Ты ничего не знаешь!" Ло Вай: "А ты что знаешь У тебя вообще нет никакого уважения к искусству, никакого." Тони Мяо снова ткнул друга пальцем в грудь: "Ло, ты тупица. Те, кто рассуждают об искусстве -- конченые неудачники. И не говори мне, что я ничего не уважаю..." Пока эти двое спорили уйдя вперед, Вонг обошел вокруг постамента, на котором стояла статуя Брюса Ли, пристально вглядываясь в беспощадное выражение лица застывшего в движении киногероя. Погода резко ухудшилась. Дождь хлестал по лицу, омывавшие берег волны намочили подошвы туфель, над головой грянул гром. Вонг стиснул зубы, сжал пальцы в кулак и крикнул спьяну статуе: "Все из-за тебя, сукин сын! Если бы не ты, то никто бы не изучал эти дурацкие боевые искусства... Если бы не ты, отец бы мне разрешил готовить лапшу... Ужо тебе!" -- и погрозил кулаком. Внезапно Вонгу почудилось, что медные мускулы Брюса Ли начали пульсировать, невидимые глазу кости захрустели, в очах загорелся огонь. Оживший Брюс, улыбнувшись, поманил парня рукой и выставил вперед колено. "Ах, ты хочешь драться! Ну, я щас надеру тебе задницу, Брюс!" -- сказал Вонг, перелезая через ограду, и нанес сокрушительный удар подбородком о брюсово колено, после чего вырубился. Продолжавшие спорить Ло и Тони, вспомнили, что оставили своего друга одного наедине со статуей, и поспешили обратно. Увидев его тело, распластавшееся на тротуаре, они не слишком удивились и похлопали Вонга по лицу. Дружеские пощечины привели парня в чувство. Тони и Ло подняли его с земли и, взяв с двух сторон за плечи, приволокли домой к семье. С порога ребят встретила мать Вонга, которая в замешательстве им поклонилась, благодаря за товарищескую заботу. Вонг к тому времени уже протрезвел и собрался было сесть за стол, но читавший газету отец строго окинул взглядом насквозь промокшего сына и указал на его комнату: "Сегодня, ты останешься без ужина. Мне стыдно за тебя. Перед тем, как лечь спать, собери свои вещи в путь-дорогу." Вонг послушно встал и, заперевшись в своей комнате, нацепил на голову наушники с музыкой. Не раздеваясь, он лег на кровать и уснул. Глава 2 Поезд, в котором ехал Вонг к старому мастеру кунгфу, был настолько комфортным и тихим, что парень очнулся только тогда, когда объявили конечную остановку -- деревню Суйфэньхэ. Повесив небольшую сумку через плечо, в которую он успел положить только самое необходимое -- трусы, зубную щетку и дешевый радиоприемник -- Вонг соскочил с подножки поезда на землю. У его ног поднялось много пыли. Поезд бесшумно отошел, и взору Вонга открылся небольшой рынок, где толклись крикливые китайцы с бородатыми русскими, торгуя, кто чем -- подсвечниками, рубашками, изделиями из меха, банками с икрой, детскими игрушками. Поодаль от рынка расположился лоток с вывеской, на которой тушью были выведены иероглифы: "Лапша -- Сюда!". Вонг обрадовался тому, что и в таком захолустье бывают цивилизованные люди, и немедленно подошел к лотку. Торговала там одна единственная девушка. Девушка улыбнулась: "Ниньхао! Какую лапшу будете" Вонг Чен всплеснул руками: "Даже не знаю... глаза разбегаются от такого выбора." Девушка: "Да, здесь есть разные сорта лапши -- из рисовой, пшеничной, гороховой муки -- и приправы к ней хоть отбавляй -- кусочки жареного ужа, тонко нарезанные пластины корня лотоса с красным перцем, гороховый суп, а также мое фирменное -- лапша-мороженое!" Вонг Чен: "Даже такое лакомство бывает! Ням-ням... Мне, пожалуйста, две порции лапши-мороженого!" Девушка сварила лапшу и дала ей охладиться, пока та не покрылась сметанообразной пленкой. Затем сделала из лапши трубочки, которые заполнила белоснежным сливочным мороженым, после чего взяла два вафельных рожка и виртуозно разместила в них получившееся кушанье. На ледяных трубочках лапшы отражались блики от лучей солнца. Девушка: "Вот, держите. Приятного аппетита!" Когда девушка вручала две порции лапши-мороженого, руки продавщицы и покупателя соприкоснулись, и тогда Вонг впервые поднял глаза с вожделенного кушанья на девушку. Она была настоящей красавицей. Ее глаза искрились добротой, а волосы были черны как смоль. Вонг покраснел и, усевшись на табуретку возле лотка, принялся жадно поглощать лапшу-мороженое. Девушка скривила губы и, покрутив пальцем одной руки локон волос, а другой подперев бок, открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Сбоку раздались наглые мужские голоса: "Киска, дай полизать твою киску" и "Не жеманничай, а то выбьем из тебя всю дурь, сука!" Двое хулиганов пристали к девушке -- один схватил ее за локоть справа, другой облизывал щеку слева, призывно поглядывая на мирно уплетающего лапшу-мороженое горожанина. Тот, кто призывно поглядывал, обратился к Вонгу: "Ты, я смотрю, не местный. Из Гонконга У вас что там, не принято защищать девушек, которых обижают такие негодяи, как мы! Трус! Жалкий трус!" Вонг Чен дожевал второй рожок: "Ну все, ты меня достал. Мало того, что прерываешь мою трапезу, так еще и зовешь меня трусом. Я возмущен. А насчет девушки... отпусти ее немедленно." Хулиган: "Ой, боюсь. А что ты нам сделаешь! Попросишь уйти Оближи мои тряпичные туфли, и тогда, может быть, я подумаю." Хулиганы оттолкнули девушку, так что она упала на землю, а сами двинулись на горожанина. Вонг оторопело встал с табуретки и стал проводить круговые движения руками, гипнотизируя ими противников, а потом внезапно подступил и слегка нажал большими пальцами на предплечья обоих хулиганов. Тех мгновенно парализовало, и они опустились на землю, кривясь от боли. Спасенная девушка бросилась к Вонгу и обняла его за шею, говоря слова благодарности. От нее исходил приятный аромат. Улыбка озарила лицо Вонга, но его тело не покидало напряжение. Девушка: "Спасибо, мистер! Нинь тай кэцилэ! Как вас зовут Меня -- Пэй Пэй." Вонг Чен: "Очень приятно. Я Вонг Чен. Прибыл из Гонконга к мастеру Ван Донгу." Пэй Пэй: "Какое совпадение! Ван Донг -- мой дедушка... Позволь мне проводить тебя до его дома." Вонг Чен: "Боги счастья благоволят мне -- лапша переваривается в желудке, а путь на каторгу мне кажет красавица." Пэй Пэй: "Отчего же на каторгу! Мой дедушка очень хороший. Он суров, но справедлив. Под его началом обучались лучшие мастера боевых искусств Поднебесной. Он из тебя сделает настоящего кунгфуиста." Вонг Чен: "Где-то я уже это слышал..." Шли они по дороге, вдоль которой росли редкие кусты, пыль поднималась аж до самых колен. Шли они недолго, но парню показалось, что его стопы отшаркали не меньше ста ли. Вдалеке показался грубо сколоченный забор, за которым стоял покосившийся сарай и колодец. Вонг вопросительно поднял бровь на Пэй Пэй, и та согласно кивнула. В дверях сарая показалась лысая голова старика, с которой свисала жиденькая бородка. Ван Донг прошамкал беззубым ртом: "Пэй Пэй, девочка моя, кого это с тобой принесло" Пэй Пэй: "Это Вонг Чен, он приехал к тебе, дедушка." Ван Донг: "А, помню-помню. Получил телеграмму. Это сынишка Рики Чена. Ты пробудешь у меня два года, парень. Я натренирую твое тело и дух. Начнем прямо сейчас. Сто отжиманий!" Вонг Чен: "Но я же только что пришел..." Ван Донг: "Сто десять отжиманий на пальцах!" Вонг Чен: "Это несправедливо!" Ван Донг: "Сто двадцать отжиманий на большом и указательном!" Вонг Чен: "Ну, хорошо-хорошо... Йех!" Парень опустился на землю и, уткнувшись лицом в грязь, стал отжиматься и считать вслух: "Иль, и, сам..." Пэй Пэй говорила над его головой: "Я же говорила, дедушка суровый, но справедливый. А я пойду пока приготовлю чай. Чем быстрее закончишь, тем быстрее за стол сядешь." Несмотря на то, что после ста двадцати отжиманий пальцы жутко скрючились, а все тело изнывало от жажды, Вонг сделал над собой усилие и при виде Пэй Пэй, разносящей чашечки с чаем, молодецки подскочил к столу. Парень жадно выпил чай, да так, что изо рта текло на грудь, и из кувшина долил себе еще. Старик открыл рот, наблюдая за ним, и покачал головой. Пэй Пэй поставила перед мужчинами миски с отварным рисом. Вонг ловко обращался палочками, пока засовывал комочки риса в рот. Ван Донг сказал: "Да не торопись, а то подавишься... С завтрашнего дня ты будешь усердно тренироваться. После ужина ложись спать." Закончив есть, Вонг поклонился мастеру, его дочке и отошел в угол сарая, где и уснул на старом матрасе. Проснулся он от хлесткого удара палкой по макушке. "Ауу!.. -- заныл Вонг. -- А это за что" Ван Донг: "От тебя воняет как от собаки. Думаешь, приехал в деревню и можно за собой не следить! Иди на речку умойся и быстро возвращайся. Тоже мне, хиппи." Вонг потопал по тропе к речке, проклиная старика. Не дойдя до нее, услышал, как поет чудесный женский голос. Спрятавшись за дерево, он увидел, как моется Пэй Пэй абсолютно голой. Пение стихло, она его заметила. Он вышел, виновато обхватив затылок пальцами. Но Пэй Пэй это не смутило, и она, озорно улыбнувшись, протянуло ему мыло и полотенце. Они мылись, весело плескаясь друг в друга. Вдруг из-за спины раздался гневный голос старика: "Не смей приставать к моей внучке. Я тебя накажу, чтоб неповадно было." Старик заставил Вонга простоять на руках полчаса, пока у того не потемнело в глазах, зубы не застучали, а из носа не потекли сопли. Вонг готов был свалиться на землю, но старик поддержал его ноги палкой и меж тем поучал: "Глаза ее видят, но руки не могут взять ее -- луну в ручье. Облака и туманы есть различные состояния воздуха, над ними -- вечное сияние солнца и луны. Побеждает тот -- и даже перед боем -- кто, отбросив все мысли о себе, погружен в бессознательность." Затем по указанию учителя Вонг поставил четыре огромных чана с водой попарно друг к другу и принялся переливать воду тазиком из одного чана в другой, стоя на них голыми стопами. Один раз он не удержался и шлепнулся в чан с водой по самую макушку. Но ему ничего не оставалось делать, как снова взобраться на верхушку и продолжать упражнения мокрым. Следующее упражнение заключалось в том, чтобы, следя за тем, как учитель втыкал иглы в деревянную куклу, отражать атаки самому. Мастер пояснил суть тренировки: "Превратись в деревянную куклу. У нее нет "я", нет собственных мыслей. Пусть твое тело и органы работают так, как им предназначено. Это похоже на бой с тенью, только здесь ты должен постоянно держать в поле зрения мои манипуляции с куклой. Если все сделаешь правильно, то на кукле не останется следов от уколов." Поначалу, когда мастер держал куклу на виду, ученик краем глаза ловил его движения и ставил блоки на невидимые удары, но, когда мастер стал кружиться вокруг него, уследить парень уже не мог и напропустил кучу ударов. В итоге, вся кукла была усеяна дырками, а Вонг снова в наказание стоял на руках по полчаса. Однажды мастер послал Вонга ловить рыбу. Пэй Пэй решилась, втайне от дедушки, помочь парню, и вместе они отплыли на лодке по реке. Пока девушка работала веслами, Вонг сидя на корме закидывал удочку. Рыба плыла все мимо. Внезапно девушка выпустила из рук весла, подскочила к корме и, присев на корточках возле парня, шепнула ему на ухо: "Давай поженимся, а" Пораженный от такой прямоты Вонг широко раскрыл рот и застыл, не зная, что сказать. Девушка нетерпеливо потеребила его по плечу. И тут Вонг, резко мотнув головой, выкрикнул: "Хочу!.. Очень хочу." Их губы соединились в нежном поцелуе, и девушка вернулась вприпрыжку на свое место, а два весла стали одновременно порхать в воздухе, то взлетая, то вновь опускаясь. К вечеру им удалось поймать достаточно рыбешек, и, держась за руки, молодая парочка вернулась домой. Вспомнив про престарелого мастера, пара разомкнула руки и осторожно приоткрыла дверь в дом. Оба заметили, как спиной к ним сидит на сундуке Ван Донг и считает монеты. Вонг столь же осторожно затворил дверь и, громко прочистив горло, распахнул настежь дверь. Старик мгновенно засунул деньги в сундук и смущенно подошел к молодым людям, разглядывая пойманную рыбу. Спустя несколько недель одиночных тренировок и упражнений, мастер решил, что для Вонга настало время поединков с реальным противником. Старик предложил парню на выбор две палки разной длины. Вонг неуверенно указал пальцем на палку подлиннее и, взяв ее в обе руки, сделал серию выпадов в воображаемого противника. Без предупреждения Вонг нанес боковой удар палкой по ногам старика, но тот избежал удара, подняв переднюю ногу. Палка просвистела мимо. Парень сделал выпад, целясь в заднюю ногу, но Ван Донг, опустив переднюю ногу на землю, отставил заднюю на шаг назад, так что удар не достиг цели. Из той же позиции Вонг попытался ударить старика по голове. Держа правую руку у себя за спиной, а левой направляя траекторию движения палки, мастер поставил блок ученику, а другим концом палки нанес удар по голени. Вонг согнулся от боли, приподнялся и получил еще один удар верхним концом палки по голове. Противники скрестились, так что палки затрещали. Старик с невиданной доселе силой прижал палку парня к земле и, перенеся центр тяжести с задней ноги на переднюю, атаковал парня прямым ударом палки в голову. Вонг успел блокировать этот удар, держа палку обеими руками над головой. Тогда мастер нанес нижним концом палки удар в пах, но ученик из того же положения опустил свою палку на уровень живота, предотвратив и этот удар. Ван Донг, сместив обе руки к середине палки, атаковал сбоку. Парень отразил удар, и вновь они схлестнулись палками. Тогда учитель попытался сделать подножку крученым ударом палки влево. Ученик же поднял высоко переднюю ногу. Старик вместе с ударом развернулся налево и в этом положении нанес удар вправо наотмашь. Вонг тоже развернулся, встав так, чтоб блокировать атаку, затем ударил палкой по макушке. Однако более опытный противник, находясь спиной к ученику, совершил круговой оборот влево и, подняв палку над головой, отразил атаку таким образом, что зацепил палку парня и с силой опустил ее к земле. Вонг, полностью развернувшись влево вместе с противником, верхним концом палки нанес удар в грудь. Старик поставил палкой блок и одновременно совершил верхним ее концом удар по голове. Стоя в неудобной позе, Вонг отразил атаку и, скрестившись с Ван Донгом, сделал шаг за спину противника и нанес удар вправо в горизонтальной плоскости. Мастер, широко расставив руки на палке, блокировал удар и контратаковал с разворотом влево. Ученик сделал еще один шаг назад и вбок, блокировав удар, и, обойдя противника сзади, нанес режущий удар палкой. Резко развернувшись лицом к противнику, Ван Донг скрестил с ним палки и, продолжая вращаться вправо, нанес концом палки удар в спину, да так, что палка противника оказалась у него на одной линии с ключицами. Продолжая атаку, старик резко выгнулся назад и ударил тем же концом палки в лицо парня, затем развернул свою палку нижним концом вверх и ударил его по бицепсам обеих рук. Пальцы Вонга разжались от боли, и палка выпала из его рук, оставшись на груди мастера. Утраченная учеником палка перекатилась с груди Ван Донга на внутреннюю сторону локтей, меж тем как собственная палка все еще была у него в цепких руках. Завершая атаку, старик с силой оттолкнул парня, так что тот отлетел назад и ударился головой о большой чан с водой. Глава 3 Ван Донг обратился к Вонгу, когда тот помогал Пэй Пэй оттирать посуду от рыбьего жира: "Парень, не мужское это дело -- мыть посуду. Пусть внучка сама закончит." Вонг вытер руки об штаны и весело поклонился старику. Ван Донг продолжил: "Раз уж ты все равно наклонился, то постой и на руках. Мне надо сходить в город, и, пока меня не будет, стой прямо, чтоб не расплескалось", -- и с этими словами поместил миску на гениталии вставшего вверх ногами ученика, а затем налил в нее воду до краев. Вонг Чен: "За что Я ничего плохого не сделал..." Ван Донг: "Да просто так, тебе полезно." Так и стоял парень уныло до тех пор, пока старик не исчез за деревянным забором. Перед его глазами, вместе с красными бликами, показались гладкие женские коленки с побелевшими в изгибе коленными чашечками. Пэй Пэй шепнула ему: "Он ушел, вставай, любимый..." Вонг медленно опустил ноги на землю, а девушка забрала у него миску с водой и отложила в сторону. Пэй Пэй: "Помнишь, мы говорили о женитьбе. Я знаю дедушку, он будет против. Значит, мы должны бежать!" Вонг Чен: "Бежать! Но куда" Пэй Пэй: "В Россию, конечно. Там нас никто не знает, да и страна экзотичная. Никто не запретит нам жениться в России." Вонг Чен: "Верно, но как мы туда попадем Мы же не можем просто так подойти к русско-китайской границе, сказать пограничникам -- эй, смотри, водка! -- и пока они ищут, спокойно перейти границу. Нам нужны деньги, паспорта, проводник, в конце концов..." Пэй Пэй: "Гымм... придумала! Помнишь, мы однажды видели, как дедушка пересчитывал монеты, а когда мы заявились -- засунул их в сундук. Достань из него деньги! А я поищу на рынке одного человека..." Парочка пожелала друг другу удачи, и каждый из них стал действовать по плану. Вонг зашел в дом и точным ударом "сюто" сломал замок на сундуке, а, когда открыл, очень удивился, увидев поверх монет и купюр свой радиоприемник: "Старый плут... а красть у плута не очень стыдно." Девушка твердой походкой отправилась на рынок и через некоторое время нашла, кого искала. Звали его Андрей Ю. Хмурый русский мужик с лысой головой и широкими рыжими усами. С одной стороны стола он быстрыми движениями кистей рук менял три наперстка местами, а с другой стороны -- пятеро наседавших друг на друга китайцев с азартом отгадывало, в каком из наперстков запропастился шарик. Игра велась на деньги, и Андрей неизменно клал в карман пачки юаней, пропуская мимо ушей негодующие выкрики проигравших. Когда другие игроки ушли, Пэй Пэй приблизилась к рыжеусому ловкачу. Андрей Ю: "Красавица, сыграй-ка в исконно русскую игру -- наперстки. Выиграй денежку-другую." Пэй Пэй бросила: "У нас тоже есть такая игра!" -- и припала к столу, подперев лицо кулачками, рассматривая маленькие наперстки. Поставив локти на край стола, Андрей сложил пальцы шалашиком и сурово поджал губы. Взглянув на мужика, Пэй Пэй оговорилась: "Хотя... теперь я вижу, что это действительно исконно русская игра, ничего общего с нашей не имеющая." Андрей буркнул: "Вот так-то лучше." Пэй Пэй: "Но я пришла к вам не проиграть. Я слышала, что вы перевозите китайцев за границу..." Андрей Ю: "Ничего подобного. Кто сказал" Пэй Пэй: "Деревня маленькая, слухами полнится. Ну же, Андрей. Мы хорошо заплатим. Сделайте нам паспорта и переведите через границу!" Андрей Ю: "Ладно-ладно. Только говори потише, хочешь, чтоб меня схватили ваши коммибои! Лучше попасться как мелкому шулеру, чем перевозчику нелегалов. И еще -- кто это мы, ты не одна туда собралась" Пэй Пэй: "Я и мой жених... О! Вот он идет с деньгами. Эй, Вонг, сюда!" Вонг Чен: "Милая, я достал деньги. Десять тысяч юаней! Йе!" Андрей без лишних слов пересыпал половину банкнот из сундука Ван Донга в свой мешок и пригласил парочку в свою палатку. Там он взял их паспорта и попросил подождать три часа. Пэй Пэй: "Мы не можем ждать столько времени. Дедушка вот-вот вернется с почты и станет нас искать! Прошу, поторопитесь!" Андрей Ю: "Ладно. Управлюсь за полтора часа! Только не отвлекайте меня." Вонг Чен: "А что твой дед делает на почте" Пэй Пэй: "Ты не знал! Он каждый месяц получает денежные переводы от твоего отца в качестве платы за твое обучение. Иначе, откуда у него столько денег..." Вонг Чен: "Во ганьцзюэ цзыцзи бухао..." Андрей Ю: "Я же сказал -- тихо! Тссс! Выйди на улицу, если тебе плохо, мальчик. Не стой над душой." Парень и девушка вышли из палатки и принялись ждать. Вонг водил носком ноги круги по пыльной земле. Они одновременно взглянули друг на друга и стыдливо улыбнулись. Потом Пэй Пэй подошла к нему и повисла на его плече, склонив голову на бок. Так прошло полтора часа. Вышел Андрей и вручил новые паспорта. Андрей Ю: "Теперь тебя, Вонг, зовут Иван Ли, а тебя, Пэй Пэй, -- Юля Ли. Держите паспорта при себе и показывайте их только в крайнем случае. Для того, чтобы жить и работать в России, нужно знать русский язык. Климат в России холодный, поэтому вам нужна теплая одежда. Так что за китайско-русский разговорник и шапки-ушанки с тулупами еще..." -- и потер большой палец об указательный. Вонг Чен: "В смысле" Андрей Ю: "Денег!" Вонг Чен: "Разговорник пригодится, а без теплой одежды обойдемся. В России, вроде как, только зимой холодно, ведь так" Андрей Ю: "Ваше дело. Тогда обменяйте свои юани на рубли. Курс один к одному." Вонг Чен: "Хорошо." Вонг и Пэй Пэй отправились вместе с Андреем пешком до берега Хэйхе и сели на плот, который медленно отплыл в темные воды. Когда плот отдалился от берега на два ли, Пэй Пэй обернулась и заметила вдалеке фигурку старика, трясущего кулаками над головой и кричащего что-то. По щеке девушки пробежала слеза, которую она поспешила убрать рукавом. Вонг тем временем сидел, уткнувшись в разговорник. Пэй Пэй примостилась рядом и стала разучивать вместе с ним приветствия, прощания, благодарности и прочие выражения по-русски. Через некоторое время Вонг захлопнул книжку и, шумно вздохнув, засунул ее в свой походный мешок. Пэй Пэй: "Смотри, Вонг! Какие смешные полосатые колонны, с надписью сверху вниз "П-о-г-р-а-н-и-ч-н-ы-й". Пограничный. Андрей, почему надпись сверху вниз. Разве русские пишут не горизонтально, слева направо" Андрей Ю: "Можно и так и так." Пэй Пэй: "Эх, Элосы." Андрей Ю: "А по-нашему -- Россия-матушка..." Вонг Чен: "Наверху колонны -- двуглавый орел. Что он означает" Андрей Ю: "Символ российский. В ваших паспортах на первой странице тоже он есть. Ваши паспорта -- московские, потому по центру орлов помещено изображение Георгия Победоносца, поражающего копьем черного змея." При последних словах девушку передернуло, но она не подала вида. Андрей Ю: "Мы уже на месте. Щас я перетру с пограничником, и можете идти по новой земле." Парень и девушка наблюдали, как Андрей подкрался к знакомому пограничнику с автоматом за плечом и заорал на него. Тот размахнулся и ударил его дулом под дых. Вонг и Пэй Пэй испугались, что их застрелят, но застыли в недоумении, когда после потасовки их проводник сунул в карман пограничнику деньги, и русские шумно поцеловались в губы. Рыжеусый ловкач вразвалочку приблизился к парочке и объяснил: "Я договорился. Путь открыт. Идете, значит, до стоянки грузовиков, и за денежку один из водителей подвезет вас до Благовещенска. Оттуда отходят поезда до Москвы. В самой Москве есть китайская диаспора во главе с Мандарином, который поможет вам найти жилье и устроиться на работу. Он мой хороший друг. Скажете, что от меня. Желаю удачи!" Пройдя мимо пограничников, Вонг и Пэй Пэй оказались на бугристой дороге, по обеим сторонам которой раскинулся непроходимый лес. Огромные ели возвышались над их головами. От них веяло сыростью. Не оглядываясь назад, пара прошла дальше по дороге. В тумане зажглись фонари и ослепили Вонга и Пэй Пэй. Послышался гортанный рык: "От Андрея!" -- на что Вонг откликнулся эхом: "От Андрея..." Фонари потухли, и из дверцы грузовика показалась рука, поманившая парочку. Молодые люди, уже порядком подуставшие, забрались в грузовик и уселись на одном сиденье -- Пэй Пэй села Вонгу на колени. От водителя пахло перегаром, и звали его Иваном. Сразу рассчитались за проезд. Вонг Чен: "Меня по паспорту тоже зовут Иван." Иван: "Ха! Значит, мы тезки." Вонг Чен: "Ну да." Иван завел машину и тронулся по дороге. На дорогу выскочил заяц и, не издав ни звука, тут же превратился в кровавое месиво, так что никто в машине ничего не заметил. Пока грузовик с ревом прорезал шоссе, Иван молча дымил дешевой сигаретой. В нос девушки ударил сигаретный дым, и она закашлялась. Наступила ночь. По радио тихо играла музыка. Иван остановил машину у обочины и, вынув сиденье, освободил ребятам место для сна, а сам вышел отлить. Поджав ноги и обнявшись, Вонг и Пэй Пэй провели эту ночь, целомудренно, будто брат с сестрой. Очнулся Вонг от оклика Пэй Пэй. Водитель уставился на дорогу, не моргая, и грузовик стал вилять из стороны в сторону. Чтобы привести в чувство, парень похлопал мужика по плечу. Тот инстинктивно нажал на педаль тормоза и откинулся на сиденье, захрапев. Грузовик остановился у дорожного указателя, судя по которому, до Благовещенска оставалось три километра. Вонг спрыгнул с подножки машины и помог спуститься девушке. Ярко светило солнце. Пэй Пэй закрывалась от его лучей прядями волос. Парочка шагала по горячему асфальту. Мимо с ветром пронеслось перекати-поле. В Благовещенске они отыскали железнодорожную станцию. Кассирша с сомнением рассматривала их паспорта и, оставив в окошке, отвернулась позвонить. Почуяв неладное, Вонг схватил паспорта, и вместе с любимой бросился бежать к выходу. Сзади послышались крики кассирши, но опасность миновала. От Пиррона отходил товарный поезд. Молодые люди бросились бежать вслед за поездом. Вонг слышал, как его туфли хлюпали, пока он бежал. Он взглянул быстро вниз и увидел, что они пропитались кровью. Странно, но никакой боли он не испытывал и, оттолкнувшись от земли, запрыгнул на подножку последнего вагона. Зацепившись за поручень, он протянул руку отстававшей Пэй Пэй. Вонг Чен: "Держись за мою руку! Скорей!" Пэй Пэй: "Я не могу!" Вонг Чен: "Нет, можешь. Давай, еще чуть-чуть..." Из последних сил Пэй Пэй схватилась за протянутую руку и оказалась в крепких объятиях парня. Один из вагонов был приоткрыт. Там они и оказались, переводя дух от долгого бега. Кругом лежало сено. Девушка перевязала парню ногу, оторвав кусок от собственной блузки. В них пробудилось желание. Он нежно опустил ее вниз, ее руки обхватили его широкую спину. Она почувствовала его мускулы, как только он сжал ее в своих объятиях. Последовал долгий жаркий поцелуй. Он расстегнул пуговицы на ее блузке, затем стал водить рукой по обнажившейся груди. На ее щеке появился румянец удовольствия. Она стянула с себя трусики и отбросила в сторону. Его торс возвышался над ней, она обхватила его ногами, прижимая его все глубже и глубже в свое лоно. Раздались стоны. Тела слились воедино. Его язык скользнул по правому соску, и иссушающий жар пробежал по ее телу. Она залезла на него верхом, извиваясь и раскачиваясь. Стоны усилились. Его рука нашла ложбинку между ее ног, и с криками наслаждения они больше не могли себя сдерживать. Они вместе кончили и кончили снова, а ее маленькая попка прыгала вверх и вниз. Затем жар тела спал, и они мечтательно разлеглись на стоге мягкого сена, прильнув друг к другу. Под мерный стук колес скользили мимо леса, поля, леса, по голубому небу бежали облака. Пэй Пэй: "Вон то плывущее облако напоминает мне дракона... Знаешь, мой дедушка говорил мне однажды, что я единственный потомок одного из сыновей дракона, кровожадного Язцы, которая унаследовала его силу. Этим он меня сильно озадачил. На все мои дальнейшие расспросы он махал рукой." Вонг Чен: "Любимая, не бери в голову. Твой дедушка старенький, говорит не весть что. Как ты можешь быть потомком дракона, да еще и кровожадного. Ты и мухи не обидишь." Пэй Пэй: "Пожалуй, ты прав, дорогой." Лес прекратил мелькать перед глазами. Вырос ряд гаражей и заборов, прошла мимо кирпичная стена, возник навес, под ним стоял вагон. Поезд постепенно снижал скорость. Участились серые ящики домов с поблекшими окнами, где, по-видимому, никто не жил. Ни одного указателя или вывески. Вонг включил радиоприемник, чтобы выяснить, к какому городу подъезжает поезд. На одной из радиостанций прогремел голос ведущего: "Говорит и показывает Москва!" Глава 4 Рельсы заскрипели под тяжестью состава. Когда поезд окончательно остановился, послышались крики машиниста. Не успели Вонг и Пэй Пэй распахнуть вагон, как из других таких же вагонов повыскакивали кучи китайцев -- мужчин, женщин и детей -- с растрепавшимися волосами и в взмокшей от пота одежде. Вонг подскочил к одному из соотечественников и спросил, где искать Мондорина. Тот ответил, что нужный им человек живет по адресу Коминтерн-стрит, дом 6 и что все новоприбывшие идут именно туда за работой. Пэй Пэй захотелось пописать, и Вонгу пришлось зайти с ней в общественный туалет, рискуя потерять из виду других китайцев. Вонг Чен: Давай быстрее, малышка, а то мы их потеряем. Мне не хочется спрашивать дорогу у местных... Пэй Пэй: Не дрейфь, я быстро. Ааах, хорошо... Ну и вонь здесь стоит! Раздался слив бочка за закрытой дверью кабинки. Оттуда вышла Пэй Пэй, поправляя на ходу юбку. Вонг тем временем выглядывал за дверь на улицу. Вонг Чен: Ну вот, они ушли без нас. Пэй Пэй: Теперь можно не спешить. Сами найдем, не волнуйся. Запри этой шваброй дверь, чтоб другие не мешали, и ополосни хоть голову. Вонг захлопнул дверь прямо перед лицом жирного дядьки и подпер ее шваброй, пока тот ворчал на улице. В мутном зеркале проглядывали круги под глазами. Полотенец не было, и пришлось парню вытирать об себя руки. Когда пара, наконец, вышла из туалета, их смерил взглядом жирдяй и, сплюнув на пол, буркнул: "Чертовы китаезы, посрать нормально не дают!" Вонг хотел было ответить на оскорбление, но девушка его остановила. Поднявшись с платформы наверх по лестнице, они осмотрели округу. Перед ними раскинулся большой мост, на котором медленно передвигались машины. Слева находился завод из красного кирпича, из труб которого поднимался черный дым. Вонг посетовал, что нет карты города и негде ее купить. Они решили пройти к заводу и там узнать дорогу у прохожих. На остановке Пэй Пэй спросила у сидевшей там старушки в платке, как пройти на Коминтерн-стрит. Та пошамкала беззубым ртом и показала пальцем на противоположную сторону улицы. Парень и девушка двинулись по темному переходу и, выйдя на свет, обратились к мужчине в шляпе. Вонг Чен: Извините, где находится дом 6 на Коминтерн-стрит Мужчина в шляпе: Чего, не понял Вонг Чен: Коминтерн-стрит, дом 6. Где это Мужчина в шляпе: Впервые слышу о такой улице. Нет ее в Москве. Вы что-то путаете. Вы, вообще, откуда такие взялись Вонг Чен: Не важно. Спасибо, в любом случае. Мужчина в шляпе: Нелегалы! Я полицию вызову. Куда это вы Стоять! Парень и девушка, взявшись за руки, уже улепетывали от назойливого мужчины вдоль трамвайных путей. Они бежали по дорожкам, мимо высотных домов, по переулкам, через детскую площадку, ныряли под арки домов. Им казалось, что вся полиция объявила на них охоту, но единственным, кто их преследовал был дворовый пес. Отдышавшись, они продолжили поиски. Игравший в мяч мальчик сказал, что надо пойти вдоль Изумрудная-стрит до пересечения с Менжинская-стрит, далее свернуть на Руднева-стрит, а оттуда рукой подать до Коминтерн-стрит. Парочка брела по дороге, разглядывая таблички с указанием номера дома и названия улицы. Не на всех домах были таблички, и молодые люди снова решили спросить дорогу. Встречавшиеся на пути горожане либо мотали головами, либо пожимали плечами. Вонг Чен: Что за странный город -- никто из местных жителей не знает, куда идти. Пэй Пэй: Темнеет. Надо найти этот проклятый дом, я не хочу ночевать на улице! Вонг Чен: Эй, это я должен беспокоиться, а ты меня успокаивать, забыла! Там-там-та-дам... Тудидууу... Ой, вот и Коминтерн-стрит. Нашли! Теперь осталось дом найти. Пэй Пэй: Ого! Здорово. Старинный дом с колоннами. Красота... Они подошли к главному входу. На дверях висел покрытый ржавчиной замок, но внутри здания играла легкая музыка и слышалась китайская речь. Вонг обошел дом сбоку и наткнулся на здоровенного китайца. Узнав, кто пришел и к кому, амбал приоткрыл маленькую дверь и пригласил войти. Вонг подозвал свою подругу, и вместе они вошли, озираясь по сторонам. Помещение было заполнено красноватым светом подсвечников. Во всю стену расплылось в сизом дыме изображение свастики, а сам дым поднимался из длинных трубок. На подушках сидели престарелые курители опиума. Амбал нагнулся к одному из них и представил гостей. Мондорин кивнул в полудреме и подозвал к себе молодых людей. Мондорин: Хуаньин! Располагайтесь поудобнее. Хотите трубочку Вонг Чен: Спасибо за теплый прием, почтенный господин. От трубки откажемся, с вашего позволения, мы пришли к вам в поисках работы. Нам рекомендовал вас Андрей Ю из Суйфэньхэ. Мондорин: Помню-помню... Что ты и твоя подружка умеете делать Вонг Чен: Мы с Пэй Пэй умеем готовить отличную лапшу... Мондорин: И только Пэй Пэй вступила в разговор: Нет, не только! Вонг умеет драться в стиле кунгфу! Вонг Чен одернул ее: Пэй! Пэй Пэй поджала губки: Ну а что, ведь правду сказала... Мондорин: Вот, что я тебе скажу, парень, -- медленно пыхнул трубкой и продолжил -- ты здесь, как и все наши, не на родной земле, среди бородатых дьяволов. Их стоит опасаться. И ни в коем случае нельзя применять здесь искусство кунгфу. Схватят и депортируют. Так что, как говорят русские, веди себя тише воды, ниже травы... Проходите в соседнюю комнату, а я пока подумаю, куда вас устроить. Молодые люди встали, низко поклонились старику и перешли в соседнюю комнату, где свалились на диван, уставшие с дороги и, вдобавок, немного сонливые от паров опиума. Мондорин еще некоторое время втягивал опиумный дым в легкие, сузив глаза. Зазвонил телефон, и рука старика поднесла трубку к уху. Мондорин: Слушаю... Хао... Дуй, данжань... -- повернул голову в сторону соседнего помещения и сделал знак подручному закрыть дверь -- Хао... Я устрою Вонга и его подружку в самый криминогенный район Москвы. Он сам захочет отсюда уехать. А с ней как быть.. Нинь цюэсинь ма.. Ваше дело. Что ж, шодинлэ! -- затем обратился к амбалу и велел позвать гостей. Амбал подошел к разлегшимся на диване парню и девушке, которые долго не хотели вставать, поэтому пришлось взять их в охапку и принести хозяину. Мондорин дал указания амбалу, и тот посадил парочку в припаркованную возле дома машину и повез их по улицам ночной Москвы. Пэй Пэй изредка приходила в себя от дремы, но снова засыпала. Веки отяжелели и у Вонга, который в полглаза наблюдал за проносившимися мимо неоновыми вывесками баров и ночных клубов. За полтора часа езды и стояния в пробках им удалось немного поспать. Машина остановилась на Проходчиков-стрит у ветхого двухэтажного здания с лестничной клеткой наружу. Водитель собирался занести молодых людей прямиком в квартиру, но они уже вполне могли дойти сами. Амбал вручил им ключи от квартиры на втором этаже, карту города, обвел фломастером новое место работы и удалился. Колеса с визгом унесли машину прочь. Вонг распахнул окно, откуда раскинулся замечательный вид на густой лес. Он вдохнул свежий воздух в легкие и, зашторив окно, лег возле уткнувшейся носом в подушку Пэй Пэй. На следующее утро они поехали на велосипедах, которые валялись на лестничной площадке, к месту работы. Им не терпелось увидеть, куда же их пристроил Мондорин. От встречных потоков воздуха закладывало уши, тем сильнее крутил педали Вонг. На дороге сзади него пристроилась Пэй Пэй. Из-за того, что все сопротивление воздуха парень брал на себя, девушке даже не пришлось жать на педали. Она просто колесила, высунув язык от удовольствия. Их новым местом работы оказался домик, расположенный на выезде из Москвы около транспортного кольца. Они припарковали свои велосипеды и вошли в дверь, пропуская вперед рабочих, вносивших музыкальный автомат. В центре зала стоял вчерашний амбал и, сверяясь со списком закупленных вещей, говорил рабочим, куда что ставить. На глазах Вонга и Пэй Пэй появились стойка с высокими табуретами, витрина со стилизованными под иероглифы русскими словами, столики со стульями, кухонные приборы за стойкой, кассовый аппарат. Помещение разделилось на сектора -- собственно зал, туалет, кухня, подсобка. Когда все предметы были расставлены по своим местам и рабочие ушли, подручный Мондорина сам подошел к молодым людям. Амбал: Хао! Босс предоставил мне заниматься организационной работой. Как видите, мы решили сделать из этого домика китайский придорожный ресторанчик, а для привлечения публики снабдили его музыкой 50-х годов, которая будет звучать из музыкального автомата с автографом Фонзи из телесериала Happy Days. Видите эти вмятины сверху и снизу -- это автографы кулака Фонзи и, соответственно, каблука его ботинка. После выхода на российские экраны римейка этого ситкома, молодежь скупает любую атрибутику, связанную с Фонзи. Крутой все-таки парень! Вонг Чен: Очень интересно. Как будет называться заведение Амбал: Лапш-мастер. По аналогии с Гриль-мастер, Суши-мастер и другими мастерами. Клиент ведется на уже раскрученные бренды. Вонг Чен: У, как замечательно, обожаю лапшу... Мм, а мы что должны будем делать Амбал: Как только завезут продукты... -- он сверился со списком -- а завезут их через полчаса, вы будете готовить пищу и подавать ее на стол посетителям. Пэй Пэй: Чур я буду разносить, а ты -- готовить, Вонг! Амбал: Вам, девушка, придется сделать что-то со своей грудью. Пэй Пэй опустила голову вниз: А что с ней не так Амбал: Она слишком маленькая! Вонг Чен: Эй, полегче! Амбал: Я не хотел вас обидеть, но для привлечения клиентов нужно выглядеть хотя бы на четверочку. Бюстгальтер четвертого размера с толстой поролоновой прокладкой. Вот держите. Чуть не забыл, я вам выдам костюмы для работы. Опять же, в стиле 50-х: пышный парик, башмачки, винтажное платье, кофточка из ангоры для дамы, а для джентльмена -- туфли, штаны с подтяжками, белая рубашка и поварской колпак. Приветствия, прощания, благодарственные фразы -- на китайском языке, все остальное -- строго на русском, чтобы клиент мог окунуться в нашу культуру, но не тонул в ней. Вопросы есть В то время, как Пэй Пэй растягивала с открытым ртом гигантский бюстгальтер, а Вонг думал, что бы еще спросить такого важного, амбал, не дождавшись ответа, ушел из ресторана, оставив молодых людей предоставленными сами себе. Через несколько минут в дверь заднего входа постучали. Вонг обошел прилавок и открыл дверь для очередной партии рабочих, которые привезли на грузовике замороженную еду и поместили ее в холодильник. Расписавшись за получение продуктов, Вонг закрыл за рабочими дверь. Подойдя к своей подруге, он обнял ее за талию и поцеловал. Вонг Чен: Похоже, это начало чего-то нового! Пэй Пэй: Думаю, я привыкну и к парику и к ангоре. Главное, что мы вместе. Вонг Чен: Я люблю тебя. Пэй Пэй: И я тебя. Недели для влюбленной пары пролетали быстро, одна за другой. Музыкальный автомат, переливаясь всеми цветами радуги, гудел песней "Rock Around the Clock". Пэй Пэй встречала клиентов возгласами "Цин цзинь!", а провожала -- "Цзай цзянь!" Их было немного, но, однажды отведав фирменную лапшу Вонга, они возвращались снова и снова. Готовил он ее следующим образом. Сначала готовил мясную смесь из свинины и курятины с луком и чесноком. Потом отваривал рисовую лапшу, сливал воду, затем промывал холодной водой и добавлял ложку жира, после чего ставил в тепло. Далее готовил соус из шампиньонов -- посыпал мукой грибы и обжаривал их на растительном масле до золотистого цвета. Потом вливал бульон, соевый соус и варил, непрерывно помешивая. Под конец, он укладывал на тарелки готовую лапшу, поверх нее -- мясную смесь, заливал все блюдо соусом из шампиньонов. Пэй Пэй ловко водружала несколько тарелок на обе руки и разносила клиентам. Все были в восторге. Наступило лето. По выходным Вонг и Пэй Пэй ходили гулять по городу. Возвращаясь теплым вечером с ВВЦ пешком, они зашли в туннель под мостом. Стены были покрыты мерцающими в темноте граффити. Над головами еле виднелись железные своды. Девушке стало страшно, и она взяла покрепче руку парня. Позади них показались две высокие мужские фигуры в косухах: один из них, с кудрявой челкой и выжженными бровями, облокотился о стену, а другой, с ирокезом, гладил его по голой груди. Вонг и Пэй Пэй невольно прислушались к разговору этих типов. Парень с челкой и бровями улыбнулся: Извини, мужик, не могу. Я думал, что я гей, но я ошибался. У меня на тебя даже не встает. Парень с ирокезом взвелся: Ах, ты гад, ты говорил, что любишь меня! Slut! I was gonna merry you! -- и ударил того в пах. Получив удар, тот свалился на землю из окурков и истерично засмеялся. Вонга и Пэй Пэй уже и след простыл. [to be or not to be continued]

proza_ru/texts/2009/11/20091120023.txt

Сборник "Касталия" открывают произведения хоть и юного, но уже вполне состоявшегося автора -- Леши Аникина. Мне кажется, что это неспроста. Во-первых, Леша самый "старый" из авторов этого сборника "житель" Литературного Лицея. А во-вторых его имя и фамилия начинаются с буквы "а", как известно первой буквы алфавита. Но обратимся к его стихам. Первое стихотворение -- "Чукча". Чем оно интересно Леша попытался представить себя на месте человека другой национальности, другой веры, другой культуры, других жизненных условий. И это у него, на мой взгляд, получилось. Леша интересно играет словами -- "Без охоты я проснулся на охоту мне пора." Перед нами два разных значения одного слова: охота -- желание, и охота -- род деятельности. Следующая строфа -- описание повседневного труда охотника: "Ехал долго. Надоело. Бури нет. Нога сопрела. Вдруг, откуда ни возьмись, Слева стадо пробегает: Мясо, шкура - все сбегает!!!" Поразительно точные, короткие, какие-то... "стреляющие" строчки! Ни одного лишнего слова, ни одного лишнего восклицания. И еще хочется обратить внимание на четкость созданного Лешей образа: он полностью прочувствовал жизнь охотника -- "Бури нет. Нога сопрела." - самое важное, что нужно охотнику -- хорошая погода -- "Бури нет". И его ощущения -- "Нога сопрела". И взгляд на животных -- именно взгляд охотника. Если б для него это были "милые зверюшки" убивать бы их стало жалко, а что тогда есть А вот "мясо, шкура" - прагматичный взгляд охотника, позволяющий ему выжить. Но в следующих строчках мне было сложнее разбираться: "Достаю ружье, как бремя". Если он охотник, то почему "как бремя" Бремя -- непосильная тяжесть. А для охотника ружье -- помощник, способ выживания. И если ружье поднимать "как бремя", то есть долго, все звери разбегутся! Но если посмотреть с другой стороны: непосильную тяжесть рывком мы не поднимем, а значит будем поднимать медленно и осторожно. А ведь и ружье поднимать надо так, чтобы не вспугнуть зверя! Значит, все верно! Идем дальше. Больше всего меня удивила последняя строфа: "Отчего я не попал Может, Бог так наказал!!! Почему же не простил Я к горе святой ходил!!!" Наивность и набожность -- сочетаются у северных народов именно так: "Почему же не простил Я к горе святой ходил!!!" - я выполнил свой долг, почему же ты не помог мне По-моему, Леша очень чутко уловил и выстроил образ "чукчи". А в другом стихотворении "Город мокнет" Леша скорее описывает, чем рассказывает. Стихотворение написано легким, жизнерадостным хореем. Как и положено писать о летнем дождике! Перед нами описание людей под дождем: "Разбегается народ: Кто под крышу, под навес, Кто под ряслый куст залез. Кто в "ветровке" дождь встречает, Кто с зонтом бежит бегом...." Суета людей, обыденная жизнь... и ничего нового и интересного! Самыми интересными и "поэтическими" будут две последние строчки: "Ну а я, не замечая, Просто топаю пешком." Вот и появляется перед нами противопоставление себя другим. Не высокомерное, не снисходительное, а простое... по-моему, даже без всякой надуманности или даже без размышления -- просто факт. Что еще интересно, Леша довольно-таки взрослый уже юноша, как-никак одинадцатиклассник, пишет, используя такие детские выражения: "топаю пешком". В то же время именно такие выражения раскрывают нам Лешино творчество, да и Лешину сущность. Потом мы увидим еще одно стихотворение о городе -- "Город спит в моем сне". Это стихотворение больше похоже на какую-то сказку. Вначале совсем детскую, но и улыбчиво-задумчивую: "Спящий город мне приснился: Нету в нем людей. Ни собак, ни птиц, ни кошек, Ни других зверей." Такая немножко убаюкивающая и с детства знакомая мелодия, не правда ли Но вот вплетаются другие нотки -- "этот город под землею спит уже давно". И нет уже детской сказки, а мечты... Мечты, пожалуй, любого ребенка, или подростка. Мечта о чуде, мечта об открытии, мечта о тайне. А какая тайна может быть лучше старинной Взгляд уже более реальный, чем просто сказка: "Откопаю древний город, разбужу его..." И опять в реальность вплетается поэтичность и мечта: откопать город можно, если стать археологом, а вот "разбудить" старый город -- опять вселить в него жизнь, такое под силу только поэту. Что еще удивительного в этом стихотворении Всмотримся внимательно в название -- "Город спит в моем сне", то есть и автор спит, и город спит. Но город спит, возможно, лишь в его сне, а наяву -- может быть, он еще живет Или его вообще нет, наяву Во сне -- все возможно. И во сне каждый строит свой город... Кто-то для того, чтоб разрушить, а кто-то чтобы там жить... Другое стихотворение Леши -- "Осень на столбах". И здесь мы видим уже не выдуманный город, не мечту, а вполне реальное и, пожалуй, самое красивое место Красноярска -- столбы. Первые две строчки, по-моему, явно перекликаются с Пушкиным: "Мороз и солнце; День чудесный!", "Лес и скалы... Как прекрасно!" Но это не так! Дальше-то мы видим совсем другой образ -- опять сказку: "Небо, солнце, ручеек... На секунды мне не ясно - Кто же листья уволок" Так рассказывают маленьким детям: "А где же листья, куда они делись" И в то же время... Не детские у Леши стихи. То есть они и для детей, но и для взрослых. Есть что-то за ними -- такое светлое и таинственное. Хотя бы в этих строчках: "Вспомнил! Осень наступила, Вся листва траву покрыла..." Осень, как известно, не только время года, но и символ старости. И что же тогда "Вся листва траву покрыла". Значит, ничего не кончилось, а лишь сместилось! -- С дерева на траву, с видимой жизни, в душу... Следующее стихотворение -- "Караван", вызвало у меня противоречивые ассоциации и чувства: во-первых, глядя лишь на название, я сразу вспомнила о песни Розенбаума -- "Караван" из "афганского" цикла, и еще о нескольких книгах с таким названием, с названием глав -- "караван", все они тоже об Афганистане. Но потом я подумала, что у Леши могло и не быть таких ассоциаций, и обратилась непосредственно к тексту. Первые строчки: "Идет караван по пустыне... И нету ни капли воды..." Это может быть и о простом караване, не обязательно об Афганистане -- ведь в путешествии по пустыне (на караване) может и не быть воды -- мало ли что может случиться в пути. Идем дальше -- "А где-то молитвой о сыне Мать гонит злой рок от судьбы..." В принципе, и это не обязательно об Афганистане, какая мать не волнуется о сыне, не молится о нем, когда сын в пути, да еще и в таком опасном -- по пустыне! Но (!) автор заговорил о судьбе в двух строчках -- два упоминания о судьбе -- "судьба" и "рок". Но -- рок -- это уже более зловеще. Значит, есть какая-то опасность выходящая за рамки "бытовой", опасность непредсказуемая и не обыденная. Возможно, возможно это все-таки про Войну. Но тут же Леша как бы играет нами, собой и словами - "Бредет в тишине караванчик" - если бы это было об Афганистане, тишины бы не было. И тем более не было бы уменьшительно-ласкательного суффикса -- "чик", звучит так... по-игрушечному -- "караванчик". Но в то же время -- "бредет", "верблюжьи запасы пусты"... Нет, не игра -- суровая жизнь! А может быть... игра с суровой жизнью -- судьбой Да нет -- не до игр в пустыне каравану -- слишком тяжела смерть от жажды, среди пустыни и песков. И тут же щемяще-нежно, трепетно и жестко одновременно -- "А маленький - маленький мальчик всё просит у мамы воды...." И такое чувство, что вся наша жизнь -- пустыня, выжженная, выжигаемая солнцем -- безжалостным и ослепляющее красивым. А судьба наша -- караван, ведомый не известно кем по этой пустыне. Ведомый, возможно без цели, без смысла, а может быть со смыслом, который не дано нам понять. И в этом караване (нашей жизни!) никогда не бывает достатка единственно необходимой для жизни воды -- любви. Каждый, каждый хочет, чтобы его любили! Каждый надеется на это, мечтает о любви, ждет ее, ищет! И... чаще всего разочаровывается. Рано или поздно. Так или иначе. Но Идеальной Любви не достигнуть никому! Потому что на Идеальную Любовь у человека не хватает сил. Маленький-маленький мальчик -- каждый из нас - маленький ребенок, неразумный, с неокрепшими суждениями. И все мы ищем Любви, как воды, у мамы -- самого дорогого человека во всем свете! Или даже не так -- мы ищем Любви у своих истоков, находим ее в своей памяти, лишь тогда, когда Любви уже нет. Да и была ли она в реальности - никто нам не скажет. По-моему, стихи Леши удивительны сочетанием наивности и мудрости, простоты и изысканности. Они легки, созданы, как будто, игрой, но, на мой взгляд, перед тем, как их писать, Леша основательно обдумывает что-то для себя. Хочется сказать несколько слов и о переводах Леши. Так как мы, к сожалению, не знаем ни эвенкийского, ни венгерского, то прочитать эти стихи в оригинале мы навряд ли сможем -- лишь подстрочник, а это не то, не то! Помню, что на одном их уроков мастерской в прошлом году Роман Харисович Солнцев дал нам каждому -- на выбор -- несколько подстрочников стихов венгерских молодых поэтов, мы попробовали что-то слепить из этого, но... Получалось так беспомощно, что мы и думать об этом забыли. Через какое-то время Леша принес свой перевод... Ну, что тут сказать... Он переводит действительно очень качественно, искренне, живо! Его переводы -- не просто переводы, они написаны в СОавторстве, СОпереживая! Есть переводчики профессиональные. Они переводят с оригинала практически дословно, подстраивая тот же ритм. А есть переводчики-поэты. Они не просто переводят -- они придают произведению что-то свое. По-моему, переводчики поэты переводят еще и эмоции, еще и вкус, силу стихов, а не простые слова. Леша -- человек очень веселый, а стихи у него задумчивые. Он никому вокруг себя не дает грустить, а в стихах грустит сам... Пожелаем ему удачи!

proza_ru/texts/2006/11/20061114012.txt

Ничего не бывает без причины, кроме смеха. Но смех без причина тоже, знаете, признак следствия определённого наследства. Всё сокрыто в тайне. Если узнать тайную причину, то все остальные последствия можно предугадать с достаточной степенью достоверности. Мудрый человек написал, что следствие отрицает причину, если не сказать больше-уничтожает. Трудно спорить с этим авторитетным суждением. Была причина и вот наступило последствие, которое аннулировало первопричину, став на её место, породив новые последствия. То, что было следствием стало причиной других причинно следственных связей. Возникает вопрос, смерть-это следствие, уничтожающее причину, или причина, по которой умирают все последствия последующих смертей Если да, то, что за причина, вызывающая такие последствия, а если нет И смерть это и есть причина кончины причинно следственных цепей, при этом их может быть бесконечное множество Ответ на вопрос таится в тайне зарождения жизни и то, как жизнь утверждает себя, побеждая смерть. Тайна жизни разгадана, но не до конца. Стало известным, что жизнь зародилась по воле создателя, но при этом без закономерных процессов само стабилизации, самосохранения и самообеспечения как энергией, так и желанием выжить, пережить и хорошо житьи без этого не обойтись. Он и она легли в основу зарождения путём совокупления, а причина этому деянию-любовь. И как следствие появилось оно-их продолжение. Для него главная причина-это цель-посадить дерево, родить сына и построить дом-это хорошо, но ещё лучше построить район или город, посадить сад, которому цвести и давать урожай и породить футбольную команду сынов и дочерей, А для неё всё остальное, важней всего погода в доме, чистота и порядок, собрать вовремя урожай в саду и запастись на зиму, чтобы было чем выкормить всех детей и брачных и внебрачных иначе возникнет причина развода и как следствие скандал, делёж, стресс, депрессия и смерть. Причина смерти всегда болезнь. Боль предупреждает о зарождении причины и является следствием дисбаланса. Доктор ставит диагноз, фармацевт готовит лекарство, медперсонал следит, вводит, ухаживает, выводит и уводит. Организм имеет неисчислимое множество микро организмов, микробов, вирусов, бактерий, которые ищут пути выжить, и хорошо зажить. Если появляется благоприятные условия для размножения вирусов, происходит дисбаланс и организм начинает борьбу, повышается температура, появляется боль и необходимость в лекарственных препаратах. Скажу по секрету как бывший фармацевт, иногда причиной заболевания является неверно составленный рецепт лекарства, более того, вызванный передозировкой лекарств побочный эффект тоже может привести к последствиям со смертельным исходом. И ещё для выздоровления очень важно на чём настояно лекарство и чем его запивать. Недавно в одном из теле ток шоу обсуждалась проблема выдвинутая патриархом по поводу лозунга: " Свобода, равенство, братство" и поднимался вопрос о справедливости и революциях в обеспечении жизнеутверждения и законопослушания в обществе. И естественно, выяснялось о роли причины существования законов диалектики, действующих в процессе эволюции и как следствие революционные преобразования причинно следственных связей. Правда духовные отцы и патриархи сводят действие законов в качестве следствия основной первопричины-воли Всевышнего. Но верующие в диалектику как причину с последствиями отрицания отрицания в борьбе противоположностей разумно опровергали то, что вина в отсутствии свободы лежит на Создателе мироздания, так как причина кроется не в отсутствии полной свободы, а в неправильном понимании и трактовке её. Нужно различать свободу равных возможностей и уравниловку в братстве национальных, классовых и сословных различий с вседозволенностью и беззаконием хаоса. Иначе говоря, закон отрицания отрицания причины следствием и дальнейшими последствиями работает только в локальных масштабах, а в общем и целом всё намного сложнее и одновременно просто. Просто надо понимать суть закона возникновения инерционного дисбаланса и появления причинно следственных зависимостей в иерархии перераспределения энергий обеспечивающих жизнь. Если говорить ещё проще, то каждый имеет то, что должен иметь, заслужил и получил, с учётом окружения. Так и с революциями, реформами на территории России. В начале века в аграрно крестьянской стране освобождённые крепостные за мизерную нищенскую плату обрабатывали поля знати, которая весь урожай продавала за бесценок через окно прорубленное на Запад императором. Потом в семейном кругу старого и нового императорского двора возникла склока, ставшая причиной буржуазной революции, начавшую уничтожение всех классов, составляющих основу государства и мировую войну. Это явилось причиной полного хаоса и безвластия и тогда возник лозунг о свободе равенстве и братстве всех бедных и угнетённых, которым был обещан мир, земля и заводы. Товарищи, решили захватить власть летом 1917 и потерпели неудачу, тогда за дело взялись профи, захватившие власть, блестяще сыграли роль простых, скромных и добрых людей с вождём имеющим добренькие, прищуренные, всевидящие глаза, скрывающие месть за убийство брата, правда, не без помощи воюющей с Россией страны. Немцы не придавали большевикам должного внимания, считая их клоунами и они даже не предполагали, что в многомиллионной стране крестьян и рабочих несколько тысяч марксистов под руководством бандитов ленинцев договорятся с временным правительством, которые свою власть передадут советам рабочих, крестьян и солдат, которыхзатем уничтожил товарищ Сталин и его команда, объявившие мир хижинам и войну дворцам. Были до основания уничтожены и разграблены дома, сыны и дочери и вырублены деревья в саду. Так следствие уничтожало причину а затем они новый мир стали строить и кто был ничем, тот умер. За этим боль. Боль потерь, болезнь тех, кто решили разделить и властвовать. Восемнадцать миллионов коммунистов решили, что построили развитый социализм, который стал гарантией не возвращения к капитализму и стали поклоняться мертвецу, мстившемупри жизни за казнь брата. Но! Жизнь расставила всё по местам и появилась причина к возврату, маятник истории качнулся в обратную сторону. Сработал закон джунглей с причиной целесообразности и торжества парадигмы, когда торжествует приоритет мысли над словом и слова над делом. Дело становится следствием идеи, а материя следствием дела духа. Мысль о том, что появление человека-это ни с чем не сопоставимое чудо Природы или всё-таки над природного Создателя ставит причину создания в позицию следствия. Важно понять каким образом из простейших аминокислот даже путём длительной эволюции сформировалось всё от клетки до души с её способности мыслить, учится и запоминать и какая причина формирования из эмбриона личности полу обезьяны и почему внутриутробно, а не в сумке как у кенгуру. Вот если бы миллионы сперматозоидов смогли найти, удовлетворить и оплодотворить каждый свою яйцеклетку, разбившись по парам и начать формирование сложнейшего организма вне матки, то население переполнило Космос. Учёные познали многое, но тайна зарождения стала ещё таинственнее, а особенно наличие жизни после смерти. Причина, по которой во Вселенной кто-то создал людей была отсвечена российским учёным, доктором медицинских наук, профессором, директором Всероссийского центра глазной и пластической хирургии, хирургом новатором высшей категории, членом нескольких международных академий, чемпионом СССР по спортивному туризму Эрнстом Мулдашевым. В книге "От кого мы произошли", описывающую совершенно невероятную гипотезу о происхождении человека. Он проездил много стран, пересёк весь океан, где чуть, чуть не утонул, но ни разу даже глазом не моргнул. А по строению глаза он даёт возможность изучать пути миграции, и эмиграции с иммиграцией человека в нашем далёком прошлом. Вот он уверен, что причина возникновения человека-это уплотнение духа и поэтому существовало пять рас. На следующий рас появятся вне утробные червячки, когда каждому сперматозоиду достанется по паре и они в полной гармонии соития создадут сообщество с новым разрезом глаз. Но это после очередной глобальной катастрофы, которая станет следствием основной причины заключённой в массовом одичании и психическим заболевании нашей с вами расы. А за нами миллиарды выживших в законе джунглей стаи. Это всё может статься, если не брать во внимание того Законодателя, который на горе Синай дал всеобщий закон полюбовных отношений и заповедовал о том, как избегать подлости. С тех пор прошли тысячелетия и люди, бегая по миру, немало потрудились на ниве законодательства. Даже при том, что во многих судах клянутся на Библии, следователи и судьи в своих приговорах основательно удалились от заповедей. А причина в наследственном коде- тайне сокрытой в происхождении рассеяных адвокатов. Любое вероисповедание-это своеобразный свод законов. Великими законодателями слыли ЮСТИНИАН, ХАММУРАЛИ, СОЛОН, ДРАКОНТ, МОИСЕЙ, ХРИСТОС, ГУАТАМА, МАГОМЕТ, МАРКС, ЛЕНИН, КПСС, ГОРБАЧЁВ И ПР. Добро и зло на сегодняшний день уже не являются субъектами законодательства, их подменили польза, выгода рынка и убытки от вреда. Если общество познало абстракцию экономических категорий Маркса, подвергнувшись воздействию объективных хаотических сил дезинтеграции, иными словами, разделом и властью, то искать причину всего в религии напрасно. И потому в кризисе помощь оказывается не самым бедным слоям, а банкам. И тогда под весёлое улюлюкание банкиров страна летит к чёртовой матери. Молодёжь уже мечтает о том, как поиметь любой ценой и эту цену платят те, кто попал в класс терпил и лохов. Таковы принципы тех сословий, в которых сочувствуют преступникам, понимая мотивы и равнодушны к жертвам и неудачникам. Нельзя видеть следствие и игнорировать причину, иначе пострадают малые и старые. Если вы- малый подросли и установили закон стаи, будьте готовы, что вас определят в класс жертв и начнут поголовное жертвоприношение. Итогом явится нравственный, но репрессивный "сицилизм" в котором никто ничего не имеет, кроме вороватых лидеров, имеющих свободу в перераспределении, равенство среди своих братанов и то относительное и коррупционное. Отнёс-получил, но тайно, так чтобы никто не догадался. Вопросы тайного сговора или заговора изучаются и может быть будут представлены в отдельном цикле лекций.

proza_ru/texts/2017/11/201711011133.txt

В тумане ночи, тёмным лесом, Бежит монахиня спасать, Дитя, - что жертва чёрной мессы, Хотели дьяволу продать. И выкрав с подземелья чадо, Запеленав его в секрет, С клеймом младенец, с болью ада, Что даст лишь в будущем ответ. Ребёнок рос под тайной этой, Маркизой звали все её, Клеймо осталось без ответа, Явилась цель, найти его. И чтоб прийти к заветной цели, Единственный, кто мог помочь, Загадку эту знала ведьма, И путь лежал к ней через ночь. Взошла луна и ночь завыла. В дорогу оседлав коня, Галопом через лес без тыла, Помчалась девушка сама. Деревья - скрюченые змеи, И тени призрачный фантом, Ей часто в детстве снились феи, Ну, вот уж виден ведьмин дом. Забилось сердце в жутком страхе, За тучи спряталась луна, Ушла душа Маркизы в пятки, А ведьма смотрит из окна. Туман кругом, болотный запах, И сыч смеётся воплем тьмы, Как будто в дьявольских объятьях, В предверьях ада сатаны. В испуге конь заволновался, Не доброе почуял он, Как будто пёс цепи сорвался, И конь галопом сгинул вон. Узду не у держали руки, Глаза у страха велики, Упала на земь с болью, в муках, И тут пропели петухи. Открыв глаза,очнувшись утром. И солнца луч смотрел в окно. Портал закрылся в страхе жутком, А на плече горит клеймо. И подсознанье дышит правдой, А мозг твердит, что это сон. Загадки жизни, смысл лукавый, В них философии закон...

proza_ru/texts/2009/03/20090321435.txt

Поскольку анекдоты для этой подборки собирались на протяжении многих лет, некоторые футболисты за это время успели уйти из сборных, повесили бутсы на гвоздь или же стали тренерами и футбольными функционерами. *** Футбол придумали англосаксы как форму национального унижения русских. *** Оказывается, футбол придумал дедушка, который всё-таки догнал убегавшего колобка... *** Давно это было... Обидел как-то Колобок деревенских мужи-ков. Так и появился футбол. *** - Что такое футбол В общем, как бы вам, инопланетянам, объяснить... Короче, это когда двадцать два человека не пьют, не курят, следят за здоровьем и постоянно занимаются спортом. А тысячи других людей за них болеют, пьют, курят и портят нервы и здоровье друг другу... *** Давно известно, что самая читающая сборная по футболу -- это российская сборная. Это вам не какая-нибудь бразильская шантрапа, которой лишь бы мяч погонять!!! *** Тренер проигравшей команды заходит в раздевалку и строго спрашивает: - Кто вчера первый предложил выпить Тишина. Он опять: - Кто вчера первый предложил выпить Опять молчок. - Хорошо. Ставлю вопрос по-другому: кто первый вчера сказал: "Ну что". *** В перерыве футбольного матча в кабину радиокомментатора приходит тренер местной команды: - Послушайте, - говорит он комментатору, - нельзя ли вести репортаж чуть-чуть помедленнее Наши ребята не могут играть с такой скоростью. *** Заходит тренер сборной Папуа Новой Гвинеи к своему приятелю -- тренеру сборной Бразилии: - Друг, твои всё, что можно, выигрывают. Расскажи, в чем сек-рет - Да ничего особенного, просто я на тренировке ставлю на одну половину поля 11 бочек и заставляю команду целый матч 2 по 45 против них играть. Ребята обретают уверенность и обыгрывают всех подряд. Через месяц встречаются снова. Тренер сборной Бразилии: - Ну, как дела - Да плохо... - Ты сделал так, как я говорил - Сделал. - Ну и... что - Что-что... Бочки выиграли. *** Фильм ужасов: сборная России по футболу против сборной России по футболу. *** - Дорогой, я сегодня смотрела по телевизору футбольный матч, который ты судил. - Ну и как - Я уже записала тебя на прием к глазному врачу. *** Во вчерашнем футбольном матче гол забил боковой арбитр. Вот что значит переплатили! *** Футболисты прилетают на очередной матч первенства и, едва выйдя на поле, отлавливают судью и начинают его бить. - Ребята, за что - Извините, у нас самолет сразу после матча, боимся, не успеем... *** Спонсор сборной России по футболу -- пиво "Балтика безалкогольное". Давайте трезво оценивать наши шансы! *** - Что означает название клуба "ЧЕЛСИ" - Аббревиатура: Чукотский Еврей, Лихо Скупающий Игроков. *** Доктор -- Роману Абрамовичу: - Вы, наверное, неправильно меня поняли, когда я рекомендовал вам в целях разгрузки на досуге заняться футболом... *** Роман Абрамович уже давно приценивается к футбольному клубу итальянской столицы "Рома". Уж очень ему название нра-вится... *** - В чём разница между войной и футболом - Война для людей, как утверждал немецкий стратегический ге-ний фон Клаузевиц, - это продолжение политики иными сред-ствами. Футбол же, как показали современные финансовые ге-нии, - это продолжение политики для людей с иными средствами. *** Российские футболисты вышли на поле в цветах своего флага -- белые футболки, синие трусы и красные рожи. *** - О! Сегодня вечером показывают футбол, правда, поздно. - Значит, милый, я опять не завлеку тебя на ложе любви - Почему же В перерыве и завлечешь... *** Купил Гинер (президент ЦСКА) Зидана. Один матч ЦСКА сыграл, другой... Зидана даже в запасе нет. Гинер и спрашивает Газзаева: - А почему Зидан не играет - Да разве это футболист! Вот Яновский у меня: получил мяч, побежал вперед, потерял -- и сразу сопернику по ногам сзади! Судья, может, и свистнет, зато их атака сорвана! - Так что, - удивляется Гинер, - Зидан не борется! - Нет, мяч не теряет... - отвечает Газзаев. *** Итак, сегодня матч сборных России и Италии! На поле выходит сборная России. Подача с фланга, удар головой -- ГО-О-О-О-О-ОЛ!!! Навес с углового -- и Бесчастных замыкает передачу. Еще гол-красавец!!! Потрясающий настрой у нашей сборной на эту игру!!! А теперь на поле выходит сборная Италии... *** - Почему именно Валерий Георгиевич Газзаев был выбран тренером ЦСКА - Он уже выигрывал чемпионат, знает все расценки... *** Заходит Сёмин в раздевалку "Локомотива" перед игрой с "Интером" и говорит: - Букмекеры оценивают наши шансы на выигрыш 1:20... - И что - Так что, орлы, всю вашу зарплату за октябрь я поставил на вас!!! Играйте! *** В секс-шопе: - А это наш отдел для садомазохистов. Пожалуйста, плетки, на-ручники, браслеты с шипами, и, наконец, видеокассета с по-следними матчами сборной России по футболу. *** Все европейские лидеры очень любят смотреть футбол вместе с Владимиром Путиным. Для них это отличный повод продемонстрировать дружеское сочувствие нашим проблемам. *** - Руководство "Сургут Газпрома" выделило на развитие футбола два газовых месторождения. И уже есть результаты! Мы присутствуем на матче "Спартак, Москва"- "Газовик, Сургут". Не будем судить строго -- "Газовик" команда молодая, ещё не сыгранная. Вот "Газовик" в атаке! Рональдо, пас на Ривалдо, Роберто Карлос -- гол!!! *** В футбольной команде сменился капитан, и команда стала вы-игрывать. Бывший капитан думает, в чем же дело, ведь игроки те же самые! Позвонил новому капитану: объясни, мол, почему такой успех Новый объясняет: - Всё очень просто. У тебя раньше перед матчем судья просил монетку, чтобы жребий бросать - Просил. - Ты что ему давал - Ну, гривенник... - А я -- сто баксов. *** Неудачей закончились переговоры Дэвида Бекхэма и хозяев ярославского "Шинника". Бекхэм до сих пор не может понять, как они вообще могли начаться *** В России всегда было две беды. Теперь -- еще и футбол! *** Чего мы хотим от российских футболистов, если сами не можем окурком в урну попасть *** Мало попасть по воротам -- нужно еще промахнуться по вратарю. *** Футболист Андрей Каряка был уличен в применении запрещенных препаратов, после того как заявил, что не хочет быть полузащитником, а хочет быть владычицей морскою... *** Тренер после проигрыша говорит футболистам: - Я просил вас играть так, как вы никогда не играли, а не так, будто вы вовсе никогда не играли! *** В райские врата стучит человек. - Кто ты -- спрашивает апостол Петр. - Российский футболист. - Как же ты умудрился попасть в ворота -- изумляется Петр. *** Матч выдался жарким. И пиво быстро кончилось. А пока я ходил за новой кружечкой -- нашим забили гол!... Отсюда правило: вратарь не должен ходить за пивом! *** Никто так не понимает российских футболистов, как бразильские хоккеисты. *** - Вчера на футболе был, такое удовольствие получил... - А кто выиграл - Не знаю. Я с девушкой был. *** - Ты что натворил! Ты же забил мяч в свои ворота! - Не удержался, такая удобная позиция была для удара. *** Италия. Милан. Тихий семейный вечер. Жена: - Дорогой, я давно хотела сказать тебе, что однажды была тебе неверна... - Да ладно, не будем об этом вспоминать. - И ещё я хочу признаться: я притворялась, будто болела за "Милан", на самом деле все эти годы мне нравился "Интер". - Ах так! И ты ещё называешь себя матерью моих детей! *** Новости спорта: "Хорошую традицию меняться после игры футболками переняли у футболистов ватерполистки женской команды "Амазонка". Теперь после каждого матча они меняются с соперницами купальниками. Посещаемость матчей резко возросла". *** Футболист гордо заявляет жене: - Сегодня я был супер. Забил два гола! - Здорово! И как закончилась игра - 1:1. *** Отличная погода, светит солнце, не жарко, мягкий газон, луж нет... В общем, всё опять против нашей сборной по футболу! *** Российская сборная по футболу начнёт играть значительно лучше, если над ней возьмёт плотное шефство сборная России по боксу. *** Муж устраивается в кресле перед телевизором и говорит жене: - Милая, не хочешь ли ты мне что-нибудь сказать, пока не начался футбольный сезон *** Идёт футбольный матч -- сборная России против сборной Бразилии. Счёт 5:0 в пользу бразильцев, но наши ребята не отчаиваются, ведь это только третья минута матча! *** Объявление: "Одинокая футбольная команда познакомится с олигархом своей мечты". *** ... На него надели динамовскую шапочку, обвязали торпедовским шарфом и посадили в центре фанатской трибуны "Спартака"... Смотрите на экранах наш новый проект -- "Герой-3"! *** - Вчера на футбол ходил -- такая фигня... - А кто играл-то - Да не знаю даже, но, судя по крикам с трибун, "Волки позор-ные" встречались с "Козлами вонючими". *** Объявление: "За умеренную плату делаем подарки главным тренерам команд соперников в виде очков. Обращаться к начальнику команды "Спартак". *** Над футбольным полем дождь как из ведра. Судья подбрасывает монетку, и команде гостей достаётся право выбирать себе ворота. - Ничего, парни! -- утешает капитан местной команды своих футболистов. -- Зато второй тайм мы будем играть по течению! *** Муж-болельщик перед матчем любовно наглаживает динамовский шарф. Жена к нему с очередным упрёком: - Что, сегодня опять твоё "Динамо" играет - Да, со "Спартаком". - В такие дни мне кажется, что ты "Динамо" любишь больше меня! - Что ты! В такие дни я даже "Спартак" больше тебя люблю! *** Девушка рассказывает своим подружкам: - А я теперь со своим парнем футбол смотрю! Уже четыре команды запомнила: "Спартак", "Зенит", "Принеси пива" и "Чипсы подай"! *** Комментатор ведёт репортаж с футбольного матча: - Кержаков врывается в штрафную и бьёт головой. Увы, попадает в штангу. Снова удар -- штанга, ещё удар -- опять штанга! Боже мой, да прекратите же этот кошмар -- дайте ему мяч! *** В перерыве футбольного матча тренер собирает команду: - Ребята, не подумайте, что я придираюсь, но при счёте 0:6 я начинаю сомневаться в нашей победе... *** Есть латиноамериканская школа игры в футбол -- когда главное, чтобы было красиво. Есть европейская -- когда главное, чтобы было эффективно. А есть российская, когда главное, чтобы было на что свалить. *** - Матч выдался жарким, и пиво быстро закончилось. А пока я ходил за новой кружечкой, нашим забили гол!.. Отсюда вывод: вратарь не должен ходить за пивом. *** - А мне вчера жена сделала подарок! - Какой - Уснула прямо веред началом футбольного матча Лиги чемпионов. *** Футбольный болельщик: - Раньше я называл жену пилой, а теперь нежно так и ласково -- вувузелой... *** Футбольный фанат рассказывает друзьям: - Сын уезжает на лето к бабушке. Надо бы срочно купить ему вувузелу -- пусть тёща порадуется. *** Разговаривают два футбольных болельщика: - А что это у нашего вратаря фингал под глазом - Наш капитан ему засадил: он посчитал, что счёт вчерашней встречи оказался таким крупным потому, что вратарь слишком много пропустил. - А сколько именно он пропустил - Семь-восемь рюмок дорогого французского коньяка. А как раз вчера оплачивать счёт за ужин в ресторане всей команды была очередь капитана. *** - Ты вчера футбол смотрел - Да, до трёх часов ночи. - Так ведь матч закончился в половине первого! - Ну да! Но пиво-то ещё оставалось! *** - Дядя Изя, спасибо за африканскую вувузелу, что вы подарили мне на день рождения. Такой дорогой подарок! - Да ерунда! Чего там дорогого 60 центов. - Но с тех пор родители каждый вечер дают мне доллар, чтобы я в неё не дудел. *** Девиз сборной России по футболу: "Не можешь забить сам -- отдай мяч, пусть промахнётся товарищ!" *** Тренер: - Вы зачем это в команде соперником всем физиономии расквасили! - Так сами же сказали: чтобы кровь из носу, а матч выиграли! *** Сборная Лихтенштейна по футболу вместе со своими болельщиками на двух автобусах выехала на отборочный матч Чемпионата Мира. В стране остался сторож. *** Новости спорта: "Жодинское "Торпедо" предложило за Криштиану Рональдо 15 миллионов своих футболистов". (Команда КВН факультета журналистики СПбГУ) *** Встречаются два футбольных тренера: - Вот, Мироныч, решил свадьбу сыну сыграть! - По какой схеме *** На открытие нового стадиона в Грозном, Кадыров организовал такую траву, что приехал даже Марадонна! *** Футбольные болельщики, дружно скандируя с трибун стадиона кричалки про судью, отмазали его от армии. *** В женском футболе не пробивают угловые, потому что, кто на углу, та замуж не выйдет. *** Вызов в молодёжную футбольную команду ЦСКА получают повесткой. *** Сборной России по футболу разрешили выступить на пара-олимпийских играх основным составом. *** С разгромным счётом 2:0 сборная России по футболу выиграла у женской сборной России по футболу... *** У России есть все шансы выиграть чемпионат мира по футболу, если главным арбитром будет Жириновский. *** Любимый стиль игры наших футболистов игра на добивание... своих болельщиков. *** После того, как детский сад "Солнышко" посетила сборная России по футболу, дети и воспитатели не могут выйти из группы. *** По прогнозам аналитиков Центробанка и Минфина, если цена нефти будет к 2018 году $300 за баррель, то определить Чемпиона Мира по футболу можно будет с невероятно высокой степенью вероятности... *** Дисквалифицирован футболист Петров, который во время футбольного матча на выстроенной соперниками стенке написал нехорошее слово. *** - Где наши футболисты играют лучше, - в нападении или в за-щите - В казино! *** Российские футбольные мячи делают очень лёгкими, чтобы они катались по полю хотя бы от ветра. *** - Почему футбол любит такое немалое количество людей - Да потому, что смотря футбол, миллионы могут посмеяться на 22-мя дающими маху миллионерами. *** Махачкалинский "Анжи" нацелился на покупку у лондонского "Челси" Романа Абрамовича. *** Футбол на Руси изобрели в 13 веке. Тренировали древнерусские футбольные команды старцы. Поэтому игроки по полю не бегали, а ходили с чувством собственного достоинства и с мудрым выражением лица. Эта традиция сохранилась в нашем футболе и по сей день. *** Футбольный арбитр в спешке вместо карточки показал игроку презерватив. До конца матча больше никто не рискнул нарушить правила *** - Смотрел вчера "Десять негритят" - А, это когда нигерийскому юниору красную карточку показали *** Мужики -- это стадо грубых, потных, волосатых животных, у которых одно на уме... футбоооол!!! *** Из футбольного репортажа в Грузии: - Кипиани догнал мяч и овладел им. *** Услышав крики "Забей!", футболист внял совету и на всё забил. *** - "Ну, это уже ни в какие ворота!" - брезгливо сплюнул тренер, увидев спящего в луже пьянющего голкипера. *** - Ой, девочки, я вчера смотрела футбол. Василию Березуцкому дали красную карточку. Ой, она ему так идёт, так идёт... *** - Насри! Прибери! Насри! Прибери! Насри! Прибери! Насри! Прибери!... Сборная Франции продолжает атаку ... *** Футболисты "Анжи" могут позволить себе нанять двойников, чтобы те работали вместо них на тренировках. *** Выяснилось, что футболисты сборной России играют под фонограмму. *** Футбол остается последним легальным способом купить негра. *** Судя по комментариям в социальных сетях, в России только 11 человек не знают, как играть в футбол. *** - Вчера сборная России по футболу играла, как дворовая команда. - Не надо так оскорблять дворовую команду. *** В честь сборной России по футболу в Киеве прогремел празд-ничный салют! *** В хоккей играют настоящие мужчины! Ненастоящие пытаются в футбол... *** Меняю новый полуостров на берегу Черного моря на одинна-дцать мужчин, умеющих играть в футбол. Звонить круглосуточно, спросить Россию. *** - Парадокс, но самыми высокооплачиваемыми в России являются футболисты и топ-менеджеры финансовых компаний. - Почему парадокс - Потому что топ-менеджеры лучше футболистов играют в футбол, а футболисты лучше топ-менеджеров разбираются в финансах. *** Запретили мат. Сборную России по футболу в Шереметьево встречала молчаливая толпа... *** Российский футболист приглашает к себе домой журналистов: - Вот, смотрите: микроволновка, стиралка, посудомойка, пано-рамный телик, ноутбук, планшет, видак, айфон... А вы пишите, что мне техники не хватает! *** Объявление в офисе: "Все заявления об отгуле по семейным обстоятельствам, болезни и т.п. должны быть сданы в отдел кадров не позднее чем за сутки до финального матча!". *** - Вы верите в наших футболистов - Я атеист.

proza_ru/texts/2017/06/20170612327.txt

От Привоза до консерватории, где я тогда училась, ходил трамвай 5. Был май месяц. Народу в вагон набилось битком. С передней площадки зашёл пожилой мужчина с авоськой, в которой лежало что-то завёрнутое в газету. Через толпу пассажиров мужчина увидел в конце вагона своего знакомого и начался диалог, свидетелем которого стал весь вагон. - Здравствуй, Боря! - Здравствуй, Лёва! На Привозе был - Да, курицу вот купил! Мужчина достаёт из авоськи пакет, разворачивает газетку и поднимает над головой большую домашнюю курицу, размером со среднюю индюшку. - И по-чём этот синий цыплёнок Лёва называет цену и весь вагон, перебивая друг друга, начинает возмущаться ценами на рынке. Когда страсти слегка поутихли, новый вопрос: - И шо ты с ней собираешься делать - Ой, шо ты, моя Софочка замечательно её умеет готовить! Она берёт курицу и... И весь вагон, кто чем и кто на чём, начинает дружно записывать рецепт приготовления курицы от Сони! Моя остановка, я выхожу.....с большим сожалением!

proza_ru/texts/2008/11/20081107608.txt

hypostasis - лицо, сущность. Ипостась на современный язык скорее можно перевести как индивидуальность. Это отличие одного, от другого такого же. Личность автономна, тождественна самой себе, нравственному закону в себе и не требует никакого "другого". Личность - это САМОсознание и воля. Бог - Троица - Триипостасная Личность, отождествляющая себя Своей Волей с Истиной = Бог есть Любовь. Эта Любовь, эта Воля простёрта в вечность и неизменна. Григорий Богослов: Отец является Отцом и безначальным, ибо не произошел от кого-либо. Сын является Сыном и не безначальным, ибо Он от Отца. Но если говоришь о временном начале, то и Он безначален, ибо Творец веков неподвластен времени. Дух Святой - поистине Дух, происходящий от Отца, но не как Сын (ouch huiik;s de), ибо происходит не рожденно (oude gar genn;t;s), но исходно (ekporeut;s)... Ни Отец не лишился нерожденности, потому что родил, ни Сын - рождения, потому что Он от Нерожденного.., ни Дух не изменяется в Отца или в Сына, потому что исходит и потому что Он - Бог... Ибо личное свойство (idiot;s) непреложно... Итак, один Бог в трех, и три суть едино... Симеон Новый Богослов: Как ум человеческий познается чрез посредство слова: а душа опять познается чрез посредство ума и слова, так и Бог Отец познался и познается нам верным чрез Единородного Сына Своего, и Дух Святый - чрез соприсносущных Ему Отца и Сына. На основании этих всем известных высказываний Святых Отцов по аналогии можно сказать: В предвечности своей Разум (Бог Отец) Родил Слово (Бог Сын) и относится к нему с Любовью (Бог Дух Святой). Свою Любовь Бог Личность проявляет триипостасно: В Творении - как Бог Отец; Воплощении - как Бог Сын, Слово Божие - Истина = Бог есть Любовь; Действии в мире - как Дух Святой. Нравственный закон и САМУ ЖИЗНЬ - ЛЮБОВЬ - Бог осуществляет Вочеловечением, Крестом и Воскресением, что позволяет и нам понять Волю Божию. Человек, принявший этот закон (Заповедь Новую), потерявший душу свою, ради Воплощённого Слова Божиего, подчинивший себя Воле Божией, становится личностью, причастником Божественного естества, членом Церкви Господней. Обретая свободу во Христе личность свидетельствует о Нём, отражая Любовь Бога в мир. Справка: Ипостась БСЭ (от греч. hypostasis - лицо, сущность), первоначально философский термин, введённый последователями Аристотеля в значениях "индивидуальное" и "реально существующее"; заимствованный христианскими богословами, разрабатывавшими христианскую догматику...

proza_ru/texts/2009/11/20091101134.txt

Помнится, в далекой веселой молодости случился у меня такой забавный случай. Пригласили меня как-то на день рождения. Подруга моя встречалась тогда с аспирантом, который жил в общаге в главном здании МГУ. В самой высотке на жутко высоком этаже. Не помню точно на каком, помню, что очень высоко... Парень этот родом был из города Шевченко, а его друг не знаю откуда. Я, в общем, и не интересовалась особенно, просто не получилось как-то... Так как день рождения тоже не слишком-то удался. В общем, купила моя подруга подарок своему благоверному, а я, коль и меня тоже пригласили, купила букет цветов. Что еще можно купить чужому жениху я не знала, вот и решила, что цветы -- лучший подарок. Встретили нас на первом этаже, встреча влюбленных была бурной и трогательной, а меня просто представили его другу, и вся компания подошла к лифтам. Так как это было уже очень давно, имени его я не помню. Первым шоком для меня был лифт. Войдя в кабину с еще несколькими студентами или аспирантами, я совершенно спокойно наблюдала, как они нажимают кнопки этажей. Двери лифта закрылись, и он помчался вверх с неимоверной скоростью. Собственно скорости я и не почувствовала, он ехал очень даже плавно, но вот уши заложило сразу, и к выходу на их этаже, я поняла, что совершенно оглохла! Веселенькое начало... Подруге, которая была занята своим возлюбленным именинником я о потере слуха сообщать не стала. Зачем портить людям настроение Зайдя в помещение, где жили оба приятеля, и которое моя подруга гордо называла "квартирой" я огляделась, и, положив на маленькую тумбочку букет, стала снимать куртку. Так как на улице был слегка прохладный май, одеты мы были легко и обувь снимать не стали. "Квартира" состояла их двух малюсеньких комнатушек метров по семь и санузла. Ну, а что, собственно, еще нужно аспирантам В клетушке именинника возле сложенного диванчика стоял небольшой столик, на котором стояла бутылка шампанского и ваза с фруктами. Больше не было ничего. На самом краешке стола сиротливо стояли 4 фужера. Нас пригласили сесть. Подруга села рядом с именинником, а меня усадили рядом с его приятелем. Начался оживленный разговор, в котором я участия не принимала, по одной простой причине, что ничего не слышала. Вскоре, по всей видимости, начались поздравления именинника, я, как и все остальные, подставляла свой бокал и с удовольствием пила вкусный пенный напиток, закусывая виноградом. Вскоре на меня стали обращать внимание. Мне задавали какие-то вопросы, но так как я совершенно не могла понять что от меня хотят, ответить на них так и не смогла, и все вскоре замолчали. Потом именинник и подруга вышли из комнаты и, видимо, о чем-то там оживленно беседовали, так как из-за приоткрытой двери я краем глаза увидела жестикуляции жениха подруги. Он слегка подкручивал пальцем возле виска, из чего я сделала вывод, что он в данный момент упрекает любимую, за то, что вместо нормальной девушки она привела чокнутую. Вскоре все снова собрались в комнате, мы с приятелем именинника смотрели друг на друга и хлопали глазами, так как вопросов он мне больше не задавал. После взрыва откупоренной второй бутылки шампанского, которого я, естественно тоже не слышала, друг именинника вскочил и выбежал в свою комнату. Через некоторое время он вернулся с каким-то большим свертком. Убрав со столика вазу с фруктами и развернув газету, он снял крышку с довольно большой кастрюльки и мы с подругой онемели... Он что-то объяснял остальным, а я как глухая тетеря только смотрела на ЭТО с открытым ртом, и продолжала, как полная идиотка хлопать глазами. Мое удивление очень просто объяснялось -- кастрюлька до самых краев была наполнена... черной икрой! Кто-то из молодых людей взял нож и стал отрезать толстые куски икры. Он вынимал их из кастрюльки и угощал всех присутствующих. Икра была паюсной. Кивнув в знак благодарности, я с некоторым трепетом откусила изрядный кусок икры, и зажмурилась от удовольствия. Как давно я ее не ела! Дело в том, что в детстве меня часто кормили черной икрой. Я очень плохо ела, и чтобы хоть как-то накормить ребенка моя бабушка покупала в буфете маленькие баночки этого деликатеса. Благо она работала в Министерстве обороны. Икра там была в продаже постоянно. И это был единственный продукт, который я всегда ела с удовольствием и никогда не отказывалась. Через некоторое время, когда кастрюля наполовину опустела, моя подруга, тоже с огромным удовольствием уплетавшая огромные шматы икры, как, кстати, и все присутствующие, (может, у них это норма жизни) наконец, оживилась и снова стала о чем-то оживленно разговаривать с женихом и с его другом. Ко мне она решила не обращаться, так как поняла, что со мной явно что-то не так. Она решила выяснить это потом и не портить день рождения будущему супругу. Доев очередной кусок икры, мне захотелось хлебушка. Я посмотрела на всех присутствующих и задала свой первый вопрос за вечер, и, конечно, не услышала того, что сказала: - А хлебушек есть Мне что-то ответили, разведя руками в стороны, и я поняла, что нет. Ну, на нет, как говорится, и суда нет... Включили музыку. Это я поняла по тому, что жених и невеста стали танцевать. Друг жениха-именинника протянул мне руку и что-то сказал, видимо, приглашая меня танцевать. Я кивнула в знак согласия. Мы встали, рядом с танцующей парой и стали медленно и монотонно топтаться на одном месте, так как помещение не позволяло устроить более активные танцы. После двух минут топтания и вращения, я поняла, что мне пора домой - меня пробрала очередная кондрашка - от съеденного без хлеба чуть ли не килограмма черной икры я начала дико икать. Децибелов своей икоты я, естественно, не слышала, только вот все почему-то сильно этим обеспокоились. Друг именинника сначала принес мне стакан воды, но это не помогло, потом они пытались меня напугать, но так как я была совершенно глуха, и этот метод не возымел должного действия. Тогда на меня надели куртку, и повели к лифтам. Я поняла, что меня выгоняют. Конечно - у них праздник, а тут ненормальная, икающая, и глухая девка навязалась... Пока мы спускались на лифте, я продолжала надрывно икать. Студенты, заходившие и выходившие из лифта весело смеялись, мой провожатый стоял молча, он то краснел, то бледнел, но мужественно держал меня под руку и галантно вывел меня на воздух. Честно говоря, я тогда подумала, что он немедленно развернется и уйдет обратно к друзьям. Но он, к моему удивлению, пошел вместе со мной по аллее парка. Вокруг бушевала весна! Благоухала цветущая сирень, молодежь веселилась, влюбленные целовались сидя на лавочках, а я, глядя на эту феерию вселенского счастья, истошно икала и ничегошеньки не слышала... Парень проводил меня до подъезда моего дома, жалостливо погладил меня по голове и поцеловал в щеку, как больного ребенка... Родители уже спали. Войдя в свою квартиру и попив воды из-под крана, я почему-то сразу перестала икать. Пробравшись в кромешной темноте в свою комнату, я легла в кровать и... спокойно заснула. Утром слух вернулся. Не так, чтобы полностью, но хотя бы наполовину. Выйдя на кухню, я встретилась с вопросительным взглядом мамы. - Что ты так на меня смотришь -- поинтересовалась я, наливая себе чашку чая. - Звонила твоя подруга, сказала, что ты как-то странно себя вела на вчерашней вечеринке и испортила всем праздник. - Бедная она, бедная! -- с сарказмом воскликнула я. -- Если бы она знала что было со мной! И смех и грех! - Так что же все-таки случилось -- настаивала мама. - Я оглохла, проехавшись в скоростном лифте. Потом съела около килограмма черной икры и начала страшно икать. Вот все и решили, что я не совсем нормальная! - Икры! -- засмеялась мама. -- Это ты можешь! Да, разве ты не помнишь, что один раз у тебя уже такое было - Обожралась икры и икала -- рассмеялась я. - Да нет! -- тоже засмеялась мама.- Икру ты в таких количествах не ела никогда! Ты ничего не слышала три дня, после перелета на самолете. Тебе тогда лет семь было... - Неужели! Не помню! - Вечеринка у тебя явно не удалась! -- улыбнулась мама. - И не говори! Даже хлебушка не было...

proza_ru/texts/2015/01/20150129528.txt

Предисловие: 6.01.2011г. это дата написания поста.Речь идет о событии двухлетней давности. Сочельник- канун рождественской ночи. Потом сама ночь, утро -- выглянул на улицу -- Рождество! Замечательные слова. Как только мы обходились без них столько лет -- уму непостижимо. Но вот они вернулись и мы можем опять ими пользоваться. Они служат её величеству красоте, а она бессмертна. Завтрашнее утро, с его снежным покровом и зимним обаянием, увы, ничего красивого не содержит. Во дворе фашизм. Здешний, кондовый, болотный. Но подлинный фашизм. Когда-то давно, еще в девяностых годах, группа молодых энтузиастов-утопистов, опьяневших от свалившейся на голову власти, стали искать белорусского Валенсу. И нашли таки. Покаяться им уже не пришлось. Некоторые из них упомянуты в российском сериале "Крестный батька". Среди исчезнувших. Нелепая "президентура", выпущенная на наши просторы пресловутым Михаилом Сергеевичем, паразитическим сорняком впилась в земли наших народов. И в белорусскую тоже. Нашли "Валенсу" со своими взглядами на жизнь. Тогда они ещё не были профашистскими. Прорвало позже. А пока надо было "помочь" народу одним махом отряхнуться от прошлого, сделать что-то во имя своей, личной, выстраданной правды вопреки тому, что было раньше. Народ прельстился, возбудился, проголосовал. И началось. Ему понравилось вносить поправки в конституцию, сопровождая это мордобоем былых соратников. Дальше -- больше: внебюджетные фонды, откаты, контакты с разного рода темными личностями, откровенное издевательство над простодушными российскими партнерами и выкачивание из них денег. До поры получалось. В минувшем году что-то начало меняться: России надоело кормить охамевшего "союзника", который все обещал, брал деньги и ничего не выполнял. Тогда он шатнулся в Европу: мол, дескать, за ваши деньги мы "примем меры по демократии". Европа клюнула. Обговорили сумму, стали ждать демократии. Наступили выборы. На удивление здешнему народу нашлись приличные кандидаты, быстро раскрутились и начали в открытую говорить народу то, что есть на самом деле. Народ, которому прельстительные речи Белваленсы давным-давно и смертельно надоели, стал прислушиваться. Узнал много нового: например, что каждый новорожденный белорусик уже должен по 2500 долларов каким-то дядям, хотя родители его этих денег отродясь не видели. На выборами пошли обычным порядком, а вот голосовать стали по-своему. И доголосовались. В 17 часов стало очевидно, что власть уходит. Лихорадочно стали её охранять. Не до демократии стало. Как это было- легко увидеть скажем, в "Комсомолке", в видеоотчёте Ворсобина, который был очевидцем и свидетелем несостоявшейся здешней "революции". Дальше уже без всякого ёрничества. Людей начали бить и хватать по поводу и без повода. По ночному Минску понеслись "черные воронки" с бригадами оперативников. Тюрьмы переполнились. И все-таки 20 декабря Беларусь стала иной. Поменялось нечто в душе -- исчезло состояние безвременья и безнадежности. Исторически это можно назвать новым "смутным временем". И "герои" подходящие: Александр Единственный и ЛжеДмитрий Третий. И еще нехорошо удививший здешних православных патриарх Кирилл, поспешивший отметить "победу" в своем послании. Но потеряно далеко не всё, нет! Народ уже не безмолвствует! А ещё у этой маленькой и неудачной (пока) попытке возрождения очень красивые и умные женщины. Моя слабость со студенческих лет. Такое вот невеселое рождественское письмо. Но это не отменяет поздравление с праздником Рождества. P.S.На это письмо я получил два отклика от российских друзей: первый удивился - "Зачем он это сделал" Вторая среагировала так же коротко: "Ну, наши тоже не подарок". Надо заметить, что сейчас кое-что поменялось в моих взглядах и оценках - главным образом, в деталях. Но это уже иная, более современная тема.

proza_ru/texts/2014/01/201401061031.txt

Несколько кратчайших заметок о текстах конца 19 и первой половины 20 века, или книг, посвященных тому времени. Эпоха была яркая, но трагическая. Иногда, по дурному трагическая. Тем не менее, она продолжает привлекать внимание, вызывая и сострадание, и восторг. 99 имен Серебряного века Юрий Безелянский Долго не мог открыть по-настоящему этот сборник. Любопытно, что у журналиста понравились очерки о тех, кого знал мало, и не понравились те, кого (о ком) много читал. Закономерно. А.Блок Возмездие. Поэмы. Все-таки "серебро" - это не "золото". Даже у гения Серебряного века наблюдается ослабление поэтических возможностей. На примере поэм Блока видно, что давались они ему не легко. В "Возмездии прямо-таки видны эти напряженные усилия по решению авторских задач, кои с легкостью разрешались в их поэмах Пушкиным, Лермонтовым и даже Некрасовым. Блоку же укрощению языковой стихии дается с гораздо большим напряжением. И все-таки великий Поэт-пророк еще многое мог: Двадцатый век... Ещё бездомней, Ещё страшнее жизни мгла (Ещё чернее и огромней Тень Люциферова крыла)... И отвращение от жизни, И к ней безумная любовь, И страсть и ненависть к отчизне... И чёрная земная кровь Сулит нам, раздувая вены, Все разрушая рубежи, Неслыханные перемены, Невиданные мятежи... После них Поэтам-Агхи-Магам, пророкам-волшебникам национальной судьбы - места уже не было. Палаческое государство ликвидировало русских гениев теми или иными методами и настало время "евтушенок", после которых может быть только какой-нибудь "игорь крутой" Развязка Павел Муратов В рассказе речь о временах "великой" французской революции. Любовь до гроба, точнее до гильотины, Изящная и трогательная новелла культурного русского человека, открывшего многим соотечественникам прекрасную Италию, воевавшего за Россию и достойно выдержавшего испытание эмиграцией. Черный монах, Дама с собачкой и др. А.П.Чехов Снова перечитал Чехова и, по-прежнему, не знаю, как к нему относиться. Дама в узах. Легенда белой ночи Федор Сологуб Немного садо-мазохизма, любителем которого Сологуб вроде и сам был. Приправлено мистикой. Раз год душа умершего мужа-садиста вселяется в кого-нибудь и он мучает свою благоверную, ожидающую сеанса в золотых кандалах... Странно, что он считался хорошим писателем и поэтом. Ну. можно еще читать, но так, чтобы в "первый ряд. Другая эпоха -- другие нравы, другой умственный строй. Не понять нам тех людей даже близко не понять. Л.С.Мережковский Святой сатир (Флорентийская легенда) Прекрасные нимфы превратились в страшных ведьм. Или христианство их превратило. Мережковский любит античность и старается относиться к язычникам объективно, но христианская закваска в нем слишком сильна. Всё у него "эстетически скисает". Лермонтов Кое-что из этого очерка весьма ценно для понимания личности и творчества М.Лермонтова. Но лучше все же "Мелодия становится цветком" (Г.Иванов) Паскаль Неплохое описание эпохи Пор-Рояля и интеллектуально-религиозного движения с ним связанного. Да, Паскаль -- это Бездна, "водоворот без дна", как выразился один "проклятый поэт". Царство Антрихриста Памфлет против большевиков. Яркий. А на фига надо было "раскачивать лодку" или просто "маяться дурью"! Вечные спутники Это - одна из лучших книг Мережковского, возможно, и лучшая. Первые очерки просто великолепны. Мережковский так ярко описывает Акрополь, и эпоху Марка Аврелия, и Плиния Младшего, что просто восхищаешься. (Правда, сравнив очерк об Аврелии с Э.Ренаном, видишь подражательность и простое переписывание целыми страницами). Все же, ДСМ был неординарен, и при его эрудиции и уме он мог бы стать первоклассным писателем, но не стал. Помешался на всяких "тайнах трех" и это портит и его стиль, и уводит его ум и эрудицию не в ту сторону. Но Античность, Рим привлекают его необычайно. Больше всего понравился мне глава о Плинии Младшем. Сразу захотелось открыть его знаменитые "Письма". ДСМ хвалит Плиния, сочувствует ему и старается оправдать его за допросы христиан. Но стоит ли оправдывать. Римляне хотели "защитить свою цивилизацию", в которой поселилась религиозная гангрена. Но описанный в "письмах" образ жизни римского аристократа -- это ли не воплощение земного счастья! Очерк о Гете не слишком удался автору. Монтень (или "Монтань", как пишет Мережковский) не особенно привлекает, но все же показано, как скептицизм может быть противоядием против религиозного фанатизма того страшного века, всех этих религиозных войн и жесточайшей резни Варфоломеевской ночи. Генрик Ибсен -- "вечный ли он спутник или просто поветрие 19 столетия. Что тогда с ним так носились Мережковский приводит из драматурга слишком много цитат и подробных пересказов. Содержание некогда шокировавших современников ибсеновских пьес может вызвать усмешку или даже хохот. Какой-то провинциальный байронизм-демонизм, предчувствие ницшеанства до Ницше. Конечно, норвежец неплохо высмеял тупоумие своих земляков и сделал драматические сатиры на лицемерие века, но считать его "вечным спутником" - увольте. То же и с нашим поэтом Майковым. Кто его помнит сейчас и полагает "спутником". Все же Мережковский, будучи провозвестником нового века, слишком сильно еще застрял в старом 19 столетии. Иногда это неплохо. Его очерки о великих русских романистах: Тургеневе, Достоевском. Гончарове -- хороши. Почему их не проходят в школе (Впрочем, нынешние школьники скоро не будут знать и кто такой Тургенев) Тайна трёх. Египет и Вавилон Три есть Одно. Но, в общем, скучно. Все какие-то "тройки": автора с Гиппиус и Философовым что ли Тайна Запада: Атлантида - Европа Начинает автор очень интересно: предчувствие второй великой войны, гипотеза о первом погибшем человечестве, отсылки к катастрофе России, сравнение гибели Атлантиды и Европы, обращение к Платону и другими древним авторам, систематизация археологических сведений и т.д. Но потом пошли все эти заезженные библейские басни, спрыснутые бредом всяких извращенцев, типа соловьева или вейнингера (да и сама чета Мережковских из этого разряда -- что они могли понимать в "тайне Пола", кроме гнета испорченной природы собственных тел!). Поэтому вывод о том, что "Рим погиб, но мир спасся" и сравнения с человеческими жертвами мезоамериканцев -- все это не кажется убедительным. Можно было спасти свою веру и свои Тайны без принятия чужой идеологии и человеческих жертв. (Кроме того, чем лучше костры инквизиции вырыванию сердец на вершинах пирамид). В Азии, например, свою религию многие народы сохранили. Неправильной дорогой шли, вы, господа -- до российской Катастрофы и после. Пробредили страну. Если Хераклита именовали Темным, то Мережковского можно здесь назвать "мутным". Но первые десятки страниц "Атлантиды -- Европы", повторяю, очень неплохи. Утоли мои печали, Любовь Алексей Н. ("Алешка") Толстой Его рассказы-повести показались мне какими-то анекдотами. Ну, да, слог бойкий, но насколько же он не на уровне Серебряного века. И жизнь, и писания этого "красного графа" кажутся сегодня пошлыми. Как что-то могло раньше нравиться Или я тенденциозен -- и останься АНТ в эмиграции, отношение было бы иным, а так пересиливает чувство человеческого отвращения. Возможно. Но литератор он явно второго ряда, только в Совке был скоропалительно записан в "классики" А.Н. Толстой (ЖЗЛ) А.Варламов Есть любопытные моменты, но в целом фигура "красного графа" представляется отталкивающей, да и малоинтересной. Мало ли было приспособленцев, даже и с литературными способностями. "Пришвин", ЖЗЛ. А.Н. Варламов Почитал варламовскую биографию Пришвина. Изрядное раздражение от очень длинной и, во-многом, нелепой жизни. Неожиданные параллели с собственными проблемами. Пробилось и детское воспоминание -- так же хотелось убежать "в леса", где было лучше общаться со сказочными зверями, нежели с "людьми". Но Пришвин не кажется мне хорошим писателем, даже детским. Ребенку так и не захотелось дочитать "Кладовую солнца", как и мне. Действительно, литератор второго ряда. Первый был блестящ и гениален, хотя и дурил много. А вот второй эшелон высокой культурой еще пропитаться не успел. Может быть, отсюда и поиск компромиссов с жестокими варварами, да и обыкновенные бытовые странности. Мысленный волк. (Роман) Алексей Николаевич Варламов Ну, не очень. Перед этим прочел варламовскую биографтю Пришвина. Здесь беллетризация, только Пришвина зовут "Легкобытов". Автор какой-то интеллигент, неопределенная какая-то "кваша" расплывается. Ну, кое-что описал, но показывает антагонизмы Серебряного века как-то приземлено. Филолог, а не философ, описывает, а не осмысливает. "Умственный волк" - это из какой-то молитвы, и во всем виноват "Нитщ", окончательно сбивший с панталыку народ Святой Руси. Нравы были диковатые, увлечение сектантами чего стоит (хотя, конечно, месть за раскол). Ну, и в быту тоже (сделать свого пасынка "гончей"). Понятно, что интеллигенция так и не сумела защитить свою страну, да и "народ" тоже. Зла на них не хватает Мы с тобой. Дневник любви. М.М.Пришвин, В.Д.Пришвина Вот это интересная. Молил "приди" и любовь пришла. Хотя уже накануне старости. Жизнь Пришвина включает в себя несколько первостатейных романов, которые сами по себе интереснее его прозы (за вычетом, может быть, любопытнейшего "Дневника"). Но сами эти "романы" плоховаты Николай Гумилёв глазами сына Орест Высотский Неплохая биография поэта. ЖЗЛ-ка была толстой и неудачной. Владислав Ходасевич чающий и говорящий Шубинский В.И. Еще одна биография еще одного любимого поэта. Живенько и интересно, хотя не обо всем из жизни ВФХ приятно читать. Но стихи Ходасевича великолепны, а статьи и воспоминания очень интересны. Умным он был художником. "Жар-цвет" (старый мистический роман) Александр Амфитеатров Лучшее определение будет -- "занятный". Первая часть про приключения на о. Корфу весьма занятна, вторая -- менее. Но роман 1895 года можно читать и сегодня. Научные разговоры и скепсис относительно чудес, сменяются их наглядным описанием. Цельного повествования у Амфитеатрова не получается/. Скорее это цепь новелл, связанная этим спором о сверхъестественном. Ну, и эпоха -- для "господствующего класса" -- такая еще уютная! Эмигранты. Поэзия русского Зарубежья Подборка стихов эмигрантского периода Г.Адамовича, К.Бальмонта, И.Бунина, З.Гиппиус, Дона Амирадо, Г.Иванова, М.Кузьминой-Караваевой, В.Набокова, А.Несмелова, Н.Оцупа, В.Петрушевского. Великолепные стихи! Михаил Петрович Арцыбышев Санин Как-то в свое время не прочел "Санина" и читать сейчас этот роман странно и интересно. Это произведение явно выделяется из других арцыбашевских сочинений. Конечно, сравнивать автора с Достоевским и Толстым было бы смешно, но роман явно носит программный характер и отличается от беллетристики, рассчитанной в основном на развлекательные цели. Да и интерес к книге, вышедшей более ста лет назад, нуждается в объяснении. "Санина" у нас прочно связывали с "реакцией", наступившей после подавления революции 1905-07 гг. Но такая уж это реакция. Ведь жизнь провинциально городка, описанного в романе, при всей ее карикатурности, кажется сегодня идиллией. Сто до обвинений в "порнографии", то по сегодняшним меркам это и вовсе смешно. Проблема пола" неизбежно возникает в связи с ростом численности населения, увеличением доли молодежи и разрушением старых социальных скреп. Конечно, сравнение сестры Лиды с молодой кобылой выглядит несколько странно, но история с "поматросил и бросил" и прочими "порывами" более чем банальна. Реакция героя только не совсем типична для того времени. Возможно, размышления и поведения Санина кого-то шокировали в свое время, но на фоне всяческих "буревестников" и террористов он выглядит даже привлекательно. "Никто не может быть выше жизни". Прекрасная природа, полнота бытия как бы оттеняют глупые и мелочные страстишки, глупости, хотя из-за них и стреляются. Описание мечтаний о борьбе за народное счастье, сцены с читкой и распространением разноцветных брошюр и т.д. в книге даны остро сатирично. Сходка у соловейчика дана с изрядным сарказмом. Метания Сварожича нелепы -- живи, люби. Но инстинкт смерти, мортидо революции уже уцепились за русскую жизнь и грозят обрушить ее катастрофой. Тогдашняя культура не могла сопротивляться этому в полной мере. И все-таки Санин не прав: политика -- это свобода. Пусть окружающие и глупы (что часто бывает правдой), но нельзя быть "свободным от общества". Уйдя в частную жизнь, не спасешься. "Философии жизни" самой по себе недостаточно. Примут решение за тебя, и не в твоих интересах. Какой-то десяток лет отделяет события романа от революции, гражданской войны, тифа, террора и последующих прелестей. А сил противостоять надвигающейся катастрофе, как будто и нет. Как и сейчас. "У последней черты" "Санин" доведен здесь до логического конца. Сплошные самоубийства -- почти все герои, так или иначе кончают с собой. Остается врач, но "он уже мертв". В общем-то этот бытовой суицид можно принять за символ охватившего Российскую империю стремлению к самоубийству. Вячеслав Недошивин Прогулки по Серебряному веку. Увидел "Прогулки" в доме книги на Невском и загорелся любопытством. Неплохая идея -- рассказывать о поэтах через топографию. Через историю адресов, где они жили, ведется живой и интересный рассказ о них. Впрочем, не все пользовались моим вниманием. С огромным интересом прочел о Блоке. Как тоскливо! Бедный Поэт, не повезло ему с "Прекрасной дамой", но кто ж виноват. Узнал, что Блок арестовывался чекой и оставил все же после себя дочь. Другие персонажи интересовали меня несравненно меньше. Много подробностей, порой весьма неприятных. Горестное повествование вышло. Великая культура Серебряного века уже не могла сопротивляться надвигающейся катастрофе, а порой и подталкивала её. Потом, когда тот великолепный век стал агонизировать некоторые стали "городецкими", кто-то бежал, кто-то погиб. Но даже скандальные и бытовые подробности кажутся сейчас очень значительными, по ничтожности времен нынешних. Что есть "культурная деятельность" в ту и эту эпоху. Гуляя по Петербургу, Блок сочинял гениальные стихи, а Недошивин коллекционировал адреса... Геннадий Головков "В лабиринте страстей роковых" Если перефразировать слова Розанова о Белинском, то можно сказать, что мы учились жизни (или нас заставляли, вдалбливая знания о недостойных типах!) у тех, кто жизни не знал или понимал ее уж очень извращенно. Книга как бы выправляет перекосы советской истории литературы, в которой ее герои (авторы) представлялись некими идеальными и бесполыми существами. /На этом и спекулировали всяческие иноземные "специалисты, типа автора пошлого "Берега утопии"/. Здесь, наоборот, (через цитаты из дневников и писем, воспоминания) описывается "подноготная". Много места занимают описания любовных перипетий, половых извращений и т.д. Белинский был нелюбимым ребенком и стал обжорой и пьяницей, у Писарева "разжижение мозга", Добролюбов, как и другие, активно пользовался услугами проституток, все почти были склонны к злословию; странными были отношения кумира революционной молодежи Чернышевского с его женой, "цыганкой" и любительницей молодых людей, в особенности, кавказцев; семейные отношения Герцена-Огарева были весьма запутанными и т.д. Само по себе это интересно лишь в контексте бывшей советской пропаганды, как "пятна на солнце". Многих персонажей книги даже жалко -- они приходили в мир не надолго и прожили довольно тяжелую жизнь. Трудно упрекать их в каких-то извращениях, если, по цитированному в книге Ницше, женщина -- это вторая ошибка бога, то мужчина -- это раб приапа и часто с этим ничего не поделаешь. Но все же рассматриваемые в книге скоты заходили дальше других, предлагая и порой практикуя "обобществление женщин"; ну и подруги у дегенератов часто были им под стать. Отвратительно и другое -- усилия множества подлецов и провокаторов, которые превращали "революционных демократов" в объекты для подражания, заставляли считать их "учителями жизни", в которой те сами неуклюже и позорно барахтались. Любопытной показалась мне глава о персонажах Серебряного века, его "амурах" . Конечно, переход от психа Огарева к извращенцу Вяч.Иванову выглядит слишком уж резким -- другая эпоха. Надо было бы писать отдельный том о периоде русского модернизма. Но видимо, автору чего-то не хватило. Поэтому не оставляет общее впечатление фрагментарности повествования. Но и в последней главе есть немало любопытного об Ахматовой, Судейкиных, Стравинском, Волошине и менее известных персонажах. В центре же рассказа о "серебряных" оргиях фигуры Кузмина и Вячеслава. Когда выправляется "крен", то надо что-то затопить. Например. восторги перед былыми эпохами. Автор конечно "снижает" образы очень многих кумиров, тем избавляя от "школьного" преклонения перед ними. Но и в другую крайность бросаться не стоит: при всех своих головных и нижепоясных аномалиях, эти люди были необычайно талантливы и делали интересные вещи. Другое дело, что от удушающего 19 столетия Россия перешла в блестящий тупик своей закатной эпохи, когда великолепные, зрелые культурные плоды сопровождает запах гниения и тлена. Но сейчас даже и этого нет. "Культура" (в шпенглеровском понимании) закончилась и тем, кто к ней тянется, остается читать всяческие мемуары и основанные на них компиляции. Русская поэзия Китая. Антология Русская муза дышала не только на берегах Сены, но и на Сунгари. Русские прожили в Харбине еще 28 лет. И -- все. Стихи часто дилетантские, но пафосом и порывом их авторов грех не восхититься. Россия умирала, но -- жила. Арсений Несмелов (Милославский) Стихи и поэмы. Повести, рассказы, мемуары. Очень русское. Очень трогательное. Некоторые стихи сразу "пробиваются" к душе. Проза, кажется простоватой, но такой родной и милой. Детско-кадетские воспоминания, несколько счастливых довоенных лет. Рассказы о Великой войне, у нас почти забытой. Омерзительная трагедия революции и гражданской войны, с незнакомых по-настоящему нам нам позиций (например, описание московского восстания юнкеров). Отступление, бегство до Владивостока, а потом и до Харбина. Пара десятилетий относительно спокойного доживания там, соприкосновение с Китаем (даже замуж за китайских крестьян выходили). Эта жизнь была обречена, но помогла кое-что продлить и сохранить. Несмелов все равно погиб (кому Победа, кому смерть), но отсрочкой воспользовался. Для русской литературы. Да и материал уникальный - сохранил его частицы для нас. Да и закончить хочется стихотворением А.Несмелова, о том дне, когда русский Серебряный век, прекрасный русский мир, да и сама историческая Россия получили смертельную рану. В этот день В этот день встревоженный сановник К телефону часто подходил, В этот день испуганно, неровно Телефон к сановнику звонил. В этот день, в его мятежном шуме, Было много гнева и тоски, В этот день маршировали к Думе Первые восставшие полки! В этот день машины броневые Поползли по улицам пустым, В этот день... одни городовые С чердаков вступились за режим: В этот день страна себя ломала, Не взглянув на то, что впереди, В этот день царица прижимала Руки к холодеющей груди. В этот день в посольствах шифровали Первой сводки беглые кроки, В этот день отменно ликовали Явные и тайные враги. В этот день... Довольно. Бога ради! Знаем, знаем, -- надломилась ось: В этот день в отпавшем Петрограде Мощного героя не нашлось. Этот день возник, кроваво вспенен, Этим днем начался русский гон, -- В этот день садился где-то Ленин В свой запломбированный вагон. Вопрошает совесть, как священник, Обличает Мученика тень... Неужели, Боже, нет прощенья Нам за этот сумасшедший день!

proza_ru/texts/2015/01/20150114241.txt

Инженер Болтов ищет работу. Инженер Болтов торопился в Центр занятости или на биржу труда это как вам будет угодно, суть от этого не меняется. Он сел в переполненный троллейбус, так как денег на маршрутку и тем боле на такси у него не было. Изрядно помявшись и чертыхаясь, он был, вытолкнут из салона троллейбуса на нужной ему остановке, и без всякой уже надежды поплелся в сторону заветного заведения. К его удивлению сегодня на бирже народу было немного и он, занявши очередь к окошечку, растворился в своих невеселых мыслях. А грустить ему было от чего. Денег в семье катастрофически не хватало, дочь уже который раз грозили отчислить из института за неуплату обучения. Жена перестала готовить завтраки и ужины, а на обед в семье Болтовых уже который месяц был постный борщ, который собственно и борщом-то назвать было можно лишь с большой натяжкой. И еще чудилось Болтову, что жена, его Катерина, с которой прожито вот уже более двадцати лет уже не смотрит на него с такой нежностью, уже нет в ее голосе тех неуловимых ноток нежности, которые заставляют мужчину внутренне трепетать и чувствовать теплые приливы блаженства, покоя и уверенности в своей избраннице. Очередь тем временем продвигалась все медленнее. Болтов взглянул на часы -- скоро обед, поэтому и не шевелятся, досиживают свои минуты. Он с интересом стал исподволь разглядывать в очереди своих братьев по несчастью. Кого же здесь только не было. Прямо у входа в кабинет первичной регистрации сидела женщина, точнее сказать баба не определенного возраста с лицом изможденным болезнью, а скорее частыми возлияниями. Она сидела, тупо уставившись в одну точку своими бессмысленными поросячьими глазами, и нервно теребила в кармане своего видавшего виды пальтишка, видимо ей не терпелось скорее решить свой вопрос и продолжить лузгать свой подсолнечник. За Болтовым очередь занял молодой парень, который живо обсуждал с ним свои проблемы, не очень видимо надеясь на взаимность, было видно, что парень очень возбужден и находится на грани нервного срыва. Он говорил, что работал бухгалтером и его подставили, после чего он несколько месяцев пробыл в сизо, а теперь выпустили под подписку о невыезде и заставляют устроиться на работу, да ему и самому так было бы легче -- все меньше придирок со стороны органов, да и копейка, какая никакая... А прямо перед Болтовым в очереди стоял... Да, да -- его бывший шеф, с одной из его предыдущих работ. Это он узнал уже, после того как занял очередь в кабинет первичной регистрации, видимо шеф, а теперь просто такой же безработный, как и сам Болтов, как и та глупая баба, ходил в ближайший ларек за сигаретами. Встреча была не сказать, что уж очень приятна, но не безынтересна. Шеф рассказал, что их фирмы уже давно нет, и что сам он сменил после этого уже три работы, а теперь ищет любую не пыльную работу, для того, чтобы доработать до пенсии, так как для ИТР теперь введен жесткий возрастной ценз... Ох уж мне этот возрастной ценз подумалось Болтову... Опытные еще вполне работоспособные мужи -- отцы семейств остаются без средств существования, превращаясь в альфонсов, без какой-либо перспективы поправить в будущем свой статус. Им предлагают переквалификацию. Но чего стоит эта переквалификация, кто возьмет человека на работу, если он закончил дешевые курсы при бирже и собирается конкурировать на рынке труда с людьми, имеющими солидный опыт по той же специальности Размышления его прервал звонок. Ну, вот уже и обед... На табличке на двери кабинета значилось, что обед продлиться 45 минут... Очередь недовольно загудела, зашевелилась и начала рассасываться, чтобы ровно через академический час вновь собраться в том же порядке и в той же последовательности. Болтов тоже вышел на улицу, светило солнышко, щебетали птички, им всем не было дела до чаяний человеческих, и наш инженер в задумчивости побрел по улице прочь от скорбного места, от нервных неудачников, от простоватых олигофренов от, беспричинно веселых девиц - инспекторов в мини-юбках, которым и дела нет до ваших проблем, от всего этого постылого бытия... Дошедши до ближайшего перекрестка он спохватился, а который теперь час Быстро взглянув на часы, он понял, что забрел слишком далеко и к открытию биржи после обеденного перерыва пешком уже не успеет. Недалеко была троллейбусная остановка, подошел троллейбус и, вскочив в него, а Болтов был совсем еще не старым человеком, он благополучно добрался до биржи. Очередь собралась почти в том же порядке, не хватило только шефа, грязной глупой бабы и нервного бухгалтера, и стала продвигаться заметно быстрее, видимо девицы-инспекторы отдохнули, подкрепились и стали чаще нажимать на клавиши компьютеров своими крашеными накладными ногтями. Дошла очередь и до нашего инженера. Ваши документы! -- потребовала девица-инспектор. Болтов открыл барсетку и достал все свои документы: паспорт, трудовую книжку, испещренную многочисленными записями о трудоустройстве в несуществующие уже фирмы... Диплом!... Да... когда-то Болтов был подающим надежды юным дарованием... Шевелитесь! Подгоняла девица-инспектор. За вами еще есть люди! К нам в первый раз... Да в первый, замявшись, ответил Болтов. Так, Болтов Алексей Михайлович, бормотала про себя девица, такого-то года рождения, женат, ребенок... Что же вы так К нам-то... Фирма лопнула, промямлил, Болтов. А что других, нет -- словно издеваясь отпарировала девица... На что Болтов промолчал пожав плечами... Вот вам направление на трудоустройство! -- торжественно сообщила инспектор. Если не примут, тогда снова к нам, а там видно будет, может быть, что-нибудь и подыщем! Попрощавшись с инспектором Болтов, вышел в холл. "Ну, что нашел что-нибудь!" - поинтересовались из очереди. Да вроде как,... Машинально улыбнувшись, ответил Болтов и в несколько приподнятом настроении, чего у него уже давно не было, вышел на улицу. Он присел на скамеечку, еще раз достал документы, чтобы сложить их более последовательно, он любил последовательность и слыл немножечко педантом. Так, что же это мне дали, надев очки и рассматривая направление на работу, думал наш инженер В направлении значилось: "Балаклавское рудоуправление им. Горького. Должность -- инженер механик по технологическому оборудованию." Ну, что же и то дело подумал Болтов, на безрыбье... Что за странное название спросит иной читатель Балаклавское рудоуправление..., Балаклавское сражение, балаклавские листригоны... Это же где-то на краю земли в полуторатысячах километрах от Москвы и более чем в двухтысячах от Санкт-Петербурга И если вспомнить школьный курс истории, то это ведь где-то в Крыму, кажется под Севастополем. Именно так любезный читатель! И вот почему! Так как Болтов в молодости был прилежным студентом, то и распределение он получил, по тем временам отменное -- в Севастополь, на Приборостроительный завод! Завод имел обширнейшие связи и в стране и за рубежом, обеспечивал научно-исследовательские работы, и наше юное дарование имело все шансы стать молодым кандидатом наук, без отрыва, так сказать от производства, что только способствовало бы его карьерному росту. "Доцентом можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан" -- так любили говорить студенты и молодые преподаватели в его родном Политехе -- Боже, как же давно это было!... Но вот настали известные всем времена... Болтов с семьей оказался... за границей, да и обещанную квартиру они тоже не получили и продолжали ютиться в заводском общежитии исправно внося все возрастающую плату и рискуя в один не очень прекрасный момент оказаться на улице. Таким вот размышлениям предавался наш инженер, трясясь в переполненном троллейбусе, путь к Балаклаве был не близок, нужно было, потом еще пересесть на автобус, таким образом, дорога от биржи до места назначения должна была занять не менее полутора часов. Он взглянул на часы, было четверть третьего. Наверное, не успею до конца рабочего дня, подумал Болтов. Но не стал выходить из троллейбуса, а продолжил свою поездку до конечной. Как он и предполагал на конечной была толпа народу, в основном это были дачники. Видимо они ждали автобус уже давно. Наш скромный труженик интеллектуального труда занял очередь... Как и следовало ожидать на завод он не успел. Ему даже не стали выписывать разовый пропуск, но факт его прибытия на вахте отметили, даже позвонили начальству, и в трубке громко проскрипело так, что было слышно даже и Болтову: "Пусть приходит завтра с утра -- разберемся, что за птица"... И слегка расстроенный Болтов побрел домой. Вернувшись, домой Болтов, не застал ни жены, ни дочери. Сосед по отсеку в общежитии снова напился и буйствовал, вымещая бессильную злобу на превратности судьбы на своих домочадцах. Из соседней комнаты отсека даже через закрытые двери неслось что-то нечленораздельное и угрожающее. Болтов сел на диван и обхватил голову руками. Как же мне все это надоело, господи, в отчаянии подумал он. У соседа была семья, такая же, как и у Болтова, жена и дочь, только вот дочь была трех лет отроду, а жена молодая, да и сам сосед годился Болтову разве, что в сыновья. Немного придя в себя, инженер разжал голову, крики в соседней комнате сменились на плач ребенка и рыдания молодой женщины. Болтов не выдержал и, выйдя из своего отсека, позвонил в злосчастную дверь напротив. На звонок никто не ответил, тогда он позвонил еще раз и еще раз. Наконец дверь как бы нехотя приоткрылась и в проеме показалась физиономия соседа не отягощенная интеллектом и с явными признаками начинающегося алкоголизма. Чего надо! -- прохрипела физиономия. Слушай, Колян! -- так звали соседа, низким и угрожающим голосом обратился Болтов к физиономии. Прекращай буйство и ложись спать! А, Алексей Михайлович!.. С почтительным страхом промямлила физиономия. Все, уже сплю! И дверь перед Болтовым захлопнулась. Стало тихо, и даже рыдания женщины и плачь ребенка, прекратились. Колян хорошо знал Болтова. Чувствовал его отношение к себе. И хотя между ними никогда не было стычек, но "Михалыча" он слушался беспрекословно. И вообще у Болтова была какая-то внутренняя сила убеждения. Никакими особенными физическими данными он не обладал, всегда слыл тихоней, но заставить подчиниться себе "Михалыч" ох как умел! Не случайно же женился на самой красивой девочке на факультете... Эх, Катерина, Катерина... Вдруг взгрустнулось Болтову. Он прилег на кровать и забылся коротким и тревожным сном. Ему снились Биржа труда, глупая сопатая баба, бывший шеф, нервный бухгалтер. Снился Политех, покойный уже преподаватель по технологии машиностроения, вот он Алексей снова сдает экзамен, снова переживается напряжение и вот она заслуженная "пятерочка"!... Жаркие объятия Катерины... И тут в дверь постучали...видения исчезли, Алексей вздрогнул и проснулся. На часах было половина седьмого. Стук повторился, значит, не приснилось, промелькнуло в голове у Болтова. Он вышел из отсека, подошел к двери, прислушался, за дверью было тихо. Катерина, Юлия Позвал Болтов. Минутку, сейчас открою! Щелкнув замком, он толкнул дверь, но за дверью никого не оказалось. Он вышел в коридор огляделся, в тусклом свете лампочки по стене скользнула какая-то тень. Подождав несколько мгновений Болтов, вернулся в отсек. Наверное, скоро придут, подумалось Алексею. И тут на него невзначай нахлынули детские воспоминания. Он вспомнил, что, придя, домой из школы и, ожидая мать с работы, он вот точно так же слышал, иногда стук в дверь, а иногда звяк ключей в замочной скважине. Уже много позже, в студенческие годы, читая на досуге весьма популярный в те годы журнал "Наука и религия", Болтов натолкнулся на интересную заметку о том, что подобные явления были известны еще со времен седой старины и у нордических народов назывались -- энтаинен. Т.е. дух -- разведчик, который идет впереди человека и предупреждает его об опасности, а близких о приближении родственника, например главы семейства возвращающегося с охоты... В дверь снова постучали. Болтов встал с дивана снова накинул халат и не найдя тапок поплелся в тамбур, там уже стояли его жена и дочка, обе взвинченные и чем-то явно озабоченные. Ну вот finita la comedia, сказала Катерина, отчислили твою дочку... За что -- почти машинально спросил Болтов. А ты не догадываешься -- злобно отпарировала жена... Дочь в это время тихонько всхлипнула... За неуплату за обучение за будущий семестр! Уже авансом брать стали -- стараясь сохранять спокойствие, осведомился Алексей. А ты с Луны свалился -- все, распаляясь, отвечала Катерина. Болтов молчал, не желая накалять обстановку. И они все, втроем не раздеваясь, прошли в комнату. Как, кстати у тебя с работой - уже почти спокойно спросила Катерина Алексея. Получил направление в Рудоуправление, чувствуя, что гроза миновала и, набираясь оптимизма, начал рассказывать Алексей. Зарплата, правда, не очень, но говорят, что не задерживают. Ездить, правда далековато и с транспортом бывают проблемы, ну, да где наша не пропадала... Понятно, перебила его Катерина. Завтра утром на собеседование, еще больше приободрился Болтов. Ты там смотри, не умничай, мрачно посоветовала жена, это тебе не твой завод с научным уклоном, знаешь, кто там работает.. Больше слушай, чем говори и не перечь этим упырям из отдела кадров, впрочем, не мне же тебя учить. Ты у меня воробей стреляный. * * * На другое утро, проснувшись раньше обычного, Болтов поспешил на собеседование. Еще было темно, жена и дочь мирно посапывали, досматривая самые сладкие женские сны, а наш неугомонный инженер поспешил на троллейбусную остановку, желая выбраться из города без толчеи и суматохи. До конечной он добрался на удивление быстро. Вышел из троллейбуса, осмотрелся, народу еще было мало, и он окрыленный надеждами поспешил на остановку автобуса, который первым рейсом должен был доставить его к возможному будущему месту его постоянной работы. Солнце только еще собиралось показаться из-за далеких Крымских гор, как на остановку звеня и постукивая на стыках, подкатил...самый обыкновенный... трамвай... Болтов слегка опешил... Откуда здесь трамвай!.. пронеслось в его еще не совсем отошедшей после сна голове. Ведь вчера же еще его здесь не было!.. Или я вчера сев в автобус не заметил вновь проложенных трамвайных путей и опор.. Власти этого города, продолжал рассуждать Болтов -- канальи, давно обещали восстановить трамвай, как говорила желтая пресса, желая извлечь для себя из этого выгоду и вот, поди, ж ты -- таки проложили, даже не поставив об этом в известность потенциальных пассажиров, даже не разрекламировав, этот по существу, туристический аттракцион! О нем даже не сообщил известный городской таблоид!.. Но, однако, трамвай был самый, что ни на есть реальный и Болтов, чтобы не ждать автобус, быстро запрыгнув на подножку великолепно выполненного римейка старинного трамвая, углубился в середину салона диковинной машины и занял место у окошка. Потом в вагон начали заходить другие люди. Болтов исподволь с интересом рассматривал своих попутчиков. В основном это были люди не молодые, скверно одетые, а одна из попутчиц показалась ему знакомой. Ба! Вот это встреча, чуть было не подпрыгнул Болтов! Эта та самая глупая и сопливая баба из очереди на бирже, наверное гостила у родственников, ничего не нашла в городе и возвращается к себе домой -- предположил Алексей. И тут неожиданно прервав размышления Болтова, трамвай тронулся. Где-то под полом вагона загудели мотор-редукторы и трамвай, покачиваясь и вздрагивая начал набирать скорость. Солнце уже показалось из-за леса, и Болтов с интересом стал рассматривать проплывавший мимо пейзаж, но, что-то было не так, как вчера, когда Алексей впервые ездил на собеседование. Вероятно, трамвайные пути проложены в стороне от автодороги, поэтому и пейзаж за окном воспринимается по-другому, подумалось Болтову. Но тут его мысли прервала первая после конечной остановка трамвая. В вагон с трудом поднялся полный и важный кондуктор в форме с большой сумкой на животе, на которой пестрели разноцветные билетики. Граждане покупаем билетики! -- зычным голосом объявил кондуктор. Надо же подумал Болтов вот так реконструкторы, вот так увлеченные люди -- все в мелочах воспроизвели -- хоть кино снимай! И сам тоже встал в очередь за разноцветными билетиками. Добродушный кондуктор собирал медяки и отсчитывал билеты, кому синий, кому красный, кому желтый, кому по одному, а некоторым и по несколько. Подошла очередь и Алексея. Вам, до какой остановки - блеснув круглыми очками, спросил кондуктор. До конечной. - ответил Болтов. Тогда с вас пятьдесят копеек, торжественно сказал кондуктор и оторвал Алексею розовый билетик от одного из своих многочисленных рулончиков. Болтов подал в руку кондуктору медяк достоинством пятьдесят копеек и направился на заднюю площадку вагона, так как его место уже кто-то занял. Однако, не успел он протиснуться в конец вагона, как услышал недовольный голос кондуктора -- Гражданин в сером плаще вернитесь! Ничего, не подозревая Болтов опять протиснувшись через полвагона, и наступая на чьи-то ноги в кирзовых сапогах, вернулся к кондуктору. Гражданин, а это что за дензнак Недоуменно вопросил к Болтову кондуктор, и казалось, что даже его круглые старомодные очки в потертой оправе полезли на лоб. Это -- переспросил Болтов. Это пятьдесят копеек, точнее "пьятьдесять копийок" с недоумением сказал Болтов. Кондуктор продолжал оторопело разглядывать медяк, и его лицо выражало такую беспомощность, что Болтову, стало, даже жаль старика. Да я вам сейчас все объясню, сказал Ботов, наклоняясь к кондуктору... Пока Болтов доказывал кондуктору, что деньги не фальшивые, демонстрируя лицевую и обратную сторону медяка, он в ряд ли заметил, как тот уже рыскал глазами по салону в поисках кого-то, о ком Алексей даже не подозревал, но никого не найдя как-то обмяк, ссутулился и выдал Болтову, злополучный билетик до конечной. Так незаметно они проехали три остановки, трамвай совсем переполнился, и новые пассажиры ехали уже даже и на подножках. Зажатый со всех сторон Болтов, так и остался рядом с кондуктором и даже помогал ему продавать билетики, передавая деньги из разных концов салона. Будучи наблюдательным, от природы Алексей заметил, что деньги он передает кондуктору, мягко говоря, странные. Пятаки были из желтого, а не из белого металла, а полтинники наоборот. Притом выглядели эти деньги не так чтобы уж очень, но до боли знакомо... Ай да реконструкторы подумал Болтов, но смутная тревога уже поселилась в его сердце. Откуда столько добровольцев -- внутренне ухмыляясь, подумал Болтов, это же они полгорода сюда согнали -- ну и размах достойный лучшего применения! Это же где столько реквизита набрали О трамваях уже молчу, снова подумалось Болтову. Но из глубины сознания уже всплывали другие мысли, а невероятная тоска и почти животный страх уже начали безотчетно сковывать душу Алексея. В дни юности безмятежной Болтов, как и многие другие его сверстники, увлекался научной фантастикой. Не пропустил он и Герберта Уэллса и Жюля Вэрна, да собственно с них он и начинал, как горячий поклонник фантастической литературы. Потом были Станислав Лэм, Стругацкие... Попадались и более экзотические тогда Рэй Бредбери и Артур Кларк... В этом тесном старинном трамвае везшем его в неизвестность, Болтов вдруг начал вспоминать имена мэтров мировой фантастики. К чему бы это Вдруг спохватился Алексей. Тем временем трамвай уже подкатил к конечной и из него на песчаную насыпь стали выходить пассажиры. Почти последним находясь в какой-то прострации, вышел на свеженасыпанный речной песочек и Болтов. Оглянувшись по сторонам, он заметил, как последним сходит с трамвая кондуктор и, кряхтя, направляется в подобие киоска с надписью "Милиция". Киоск был расположен справа от ворот и какой-то проходной, над которыми на двух высоких шестах, как девиз, красовалась большая надпись из вырезанных из стального листа и окрашенных в ярко-красную краску букв прикрепленных к тонкой проволочной сетке: "Коломенский паровозостроительный завод"!!! У Болтова подкосились ноги, и зашумело в ушах. Перед меркнущим взором поплыли видения. Кондуктор, сопливая баба, биржа труда, Герберт Уэллс... Очнулся он уже в этом самом киоске с надписью "Милиция". Кто-то заботливо поливал его из графина водой, отчего и волосы на голове и воротник были мокрыми. А слабые у вас оказывается, нервы ехидно заметил кондуктор. Тем временем участковый внимательно рассматривал Болтова. Так говорите, монетку вам пытался всучить ненашенскую И еще доказывал, что она не фальшивая добавил кондуктор. Час от часу не легче сказал участковый. Предъявите документы, потребовал участковый. Болтов беспрекословно повиновался. Раскрыл барсетку и выложил на стол все свои документы. А участковый стал их внимательно изучать... Через некоторое время глаза милиционера полезли на лоб, а волосы или вернее сказать, то что от них осталось стали подниматься дыбом. Ты, что сам нарисовал эти бумажки! - еле выдавил из себя участковый. Нет не сам -- отпарировал Болтов, в милиции выдали, там же все написано! Число месяц и год рождения! - уже почти рявкнул участковый. Двадцать шестого апреля одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года испуганно ответил Болтов. А температуру ты сегодня мерил с издевкой спросил участковый!... Ты кого обманывать собираешься!... А может быть он пьян, гражданин начальник, услужливо вставил кондуктор или может быть, анаши обкурился Да, нет Васильич, обратился уже к кондуктору участковый, тут все похуже. Это, похоже, баальшая провокация, направленная против нашей молодой Республики Советов! И тут до Болтова стало потихоньку доходить вся нелепость и безнадежность его положения. Он незаметно ущипнул себя под столом, за ногу, но боль, хотя и несколько нехотя, но отозвалась. Значит, не сплю, решил Болтов. Тогда что Тогда одно из двух, либо кома и мне все это видится... Либо... А что собственно либо... Старик Уэллс прав!... Тогда это еще хуже, хотя, конечно кома тоже не сахар, лихорадочно соображал Болтов. И сделав невинное лицо пока участковый куда-то звонил, он спросил, какое сегодня число, на что кондуктор машинально ответил: "Пятница, тринадцатого мая тысяча девятьсот двадцать шестого года"... И Болтов со стоном схватился за голову. Ну, что, Алексей свет Михайлович Вот и конец тебе пришел, с легкой самоиронией подумал Болтов. Приведут тебя пред ясны очи начальника губернского или какого там еще ВЧК, потом посадят в кутузку, выбьют показания, что ты петлюровец, украинский националист и английский шпион, осудит тебя "троечка" и утречком... Эта немая сцена продолжалась несколько минут. Тишину нарушил милиционер: "Ну, вот ЧК приедет -- она и разберется, что к чему и, что ты за птица к нам залетная". Несмотря на означенную блюстителем дату, в которую занесло Болтова, старенький грузовичок "Фиат", прошедший еще Первую мировую войну, прибыл довольно быстро неся на себе взвод солдат и командира, в качестве пассажира в крытой брезентом кабине. Быстро спрыгнув на землю, несколько солдат быстро окружили милицейскую будку, а остальные оцепили близлежащую территорию. В сопровождении двух конвойных и командира отделения Болтова вывели из будки, посадили в грузовик и повезли в ближайшее отделение этой "интересной" организации. А часть солдат осталась охранять территорию. Несмотря, что город Коломна в те годы был, сосем не большой, добирались, как показалось Болтову, довольно долго, тряслись на ухабах, проезжали какие-то грязные площади. Наконец грузовик резко затормозил, так, что Болтов и солдаты через низкие борта чуть было, не выпали из кузова. При высадке из грузовика Алексей нечаянно подвернул ногу, и солдаты не ввели, а втащили его в отделение. Пройдя по гулкому длинному коридору, они вошли в полутемную приемную без окон. На столе у секретаря горела тускловатая лампа Эдисона, которая освещала хмурое лицо службиста, сосредоточенно работавшего с аппаратом "Бодо". Конвоиры усадили Болтова на потертый кожаный стул напротив сурового секретаря, а сами с винтовками разместились по бокам. Через некоторое время из кабинета раздался настольный звонок. Конвоиры подняли хромающего Болтова и втащили в кабинет. Кабинет показался Алексею еще мрачнее, чем приемная. Вся комната была задрапирована темно-красным бархатом -- как в Мавзолее промелькнуло у Болтова. За столом сидел следователь, на столе у него лежал "наган", дулом обращенный к Алексею, ярко светила настольная лампа и в барабанчике револьвера поблескивали головки патронов, из чего Болтов заключил, что "наган" заряжен. Следователь, вопреки мрачным ожиданиям Болтова, был настроен дружелюбно. Он рассматривал документы Болтова и был несколько в недоумении. Первый раз такое вижу! -- изрек, наконец, следователь. Или совсем документы разучились подделывать... Или... А вы, что по этому поводу скажете... Обратился он к Болтову. И Алексей, ранее, никогда, не будучи ни арестованным, ни даже задержанным, простодушно начал свой рассказ. По мере того как Болтов доходил в своей истории до момента задержания на конечной остановке трамвая следователь все более мрачнел. Слышал "сказки", бормотал себе под нос чекист, но такие Значит, вы не помните, как оказались у нас Значит, говорите, что в Севастополе живете Мы навели справки, такого адреса не существует и завода такого, на котором вы работали, нет, и не было, как впрочем, нет и предприятия, на которое вы якобы получили направление. Тут Болтов селезенкой почувствовал, что дальше будет "специальная комната допросов", где ему, скорее всего, выбьют зубы и переломают ребра... Он неплохо знал историю и понимал, что если он и дальше будет излагать свою "историю", то именно этим дело и кончится, а может быть даже и хуже... Гражданин начальник, с силой выдавил из себя Болтов, я кажется, могу доказать свою правоту. И как же уже насмешливо и без интереса спросил следователь Я готов сотрудничать со следствием! Это серьезное заявление! -- оживился чекист. Вы отдаете себе отчет в своих словах Полностью! -- уже с оптимизмом в голосе -- подтвердил Алексей. Таак, и как же это будет выглядеть - после некоторой паузы задумчиво спросил следователь. -- Гражданин начальник, у меня есть небольшая просьба! -- Излагайте -- Не могли бы вы отравить мои документы на экспертизу -- Мы немедленно это сделаем и без вашей просьбы, ответил ему следователь, Что вы еще можете сообщить Меня интересует все: пароли, явки... -- Меня направили на... тут Болтов запнулся, на Паровозостроительный завод, для внедрения в коллектив и добычи необходимой нашей фирме информации. Я... сказал Болтов, промышленный разведчик. -- У нас это, без разницы уже начиная скучать, отозвался следователь. Надеюсь, что вы об этом знаете, и пощады вам все равно не будет. Вот у меня внутреннее чувство, что вы гражданин Болтов мне все равно врете, даже больше врете, чем в первый раз. Ладно, продолжайте, по крайней мере, это у вас складно получается. -- Меня послали получить разведданные о тепловозе Гаккеля -- Щэл-1, импровизировал, Алексей. Рудольфу Дизелю подобный проект не удался. У вас это первый в мире реально действующий дизель-локомотив! -- Опять не верю, почти перебил его следователь. Плохо же у вас там работают. Этот тепловоз построили два года назад, и он не является таким уж секретом. Статьи о нем проходили в журналах у нас и за рубежом, и ваша служба не могла об этом не знать. Тут следователь закурил, встал и начал ходить взад вперед по кабинету рассуждать вслух. Допустим, что вы не лжете, тогда откуда эти дурацкие документы... А может действительно...Он на минуту остановился и затянулся,... Может быть действительно вас внедрить на этот завод...Чертовщина какая-то... Внедрить, а там мы уж точно узнаем, что вы есть за птица. На заводе у нас есть надежные люди -- старые большевики-подпольщики -- они с вас глаз сводить не будут, будете жить, и трудиться на заводе, посещать явочные квартиры и в один прекрасный момент мы всех вас сцапаем. И попробуйте только сбежать! Расстреляем на месте! А пока, мне надо сообщить о вас в Москву, не имею права не сообщить, опасный вы человек. Уведите его в КПЗ, сказал следователь конвоирам. Думаю, что дня через три мы таки начнем эту игру. Тяжелая, кованая дверь одиночки с лязгом захлопнулась за Болтовым, но как ни странно, настроение у него было приподнятое и он еще не мог понять почему. Действительно, думал Болтов, могло бы ведь быть и хуже! Вспомнить хотя бы только судьбу Локкарта, его за невинное фотографирование расстреляли, а был или не был он шпионом так ведь до сих пор и не известно, и пытали его сильно и ничего не добились, а потом все равно расстреляли -- большевики одним словом. А здесь введут в игру, кончено все равно ничего не найдут, ну да хоть время потянем, а там, глядишь, как-нибудь образуется, размышлял, уже засыпая Болтов. Но три дня ему ждать не пришлось. Дело было уж больно нестандартное. К утру из Москвы прибыла целая группа оперативников с Лубянки. И Болтова снова повели в этот самый кабинет. Кабинет был переполнен людьми в штатском и в форме. Они наперебой спорили, разглядывая скромные пожитки Алексея, и внимательно изучали документы. Да, говорил один из них, такие ксивы вижу впервые, да еще этот герб, да еще и дата! Такой герб только у желтожупанников в Гражданскую был!.. А дата, вы только посмотрите на дату -- это же конец двадцатого века! А направление-то на это так называемое Рудоуправление уже за...двадцать первый! Галдели наперебой чекисты... Наконец они поутихли. Может шлепнуть его в подвале и замять дело -- мрачно пошутил один из сотрудников, отчего у Болтова неприятно занемели ноги. Ну расскажите нам гражданин обвиняемый в шпионаже против социалистического государства, с какой целью, ну вы нас понимаете... И Болтов изложил все, тоже, что до этого битый час рассказывал коломенскому следователю. Воцарилась немая сцена... Бред! -- прервал тишину один из приезжих, видимо старший по должности. Но складно, надо сказать, товарищи! Отведите арестованного в камеру, распорядился чекист из Коломны. В кабинет по звонку на столе снова вошли конвоиры и опять отвели Болтова в сырой и темный полуподвал в одиночную камеру. А в это время в кабинете следователя снова незаметно разгоралась дискуссия. Так, документы мы ему, похоже, сделаем, дня за три!.. Это долго!... Надо за день!... Не получиться -- технически не возможно... Кто-нибудь в городе пронюхал об этом Болтове!... Да нет, пока не слышно. Только Маня, да Васильич-кондуктор!.. Это наши сотрудники!...Это хорошо!.. И чтобы никто ни сном не духом! Дело на контроле у товарища Дзержинского!!!... ...Трое суток провел Алексей в тревожном ожидании свой участи. Минуты страха сменялись минутами отчаяния, потом наступал период некоторого успокоения. Три раза в день караульный приносил баланду, довольно гадкого качества, но занятый мыслями и догадками Болтов проглатывал ее, не замечая. Зачем меня держат здесь, думал Алексей, для того, чтобы на следующий день расстрелять... Но проходил еще один день и ничего не изменялось, караульный так же приносил баланду... Но утром четвертого дня за Алексеем пришли. Ну, вот и все промелькнуло у Болтова, повели!.. Однако, Алексей с конвоирами поднялись на тот же этаж и в тот же кабинет из которого его отвели в этот сырой подвал. За столом сидел все тот же следователь, однако кроме него в кабинете было еще несколько людей в штатском -- два молодых парня в костюмах, молодая приятной наружности девушка в красной косынке и пожилой человек в очках и с усами. Все они строго и испытующе смотрели на Алексея. Следователь приказал конвоирам выйти. Так вот уважаемый гражданин Болтов, официально обратился к нему следователь. Наша организация не имела права упустить такой редкостный случай использовать вас для раскрытия глубоко законспирированной контрреволюционной шпионской сети на Коломенском заводе. Да, наши враги действительно интересуются успехами нашего самого передового в мире тепловозостроения и в зарубежных технических журналах уже есть публикации о попытке постройки копий нашего локомотива. Поэтому, уж не обессудьте батенька, выбора у вас все равно нет, и мы будем использовать вас как агента под прикрытием, а проще говоря, как наживку для выявления враждебных элементов. Для этого мы создали вам легенду и фальшивые документы, на имя Алекса Майкла Болтоффа -- эмигранта, но не белоэмигранта, вы эмигрировали еще при царе, но симпатизируете Советской власти, поэтому согласились приехать к нам из США поработать по контракту. Наши товарищи Маруся и Петрович, разъяснят вам детали. И подпишите вот эту бумагу. Следователь протянул ее Алексею. И Болтов углубился в чтение, потом дрожащей рукой подписал ее, поставив небольшую кляксу, чем вызвал сдержанное хихиканье Маруси и всех сотрудников. Но нашему инженеру было не до смеха, потому, что в бумаге было написано, что он, Болтов Алексей подписывается в том, что в случае невыполнения условий этого документа, будет отдан под суд Революционного трибунала и расстрелян. А из всего содержания самого документа и "душеспасительных" наставлений товарищей, выходило, что рано или поздно оно так и будет, вне зависимости от исхода операции по разоблачению врагов "молодой Республики Советов"... Из мрачного кабинета следователя, Алексея повели эти теперь новые его знакомые Маруся и Петрович, но не обратно в камеру, а на улицу. Очутившись после многодневного заточения в сыром подвале на воздухе Болтов ощутил даже легкое головокружение и слепоту, но, быстро справившись с этим, побрел вместе со своими "попутчиками" к все к этому же грузовому "Фиату", который был теперь накрыт брезентовым верхом. Затолкав Алексея в кузов, Маруся и Петрович, на удивление быстро вскарабкались в него и сами. Нас ни кто не видел -- осведомилась Маруся у Петровича Вроде нет, с нотками сомнения в голосе ответил ей Петрович. И "Фиат" снова заколесил разбитыми улочками, пересекая грязные площади, и перед тем как въехать в ворота Коломенского завода, Алексею приказали лечь на пол кузова и укрыться брезентом. Кузов ТАКОЙ машины все равно бы не досматривали, но Маруся и Петрович были большими перестраховщиками. Подъехав к зданию заводоуправления, "Фиат" несколько раз разворачивался пока не подъехал почти вплотную к подъезду черного хода. Ваше появление на заводе никто не должен заметить объяснила Маруся Болтову, до тех пор, пока мы официально не представим вас руководству. Да, но машину ведь наверняка многие уже заметили, возразил Алексей. Ну и что с того, ответила уже с некоторым раздражением Маруся. Мы часто сюда приезжаем для доставки секретной корреспонденции. К нам уже привыкли и теперь ваша и наша задача незаметно проникнуть в пристройку заводоуправления для командированных, где для вас уже приготовлены апартаменты. Вы же теперь у нас иностранец! Петрович пойдет на разведку, продолжила Маруся и проверит, не шатается ли кто сейчас по коридорам. Петрович, кряхтя, соскочил с кузова и нехотя зашел в здание, через приметно минуту он вернулся и вполголоса сказал: "Пока тихо, давайте быстрее!"... После этого Маруся и Болтов соскочили с машины, Болтов соскочил первым и хотел подать руку Марусе, но она грубо отвергла это, бросив на ходу, что сейчас не время церемониться и они все втроем быстро зашагали по гулким коридорам здания. * * * Пройдя по длинному коридору и не встретив никого на своем пути Болтов, Маруся и Петрович свернули налево в коридорчик флигеля. Освещения в нем не было и Петрович, чиркнув спичкой, осветил на несколько секунд большую старинную замочную скважину. Потом, засунув руку за пазуху, вытащил ключ, и уже на ощупь вставил его в скважину, и все трое очутились в просторном двухкомнатном гостиничном номере. Ух, ты! -- нам бы с Катериной да такую квартиру, промелькнуло у Болтова. В номере были туалет, душ, комната для разогрева пищи, а две раздельные комнаты представляли собой спальню и кабинет. Вот располагайтесь! -- мистер, Болтофф, радостно воскликнула Маруся. Даа, апартаменты хоть куда, вторя ей, пробубнил Петрович. Болтов заворожено ходил по комнатам, разглядывая дорогую мебель и старинные книги в кожаных переплетах. Он присел за рабочий стол, обмакнул ручку в чернила, затем постучал по клавишам пишущей машинки, машинально набрав свою фамилию и погладил рукой холодный полированный арифмометр... А вот этого делать не стоит сухо заметил Петрович, Болтов вопросительно на него взглянул. Вы набрали свою прежнюю фамилию, да еще и по-русски, в ваших же интересах этого делать категорически нельзя, вы же помните -- провал, и...что будет дальше... Болтов поник. Ну, ничего привыкните, ободрил его Петрович. Вот вам документы -- изучайте, входите в роль. И вот вам совет -- когда не знаете, что сказать, то лучше промолчите, вы же еще "пльохо говорить по-русски". Понятно... Болтов кивнул и глупо улыбнулся. А теперь мы вас оставляем, при случайной встрече на людях -- мы вас не знаем, а вы нас, но насколько это будет возможно, мы будем навещать вас. И никакой самодеятельности, гражданин, Болтов. Утром к вам придут люди директора завода и вас поведут на встречу, для знакомства с заводом. И Маруся с Петровичем тихо как бы крадучись исчезли во входной двери номера. Рано утром Алексея разбудил громкий телефонный звонок. Мистер Болтофф, проскрипело в трубке, вас ждут на утреннее заседание директор, нашего завода, а так же партийный и профсоюзный актив! Заседание через полчаса, не опаздывайте! Well, very well! - ответил Алексей и повесил трубку. Сборы были недолги, так как он принял душ еще вчера. Умывшись и одевшись Болтов или Болтофф, это уже как вам теперь будет угодно, уселся за рабочий стол и стал ждать делегацию. Но прошло пять минут, потом десять, затем пятнадцать, но никого не было. До заседания осталось всего четверть часа и Алекс на свой страх и риск, решил отправиться на заседание сам. Он отворил дверь номера тяжелым старинным бронзовым ключом и тихо вышел в коридор. Поднявшись на второй этаж, Алекс сам нашел тяжелую дубовую лакированную дверь с надписью -- "Приемная", несколько раз постучал и на "Войдите!", зашел в приемную, в которой кроме секретаря, а это...был Петрович, никого не было. Сдержав в себе первый эмоциональный порыв, Алекс изрек: "I am mister Boltoff!" Да, да ответил "секретарь", мы вас давно ожидаем. Тут Болтов "возмутился", что, как оказалось позже, он сделал это далеко, не зря, ведь его проверка продолжалась. Я, есть миста Болтофф, почти закричал Алексей, мне звонить телефон!.. Успокойтесь, успокойтесь, сказал, подмигивая ему, Петрович. Заседание, непредвиденно прошло раньше, директор и товарищи отбыли в цех. А вы присаживайтесь, еще только 9 утра. Болтов присел и нервно забарабанил пальцами по ручке кресла. Петрович, как ни в чем не бывало, вложил два листа с копиркой в каретку пишущей машинки и начал медленно и отрывисто печатать "двумя пальцами", какой-то документ. Через несколько минут в коридоре послышались гулкие шаги нескольких человек. Дверь в приемную отворилась, вошел директор, а за ним целая свита товарищей. Они с шумом прошли в кабинет, а Болтов вопросительно взглянул на секретаря. Петрович неторопливо встал из-за стола и без стука прошел в кабинет директора. Через несколько мгновений за дверью послышалось оживление, потом секретарь вернулся и сказал: "Мистер, Болтофф, вас желает видеть правление завода!" Дверь отворилась, и Алексей свободной и несколько фривольной походкой зашел в кабинет, как в ЧК мелькнуло у него. Но директор со товарищи были настроены очень дружелюбно, а настроение было приподнятым. С приездом вас мистер Болтофф, сказал директор. Мы рады видеть вас и рады использовать ваши знания и опыт для развития и дальнейшего процветания нашего молодого государства! Присаживайтесь! Болтов, как ему показалось, изящно сел на старинное резное кресло напротив директорского стола и все, включая директора, уставились на него. Надеюсь, вы уже знаете, чем занимается наш завод -- спросил директор Да, ответил Болтов, на нарочито ломаном русском, мне сообщили, что ваш завод занимается локомотивы. Да, это правда, сказал директор, а компания товарищей за директорским столом оживилась. Нам требуется ваша помощь. Вы кто по профессии Я плохо говорить по-русски, ответил Алексей. В Гарварде я изучал физик, чемистри, механик... Я думаю, что вы сможете быть нам полезны, прервал его директор. Думаю, что завтра вы сможете безотлагательно приступить к работе. Вы свободны мистер Болтофф, а мы здесь еще посовещаемся. Болтов встал, кивнул и сказав: "Good bay!", отправился в свой номер. Ну, как он вам, как только дверь, за Болтовым закрылась, спросил директор, рассевшихся по обе стороны стола торцом приставленного к директорскому, руководящих сотрудников завода Вроде специалист, сказал один из заместителей. Посмотрим, каков он в деле этот иностранец добавил другой. Мы ведь уже как-то приглашали иностранца, добавил третий, а оказалось, что шарлатан, да к тому же из наших из "бывших"... Даа, беда с этими "специалистами", вздохнул четвертый... В общем так, как бы подводя итог столь короткого совещания, резюмировал директор, глаз с него не сводить, к тому же наши товарищи из ЧК сообщили нам, что на заводе действует белогвардейское подполье, возможно, что этот наш "Болтофф", тоже из "бывших" и прибыл к нам так же с целью разведки и вредительства. На этом совещание было закрыто, и все командиры производства разошлись по своим цехам. * * * Вернувшись в свой номер, Алексей взялся за изучение секретных инструкций, что он должен делать, да как... Он должен был их изучить еще вчера. Но к удивлению Болтова сделал он все правильно, интуиция не подвела, да и не даром же Алексея в студенческие годы считали одним из наиболее заядлых любителей детективных романов. Да и читать как-то не хотелось, к тому же в инструкциях не было четко указано, чем же он должен конкретно заниматься. Завод был паровозостроительный, а Болтов был прибористом, какое может быть приборостроение на паровозостроительном заводе Манометры, пирометры...эти заводы получают готовыми с других заводов, может быть, я буду представителем по приемке или инженером по поверке таких приборов... И размышляя, таким образом, Алексей незаметно уснул. Утром его снова разбудил телефонный звонок. Мистер Болтофф, вам, необходимо явиться к директору! Остатки сна развеялись как утренний туман. Ну, вот и посмотрим, чем я буду тут заниматься, с бодростью подумал Болтов. Минут через десять он уже был в кабинете. "Good morning, sir!" поприветствовал директора Болтов. Директор поморщился и ответил я вам не сэр. На что Алексей глупо улыбнулся. Ну да ладно ответил директор и стал звонить по телефону. Васильич, принимай пополнение -- иностранный специалист -- мистер Болтофф! Веди-ка его в нашу лабораторию, раз он называет себя прибористом, пусть покажет, на что он способен. Сейчас буду, проскрипело в трубке. Через пять минут в дверь кабинета директора ввалился... Котовский... Болтов опешил и про себя подумал, прямо таки конкурс двойников. "Котовский", протянул Болтову руку и представился Петр Васильевич Быков, на что Болтов ответил: "Алекс Майкл Болтофф". Ну, вот и познакомились, улыбнулся директор. Я пльохо говорить по-русски предупредил Алексей. Ничего сказал Быков, обвыкнешься. И они, покинув кабинет директора, отправились в лабораторию. Лаборатория находилась в другом здании, и им пришлось, пройти через широкий заводской двор, по которому, по рельсам, спрятанным в брусчатке, взад-вперед ходил паровоз. Индикаторную диаграмму снимают, сказал Быков. Болтов сделал вид, что не понял. Когда они уже подходили к маленькой двери слева от больших ворот цеха, Быков и Болтов снова посмотрели на локомотив, на его левом цилиндре, действительно был установлен индикатор и навешена люлька, в которой сидел лаборант и снимал диаграмму. Они прошли в здание цеха и направились в лабораторию. Ну, вот ваше рабочее место сказал Быков. "Yes" - ответил Болтов. Оборудование в лаборатории показалось Болтову до боли знакомым. Это были все те же твердомеры и ударомеры, которые он изучал в институте, только были эти приборы уж очень старинные. Был там и микроскоп, для точных измерений и изучения микрошлифов. Но всего более поразил Алексея большой новый блестящий сежей краской прибор, да не прибор, а целый агрегат подумал Болтов. Вот не знаем, как с этой штукой управляться с досадой в голосе сказал Быков. У шведов купили, говорят, что диаграммы замерять, а что к чему... Болтов подошел поближе к прибору, и тут его осенило, это же прибор для измерения площади диаграммы, т.е. для определения истинной работы цилиндра. "Give me please a diagram" - попросил Болтов. Не, ты мне по-русски говори, а то я чего-то по иностранному не знаю, почесал затылок Васильич. Тут Болтов стал мысленно "переводить" с английского на ломаный русский, как и предписывала инструкция. "Дайте мне, пажалюйста, эээ... диагам" - попросил Болтов. Ну, так бы сразу и сказал, ответил Быков, порылся в выдвижном ящичке прибора и вытащил квадрат миллиметровки с жирно выведенной замкнутой линией. Болтов осторожно взял индикаторную диаграмму вложил на предметную доску прибора, взглянул в окуляр и начал наводить перекрестие на "ноль", потом установил на ноль и лимбы координат. У Васильича за спиной замерло дыхание. Щелкая лимбами Болтов, аккуратно обошел всю кривую, потом, собрав данные по лимбам, Алексей по инструкции, написанной на аппарате по-шведски, но Болтов понял все, интуитивно и подставил данные в формулы и выдал результат Васильичу. Васильич порывшись в боковом внутреннем кармане, достал засаленную записную книжку и... сверил данные. Опять проверка подумал Болтов! Ай, молодца! Не удержался Васильич. Все совпало! Так, что вы мистер Болтов теперь равноправный член, нашего коллектива, на что Алексей коротко ответил -- "Yes, sir!"... На что Васильич, поморщился... Теперь Болтов чувствовал себя уже менее скованно. И они с Васильичем, пошли осматривать святая святых завода -- экспериментальный тепловоз Щэл -- 1. Сверкая свежевыкрашенными боками, тепловоз стоял в отдельно выстроенном для этого ангаре. Сейчас мы пройдем к главному инженеру проекта, сказал Васильич, и они прошли в подсобное помещение ангара. Вот знакомьтесь, это наш иностранный, американский консультант, познакомьтесь -- мистер Болтов, а это товарищ Гаккель главный конструктор и инженер и мать родная этого локомотива, будете ему помогать, а я вас оставлю, надеюсь, вы найдете общий язык, сказал Васильич и вышел через другую дверь подсобки на улицу. И Болтов на ломаном русском языке и дрожащим голосом начал рассказывать Гаккелю свою легенду. Конструктор сначала слушал внимательно и серьезно, но потом по его лицу пробежала тень усмешки. Болтов это сразу почувствовал, но виду постарался не подавать, подумав, это очень проницательный человек, все, что я о нем читал раньше -- правда, он меня быстро расколет и доложит директору, а тот в ЧК и... дальше продолжать размышления в том же духе, ему не хотелось. Но Гаккель был настроен дружелюбно. После разговора он предложил Болтову запустить тепловоз и "прокатиться" по территории завода. На что Алексей с радостью согласился. Гаккель позвонил куда-то по внутреннему телефону и отовсюду, как из-под земли появились рабочие, инженеры и техники, к нему подошли так же машинист-испытатель и техник-помощник. И Гаккель, Болтов, машинист и помощник поднялись на тепловоз. Они собрались в кабине, больше напоминающей кабину вагоновожатого трамвая, да и многие приборы в ней назывались еще по трамвайному, например ручку управления -- не "контроллер машиниста", как в наше время, а румпель -- как на трамвае и т.д. Гаккель торжественно повернул рычажок пуска двигателя, после чего тепловоз задрожал, в кузове послышался гул, и на полу кабины стала ощутима вибрация. Потом он повернул румпель на первую позицию, пол начал как бы слегка уходить из под ног, а ворота ангара, которые были видны из кабины стали медленно удаляться -- тепловоз тронулся... Походив назад и вперед на скорости не большей скорости пешехода, по упрятанным в брусчатку рельсам территории завода, тепловоз вернулся в ангар. После остановки дизеля Гаккель вопросительно взглянул на Болтова. Алексей, потупившись, молчал, в дизелях он не разбирался, но работа некоторых приборов, его, мягко говоря, удивила, особенно амперметр стрелка, которого колебалась особенно сильно, и было понятно, что не из-за вибрации, вероятно, это был прибор лабораторный и у него был слабый успокоитель колебаний стрелки. Эти и некоторые другие соображения он на ломаном русском языке изложил Гаккелю, и Болтов почувствовал, что строгий Главный одобрительно улыбнулся. Рабочий день незаметно подошел к концу и, Болтов получив наставления, для главного и документы для изучения, на русском, английском и немецком языках отбыл в свой номер. Он прилег на диван и закрыл глаза. Так, что же мы имеем на сегодня в активе... Не расстреляли, поверили, проверяют, изучают мое происхождение -- зря стараются -- все равно не поймут, как не понял и я сам. У Главного расположение. Так, что месяца на три домом и работой обеспечен и есть время подумать, как же выбираться отсюда. И за что мне такое вот наказание думал Болтов.. Работы все хотел! Ну, вот она тебе работа -- собственной персоной! А что если не так, то не обессудьте! Другой не нашлось! А может быть вообще, такому как я не место в моем времени Кому сейчас там, и Алексей вздрогнул от такой мысли, нужны прибористы Здесь они еще может быть и нужны А я инженер образца 1917 -- 1991 года, т.е. самый настоящий "совок"! Вот меня сюда и занесло -- мечтал -- получите, мистер Болтофф! И тут Алексея стал разбирать гомерический хохот, и он зарылся в подушку, чтобы никто ненароком не услышал и не подумал, что "американец" спятил. Потом, успокоившись и протерев глаза платком, Алексей снова пустился в размышления. Сбежать от них не получится, да и куда Снова сесть на трамвай и ехать до конечной Глупо! У них тут все свои... Схватят и тогда держись, буржуй! Они, кажется, хотели, чтобы я выявил им антисоветское подполье Кукиш! Хотя, его ведь можно выявлять долго и тянуть время и валять "Ваньку", как раз те самые три месяца, которые у меня есть... Или нет... И так незаметно Болтов погрузился в тяжелый тягучий сон. Снились ему Катерина и Юлия, и будто он сам лежит на своем старом потрепанном диванчике у себя в комнате в общежитии, а жена и дочь тщетно пытаются его разбудить. От такого видения Болтов, неожиданно проснулся и, встав с роскошной старинной кровати, стал нервно прогуливаться по комнате взад и вперед, часы пробили полночь. А не здесь ли кроется разгадка, подумалось Алексею.. Переутомился ты Алексей Михайлович, свихнулся на поисках работы! А ведь и Катерина предупреждала -- успокойся Алексей! Хотя, конечно и глядела иногда косо на вынужденное безделье своего мужа. Но ведь и Болтов не сдавался -- устраивался на работу, работал практически даром, его неоднократно обманывали, не платили зарплату, а Алексей неоднократно обращался в суд в поисках справедливости, и даже бывало, выигрывал. Тогда в доме был настоящий праздник, и Болтов принося, домой кругленькую сумму, чувствовал себя настоящим главой семьи! Короче, думал, Алексей, хоть я и не сторонник мистики, но произошло что-то ужасное. Юлия как-то ходила в кружок экстрасенсов и рассказывала им с Катериной на ночь, глядя, такие вещи, которые рассказывать на ночь, ну просто не прилично... Вспомнились ему и Дантовы круги ада и "Роза мира" Даниила Андреева, которую с жаром пересказывала и комментировала им Юлия и мадам Блаватскую, коей его дочь была большой поклонницей. Также всплыли в памяти и жутковатые истории об НЛО и еще много, такого о чем Шекспир когда-то сказал: "Есть многое на свете мой милый друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!"... И так размышляя, Болтов на этот раз крепко уснул. * * * Проснулся он от резкого телефонного звонка. Болтов проснулся не сразу, сначала ему показалось, что звонок ему приснился и он, посветив карманным фонариком на часы, а было полпятого утра, сладко потянувшись и перевернувшись на другой бок, снова попытался уснуть. Но звонок с настойчивостью повторился снова. Нет, это уже не сон подумал Болтов, первый раз в такую рань звонят, к чему бы это... И Алексей снял трубку. Мистер, Болтофф! -- послышалось в трубке, вам необходимо срочно подняться в правление завода! И не задавая лишних вопросов, Алексей, согнав остатки сна и приведя себя в порядок, быстро поднялся в кабинет директора. В кабинете кроме директора завода его ждали несколько человек в штатском и двое в чекистской форме. Болтов несколько опешил, но обращались с ним вежливо, предложили сесть и закурить, от курения Алексей отказался, так как не курил с роду. После некоторого молчания тишину нарушил тот, кто был в чекистской форме и постарше. Начал он торжественно. Вот, мистер Болтофф, вы удостоились огромной чести в вас заинтересованы на самом верху! С вами хотел бы встретиться сам товарищ Дзержинский! Для этого мы прибыли сюда, чтобы препроводить вас к нему на беседу. Товарищ Дзержинский поручил передать вам устную благодарность от Всероссийской Чрезвычайной комиссии и тов. Дзержинского лично. На, что Болтов на ломаном русском ответил -- "Благодарью..." и улыбнулся. Старший продолжил - На сборы вам мистер Болтофф четверть часа, а Роллс-Ройс с охраной будет ждать вас внизу у парадного. "Гости" в директорском кабинете зашумели, засуетились и стали расходиться, а Болтов с тяжелыми предчувствиями направился в свой номер. По пути его сопровождали трое в штатском и когда Алексей зашел в прихожую, то двое остались снаружи у двери по обе от нее стороны, а один, видимо старший из них прошел в номер вместе с Болтовым... На сборы у Алексея ушло десять минут, так как старший из сопровождающих почти дышал ему в затылок, когда Алексей приводил себя в порядок и справлял естественные надобности. Окончивший утренний туалет, Болтов заметил, что в номер пока он брился, зашли еще несколько "штатских", и как было видно, они производили небольшой обыск или лучше сказать небольшой осмотр помещения. Затем старший попросил Болтова взять свои вещи и сдать ему ключ от апартаментов - "Плохи мои дела" - неожиданно пронеслось у Алексея. И все вместе, Алексей в окружении штатских проследовали вниз к машине. На дорогих кожаных сидениях Роллс-Ройса его уже ждали те двое из кабинета в форме. Один из них был за рулем, а второй на пассажирском сидении рядом. Двое штатских с Алексеем сели на заднее сидение, заключив Болтова между собой, а остальные чекисты погрузились в небольшой крытый грузовичок "Форд" и вся "процессия" двинулась по тряским мощеным коломенским улицам вперед к неизвестности. Через несколько часов автоколонна добралась до Москвы, Болтов удивленно рассматривал виды столицы, которые запомнились ему со старинных фотографий. Сопровождающие невольно заметили его любознательность. Вот мистер Болтофф, сказал один из них, наша старушка Москва, грязь, извозчики, офени, покосившиеся домишки -- наследие царского режима! Но, то ли еще будет! Дайте только срок и вы ее не узнаете!.. Да уж подумал в ответ Болтов, срок вы мне сейчас точно дадите, если не хуже... И принялся рассматривать проплывающие мимо пейзажи. А "оптимист" в штатском продолжал -- оденем Москву-реку в гранитную набережную, пустим больше трамваев и самое главное, в самом скором будущем построим подземку как в Лондоне! Да что там в Лондоне! Лучше, чем в Лондоне! "И ведь построят" - озорно подумал Болтов, только вот какой ценой!.. И канал Беломорско-балтийсикй... "Yes" -- утвердительно кивнул Болтов. А, что скажете мистер, Болтофф! "I" am very, very... уважайт Советский Россия и верью, что это будет!" - убедительно отвечал Алексей... * * * Незаметно за разговорами процессия въехала на Лубянскую площадь, но остановилась не у парадного подъезда всем известного здания, а, натужно рыча моторами, подрулила к черному ходу. Солдаты выгрузились из "Форда" и оцепили близлежащую территорию, отгоняя случайных прохожих,... Сопровождающие достаточно вежливо, но одновременно и жестко втолкнули Алексея в тускло освещенный коридор и, предъявив документы, повели вверх по гулким и крутым лестницам. Надо было еще глаза завязать, мысленно попытался подшутить над собой Болтов. Несмотря на всю эту, казалось бы, удручающую обстановку настроение у него было приподнятое и даже эйфорическое. "Ну, что я теперь теряю, думал Алексей, похоже ведь я уже все потерял... Ну расстреляют...А КОГО собственно расстреливать и ЧТО можно убить...Ведь, кажется при таких вот жутких перемещениях во времени, если верить мэтрам мировой научной фантастики, тело, или то, что мы называем собственно телом в реальном (что еще считать "реальным") мире -- исчезает. И что остается... Да, ничего! Просто тень!... Так, что ты теперь дорогой Алексей Михайлович и есть -- просто тень! Так как, относительно тебя все эти люди, уже давно покойники, а для них ты еще и не родился... А как можно убить тень!... От этой неожиданно осенившей его мысли Болтов совершенно успокоился и не заметил, как его втолкнули в небольшой опять же затененный коридорчик. "Мрачно у них все здесь как-то" - невольно подумалось Болтову. Все затемненное да затененное, вспомнилось Дантовское -- "Оставь надежду всяк сюда входящий...". Конвоиры стали с двух сторон, а третий, тот который сидел рядом с шофером и живо рассказывал о планах переустройства Москвы, предъявив документы дежурному, ушел куда-то в глубь по гулкому коридору. Наверное, докладывать начальству, о доставке "важной персоны" - терялся в догадках Алексей. А кто у них в 1926 году начальство, начал копаться в памяти Болтов, неужели Дзержинский Ну, да так и есть!... Вот это, да!.. Пока Алексей размышлял, рассматривая плакаты РОСТа на стенах с четверостишьями Маяковского и иллюстрированные не то Малевичем, не то Шагалом, сопровождающий вернулся и торжественно с благоговейным придыханием изрек -- Вас приглашает к себе товарищ Дзержинский! Феликс Эдмундович болен, но он нашел время и силы, чтобы побеседовать с вами. В кабинет приглашены так же, видные деятели нашей Партии большевиков и ведущие специалисты в различных областях естественных наук, так, что мистер Болтофф, мы оказываем вам, как иностранному специалисту, очень высокую честь, закончил свою речь чекист. Проследуем за нами, мистер, Болтофф! Они, как показалось Алексею, долго шли длинными коридорами, предъявляя документы часовым, и, наконец, оказались в ...очень хорошо освещенной, шикарно обставленной, приемной. * * * В приемной находилось несколько человек, наверное, служат здесь, подумал, Болтов. Они как по команде встали и, образовав живой коридор, пропустили Алексея и сопровождавших его к массивной дубовой двери, которая неожиданно распахнулась и все трое зашли в кабинет, больше похожий на небольшой зал заседаний. Во главе стола сидел усталый, бледный и осунувшийся человек с бородкой клинышком -- совсем не похож на портреты подумал Болтов... А вдоль стола, по правую и по левую сторону от председательствующего расположились те самые "видные деятели" и "члены"... Правда узнать бы их без посторонней помощи Алексей все рано бы не смог... Справа в углу от двери за ширмой угадывалась небольшая медицинская экспресс-лаборатория. Сопровождающий, молодцевато отрапортовав Председателю и присутствующим, кого и для чего он доставил, как по команде "кругом" лихо, развернувшись, почти строевым вышел в двери, а за ним двое сопровождавших Алексея конвоиров. И Болтов неожиданно остался один на один с... Историей!... Присаживайтесь, мистер Болтофф, покашливая с трудом, произнес Дзержинский. И указал на дорогой старинный стул стоявший посередине зала лицом к лицу с Председательствующим. Когда Алексей присел, "Железный" Феликс продолжил -- Мистер Болтофф -- мы подробно изучили ваше дело, и это не принесло нам ясности и понимания. Для этого мы пригласили вас сюда и в присутствии лучших специалистов в различных областях современного знания желаем разобраться в этом не простом вопросе. С нашего позволения вам была предоставлена возможность, до подробного и детального рассмотрения столь необычного дела, поработать агентом под прикрытием наших надежных и проверенных сотрудников. Надо отметить, что вы блестяще справляетесь с возложенными на вас обязанностями, что мы рассматриваем, как желание помогать следствию по вашему необычному делу. С этого момента и только в нашем присутствии вы не иностранный специалист -- мистер Болтофф, а Болтов Алексей Михайлович! Сидящие вдоль стола "члены" оживились. А Дзержинский продолжал. Мы рассмотрели документы, удостоверяющие личность гражданина Болтова и пришли к выводу, что они... подлинные. Зал как по команде выдохнул, и наступила звенящая тишина. Вот поэтому мы пригласили вас сюда, гражданин Болтов и хотим доподлинно выяснить цели, а главное способ, тут он запнулся и закашлялся, доставки вас к нам в Советскую Россию! Что вы можете сказать нам, на это -- гражданин, Болтов! И все присутствующие в зале как по команде повернулись в сторону Алексея. Я, я... попал сюда случайно, не то проблеял, не то промямлил Болтов. Я шел устраиваться на работу в Севастополе, ну и трамвай, привез меня в Коломну,... Чем дальше Алексей углублялся в подробности своего "чудесного" перемещения из будущего в прошлое, тем больше лица членов правительства и председательствующего мрачнели, некоторые уже тихонько прыскали смехом в кулачок, а врачи в экспресс лаборатории заметно оживились. Потом в зале поднялся шум: "Он, что издевается над нами" Только один из заседавших внешне похожий на Николая Константиновича Рериха молчал и внимательно из-под пышных бровей рассматривал Алексея, словно пытаясь найти во всем этом хоть какую-нибудь зацепку для своих логических построений... Тихо, товарищи! -- скомандовал председательствующий... И в зале снова стало тихо... Продолжайте, гражданин Болтов, сказал Дзержинский и Алексей продолжил... * * * Когда Болтов закончил свой рассказ, в зале на этот раз воцарилась мертвая тишина, только часы фирмы "Бауэр" гулко отбивали время в левом дальнем углу кабинета. Примерно через минуту, словно очнувшись, Дзержинский спросил -- какие будут мнения, товарищи... Однако на этот раз оживления не последовало...Только Рерих, отрешенно глядя прямо перед собой, как бы про себя тяжело изрек -- "уэлссовщина"!... А что думают, наши специалисты в области естествознания и медицины, осведомился председательствующий, и посмотрел в сторону экспресс-лаборатории Один из приглашенных специалистов, по видимому, главный (неужели сам Бехтерев пронеслось у Алексея) подошел к кафедре и обратился к председательствующему: "Товарищ, Дзержинский, разрешите задать, гражданину Болтову несколько вопросов" Задавайте, ответил ему Феликс Эдмундович и обстановка после этого даже несколько разрядилась. - Алексий, спросил, на несколько старомодный манер, Бехтерев (да-да, это был, действительно он!), когда вы поняли, что попали к нам в Советскую Россию и как узнали, что сейчас 1926 год - Дату я узнал в милиции, а момент начала телепортации, думаю, начался тогда, когда я сел в трамвай... - Момент, простите, чего... - Телепортации. Это процесс перемещения в пространстве-времени, но у нас пока это только фантастика, я просто не нахожу, никаких других слов для определения того, что со мною случилось. - И с какой целью вы сели в трамвай - С целью добраться до работы по направлению с биржи труда, непринужденно ответил Болтов. - В ваших документах написано, что вы инженер-механик приборостроитель - Да, это, так. - Почему же вы получили распределение на Рудоуправление, там тоже нужны приборостроители - Там нужен просто инженер-механик -- это родственно общему приборостроению. - Понятно. У меня вопросов нет. У кого еще будут вопросы и замечания, спросил уставший и несколько потрясенный от происходящего Председательствующий Присутствующие многозначительно переглянулись. Слово попросил Николай Константинович Рерих. Всем было известно, что он происходит из древнего рода северных шаманов и, как и любой другой священнослужитель не пользовался благосклонностью у новой власти, но, учитывая его особые заслуги перед большевиками и громадный международный авторитет, к его мнению прислушивались и приглашали в качестве эксперта в особых экстраординарных случаях. А, как уже, наверное, догадался мой пытливый читатель появление такого загадочного человеческого существа как Болтов, и было вероятно тем самым экстраординарным событием, ради которого можно было, и поступиться "революционными принципами" и пригласить в качестве эксперта шаманствующего ученого! В зале установилась гробовая тишина и Рерих начал: "Мы внимательно изучили этот необычайный вопрос, и у нас сложилось противоречивое мнение. Но мы сошлись в одном, что современная наука не может объяснить этот феномен, можно было бы подумать, что гражданин Болтов нас разыгрывает, но почерковедческая экспертиза его автобиографии и мнение наших уважаемых психологов, говорят об обратном." В зале стало шумно: "А что же это такое.. Как такое могло случиться.." - раздавались с мест недоуменные возгласы заседающих. "Лучше всего я думаю, продолжал Николай Константинович, более подробно опросить и изучить феномен товарища Болтова, а затем изыскать возможность отправки его обратно в его эпоху, так было бы, по крайней мере, правильно и с точки зрения науки и с точки зрения этики..." Тут его опять грубо перебили: "Упустить такой ценный фрукт! Да вы с ума сошли! Он же слишком уже много знает и слишком во многое посвящен -- его нельзя отпускать назад. Да и как такое может быть -- назад в будущее Это бред, уэллсовщина!... И вообще это есть скрытая контрреволюция!"... Председательствующий изыскал в себе последние силы и хлопнул ладонью по столу -- в зале мгновенно установилась мертвая тишина. Простите, задал вопрос Председательствующий, нам очень интересно, а какие возможности есть у нас для того, чтобы отправить Болтова назад в будущее (бред какой-то) Ммм..., докладчик несколько замялся, но потом, осмелившись и расправив грудь, изрек -- Это мощь Виманы, товарищ Дзержинский!... Чего-чего!... Да, да мощь Виманы, небесной колесницы бога Рамы. Зал просто взорвался от возмущения! Какой такой "виманы", какого такого "рамы", опять шаманизм!... Гражданин Рерих, наше терпение, наконец, лопнет!... Сумасшедший дом какой-то!.. Председательствующий хватил кулаком по столу. Да так, что подпрыгнул стакан с водой около графина. И где, гражданин Рерих, можно взять, эту вашу, как вы говорите -- "Виману"!.. Ее, товарищ Дзержинский, можно вызвать в некоторых известных шаманам местах... И зачем.. Зачем вообще вызывать эту самую виману, потрудитесь объяснить!... Затем, чтобы попросить обитающих на ней существ отправить Болтова в его эпоху, насколько известно теософам и шаманам, пилоты виман обладают такими возможностями. Зал взорвался гомерическим хохотом... Вызовите карету скорой помощи!... Он потерял рассудок!... Председательствующий опять ударил по столу кулаком, и на этот раз стакан жалобно звякнув, и подпрыгнув, опрокинулся, сделав на сукне небольшую лужицу. Зал снова затих и Николай Константинович продолжал, мы пойдем в полночь на Железную гору, с нами пойдут люди, умеющие общаться с пришельцами из Космоса... Зал опять было, зашумел -- С пришельцами из космоса, может быть с марсианами -- он точно рехнулся!... Председательствующий косо взглянул в ту сторону, откуда донесся возглас -- это был Бухарин, который тут же осекся, и опять наступила тишина. В годы царского режима и засилья православия эти люди прошли пытки и психушки, но эти способности передаются по наследству, и я думаю, что наши добровольные помощники не утратили свои силы и еще смогут нам помочь. У меня все. В зале наступила гнетущая тишина... Потом молчание нарушил Дзержинский. Почему мы должны вам верить Как мы можем опознать эту вашу виману Ее трудно описать словами отвечал Николай Константинович, но внешне, она напоминает два сложенных вместе блюдца, перемещается с невиданной быстротой, почти мгновенно... Пилоты из нее выглядят по-разному, но чаще это люди невысокого роста в сине-зеленых комбинезонах. Иногда с ними наблюдаются и человекообразные существа высокого роста в светлых комбинезонах с большими блестящими предметами похожими на ружья... Тут Председательствующий с тихим стоном схватился за сердце и медленно стал съезжать по высокой спинке своего стула. Врача, скорее врача! Товарищу Дзержинскому, плохо! Единым дыханием взорвался зал!... О Болтове на время забыли. На мгновение отвлеклись даже конвоиры, хотя делать им это категорически запрещалось. Дежурный громко зазвонил в звонок, в приемной кто-то сорвался с места и побежал за врачами, хотя делать это было излишне, но таков был видимо порядок. Ведь у медэкспертов за ширмами из белой дорогой шелковой ткани и так был весь доступный на 1926 год набор необходимых медикаментов для снятия у человека приступов, в том числе и сердечных. Они мигом, в нарушение всех инструкций, окружили всемогущего председателя ВЧК и ввели ему камфару... Через несколько минут Дзержинскому стало получше. Но по всеобщему настроению сложилось мнению, что заседание комиссии необходимо перенести на неопределенное время до улучшения состояния здоровья Председательствующего. А что же Болтов Его, как вы уже, наверное, догадались опять отвели в холодную "до выяснения всех обстоятельств". Но сегодняшний день дал ему, наконец, надежду, на избавление от всего этого кошмара. Несколько дней в камере пролетели незаметно, ну или почти незаметно, когда Алексея опять повели через лабиринты длинных и полутемных коридоров, пока, наконец, не завели в небольшой кабинет, отделанный драпировкой. В кабинете стояли несколько больших письменных столов за двумя из которых располагались люди в штатском. Но выглядели эти люди благочинно и доброжелательно. После того как сопровождающие Болтова представили им Алексея, оказалось, что это психолог и почерковед, и нашему герою предстоит пройти некоторое испытание, так как власти все-таки не совсем ему доверяют и до выздоровления Дзержинского и дальнейшего выяснения ситуации Алексей должен будет изложить письменно все, что с ним приключилось. А так же желательно изложить всю всемирную историю известную Алексею с 1926 и до момента его перемещения произошедшего по его словам в 1926 год. После такого предложения Алексей даже несколько успокоился. Его усадили за стол со старинным бронзовым письменным прибором и стопкой качественной мелованной бумаги. Но, Болтов не... умел писать!... Как такое может быть, спросите вы.. Нет, с Алексеем все было в порядке, просто письменный прибор был оснащен старинными металлическими перьями, которые во время письма необходимо время от времени обмакивать в чернильницу, а Болтов этого не умел... И как только он неумело взял тяжелую деревянную ручку из мореного дуба, обмакнул ее в чернильницу и приступил к письму, то... правильно! Тот час же поставил жирную кляксу! Психолог и почерковед недоуменно переглянулись, но Алексей быстро нашелся и спокойно сказал, что в его время таких письменных принадлежностей уже лет как пятьдесят не применяют и, что их даже в начальной школе не учили писать такими ручками. Конвоиры за спиной сдержанно захихикали -- вот это инженер -- даже писать толком не умеет -- шарлатан какой-то!... Ученые строго посмотрели на солдат и те смолкли. И чем же у вас пишут, осведомился психолог У нас уже почти, что и не пишут, а печатают на принтерах, отвечал Болтов. На, чем, на чем...Впрочем, ладно осек сам себя психолог, ну а химический карандаш вам, я надеюсь, знаком...Приблизительно да, я видел такой у своего деда... Ну а писать-то вы им пробовали... Да пробовал, но пишет он плохо. Ну-с, это уже лучше - повеселели психлог и почерковед. Вот вам влажная губка, проведете ей по бумаге, только не смачивайте сильно и вы сможете довольно уверенно и быстро записать свои мысли. Понятно -- бодро ответил Болтов. Пишите свободно и в хронологическом порядке все, что знаете, все, что произошло с вами и в мире за все это время. А мы не будем вас беспокоить -- принесите, пожалуйста, ширму велели они солдатам. Конвоиры послушно загородили Алексея красивой ширмой со стеклянными витражами и Болтов, смочивши губкой мелованную бумагу, и взявши в руки карандаш, задумался... С чего же собственно начать Надо сказать, что историю Алексей любил и всегда по этому предмету и в школе и в институте имел твердую пятерку. А особенно любил Болтов неписаную историю, ту о которой не прочтешь ни в одном учебнике, и которая становится более доступной широким массам народонаселения в те короткие периоды неразберихи после очередного крушения государственного строя... Точно такой же период был в России и в 1926 году, но такой же период был и в той эпохе из которой волею судеб занесло Болтова... Хм!...Бывают же совпадения, промелькнуло у Алексея. И наш инженер начал! Он подробно, как только знал, из средств массовой информации описывал события в Кремле и за его пределами. Смерть Дзержинского в июле 1926 года, борьба против троцкистов...Стоп!...Наверное, это будет лишне, а хотя ведь уже написал, и смять листок и бросить в плетеную корзинку рядом бессмысленно все равно ведь прочитают. А, была -- не была, и Алексей продолжил изложение, стараясь не упустить ни малейшие подробности. Стопка исписанной бумаги на столе все росла, а конвоиры только и успевали подавать новые листы. Так он добрался до второй мировой войны и призадумался... Хотя об этой исповеди в ряд ли узнают многие, но ведь сейчас я как бы приговариваю миллионы людей, тем более, что данные о потерях не точны, не из таких ли вот "документов" мы знали об истинной величине жертв, горестно подумал Болтов.. Но делать было нечего, консультанты, по-видимому, были серьезными экспертами и вмиг бы распознали ложь с непредсказуемыми для Алексея последствиями. Даты-даты, о них мы и не вспоминаем, а вот, поди, ж ты как из рога изобилия, да и бумага у экспертов закончилась, заточили последний карандаш. Болтов наслаждался временным отдыхом после напряженного труда, в висках стучало. Но вот принесли, и Алексей продолжил -- речь Черчилля в Фултоне, Холодная война, смерть Сталина, арест и расстрел Берии, эпоха Хрущева -- "оттепель" и его отстранение, Брежнев и "застой", развал Союза, незалежна Украйна, конфронтация с Россией... А между тем ему на стол уже поставили и включили лампу и еще добавили бумаги -- значит работает он уже не менее двенадцати часов, а в кабинете уже слышится движение и громкий шепот, кто-то куда-то побежал... Он откинулся на спинку стула и прислушался: "Его надо немедленно устранить, он знает такое!... Его нельзя отпускать обратно на завод -- возможна утечка информации... Его необходимо ликвидировать немедленно... В интересах науки проверить экспериментально гипотезу товарища Рериха и если ничего не получится, тогда расстрелять... Надо немедленно доложить товарищу Дзержинскому... Да, но Феликс Эдмундович смертельно болен, ему нельзя волноваться... Пусть пишет дальше, а там видно будет...." Слыша это Болтова бросало, то в жар, то в холод. Да, Алексей Михайлович -- твоя песенка спета, подумалось Болтову, но последний услышанный им обрывок фразы обнадежил -- значит надо писать и писать, надо превратиться в их оракула, пока пишешь -- живешь... И Алексей снова успокоился и продолжил. Теперь надо описывать все в подробностях, попытаться вспомнить счет всех известных мне футбольных матчей, результаты забегов, номера лотерей, черт возьми! Но вот с номерами лотерей, конечно туго, таких подробностей Болтов не знал. Часы пробили полночь. Солдаты убрали ширму Алексей увидел в свете настольных ламп психолога и почерковеда внимательно изучавших страницу за страницей его, Болтова "произведение"... Через несколько секунд они почти одновременно оторвались от своей работы и посмотрели на Болтова... Невероятно!... с трудом вымолвил психолог... Да, похоже, испытуемый не врал, констатировал почерковед и нажал на кнопку звонка. Пришел начальник охраны и так ласково (подозрительно мелькнуло у Алексея) сказал -- товарищу Болтову пора отдыхать, завтра у него будет трудный день и отвел Алексея уже не в камеру, а в комнату для командированных, на втором этаже, хотя там окна и были за решетками, но условия содержания были уже более человеческими. * * * Болтов проспал почти до 10 часов. Подозрительно, что меня никто не будит, наверное специально дали выспаться...И чего это они такие учтивые уж не к... расстрелу ли готовят, хотя, конечно Алексей и сам посмеялся в душе от такой своей малодушной мысли. Насколько знал Болтов из прочитанных им ранее книг к расстрелу готовят по-другому... Тогда к чему уже стал недоумевать Алексей Не уже ли к эксперименту, о котором говорил на заседании Рерих И сам же себе мысленно ответил -- да, видимо так и будет, а вот если эксперимент не удастся, вот тогда действительно, но об этом думать пока рано -- гнал страшную мысль Алексей. И в чем же может заключаться такой эксперимент, продолжал размышлять Алексей... Но его мысль прервал осторожный стук в дверь. Болтов открыл, на пороге стоял службист с... подносом в руках и добродушно и глуповато улыбался, это вам товарищ Болтов!... На подносе был завтрак из горячего кофе с бутербродами из белого хлеба с красной рыбой с маслом и икрой... Ого! В номенклатуру перевели, удивился про себя Болтов. Он поблагодарил службиста и приступил к завтраку. Едва он закончил на столе зазвонил старинный бронзовый телефонный аппарат. Незнакомый голос, учтиво поздоровавшись, предупредил, что сегодня ночью состоится необычайный научный эксперимент в истории, который будет заключаться в вызове таинственных космических сил и отправкой товарища Болтова обратно в его время, а Алексею лично было предложено отдохнуть и морально приготовиться к нелегкому испытанию. Телефон, то правительственный осенило Алексея -- не прослушивается, потому, что по обычному телефону о таком бы не предупредили, даже заикнуться бы не рискнули. И преисполненный вдруг нахлынувшим осознанием собственной значимости, Болтов снова растянулся на диване. И какие это таинственные комические силы они имеют ввиду думал Алексей. Рерих говорил о виманах, которые похожи...на два сложенных вместе блюдца... Ба, как же до меня сразу-то не дошло!... это же летающие тарелки, это в нашем времени после Розуэлла, после 1947 года называется НЛО!... Неужели меня хотят отдать в распоряжение нлонавтов.. И причем тут Железные горы... и тут Алексей вспомнил, что Юлия ему рассказывала о Железногорье. Что много вокруг этих самых Железных гор, что под Москвою непонятного, то "железный труп" найдут, то свечение какое-то из под земли и гул, то какие-то огненные шары взлетают... И тут в душу Алексея стал проникать сковывающий, леденящий ужас. Так вот почему они сегодня такие учтивые -- последние почести мне отдают -- для них, ведь, что расстрел, что в руки пришельцев -- суть одно и тоже... Умоют руки и дело в архив, а может быть и в топку, чтобы шуму меньше было... А Рерих будет всем уже в Гималаях рассказывать небылицы про Шамбалу, НЛО и тому подобное... А я, а я буду на веки вечные отдан в руки бог знает кого и в ряд ли когда от них выберусь если выберусь вообще... Тут настроение у Алексея опять испортилось. Но делать было больше нечего, а оставалось только ждать, и он незаметно задремал. Его легкую дремоту неожиданно прервал телефонный звонок, на том конце трубки уже строго сказали -- собирайтесь товарищ Болтов, через полчаса за вами придет машина. Полчаса пролетели незаметно, и Болтов был полностью готов и морально, да и физически, здоровье у него было еще крепкое. В его номер без стука зашло, а лучше сказать ввалилось несколько, Алексей даже не успел толком и сосчитать, возможно, их было семь, службистов. Двое повели Алексея, а остальные осматривали его комнату, надо же промелькнуло у Болтова - в своих же апартаментах сомневаются. Потом все они сели в грузовик, а Алексея посадили в тот самый Роллс-Ройс, на котором его и привозили в это мрачное заведение. Потом к грузовику с охраной и Роллс-Ройсу с Алексеем по пути присоединилось еще три легковушки, разных иностранных моделей, как показалось Болтову -- Фордов и Фиатов. И весь кортеж направился за город, вероятно в сторону Железных гор тревожно подумал Алексей. Ехали довольно долго, примерно часа с два. Было уже далеко за полдень. А точнее 15:45 как отрапортовал один из службистов. Все остановились на полянке у дороги и стали выходить из машин. Пятнадцать человек вооруженной охраны, был даже пулеметчик с большим и неуклюжим ручным "Гочкисом". А из машин стали входить... Николай Константинович, трое кинооператоров, и,.. не может быть! Глупая сопливая баба, та самая... Болтов настолько опешил, что даже перестал замечать все вокруг происходящее, баба это заметила и осклабилась ему в ответ, обнажив один желтый единственный зуб -- ведьма пронеслось у Алексея, настоящая ведьма и уж не она ли виновата во всех его злоключениях...Но теперь она была одета, несколько по-цыгански и имела у себя целый "арсенал" шаманских штучек, амулетов, талисманов, пантаклей... и большой бубен!.. К Рериху подошли еще два помощника -- те самые психолог и почерковед. Ну, вот обратился к присутствующим Николай Константинович -- дороги дальше нет, а нам нужно добраться до Железных гор к наступлению темноты. И сопровождаемая чекистами группа экспериментаторов, кинооператоров и подопытного бедолаги Болтова углубились в чащу. * * * Продираясь сквозь буреломы и буераки, рискуя увязнуть в болотцах, группа на исходе дня, приблизилась к намеченной цели. Солнце уже начало садиться за высокие макушки сосен, когда они взошли на возвышенность, которая и называлась Железной горой. Макушка горы оказалась лысой, и на ней росло несколько хилых деревцев покалеченных ударами молний. Солнце уже почти зашло за горизонт, и из чащи на гору надвигался густой и влажный сумрак, подул ветер, и всем стало как-то неуютно... Да, мрачное местечко взгрустнулось Болтову. А тем временем на горе вовсю шли приготовления к небывалому эксперименту. Рерих ходил взад и вперед давая указания как лучше разместить киноаппаратуру -- и киноаппаратуру, заправленную самой качественной и чувствительной на то время немецкой пленкой фирмы "Агфа" было решено разместить по кругу, вершины горы. Так же по кругу эдаким хороводом были размещены и чекисты с винтовками на изготовку, а пулеметчик занял скрытую позицию за ближайшим вековым дубом... Такое размещение службистов Николай Константинович не одобрил и после недолгого спора с начальником охраны было решено разместить стрелков скрытно в засаде за деревьями и кустарником. На вершине горы был разведен небольшой ритуальный костер, а кинооператоры уже совершали пробные кратковременные пристрелочные съемки, проверяя работоспособность киноаппаратов и наводя их на резкость именно на центр горы по костру, ведь все действо эксперимента ожидалось именно здесь. Экспериментаторы -- Рерих, два его помощника -- психолог с почерковедом и начальник охраны расположились вокруг костра на некотором расстоянии, а Болтов стоял чуть ближе остальных и шаманка, а именно ею и оказалась "ведьма", начала свой ритуал. Застрекотали кинокамеры. Она взяла бубен подняла его высоко над головой и начала завывать свои заклинания, после этого она вытащила из-за вороха многочисленных юбок, какой-то блестящий предмет положила его на землю недалеко от костра и продолжила свой ритуал. Одна камера продолжила снимать шаманку, а две остальных по указанию Николая Константиновича были направлены в небо. Прошло некоторое время, но ничего особенного не происходило, и хоть был уже май, но к полуночи подул сырой и промозглый ветер и все уже почти, что промерзли до костей. А шаманка все продолжала -- казалось, ей незнакома усталость во время ритуалов! Но, камеры продолжали стрекотать и пленка была уже на исходе, присутствующие ежились от холода, а начальник охраны, нервно закурил, но ничего не происходило, да и костер уже начал догорать... Как вдруг один из экспертов -- психолог, который уже раз мельком взглянув на небо, громким шепотом прохрипел -- смотрите, все подняли глаза к небу и не сразу, но увидели мечущуюся по небу, небольшую, еле заметную звездочку. Заснял! -- спросил оператор товарищей Кажется, да! Сегодня чистое небо! Отлично так же громко прошептал старший оператор. Тем временем звездочка перестала метаться, остановилась на одном месте и начала...медленно увеличиваться в размерах! Пленки -- то хватит, спросил старший оператор Должно отозвались два других. Мы на восемь кадров в секунду ставили и диафрагму полную, за максимальной экспозицией погнались, а вот заодно и пленку сэкономили! Мы и трети не истратили и еще есть запасные бобины -- так, что пленки у нас -- вагон! Ну, скажете тоже! Максимальная экспозиция у нас на четыре кадра в секунду будет, но изображение дерганное получится, так, что правильно вы решили, товарищи -- молодцы! Только вот не переборщить бы с экспозицией-то... Нее, Валерианыч, мы все заранее рассчитали, все должно быть в норме. Ну, смотрите... А "звездочка" к тому времени уже заняла...полнеба... Это был гигантский дискообразный космический корабль, он весь переливался разноцветными огнями, да так, что вокруг стало светло как днем...Все завороженно смотрели вверх и только Валерианыч, неистовствовал - диафрагму, диафрагму прикрой, почти кричал он на своих операторов -- передержите же! Диафрагмы-то мы подправили, но у Шуры камера не работает, она же у него новая, электромоторная вот моторчик и заклинило, а я вот снимаю, похвастался Петя. Снимай милый, не подкачай -- взмолился Валерианыч, я 22 поставил и ты ставь -- не ошибешься!... Шаманка окончательно впала в экстаз и почти каталась по земле, а из аппарата показался сине-сиреневый плотный луч света и потянулся к земле. Луч начал обшаривать поляну скользнул по костру и присутствующим и замер на блестящем предмете, который "ведьма" хранила в своих многочисленных юбках. Она неожиданно вышла из транса, пришла в себя и, приняв молитвенную позу, взметнула руки к небу. В это время из чрева корабля появилась парящая фигура, которая стала медленно и даже как бы царственно спускаться по лучу. Когда она коснулась земли, все увидели женщину огромного роста в высоком островерхом колпаке и с каким-то переливающимся жезлом в руках. "Прямо как фея из сказки" - пронеслось у Алексея!... Шаманка подползла к "фее" на коленях, но та была, по всей видимости, недовольна ни "ведьмой" ни массой присутствующих, ни тем более, и ими она была, пожалуй недовольна больше всего, а именно... киносъемочными аппаратами. "Фея" провела вокруг себя своей "волшебной палочкой" и в мгновение две оставшиеся исправными камеры Петюни и Валерианыча -- смолкли. У меня заклинило -- вскричал Петюня! А Валерианыч молчал, так как находился в глубоком обмороке. Потом "фея" еще раз провела вокруг себя жезлом, и вокруг кинокамер образовалось яркое ослепительное гало... (С пленками покончено - усмехнулся про себя Болтов). Затем "фея" хлопнула в ладоши, и из чрева аппарата показались еще две небольших фигуры, которые, спрыгнув по лучу на землю, вмиг скрутили шаманку и стали увлекать ее в аппарат опять же по лучу. В это время пришедший в себя начальник охраны скомандовал -- Огонь!... Болтов почти машинально рухнул на землю. А из-за всех кустов и из-за дуба оглушительно захлопали выстрелы, и застрекотал "Гочкис". Несколько пуль попали в двух помощников "феи", в саму "фею" и в шаманку, которая со стоном обвисла на "руках" удерживавших ее пришельцев. Остановитесь! - закричал Николай Константинович, но его никто уже не послушал. Пули не причинили никакого вреда космитам, а шаманку и двоих гуманоидов обратно на корабль затянул луч света. Тут Болтов нашелся и по-пластунски стал пробираться к "фее"...Послушайте, кричал сквозь трескотню Болтов -- это все из-за меня!... А сам машинально искал глазами блестящий предмет оставленный "ведьмой"... Оказалось, кристалл лежал недалеко от "феи", а Болтову надо было лишь протянуть за ним руку. И Алексей схватился за него как утопающий за соломинку и прижал к себе... В этот момент свет с корабля осветил и Болтова, а "фея" направилась к нему. Выстрелы неожиданно прекратились, но прекратились как-то странно, значительно усилившись в самый последний момент, а из-за кустов послышались вопли, проклятия и нецензурщина -- это под воздействием излучения от жезла пришелицы... взорвались патроны оставшиеся в магазинах винтовок и пулемета, а так же в "Нагане" начальника охраны!... Отда-а-а-ай!... Не раскрывая рта, нечеловеческим голосом прорычала "фея"... Госпожа богиня Уру (а именно так обращалась к ней "ведьма"), залепетал Болтов, все это произошло из-за меня, старуха специально вызвала вас!.. Молча-а-ать, тварь!... Рявкнула "богиня". Возьмите его!... Пророкотала она ... И двое невесть откуда взявшихся серо-зеленых слуг подхвативши Алексея, по лучу стали поднимать его на борт "небесной колесницы бога Рамы"... * * * Как только Болтов очутился на корабле, он был настолько удивлен представленным ему зрелищем, что на время потерял дар речи. Интерьер летающей тарелки точь-в-точь соответствовал тому, о чем рассказывала ему с Катериной дочь Юлия -- большая любительница паранормального и посещавшая различные кружки и общества этого направления. А еще Алексею вспомнилась Библия, в части Откровений Иоанна Богослова, которой он тайком зачитывался, когда еще гостил у бабушки с дедом в Рязани. Весь подиум и подволок корабля был покрыт материалом похожим на пластик, но очень высокого качества. Повсюду стояли диковинные шкафы с невиданными приборами, и все это поблескивало, двигалось, издавая шум похожий на тихую приятную мелодию. Повсюду стояла посуда похожая на земные препараторские банки, в которых как в спирту плавали различные животные, среди которых были и знакомые Болтову и совсем ни на что не похожие -- наверное, инопланетные промелькнуло у Алексея. И по всему пространству виманы сновали, именно сновали, всевозможные человекообразные существа. Здесь были и высокие златокудрые люди, и высокие широкоплечие блондины, и маленькие серо-зеленые существа... А посередине этого помещения на самом видном месте в высоком просторном кресле возвышалась... та самая недобрая "фея" - богиня Уру, которая по мысли Алексея была командиром. А напротив Болтова в кресле за некоторым подобием столика с комфортом разместилась та самая... глупая сопливая баба, она же ведьма, она же шаманка!.. Она сидела и с увлечением пересчитывала... пули, которые вероятно из нее извлекли на борту этого межгалактического корабля. Алексей заворожено смотрел, как она раскладывала пули на столике. Это были в основном винтовочные пули от трехлинейки, однако там было и несколько пулек от Нагана, всего тринадцать мысленно сосчитал их Болтов. М-да...ну и возможности у них, ну и медицина вздохнул про себя Алексей. * * * Екатерина и Юлия возвращались вечером из института, настроение у обоих было приподнятое, так как Юлию за отличную успеваемость с коммерческой формы обучения перевели на бюджет и значит жить семье Болтовых станет несколько легче и может быть даже появится возможность приобрести хотя бы подержанный компьютер. Путь до общежития был не близкий, но они решили не толкаться в общественном транспорте, а прогуляться пешком, тем более, что вечер был теплый -- в тот год весна была ранняя. Единственно, что их настораживало так это приближающаяся гроза. Сначала это были только дальние зарницы на фоне вечереющего темно-синего неба, но вот вспышки молний стали сильнее и с большим перерывом до них докатывались приглушенные раскаты грома. Гроза надвигалась откуда-то с востока, поэтому, несмотря на вечернее время, было еще светло и солнце еще даже не коснулось горизонта. Но торопиться им не хотелось -- переждем ливень где-нибудь, и пойдем дальше, ободряла мать Юлия. И то правда соглашалась Катерина -- не сахарные не растаем, тем более, что весь день такая духота была, хоть освежимся, вторила она дочери. Так они дошли до общежития. А гроза все приближалась. Молнии били где-то уже совсем неподалеку, так, что раскаты грома доносились за считанные секунды. И только они переступили порог вестибюля общежития, хлынул самый настоящий летний ливень, да еще и с мелким градом. Оформившись на вахте женщины, поспешили в свою комнату поделиться радостной новостью с Алексеем. Они почти взлетели по лестнице на третий этаж прошли по гулкому тускло освещенному коридору, и вошли в свой отсек, где их встретила непривычная тишина. Сосед-алкоголик еще видимо не пришел домой, то ли с работы, то ли с попойки, так, что скандала слышно не было и из под двери его комнаты шел приглушенный свет видимо жена и дочь были дома, наверное, дочка спит, а жена вяжет, подумала Катерина. А вот в комнате Болтовых было темно. Странно почти шепотом сказала Катерина Юлии, папа всегда в это время дома и обеими женщинами овладело смутное беспокойство. Катерина щелкнула выключателем и в отсеке загорелась тусклая лампочка. Болтова почему-то машинально тихо и осторожно открыла дверь и мать, и дочь вошли в комнату. В комнате было очень тихо и темно. В это время сильная вспышка молнии осветила комнату, и они увидели, что Алексей лежит на диване и как будто спит. Катерина включила свет, но Болтов не отреагировал. Тогда она присела к нему на диван, и тихо прикоснувшись к нему, позвала его по имени, но реакции опять не было. У Катерины и Юлии внутри все похолодело, они, молча с ужасом, переглянулись и уже стали вдвоем трясти Болтова, а Катя еще и шлепать его по щекам. Алексей тихо застонал, и глаза его слегка приоткрылись. Леша, Леша закричала жена, но Алексей молчал, только слегка пошевелил губами, и глаза его снова закрылись. Скорую, быстро!... Катерина выхватила из сумки мобильник, но...он как назло разрядился!.. А Юлия в это время уже бежала по лестницам в вестибюль на вахту, там, то телефон уж должен работать!.. Объяснив все коменданту, она судорожно набрала 03 и сначала сбивчиво, но потом, несколько успокоившись, объяснила все дежурной. Ждите через несколько минут -- раздалось из трубки!.. А Катерина все продолжала попытки разбудить Алексея. Домашняя аптечка уже была вывернута наизнанку, к счастью в ней оказался нашатырь, и она потихоньку подносила кусочек смоченной ваты к носу Алексея, но все было тщетно... Тут в дверь постучали Катерина подпрыгнула и бросилась к двери, но пороге стояла соседка. Что случилось!...с дрожью в голосе спросила она...Не знаю с плачем в голосе выдохнула Катя... Разбудить вот не можем...И две женщины стали вместе будить Болтова. Минут через десять в коридоре послышались громкие шаги и голоса -- Где больной... И в комнату Болтовых шумно ввалились врач скорой санитары и Юлия, которая их собственно и вызвала. Наклонившись над Алексеем. Врач открыл зрачки и облегченно вздохнул -- живой!.. Потом он пощупал пульс -- пульс еле прощупывался...Проверил рефлексы... И послал санитаров за кардиографом. В это мгновение комнату осветила сильнейшая вспышка молнии, и почти сразу раздался раскат грома такой силы, что задрожали стекла, а в серванте зазвенела посуда... Из розетки в стене с шипением вылетел яркий переливающийся шарик и стал медленно облетать комнату как бы обнюхивая, изучая обстановку....Не шевелитесь и не троньте ее, вскрикнула Юлия!.. Все как по команде замерли и стали со страхом наблюдать за непрошеной гостьей. Вот она подлетела к Катерине, и она почувствовала от нее флюиды блаженства и еще чего такого родного и знакомого, вот она подлетела к Юлии, но как ни странно Юлия не испугалась, а с любопытством наблюдала за шаровой молнией, а это была именно шаровая молния как уже наверняка догадался мой проницательный читатель. Потом молния направилась к беспомощно лежащему на диване Алексею и неожиданно вошла ему в лоб чуть выше переносицы -- все как по команде ахнули. Женщины закрыли лица руками... А Алексей громко простонав, что-то невнятное... открыл глаза!... Аааа....Оооо... Застонал Болтов... Г-г-где... я-я-я... И стал медленно подниматься с дивана... Врач, мгновенно вышел из оцепенения, что значит профессионализм, и стал укладывать Алексея назад -- лежите, лежите голубчик вам же нельзя!... Главное, что вы живы!... А остальное потом!... Тут прибежали санитары с кардиографом, и машина госмедицины закрутилась!... Кардиограмма у Болтова оказалась отменная, экспресс анализы, тоже... Похоже это не по моей части резюмировал доктор скорой, тут психоневролог нужен... Да и вообще все это довольно странно... гроза, шаровая молния в лоб...очнулся... Мистикой отдает...Что в диагнозе-то писать будем...Эдак и нам самим психиатр потребуется, и врач молча почесал затылок. Кома, не кома -- какая к черту кома.. Анализы все в порядке. Летаргия, не летаргия...Бормотал про себя доктор и продолжая недовольно бурчать написал на выписке от скорой не доступный для понимания обычного человека витиеватый диагноз, дескать пусть потом в стационаре разбираются. * * * В больнице Алексея задерживать не стали и, удостоверившись в том, что он окончательно восстановился после перенесенного шока, а именно так квалифицировали произошедшее с Болтовым специалисты, выписали его, через неделю. Вернувшись, домой Алексей первым делом разыскал направление, выданное ему Центром занятости, и хоть оно и было просрочено, но у Болтова имелась справка из больницы, что причина его неявки на собеседование уважительная. И на следующий день утром, он, запрыгнув в переполненный троллейбус, опять устремился к заветной цели -- трудоустроиться!... * * * Продолжение следует.

proza_ru/texts/2009/11/200911231024.txt

В тихом омуте Нас не спасали даже тёплые спальники. Мы, как новорожденные котята, тесно жались друг к другу, пытаясь заснуть. Но, хотя не разговаривали и не ворочались, уснуть не удавалось, мы замерли. За палаткой, казалось, был совсем другой мир, в который ночью входить просто опасно. Там холод, ветер, трава и муравьи. Муравьи, которые ловко ползут вверх по ногам, чтобы отведать твоей плоти. Ветер, выдувающий весь здравый смысл. Холод, заставляющий тебя дрожать и сжиматься в комок. Коварная трава, достающая тебе до подбородка, пытающаяся схватить тебя своими отцветшими пальцами за горло. Но эта опасная ночь влекла меня, хотелось посмотреть на бледную луну, освещавшую нашу одинокую оранжевую палатку, выделявшуюся среди всей этой зелени. Не знаю, как Она прокралась сюда. Но это было не важно. Я отчётливо слышала громкие нечастые удары её сердца и чувствовала на своей коже её ледяное речное дыхание. Палатка наполнилась рыбным запахом. Она лежала за моей спиной, бережно расчёсывая мои волнистые белые волосы своими тонкими худыми пальцами с очень острыми ногтями. Потом стала быстро и ловко плести косы, вкладывая в них мокрые зелёные водоросли. Она позвала меня из палатки в ночь. Я с жадностью вдохнула этот особенный воздух, пахнущий ветром, комарами, мокрой травой, страхом. Наши тени держались за руки и молча скользили к озеру. Её шершавая рука больно сжимала мою нежную руку. Одноглазую луну застилала стая комаров, окруживших нас. Они слетелись не на мою обнажённую подругу. Их интересовала я, с головы до ног закутанная в шерстяное одеяло. Звонкое жужжание заглушало шум ветра. Влажная трава превратила всю мою одежду в грязную мокрую тряпку, джинсы прилипли к ногам, в кроссовках хлюпала вода. Моя спутница шла так быстро, что я еле поспевала за ней. Не видя ничего под ногами, я то и дело спотыкалась об камни. Мои ноги не слушались, безжалостно несли меня к озеру. Она с разбега прыгнула в воду, подняв веселый всплеск, и захохотала. Промокшая насквозь, я сидела на большом гладком валуне. Густые зелёные волосы закрывали её лицо, и я могла без страха смотреть, как моя подруга смело плавает в ледяной воде. Она уплыла далеко. Я повернулась спиной к озеру, сбросила одежду. Холодная капля упала на мое плечо. Я вздрогнула. Сзади стояла Она и улыбалась. И вдруг схватила меня за руку и потащила к озеру. Мы вбежали в ледяную воду. Она начала плескаться, я тоже. Потоки накрывали меня с головой. Я завизжала, и рот тут же наполнился водой. Я окунулась глубоко, пытаясь спрятаться от воды под водой. Она поднырнула под меня, схватила за руку и потянула в чащу озера. Бурые водоросли гладили меня по спине. Она вдруг ослабила хватку. Я вынырнула и жадно задышала. Луна светила ярко, и я совсем рядом увидела берег, ребят в одеялах и растрёпанную руководительницу. -- Ты что, ненормальная Мы тебя обыскались! -- Искупаться захотелось, -- равнодушно сказала я и, не торопясь, поплыла к ним.

proza_ru/texts/2010/05/20100523602.txt

Девчонка бежала вперед, словно адские гончие висели на хвосту. Она взбежала вверх по лестнице и, ускоряясь, вырвала телефон из кармана джинсов. - Ну, давай уже! -- прохрипела девушка, поднося телефон к уху. Сквозь ветер, бивший ей в лицо, ей было трудно различить, что именно звучало в трубке. - Аппарат не отвечает или... - Блять! Какого... - жестко нажав на несчастную кнопку телефона, бегунья продолжила свой нелегкий путь. Увидев вдалеке свой дом, она припустила с удвоенной скоростью. Девушка открыла проржавевшую дверь панельного дома и нажала кнопку вызова лифта. " Ну, давай уже..." Влетев в открытые двери лифта, девушка поехала на последний этаж. В наушниках играл Nightwish, заглушающий биение собственного сердца. Поднимаясь все выше и выше, стали отчетливо различаться басы и соло гитары. Голос солиста девушка распознала еще на пятом этаже, но сама песня ей была неизвестна до самого седьмого. " Rammstein. Rosenrot. Снова Сайм свою шарманку включил..." Девушка достала ключи -- то, что ее друзья дома, не означало, что они услышат повизгивания звонка. Ребята любили включать музыку на всю громкость, чем доводили своих соседей до бешенства. Но ребята имели право: комендантский час начинался с одиннадцати, а сейчас было всего лишь восемь. Открытая дверь выплеснула в подъезд соло Круспе. Девушка вбежала на прокуренную кухню, где ее соседи сидели и пили пиво, разыгрывая очередную партию шахмат. Выдернув шнур музыкального центра из разетки, девушка наконец отдышалась. Ребята повернули свои удивленные лица на нее. Из ванны вышел один из друзей, в семенниках и с щеткой в зубах. - Вист, ты сбрендила под конец Опять набралась кислотой -- смешок прошелся по кухне. Открывая окно, девушка глотнула свежего воздуха, что так не хватало легким. - Ребята, это конец.

proza_ru/texts/2010/09/20100926302.txt

А что поделаешь, если подъезды заняты, а съемные хаты - дороги! А на баррикадах никто не обратит внимание на парочку, которая занимается сексом. Им не до того!

proza_ru/texts/2009/10/200910131103.txt

Почему у нас все реже и реже звучит величание людей, жизнями и подвигами своими, спасавших страну, совершавших чудеса самоотверженности ради спасения людей или достижения победы над посягающими на страну и народ врагами Я имею в виду не вообще почести, а замечательное словосочетание нашего древнего языка: Слава героям! Героям слава! Это словосочетание родилось не в середине прошлого века в среде националистов, ему в нашем языке сотни лет. Неужели, только от того, что темная сила пытается присвоить эти замечательные народные слова, мы ей их уступим и откажемся от них, боясь их произнести Если идти этим путем, то нужно отказываться вообще от всех наших слов, употребляемых ими! Но это же бред! Поэтому, каждый раз, когда кто либо скажет вам - Слава героям, честно и твердо ответьте ему: Героям Слава!, мысленно вспоминая и воздавая честь и славу истинным народным героям, подвигами которых спасалась Россия не одно столетие и будет спасаться всякий раз, когда враг вновь попытается вторгнуться в российские пределы. Это и те, кто отмечен государственными наградами и народной памятью, и те, кто остался неизвестен, но был верным сыном своей Родины и народа.

proza_ru/texts/2015/03/201503011311.txt

1. Утро. Ещё в 5:45 я проснулся, как на автомате, 15 минут я лежал с мыслью ,что скоро подъём. И вот оно заветное и долгожданное время, 6:00 и сквозь мысли о том как же не охотно сейчас будет вставать , я слышу крик дневального по роте: " РОТА!!! ПОДЪЕМ!". Тут же , как по мгновению волшебной палочки 100 человек вскакивает как один, и на автомате становятся в стойку смирно ожидая дальнейших приказов. В одно мгновение со всем происходящим дежурный по роте успевает отдать приказ, в котором говорится , что вся рота должна успеть принять спортивный вид одежды и стоять готовая к зарядке в центральном проходе. Обождав пару секунд сержант с ухмылкой на лице добавляет: "На все, про все у вас 5 минут амёбы! Шевелитесь, а то все дружно будете землю с орбиты толкать!" И в один миг, вся это толпа бегом ринулась к шкафам с одеждой, что бы успеть ухватить себе цельный набор формы, а то не очень охотно бегать без кроссовок и спортивной одежды, а в армии возможно и такое. И вот ты стоишь одетый в более-менее нормальный спортивный костюм, в кроссовки , ну и ладно что разных размеров, за то они хотя бы есть, готовый к зарядке и ожидаешь остальных своих товарищей . Окончания зарядки. Кайф! Ты добегаешь последние метры до казармы из 5-8 километров которые бежали. Весь строй растянулся, все ребята уставшие, а некоторых даже тащат в конце в обморочном состоянии. И вот последний рывок и ты в казарме, ты скорее бежишь к крану , чтоб напиться холодной воды, и хоть чуть-чуть смыть с себя горячий пот. Умывшись и напившись, ты бежишь до своей кровати, чтоб быстрее её заправить, потому что пока ты прохлаждался в умывальнике, дежурный по роте уже отдал приказ о том что необходимо заправить кровати, принять вид одежды номер 4, и умыться, и на все это он дал 20 минут! И вот из последних сил ты добегаешь до кровати быстро её застилаешь, хватаешь умывательные принадлежности и пулей бежишь в умывальник пока там не заняли все раковины. Почистив зубы и побрившись, ты бежишь обратно стараясь не потерять много времени , так как тебе ещё нужно успеть переодеться. Пока бежишь до своей тумбочки успеваешь кинуть взгляд на часы, весящие возле дневального , и понимаешь что у тебя осталось меньше пяти минут до построения на завтрак. И вот ты добежал и начинаешь одеваться, как слышишь крик дневального по роте: "Рота!!! До построения на убытие на завтрак осталось 3 минуты!! Вольно!". Команда вольно отдана, а значит можно продолжить собираться, но после услышанного от дневального ты одеваешься в 2 раза быстрее, потому что желания подставить всю роту ,на радость сержанту, нет ни какого. И вот ты готовый, выбегаешь в центральный проход и встаешь по стойке смирно, и тут раздеться голос дневального: "Рота!! Стройся в центральном проходе, для убытия на завтрак". И ты довольный собой, довольный тем что ты успел стоишь и смотришь, как твои товарищи бегом на ходу одевают кителя, завязывают берцы, и пытаются закрепить свои фляжки на ремне. И вот мы выходим на улицу и строимся перед казармой. Нас считают, и отдают команду смирно, после чего следует команда "Шагом марш" , и все сто человек начинают дружно в ногу шагать до столовой. Проходя через плац, а дорога в столовую всегда идёт через плац, наш командир решает, что за 110 дней службы мы ещё не слишком подустали и отдаёт команду : "Строевым шагом, марш!", и вся рота начинает что есть мочи долбить , так сказать, своими ногами плац, при этом шаг разумеется у всех синхронный и не дай бог кому-либо его нарушить.

proza_ru/texts/2016/10/201610111201.txt

Космос. Прекрасные звёзды, Которые видишь только ты. Разноцветные туманности На фоне необъятной пустоты. Гордые лани, Лавирующие между планет. И хитрые волки, Пьющие время сквозь век. И только одно слово Можно про это сказать: "Человек".

proza_ru/texts/2017/12/20171222143.txt

Точка С = -Солнце, Точка L = -Луна, Точка J = -Юпитер, Точка P = -Плутон, Точка V = -Венера. Линия аспекта -- место действия аспекта. Соединение Планеты1 с -+Планетой 2 означает соединение Планеты1 с -Планетой 2 и -Планеты1 с Планетой 2. 24 марта Р.Санторум ожидаемо одержал победу в Луизиане. Опросам в консервативном штате можно было верить. Но сейчас я хочу обратить внимание на механизм победы. Ранее я указывал на сильный Юпитер возле судьбоносной Линии квадрата и обещал показать, как Луна будет его задействовать. Вообще карта Санторума набирает обороты. Это видно как планеты стремятся к выгодным натальным +-Луне и +-Солнцу, здесь первые точки Юпитера и напротив находится Уран. Эта тенденция выходит на пик в день выборов. Очень сильный Соляр на май 2012-2013 г. Но общая обстановка в карте слабее, чем у М.Ромни, и ему не переломить исход. Похоже, что Санторум получит важный пост. Итак, две быстрые Прогрессии. 1. Прогрессия лунара. Солнце выходит к натальной -+Луне. Венера в оппозицию к -+Плутону. Луна приходит к -+Юпитеру возле Линии квадрата и вторыми точками (1 и 2) активирует +-Венеру. 2. Фазовая Прогрессия. Венера выходит к натальной Луне, Марс к натальному -+Солнцу и Луна также вышла в соединение с -+Юпитером, а вторыми точками (1 и 2) она активирует +-Солнце, которое все еще держится возле натального Марса.

proza_ru/texts/2012/03/20120325432.txt

Пишу об этой истории, т.к. она поучительна на разных уровнях. Посол Канады в Ирландии мастерским захватом обезвредил мирного манифестанта (активиста) и оттащил его на лужайку, где и уложил наземь. Полиция тут подоспела и арестовала юношу. Погуглите - найдете видео сюжет. Не хочу даже давать ссылку на такую гадость. Зачем посол пошёл на физический контакт Не его ведь это посольское дело... как оказалось, этот дядя был прежде сержантом - охранником Парламента Канады. Там как раз и тренировался на перехвате нарушителей. Он убил террориста, который в октябре 2014 г. произвел попытку в одиночку, на старом автомобиле, со старой берданкой, захватить здание Парламента Канады. Сссылка здесь http://www.proza.ru/2015/06/09/161 Итак, невменяемый канадец сбегает от медицинского наблюдения, едет в Оттаву, пробирается в главное здание страны, где его ждет пуля сержанта Викерса. Сержант за этот подвиг получает назначение послом страны в Ирландию. Такой вот сценарий. Является ли физическая конфронтация посла частью сценария ("полтора года ты побыл послом, пора и честь знать, сделай наконец что-нибудь совсем глупое, мы тебя отправим на почётную пенсию"..) На видео видим, что на лице посла отпечатались одновременно радость от занятия любимым делом и боль за полтора бесцельно прожитых года в Дублине. Фраза "Пироги печёт сапожник" из басни "Щука и кот" написана Иваном Крыловым с намёком на действия адмирала Чичагова, который в 1812 г. командовал сухопутной армией (упустил Наполеона с частью войск через Березину). Правительство Харпера(2006-2015) допустило много некомпетентых, ошибочных, глупых решений. Изменилось ли что-то при новом правительстве Трюдо-сына Он недавно участвовал сам в физической конфронтации в Парламенте Канады и ударил локтём в грудь женщину-депутата ( конечно, не специально ударил, это видно на записи, да и извинился потом, но действия были дурацкими ). Эту заварушку даже в медиа-источниках назвали "локте-гейт" (elbowgate"), но замяли с успехом. http://www.proza.ru/cgi-bin/login/page.pl В реальном мире, в реальной конкретной стране Канада, если руководитель организации на глазах десятков сотрудников начинает действия, квалифицируемые как физическое воздействие, у него 0% шансов на сохранение своего статуса кво. из комментариев онлайн : "можно убрать Викерса из полиции.нельзя полицию убрать из Викерса" Викерс был канадским полицейским 35 лет. нам продолжают демонстрировать новые стандарты в дипломатии. Харпер, в 2015 г. премьер-министр Канады, обращается с вызовом к президенту России (на саммите в Австралии): "ладно, я пожимаю твою руку, но ты должен убраться из Украины". Путин ему: "да я, вроде, здесь, а не на Украине". Удивительный, "нереальный" Харпер (цитата хоккеиста Грецки), "уходит из политики в международный бизнес"... На снимке: сержант Викерс (тогда ещё ни сном, ни духом не мечтавший о будущем высоком назначении) выводит из зала девочку-пажа Бриджит Марсей Дипейп (или "ДэпА'п", если по-французски), которая осмелилась на протест против правительства Харпера. Экспериментальная программа пажей (на основе конкурентого отбора) позволяет 40 юношам и девушкам поработать в Парламенте по гибкому графику, одновременно предоставляется зарплата и засчитывается университетский курс по политологии. Подытожим: эта смелая девушка прошла курс на пятёрку с плюсом, хотя её и уволили из пажей с формулировкой "за привнесение партийной окраски при исполнении "нейтральной" роли сотрудника Парламента". Она теперь - активист общественных движений.

proza_ru/texts/2016/05/201605271418.txt

Каждая станция имеет свою уникальную историю. Если Таганская кольцевая была построена в январе 1950 г., то Таганская радиальная была заложена значительно позже. Новая Таганско-Краснопресненская линия развивалась из центра в рабочие кварталы, где необходимость скоростного транспорта была очень высокой. Сперва был открыт участок от Таганской до Выхино. Это был подарок москвичам на Новый, 1967 год (станция была открыта 31 декабря 1966 г.). Проект для станции разрабатывали архитекторы Н.А.Алешина и Ю.В.Вдовин. Несомненно, дизайн станции метро Таганская радиальная гораздо скромнее, чем дизайн кольцевой. В 1960-70-е гг. концепция строительства значительно изменилась. Города росли вширь и ввысь, поэтому требовались более экономичные решения в строительстве метрополитена. Если станция метро Таганская является одной из самых оживленных, то Пролетарская долгое время была типичной переферийной станцией, на которой никогда не было так много народу. Однако эта ситуация несколько изменилась, когда в 1995 году там появилась новая станция Крестьянская застава Люблинской линии. Таганско-Краснопреснеская линия, как и кольцевая, очень перегружена. Данную проблему решить очень сложно. Дальнейшее строительство метрополитена в этом районе очень затруднено. Поэтому следует развивать другие виды транспорта, в первую очередь наземный. Альтернативой для жителей, добирающихся в час пик из центра в спальные районы, являются троллейбусы и маршрутки. Необходимо развивать эти виды транспорта, чтобы подвижной состав позволял перевозить большее количество пассажиров. К примеру, интервалы движения 27 троллейбуса составляют от 7 до 25 минут. Для Москвы это слишком большой интервал, троллейбус в народе известен как тот, которого вечно не дождешься. Несколько слов о городском пейзаже. Недалеко от Пролетарской находится набережная Москвы реки. Очень живописный район, прекрасное место для прогулок. Если вы любите Москву, летом очень хорошо прокатиться на речном трамвайчике от Киевской до Пролетарской, а там выйти и пройтись по городу. На Таганской хорошо гулять тем, кто любит старую Москву, всегда приятно побывать в переулочках Октябрьской улицы, пройтись по Садовому кольцу.

proza_ru/texts/2009/10/20091016830.txt

Фильмы спектакли книги и ваша жизнь тут-это все ролевые игры в которые вы играете мечтая о хорошем для себя а ничего хорошего у вас не было нет и не будет и вам об этом отлично известно только вы это знание затолкали внутрь себя поглубже и оно оттуда вас грызет -вы бежите в алкоголь в секс в комп в работу в развлечения и другие отвлекающие наркотики но это вам не поможет однажды фильмы и ролевые игры в любовь в семью в детей в успех в деньги надоедают а наркота приедается- и надежда тает и бессмысленность встает черной стеной перед каждым из вас попробуйте эту стену преодолеть а я посмотрю((

proza_ru/texts/2013/05/20130523530.txt

Глава 19 Раф гуляла по парку, как вдруг увидела демона, что был похож на Сульфуса. - Привет, двойники!- засмеялся он. - Кто ты такой и, что тебе нужно- дерзко спросила ангел. - Мне нужны твои силы!- закричал он и попытался напасть на девушку, но та отпрыгнула. - Неплохая попытка, но сейчас тебе будет жарко! Кокс, превращение!- закричала она и ставала, то ангелом, то демоном. - Что происходит- спросил демон. Ангел забрала силы своих противников. - Уходим!- крикнули они и убежали.

proza_ru/texts/2017/04/20170423924.txt

Мужчина может быть счастлив с любой женщиной. До тех пор, пока не полюбит ее. Телефон разрывался."Ну сколько можно,ну что за назойливость".Она опять сбросила.Уже раз пятый.Недели три назад она встретила одного парня.Он подсел к ней в баре,они познакомились ближе.Парень оказался очень интиресным собеседником.И,как ни странно,но они оказались во многом похожи-знаете такие приятные схожести во вкусахОни не мешают людям быть полярно-разными,но дают почву для разговоров,обсуждений и споров.Артем был из таких-они читали одни и те же книги,слушали одни и те же песни.Только она любила чай,а он-кофе.Просидев в том уютном баре с часа два,они обменялись номерами и разошлись по своим делам,в разные стороны.Пару раз созвонились,ходили вместе в кино.О последней их встрече стоит немного рассказать.Фильм был нудный,зал пустой.Да они бы тоже ушли,но на улице был страшный ливень.И вот они сидели на первом ряду и иргали в кулачки.И Артем все время проигрывал.Было видно-просто боится больно ударить,парень-то сильный.Она рассказывала анекдоты про блондинок.Он-про евреев.Это была часть игры-они говорили по очереди,такая ролевая игра получалась.И что-то она вдруг засмотрелась на него.Вернее в него.Прямо в глаза,они оба замолчали,опустили руки,сидели и смотрели друг в друга.На экране переворачивались машины,бились стекла,главный герой отстреливался от плохих парней...Они так медленно и синхронно склонились друг к другу,так плавно одновременно закрыли глаза и ,конечно,поцеловались.Нежно,нежно-его рука скользнула по ее плечу,вдоль руки и застыла на спине.Она гладила его волосы.Смотря на них можно было бы умилится.Красивый,затяжной,идеально-киношный поцелуй.Но он резко вдруг отстранился от нее. -Может пойдемФильм дурацкий,мне не нравится,надоел уже,-эти слова были настолько неумесными,просто до ужаса,так глупо они звучали. -Ммм да,удачный момент поделится впичатлениями о фильме.Ну пошли. Когда они вышли,Катрина сказала,что лучше пойдет домой,быстро чмокнула его в щеку и побежала под дождем без зонта,по лужам.Он не сказал ничего.И вдогонку ей он молча смотрел,до тех пор,пока она не растворилась в густой дымке плохой погоды. Так противно,так холодно стало вдруг-промокшая,обиженная она стояла по навесом.Слезы текли по щекам,капелька дрожала на кончике носа,и губы подрагивали.Как много она возлогала на этого парня,была готова влюбится,прямо завтра...Да прямо сегодня,таким он был замечательным!Снился ей по ночам.Эта выходка,она казалась ей детской-если что-то мешает ему ее целовать,зачем вообще это былоА он так от нее отшатнулся....грубо,заметно,просто явно.И таким простым,обыкновенным тоном с ней заговорил!Ну как же такВсе эти мысли у чувства переплетались между собой и давили на горло.В глазах резко потемнело,она чучуть не упала.Но удержала равновесие,вдохнула поглубже,картинка вернулась.Она зашла в метро и поехала домой.Но нити,что удишливо обвивали шею только немного ослабли,но появившись,не исчезали. С того момента прошло 12 дней.Она удалила его номер.Да он и не звонил.До сегодняшнего дня.Зато теперь он звонил настойчиво,неугомонно.Она сначала просто не брала,потом сбрасывала.На раз 16 она не выдержала и подняла: -Да что тебе надо от меня!-почти прорычала она в трубку. -Не ори,а выслушай.Некрасиво тогда получилось,не спорю.Но я не собираюсь перед тобой отчитыватся по телефону.Если посчитаю нужным,потом обьясню.Собирайся.Одевай,что хочешь,но на улице холодно. -Ты...Нормальный вобщеИ что это за тон-она зато говорила уже тише,но явным шоком для нее было услышанное,голос был пораженный. -Я сказал одевайся,где ты там живешь,возле магазина NЧерез 15 минут буду.Думаю успеешь. И знаете чтоОн трубку положил.Катрина сидела на кровате и не шевелилась.И вдруг встала,открыла шкаф и начала одеватся.Потом бегом накрасилась,почистила обувь.Заняло это все ровно 15 минут.И пошла на встречу с Артемом.С одной-единственной целью.Влепить ему пощечину.Да посильнее. В назначенное время они оба были возле магазина.Друг напротив друга.

proza_ru/texts/2009/03/20090322050.txt

Елена Урания Анх. Дорогой Света Глава 11 Пока внутри меня живет ребенок, мне нравится играть. Мне нравится увлекаться драмой, погружаться в нее и верить в происходящее. Мне снова забавно и весело, жизнь, какой бы она ни была, на некоторое время становится неизвестной и манящей, и я верю, что не знаю, что будет за следующим поворотом. Но потом во мне просыпается взрослый. Тот самый, который живет так давно, что выучил все повороты и все, что за ними прячется, или ему кажется, что он выучил, что он умеет разглядеть узор жизни даже там, где еще не был. И знание взрослого, и незнание ребенка -- все это иллюзия, и в то же время, все это истина, потому что и то, и другое состояние отражает мир таким, какой он есть для меня в это мгновение. И то, и другое состояние становится ложным уже в следующее мгновение, потому что в следующее мгновение меняюсь я и меняется мир. И где-то посередине лежит та самая грань, на которой мне так хочется остановиться чуть дольше, чем мне удавалось в прошлый раз. Тонкая и скользкая грань, на которой, несмотря ни на что, так хочется удержаться и даже станцевать. Грань между взрослым и ребенком, между опытом и неопытностью, между сном и осознанностью. Я был третьим по счету ребенком своих родителей. В детстве я рос очень болезненным и худым. Часто болел и не мог играть со своими братом и сестрой, а также с друзьями. Родители чем только ни лечили меня, как только ни пытались привести в баланс мои энергетические и физические системы, но их усилий всегда хватало ненадолго. Я как будто не мог найти смысла в своем существовании, и мои тела не ощущали потребности долго удерживать внутри себя мое сознание. Я был грустным, одиноким, часто подолгу оставался один на один с самим собой, созерцая внутреннее пространство, как будто бы в этом созерцании хотел увидеть тот смысл, за которым пришел на одну из планет звездной системы Ориона. Меня очень любили и со всех сторон окружали заботой, но все шло как будто впустую -- я все равно грустил и болел. В детстве мы часто не понимаем, что, выделяя нас, вселенная дает нам больше любви и благословения. Когда я был маленьким, я не чувствовал, как вселенная любит меня, напротив, мне казалось, что она надо мной смеется. Ко всем моим прочим странностям я родился длинноносым. Возможно, сейчас, глядя на меня, никто из людей не назвал бы меня таким, особенно среди землян, чей нос, как известно во вселенной, имеет немаленькие размеры. Но тогда, на Орионе, я казался смешным, и мой несоразмерный нос придавал мне еще более печальное выражение. Я с раннего детства привык быть сам с собой и подолгу занимался самосозерцанием. Иногда я видел иные миры, иногда просто размышлял о чем-то или сидел просто без всяких мыслей. В саду моего отца был небольшой пруд. Я любил сидеть возле него. Однажды я заметил, что к этому пруду время от времени прилетает одна интересная птица. Довольно большая, черно-белая, с изогнутым клювом и длинными лапами. Осторожно ступая по заболоченному краю пруда, она то и дело ныряла своим клювом в ил и вытаскивала оттуда что-то съестное. Наверное, где-то в глубине души я почувствовал родство с этим занятным длинноносым созданием, как и я, в одиночестве гуляющим по берегу пруда. Вскоре мы и вправду с ним подружились. Наше бессловесное общение могло продолжаться часами. Если я останавливался, то и мой приятель прекращал переставлять свои высокие ноги и начинал кружить на одном месте, а то и вовсе замирал, поджав одну лапу. Он мог простоять так достаточно долго, и в один прекрасный момент я решил последовать его примеру и тоже застыл, высоко поджав одну ногу. Мой друг стоял, не шелохнувшись и не сводя с меня внимательного взгляда. Постояв некоторое время, птица закрыла глаза, продолжая все так же прямо стоять на одной лапе. Я тоже закрыл глаза, тут же потерял равновесие и едва не упал. Мне пришлось прекратить мое упражнение, тем более, что правая нога уже сильно устала. Услышав шорох моих движений, ибис тут же открыл глаза, внимательно, но без испуга посмотрел на меня, расправил свои большие крылья и улетел прочь. По его виду никак нельзя было сказать, что я его спугнул. На другой день мы встретились снова на том же месте. На этот раз мне удалось простоять на одной ноге с закрытыми глазами уже несколько дольше, а мой учитель не стал сразу же покидать меня, как только я опустил на землю поджатую ногу. В течение получаса он медленно и даже, я бы сказал, заботливо выискивал лягушек в болотной тине неподалеку от меня. Наконец, настал день, когда я смог простоять на одной ноге чуть дольше моего носатого учителя, и то внимание, с которым он то и дело наблюдал за моими усилиями, наводило меня на серьезные подозрения, что это не просто птица. Однажды мой крылатый друг подошел ко мне так близко, что я мог видеть, как шевелятся под легким ветерком перья на его сложенном крыле. Он стоял боком ко мне, совершенно спокойно, не мигая, глядя в мои глаза своим круглым черным глазом. В какой-то момент я ощутил, как меня словно тянет вперед, к моему пернатому другу, и в то же время я продолжал стоять на своем месте. Соединение наших взглядов рождало между нами странную, но вполне осознанную связь. Ибис как будто спрашивал: "Ты хочешь пойти со мной" В какой-то момент я внутренне согласился отправиться вслед за ним, и тут же был перенесен внутрь тела птицы. Я начал видеть и ощущать себя в птичьем теле, чувствовать, как ибис двигается, переставляет лапы, помахивает крыльями, раскачивает клювом. Вдруг -- сильный толчок лапами от илистого дна, взмах обеими крыльями, и вот я уже взмываю вверх над прудом и лечу куда-то вместе с этой великолепной птицей... Я даже не успел подумать, что стало с моим человеческим телом. Я видел все, что видел вокруг себя ибис, но не ощущал себя ни птицей, ни человеком. Я словно бы стал ничем и в то же время осознавал и чувствовал себя. Мы летели, и ветер ерошил перья, мы поднимались выше, и становилось холоднее. Я перестал видеть землю под нами и видел только небо, которое становилось все темнее и чернее. Вдруг среди этой черноты начали зажигаться звезды, они были разноцветные и озорные, они смотрели на нас, летящих в этом бесконечном просторе, и как будто улыбались. Мне совсем не было страшно, и я ни на минуту не вспомнил о том, кем был, о моих родных, о том, что окружало меня. Во время полета я был полностью захвачен происходящим, и ничего другого для меня не существовало. Наконец ибис начал снижаться, распластав крылья, и вот я увидел под нами огромный безбрежный океан. Он тоже был темным и совершенно живым, он медленно и величаво раскачивался, перекатывая волны по своей поверхности. Его бескрайняя грудь то вздымалась, то опускалась, он дышал и прислушивался, как будто заметив или ощутив наше приближение. Ибис кружил, спускаясь все ниже и выискивая что-то. Вот я увидел прямо под нами небольшой круглый скалистый островок, торчащий из воды. Как раз на него мы и опустились. Вокруг было довольно темно и пустынно. Мой пернатый друг не обращался ко мне, однако я все время ощущал, что он помнит о моем присутствии. Место было совсем не из тех, на которых любят гнездиться ибисы. Голая скала, никакого водоема поблизости, почти полное отсутствие какой-либо растительности, только кустики какой-то чахлой серой травы попадались кое-где на глаза. Дул неприветливый сырой ветер. Но мой ибис не торопился искать укрытие, он продолжал стоять на том самом месте, на которое приземлился, и только время от времени поджимая то одну, то другую ногу. Долго ли мы пробыли так в этом безвременье, я не мог понять. Мне казалось, что я то впадал в полузабытье, то снова просыпался, но картина не менялась. Ибис продолжал ждать на одиноком скалистом островке посредине океана. Мне захотелось спросить его об этом месте, но я почувствовал, что не имею права нарушать его внутреннюю тишину.

proza_ru/texts/2016/04/20160409104.txt

Смешно, что Костюкович в предисловии к "Пражскому кладбищу" Эко называет мотивацией Генри Форда для опубликования им массовым тиражом в США, в 500 тысяч, своей книги о "Сионских протоколах"... коммерческий интерес. То есть,Костюкович не может и допустить идеологическую установку Форда по отстаиванию интересов американского народа в борьбе с сионобанкирами. Какая низость! Известно,что банкиры подвергли Генри Форда атаке после опубликования им в своей газете книги о международном ростовщичестве. Вплоть до того, что в фильмах Голливуда все отрицательные герои катались именно на автомобилях с заводов Форда. Известно, что Генри Форд приглашал в США следователя Николая Соколова для выступления на планировавшемся магнатом процессе по сионским протоколам. Лживым является мнение, что Генри Форд на склоне своих дней отрёкся от своих идей, касающихся "Сионских протоколов" и зловещей роли использующих ссудный процент как оружие международных банкиров. В России издано несколько книг воспоминаний Форда,но далеко не во всех содержатся его слова, что он не изменил своих взглядов по иудаизму. Эко наказал сам себя. В конце концов,для писателя посмертное существование гораздо важнее. И закономерно,что итоговым романом Эко стал политический, по всей видимости заказной, памфлет "Пражское кладбище". Так как "НУЛЕВОЙ НОМЕР" это такое продолжение в современности "Пражского кладбища". Таков финал блестящего филолога и семиотика,знатока средневековой европейской культуры, который или под внешним нажимом, или исходя из собственных системных взглядов создал талантливое, но насквозь фальшивое повествование об одном из важнейших текстов XX и XXI веков. Симонини занимается изготовлением фальшивых документов, с просьбой о котором к нему обращаются криминальные элементы. Более или менее приемлемый пересказ сюжета "Пражского кладбища" приводится в жж http://byacs.livejournal.com/1312.html Действие романа "Пражское кладбище" разворачивается главным образом в Париже, а также в Италии. Краткий сюжет таков: Симонини теряет память по причине сильного стресса (участие в черной мессе и затем убийстве двух человек) и с помощью дневника воспоминаний (24 марта 1897 г. -- 20 ноября 1898 г.), "по совету одного австрийского доктора" (З. Фрейда) пытается ее восстановить. У главного героя еще и раздвоение личности, он путает себя с некогда убитым им человеком (иезуит аббат Далла Пиколла). Поскольку главный герой шпион, он не может пойти к исповеднику или врачу, поэтому использует дневник для восстановления самоидентификации. В результате, герой восстанавливает память, а его дневник заканчивается записью о том, как он минирует галерею строящегося метро в Париже для подтверждения подлинности Протоколов, в которых были предсказаны взрывы в метро (между прочим, по заданию начальника Заграничного отдела МВД П.А. Рачковского!). Читатель может догадаться, что взрыв состоялся, но минер погиб, а бомбу изготовил бывший карбонарий, которого, с помощью классической полицейской провокации (организация покушения на Наполеона III), Симонини отправил в свое время на каторгу. Старый революционер отомстил полицейскому провокатору. История главного героя такова: он родился в Пьемонте в 1830 г. в семье местного дворянина, которого воспитывал дед -- ярый реакционер, сторонник Anсien Regime, антисемит, поклонник творчества аббата Буррюэля, который "словно жил в его доме". Интересно также отметить, что имя Симоно, по сути, дал ему дед, а принадлежало оно средневековому святому по преданию, ритуально замученному евреями. Дед Симоно, прочитав труд аббата, разоблачавший масонский заговор против французской монархии, написал ему письмо, в котором попытался добавить к масонскому заговору евреев: "Евреи наметили себе не менее чем за сто лет поработить мир, изничтожить все прочие секты, возвеличить свою собственную, построить не меньше синагог, чем имеется сегодня христианских церквей. И свести христиан к состоянию рабов". Однако Буррюэль ему не ответил, так как католическая церковь по разным причинам не дала хода этой идее. Интересно также отметить, что этими идеями дед Симоно проникся, находясь в Туринском гетто, где прятался от наполеоновских войск, как сторонник старого режима. Ему их поведал сумасшедший нищий еврей Мордухай, эмигрировавший в Италию из турецкой Сирии, где обвинялся в ритуальном убийстве арабского мальчика, а после зверских пыток турецкими жандармами сошел с ума, и был отпущен на свободу. Интересно отметить, что и этот сюжет Эко находит некоторое подтверждение. Так, журнал "Мирный труд" опубликовал в 1913 г. работу француза Achille Laurent: "Дамасское ритуальное убийство (Протоколы судопроизводства по делу об исчезновении капуцина о. Фомы и его слуги Ибрагима Амара в Дамаске в 1840 г.)". Собственно так и родилась идея о "жидомасонском заговоре". В ее основе лежали измышления Буррюэля и буквально бред сумасшедшего. Эко показывает на каком "прочном фундаменте" строились тогдашние "антижидомасонские" доктрины. По рождению Симоно наполовину француз, наполовину итальянец, говоривший на обоих языках с детства, а большую часть жизни проживший во Франции, к тому же по выражению главного героя, его дед, был противником объединения Италии и как монархист "обезьянничал с австрийцев", поэтому Симоно учил и немецкий язык. Он получил начальное домашнее образование, причем его воспитателями с детства были иезуиты. Эко представляет главного героя как стопроцентного континентального западноевропейца, воспитанного в традиционных ценностях на стыке романских и германских народов. Отметим и еще важнейшую деталь романа, свойственную западноевропейской литературе, в которой главный герой вовсе не "прогрессивен", как в русской литературе. Герой принадлежит к традиционному обществу, но живя в обществе современном, он не только приспосабливается, а хорошо и комфортно себя в нем чувствует, использует это общество, оставаясь самим собой. Эко отмечает, что антисемитом Симонино строго говоря не был: "ничего не имею против этих евреев". Кроме того, он с евреями практически никогда не знался, - один раз в юности перекинулся парой слов с девушкой из Туринского гетто, а в зрелости общался лишь с двумя евреями-антисемитами. Главный герой испытывает крайнюю неприязнь к итальянцам, французам, немцам. А также ненавидит церковь, особенно священников (хотя хорошо знает быт духовенства, часто представляется священником и сотрудничает с иезуитами), но находит религию полезной, так как она сдерживает народ, отталкивает его "от баррикад". Необходимо отметить, что ненависти к русским Симонини не испытывает (вопреки весьма распространенному в настоящее время в России стереотипу о якобы онтологической русофобии западноевропейцев). Эко удачно включает в повествование Ф.М. Достоевского, И.С. Тургенева и др., тем самым вводя Россию, русскую общественно-политическую мысль в общеевропейский контекст. К характеристике главного героя следует добавить, что он принципиальный асексуал и девственник и единственной его страстью, которую "привили ему священники" была страсть к изысканной пище. По образованию Симонини юрист, по официальной профессии -- нотариус (основная неофициальная деятельность которого состоит в высокопрофессиональной подделке завещаний и любых документов, а также в скупке и перепродаже освященных просфор для черных месс, - "редкий и опасный товар"). Официальным прикрытием Симонини является бизнес антиквара (в сущности, он занимается только продажей старого хлама и фальшивок втридорога). Главной же официальной, но негласной деятельностью, является работа на французские секретные службы, как периода Наполеона III, так республиканские. За эту деятельность Симонини получил чин капитана Французской армии, в том числе в память о своем деде, а также и за участие в Гарибальдийском походе, официально в качестве журналиста туринской газеты, негласно в качестве шпиона секретной службы Сардинского королевства (будущей объединенной Италии). Дело в том, что главный герой был так сказать передан французам по причине того, что он устранил капитана Ньево, казначея Гарибальди путем взрыва парохода возле острова Страмболи в 1861 г. Надо отметить, что Эко дает оригинальную версию этого события, - устранение Ньево, во избежание лишних слухов о финансировании Гарибальдийского похода. Симонини поручают уничтожить документы Ньево, а не его самого, и, тем более, не совершенно посторонних людей. Поскольку он "перестарался", т.е. хотя и выполнил задание, но совершил ошибку, спецслужбы решили не устранять Симонини как опасного свидетеля, а отправить его подальше от родины. Всю оставшуюся жизнь главный герой сотрудничает с различными спецслужбами: Ватикана (иезуитами), прусской (перед Франко-прусской войной) и русской. Причем он является тем, кого в российской традиции называют "провокатором", "шпиком" или "стукачом". Он не только информирует полицию об интересующих ее лицах, но и сам организует "заговоры", т.е. провоцирует революционеров на какие-либо акты, попадающие под прямое действие официального закона. При этом, как и всякий серьезный шпион, он, в сущности, работает только на себя. Он участвует в событиях Парижской коммуны (проводит правительственные войска в тыл коммунарам); в "деле Дрейфуса" (изготавливает подложное донесение Дрейфуса в Германское посольство) и т.п. Смысл интриги, как разъяснял Рачковский Симонини, состоит в том, чтобы немцы поверили, что бордеро (т.е. донесение якобы Дрейфуса) подлинное: "Потому что французская артиллерия перевооружается пушками 75 мм. Так что требуется, чтобы немцы думали, будто работа ведется в направлении пушек 120 мм.".

proza_ru/texts/2016/02/20160221111.txt

Моша Сергей. "Роковое знакомство" Рассказ. Костюков познакомился с ней у железнодорожной кассы, когда брал билеты на Москву. До отправления поезда оставалось совсем немного, но Александр особенно не торопился - билеты были предварительно заказаны по телефону. Конечно, директор Торгового Дома "Костюков и компания" мог отправиться в командировку и на своем новеньком "вольво", но ему жалко было гробить машину на вконец разбитых летних дорогах. Да и комфорта в купе "люкс" было несравненно больше, чем в тесном салоне авто. А ведь ехать нужно было почти сутки. - Кто крайний - спросил Костюков больше для порядка, пристраиваясь в хвост очереди за спины толстой тетки с огромными баулами и щуплого мужичка с примерно такой же нагрузкой. Однако ответное "Я" неожиданно послышалось откуда-то сбоку. Костюков повернулся на голос и на какое-то мгновение замер на месте, пораженный увиденным: со стороны газетного киоска к кассе быстрой и плавной походкой приближалась ОНА, в одной руке держа свежий номер журнала "Натали", а другой прижимая к потрясающим бедрам сумочку-косметичку. Длинные, слегка вьющиеся каштановые волосы девушки обрамляли приятный овал лица; под тонкими, крутой дугой изогнутыми бровями синим морем плескался смех и озорное веселье огромных глаз; полураскрытые полные губы, казалось, только и ждали того момента, чтобы их поцеловали, а великолепная фигура незнакомки заставила Костюкова забыть о том, что он уже три года, как женат. Естественно, он не мог с ней не познакомиться! Они разговорились еще в очереди, а потом, взяв билеты, продолжили беседу за столиком в баре, где выпили по рюмочке вишневого ликера, который закусили шоколадом. Оказалось, что девушку зовут Анжелой, что она не замужем, что работает аспиранткой в одном из местных вузов, а билеты брала не для себя, а для бабушки, отправлявшейся погостить к далеким родственникам в Астрахань. Костюков так увлекся разговором, что в едва не пропустил отправление своего поезда. Он торопливо сунул Анжеле свою визитку: - Позвонишь мне через недельку - встретимся... Или нет, лучше я сам тебе позвоню. Телефон есть - Да, Саша, - ответила девушка и достала из косметички ручку. - А записать куда - Сейчас... - доставать из сумки блокнот было некогда. Костюков быстро вытащил первую попавшуюся купюру из портмоне - это оказалась пятидолларовая банкнота. Анжела черкнула номер телефона поперек портрета американского президента и в следующее мгновение купюра исчезла в кармане малинового пиджака. - Жди звонка! - Костюков на секунду остановился в дверях бара, помахав девушке рукой, и бросился на перрон. В вагон он влетел в последний момент - поезд уже тронулся. - Ну не удача ли - думал Александр, заняв свое место в купе. - Совершенно случайно познакомиться с такой красавицей! Мысли об Анжеле не покидали Костюкова и в вагоне-ресторане во время ужина. Он даже "зелененькую" с номером ее телефона положил перед собой на стол, и от ряда выписанных аккуратным округлым почерком цифр даже крепкий "Абсолют" казался ему сладким. Именно поэтому, наверное, бизнесмен не заметил жадных взглядов, которыми двое мужчин за соседним столиком проводили обратно в карман заветный листочек, а потом мысленно взвесили и содержимое его бумажника. Те двое ушли раньше Костюкова, но он встретился с ними в тамбуре, хотя и не узнал просто потому, что в ресторане не обратил на них никакого внимания. С первым Костюков столкнулся грудь-в-грудь, когда хотел пройти к двери следующего вагона. - Ты че, мужик - угрожающе дохнули перегаром ему в лицо. - Отвали с дороги, - равнодушно попросил Костюков, но вдруг почувствовал легкий толчок в спину и обернулся. Ухмыляющаяся рожа второго пробудила в Костюкове инстинкт самосохранения, но пока он соображал, что происходит и что нужно делать, наглые пальцы первого завладели его бумажником. - Тихо, козел, коли жизнь дорога, - посоветовал бизнесмену второй. Они настолько увлеклись (один - его карманами, а другой - досмотром бумажника), что не заметили под мышкой Костюкова наплечной кобуры с газовым пистолетом, и поэтому никак не прореагировали, когда бизнесмен сунул руку за пазуху. Дальнейшие события развивались молниеносно. Локоть левой руки Костюкова погрузился в живот того, кто стоял сзади, и тот с хлюпаньем осел на пол. В тот же миг в лицо первого налетчика уставился короткий ствол черного револьвера. - Ты че!! - испуганно вскрикнул грабитель и с хрипом сполз на пол, получив порцию газа в упор. Второй не успел подняться на четвереньки, как Костюков отправил его обратно на пол следующим выстрелом. Шум, произведенный маленьким револьвером, бесследно растворился в грохоте колес по шпалам. - Вот влип! - бизнесмен растерянно посмотрел на валявшиеся у его ног тела "отключенных" налетчиков, не зная, что делать дальше. Он понятия не имел о том, кто эти люди: просто решившие подзаработать "мужики" или члены какой-нибудь банды, "работавшей" по поездам. В последнем случае у них могли быть дружки, может, даже в соседнем вагоне, и тогда расправы Костюкову не миновать. Но даже если они не "крутые", то очухавшись, вполне могут его найти - на поезде-то не спрячешься, а до Москвы еще ехать и ехать, - и тоже устроить разбор. Ну, а вдруг кто-нибудь войдет сейчас в тамбур и увидит эту веселую картинку Тогда встреча с милицией Костюкову гарантирована, что в его планы совершенно не входило. Думать надо было быстро, и решение было найдено. - Выброшу вас на хрен - и концы в воду, - Костюков отобрал свой бумажник, спрятал его и пистолет, а потом распахнул дверь вагона. За ней, в абсолютной темноте, зло посвистывал холодный ветер... Когда через два дня Костюков вернулся в Сумов, на перроне его уже ждали. Два дюжих милиционера подскочили к нему, как только он сошел с поезда, и без лишних разговоров скрутив руки, защелкнули на них наручники. - В чем дело - возмущенно заорал бизнесмен, которого быстренько запихали в ПМГ. - Это какая-то ошибка! - Гражданин Костюков, вы арестованы по обвинению в убийстве, - сухо пояснил ему седоусый майор и, не обращая внимания на возмущенные вопли бизнесмена, молчал всю дорогу до отделения. В тесном кабинете следователя майор продолжил разговор, ответив на требование Костюкова привести адвоката: - Он вам понадобится, но несколько позже. Ваша вина несомненна, и доказать это в суде будет проще простого. Я даже объясню вам, почему. В наступившей тишине майор достал из ящика стола помятую пятидолларовую купюру и положил ее перед Костюковым президентом вверх. - Узнаете - Да... - обреченно протянул Костюков, тупо разглядывая знакомый ряд цифр, пересекавших портрет. - Но как.. - Купюру нашли в кармане одного из тех, кого вы сбросили с поезда. Мы проверили этот телефон и вышли на гражданку Анисимову Анжелу Ивановну. Она не стала скрывать, кому дала номер своего телефона таким образом. А услышав об убийстве, еще и предоставила нам вашу, гражданин Костюков, визитную карточку, на которой значится ваш адрес и место работы. Дальше, как вы понимаете, все было очень просто, учитывая, что мы получили вашу фотографию. Работники поездной бригады опознали и вас, и погибших. Дополнила картину и только что изъятая у вас единица газового оружия: с его помощью вы привели граждан Ивченко и Перова в бессознательное состояние и сбросили их с поезда. Падение привело к многочисленным переломам черепа и позвоночника, которые повлекли за собой смерть. Кстати сказать, оба они оказались с криминальным прошлым: один карманник, другой - рэкетир. - Так они же на меня и напали! - вскричал Костюков. - Об этом мы тоже догадывались. Если бы вы вовремя обратились в милицию... - Но ведь это все равно была самооборона! - Костюков хотел было вскочить с табурета, но постовой удержал его на месте. - Я только защищался! - А вот это и решит суд. - ответил майор. - Будь проклят тот день, когда я увидел эту Анжелу!!! - крикнул Костюков, когда за его спиной захлопнулась дверь камеры следственного изолятора. 1996 г.

proza_ru/texts/2013/08/20130815307.txt

Мир так прекрасен! О, как прекрасен мир! Скажи, почему ты заполнил прекрасный разум свой, юное, робкое сердце пустыми и глупыми ссорами, кучей бесполезной информации,что не дает спокойно и легко идти вперед, словно ты, будучи счастливым и радостным, попал в метель унылым и пасмурным зимним днем ... Все, что я хочу сейчас - вернуться. Неважно, куда именно, но вернуться, будь то моя прогулка лет в 5 на тот, тогда гигантский, чертовски глубокий и очень страшный пруд, или же первая игра в "бутылочку" в походе с нашим задорным и дружным 7А. С этими неловкими объятьями, секретами на ушко, обещаниями не спать всю ночь, а в итоге сладко дремать в уютной палатке под тихие голоса родителей у костра. ... Если кто-нибудь когда-нибудь меня спросит, какое время в моей жизни самое-самое замечательное, я отвечу, что, непременно, детство. Под этим периодом я, конечно, не подразумеваю тот промежуток жизни человека, который в школе на уроке обществознания нам говорят записать в тетрадь и выучить. Лично для меня детство - это то время, когда я росла, менялась, совершала уму непостижимые глупости, и наоборот, самые добрые поступки, не думала о том, чтобы понравится человеку, а просто была сама собой. И дружба, как же прекрасно это чувство в детстве! Какая же чистая она, сильная и непорочная. А сейчас Сейчас я достигла возраста, когда я достаточно изменилась, нашла себя, но печалюсь и скучаю по тем счастливым детским временам. Говорят, жить прошлым - признак старости. Я, конечно, двигаюсь вперед к заманчивому будущему, но самое чудесное детское время навсегда в моем сердце.

proza_ru/texts/2015/03/20150314233.txt

10 мифов о массаже Массаж - один из наиболее популярных дополнительных и альтернативных медицинских способов лечения многих заболеваний. Но как отличить, что является правдой, а что настоящим вымыслом о массаже. 1. Массажист должен быть физический сильным Считается, что чем сильнее массаж, тем он эффективнее. Некоторые люди искренне убеждены, что после массажа обязательно должны оставаться синяки как показатель эффективности массажа. Если синяков после массаж не видно, значит, деньги потрачены напрасно, массажист - неумеха, слабак и бездарь. Это самое распространенное заблуждение. Существуют различные техники, которые не предусматривают большой физической силы, в ряде случаев заболеваний силовой массаж делать не рекомендуется. Массаж делают головой, а не руками. Профессиональный массажист в первую очередь умный, а потом сильный. Обладая знаниями анатомии и физиологии, он понимает, для чего он делает тот или иной прием, и с какой силой. 2. Слепой массажист - это вершина мастерства Отсутствие визуального канала восприятия информации у слепых людей компенсируется тактильным. Грамотный массажист с опытом работы так же хорошо чувствует тело пациента. Все дело в знаниях, навыках и опыте. В этом случае не имеет значения, какой массажист перед вами - слепой или зрячий. 3. Классический массаж не в тренде Сейчас на рынке массажных услуг огромное количество разных экзотических и этнических брендов. Кажется, что классический массаж уступает им. Но классика - всегда останется классикой. Ведь она синтезирует и сохраняет всё лучшее из мировых школ массажа. И многие отечественные и зарубежные специалисты с успехом применяют его. До сих пор это один из эффективных методов лечения и профилактики. Поэтому никакие другие практики не заменят классический массаж. 4. Массаж может делать каждый без обучения Неправильно выполненный массаж может навредить. Массаж - это мощная лечебная процедура, которая способна как улучшить самочувствие человека, так и усугубить заболевание. Массажист должен обладать знаниями анатомии и физиологии, он должен понимать, что произойдет в организме человека в результате его действий. Выполнение стандартных массажных приёмов без понимания и правильной техники - это аналог детской игры "рельсы-рельсы, шпалы-шпалы". 5. Привыкание к массажу как к наркотику Зависимость к массажу - это очередной миф. Да, массаж -- приятная процедура. Он стимулирует выработку эндорфинов ("гормонов удовольствия"), но никто еще не слышал о "массажных наркоманах". 6. Массаж нужно делать два раза в год Если вы совсем не занимаетесь физкультурой и спортом, то лучше делать профилактический курс массажа раз в три месяца. Если вы регулярно посещаете спортзал или бассейн - курс массажа можно делать реже. Можно выбрать поддерживающую практику - разовые процедуры массажа 1-2 раза в неделю. или как "душа попросит" (а точнее тело). При курсе лечебного массажа частота процедур зависит от поставленных задач. Массаж можно делать "когда душа просит", но помнить, что это тоже физическая нагрузка и здесь есть вполне четкие временные границы. 7. Массаж нужен только больным людям Массаж способен вылечить многие заболевания, но он полезен и здоровым людям в качестве профилактического ухода за телом, для устранения усталости и эмоционального напряжения. Массаж приятен и полезен любому, самому здоровому человеку. 8. Массируют только больное место В организме всё взаимосвязано, и зачастую причина боли или болезни кроется не там, где болит. Массажист, знающий физиологию и анатомию, понимает сущность происходящих процессов и грамотно выбирает тактику лечения. Поэтому зачастую приходится работать с совершенно другими зонами тела. 9. Тайский массаж -- это сексуальный вид массаж Классический тайский массаж - это профилактическая процедура, не имеющая ничего общего с эротикой и сексом. Скорее это пассивная гимнастика, помогающая устранить многие проблемы в теле. Тайский массаж, обычно, даже делают в одежде. 10. Мануальная терапия - это элементарно Мануальная терапия полезна только в умелых руках. Мануальную терапию может делать только врач невролог или ортопед. Не позволяйте производить манипуляции с вашим телом, особенно с позвоночником, случайным людям - это опасно. Эффектные щелчки в суставах, которые отличают мануальную терапию, могут обернуться тяжелой травмой. Сейчас разработаны мягкие мануальные техники, которые работают с мышцами и связками. Они позволяют без манипуляции решить некоторые проблемы с позвоночником без резких движений. Главное - чтобы их производил образованный специалист.

proza_ru/texts/2017/05/201705172230.txt

Как лисёнок и зайчонок в школу пошли. ( Из сказок дядюшки Миньджоса) -Зайка проснись,- будила Крольчиха своего сына,- ты помнишь куда ты сегодня идешь Зайчонок распрямил ушки, и стал потирать лапкой свои заспанные глаза. Как же он мог забыть, сегодня с лисёнком они идут первый раз в школу. Спрыгнув с кровати, он быстро поскакал умываться, зайчонок не хотел опоздать в такой торжественный день, ему так хотелось первым прийти в школу. Позавтракав капустным пирогом с морковным соком, зайчонок стал складывать в рюкзак новые белоснежные тетрадки в клеточку. Мама Крольчиха тихонько улыбалась видя настроение сына. Пока зайчонок собирался, в дверь тихонько постучались, зайчиха пошла открывать. На пороге стоял сияющий как солнышко лисёнок, держась одной лапкой за лапу мамы Лисицы. -Доброе утро, тетушка Крольчиха, доброе утро зайчонок!- Лисенок весело помахал лапкой приятелю. -Привет лися,- крикнул зайчонок в ответ, одевая на себя рюкзак из кожи голубого питона.- Смотри какой у меня рюкзак,- хвастался он перед другом. -Подумаешь,- ни сколечко не удивился лисёнок.- Вот у меня из кожи дикобраза, только с него колючки сначала выдрали, живьем,- добавил он. -Зато у меня,- немножко обиделся зайчонок,- карандаши из сделаны из пепла птицы Удод, мой папа лично сжег его. -А вот у меня....- начал лисёнок. -Так дети хватит,- мама Лисица перебила пустой спор,- в школу опоздаете. Тетушка Крольчиха накинула на плечи легкий платок, и взяв лапку сына она пошла провожать его вместе с соседкой Зайчихой и её сыном в первый класс. В лесной школе всё уже было готово к принятию детей. Чистые, выкрашенные белой краской пеньки, сияли в утренних лучах солнца. Между ними суетливо ходила мудрая Сова, она всегда так суетилась, когда к ней приводили новых детей. Хоть на её веку было много выпусков в большую лесную жизнь, она всё равно переживала. Доставая из своего передника корень валерьяны, она посасывала его чтоб успокоить свою расшатанную нервную систему. Подойдя к черной вертящейся доске сова взяла мел и жирными буквами написала на ней В ПЕРВЫЙ РАЗ, В ПЕРВЫЙ КЛАСС, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОРОГИЕ УЧЕНИКИ. Ученики не заставили себя долго ждать и вскоре на поляне появился волчонок со своим отцом. -Доброе утро!- Поприветствовал папа Волк мудрую Сову. -Здравствуй, здравствуй хулиган,- улыбаясь ответила сова папе волку. -Здравствуйте мудрая Сова!- Звонким голосом крикнул волчонок,- смотрите что я вам принес. С этими словами он сунул в морду совы большой букет колючих роз. Подавившись валерьяновым корнем, сова начала громко чихать. -ААА ПЧХИИИИИ!- Выплевывала корень она,- узнаю, узнаю, ааааааапчхиииии, твоего сына, такой же хулиган что и ты был. Ты же знал что у меня страшная аллергия на розы. ААААААААААПЧХИИИИИИИИИ. -Папа о чем она- Удивился волчонок. -Да не о чем,- махнул лапой папа Волк.- Давай я лучше тебе бант поправлю. -А что он тебе не рассказывал- Спросила сова у волчонка смотря как папа Волк поправляет сыну большой зелёный бант завязанный на шее. -Нет.- Вертел головой волчонок. -А ты знаешь- Начала сова,- что когда твой папа был таким как и ты маленьким, он тоже учился в моей школе. Однажды он притащил в класс большой осиный дом, ох как меня тогда осы покусали, прям за то место куда я шлепаю не послушных детей. До сих пор забыть не могу. -Смотри сынок,- папа Волк показал лапой на приближавшихся лисёнка и зайчонка,- твои друзья идут. Давай беги к ним. Волчонок бросив букет на пенек побежал к друзьям. Лисёнок с Зайчонком увидели его и тоже побежали к нему. Встретившись, они взялись за лапки и стали весело прыгать по лужайке. Взрослые изредка поглядывав на них тихонько улыбались. Мудрая Сова давала папе Волку полезный совет по воспитанию детей. Папа Волк только лапой отмахивался, Мол не учи сам знаю как воспитывать сына. На поляну стали приходить остальные зверята со своими родителями. Тетя Белка привела своих очаровательных дочерей белочек близняшек. Чтоб мудрая Сова не путала их по именам, она одной из своих дочерей привязала на хвост красный бант. Следом за ними пришло целое ежовое семейство, у них тоже сегодня праздник, их ней старшенький идет в первый класс. Мама Ежиха держа в одной лапе запеленованого ежонка, второй лапкой грозила сыну чтоб тот не хулиганил. Кроха ежонок спавший на руках у мамы вдруг разразился громким рёвом. Мама Ежиха принялась распеленовывать младшего сына. Так она и знала, младший не вовремя намочил пелёнки. Положив его на пень парту, она стала его перепеленовывать. -Вот дети,- начала мудрая Сова,- смотрите, как мама ежиха меняет пелёнку своему сыну. Лесные зверята бросили свои игры и стали внимательно смотреть как ежиха перепеленовывает младшего сына. Оказавшись в сухой пелёнке, он быстро заснул. Со стороны леса раздался страшный вопль, все повернулись на крик, и увидели, как дядя Енот за шкирку тащит сына. -Не хочу,- упирался енотик,- не хочу в школу, не пойду! -Ну что ты сынок,- страдальчески говорил не опохмелившийся енот,- там тебе будет весело. -Я хочу чтоб мама меня провожала!- Кричал он, роняя с головы синюю панамку. -Но ты же знаешь,- вздохнул енот, подымая с земли панамку,- мама уехала на симпозиум прачек. -Ни чего я не знаю,- кричал енотик срывая с себя панамку которую уже успел на него одеть папа Енот.- Я к маме хочу, я хочу чтоб она меня провожала в первый класс! -А чем же я хуже мамы -От тебя мухоморной настойкой пахнет!- Топтал енотик свою панамку. Мудрая Сова видя такое дело решила поправить ситуацию, подойдя к ним, она склонилась над енотиком, взяла его за лапки. -Ну хватит маленький,- ласково заговорила она,- видишь ни кто не шумит, один ты кричишь на весь лес, успокойся, папе надо идти по делам. Енот закивал головой, ему действительно надо было идти, ему после вчерашнего застолья было совсем худо. Оставив сына на попечение мудрой Совы, он пошатываясь ушел в сторону палатки, где продавалась мухоморная настойка. -Так!- Громким голосом крикнула сова,- родителей прошу покинуть класс, у нас начинается урок. Дети порошу вас сесть за парты кто куда хочет. Лесные зверята помахали лапками своим родителям, и уселись за пни парты. Один только енотик все ни как не хотел успокоиться, он теперь уже не кричал, а только тихонько плакал в панамку зовя сквозь слёзы маму. Мудрой Сове пришлось засунуть ему в рот корень валерьяны. -Так дети начинаем урок, для начала познакомимся, белка Белла здесь! -Здесь,- улыбнулась Белла, и помахала хвостом, на котором был привязан красный бант. -Очень хорошо, белка Билла! -Тута!- Помахала ей Билла с последней парты. -Хорошо, енот Еська. -ААА, я к маме хочу! -Присутствует,- сказала сова и поставила жирный крестик в журнале.- Волчонок Волли! -А я здесь,- пропищал Волли под журналом совы. Мудрая Сова подняла журнал и увидела улыбавшегося волчонка, который сидел на самой первой парте пне. -Ежонок Жон,- продолжила она. В место ожидаемого ТУТ или ЗДЕСЬ в неё полетел скомканный листок бумаги, она развернула его, на нем корявыми печатными буквами было написано: Я здезь, ежонак ЖОН . Сова покачала головой, но ни чего не сказала Жону и продолжила перекличку. -Зайчонок Зокка! -Присутствует. Сова отвлеклась от журнала, и сквозь очки посмотрела на класс. Зайчонок сидел в середине класса и шевелил на радостях ушами. -Лисёнок Лиська. -И я тут,- стучал он лапками по пню парте. -Не стучи,- сделала сова ему замечание,- чупакабра Чупа. В ответ тишина, весь класс стал переглядываться друг на друга, не кто не знал что это за зверь чупакабра. -Чупакабра Чупа!- Прокричала мудрая Сова. Неожиданно класс засмеялся, сова опять посмотрела сквозь очки, пытаясь выяснить причину смеха. Причиной оказался Еська, он от резкого громкого голоса совы сделал под собой мокрую лужицу. Бедный зарёванный Еська не знал куда бы ему провалиться от стыда, класс надрывался от хохота. -Тихо всем, кому я сказала!- Рявкнула сова,- это не ему должно быть стыдно, а вам, как вы посмели смеяться над своим товарищем, он же самый младший из вас. Класс притих, Еська спрятал свою полосатую мордочку в панамку, и продолжил плакать. -Так кто мне скажет, где чупакабра Чупа- Спросила сова у класса. Тишина, не кто не знал кто такой чупакабра, очевидно это зверь с другова леса. -Чупакбра Чупа!- Тряслась сова,- чупакабра Чупа! Еська от каждого её крика нервно вздрагивал, а Волли уже почти совсем оглох на одно ухо. -В последний раз спрашиваю, где чупакбра Чупа! -Я здесь,- прорычал глухой голос,- я шёл с другова конца леса, поэтому я немного опоздал, извините меня пожалуйста. Все обернулись, между двух сосен стоял невиданный в этих местах зверь. Он был похож на волчонка, но только на морде у него торчали два длинных клыка направленных в низ. Сова молча кивнула головой и разрешила ему сесть. Чупа улыбаясь прошел через весь класс и сел на переднею парту возле Волли. -Ну вот теперь все на месте,- вздохнула сова, закрывая журнал.- Начинаем урок. Она взяла тряпку и вытерла с доски свои утренние надписи, затем взяв мел, сова нарисовала на ней яблоки. Класс тихонько стал перешёптываться с чупакаброй, Чупа отмахивался от них. Мудрая Сова услышав за спиной шепот, резко обернулась и гавкнула как собака. Еська вздрогнул и снова сделал мокрую лужицу. -Ну кто мне скажет,- обратилась сова к классу,- вот например ты Зокка, ответь мне пожалуйста на такой вопрос: У тебя восемь яблок, ты дал Еське три яблока, сколько у тебя осталось яблок -Восемь,- не задумываясь ответил Зокка. -Почему- Удивилась сова. -А я плаксам не даю яблоки. -Но он же твой товарищ. -Он мне не товарищ, мой друг Лиська,- гордо сказал Зокка. -Ну хорошо, ты дал Лиське три яблока, сколько у тебя осталось -Четыре. -Ну а на этот раз почему- Удивлялась сова логике Зокка. -А потому что мы с ним друзья, и будем делить всё поровну. Сова покачала головой, она с одной стороны была довольна ответом Зокки, а с другой нет, она собралась привести другой пример. Мельком взглянув на солнечные часы, она увидела что первый урок уже закончился. -Так класс, сейчас перемена,- объявила она, и ушла в лес. Класс поднялся со своих мест и обступил чупакабру. -Ты откуда к нам пришел,- спрашивал Волли. -С самой окраины леса,- отвечал Чупа. -Мальчики,- крикнула Белла,- ни у кого нет платочка -А зачем- Спросил Жон. -Еське мордочку вытереть, а то она у него вся в соплях, а панамка уже полная. -Есть,- сказал Чупа доставая из синей расшитой звездочками жилетки клетчатый платочек.- На вот возьми мой. -Спасибо,- сказала Белла принимая из лап Чупы платочек. Белла вместе с Биллой принялись вытирать Еськину мордочку. Еська уже перестал плакать, но всё ещё вздрагивал. Чупа смотрел на них, а потом не выдержал и пошел помогать им успокаивать бедного Еську. Зокка с Лиськой и Волли сели на траву играть в карты. Жон остался один, ни кто не позвал его к себе, чтобы хоть как привлечь к себе внимание он придумал одну шутку. Чупа с девочками белочками успокоили Еську, и он уже тихо сидел и широкими глазами смотрел по сторонам. Белла взяла его панамку и пошла к ручью постирать её, Билла о чем-то рассказывала Чупе, тот широко улыбался показывая всем свои клыки. Сейчас, сейчас -- думал Жон,- только подойди сюда. Чупа как по заказу Жона стал идти в его сторону. Жон осторожно вытянул свою коротенькую лапку, и поставил Чупе подлапку. Чупа не ожидавшись подвоха, споткнулся и упал, да так удачно что передними клыками засел глубоко в пне Жона. Жон истерический расхохотался, ожидая что и все сейчас будут смеяться. Но не тут-то было класс не одобрил его шутку, все недобро посмотрели на него, и стали помогать Чупе вылезти клыками из пня. Чупа жалостливо смотрел на всех, казалось что он сейчас разреветься. -Ты зачем это сделал,- неожиданно для всех спросил у Жона Еська. -Чего тебе надо Иди отсюда мочеиспускательный канал!- Жон злобно смотрел на всех,- что разве это не весело -Дурак!- коротко кинула в него ругательство Билла. -Сама дура!- Злобно улыбался Жон. -А если тебя так колючками в пень- Спросил Волли. Они перестали играть в карты и стали помогать Чупе, вытащить клыки. Чупа стонал, клыки не хотели выходить, напрасно Волли с Лиськой тянули его за хвост. В класс пришла Белла, она повесила мокрую панамку Еськи на сосновый сук, и тоже стала помогать вытаскивать Чупу. Жон катался со смеху по траве, Еська опять начал хныкать и Белле пришлось его снова успокаивать. -Ой не могу,- хохотал Жон,- вот умора, Чупа клыками в пне застрял. -Хватит дразниться,- пристыдила его Белла,- лучше помог бы. -Иди отсюда девчонка, что ты понимаешь в шутках.- Он легонько толкнул Беллу, и та не устояв на лапках, упала на землю. Еська увидел как Жон толкнул Беллу, и набрав смелости подскочил к нему, и толкнул его тоже. -Ты зачем девочек обижаешь -Я тебе сказал, иди отсюда, мочеиспускательный канал.- Жон толкнул Еську. -Ты сам анал,- передразнил его Еська. Еська лежа на земле приподнялся, взял с парты Лиськи карандаш, и с силой воткнул Жону в правый глаз. -ААААА!- Заорал Жон не своим голосом,- АААААА, мне больно, что ты наделал. -Вот так тебе,- злорадствовал Еська,- будешь знать как девочек обижать. -Что ты дурак наделал- кричал Жон.- Я же ни чего не вижу. -Мой папа так несколько раз делал,- объяснял Еська,- ну когда мухоморной настойки перепьёт, и ему кто не будь слово поперёк скажет он всегда что ни будь воткнет куда-нибудь. -Что здесь происходит, дети начинаем второй урок.- Мудрая сова пришла в класс после перекура.( Они с директором Филином частенько курили кальян) Увидев в какое положение попал Чупа, она немного улыбнулась. Но когда увидела Жона с воткнутым карандашом, ей сделалось дурно. Она стала торопливо искать в своем переднике корень валерьяны, и нашла. Кусочек мела по ошибке был вставлен в клюв. -Какой ужас, надо скорее врача,- запаниковала сова.- Давай Зокка беги скорее в медпункт, и зови доктора гиену. Зокка умчался во весь опор, а сова ещё раз посмотрела на Жона, тихонько вздохнула, выплевывая разжёванный мел. Чупа которому надоело торчать клыками в пне, стал потихоньку сам высвобождаться. Мудрая Сова с ужасом на лице смотрела на Жона. Белла и Билла помогли Еське прийти в себя после такова происшествия, он заикаясь говорил Что не хотел, его папа всегда так делает, он думал ему не больно будет. Волли с Лиськой просто молча стояли в сторонке ожидая, когда придет Зокка с доктором Гиеной. -Так что у нас тут- Подходя к классу спросила гиена в белом халате ( старшеклассники за спиной её называли ГИЕНА-ГИГИЕНА). -Вот,- Зока указывал лапкой на Чупу,- он клыками в пне застрял, а он,- лапка переместилась в сторону Жона.- А он, вернее у него карандаш в глазу торчит. -Очень хорошо, сейчас мы его вытащим.- Гиена плюнула на лапы, потерла их и подошла к Жону.- Очень хорошо,- ещё раз повторила она, рассматривая глаз Жона,- глазик не задет, повезло тебе, так сейчас будет немного больно. -Ой!- Воскликнул Жон. -Ой!- Воскликнула гиена,- вот и все, на держи свой карандаш, и больше в глаз его не суй. Гиена достала из кармана белого халата маленький пузырёк с мутной зеленной жидкостью, и закапала Жону глаз. -Так продолжаем,- произнесла она,- что у нас тут. А решил пень проглотить, ну ничего, ни чего, и это дело поправимо. Слушай милый ребёнок,- гиена обратилась к Зокке,- сбегай пожалуйста на соседнею полянку там бобер готовит новый класс, попроси у него маленький ломик. Зокка с радостью побежал к бобру, а гиена продолжила свою болтовню: -Вот когда я работала на бойне которая была расположена при птицефабрике, у нас тоже был один случай, хотите расскажу Класс одобрительно закивал головами, за исключением Чупы, тому уже надоело сидеть в обнимку с пнем. -Так вот когда я работала на бойне при птицефабрике, у нас произошёл один случай. Один мясник волк тоже зацепился клыком за автомат подачи разрезанных тушек. Что тут было, бедного мясника чуть самого не порубило на котлеты, а вы ведь любите котлеты Класс весело выразил свое согласие по поводу котлет, особенно Волли, потому что у него как раз сегодня будут котлеты с курицей на ужин. В это время в класс прибежал Зокка, и под тихие аплодисменты Беллы и Биллы, он помахал всем маленьким ломом для вытаскивания гвоздей. Гиена взяв ломик, стала осторожно вытаскивать зубы Чупы из пня. Зубы скрипели, Чупа выл от боли, вот наконец первый зуб вышел, а за ним и второй. Чупа постучав клыками друг об друга, весело заулыбался. -Ну всё,- довольно произнесла гиена,- моя работа закончена, я пошла. -Так класс,- сова начала хлопать крыльями,- все живы и здоровы, давайте продолжим урок. Зверята нехотя стали рассаживаться по своим местам, сова подошла к доске, стерла с неё нарисованные яблоки, а затем написала УРОК БУКВОЗНАНИЯ. -Так детки,- отложила она мел в сторону,- начинаем урок. Кто ни будь знает буквы В классе снова воцарилось молчание. -Хорошо,- кивнула головой сова,- начнем с самого начало. На доске стали появляться вот такие буквы: И, Д, З, А, П, У, Х, Я, Б, Л. -Буква А,- указала сова на третью в ряду букву,- идет самой первой по алфавиту. Буква Я,- сова показала на восьмую букву,- заканчивает алфавит. Сейчас я напишу вам на доске слова из этих букв, потом я прочту их вам, вы должны их запомнить. Сова снова взяла мел в крыло и стала писать на доске крупными печатными буквами: ЗАПАХ ПУХ ЗАД ПУЛЯ ДУХИ ЛАПУХ ЛАПА -Вот эти слова вы должны запомнить,- сова закончила писать,- сейчас я вам их продиктую. Сова медленно продиктовала слова, а класс громко повторял за ней. -Так дети, теперь зарисуйте вот эти слова в своих тетрадках. Зверята послушно достали из сумок тетрадки и карандаши, и стали зарисовывать буквы и слова. Не угомонённая сова нацарапала мелом на доске ещё одно предложение: ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ N1: Придумать из букв другие слова -Так,- сова повернулась к классу,- это ваше первое домашнее задание, сейчас объясню вам. Дома вы должны из букв которые вы зарисовали придумать другие слова, можете если хотите взять другие буквы из алфавита. Родители помогут вам. А теперь по домам, и нигде не задерживайтесь. Лесные зверята с весёлым шумом выскочили из за парт и бегом бросились в разные стороны. Волли побежал наперегонки с Чупой, Белла с Биллой ушли собирать цветочки, Жон в гордом одиночестве побрел домой один. А вот Зокка с Лиськой ни куда не торопясь шли куда глаза глядят и делились первыми впечатлениями о сегодняшнем дне в школе. -Эх,- вздохнул Лиська,- сейчас бы мячик погонять, а мой как назло прокололся. -Да,- соглашался с другом Зокка,- не помешало бы. Слушай Лися, а ведь в классе стояло чучело ГОЛОВОКАТА, давай возьмем его -Да ты что,- отказывался Лиська,- поругают же. -Да ты не бойся, мы возьмем, а все подумают на Жона, он самый хулиганистый. -Это же не хорошо,- произнес Лиська,- подставлять других ради своей выгоды. -Да ладно,- махнул лапкой Зокка,- будешь тоже учить, пойдем. Лисёнок с неохотой пошел с Зайчонком обратно в школу. На полянке ни кого не было кроме Еськи, который сидел за своей партой и грыз большое красное яблоко. -Ты чего тут делаешь!- Воскликнул Зокка. -Па-па-папу жду.- Заикаясь ответил Еська роняя на землю недоеденное яблоко,- он сейчас должен прийти. -Да что-то долго твой папа не идет,- произнес Лиська,- может мы тебя сами домой отведем, ты знаешь дорогу -Да,- закивал головой Еська,- но мне мама с папой не разрешают гулять с посторонними. -Ну какие мы посторонние,- рассмеялся Зокка,- мы же твои одноклассники, давай лапку. Еська боязливо протянул Зокке свою лапку. -Идем,- весело сказал Лиська беря Еську за другую лапку. -У меня ещё ни когда не было друзей,- улыбаясь говорил им Еська.- Вы первые которые согласились дружить со мной. Лисёнок с зайчонком промолчали. Проходя мимо цветочного луга, они увидели Беллу и Биллу, белочки гуляли и рвали цветочки. -Вы куда его ведёте!- Крикнула им Белла. -Мы играть идем!- Радостно ответил ей Еська. -Ага,- Белла перегородила им дорогу.- Играть значит идете А во что вы будете играть, в колдунов -В колдунов, в колдунов!- Еська обрадованно запрыгал на месте. -Ты хоть знаешь,- обратилась она к Еське,- что это за игра -Нет, нет!- Прыгал Еська,- но я знаю будет весело. Лисёнок с зайчонком стыдливо опустили головы. -Милый Еська,- обратилась Белла к нему,- не водись ты с ними, они тебя к хорошему не приведут. -Уйди девчонка с дороги!- Разозлился Зокка,- мы ведем его домой, разве это плохо, может мы за лето хорошими стали, добрые дела делать начали -Что-то мне с трудом вериться,- Белла уступила им дорогу. Зайчонок с лисёнком пошли дальше ведя Еську домой. -Ну малыш показывай, где ты живёшь- Спросил Лиська, склоняясь над Еськой. -Вон тама,- Еська показал лапкой на большой обросший мхом камень,- вон там моя нора. Зокка с Лиськой подвели Еську к входной двери его норы и робко постучали в неё. -А зачем вы стучите- Спросил Еська,- у меня свой ключ есть. -Почему ты сразу не сказал нам!- Воскликнул Зока. -А вы не спрашивали, я и молчал. -Ну давай открывай, и иди домой, а у нас дела. За закрытой дверью послышался скандал, кто то бил посуду. Еська поспешно открыл дверь. Тетушка Енотиха била деревянную посуду, и ругала на чем свет своего мужа Енота, который был уже пьян в стельку. -Ты козел полосатый,- била она его деревянной плошкой.- Где сын! -Ме, ме, ме,- как козел мычал енот,- ме знаю, я его в школу отвел. -А забрать, а забрать!- Надрывалась енотиха,- забрать надо сына со школы. -Чичас пойду и заберу его,- с трудом подымался енот на задние лапы. -Нет,- оборвала его енотиха,- ты сейчас к праотцам у меня пойдешь. Где наш Есечька! Плошка на этот раз опустилась на голову енота, тот повалился на пол не подовая ни каких признаков жизни. -Мама!- Истошно закричал Еська,- не добивай папу, я здесь! -Сыночек,- обрадованно воскликнула енотиха,- сам пришел, да ещё и друзей в гости позвал. Проходите, проходите гости дорогие, только простите у нас тут маленький бардак.- Тетушка енотиха пнула лапкой своего мужа, тот только фыркнул в ответ. Лисёнок с зайчонком видя семейную сцену, вежливо отказались, ссылаясь на неотложные дела. Уходя они краем своих ушей услышали, как Еська подошёл к отцу. -Больно папочка- Спросил он. -Больно сыночек,- пропищал енот, а потом добавил,- ты прости меня сыночек что за тобой я не пришёл в школу. -Всё нормально папочка, это даже хорошо. -Почему- Енот приподнял голову. -У меня появились сегодня друзья. -Брось его жалеть сынок,- крикнула енотиха с кухни,- иди лучше ужинать... Лисёнок с зайчонком пошли по домам, солнышко садилось за верхушки вековых сосен, озаряя зелёную хвою багровым закатом. -Ты понял- Спросил Зокка у Лиськи. -Что именно- Ответил вопрос на вопрос Лиська. -А то что Еська вопреки нашей воли, стал нам другом.- Ответил Зокка, купая свою мордочку в лучах уходящего солнца. -Почему- Не понимал Лиська. -Дома перед сном подумаешь.- Рассмеялся Зокка и свернул в свою сторону. Дома лисёнка ждал неприятный разговор. Папа лис, стоя у входной двери тряс кожаным ремнем, мама лисица нервно поглядывала на разбитые часы висевшие на потолке у которых была одна лишь часовая стрелка. На пороге появился Лиська. -Где ты был- Строго спросил папа лис, не прекращая трясти ремнем. -Гулял с зайчонком и Еськой,- ответил лисёнок, кладя на пол свою школьную сумку. -А уроки кто будет делать Я что ли. -Папа я сейчас быстро покушаю и буду делать. -Давай, давай,- произнес папа лис, убирая ремень в сторону. Лиська быстренько поужинал гречневой кашей с курицей, запил её теплым молоком, и пошел делать уроки. Сидя за столом при свете свечки он открыл тетрадку. Перечитав пять раз заданные буквы, он не смог придумать ни одного слова. Сопя и вздыхая он напряженно думал, но теплое молоко закрыла ему сначала один глазик, а потом и второй, через минуту лисёнок спал уткнувшись мордочкой в тетрадь. -Ну, готовы уроки!- Гневно закричал папа Лис, подходя к сыну. -Нет, нет, да готовы,- спросонья говорил Лиська. -Давай посмотрю. Лисёнок протянул отцу пустую тетрадь. Папа Лис посмотрел в тетрадь, и стал громко отчитывать сына: -Ну в кого ты такой уродился, а, я тебя спрашиваю рыжая пи.... Лисенок прислушался, отец выдал нужное слово которое идеально подходило по буквам, он взял из рук папы Лиса свою тетрадь и быстро зарисовал в ней это словечко. -Я тебя спрашиваю, мохнатый, рыжий х.. А вот и второе слово готово, Лиська зарисовал и его. -Ну ка дай сюда свою тетрадь, что ты там пишешь Папа Лис вырвал из рук сына тетрадь и прочитал нарисованные там слова. Почесав своей лапой голову, он строго спросил у сына: -Какая бл... тебя научила этим словам Лисёнок снова вырвал тетрадь из рук отца, и записал третье слово. -Всё папа уроки готовы, спасибо, я пошел спать. -За что- Удивился папа Лис, смотря как Лиська расправляет свою кровать. -Спокойной ночи папа,- произнес лисёнок, кутаясь в покрывало.- Спокойной ночи мама!- Крикнул он маме лисицы. Папа Лис еще весь вечер, и даже ночь думал, какая же б..... научила его сына таким словам. А лисёнок думал только об одном: чтоб скорее настало утро, и он снова пойдет в школу.

proza_ru/texts/2011/08/20110804308.txt

Среди многочисленных описанных в специальной литературе психологических растройств, фобий и маний существует одно занятное растройство под названием демофобия, т.е. "навязчивый страх, специфическая боязнь толпы". Лицо, страдающее демофобией, испытывает патологический страх перед большими массами, толпами людей. Однако, помимо "обычной", психиатрической демофобии, существует еще демофобия политическая, которая и будет предметом настоящей статьи. Итак, что из себя представляет политическая демофобия Как видно из семантики данного слова, здесь мы имеем ввиду патологический страх ряда политиканов "демосом", т.е. перед простым, непривилегированным трудовым народом, демонизация народных масс и приписывание им роли исключительно, или преимущественно разрушительной силы в истории, либо же, роли пассивного и бессловестного меньшинства, объектом манипуляции со стороны "элит". Демофобы, с одной стороны, преувеличивают возможность манипуляции массовым сознанием, строя на этом порой конспирологические теории, а с другой стороны, приписывают народным массам, "демосу" самые худшие черты, например, еще древнегреческий философ Биант Приенский говорил, что "худших всегда большинство". Демофобы придумывают для народа различные обидные клички: чернь ("охлос"), быдло, биомасса, особенно популярным у наших демофобов в последнее время является термин "быдло", который, по их мнению, наиболее точно описывает суть трудовых народных масс: "быдло -- руины, которые остаются после крушения мифологемы народа. Быдло -- профаническая ипостась народа, а потому, страшнее и недопустимее в произнесении, чем любая матерная брань ... Утверждение образа "быдла" знаменует собой сумерки двухсотлетнего мифа "народа". Загадка над которой мучались и идеал от несовпадения с которым страдали поколения российских интеллигентов разгадана"[1]. Можно с уверенностью сказать, что практически все так называемые "борцы с быдлом" есть по сути демофобы. В древности же больше был распространен другой ругательный термин - "охлос", а поэтому в качестве синонима "демофобии" употребляется термин "охлофобия". В наибольшей степени демофобия-охлофобия характерна для лиц, которые отделены от народной массы либо высоким уровнем материального достатка, общественного статуса (в первую очередь, класс капиталистов и прочая "элита общества"), либо высоким уровнем образования (слой мелкобуржуазно-интеллигентского "небыдла"), который часто сопутствует хорошему достатку на уровне как минимум "среднего класса", а поэтому видят угрозу для своего уютного мирка, своих ценностей и своей культуры со стороны непонятных и чуждых им "серых масс быдла". Итак, классовая база демофобии - это буржуазия и близкие к ней "средние классы", т.е. лица, которые "хорошо работают и хорошо зарабатывают", либо хорошо зарабатывают не работая, или почти не работая, либо не имея высокого общественного статуса и материального достатка, изначально воспитаны в ценностях "элиты" и "среднего класса", а поэтому впитали демофобию с молоком матери. Неприязненное отношение охлофобов к народу порождает отрицательное отношение к демократии, охлофобы либо открыто исповедуют антидемократические (монархические, фашистские, аристократические) взгляды, подобно черносотенному философу А.Ф. Лосеву, который открыто назвал русский народ "многомиллионным стадом баранов"[2], либо признают демократию лишь в крайне урезанной форме, как дополнение к аристократии/меритократии, подобно другому русскому религиозному философу Ивану Ильину, который считал, что в демократии "качественное" (меритократическое) начало должно преобладать над "количественным". А поскольку открытый антидемократизм сейчас является в основном уделом ультраправых экстремистов-маргиналов, демофобы в настоящее время тяготеют больше к "управляемой демократии", которая сохраняет видимость демократических процедур при их реальном отсутствии ("выборы без выбора"), в противном же случае, народ "навыбирает черт знает кого", т.е. тех, кого больше всего боятся и ненавидят г-да демофобы, либо приведет к власти тирана, установит новый "тоталитарный режим". Наиболее ярко эту демофобскую точку зрения выразил один из идеологов единороссов Юрий Гусаков: "Страну населяет звероподобный сброд, которому просто нельзя давать возможность свободно выбирать. Этот сброд должен мычать в стойле, а не ломиться грязными копытами в мой уютный кондиционированный офис. Для этого и придуманы "Наши", "Молодогварейцы" и прочий быдлоюгенд. Разве не понятно, что при свободных выборах и равном доступе к СМИ победят как минимум ДПНИ и прочие коричневые"[3]. Народ, "охлос", приводящий к власти тирана - это самая распространенная страшилка господ демофобов, которые еще в древности выдумали для последовательной, "неуправляемой" демократии ругательный термин под названием "охлократия". Этот страх перед полной и прямой демократией испытывал даже известный своими левыми, социалистическими взглядами британский писатель Бернард Шоу, считавший, что если народу дать возможность осуществлять прямую демократию путем референдумов (о чем мечтает коммунист Дмитрий Парамонов в своей работе "Механизм народовластия"), то в течение первого же года с преобладающим большинством голосов англичанами были бы приняты следующие законопроекты: "1) Десять лет каторжных работ для каждого социалиста. 2) Пожизненное заключение для каждого артиста. 3) Учреждение триумвирата с неограниченной властью , состоящего из короля, лорда Робертса и Бирома Три. 4) Упразднение всех податей и налогов. 5) Ограничение школьного возраста и пресловутого статута, воспрещающего поступление малолетних на фабрики. 6) Сожжение живым Бернарда Шоу. 7) Изгнание всех иностранцев с Британских островов и запрещение ввоза всех иностранных товаров, за исключением табака. 8) Лишение избирательных прав всех граждан, не имеющих выезда и лакеев. 9) Война с Германией. 10) Война с Америкой. 11) Война с Ирландией. 12) Война с Японией. 13) Упразднение министерства охраны народного здравия. 14) Ограничение флота и замена дорогостоящих снаряжений личной отвагой лорда Чарля Бересфорда.. (морского министра). 16)...... Прежде чем предполагаемое правительство дойдет до 16-г законопроекта, Англия исчезнет с лица земли"[4] Консервативными идеологами эксплуататорских классов термин "охлократия" с древних времен использовался в качестве пугала для масс, мечтающих о подлинной демократии. Как один из авторов газеты РПБ "Пролетарская Искра", под "охлократией" консерваторы-демофобы понимают по сути диктатуру пролетариата: "народные массы в современных учебниках истории называются не иначе как "толпа", "охлос", "люмпены", "маргиналы" (т.е., другим словом, чернь). Диктатура пролетариата в этих учебниках характеризуется как "охлократия", т.е. "власть толпы""[5]. Впервые термин "охлократия" был употреблен в VI книге "Всеобщей Истории" Полибия: "разгневанный народ, во всем внимая голосу страсти, отказывает властям в повиновении, не признает их даже равноправными с собою, и все дела желает решать сам. После этого государство украсит себя благороднейшим именем свободного народного правления, а на деле станет наихудшим из государств - охлократией"[6]. Другим элементом охлократии Полибий называет "необузданное господство силы"[7]. Демократия же, по мнению Полибия, основывается на законности, демократия - это своего рода "правовое государство". Аналогом "охлократии" по Полибию является "пятый тип демократии" по Аристотелю, где "верховная власть принадлежит не закону, а простому народу"[8]. В социально-классовом смысле полибиевская охлократия представляет собой неограниченную власть низших классов, "плебеев", "простолюдинов". Это определение совпадает с определением демократии, данным в свое время Аристотелем: "при демократии эта (верховная) власть сосредоточена не в руках тех, кто имеет большое состояние, а в руках неимущих"[9]. Если Полибий противопоставлял "охлократию" "демократии", то Аристотель противопоставлял "демократию" "политии". В аристотелевской политии, в отличие от демократии, "управление сосредоточено в руках наилучших", народ же лишь "распределяет должности среди состоятельных людей"[10]. Поэтому, по словам того же Аристотеля, "полития является как бы смешением олигархии и демократии"[11]. Точно также, как и Аристотель, против прямого народовластия выступает основоположник неолиберализма Людвиг Мизес: "демократия не имеет ничего общего с выдумками романтических фантазеров, болтающих о прямой демократии. Правление горстки людей -- а правители всегда составляют такое же меньшинство по отношению к тем, кем они правят ... зависит от согласия управляемых, т.е. от признания ими существующего государственного аппарата ... Демократия -- это такая форма политического устройства, которая позволяет приспосабливать правительство к желаниям управляемых без насильственной борьбы"[12]. Сближает Аристотеля с современными либералами и его апологетика частной собствености. Как мы видим, практически все идеи либерализма - ограниченная демократия, правовое государство, свобода личности, неприкосновенность частной собственности высказывались мыслителями древности. Современные либералы и сами выводят свои истоки из античного протолиберализма. Социально-классовый смысл "демократии" по Аристотелю, и охлократии по Полибию совпадает: неограниченное и прямое народовластие ("диктатура масс"), которое и является идеалом коммунистов. Прямое и неограниченное народовластие органически несовместимо с либерально-атомистическим индивидуализмом и "естественными правами человека" (и вообще с либеральной доктриной "верховенства права над властью"), поскольку, как пишет Бердяев, "самодержавие народа не ограничивает себя неотъемлемыми правами человека"[13], в первую очередь - правом на частную собственность и свободу предпринимательства. О несовместимости либеральных доктрин с неограниченной демократией писал и идеолог неолиберализма Фридрих Хайек: "либерализм несовместим с неограниченной демократией, так же как и с другими формами неограниченного правления"[14]. Либерализм, как справедливо отмечает Александр Дугин, "исторически, концептуально, политически, философски и экономически представляет собой нечто совершенно отличное от демократии. Если в центре демократического мировоззрения стоит "демос", то в центре либерального -- "индивидуум"; если демократия основана на верховенстве коллективного интереса над частными, то либерализм -- на верховенстве частного над коллективным; если демократия озабочена в первую очередь политической сферой, "властью", прямым участием в управлении общиной, то либерализм -- сферой экономики, обеспечением экономических и торговых свобод отдельной личности"[15].Либерализм по сути своей природе индивидуалистичен, а демократия - коллективистична и эгалитарна, по этой причине, либерализм и демократизм плохо совместимы между собой. Либерал никогда не станет последовательным демократом, либералы во все века испытывали недоверие к трудящемуся "демосу" и "охлосу", предпочитая опираться на "сытых и высокообразованных", причем сильнее всего отторгает либерала коллективистский дух масс. Эту тенденцию в начале XX века подмечал В. Ленин: "Демократ верит в народ, верит в движение масс, всячески помогает ему, -- хотя и имеет нередко (таковы буржуазные демократы, трудовики) ошибочное представление о значении этого движения в пределах капиталистического строя. Демократ искреннее стремится развязаться со всем средневековьем. Либерал боится движения масс, тормозит его и сознательно защищает известные, притом главнейшие, учреждения средневековья ради того, чтобы иметь опору против массы, в особенности против рабочих"[16]. Требование демократической формы правления вовсе не является неотъемлемой частью либеральной программы, наоборот, последовательная демократия опасна для либеральных ценностей. Гораздо более надежной опорой для либерализма, чем "демос", является "просвещенный авторитаризм", опирающийся на либеральную элиту, "чикагских мальчиков" и пр. По словам Бориса Стругацкого: "либеральная идея слаба. Она беззащитна перед железной рукой и костяной ногой авторитаризма, у нее нет защитников, кроме умных людей (которые и сами нуждаются в защите в нашем мире). Но если эта идея воцаряется (волею обстоятельств, а как правило, - волею властителей, загнавших себя в застой и осознавших, что другого выхода у них нет)"[17]. "Просвещенный авторитаризм" и "просвещенный аристократизм" просто необходимы, чтобы защитить либеральные ценности от посягательства "охлоса", поэтому либералам часто приходится "благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной"[18]. Причина этой неприязни к "черни" у либералов заключается именно в том, что простой народ, с точки зрения либералов есть "быдло", которому нет дела до либеральных, "конституционно-плюралистических" ценностей, в первую очередь - до "свободы предпринимательства". Как писал в свое время Чернышевский: "либералы никак не согласятся предоставить перевес в обществе низшим сословиям, потому что эти сословия по своей необразованности и материальной скудности равнодушны к интересам, которые выше всего для либеральной партии, именно к праву свободной речи и конституционному устройству"[19]. Наибольшее ярко антинародную сущность либерализма выразил "радикальный демократ" Борис Стомахин, недавно вышедший на свободу из мест, не столь отдаленных: "Трижды прав был мудрец и провидец Губерман: Как просто отнять у народа свободу: Ее надо просто доверить народу... Безумный народ, добровольно выбирающий себе безумную власть; народ-маньяк с явно суицидальными наклонностями, с явной патологией, - но нам-то, демократам, европейцам, западникам, люд ям с высшим образованием, нам-то что делать! Ответ очевиден: спасать свою жизнь, автоматически спасая тем самым и страну. В первую очередь от нее же самой, и даже вопреки ее воле. По знаменитому рецепту Высоцкого: "Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек...". КПРФ, РКРП, анпиловцы и др. - все компартии должны быть немедленно запрещены указом президента как преступные антидемократические организации, на программном уровне отрицающие свободу личности и подчиняющие ее права приоритету прав толпы" [20]. Либерал Стомахин, подобно Бердяеву считает, что "охлократизм" и коллективизм ведет к тирании, поскольку подавляет начала "свободной индивидуальности". В действительности, не коллективизм, а индивидуализм и атомизация человеческого общества создает почву фашистской деспотии. Еще Ханна Арендт отмечала в "Истоках тоталитаризма" отмечала, что мировоззрение атомизированного индивида является одной из опор фашистского "тоталитарного режима". Фашистский "тоталитаризм" не только не противоположен либеральному атомистическому индивидуализму, но доводит атомизацию общества до крайнего предела, как пишет Дмитрий Кремнев, "Миллионы социальных атомов в иллюзии преодолеть свою атомарность сливаются в тоталитарные партии, профсоюзы и другие отчужденные политические и экономические формы. Так возникает чудовищный мир "бюрократического коллективизма" ... Никакого снятия (Aufheben), преодоления атомизации здесь не происходит. Наоборот это есть доведение ее до логического предела"[21]. Индивидуализм и иерархизм уничтожает чувство солидарности и товарищества между людьми, прививает людям психологию господства и рабства, то самое "чувство ранга", которое в свое время воспевал Иван Ильин. Как пишет левый теоретик Сергей Метик: "Раб не желает быть равным другим. Он признает превосходство над собой хозяина и, принимая рабство как данность, всего лишь сам хочет стать рабовладельцем. Предел его желаний не освободить от рабства всех, а насладиться самому властью над людьми"[22]. Именно коллективистское сознание, враждебное всякому аристократизму, возвышению одних людей над другими, является противоядием от фашизма, которому присущ культ "мужественных ценностей", элитаристский стиль мышления. Стомахин, утверждающий, что трудящееся "быдло" и "биомасса" приводит к власти тиранов, глубоко направ, на самом деле, именно то самое прославляемое Стомахиным "небыдло", утонченные интеллигенты и респектабельный средний класс были всегда были основной социальной базой всех фашистских тираний. Страх перед "охлократией", "народом-быдлом", ненависть к "уравниловке" и коллективизму заставляет наших интеллигентишек, какими бы "прогрессивными" они себя не считали, искать спасения от "охлоса" у буржуазной деспотии, у фашистов. Будучи крайне пессимистично настроен относительно перспектив либеральной демократии в России, Стомахин делает вывод, что Россия стоит на пороге революции коммунистической: "никакой чаемой уже многими "оранжевой", "бархатной" и т.п. антипутинской революции не будет. То, что готовится и назревает сейчас - будет революцией коммунистической, и никакой иной ... Не будет ни демократии, ни прав и свобод. Будет разве что охлократия и новая коммунистическая уравнительно-распределительная тирания, похлеще прежней советской"[23]. А следовательно, заключает Стомахин, либералам нужно бороться в первую очередь не с путинизмом, а с коммунизмом: ""Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата", - писал некогда Ленин. "Железные батальоны буржуазии" звучат ничуть не хуже, - особенно после наконец-то принятой на днях ПАСЕ резолюции, осуждающей преступления коммунизма и коммунистические тирании прошлого ... Так что всем настоящим демократам и либералам России больше всего необходима сейчас своя Железная Гвардия"[24] (. Стомахин ждет пришествия либеральной "Железной Гвардии", которая спасет мир от охлократическо-коммунистической угрозы, однако на деле, эта "Железная Гвардия" будет вовсе не либеральной, а черносотенной, новым Легионом Михаила Архангела Кодряну, а любимые Стомахиным буржуазные интеллигенты и "средний класс" будут в очередной раз целовать новым черносотенцам задницу. Станет ли Стомахин целовать задницу новому Кодряну Я думаю, что нет: скорее всего, Стомахин будет лезть из кожи вон, доказывая, что это "не та Железная Гвардия, которую мы ждали". Подобно тому, как либералы девяностых ждали "Пиночета", а когда Пиночет действительно пришел к ним в облике полковника Путина, наши либералы его не приняли. Вот что пишет по этому поводу левый публицист Илья Федосеев: "Я очень хорошо помню, Гайдар честно сказал, что ему стыдно голосовать за Путина, но они надеялись, что Путин станет неким нашим домашним Пиночетом, проведет экономические реформы и избавит Россию от коммунистической угрозы" - это что, не ваши слова Ах, Пиночет получился не вполне такой, как хотелось Ну извините - Россия всё-таки не Чили, тут немного другая специфика ... Вы хотели диктатора - вы его получили. Пусть и не вполне такого, как мечталось, но что ж делать Коль для вас правительство - единственный европеец в России, так уж будьте к нему снисходительны. Европеец-то - единственный"[25]. Еще в начале XX века, напуганные "охлосом" стомахины выпустили сборник "Вехи", где призывали целовать задницу самодержавию, многие из этих "стомахиных" впоследствии точно также преклонялись перед итальянским фашизмом и германским национал-социализмом. Например, один из авторов "Вех" Николай Бердяев с легкостью подпал под "обаяние" фашистского духа, назвав в одной из своих статей фашизм "единственным творческим явлением в политической жизни современной Европы"[26]. Для трепещущего перед "охлосом" и "быдлом" буржуазного интеллигента попасть под обаяние гитлеров, муссолини, кодряну и пиночетов - проще пареной репы. Фашистский дух обольщает сердца представителей среднего класса и буржуазной интеллигенции "варварским" романтизмом, антикоммунизмом, аристократизмом, проповедью ценностей, прямо противоположных эгалитаризму и коллективизму "черни". Все эти "респектабельные" и "высокодуховные" люди, даже если они не считают фашизм своим политическим идеалом, все равно на деле превращаются в отъявленных фашистов. Противопоставив себя народу, проповедуя элитаристский нарциссизм, интеллигенция неизбежно превращается из "мозга нации" в "говно нации". Именно это "предательство интеллектуалов" и придавало фашистским режимам облик определенной респектабельности. О "предательстве интеллектуалов" наилучшим образом повествует книга американского историка Клаудии Кунц под названием "Совесть нацизма": "Немецкие профессора были одними из самых горячих сторонников прихода к власти нацистов в 1033 гожу. Они были благодарны за то, что он избавил Германию от тройной урозы - большевистской революции, культурного вырождения и экономического упадка. Подобно Хайдеггеру, они приветствовали возвращение к "мужественным ценностям" в политике ... Просматривая заголовки сотен "научных" статей, журналов, диссертаций, книг, трудно поверить, что все это могло приниматься всерьез ... Возможно, именно потому, что нацистские ученые изменили иделала научной честности, Клемперер обрушивается на них с такой яростью в своем дневнике: "Если бы судьба побежденных была в моих руках, я отпустил бы с миром обычных людей и даже некоторых из вождей... но я бы вздернул всех интеллектуалов, а профессоров повесил бы на три фута выше, чем всех остальных""[27]. Именно элитаризм и нарциссизм является причиной уклона либералов в сторону русофобии, причем, как это ни покажется странным для многих, не только "жидовствующие" либералы тяготеют к русофобии, но и ультраправые нацики. Помимо "либерально-космополитической" русофобии есть неофашистская "русофобия справа", основанная на расизме и аристократической мизантропии, нередко такую русофобию именуют "пиплхейтерством". Наиболее выпукло расистская "русофобия справа" выражена у идеолога нацистского БТОшничества и пиплхейтерства Дмитрия Боровикова, который в своих скандальных DIY-зинах Smell of Hatred и Оскал призывал к расовой войне против русского народа - "быдла". Наци-пиплхейтеры - это, пожалуй, представляют собой наиболее откровенных русофобов в ультраправом движении, но существуют и более умеренные русофобы - национал-элитаристы. Вообще, о термине "русофобия" следует сказать отдельно. Данный термин уже давно стал предметом полических спекуляций в ультраправой среде, поднимая проблему "русофобии" националисты как правило пытаются перевернуть обсуждаемую антифашистами и интернационалистами проблему "национальной розни" в свою пользу. Русские фашисты трактуют термин "русофобия" крайне широко, стремясь подвести под категорию "русофобов" всех, кто не фашист, яркий тому пример - доклад "Русофобия в России. 2006-2007 г.", написанный черносотенцами из т.н. "Русского информационного центра", где в понятие "русофобии" включена антифашистская деятельность: "определение русского национализма как фашистской, расистской, антисемитской идеологии и практики, характеристика русского общественного движения как "русского фашизма" ... репрессии против русских общественных и политических организаций, против организаций, выступающих в защиту русских национальных интересов"[28], одновременно, в докладах РИЦ полностью игнорируется тема нацистской "русофобии справа". Перефразируя слова Шульгина, националисты пытаются действовать по принципу: "Они кричат: "смерть антисемитам/расистам/кавказофобам", а мы отвечаем: "бей русофобов"". Если же исключить многочисленные спекуляции по поводу данного термина, то чаще всего под "русофобией" понимают отрицательное и враждебное отношение к русскому народу. "Русофобом" может быть как представитель нации, угнетенной российским империализмом (например, чеченец), так и представитель другой империалистической нации, конкурирующей с Россией (например, американец). Существует также "русская русофобия", выражающаяся в том, что русский ненавидит собственный народ, которую часто путают с "русской самокритикой". Отличие "русской самокритики" от "русской русофобии" состоит в том, что у "русский самокритик" бичует собственную нацию, "жалея ее с горестью любви", страстно желая вытащить свой народ из дерьма (как писал в свое время революционный поэт Добролюбов: "Не льстивый бард, не громкий лирик, Не оды сладеньких певцов, А вдохновенный, злой сатирик. Поток правдивых, горьких слов Нужны России. Пусть увидят Ее чужие и свои И пусть, оставив ненавидеть, Жалеют с горестью любви"[29]), а "русский русофоб" есть ненавистник собственного народа. Следует проводить различие между строками ненависти и горькими словами русских людей о тягостном состоянии своего народа. Это непонимание различия между "русской самокритикой" и "русской русофобией" характерно для того же Шафаревича, который записал в "русофобы" русских революционеров-нигилистов, в то время как в действительности они представляют собой типичных "русских самокритиков". Как писал в свое время Ленин: "Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: "жалкая нация, нация рабов, сверху донизу - все рабы"**. Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения"[30]. Однако, связь между этими явлениями все же есть, поскольку "русская русофобия" есть своеобразный перегиб "русской самокритики", в основе которой лежит полное разочарование в народе. Разочаровавшиеся в народе "русские русофобы" переходят на элитаристские, демофобские позиции, начинают рассматривать себя как "избранное меньшинство", противостоящее большинству. Именно демофобия и лежит в основе русофобии, как точно подметил один деятель: "То, что часто называют "русофобией" - на самом деле "демофобия", боязнь народа как политически активного "демоса", способного решить все свои проблемы демократическим путем. Демофобы хотят подавить в народе вовсе не какие-то его этнические особенности ("любовь к матрешкам и балалайкам"), а человеческое достоинство, самоуважение, любовь к ближнему ... "Русофобия" в современной России является лишь прикрытием для ненавистников реальной демократии, для сторонников тирании и рабства, для тех, кто хотел бы навсегда разделить страну на "избранных" и бесправное "быдло" ... Дискурс демофобии особенно удобно маскировать под "этнофобию""[31]. Вообще, русофобия, понимаемая как ненависть и презрение к эмпирическому русскому народу, логически вытекает из аристократического характера идеологий крайне правого спектра, для которых часто характерен антидемократизм. Монархизм, фашизм, меритократизм - все это демофобские идеологии, и поэтому неудивительно, что представители данных идеологий склонны к "пиплхейту". Вспомним уже ранее упоминавшегося монархиста Лосева, который называл русский народ "многомиллионным стадом баранов", что можно расценить как проявление демофобии и русофобии. Другим примером подобного подхода служит статья лидера "Памяти", "истинно-православного" нациста Георгия Боровикова (не то родственника, не то просто однофамильца вышеупомянутого пиплхейтера Дмитрия Боровикова) под названием "Борьба за удел", где автор обрушивается на патриотизм и "народопоклонничество" справа, провозглашает необходимость ориентации на элиту, "малую русскую нацию", которая противостоит "биомассе" "эмпирического" русского народа. По словам Георгия Боровикова: "Мы боремся не за отвлеченную структуру государства, которая якобы должна принадлежать народу и даже, более того, не за народ, как безличную массу, интересы которой никак не могут совпадать с интересами той элиты, которую представляем мы ... Вы верите в человеческие массы, экономическую целесообразность, в потребности среднего человека. Я верю в Бога, в Гения, в Героя. ... я уж как нибудь останусь с личностью, которая важнее и сильнее любых самых крутых универсальных систем и масс. Останусь с единицей, которая выше и больше миллионов нулей"[32]. Аристократическое понимание нации Боровиковым вполне совпадает с точкой зрения Бердяева, который точно также нападал на "народопоклонничество" и считал национальную культуру делом расовой аристократии и отдельных гениальных личностей: "Самого совершенного и высшего своего выражения нация достигает в гении. ... Дух нации всегда выражается через качественный подбор личностей, через избранные личности ... Нация есть дух, Божий замысел, который эмпирический народ может осуществить или загубить. ... Не народниками, а русскими должны вы быть"[33] . Ориентация на элиту, презрение к массам - "нулям" естественным образом не только лишает народ статуса движущей силы истории, но и превращает его в темную и разрушительную силу, укрощение которой входит в обязанность правящей "элиты" - истинной движущей силы прогресса, истинной носительнице культуры, цивилизации, хранительнице государственности и порядка. Понятие "нации" в данном случае сужается до его исходного значения - культурной и интеллектуальной элиты, носительницей "русскости" становится привилегированное меньшинство, но никак не народ - чернь, рабы, созданные чтобы служить "элите", "подлинной нации". Несмотря на все филиппики Стомахина в адрес фашизма, наш "просвещенный либерал" на деле оказывается не таким уж и дальним родственником ненавистных ему русских фашистов, таких как покойный наци-террорист Дмитрий Боровиков и православный гитлерист Георгий Боровиков. И Стомахин, и Боровиковы придерживаются индивидуалистических и элитарных взглядов, презирают народ, называя его "быдлом". Различие между Стомахиным и Боровиковыми состоит лишь в том, что Боровиковы клемят русский народ за "неарийскость", "прожидовленность", "толерастию", а Стомахин напротив обвиняет русский народ в фашизме: "Народ - это и те 2 или 3 тысячи нацистов, которые прошли по Бульварному кольцу Москвы 4 ноября 2005 года, под лозунгами "Россия для русских". Это именно он и есть - тот самый народ. ДПНИ, ЕСМ, НДПР и прочие такого рода организации с помощью листовок, интернета и других средств вывели на это шествие множество "простых людей" (нацистов в душе; сторонников убийства, избиения и депортации кавказцев; ксенофобов и великодержавных шовинистов) ... в треугольнике "нацисты-власть-народ" все три его вершины, вопреки правилами геометрии, сходятся в одной точке. И те, и другие, и третьи - нацистская мразь"[34]. На самом деле, как уже писалось выше, именно такие небыдло-интеллигентишки, как Стомахин, преклоняющийся перед фашистской диктатурой Пиночета и ельцинским Кровавым Октябрем 1993 года, призывающий к созданию новой "железной гвардии" для борьбы с коммунизмом, были проводниками фашистских диктатур, жополизами гитлеров, пиночетов и ельциных. И несмотря на наличие положительных черт в стомахинском мировоззрении (непримиримость к великорусскому шовинизму, расизму, гомофобии, поддержка деколонизации Кавказа), от либерального "железногвардейца" Бориса Стомахина до черносотенного "железногвардейца" Георгия Боровикова можно подать рукой. Марксизм изначально формировался как идеология, полностью противоположная демофобии. Тем не менее, как это ни прискорбно, демофобия находит себе пристанище не только среди либералов и маргинальных неофашистов, но и среди "коммунистов", от которых нередко приходится слышать филиппики в адрес народа, поразительно напоминающие филиппики либералов "пиночетовского" толка наподобие Новодворской и Стомахина. Если либеральные демофобы видят со стороны "охлоса" угрозу либеральным ценностям, то коммунистические демофобы видят со стороны "охлоса" угрозу социализму. "Народ погубил социализм в СССР, народ голосовал за Ельцина!" - ворчат красные демофобы, скорбящие по "славной эпохе" хрущевско-брежневского фашизма. В наибольшей степени красная демофобия характерна для "красконов", с их любовью к конспироложеству, теориям "манипуляции массовым сознанием", таких как, например Коммари. Справедливо критикуя либерал-коммунистов типа Пуффинуса, которые затушевывают деление народа на противоположные друг другу классы, он в то же время впадает в антидемократизм, считая, как и либерал-пиночетовцы, что "демократия это хорошо, да вот народишко ее недостоин": "Да, да, я про народец, при этом про народец наш, русский (за других чего мне говорить). Как-то он далек от демократического социализма. На выборах - ах, какие, помню, были честные выборы в 1990 или 1991-м - голосует за каких-то ельциных, которые обещают лечь на рельсы, коли цены вырастут, и ходит с трогательными самодельными плакатиками: Коррупции рассеет ложь и туман Наш Тельман Хоренович Гдлян! И это когда он проснулся. А когда он спит - что для него вообще более естественное состояние - ему и вообще все фиолетово - что там с его страной делают, какие там друзья Путина миллиарды заработали. До фени! Ну вот такой у нас народ, уж простите за русофобию. Пофигист и раздолбай. И какой такой демократический социализм вы с этим подлым народишком народом построите Он вам в Советы навыбирает таких Жириков да "Истинных русских" - и даже не сомневайтесь, за ним не заржавеет"[35]. Логика Коммари, как мы видим, что ничем не отличается от логики единоросса Гусакова, считающего, что народ, если ему дать свободу, сразу же выберет фашизм ("Как просто отнять у народа свободу: Ее надо просто доверить народу..."). Панический страх перед "консервативным большинством" - это типичный признак непролетарского интеллигента. Этот демофобско-интеллигентский страх перед "фашистским большинством" характерен не только для красконов, но и для ряда леваков-интернационалистов, таких как например, Стомахин, который до 1998 года был троцкистом, членом тогда еще не успевшей расколоться Революционной Рабочей Партии. Из РРП Стомахин был исключен лишь в январе 1999 года, причем даже не за "антикоммунизм", а лишь за "буржуазно-демократический уклон". Однако, уже в левацком периоде политической биографии у Стомахина имели место в сравнительно стертом виде интеллигентский нарциссизм, индивидуализм, либеральное пиплхейтерство. В частности, в статье 1997 года под названием "Ленин, фашисты и свобода сексуальных меньшинств" Стомахин клеветал на русский народ, характеризуя его как "тёмную, тупую, косную и реакционную массу, живущую самыми низменными инстинктами, достойную только фюрера. Короче говоря, как безнадежное быдло, агрессивный сброд черносотенного, фашиствующего отребья"[36], называл фашистов РНЕ наиболее полными выразителями интересов русского народа, преклонялся перед Западом. Еврошовинизм и русофобия стомахинской статьи, размещенной на одном из субпроектов Маоизм.Ру привлекли в свое время внимание американцев из Маоистского Интернационалистического Движения, которые использовали эту статью в качестве "компромата" на Российскую Маоистскую Партию: "К сожалению, открытый троцкизм на www.maoism.ru идёт гораздо дальше. В статье от "Революционного гей-фронта" Борис Стомахин говорит о "Ленине, фашистах и свободе сексуальных меньшинств": "Так доживём ли мы в конце-концов хоть до какой-нибудь демократии, сможем ли, преодолев в себе вековечную Азию, стать всё-таки Европой, дождемся ли, наконец, становления нормального, свободного общества Не говоря уж о революции...""[37]. На примере Стомахина мы можем видеть, насколько опасен демофобско-элитаристский уклон в коммунистическом движении. Помимо Стомахина существует множество других примеров перерождения буржуазных/мелкобуржуазных левых интеллигентов в антикоммунистов-демофобов, в т.ч. в фашистов. Причины этого перерождения следует искать прежде всего в их непролетарском классовом бытии, оторванности от трудовых народных масс, говоря словами Ленина, "Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа"[38]. Из непролетарского бытия вытекает наличие элитаризма, индивидуализма в мировоззрении буржуазно-интеллигентских "революционеров", которые на словах именуют себя "друзьями народа", а на деле с народом не дружат, имеют непролетарское мировоззрение. Глубокая противоположность буржуазно-интеллигентского и пролетарского мировоззрения была вскрыта Лениным в работе "Шаг вперед два шага назад", который в данной работе пришел к выводу, что "Философия Ницше, с ее культом сверхчеловека, для которого все дело в том, чтобы обеспечить полное развитие своей собственной личности, которому всякое подчинение его персоны какой-либо великой общественной цели кажется пошлым и презренным, эта философия есть настоящее миросозерцание интеллигента, она делает его совершенно негодным к участию в классовой борьбе пролетариата"[39]. А поэтому, противодействие элитаристско-демофобским тенденциям, как и противодействие социал-шовинизму, социал-либерализму, является неотъемлемой частью борьбы с влиянием влиянием буржуазии на революционное коммунистическое движение. Кроме того, коммунистам следует бороться за реабилитацию термина "охлократия", как отмечал chaotickgood, "перенимать обидные прозвища - давняя традиция освободительных движений. Мы уже не раз вспоминали историю с гёзами (оборванцами) - голландскими повстанцами, с гордостью носившими это прозвище, данное им испанскими колонизаторами ... Выходить за пределы понятийного поля, очерченные противником, всегда полезно - хоть в дискуссии, хоть в пропаганде. Я предлагаю нам всем сделать небольшой шаг: объявить себя охлократами"[40] . [1] А. Пелипенко. Быдло http://apelipenko.ru/Публицистика/Быдло.aspx [2] А. Ф. Лосев. Из "Дополнений к диалектике мифа" [3] http://lj.rossia.org/users/tiphareth/1024978.html [4] Утро России, 01 января (19 декабря) 1911 года http://starosti.ru/archive.phpy=1911&m=01&d=01 [5] Шура Битый. О политике министерства народного образования // Статьи, вошедшие в газету Российской партии большевиков "Пролетарская Искра" http://rospbol.narod.ru/5-iskra.htm [6] Полибий. Всеобщая история http://www.gumer.info/bibliotekBuks/History/Polib/06.php [7] Ibid [8] Аристотель. Политика. Книга четвертая http://grachev62.narod.ru/aristotel/arpol4.html [9] Аристотель. Политика. Книга третья http://grachev62.narod.ru/aristotel/arpol3.html [10] Ibid [11] Аристотель. Политика. Книга четвертая http://grachev62.narod.ru/aristotel/arpol4.html [12] Л. Мизес. Либерализм [13] Н. Бердяев. Философия неравенства. http://www.vehi.net/berdyaev/neraven/08.html [14] Ф. Хайек. Либерализм // М. Фридман, Ф. Хайек. О свободе [15] А. Дугин. Демократия против либерализма http://www.patriotica.ru/gosudarstvo/dugindl.html [16] В. Ленин. ПСС, т. 21, с. 282 [17] Борис Стругацкий: В западном Обществе Потребления не вижу ничего плохого http://www.aif.ru/culture/article/36412 [18] "Вехи" (Сборник статей о русской интеллигенции, 1909) http://lib.ru/POLITOLOG/XX/wehi.txt [19] Н. Чернышевский. Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле Х // Соч. в двух томах. Т. 1, с. 478 [20] Б. Стомахин. Демократия рабов и палачей. http://rko.marsho.net/articl/raby.htm [21] Д. Кремнев. Героический социализм и кающиеся интеллигенты. http://zhurnal.lib.ru/b/bulawinda/heroik.shtml [22] С. Метик. Презревшие равенство обречены на рабство http://www.proza.ru/2008/06/06/257 [23] Б. Стомахин. От путинского чекизма - к военному коммунизму http://rko.marsho.net/articl/kommunizm.htm [24] Б. Стомахин. Время виртуала и железная гвардия http://rko.marsho.net/articl/virtual.htm [25] И. Федосеев. В защиту Путина. http://puffinus.livejournal.com/892295.html [26] Н. Бердяев. Новое средневековье. http://www.philosophy.ru/library/berd/midl.html [27] К. Кунц. Совесть нацистов. М.: 2007, с. 212, 213, 232, 238 [28] Русофобия в России. 2006-2007 г. (аналитический доклад) http://savelev.ru/article/show/id=479&t=1 [29] Н. Добролюбов. Избранные стихотворения http://az.lib.ru/d/dobroljubowna/text0210-1.shtml [30] В. Ленин. ПСС, т.26, с. 107 [31] С. Корнев. Демофобия. "Русофобия" как ложный след http://www.apn.ru/column/article22066.htm [32] Г. Боровиков. Борьба за удел. http://borovikov1.livejournal.com/10775.html [33] Н. Бердяев. Философия Неравенства http://vehi.net/berdyaev/neraven/04.html [34] Б. Стомахин. Русский фашизм как жупел Путина. http://rko.marsho.net/articl/zhupel.htm [35] Kommari. О демократическом социализме. http://kommari.livejournal.com/1259611.html [36] Б. Стомахин. Ленин, фашисты и свобода сексуальных меньшинств http://rgf.maoism.ru/Lenin.htm [37] цит. по О. Торбасов. По вопросам полемики с МИД. http://komsomol.narod.ru/maoism/MIM2006.htm [38] В. Ленин. ПСС, т. 21, с. 261 [39] В. Ленин. ПСС, т.8, с. 310 [40] Chaotickgood. Охлократический выбор. http://chaotickgood.livejournal.com/47661.html

proza_ru/texts/2011/07/201107161031.txt

Общество и педофилия. Секс с детьми в современном обществе - табу. Табу жесточайшее, за нарушение этого запрета зачастую платят жизнью. Причины табу очевидны - ребенок не в состоянии противостоять сексуальному насилию со стороны взрослого человека, ребенок не готов к сексуальным отношениями ни с точки зрения физиологии, ни психологически, ребенком очень легко манипулировать, особенное если его воля к сопротивлению подавлена. Однако, несмотря на всевозможные полицейско-уголовные меры, несмотря на облавы, несмотря на пугающие статьи в Интернет и прессе об очередном разоблачении пары сотен педофилов то в Англии, то в Испании, то еще где-нибудь, несмотря на шумные судебные процессы - педофилия подолжает оставаться проблемой практически любой страны. Почему Вот очередное громкое разоблачение - то ли 65, то ли 66 педофилов обнаружены полицией Испании. Негодяи шлялись на сайты с детской порнографией и были вычислены по пресловутым айпи (думаю, что и по номерам кредиток тоже - практически все подобные сайты платные). И что из себя представляют эти педофилы Это отверженные обществом маргиналы Закоренелые преступники Завсегдатаи испанских тюрем Ничего подобного - обычные клерки, чиновники, бизнесмены. Обычные отцы семейств, тихие и спокойные люди. Год назад аналогичные разоблачения педофилов в Англии закончились целой серией самоубийств - разоблаченные интернетнегодяи предпочли покончить с собой раньше, чем на их запястьях щелкнут наручники. Разумеется, кто-то может сказать - эти люди ни в чем не виноваты, они никого сами не насиловали. Не насиловали - согласен. Но спрос рождает предложение - и ради удовольствия тех, кто сам никого и никогда - где-то кто-то насиловал детей перед объективом камеры или фотоаппарата. Спрос рождает предложение - и если судить по тому, что количество сайтов с детской порнографией не уменьшается, невзирая на все преследования - этот спрос в обществе достаточно велик. Если открыть любой порнопоисковик, то на первых местах в рейтинге, как правило, красуются сайты с "завлекательными названиями". Например, такими - "Голых школьниц трахают их учителя". Или такими - "Нежные Лолиты на любой вкус". Не имеет значения тот факт, что голых школьниц и нежных Лолит изображают вполне половозрелые тетки. Страждущие сетевого секса покупаются на названия, тем самым повышая места этих порносайтов в рейтингах. Существует такой вид порнографии, как Хентай. Это рисованное японское порно всевозможных направлений - от эротики до садомазо. Герои хентай имеют ярко выраженные половые признаки, вполне сформировавшиеся женские фигуры и - невинные детские личики. Одеты герои хентай так, как одевают детей младших-средних классов - мини юбочки, гольфики, галстучки, хвостики-косички, перевязанные трогательными ленточками. В рисованных японских порномультфильмах насилуемые героини еще и страдают вполне десткими голосами. Хентай в сети интернет распространяется совершенно свободно, ибо к детской порнографии не относится, рейтинг этих порносайтов достаточно высок. На мой взгляд, причины широкого распространения педофилии следует искать не столько в сфере психиатрии, сколько в истории, антропологии и социологии. И здесь область исследуемых аспектов очень широка. До конца 19 века женщина занимала в обществе ярко выраженное подчиненное положение. На протяжении многих веков женщину выдавали замуж в том возрасте, который сейчас в уголовном кодексе множества стран является запретным не только для сексуальных отношений - но и для разговоров о сексе. Даже сейчас тринадцати-четырнадцатилетние жены в странах Азии - не редкость. Оставляя в покое Набокова с Лолитой, вспомним других классиков мировой литературы - хотя бы Габриеля Гарсия Маркеса. Всемирно знаменитый роман "Сто лет одиночества" и один из его героев - полковник Аурелиано Буэндиа. Полковник неожиданно влюбляется в девочку Ремедиос, которая "до сих пор писается в постель", и делает предложение родителям ребенка. Согласие получено и, как только у Ремедиос начинается первая менструация, играется свадьба. В итоге Ремедиос умирает в родах. Возникает вопрос - сколько лет было девочке, когда ее вполне официально выдали замуж Кстати сказать, в большинстве случаев у Маркеса не указывается возраст героинь, влюбляющихся и отдающихся возлюбленным. Равно как и возраст героев. Можно только по косвенным намекам судить, что они очень юны - ибо Маркес описывает время, когда в крови у подростков начинают бурлить гормоны. При этом назвать "Сто лет одиночества" романом для педофилов, согласитесь, бред. На протяжении веков во всем мире женщина, фактически, являлась сексуальной рабыней для мужчины. Независимо от общественной иерархии - жена распоследнего пьяницы по положению в семье была равна супруге монарха. И хотя общественные отношения с тех времен сильно изменились, человеческое сознание, во многом, остается архаичным. Успешный государственный чиновник в цивилизованном обществе не может себе позволить с собственной супругой того, что позволял себе какой-нибудь эмир в своем гареме. Если, разумеется, супруга против. Подсознательно мужчина ищет того, с кем подобное позволить можно, кто не сможет оказать активное сопротивление, кого можно заставить выполнить любые сексуальные прихоти и насладиться своей полной властью. Таким объектом оказывается ребенок. Отсюда рост сексуального насилия в семьях, подпольные притоны с детьми и - самый "безобидный" вариант для тех, кому достаточно хотя бы фантазий - детская порнография. Еще один источник педофилии в обществе - насилие вообще. Ужесточение наказаний, как ни парадоксально, не снижает уровня преступлений. Общеизвестный факт - в середине шестидесятых годов в Советском Союзе была изменена статья за изнасилования - наказание вплоть до смертной казни. Результатом стали убийства изнасилованных женщин и девушек. Преступники, сознавая, что за свои преступления могли получить высшую меру, предпочли не оставлять живых свидетелей. Рост насилия в обществе стирает всевозможные моральные метки в человеческом сознании. Бомба, взорванная в кафетерии, или снаряд, сброшенный на город, не разбирает жертв по возрасту. Пострадавшими оказываются все - от грудных младенцев до глубоких стариков. Если можно одеть пояс шахида на тринадцатилетнего мальчика и отправить его на смерть - почему, в таком случае, нельзя вступить в сексуальную связь с таким же тринадцатилетним мальчиком Если можно невозмутимо в документальном фильме рассказывать о том, как члены одной бандитской группировки хладнокровно расстреляли семью лидера другой бандитской группировки - то на этом фоне насилие над детьми уже как бы и не столь страшно. Их же не убивают - просто превращают в сексуальных рабов. К архаике человеческого сознания здесь прибавляется еще один фактор. Человек, постоянно видящий на экране телевизоров смерть как реальную, новостную, так и художественно-выдуманную, начинает терять нравственные ориентиры. Если во всем мире ежедневно умирают или погибают тысячи детей, то один изнасилованный ребенок - это уже что-то почти невинное. В конце концов, если процветающий бизнесмен снимет на каком-нибудь вокзале малолетнюю бродяжку - что в этом ужасного Все равно она давно уже не девочка, так какие могут быть проблемы Он ведь ее не убивать везет - а развлечься пару часов в машине на обочине. К привычности насилия, к сознанию, пребывающему в косности, добавим еще и такую немаловажную вещь, как акселерация. Не знаю как остальные - но я, встретив на улице вызывающе накрашенных и откровенно одетых (или раздетых) девушек, затрудняюсь определить их возраст. Может быть, восемнадцать. А может быть - тринадцать Тинейджеры дуют пиво у ларьков, одевают миниюбки, наносят боевую раскраску - поди отличи в полумраке вечерней улицы, у кого из них есть паспорт, а кто еще в пятый класс ходит. Всем, кто незнаком с повестью покойной Наталии Медведевой "Мама, я жулика люблю" - настоятельно советую прочитать. Там как раз и описывается история любви тринадцатилетней девочки-семиклассницы к тридцатилетнему мужчине. И кто бросит камень в этого мужчину, если девчонка преследует его целеустремленно и активно на протяжении всей повести, вынуждая в конце концов просто сбежать. Общество беззащитно перед педофилией в той же мере, в какой оно беззащитно перед насилием, акселерацией и отсталостью. Чтобы мы ни делали - в первую очередь требуются кардинальные подвижки в общественном сознании. Мы должны осознать ценность и неприкосновенность не только детской, но просто человеческой жизни. P.S. А в Германии с педофилами решили бороться иными методами - не с помощью полиции. Там открыли Центр Доверия, куда могут придти люди, испытывающие влечение к детям и подросткам. Придти, выговориться психологу, попытаться разобраться в истоках своей сексуальной направленности. Центр анонимен и данных о своих посетителей не предоставляет ни полиции, ни, тем более, журналистам. Врачи, работающие в этом центре, говорят, что первые результаты обнадеживают - потенциальные насильники после бесед с психологами значительно теряют уровень сексуальной агрессии.

proza_ru/texts/2006/03/20060305411.txt

"В каждый момент нашей жизни мы должны стараться отыскивать не то, что нас отделяет от других людей, а то, что у нас с ними общего". Джон Рескин Мать широко распахнула глаза и тревожно уставилась в черноту. Рядом не то стонали, не то пыхтели. Она, наполненная разными чувствами и мыслями, спешно поднялась с постели и до боли в сердце прислушалась. Странные и подозрительные звуки шли из сарая. Мать выскользнула из дома и, заранее приготовившись к самому худшему, подошла к двери. Остановилась, напряженно вслушиваясь, стараясь угадать, что может происходить там внутри. Осторожно дотронулась до ручки двери и нажала на нее. При тусклом ламповом свете ее восьмой ребенок Саид-младший изо всех сил колотил кулачками по кирпичу, лежащему между другими. Похолодело материнское сердце: кулачки ее девятилетнего любимца были разбиты в кровь. - Саид, разве тебе не больно - потрясенно воскликнула она. Мальчик вздрогнул, резко повернул в ее сторону голову и, увидев страдальческое лицо матери, виновато опустил глаза. - Больно, - неожиданно вырвалось из него, а из круглых желтых глаз потекли слезы. - Тогда зачем ты себя так мучаешь - попыталась она понять его. - Я слышал от брата Хусина, что есть такие люди, которые легко разбивают кирпичи и деревянные доски. Я тоже хочу быть силачом, мечтаю быть гибким и ловким. - О, Аллах! Этому, наверное, надо долго и упорно учиться. Разве в школе нет такого учителя, который бы научил тебя, как стать силачом - Я каждое первое сентября хожу записываться к тренеру Ахмеду Мовладиевичу, но он меня не записывает. Говорит, что я вначале должен подрасти. И говорит это таким издевательским тоном, что у меня от обиды все внутри сжимается. А я разве виноват в том, что не расту так быстро, как бы мне этого хотелось. У нас ведь и папа невысокий, и братья мои - не великаны. Неужели невысоким людям нельзя заниматься спортом и стать чемпионами - Ты мудро рассуждаешь. Крупинка золота ценится больше горы угля. Хочешь, я поговорю с тренером - Нет, я сам с ним потолкую. Я же мужчина, и в своей жизни все должен решать сам. Мне об этом отец часто говорит. - Пусть будет так! А пока перестань себя истязать. Побереги свои руки, они тебе еще в других битвах пригодятся. Туши лампу и пойдем спать. Мать лежала на кровати, уставившись в темноту, уносясь в прошлое. Как на фотопленке стали появляться разные люди, разные сцены из прошлого. Вот застыло мудрое и спокойное лицо пожилой соседки Хамиды и ее внимательный взгляд, остановившийся на располневшей материнской фигуре. - Сын у тебя родится, - торжественно сказала бабушка Хамида. - И ждет его большая слава. - Я не о его славе думаю, а о том, что возраст у меня не девичий, мне бы здорового ребенка родить. Затем появился следующий кадр: повозка, на ней побледневшая от болевых схваток мать. Не успели выехать за дом, а он возьми и появись: крохотный, покрасневший от крика Саид. Пожилой отец рано взялся обучать его грамоте. Перед глазами матери возникло суровое лицо мужа - священника и склонившаяся над Кораном рыжеватая голова Саида. Отец был уверен в том, что загробная жизнь существует. А те "правоверные", кто умеет читать тексты Корана, хотя бы без осмысления читаемого, будут пользоваться в загробной жизни преимуществами. Поэтому он своих сыновей учил читать Коран на арабском языке. - Вселенную создал Всевышний, - медленно и торжественно говорил отец. - А Солнце создал как отопление. У нас в доме есть печка, она греет и дает нам жить, а нашу Планету согревает Солнце. Солнце - жизнь многих народов. Нельзя нарушать систему и порядок, созданные Всевышним. За это Аллах сильно и жестоко наказывает. Никогда, сынок, не бойся людей. И на арабском и на нашем языке адам переводится - человек. На все воля Аллаха. Каждый человек индивидуален, поэтому надо сохранить в себе себя. Никогда не беги впереди людей, но и плестись сзади не советую. А еще запомни: будь немногословным. Есть такая пословица: "Разговорами корзину не заполнишь", пока слово находится в тебе - оно твое, ты хозяин своего слова, а только вылетит оно из тебя - ты его раб. Все свои дела и поступки хорошенько обдумывай, так как торопливость и поспешность к добру не приводят. Не зря же старики говорят, что быстрая речушка до моря так и не пробивается. Людей оценивать не спеши, не вешай сходу ярлыки, не клейми их. Умей их слушать и понимать! Коран Кораном, советы советами, разговоры разговорами, все же природа брала свое. Саид рос живым, неугомонным и непредсказуемым. В нем бурлила такая энергия, что ее просто необходимо было направить в правильное русло, иначе жди беды. А неприятностей хватало. Однажды мимо дома проезжал нагруженный арбузами грузовик. Саид легко взлетел наверх, и стал оттуда выбрасывать огромных размеров арбузы. Они гулко плюхались на пыльную дорогу, разбивались, их розовый сок впитывался серой пылью. Мать недолго разговаривала с хулиганистым сыном. Он объяснил свой поступок очень просто: во-первых, ему хотелось проверить себя в ловкости, во-вторых, он не думал о том, что они так легко разбиваются. Мальчик хотел угостить своих друзей сладкой ягодой. Что тут скажешь Мать, кажется, понимала сына, но боялась, что отцовская суровость может ожесточить мальчишеское сердце. Мать и сын любили друг друга и друг за друга стояли горой. Как-то Саид услышал разговор соседок. Одна из них нелицеприятно отозвалась о его матери. Сердце мальчишки затопила обида и злость. Он твердо был уверен, что никогда не простит болтливой соседке обидных, горьких слов, брошенных в адрес матери. И приготовился отомстить! Луна спряталась за темную огромную тучу, успев заметить, как легкая и махонькая тень мелькнула за сараем. Саид пробрался в соседский курятник и замер, прислушиваясь к своему бьющемуся в тревоге сердечку. Тишина стояла жуткая. Он зажег спичку, и яркий огонек высветил красивого огромного петуха. ... Соседка напоминала серую курицу, тревожно и испуганно мечущуюся по двору. Красавец петух исчез бесследно. Мать пристально посмотрела на сына. От ее пытливого взгляда он смутился. - Скушай клятву! - сурово произнесла она. Мальчик знал, что означают эти слова. Если вор не сознавался в краже, то пострадавший приглашал его к святилищу для взятия с него клятвы. При этом подозреваемый приносил с собой продукты питания и брагу. Поев и выпив вместе с пострадавшим, в присутствии родственников с обеих сторон, подозреваемый приносил клятву в своей невиновности. - Если ты совершил кражу и не сознаешься в этом, то придется совершать поминки по нашим родственникам. Неужели ты этого хочешь - с болью произнесла мать. Саид живо представил, как один за другим начнут умирать его сестры и братья, и ему стало не по себе. Аж в глазах затуманилось. - Я его спрятал, - не поднимая глаз, тихо проговорил он. - Зачем ты это сделал Он будто окаменел, и мать поняла, что большего от него она ничего не добьется. - Пусть все останется на твоей совести. Как только стемнеет, отнеси петуха в курятник. А если бы к нам в сарай проскочил вор Подумай об этом хорошенько. Никогда не трогай чужого, Аллах все видит и за все придется держать ответ. В спортивном зале шли тренировочные занятия. Тренеры готовились везти своих воспитанников на соревнования в соседний район. - Смотри, кто к нам пришел - обратился один из тренеров к другому.заметив, как в зал вошел Саид. - Опять он. Что мне с ним делать Мальчик с пальчик. - А ты устрой ему бой, - посоветовал молодой тренер старшему. - Выбери опытного борца, он ему бока помнет, и у мальца надолго пропадет охота к спорту. Тренеры молча уставились на мальчика. - Запишите меня в спортивную секцию. Я хочу у вас заниматься ..., - глядя прямо в глаза тренеру, четко выдавил из себя Саид. - А ты драться умеешь - Умею. - Тогда покажи на что ты способен. Ахмед, подойди ко мне, - окликнул он парнишку, который был крупнее Саида в два раза. - Поборись с ним. - С ним - оторопел Ахмед. - Он же маленький. - Маленький да удаленький, - сорвалось с губ. - Он хочет помериться с тобой силами. Уверенный в том, что Ахмед в два счета положит мальчугана на обе лопатки, тренер даже не стал сосредотачиваться на борьбе. Намертво вцепившийся в огромного Ахмеда, юркий и гибкий Саид не давал себя в обиду. Напрасно Ахмед пытался оторвать малыша от себя и бросить его крохотное тело на пол. Не тут то было. Саид только гнулся как тростиночка, не собираясь проигрывать. Борьба затянулась. Изумленные тренеры и их ученики сгруппировались вокруг борцов и с напряжением следили за схваткой. Они напоминали молодых бычков: топтались на месте, ломали друг друга, пыхтели и сопели. Неожиданно Саид изловчился, резко развернулся, приподнял своего тяжелого соперника и сбросил его под ноги. Дикий восторженный крик раздался в спортзале и, ударившись в окна, вылетел на школьный двор. - Он победил! Саид победил! Маленький победил здоровяка! - шумели вокруг него спортсмены. Саид стоял в кругу ребят и счастливо улыбался. Ни он, ни его тренеры даже не догадывались, что это только начало его побед. Что пройдут годы, и после каждого его выступления будет подниматься российский флаг и звучать российский гимн. А он будет стоять на пьедестале под номером один и смущенно, счастливо улыбаться, как сейчас.

proza_ru/texts/2014/07/20140704517.txt

Предсмертные записки Сборник рассказов Пролог Мы уйдем без следа - ни имен, ни примет. Этот мир простоит еще тысячи лет. Нас и раньше тут не было - после не будет. Ни ущерба, ни пользы от этого нет. Омар Хайям. Тихо падал снег. В комнате неярко горела старенькая настольная лампа, отбрасывая тусклые тени. На душе было спокойно. Спокойно как никогда. Он понимал: скоро эта не-выносимая усталость пройдет, все изменится, наступит легкость и расслабление, как у ка-ждого путника, окончившего свое путешествие. До конца его путешествия оставались ми-нуты. Голова была ясна. Было над чем задуматься. Не жаль... Совершенно не жаль. Жалеть -- жалить. Не сожалей и не жалуйся ни о чем в жизни. Эту простую истину он понял еще совсем давно, хотя насколько давно Каких-то шестьдесят или семьдесят лет назад. По сравнению с вечностью, куда он направлялся, это была сущая пустяковина. Семьдесят лет: из них и вспомнить то можно года на два жизни, не больше... Жизнь коротка. Возможно, это и к лучшему. Не жаль... Совершенно не жаль. Мир справедлив по природе своей, зачем же тогда кого-то жалеть и жалить Бессмысленно. Вот и подходит жизнь к своему логическому завершению... Что было в ней Всего и не упомнишь, а вспомнить тоже нечего. Проезжающий трамвай заставил вздрогнуть окутанное изморозью, ветхое окошко. Гулкое, звенящее соцветие звуков ворвалось в пустую, засыпающую комнату, на мгно-вения разбивая одинокую тишину. Часы мерно и непринужденно отбивали минуты. Время тянулось долго. Хотелось взять кого-нибудь за руку и рассказать все, что твори-лось на душе. Взять за руку уже давно было некого. Но так было не всегда. Художник Четырехлапое существо бесшумно подобралось и лизнуло хозяина в щеку. Прикос-новение равномерно потрескивавшего от беспристанного мурлыканья пушистого комочка напомнило о теплой постели и детстве, когда мама поила на ночь топленым молоком и укутывала в свежее и по-волшебнлму теплое одеяло... "Мама",-- задумался на мгновение Художник, повергая себя в сладкую дремоту вос-поминаний, но тут же встряхнулся, потеплее завернулся в дырявый, но пока еще теплый свитер и поднялся, желая попотчевать чем-нибудь любимую кошку. В каморке было холодно. Это был не тот холод, о котором мы привыкли думать, вспоминая зиму и скорее сворачиваясь в калачик под ватным одеялом. Холод был здесь таким же обитателем, как Художник и его Кошка. Они даже почти подружились втроем и пытались мирно ладить, но, тем не менее, сожительство с таким соседом как холод давало о себе знать: Художник уже вторую неделю не мог избавиться от противного кашля, вре-мя от времени клокочущего у него в груди. Даже сироп, обмененный в аптеке на портрет его Кошки, никак не мог принести хоть какую-либо пользу. В животе у Художника слегка урчало. Хотя урчание было для него таким же родным как урчание его Кошки в самые сладкие минуты ее рыбно-сметанного блаженства, оно мешало работать. К беспрестанному урчанию своего живота Художник привык уже так же, как привык и к холоду. Что есть, то есть. К тому же медики советуют выходить из-за стола с чувством легкого голода... Что ж Художник в нашем случае за этот стол практи-чески и не садился... Бедность -- не порок. В наше время такая отмазка крайне неактуальна. Хочешь есть -- иди и заработай. Нет-нет, наш художник никогда не был белоручкой. И совершенно не считал зазор-ным заниматься грязной работой, чтобы потом с превеликим удовольствием намазать свое любимое шоколадное масло на тоненький (так только для виду, чтобы бы был) кусочек хлеба. Просто в последнее время ему было стыдно терять время на это. "Подумаешь, не умру за два то дня... Да и третий выдержу, пояс только потуже за-тяну. Какая тут работа, когда у меня картина сама собой пишется... Эх, подольше бы та-кого вдохновения. Тьфу ты ну! Совсем заработался, надо же пушистика покормить!"-- время от времени, отрываясь от холста, восклицал Художник. Но что-то мы совсем забы-ли о наших героях. Чем они сейчас заняты в своей коморке - Ксс-ксс-ксс. Иди сюда моя, лови рыбешку. - Мурррр, - протяжно выклянчивала кошка - Нет, моя дорогая, этого достаточно. А то ты опять будешь чихать и переваливаться с бока на бок как в прошлый раз. К тому же это вредно для пищеварения. И даже не пытайся клянчить. - Мууууррррр, - еще протяжней протянула Кошка. В ее голосе уже слышилось раз-очарование и последняя капля надежды... (to be continued...)

proza_ru/texts/2006/04/200604201802.txt

Сказка Спорщицы В голубом небе сияло солнышко. Пчелка Зоя перелетала с цветка на цветок в поисках нектара. Вдруг подул ветер. И сразу запахло медом. Пчелка тотчас полетела на этот запах. И по запаху нашла светло-розовый кустик травы душицы. Пчелка слету плюхнулась на макушку цветка. Душица слегка закачалась вместе с пчелкой.Зоя сложила крылышки и зажмурилась от удовольствия. В траве стрекотали кузнечики, в воздухе жужжали слепни и мухи, и наперегонки носились разноцветные бабочки. - Зи-зи-зинь, - вдруг послышался сердитый голос над Зоиной головой. Пчелка Зоя открыла глаза и увидела свою сестричку Зину, которая, как и Зоя, любила работать в одиночку. Зина была, как две капли воды, похожа на Зою: такая же золотистая, с большими красивыми глазами и с длинными усиками, на шести мохнатых ножках. Она отличалась от Зои только тем, что чаще ссорилась. - Ты з-з-з --зачем на мой цветок села -- опускаясь на душицу прожужжала она. - Почему твой Я его только что сама нашла. - Вот именно -- только что. А я вчера... И пчелки принялись препираться. В это время на душицу сел толстый темно-бурый Шмель, похожий на медвежонка. Душица от него аж до земли прогнулась. - Шм--шм-шм, - пробасил Шмель, обращаясь к пчелкам. -- Вы не возражаете, если я тут поработаю Но пчелки почему-то Шмеля не услышали. - Шм-шм-шм, экие глухие! Коли так, и без вашего разрешения обойдусь. Своим длинным хоботком Шмель начал выкачивать нектар из душицы. Когда Зоя с Зиной опомнились, то Шмеля и след простыл. А пчелки так и не поняли, куда нектар из душицы делся. Пришлось им снова цветы искать На самом солнцепеке, в зарослях крапивы пчелки увидели яркий высокий цветок иван-чая, похожий на маленькую елку с красно-фиолетовыми веточками на макушке. А в стороне от Иван-чая сиял золотом другой цветок -- зверобой. Крепкий приземистый стебель его был весь в листьях- огурчиках, и на нем, как солнышки, расселись ярко-желтые цветки с лепестками-лучиками. Оба цветка благоухали нектаром еще сильнее, чем душица. Тут бы Зое с Зиной обрадоваться да поскорее начать собирать нектар. А они снова заспорили, кому какой цветок достанется. Ну и не заметили, как без нектара остались. Охотников-то на нектар тьма-тмущая: и шмели, и осы, и мухи всякие. Пчелки устали от спора, сели на зверобой. Сидят, дуются друг на дружку, и где теперь нектар искать не знают. А похожий на медвежонка Шмель домой возвращался. У него было радостное настроение. Он насобирал полный зобик нектара. Но, заметив взъерошенных Зою и Зину, Шмель помрачнел. Ему стало их жалко. - Эй, сестрички, как ваши дела - Как, как -- огрызнулась Зина. -- Никак, вот как. - Нектара нигде нету, - вздохнув, пожаловалась Зоя.- Уж на что иван-чай со зверобоем, а и в них - ни капельки. Почему, а.. Толстый Шмель помолчал, обдумывая, как бы поделикатнее сказать пчелкам правду, чтобы не обиделись. Но ничего умного придумать не смог и с досадой пробасил: - Ай, да что там говорить!.. Сами догадайтесь... Скошенная трава Когда Зоя и Зина поняли, что не надо ссориться по пустякам, дело у них пошло на лад. Как только с травы сходила серебристая роса, они выбирались из улья и весь день, до захода солнца проводили на лугу. Старые пчелы ставили Зою и Зину в пример молодым пчелам. От похвалы пчелки старались еще больше. Но однажды, пробыв на улице до полудня, они вернулись ни с чем. - З-з --значит, за старое взялись,- проворчала Пчела-приемщица, осматривая их пустые зобики. - Зи-зи --зинь, сидишь тут и знать ничего не знаешь! -- обозлилась Зина. - Я вовсе не сижу, а работаю, - обиделась Пчела-приемщица. -- Нектар от сборщиц принимаю да в ячейки складываю. - Никто не спорит, уважаемая, - вмешалась Зоя. -- Вам за день достается. Но обвинять нас, не разобравшись, несправедливо. - Да я ведь по привычке, лишь бы что прожужжать. Вы уж извините. А что случилось-то - Ой, ужас! -- круглые черные глаза Зои застыли от страха. -- На лугу все цветы умерли... - Как умерли -- встрепенулась Пчела-приемщица. -- Они не могут умереть посреди лета!.. - Но они умерли не своей смертью, - вставила Зина. - Да, их кто-то побил. Лежат сплошными рядами и не шевелятся, - добавила Зоя. - Ах, старая я жужелица, совсем забыла сказать вам про сенокосную пору,- всплеснула усиками Пчела-приемщица. -- Да вы не пугайтесь. Это обычное дело: в середине лета люди всегда траву косят. - Не понимаю, для чего им это нужно -- пожала крылышками Зина. -- Какой прок в мертвой траве - Для нас, пчел, в скошенной траве проку никакого. Нектар из нее не возьмешь, - продолжала старая пчела.- А люди без нее не могут обходиться. Знаете почему - З-знаю, знаю, - сказала Зоя. -- Они зимой едят траву, как мы мед. - Нет, люди траву не едят, - улыбнулась старая Пчела. -- И трава, когда высохнет, называется не травой, а сеном. - Люди едят сено.. Вот глупые! В нем уж точно нектара нет, раз оно сухое, - ужаснулась за людей Зоя. - Как это нет Есть. Только нектар-то в траву впитался и засох вместе с ней. Потому и сено такое душистое. Медовое. Но сено люди тоже не едят. - А кто же тогда его ест -- Зоя задумалась и вдруг выпалила. -- Куры едят сено, вот кто. Я сама видела, как они траву клевали. - Траву, но не сено, - пояснила Пчела. -- Да и то гусениц и букашек с травы склевывали. А сено... - Зи-зи- зачем нам знать, кто ест сено, - сердитым голосом перебила Пчелу Зина. -- Лучше скажи, где нам теперь нектар брать. - Я ведь и хочу подсказать... - Старая Пчела с укором поглядела на Зину. -- Где коровы да лошади или козы с овцами пасутся, там и нектар ищите. Понятно.. Коза Зоя с Зиной полетели искать, где пасутся животные. Возле деревни, на лужайке видели Козу в белой шубе. Коза шла по лугу, усыпанному цветами, пахнущими медом. Среди разноцветья особенно выделялись цветы с белыми головками. У одних -- головки были похожи на зонтики, а у других -- на кошачьи лапки. Белые зонтики -- высокие, вытянулись, как ромашки, а кошачьи лапки -- совсем коотышки, лежали прямо на земле. Пчелки опустились на белый зонтик, рядом с козой. Зина стала усиками чистить хоботок. А Зоя тотчас опустила свой хоботок в один из ослепительно белых цветочков зонтика. - Ой-ой-ой, я отравилась! -- вдруг заохала она. - Вот ненормальная! Нектаром нельзя отравиться, - проворчала Зина и как можно глубже втянула в себя сок из цветка. Вот, мол, знай наших! Но что тут с ней стало: хоботок перекосился, дыхание сперло. - Ну и гадость! -- еле выдохнула она. - Гадость -- услышав, проблеяла Коза. -- Да я эту гадость сейчас съем. - Ой, не ешьте, уважаемая Коза! Отравитесь!..- бросилась к ней Зоя. - Тысячелистником-то Бе-хе-хе, - усмехнулась Коза. -- Ни за что! - Но от него челюсти сводит, - скривилась Зина. - И невкусно, - добавила Зоя. - Ах вы, сладкоежки недоверчивые!.. Да я этим цветком брюхо свое вылечила... - А почему же он тогда горький-то -- допытывалась Зоя. - Почему, почему.. Уродился таким. Ну, нектара в нем очень мало... - З-з - значит, нас обманули! -- прожужжала Зина - Кто.. Я.. -- Коза так сердито тряхнула рогами, что Зою и Зину цветка, как ветром сдуло. - Да не вы, не вы обманули, а наша Пчела- приемщица, - прожужжала над козьим ухом Зина. - И не обманула вовсе, - возразила сестричке Зоя. -- А посоветовала искать цветы там, где пасутся животные. - Умная ваша Пчела, - подобрела Коза. -- Поглядите-ка сколько тут луговых цветов-то!.. Герань, василек, мята, клевер... Да все и не перечесть... Я-то клевер предпочитаю. Уж больно он вкусный. Чисто мед! -- Коза сорвала несколько белых головок, похожих на кошачьи лапки. Запахло медом. Зоя с Зиной тоже облюбовали себе по головке лугового клевера. А Коза, уходя, проблеяла: - На речку слетайте. Там донника белого видимо-невидимо. А уж он-то сладкий!.. Донник белый Неподалеку о т пасеки, жили Зоя с Зиной, хоронясь в траве, бежала речка. Берега ее пестрели от цветов: ромашки, лютика, колокольчиков, анютиных глазок, мяты и донника белого. Все эти цветы, кроме мяты и белого донника, не пахли нектаром. А вот мята и белый донник благоухали на весь пойменный луг. Только мята так замаскировалась в высокой прибрежной траве, что увидеть ее бледно-розовые цветочки-ежики, бегущие друг за дружкой по низкому стеблю, даже не все остроглазые пчелы могли. Зато белый донник был у всех на виду. Он рос не у самой воды, как мята, а на взгорке, привлекая внимание насекомых ослепительной белизной мелких, как ночные мотыльки, цветочков. Эти цветочки были собраны в кисти, похожие на белые елочки На одном стебле росло по нескольку елочек. А так как белого донника тут были просто заросли, то белые елочки сливались в белый карликовый лес. У Зои и Зины глаза разбежались, когда они увидели заросли донника. - Вот з-з-здорово! Давай скорее наберем нектара и позовем всех наших! -- обрадовалась Зоя. - Вот еще, не барыни, сами найдут. - А времени-то сколько уйдет, пока сами найдут. - Ну, так лети за ними. - Мне одной могут не поверить. - Ладно, я тоже полечу. Только немножко погреюсь. - Ради Бога, грейся, да поскорее. Зоя принялась собирать нектар, перелетая с цветка на цветок. А Зина осталась сидеть на прежнем цветке донника. Она потягивалась, разглаживала ножками усики, нежась на солнышке. И до того разморилась, что у нее пересохло в зобике. Нестерпимо захотелось пить. Зина опустилась у самой воды на песок и с наслаждением стала хоботом сосать воду. Вдруг над речкой закружилась стая стрекоз, будто эскадрилья голубых вертолетов. Одна стрекоза-вертолет отделилась от стаи и сделала круг над Зиной. Зина не придала этому значения, потому что по молодости еще не знала, что стрекозы нападают на пчел, убивают их и высасывают нектар из зобиков. Стрекоза-вертолет спикировала на Зину, но промахнулась, и лишь обрызгала пчелку. - Ты что, ненормальная! Не видишь, я тут пью, - возмутилась Зина. - Ах ты, козявка колючая! Да я тебя сейчас пополам перекушу! -- Голубая стрекоза-вертолет скрипнула своими жвалами. Зине сделалось страшно. - Помогите!.. Спасите!.. -- пронзительно зажужжала она и взмыла над речкой. Стрекоза погналась за Зиной. Настигла и отхватила у пчелки часть усика. - Ой, ой, больно! -- вскрикнула Зина. -- Не надо кусаться... - Ну и глупая же ты, если до сих пор не поняла, что я всех одиноких пчел убиваю. - А я не одинокая. Тут недалеко моя сестричка. -- Зина как можно громче трижды позвала: - З-з-Зоя!.. З-з-Зоя!.. З-з-Зоя!... - Ха-ха,- усмехнулась стрекоза, надвигаясь на Зину. -- Это тебя не спасет. Зина увертывалась от стрекозы и очень устала. Она уже не могла часто махать крылышками. Из последних сил она жалобно прожужжала: - З-з- Зоя... В это время Зоя с полным зобиком нектара сидела на цветке белого донника, поджидала Зину и беседовала со Шмелем. - Как вы думаете, этим летом кто больше меда соберет: пчелы или шмели -- спросила она у Шмеля. - Да чего тут думать, конечно, шмели, - пробасил Шмель. - Интересно, а чей мед люди едят - Ваш, пчелиный... Нам своего и самим-то не хватает. - А вы пробасили, что шмели больше соберут. - Ну я думал, раз мы такие толстые, то и меда больше собираем. А выходит дело не в фигуре... - Тс-з-тс-з, тише... Кто-то на помощь зовет! -- Зоя повернула усики в сторону речки, стала прислушиваться. - Беда ждать не будет. Летим. -- Шмель загудел и сорвался с цветка. Зоя полетела следом за ним. А так как она летела быстрее, то обогнала Шмеля и понеслась к речке, где голубая стрекоза уже откусила часть другого усика у Зины. И нацеливалась перекусить пчелку пополам. Вот в этот-то момент Зоя бесстрашно вцепилась в стрекозиный хвост и ужалила. Стрекоза съежилась от боли и выпустила Зину из жвал. Совершенно обессилевшая Зина упала на медвяную траву. Стрекоза стряхнула Зою с хвоста, развернулась и ринулась на пчелку. Но тут подоспел Шмель. Он, как таран, врезался в стрекозу. Та от шмелиного удара перевернулась два раза в воздухе и упала в речку, где ее проглотила большая рыба Голавль. Зоя с Зиной поблагодарили Шмеля за помощь, передохнули и полетели на пасеку звать пчел на белый донник. Зоя летела впереди, а Зина сзади, потому что теперь плохо ориентировалась в пространстве из-за поврежденных стрекозой усиков Новая семья Пчела-приемщица встретила Зою и Зину у входа в улей, на летке-крылечке. В воздухе над ульем висел толстый гудящий столб из пчел. - У нас тут такое событие!.. Такое... А вы где-то...- Пчела-приемщица заметила искалеченные усики опечаленной Зины, и осеклась. - Да вы никак подрались -- после некоторого замешательства с сочувствием произнесла она. - Стрекоза напала, - потупилась Зина. - Еле отбились. Если бы не Шмель, не знаю, что было, - добавила Зоя. - Какой молодец! Настоящий друг! -- похвалила Шмеля старая пчела. - Как же я буду теперь без усиков -- захныкала Зина. -- Цветы вижу плохо, нектара не чую... - Слава Богу, живая осталась! -- старая Пчела погладила Зину по голове. -- Не отчаивайся, скоро все уладится, и что-нибудь придумаем. - А что должно уладиться -- встрепенулась Зоя. - Как что.. Неужели вы не догадываетесь.. - Когда у меня усики отрастут, да: - решила Зина. - Нет, усики, к сожалению, не отрастут - Ой, я, кажется, поняла! -- взмахнула от нетерпения крылышками Зоя, глядя на пчел густо вьющихся над ульем. -- Только от кого они узнали, что мы с Зиной нектар нашли.. - Да ведь они не за нектаром собрались, а насовсем,- пояснила старая Пчела-приемщица. - Насовсем! -- удивилась Зоя. -- Им здесь не нравится - Да нет, просто наша семья стала очень большой. Теперь вот молодые сильные пчелы должны отделиться и создать новую семью - А нам-то что делать -- растерялась Зоя. - Оставайтесь со мной. Будем нектар принимать и детву воспитывать. А вообще-то решайте сами. Хорошие работники везде в почете. Зое и Зине сейчас же предстояло на что-то решиться. Как это было нелегко сделать! Но и тянуть было нельзя. Вылетевший из улья рой уже собирался в дорогу. Огромный тревожно гудящий столб из пчел начал подниматься в небо. Зина с грустью посмотрела на уходящий рой и пролепетала: - Я остаюсь. - А я с ними!.. Прощайте!.. -- взволнованно замахала крылышками Зоя и понеслась к улетавшему рою. В голубом небе сияло солнышко. В траве неистово звенели кузнечики. В воздухе пахло медом. Сказка опубликована в журнале "Мурзилка"

proza_ru/texts/2014/01/20140102317.txt

То,что я расскажу - совершенно секретно!Никому даже не пытайтесь рассказывать!Даже самым близким!...Даже самым... недалёким!... Сначала всё было банально до простоты!... Поздней морозной ночью в центре города я вошёл и сел в последний троллейбус.Дермантиновое сидение ледяное!... От дыхания - пар!... Оставшиеся пассажиры выскочили все на следующей остановке.А на другой остановке в заднюю дверь в самую последнюю секунду какой-то мужчина влезть пытался. Такое впечатление,что за ним кто-то гнался!... Водитель двери открыл,троллейбус постоял и начал движение.Мужчина только просунул в салон троллейбуса свой кейс...И тут двери захлопнулись! Водила набирал скорость,а мужчина выдернул наружу зажатую руку и кейс упал на ступеньки... Водитель наверное всё видел,но поиграл,пошалил в ночи. Не стал он двери открывать.А может устал за смену... Я ему кричал,нажал кнопку требования остановки,а он продолжал движение на приличной скорости. А кейс - чёрный пластиковый,с металлическим каркасом и кодовым замком.Очень солидный!... Я подскочил к кабине водилы и сообщил ему,заторможенному и отмороженному об отставшем пассажире и неизвестном предмете. Водила сразу встал как вкопанный.Вышел в салон троллейбуса,встал руки в боки,почесал клешнёй репу и говорит мне: - Ну,открывай!...Только чур,если что ценное ,то я - впополаме!... А у него самого очко ходуном ходит,инстинкт самосохранения мешает... Да и у меня какой-то мандраж сработал.Сначала рыпнулся к углу,но пошёл на попятную... Думаю про себя: - Вот сейчас открою...,а он как выдаст...хлопок!...Писец котёнку!...И костей не соберут...А у меня,у самого жинка вторым беременна,только хату двухкомнатную купил... И водила менжуется,не хочет открывать.Стоим и смотрим друг на друга и на злосчастный кейс...Не решаемся..."Никто не хотел умирать!"... Тут я говорю: - Вызывай оперов и сапёров!... Он через диспетчера вызвал. Они приехали нескоро.Специальный робот подъехал к этому кейсу ,отвёз его в безопасное место,вскрыл как консерву. А там!...Пещера Али Бабы и сорока разбойников... в натуре: кейс набит до отказа джорджиками(баксами)!... Водитель стал рвать на попе волоски и кусать локти...Как фраер-малолетка!... А я не растерялся,подошёл к сапёрам и говорю: - Это мой клад!Я нашёл!Вызывайте журналистов!Я хочу сделать официальное заявление и передать деньги Фонду помощи заключённым!... А сам их всех на гаджет снимаю!Всё-всё!...Каждое слово!...Для You Tube!... Скажу честно,этот фонд мой знакомый... кент... курирует... И всё пошло по моему сценарию. Я получил 25% от государства,а от кента - респект и уважуху!... И братва на зоне покуражилась!... А водила совсем на этой почве с катушек съехал!...От жадности локти кусает и лапу сосёт,панда бамбуковый!... Не спи!...Замёрзнешь!... P.S. Надо перетереть эту ситуёвину с моим кентом,водилу троллейбуса этого пристроить!... Я не жадный!... Иисус Христос учил делиться!...Но он никогда не учил делиться...поровну... @AlSnegyr 2005 год

proza_ru/texts/2015/07/20150721223.txt

Набирает силу в России истерия по поводу осуждения судом в Страсбурге жителя Латвии Василия Кононова, бывшего советского партизана, признанного виновным в убийстве мирных граждан на территории Латвии в 1944г. О сущности дела. Девятерых жителей села Малые Баты Кононов с подручными уничтожил по решению "партизанского суда" как "полицаев". Это произошло в мае 1944 года. При этом в "полицаи" попали три женщины, одна из них на девятом месяце беременности. Из девяти человек пятеро были расстреляны, а четверо сожжены заживо, включая беременную женщину. Она сперва выбралась из пламени, но красные герои решительно затолкали ее обратно в огонь. Есть явления, фокусирующие сущность того или иного государства, его смыслов и ценностей, цивилизационных устремлений. Таким явлением стала недавняя гибель президента Польши Качиньского, когда Интернет высветил поистине людоедский лик типового россиянина. Таким же явлением, и даже в большей степени, остается дело "ветерана Кононова". Латвийский журналист Дидзис Мелькис пишет: "Как показывает постановление Большой палаты Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) по делу Василия Кононова и реакция на него официальной Москвы, моральный рубеж между Европой и не-Европой совпадает с восточной границей Латвии". Именно так. Ибо, кто такой Кононов Ответ на этот вопрос является сегодня тестом на цивилизационную идентичность и просто на душевное здоровье. Нормальному человеку очевидно: Кононов - чекистский палач, подлый и циничный убийца, позор русского народа. Ведь, скажем, не делает же Америка кумира из лейтенанта Келли - "героя" вьетнамской деревни Сонгми. Америка лейтенанта Келли стыдится, предпочитает его не вспоминать. А путинская Россия изо всех сил делает Кононова одним из символов "великой победы". И это - диагноз. Мы - глубоко больное общество. Причем, опасное для окружающих. Защищая Кононова, Эрэфия подтверждает свою генетическую связь с людоедским сталинским государством. Защищая Кононова, нынешняя Россия защищает не просто "великую победу" как свой базовый миф. Защищая Кононова, нынешняя Россия отстаивает сталинизм как принцип и систему. Агрессивно расписывается в генетическом сталинизме. А значит мы вне цивилизованного мира. Где, в какой нормальной стране в таком праведном раже защищают убийц, палачей и садистов Российский Совет Федерации осудил недавнее решение ЕСПЧ, согласно которому Кононов является военным преступником. Еще этой зимой щедрый столичный мэр Лужков отвалил на "правовую поддержку" закоренелого красного бандита пять миллионов рублей. Главные российские телеканалы с пафосом защищают "ветерана" от "латвийского неонацизма". Как и три года назад, во время битв вокруг пресловутого "бронзового солдата", кремль спустил с цепи своих слюнявых шавок - "нашистов": "К посольству Латвии вышли 100 активистов движения "Наши" в судейских мантиях и масках с портретами 14 судей Страсбурга, признавших законным обвинение в геноциде ветерана Василия Кононова, воевавшего против фашистов. Переоблаченные "Страсбургские судьи" потребовали у правительства Латвии вознаграждения, которое они отработали, признав преступником человека, боровшегося с нацистами". Можно лишь поражаться этой особо ублюдочной поросли конформистов, чей подлый типаж уже оставил далеко позади знаменитый брежневский комсомольский актив. И главное - начинается чуть ли не всероссийский сбор подписей в поддержку Кононова. Не удивлюсь, если подпишется вся Россия, не сознавая, что выносит себе исторический приговор... полностью здесь: http://www.inache.net/print/alter/470 теперь о моей собственной позиции. Прежде всего, бросается в глаза очевидный идиотизм акции в защиту Кононова, поскольку: 1. Обжаловать решение суда может только сторона по делу, а российские защитники престарелого убийцы таковыми не являются, 2. Обжаловать решение суда некуда - нет инстанции выше. Принявших участие в акции считаю идиотами по той простой причине, что они осуждают решение суда, а сами при этом даже не знакомы с материалами дела. Сам Кононов, кстати, факта убийств мирных жителей не отрицает, а только хочет, чтобы деяние переквалифицировали с геноцида на убийство (тогда он избежит уголовной ответственности за давностью; геноцид же сроков давности не имеет). Кононов - действительно убийца и преступник. Мирные жители являются некомбатанатами, их нельзя убивать, как бы они ни относились к партизанам. Кононов, по факту, совершил обычное серийное убийство, а акция, соответственно, проводится в защиту серийного убийцы. А что в таких случаях делают на Западе Это к вопросу о "предвзятости" суда. Вот пара примеров того, как "кононовы" расцениваются в нормальных странах: - упомянутый в статье американский лейтенант Колли, сжегший вьетнамскую деревню Сонгми, посажен за это в тюрьму. И посадил его даже не международный суд, а свой, американский, не посмотрев на то, что он там за свою страну воевал. Закон един для всех. Нарушил - отвечай, ветеран ты или нет. - центральноафриканский император-людоед Бокасса именуется везде именно убийцей и людоедом, несмотря на то, что в 1944г. он в чине сержанта французской армии принимал участие в освобождении Западной Европы, - да и в России полковника Буданова посадили примерно за то же, что совершил Кононов (правда, Буданов убил одного человека, а "герой-партизан" - несколько). Выводы очевидны.

proza_ru/texts/2010/06/20100604831.txt

Всевышний суд приговорил человечество к высшей мере наказания. Но учитывая тот факт, что человечество признало свою вину и объяснило свои поступки любовью к Всевышнему, суд смягчил приговор и отсрочил исполнение наказания.

proza_ru/texts/2006/11/20061123004.txt

Утро любви... Судьба нас гонит впереди, Идём скорее мы к любви И настаёт великий час И вот любовь уже за нас... Вперёд , вперёд ,вперёд ,вперёд И вот то утро настаёт ... И чтобы не было обманом На небе тусклом и туманном Светила полная луна ... Седая мгла легла на землю, Иную жизнь я не приемлю, Порывы седца - вот душа... И я стою перед тобою, Глаз не свожу и я не скрою, А может я тебя не стою , Задумаешься так порою, Ну - тяжко иногда с тобою...

proza_ru/texts/2011/05/20110509739.txt

49. В.Агошков. Река - глагол, река - колокол, часть-2 Может быть, и правда то, что наши предки умели когда-то летать! Каким-то образом пращуры были осведомлены об этом "ГЛА", или "ГА", поэтому и назвали главную реку будущего орловского края -- УГА, т. е. величественная, устремляющая свои воды вдаль, имеющая много "га". Ока -- это "гла, пустота, порождающая энергию"! В данном контексте и р.Волга может быть прочитана, как Вогла, т.е. Вога = Вока =Великая Ока, Большая Гла: недаром у г.Твери в Волгу впадают р.Тьма (слева) и р.Тьмака (справа). Гла=ГА -- это и Господь, к которому мы все устремляем свои думы. БОГ (Большая ГЛА =ГА) в виде Солнца посылает на нас свои лучи, нисходящие "углами" на людей... Но вернёмся на родную Орловщину. Недалеко от истока Оки начинает свой бег р.Неручь, которая впадает в р.3ушу. "Неручь" читается, как "не рождающая "ч" (т.е. "к", или "г"). Неручь -- это "нерочь-нерока"; её бассейн очень маленький, поскольку она стиснута со всех сторон другими реками. Иными словами, р.Неручь можно "перевести", как Малая Ока! От станции Малоархангельск берёт разбег и р. Сучья, которая впадает в р.Сосну у с.Губкино. Данное имя раскладывается на такие составляющие: префиксальный "С"+"УЧЬЯ". Учья -- это уча-ука-ока! Сучья -- река, которая лежит напротив (супротив) Оки, или "супротивная Ока". Река Сучья, как и Ока, рождает в большом количестве притоки, "углы", сочна, сучена, скручена (от крюк), стоит на пересечении дорог. В виде латинской буквы "Z" бежит река Зуша; она и "переводится", как "змеевидная Ока": Зуша-зуха-зуга-зога-зока. В древности существовал торговый путь: через реки Ока-Тускарь-Сейм в Днепр. Возможно, что и гидроним Тускарь прочитывается как Тусокарь, т.е. "вторая Ока", или "река, лежащая напротив Оки". Таким образом, и р.Орель, и р.Ока обозначают одно и то же -- УГОЛ! И орлицу-птицу назвали так потому, что при полёте взмахами крыльев она образует "углы". Отсюда и имя "окул-акул", т.е. угол. Слова Орель и Ока -- тюркские Орель -- это Сорель, Сурель, или уже упоминаемая нами река на границе Кромского и Сосковского районов -- Суры; суровая, скрученная, свитая. Имеются "суры-сурки" и в других местах Орловщины. Орель -- это и Сарель-Царь... Не случайно рядом с р.Орлик расположенный большак до сих пор зовут Царский! Ока -- это Сока, т.е. сочная, сочится. Реку с основным руслом и многочисленными притоками можно сравнить с суком дерева, имеющим ствол и ветви, а также с собакой-сукой, у которой два ряда сосков. Если Москва -- это Муза, т.е. "дойная корова", то река Ока -- это "собака-сука". Вспомним, что "итальянская волчица" вскормила Ромула и Рема, один из которых основал Рим (а правильнее -- Ром, в именительном падеже: г.Рома, т.е. "рождающая земля"! Наш Кром -- это "на 4 стороны" (КО) раскинутый "РОМ"... Так что волчица или собака-сука могла вскормить и летописный КРОМ! Следует уточнить, что реки Ока, Орлик (Орель) названы так не только из-за того, что они, сливаясь в г.Орле, образуют "развилку", а и потому, что сами водные артерии, принимая в большом множестве притоки, представляют собою "углы", т.е. "населённые глой", жизнью, глаголом, действием. Ока и Орлик -- это реки, пригодные для проживания людей, защищающие их от всех бед, дающие кров и пищу. В тюркских языках "ок" -- это стрела. Ученые топонимисты отвергают название Оки от "стрела", хотя сходство реки с притоками со стрелой есть! Как пишет П.Якоби(й), славяне называли Оку Быстринкой. А "Стрелка" -- это место слияния притока с рекой. В Кромском районе и области есть речки с названиями Стрелка. В г.Орле Стрелкой именуют угол, который образуется при слиянии Оки С Орликом. 20 ноября 1993 года Н.Михайлова рассказала в "Орловской правде" о том, что исстари место в сквере возле Центрального банка в г.Орле называлось Быстринка, (т.е. подтвердила мнение П.Я. Якоби(я). Это имя читательница и предлагает восстановить! см.3 (С) В.И. Агошков

proza_ru/texts/2013/09/20130925131.txt

По одёжке встречают. Последняя неделя мая в Сибири отличается пышностью цветения, как в лесах, так и в городской среде. Весна делает людей радостно-расслабленными, добрыми, деятельными. Весна -- период начала успешных дел и воплощения давних планов и мечт! Наша давняя знакомая, Таша, шла по Красному проспекту, зажимая в кулаке 100 тысяч рублей! Целью её прогулки по цветущему бульвару проспекта было посещение модного магазина для приобретения статусного платья сибирской аристократки. Предки Таши, начиная с 14 века, от вахтового метода начинали освоение и разведку Сибири. Они расставляли остроги своим казакам с западных территорий на отмеченных предком князем Василием Роговицким местах. Некоторые из тех мест были названы ещё князем Василием в период первого разведывательного похода его рыцарского отряда по Зауралью до Дальнего Востока. Другие территории были им отмечены для передачи родственным аристократическим кланам Закарпатья, или потенциальным будущим родственникам. Было прописано на долгие века вперёд: кто когда выставляет дружины, осваивает территории и какие, кто с кем предпочтительнее устанавливает родственные связи и какие потомки где будут жить. В результате Таша, оказалась потомком всех участников освоения Сибири по аристократическому уровню. Самой ей было предписано поселиться в Новосибирске после Санкт-Петербуржской подготовки и заняться развитием определённых направлений жизнедеятельности города, в том числе продолжением реабилитации аристократов Сибири в глазах населения, проповедыванием необходимости поддержания аристократических линий для нации и территории. В современных условиях самым действенным методом исполнения этого плана являлась туристическая деятельность по организации и приёму туристов на месте проживания. Таша за десятилетний период подготовила и освидетельствовала несколько туристических маршрутов, провела их пиар и передала своим соратникам на исполнение. Пришла пора и себе что-либо устроить на старость. Поскольку предки её, начинавшие в городе были экспроприированы, и при советской власти вели дела на общественные ресурсы, то ни музей Рериха, ни Дом спорта, ни клуб Отдых, не значились в наследстве Таши от дедушки и прабабушки. Пользуясь наследием рода, Таша создала предания родов об освоении Сибири и предложила своим единомышленникам создать маршрут в предместье: Вас принимает Принцесса Сибирская. Один из бывших коллег по технологиям согласился стать инвестором проекта и в качестве первого взноса вручил Таше 100 тысяч рублей. Кроме хорошей погоды, цветущих газонов и денег была ещё пятница -- любимый день недели с тех времён, когда ей приходилось неделю проводить за забором режимного предприятия, после пяти, бежать в детские сады, ехать за 18 километров за покупками для семьи, мыть стирать, убирать, готовить на завтра и утром рано всё сначала, пятница позволяла расслабиться и пожить вечер для себя: сходить в театр, съездить в гости, просто пройтись по городу. Итак: Таша шла мимо Дома книги и смотрела в витрине магазина выставку видов Санкт-Петербурга!!! Между безрассудством и мудростью один шаг! В следующем парадном вывеска: Авиакасса. Завтра День Города!!!!!!!!!!!!! Таша входит в помещение кассы и просит два билета до Санкт-Петербурга и обратно на вечер текущего дня. Несмотря на общегородской праздник ДомМоД работал в субботу.Салон, в котором работает мастер Таши, так же открыт был в этот день. - Старый поляк узнал свою давнюю клиентку и улыбнувшись сказал ей: уж многие покинули наш город, княгиня, только мы с Вами не в силах. - Та мы же пришли сюда устроить своё царство, не так ли! Таша так ни разу и не созналась своему парикмахеру в третьем поколении, что живёт она в Сибири и рада случаю сделать у него вновь причёску. В честь Дня Города на привычном поколению месте работала обувная будка, и Таша знала, что простая чистка обуви у потомственной обувщицы, крымской татарочки, путешествующей с отрядом рода с древних времён, сделает её моложе и сильнее, привлекательнее! В понедельник инвестор приехал взглянуть на то, насколько Таше удалось воплотить идею на стадии: статусное платье! Он был поражён перевоплощению своей старой знакомой, которой из жалости выделил 100 тысяч рублей - Пожалуй, мы найдём ещё 300 тысяч на устройство веранды и парадного входа возле твоей резиденции весело сказал бывший коллега. С Днём Города Санкт-Петербуржцы.

proza_ru/texts/2017/05/201705261721.txt

Глава - 1 Прежде чем полностью проснуться, Алексей мысленно представил будущий свой день. Сейчас встану, сделаю зарядку, включу компьютер и проверю почту, но тут раздался голос у него в голове: - И на хрена быстро вставать, куда торопишься. У него аж сердце зашло, - что это со мной А голос продолжал: - Ты, Бог и сейчас, ты на земле, в отпуске. Сам пожелал родиться здесь, в этой вселенной и на этой планете. Тебе заложили программу, сам когда-то участвовал в её разработке. А с тобой, говорю я, твой напарник Арес, наверно не помнишь Алексей сморщил лоб, - что за хреновина, - но на всякий случай, стал читать отче наш. Когда-то в детстве учила его бабушка: - Когда будет плохо в жизни, или что-то произойдёт невероятное, читай молитву. Но опять голос этого Ареса: - Ну что молитву читаешь, сам от себя ха..ха..ха! - стало тихо, только эхо а..а...а. Алексей вскочил со своего дивана, прошёл в ванную, сразу под душ. Какая там зарядка, в следующий раз. Стоя под душем, стал вспоминать, что это было - сон Наверно сон, рассуждал он, вытираясь полотенцем. Включив чайник на кухне, Алексей попутно включил компьютер. Увидел, есть одно сообщение. Открыл и прочитал: "Сегодня утром я приходил к тебе. Не надоело ли тебе в отпуске Мне надоело смотреть, на твою суету, с какой проводишь, свой короткий отпуск. Подумай, а то я включу возврат. АРЕС." Алексей ещё долго сидел, смотрел на сообщение, всё не мог придти в себя. Кто такой Арес и что за ерунда творится Удалил сообщения, но оно опять появилось. И он решил напечатать ответ: "Спасибо за информацию Арес, дай придти в себя". Отправил и тут же получил ответ: " Даю сутки, до следующего вашего утра. Пока". Во, попал! Вчера вроде не пил и вообще не очень с этой жидкостью. Что за ерунда творится, стал вспоминать: "Воспитала его бабушка и его тётки. Мать умерла при родах. Отец был геолог, но пропал, за два месяца до его рождения. Искали целый месяц в тайге. Закончил семь классов, потом вечернюю школу, работая на заводе. Затем техникум и ушёл работать в наладку. Ездил по всему СССР, по настройке релейной защиты, на подстанциях, с напряжением от 6 000 вольт до 500 000 вольт. Может, эти высоковольтные поля повлияли на него, то есть на его башку". Вот с такими мыслями он пил кофе с бутербродом. Два раза был между жизнью и смертью. Первый раз в Тайшете при включение отделителя, на ЛЭП - 110 тысяч вольт. На фидере было короткое замыкание и при отключении, над его головой горел отделитель. Он успел отскочить, вернее как кто-то его толкнул. Отделитель разорвался и разрядился в то место, где он только что стоял. Напился он тогда со своими наладчиками по поводу этого спасения. Правда и премии лишился, за нарушения правил техники безопасности. Второй раз в Омске, уже во время снятия характеристик с трансформатора. Алексей стоял на верху транса, снял перемычки и уже собирался спускаться, когда под ним взревел трансформатор. По ошибки диспетчера, раньше времени подали напряжение на этот трансформатор. Его как ветром сдуло с высоты четырёх этажного дома, и опять, как кто-то его толкнул мимо изоляторов, хотя потом все смотрели. Надо было изогнуться, и только потом спрыгнуть, и то, держась за ввод к трансу, а это смерть. Ему тогда говорили в управлении, что уже два раза, бог был на его стороне,а некоторые говорили, - бойся третьего раза. "Так, ну ладно, из наладки ушёл, после развала СССР.Сейчас работал, просто диспетчером. Дорабатывал до пенсии, с учётом северных и других коэффициентов. До своих 50, это нормально. Жил один, жену похоронил два года назад, а дочка и сын жили в другом городе. Сегодня у него выходной. И тут к нему пришла мысль: -- Так, ну - ка вспомню я йогу,- ведь когда-то по молодости увлекался. Было такое поголовное увлечение ей. У него хорошо получалось расслабляться и отключаться от внешнего мира". С этими мыслями Алексей лёг на пол. Сделал медленный вдох и медленный выдох. Постепенно увеличивая время на вдох и выдох. Свой внутренний взгляд сосредоточил между бровей. Как утверждают йоги, там расположен третий глаз. Постепенно перед ним возник синеватый экран. Все посторонние звуки исчезли: Его сознание, как чистый лист и вот он, его экран стал белый. Потом он представил себя на поляне. Растёт большой дуб и в середине дуба дверь. Он открыл эту дверь, вниз уходила винтовая лестница. Раньше он спускался туда, что бы посмотреть свою прошлую жизнь. Не получалось до конца, но зато отдых получался стопроцентный. Сейчас, он решил попробовать ещё раз. И ещё, его как будто, кто то заставлял проделать это путешествие в прошлое. Вот и включился магнитофон с часовой записью спокойной мелодии. Он всегда включался автоматом с выдержкой времени, когда он уходил в медитацию. А последний раз, это было года три назад. Он сейчас, как бы по - новому, воспринимал и мелодию, и своё состояние. Итак, открыл дверь, и медленно стал отпускаться вниз. Свет стал желтоватый, затем перешёл в голубоватый с дымкой у его ног. Он вошёл в зал, где на стене висели портреты в разных одеждах. От древних рыцарей, до костюмов похожих на скафандры. Прошёл дальше, перед ним открылись двойные, широкие двери, и только он вступил, как перед ним открылся ландшафт. Пустыня и он один, вокруг ни кого, но вот дунул ветерок и перед ним появился его улыбающийся друг и напарник Арес. Они обнялись, глянули друг другу в глаза и он всё вспомнил. На душе у него разлилось спокойствие, как вернулся домой после долгой разлуки. - Ну что, Эллис с возвращением тебя. - Всё Арес, больше я сюда ни ногой. - Я тебе толковал об этом, зачем тебе этот детский сад. А ты твердил, хочу ещё раз на эту планету, где детство провёл. Да твоё детство проходило миллион лет назад, хотя это же по ихнему. Тогда да, не давно. - Что ни говори, но она красивая и здесь, в этом измерении такие чувства, волнения, запахи. А узнать ЛЮБОВЬ, и какая она есть, советую тебе Арес провести свой отпуск здесь. Я тебе такую программу за бабахаю, сплошные чувства! - Я согласен, но такое здесь творится. Ну да ладно, скидывай свой биоскафандр, и исчезаем. У нас ещё много дел во вселенной. - Да! Много ещё надо открывать детских садов и в других измерениях. Он перекрестился, по привычке, как на земле и исчез.......... Продолжение следует....http://www.proza.ru/2010/04/20/1106

proza_ru/texts/2009/10/20091023324.txt

Сегодня ты долго не спал. Лежал, смотря в потолок, заложив руки за голову, думал о чем-то. Иногда, кажется, вдруг погружался в объятия мягкой дремоты, и тогда дыхание становилось глубоким и тяжелым. Тогда я подходила чуть ближе, присаживаясь на подоконник и с интересом изучая острых черт лицо, невероятно бледное в лунном свете. Но внезапно серые глаза открывались, кончики пальцев вздрагивали, и ты резко пробуждался, возвращаясь к унылому бодрствованию. Что тревожило тебя сегодня Чем были полны твои мысли Что таилось за стальным взглядом, терявшим свою холодность лишь в такие редкие моменты уединения Я не знала. Когда-то меня привлекло именно это. Бесцельно блуждая между седыми и прогнившими душами, добрыми и ясными душами, тихими и строгими душами... Душами, к которым успела так привыкнуть, я вдруг нашла тебя. Ты смотрел вдаль, за горизонт, сквозь толпу и сквозь время, словно видя то, что не дано узнать другим. Может, мне только это показалось. Но я решила последовать за тобой. Твоя квартирка была небольшая. Диван-кровать, стол, пара стульев, самая необходимая техника, - все лишь нужное и ничего лишнего. Помню, тогда, усмехнувшись, я решила, что ты аскет. Как же я ошибалась! Я и не знала, что ты коллекционер. Ты коллекционируешь оружие и одежду. Я немало порезвилась в твоей гардеробной, погружая пальцы в дорогие меха и с интересом разглядывая пистолеты, остающиеся до сих пор для меня безымянными. Именно тогда я и облюбовала твой подоконник, найдя там прибежище в цветке фиалки. Бедное растение было единственным живым существом в твоем доме, оно почти зачахло, когда я поцеловала его лепестки и взяла заботу о нем на себя. А ты думаешь, почему оно еще живо и цветет Конечно, это я его питаю. Кто же еще Твой цветок, равно как и ты сам, оказался неразговорчив. Сколько я ни пыталась завести беседу, он лишь горестно вздыхал, кутаясь в зеленые листочки, и сворачивал свои соцветия. Но, знаешь, это ведь не так плохо -- иметь немого собеседника. По крайней мере, он всегда тебя выслушает, а ведь это уже хорошо, верно Так что я поселилась в лепестках фиалки, облюбовав широкий подоконник, на котором провела немало ночей, наблюдая за твоим тревожным сном. Тебе часто снятся кошмары, я знаю, я видела их. Они тенями нависают над твоей головой, стоит лишь прикрыть глаза. И, когда твой сон становится совершенно невыносимым, я, бывает, сажусь рядом и отгоняю этих воронов, стремящихся растащить ненадежную солому спокойствия. Ты бы, наверное, сказал мне спасибо, если бы знал, что я существую. Если бы знал, что существует слово "спасибо". Садишься, обхватывая руками колени и смотря прямо перед собой, будто бы на меня. Я даже вздрагиваю, настолько пронзителен твой взгляд, будто ты меня видишь... Но этого не может быть. Мне остается лишь улыбаться, ступая босыми ступнями по мягкому ворсу ковра и представляя, что я могу ощутить его тепло. Ты отводишь взгляд, когда я кончиками пальцев провожу по твоим пепельным волосам. Интересно, мягкие ли они Ложишься, кутаясь в одеяло, словно тебя знобит. Морщишься, ощущая приближение рассвета. Да, время истекает, уходя в никуда. Я бы хотела, чтобы ночь длилась вечно. Ты, наконец, засыпаешь, забываешься к утру крепким сном. Я спокойна, сегодня вороны не прилетят, они не появляются, когда ты так вымотан. Протягивая руку к ускользающей тьме, хватаю ее за хвост, растворяясь в образах ночи. Моя фиалка принимает меня на покой, окутывая паутиной дневного сна. Но будь спокоен, человек. Я обязательно вернусь следующей ночью, чтобы показать тебе красивые сны о сказках, которых ты лишен. Когда я открыла глаза, ты сидел на постели. В тонких, словно хирургических пальцах покоился один из коллекционных пистолетов. Ты бережно водил по нему тряпочкой с каким-то раствором. Ты всегда любил порядок, поэтому тщательно следил за состоянием своих вещей. Я удобнее устроилась на подоконнике, провожая взглядом машины, с бешеной скоростью пролетающие внизу, сливающиеся в единый поток огней. На козырек окна присел воробей, задумчиво смотря черными глазками-бусинками внутрь квартиры. Оглянулась на тебя. Ты продолжал свое занятие под мягким светом бра, вырывающего из тьмы лишь небольшой кусок комнаты. Ты не любил яркий свет. Как не любила его и я. Мне захотелось наружу. Прикрыв глаза, по пояс высунулась из окна. Я так и не научилась проходить сквозь препятствия с открытыми глазами. Странно, я знаю. Обычно это не доставляет трудностей таким, как я... Впрочем, откровенно говоря, таких, как я, я не встречала, поэтому могла лишь предполагать. Привязалась бы я к человеку, следуя за ним неотступно, если бы имела возможность быть с теми, кто такой же.. Я не знала. И предпочитала не думать об этом. Воробей склонил головку набок и отпрыгнул назад на пару шажков, когда я присела на козырек рядом с ним. Он казался совсем крохотным, при желании на моей ладони поместилось бы четверо таких, если не пятеро. - Почему ты один -- мой шепот растворился в потоках ветра, окутывающих сонный летний город плотной сетью, - ты потерялся Птица вздрогнула, встрепенулась, расправила крылья, толкнувшись лапками от козырька, и упорхнула в мрак ночного неба. В таком состоянии, в котором я нахожусь, есть и свои преимущества. Скажем, я могла бы направиться за ней и кружить над полусонными маленькими квартальчиками или большими живыми улицами. Я уже почти подалась вперед, когда что-то заставило меня обернуться. Тебя не было в комнате. Лишь бра высвечивал забытую на столе тряпочку, да разобранная кровать свидетельствовала о том, что еще совсем недавно ты был здесь. Интересно, куда ты направился Ты вернулся через два часа. Устало стянул ботинки в коридоре, прислонившись к дверному косяку, бросил на стол оружие и пухлый конверт, кажется, готовый в любой момент порваться и показать свое содержимое, прошел в ванну. Я сидела на краешке раковины, смотря прямо на тебя. Ты настолько близко, что можно пересчитать острые, как стрелы, ресницы, обрамляющие глубокие серые глаза. Повернул кран, плеснув на лицо ледяной воды. Пепельная челка намокла и стала угольно-черной, она выглядела совершенно чужеродной на белоснежном лбу. Наверное, таких, как ты, называют истинными арийцами. Долгий пронзительно-стальной взгляд в зеркало, словно изучающий самого себя. Пока ты рядом, можно коснуться взглядом тонких сухих губ, кривящихся в странном подобии усмешки, или прижаться плечом к плечу... Только ты не почувствуешь прикосновения, как и не увидишь меня. А ведь я всегда рядом. Интересно, если бы ты знал об этом, что бы ты сделал Молча стягиваешь рубашку. На ней хаотичными разводами расплываются алые пятна, как только ты кидаешь ее в тазик с водой. Присыпаешь порошком, отодвигаешь движением ноги, включаешь душ. Я перемещаюсь в комнату, устраиваясь у тебя на кровати и теребя за нос забавного плюшевого клоуна. Видимо, чей-то подарок. Клоун мотает мягкой головой и жизнерадостно улыбается. Я улыбаюсь ему в ответ. Из ванной доносится приглушенный звук падающей воды. Ты не один, знаешь. Не один. Я лежала напротив, смотря на твое лицо. Во сне оно приобретало особое умиротворенное выражение, какого никогда нельзя было заметить в моменты твоего бодрствования. Расслабленные руки покоились на одеяле, голова чуть повернута в сторону. Ты словно желал придвинуться ближе, неосознанно потянувшись пальцами к моему лицу. Медленно в трансе дотронулся до щеки, будто бы видя меня. Тяжелое дыхание участилось, стало прерывистым. Подвинулся еще, открывая глаза. От черных точек зрачков небрежными штрихами протянулись белесые полосы на туманно-серой радужке. Острые ресницы терялись в тени, брошенной растрепанными прядями волос. Ты попытался что-то сказать, смотря прямо на меня. Будто попытался сказать мне. Но, видимо, сон был слишком глубок, чтобы ты мог произнести что-то внятное, лишь приоткрылись сухие губы да немного напряглись скулы. Я улыбнулась, положив ладонь на твою руку. В твоих глазах в последний раз мелькнуло что-то, пытавшееся воспротивиться надвигающемуся сну, но голова медленно опустилась на подушку, кисть руки обмякла и легла на простыню. Ты опять уснул. Иногда мне хотелось последовать за тобой, чтобы узнать, что происходит там, за границей пустоты твоего мира. Но, почему-то, я никогда не могла позволить себе этого сделать. Словно запертая в картонной коробке, я раз за разом проводила ночи на подоконнике, смотря на твой мирный сон, и раз за разом бессильно опускались на колени кисти рук в попытке побороть свое необузданное любопытство. Я настолько привыкла к тебе, что уже и не могла помыслить о том, что проведу очередную ночь где-то в другом месте. Не то чтобы я преследовала тебя. Нет, вовсе нет. Просто мне более ничего не было интересно, именно поэтому я оставалась. Еще на ночь. И еще. И еще. Ты притягивал меня слово магнит, и мне не хотелось этому сопротивляться. Даже если ты был не один. Иногда ты приводил женщин, красивых женщин, умных женщин. Они смотрели на тебя то деловито, будто ты был их жертвой, то с надеждой, будто бы были влюблены в тебя, то с ненавистью, будто бы знали, что не получат тебя никогда. Но каждый раз, когда ты засыпал, они тянули к тебе свои тонкие руки, желая получить хоть каплю заботы и тепла, каких были лишены. Бывало, совершенно неосознанно, ты обнимал их за худые плечи, и они благодарно прижимались ближе. В такие ночи я сидела на кухне, обхватив руками колени, и думала, все думала ни о чем, смотря в никуда. Почему-то именно в такие моменты я еще сильнее ощущала то, что я чужая в этом мире. Зачем я еще здесь.. Почему бесцельно брожу по твоей квартире, не имея возможности уйти.. На эти вопросы у меня не было ответа. Впрочем, может, у тебя были.. Кто знает. Я все равно не могла спросить. А если бы я могла... Что бы ты ответил мне Ночи тянулись бесконечной чередой закатов. Лишь спустя время я начала понимать, что, почему-то, стала просыпаться чуть позже, чем обычно. Хотя, откровенно говоря, я не придавала этому особого значения. Ведь я все так же имела возможность быть с тобой, как бы изощренно это ни звучало. Постепенно я все лучше изучала привычки, повадки, свойственные твоей животной натуре. Это было похоже на то, если бы я изучала поведение прекрасного и редкого зверя, сородичи которого давно вымерли, а он остался жив, словно памятник минувшим временам. Редкий хищник, все еще скалящий клыки лишь потому, что по-другому просто не умеет. Ты был безмерно одинок в созданном тобой мирке, однако этот мирок был твой, и, пожалуй, это все искупало. Один раз я уронила чашку, нечаянно задела. Честно говоря, я и сама не знаю, как это вышло. Обычно пальцы лишь свободно проскальзывали через нее, однако в этот раз все было по-другому. За упругим толчком в ладонь послышался звон разбивающейся керамики. Черный кофе неровным пятном расползался по линолеуму, подбирая под себя квадратные сантиметры кухни. Медленно твоя рука нашарила кухонное полотенце, ты присел на корточки, кинув его на пол, задумчиво подушечками пальцев дотронулся до еще теплого кофе, поднял взгляд на... Меня Ты смотрел прямо, открыто, пепельные пряди небрежно падали на глаза, но не скрывали внимательного взора. Кажется, внутри меня творилось нечто странное, будто что-то оборвалось и ухнуло вниз. Я не понимала, что происходит, но ощущение было настолько ново, что не было возможности даже шевельнуться. Тихий вздох, ты поднялся, качая головой, чуть потирая веки, точно отгоняя наваждение, сел обратно, запрокинув голову и смотря в потолок. Нет, ты не видел меня, ты бы не смог. Но я никак не могла понять, плохо это или хорошо. Интересно, почему Когда размышления о чем-то, что мне вряд ли суждено понять, охватывали тебя, ты забывал о течении времени. Иногда я просыпалась и, не обнаружив тебя в спальне, по тонкому запаху табака понимала, в каком ты настроении. Обычно ты сидел на кухне, смотря куда-то за горизонт, большая кружка с остывшим чаем покоилась в ладонях, глотал его совершенно машинально, даже не понимая, что напиток холодный. Полуистлевшая сигарета небрежно пристраивалась к пепельнице, ее серый пепел вот-вот норовил сорваться вниз, однако с отчаянным упорством продолжал цепляться за хрупкую форму, как за последний признак жизни. Ты редко курил. И если курил, то всегда один и всегда в таком настроении, длинным вечером, перетекавшим в ночь. Стальной взгляд не теплел, нет. Но пронзительно-серебряный лед глаз словно смягчался, окутываемый лохмотьями туманных воспоминаний. Что было в них Не знаю. Однажды я слышала, как, крепко сжав кулаки, ты бросил в пустоту: "Прости". Перед кем ты извинялся и за что Наверное, это типично для людей - винить себя в чем-то. Глупые. Они ведь и не осознают, что никто и никогда не бывает полностью виноватым. Как никто и никогда не бывает полностью невиновным. Глупые. Так почему я так привязалась к одному из них Знаешь, бывало, я пыталась понять, кто я. Но я не могла видеть своего отражения в зеркале. Даже мои руки... Я чувствовала их, ощущала, но не видела. Я -- то, что есть, и чего нет. Пустота, появившаяся из неизбежности, скрывающейся за безысходностью. Возможно, я -- всего лишь то, что было создано твоим воображением в попытке увидеть себя со стороны. А, может, я -- всего лишь то, что было создано моим воображением в попытке увидеть тебя. Одну вещь я знала точно: что-то меня держит рядом с тобой. А, значит, ты причина моего существования.

proza_ru/texts/2016/10/201610072121.txt

Один маленький город в Италии. Одна маленькая часовая лавка. В которой работает старик по имени Вито. Никто точно не знает, как давно он там. Может тридцать лет, может сорок. А если все же и спросить, то Вы наверняка получите ответ: "Долго, очень долго". Все знают Вито и его лавку. Не только из-за его великолепного опыта и мастерства, но потому, что дети часто любили забегать к часовщику на еще одну историю или просто так. Как же, наверное, много может рассказать человек, который живет столь долгое время. Он заставляет механизмы двигаться, с ними движется и время... - Дедушка, Вито! -- с грохотом ввалились дети. На улице зима, в этом году довольно снежная. Ребята еще в липком снегу со счастливыми, раскрасневшимися лицами. - Здравствуйте, - выходя из своей каморки, поправляя очки и улыбаясь, отозвался хозяин. - А у нас новенькая! Смотри! -- компания буквально вытолкала вперед маленькую девчушку. Среднего роста, светлые волосы, но очень милое лицо. - Ну, как же вас звать, юная леди - Аннета или просто Аннет, - еще больше покраснела она. - Ты не стесняйся! Здесь все свои! Это дом для всех! Прости, не представился, но думаю, ты уже знаешь, меня зовут Вито. - У вас так много часов, - осматривая, улыбнулась Аннет. - Здесь не все, - ответил взаимностью старик. - А сколько вы уже работаете - Много, я даже не берусь считать. Да и разве это важно - Дедушка Вито, а это новые, да Я их раньше не видел! -- крикнул темноволосый мальчика, показывая на часы, висящие на стене. - Да, только вчера закончил. - Красивые и точные, - протянул он. - Тяжело, наверное, вам... - Почему же - Столько часов. Они постоянно тикают, напоминая, что время уходит. - Меня это ничуть не беспокоит. Мне нравится обращать время в механизм и заставлять механизм идти со временем. Поверьте, даже ваши дети будут забегать в лавку старика Вито. - Сколько же времени пройдет. - А ты не задумывайся, просто верь, что так будет и все! - Да, дедушка Вито нам рассказывал, что он делал часы для какого-то графа семьдесят лет назад! - Сколько же вам лет! Ой... -- сразу же смутилась девочка. - Да ничего, мне больше чем ты думаешь! Намного больше! - Такого же не бывает... - Ну и что Если поверить все бывает! - А у вас есть семья - Может когда-то и была, - лояльно ответил он. - Но как... - Бывает. Давай договоримся, у дедушки Вито бывает всякое! Даже то, что нельзя объяснить. Просто бывает если поверить и все. Хорошо - Хорошо... Дверь в лавку вновь со скрипом открылась, впуская очередных гостей. Это была женщина и маленькая девочка. Старик вышел на шум и улыбнувшись поздоровался. - Здравствуйте, я могу вам чем-то помочь - Дедушка Вито, неужто не помните - Хм, погодите секунду... Вы, наверное, знаете, здесь проходят многие... - Аннета. - Ах, это вы! Конечно, помню! - Вы были правы! Вот Витэлия, моя дочь. Помните, вы говорили... - ... и ваши дети будут бегать ко мне. Помню, помню. А вы смотрю, все же поверили. - Вы так и не изменились! Как в сказке! - Может и в сказке, кто же нам запрещает - Вот, скажите, как вам это удается, а дедушка Вито - Я тут, пока вы в меня верите. Ваша вера сильнее всякой реальности, а улыбки детей сильней любого эликсира молодости!

proza_ru/texts/2012/10/20121016624.txt

После успешно прошедшего собеседования Юлдуза Тамара Александровна повела знакомиться с непосредственным руководителем под руководством, которой предстоит ей работать. Непосредственный руководитель была на вид женщина после шестидесяти лет, полная, среднего роста, волосы покрашены под блондинку. Тамара Александровна, обращаясь к женщине сообщила цель их прихода: - Вот я привела вам работника на вакантное место. Познакомитесь. И ей надо показать рабочее место. Так как встреча и разговор проходил в коридоре, сходу все направились в предполагаемое для Дины непосредственное ее место работы. Женщина, кивнув головой в знак согласия, обратилась к Юлдуз: - Как зовут - Юлдуз. - Переводиться - Да,Звезда -- ответила Юлдуз. Она привыкла такому вопросу, так как часто спрашивают -- как переводиться ее имя. - Переводиться -- продолжала женщина. - Звезда -- также ответила Юлдуз, понимая, что женщина не расслышала на ходу. Все трое продолжали идти по коридору. - Откуда... переводиться -- все продолжала спрашивать женщина. - С узбекского -- и уже недоумевая ответила Юлдуз. - Откуда переводиться -- все еще продолжала спрашивать женщина и уже обращаясь к Тамаре Александровне. - Ниоткуда! Пришла устраиваться на работу. Новый работник! И только сейчас и Тамаре Александровне стало понятен смысл тогда показавшегося, странного вопроса. - Черт! Я думала устраивается к нам с переводом! В отделе кадров мне говорили, что к нам придет на работу с переводом с другого отделения! -- сказала женщина нецензурно выражаясь.

proza_ru/texts/2017/10/20171031608.txt

Как-то утречком нечистым после ядерной войны Дверь открою трубочистам, сажу предложу взаймы За последний респиратор, за последний солнца свет! Скажут лажу: "Провакатор!", - значит, прав был тот поэт, Что не стал страдать от боли ради помощи благим... Радиации мозоли за него сложили гимн! Слова Виталий Страхолет, Минск, 1994 Фото источник фото-интернет

proza_ru/texts/2017/02/201702012439.txt

Уходят наши мамы, не вернуть. Мы шли по жизни рядом. А теперь Лишь только им одним их ведом путь, Для нас пока закрыта эта дверь. Еще в ушах звучат их голоса, И на ладонях теплота их рук, Последний взгляд, любимые глаза, Последний, очень тихий сердца стук... Упало небо! Рухнул небосвод! Земля, качнувшись, из - под ног ушла!! А мама в сердце ангелом живет, Над нами распростерши два крыла.

proza_ru/texts/2014/07/201407161139.txt

Причины и последствия бегства Жерара Депардье в Россию История с бегством французского актера-миллионера Жерара Депардье в Россию, нуждается в более тщательном анализе, чем вы уважаемый читатель, можете получить от прочтения материалов СМИ, ищущих в первую очередь сенсаций. И чего только в СМИ по этому поводу уже успели написали и еще не напишут. Но, в этой работе я сразу хочу расставить все акценты на свои места и показать, отсеяв информационный мусор, истинные причины бегства Депардье и возможно спрогнозировать дальнейший ход развития этих событий. А вся эта история, началась еще в феврале 2012 г. когда фаворит предвыборной гонки, кандидат в президенты Франции от Социалистической партии Франсуа Олланд заявил, что богачи должны платить 75% налога от своих доходов! И это было и есть вполне справедливым требованием! Ведь таких "персон" во всей Франции всего 1500 человек и актер Ж. Депардье, не входит в это число! "Для тех, чьи доходы превышают миллион евро, ставка налога должна составлять 75%, потому что невозможно иметь такой уровень дохода", - сказал он на французском телевидении и также пообещал, что в случае своего избрания президентом он отменит налоговые льготы, введенные действующим президентом Франции и его соперником на выборах Николя Саркози. "Это патриотически - согласиться платить дополнительный налог, чтобы помочь стране встать на ноги"! На выборах во Франции победил Олланд и свое обещание сдержал, доказав, что хотя он и не из Донецка, как скажем Президент Украины В. Янукович, но тоже "порожняк не гонит"! Закон о налогообложении миллионеров был принят и его основные показатели даже были заложены в бюджет Франции на 2013 год. Новый налог по меркам Франции многие считают символическим, поскольку его применять только до около 1500 человек в течение короткого периода в два года! Но, тут "проснулась" очевидно, разбуженная криками возмущенных миллионеров и французская Фемида. И уже 29.12.2012 г. Французский Конституционный совет признал противоречащим Основному закону, повышение налога на доход до 75%. В обнародованном в субботу решении Конституционный совет Франции заявил, что новый уровень налога не базируется на "равенства в общественных обязанностях", поскольку, в отличие от других налогов на доходы, он применяется к конкретным лицам, а не к домохозяйствам. Например, это означает, что домохозяйство, где один человек зарабатывает больше миллиона евро, платить этот налог, а домохозяйство, где двое зарабатывают по 900 тысяч евро, не будет. Совет также раскритиковала методы расчета налога. Вот тут бы взять все это во внимание юристам Ж. Депардье и пояснить шефу, что мол нечего пороть горячку. Но увы. Нет у Ж. Депардье толковых юристов. Вернее они во Франции есть, но на них у Депардье нет денег! Все уходит на бесшабашно-разгульный образ жизни! И выплаты алиментов бывшей жене и прижитыми с любовницами детям! Тем не мнеее Правительство Олланда не собиралось отступать и пока пообещало доработать закон о налоге, чтобы он все-таки вступил в силу в 2013 году и учесть требования совета. Но об этом далее. А тут надо отметить, что сама попытка введения этого налога вместе с другими налоговыми инициативами, вызывает бурные дискуссии во Франции и сейчас. Но вот идею "бегства" миллионеров из Франции, в французское "общество" первым забросил отнюдь не Депардье. Это сделал Бернар Арно - самый богатый человек Франции (состояние в 41 миллиард долларов США,) заявив о своем переезде на жительство в Бельгию. И сделал он свое заявление во первых по-умному и за три месяца до поступка Депардье и с тоже дипломатической оговоркой, что делает это не, потому что не хочет платить налоги. И казалось бы все, конфликт с миллионерами во Франции улажен и о нем все забыли и никто никуда не уезжает. Но "нашего Депардье" уже было не остановить. Как такой скандал и обошелся без него , Он примерно месяц назад объявил, что тоже как и Арно переезжает в Бельгию, но уже умышленно, чтобы избежать налога! Это заявление при всей своей абсурдности если сравнивать состояние Арно и Депардье тем не менее вызвало значительное возмущение среди левых и резкую критику Депардье во Франции. А Жерар Депардье продолжал нагнетать скандал, утверждая, что отказался от французского паспорта после того, как премьер-министр раскритиковал его за переезд в Бельгию, чтобы не платить налоги. Все это Депардье высказал в письме, направленном в газету, где актер заявил, что правительство Франции наказывает "успех, креативность и талант". "Я не прошу одобрения, но хочу минимум, чтобы меня уважали. Никто из тех, кто покинул Францию, не был так обижен, как я". Он обвинил президента-социалиста Франсуа Олланда в принуждение талантливых французов покинуть страну. Господин Депардье отметил, что за свою долгую карьеру он уплатил 145 000 000 евро налогов во Франции. Глава правительства Франции, в свою очередь, назвал переезд Жерара Депардье непатриотичным: "Уплата налогов является актом солидарности, патриотическим актом". Но, сенсация с бегством Депардье в Россию родилась только 18 декабря 2012 г. когда французская газета Le Monde, опять же с провокационной подачи самого Депардье, похвалявшегося личной дружбой с В. Путиным написала, что господин Депардье может получить российское гражданство, и даже процитировав его слова Депардье -"Путин уже прислал мне паспорт"! Но, тогда в администрации Владимира Путина это заявление назвали шуткой. "Я ничего об этом не слышал", - сказал спикер российского президента Дмитрий Песков. Но сама инициатива Депардье понравилась полковнику КГБ СССР Путину и из Кремля была дана команда "развить идею"! На следующий день лидер Чеченской республики Рамзан Кадыров заявил о готовности принять господина Депардье в Чечне. "Если руководство страны примет положительное решение и даст ему российское гражданство, мы будем рады создать ему достойные выдающегося культурного деятеля условия в своей республике", - сказал господин Кадыров. Он добавил, что считает французского актера "человеком с большой буквы". Затем Владимир Путин во время "большой" пресс-конференции 20 декабря 2012 г. пообещал помочь господину Депардье с получением российского паспорта. "Если Жерар действительно хочет иметь вид на жительство в России или российский паспорт, то будем считать, что этот вопрос решен, и решен положительно", - сказал российский президент." В истории с Депардье, нужно было поставить какую-то точку, ведь на пресс-конференции Путин уже обещал ему гражданство", - прокомментировал эту ситуацию политолог Сергей Рыженков, замдиректора Центра изучения современной политики РГГУ." Наверное, будут еще какие-то игры с гражданством этого года, - предположил Рыженков в разговоре с Российской службой Би-би-си. - А может, все закончится единичным случаем, и власть найдет другой способ показывать, как в советские времена, кто нам друг ". И показали! "Согласно пункту" а "статьи 89 Конституции Российской Федерации удовлетворить заявление о приеме в гражданство Российской Федерации Депардье Жерара Ксавье, родившегося в 1948 году во Франции", - говорится в указе, опубликованном на сайте Кремля. Так в России появился новый гражданин! Но вот, что для нас интересно. В федеральном законе "О гражданстве" прописаны три способа получения российского гражданства. Обычный способ предполагает, что человек должен прожить в России пять лет, при упрощенном порядке - один год (в случае политического преследования у себя на родине). Но закон оговаривает, что за заслуги перед Россией иностранец получает гражданство без ожидания и бюрократических препон. И я хочу спросить всех россиян: А за какие такие заслуги перед Россией Ж. Депардье получил гражданство Их нет. И пока не может быть! А не потому ли это слало возможным, что он личный друг нового российского "царя-самодержца" В. Путина Комментируя новость о получении российского гражданства, сам Ж. Жепардье сказал вернее за него московские спичрайтеры написали, следующее: " Я обожаю вашу страну, Россию, ваших людей, вашу историю, ваших писателей. Мне нравится здесь делать фильмы, в которых я работаю вместе с такими актерами, как Владимир Машков. Я обожаю вашу культуру, ваш образ мышления. Мой отец в свое время был коммунистом и слушал Радио Москвы! Это тоже часть моей культуры... Я очень люблю вашего президента Владимира Путина, и это взаимно... Россия -- страна великой демократии, это не та страна, где премьер-министр мог бы назвать гражданина своей страны жалким человеком". Но, и во Франции время даром не теряли! Там, быстро отошли от шока и припомнили, что на Депардье еще в ноябре 2012 года была на вполне законных основаниях заведено уголовное дело и его вызвали в суд, но он естественно не явился! И это эго поступок показывает нам историю его бегства в Россию, совсем в другом свете! Заодно отрывает миру и подлинный облик самого Депардье скрываемый под вывеской "известного киноактера"! А его известность закончилась в 1990 г. когда был снят фильм "Сирано де Бержерак". Он выдвигавшийся на премию Оскара, но его не получил. (1990) и вручением ему тогда же ордена Почётного легиона и ордена "За заслуги". Теперь, все награды, придется, как бы вернуть А по сути уголовного дела известно следующее. Французский актер Жерар Депардье 8 января 2013 не явился в суд Парижа, куда его вызвали по обвинению в управлении скутером в нетрезвом состоянии. Картину эту представить можно с трудом. Стокилограммовый Ж. Депардье называющий себя миллионером ездит по Парижу на дешевом китайском мотороллере-скутере Что, не было денег даже на такси Но французским полицейским было все равно кто перед ними: обычный нищий или актер-миллионер Ж. Депардье. Там нет неприкосновенных! Медицинское освидетельствование показало, что в крови Депардье в момент задержания было 1,8 промилле алкоголя в крови при максимально допустимых 0,5 промилле. Наказанием за данное правонарушение может быть штраф до 4500 евро и заключение сроком до двух лет! Актера и арестовали в ноябре 2012 г. сразу после аварии, но был выпущен под денежный залог. На предварительном следствии господин Депардье уже признал себя виновным в вождении в нетрезвом состоянии. И, вот он очевидно спьяну он и решил, а зачем ему позор во Франции и теоретическая отсидка в тюрьме, лучше уж сбежать туда, где Интерпол не достанет. А куда, это туда Да в далекую Россию! И заодно еще и для дополнительной гарантии от претензий французского суда объявить себя гражданином России! А сам процесс на Депардье идет не зависимо от его воли. По решению суда, после неявки Депардье на заседание материалы по делу будут переданы в исправительный суд французской столицы. По словам адвоката артиста Эрика де Комона,, который прибыл на встречу с прокурором и судьей без подзащитного, новые слушания состоятся "в течение ближайших месяцев". Если бы актер все-таки явился на заседание сегодня, были бы проведены прямые переговоры стороны защиты с прокурором для согласования меры наказания, которая затем автоматически утверждается судьей. В исправительном суде будет использоваться классическая процедура - после прений сторон окончательное решение вынесет судья. Ранее Депардье дважды обращался к парижской юстиции с запросом о переносе сроков судебных слушаний. Второе по счету обращение было встречено отказом со стороны парижской прокуратуры, оставившей дату суда 8 января неизменной. Но, мало кто знает, что Ж. Депардье при все его бывшем артистическом таланте давно уже законченный алкоголик, с нарушенной еще в трудном детстве психикой! Что он давно адекватно не воспринимает реальную объективность! Да он и сам этого давно не скрывает! Актер, владеет несколькими виноградниками, как-то признался, что выпивает до шести бутылок вина в день, говорит корреспондент ВВС в Париже Кристиан Фрейзер. Проблемы с пьянством у Депардье тоже наследственные. Его отец Деде был тоже большой любитель выпить! Эту болезнь Ж. Депардье хорошо знают и его члены семьи. Они, правда , хранили молчание в начале истории, но затем бывшая жена, Элизабет Депардье, а также одна из его дочерей, Роксан Силла, решили дать интервью французским СМИ, и объяснить, что нельзя кидать камень в человека страдающего и заблудшего. По мнению Элизабет Депардье, вместо того, чтобы осуждать Жерара, его нужно было позвать назад, пока еще не было поздно. Так как Депардье просто страдает от нехватки любви и популярности на родине. А когда ему не хватает любви, то он становится провокатором, чтобы хоть как-то возбудить к себе интерес. Кроме того, говорит она, Депардье и раньше появлялся в кругу людей не очень-то уважаемых. Это не ново, но плохое и хорошее постоянно смешивалось в его натуре. Однако хорошее, всегда брало верх. "Мой отец - поэт, - говорит о Депардье дочь Роксан, - Он все переживает с необузданной силой своего огромного сердца". "Кроме того, Депардье всегда думал, что представляет за рубежом Францию, а во Франции реальность оказалась совсем иной". "Нельзя бить по больному месту, - продолжает Элизабет. - Жерар - человек "крайне несчастный, который пытается продолжать жить. Надо ли бросать камень в заблудшего человека". Тем не менее, французское общественное мнение строго осудило поступок Депардье и оно хорошо было подано в редакционной колонке газеты Le Figaro где прямо было сказано, что: "Если бы Путин захотел использовать историю с Депардье, чтобы сделать из Франции мировое посмешище, то он поступил бы именно так, как он поступил". А раз речь зашла о защите чести Франции то и ответная реакция французских властей, что касается лично Депардье, так и отношений в Российской федерацией будет и соразмерной и адекватной. Уже на этой неделе из уст зампредседателя Национального собрания Франции Дени Бопена даже прозвучало предложение дать французское гражданство участницам Pussy Riot и сделать их почетными жителями Парижа, а во французской части интернета появился коллаж, на котором предлагается обменять Дапардье, Брижит Бардо и третью предполагаемую любимицу русской публики, пожилую певицу Мирей Матье на "пуссериоток". В свою очередь, Ж. Депардье гостил в Москве и в минувшие выходные встретился с Владимиром Путиным. Российский президент при этом назвал Депардье своим другом. Россия по слова Депардье предложила ему платить фиксированную ставку налогообложения в размере 13% при условии, если он останется в стране в течение срока длительного за полгода. Во время поездки в Россию Депардье посетил Мордовию и мордовская власти предложили Депардье поселиться на территории республики и предложили пост министра культуры. Но, как бы Ж. Депардье не был увлечен и раззадорен свой пьяной выходной он очевидно в трезвые минуты, своего нынешнего бытия, стал делать первые неуклюжие попытки примирения с французскими властями. Так уже 7 января 2012 г. актер заявил, что он не отворачивается от своей страны. "У меня есть российский паспорт, но я остаюсь французом. Возможно, я получу бельгийское гражданство", - Кстати и "Гражданский кодекс Франции" разрешает двойное гражданство, однако запрещает быть лицом без гражданства. Процесс лишения гражданства длится один год. То есть мы видим, что Депардье еще предстоит формальная процедура выхода их французского гражданства. При проведении, которой налоговые власти успеют оценить его состояние и исчислить все полагающиеся с него налоги уже как с иностранца! В том смысле, как говорят в таких случаях в России "раздеть до нитки"! Ведь дома, виноградники, квартиры и прочее недвижимое имущество которым располагает во Франции, да и в странах Европейского союза Депардье с собой в Москву не увезешь! А там выявятся и недоимки и новые факты уклонения от налогов! Так, что решающе слова в окончательной судьбе Ж. Депардье будет за президентом Франции Ф. Орландом. А Мордовия и Москва очень быстро наскучат 63 летнему Депардье! Да и россиянам при всей их предрасположенности к выпивке, быстро надоедят новые выходки и пьяные дебоши Ж. Депардье. В свое время народ в России и своего Распутина не смог выдержать, так за чем же ему еще один, хотя и фальшивый И забегая наперед скажу, что в этой ситуации мне видится и явление во Франции очередного ее "блудного сына" с покаянной мольбой о прощении! Ведь уже можно прогнозировать, что бегство Ж. Депардье из Франции в связи с переданным на него в суд уголовным делом, в случае вынесения ему "сурового приговора" связанного с лишения свободы, автоматически делает его не выездным в страны ЕС и США. Ибо там он подлежит немедленному аресту и депортации во Францию. А лишение Ж. Депардье привычных ему связей с Францией и есть для него худшим наказанием, чем условный тюремный срок. Но, вот захочет ли Депардье обратно отпустить его "друг" В. Путин, то это еще большой вопрос. Ведь не для такого печального исхода затевалась спецоперация по заманиванию Депардье в Россию! Депардье это как бы " пробный шар"! И об этом прямо свидетельствует сам Вице-премьер России Дмитрий Рогозин, который комментируя факт предоставления российского гражданства Жерару Депардье, предрек начало миграции состоятельных европейцев в РФ. "На Западе плохо знают особенности нашей налоговой системы. Когда узнают, следует ожидать массовой миграции богатых европейцев к России". Возможно, иностранцы и не разбираются в законах России. В таком случае пример с Ж. Депардье будет им всем хорошим уроком! А нам остается только подождать с годик, пока эта история не подойдет к своему трагикомическому финалу. Возможен и трагический финал. Это смерть Ж. Депардье в России от передозировки алкоголя или в пьяной драке. Все фото к этой работе находятся тут: http://h.ua/story/370041/

proza_ru/texts/2013/01/20130108631.txt

Максима Галкина в президенты! А Филиппа Киркорова в премьер-министры! Ну, а Алла Борисовна, ладно, пусть будет министром без портфеля... Так до президента и премьер-министра надо дорасти! И да, и нет. Главное, что женилка выросла, а всё остальное приложится. А как надо расти, чтобы стать министром без портфеля, так это не нашего ума дело...

proza_ru/texts/2012/01/201201181208.txt

Часть 2 Каменные джунгли Глава 19 Человеческое восприятие времени относительно, и Кира в очередной раз убедилась в этом. Сколько времени она провела в дороге, определить было решительно невозможно, она бы не взялась дать даже примерную оценку. Дни, недели, месяцы -- что угодно, но только не часы. Тем не менее, шаг за шагом переставляя ноги, Кира четко осознавала, что солнце над головой еще и не думает клониться к закату, а значит, и день жуткой пытки еще далек от завершения. Все самое худшее, что рисовало ей воображение, когда она только очнулась и осознала ситуацию, не шло ни в какое сравнение с действительностью. Одно дело -- знать, что солнце будет печь тебе голову, а песок изотрет ноги в кровь, и совсем другое почувствовать это каждой клеточкой своего тела. Как ни странно, сейчас девушка была даже благодарна тем давним событиям, что выбили из колеи ее нормальное существование и навсегда превратили ее в недочеловека. Как она подозревала, полноценный человек, которого не пережевывали гигантские челюсти, принадлежащие чуду генной инженерии, и которому впоследствии не сделали экспериментальную операцию по обширному внедрению механических частей в организм, не смог бы перенести крушение мобильного центра и следующее за ним путешествие к цивилизации. Но о возвращении говорить еще было рано -- городок, из которого они начали свое путешествие, был очень и очень далеко, и брести Кире по песку предстояло еще бесчисленные километры. Нарушения в ее теле нанесли вред всем техническим системам организма, поэтому чувствительность кожи ног, зависевшая от искусственной нервной системы, удачно дополнявшей и заменявшей естественную, напрочь отключилась. Но, вместе с тем, сломанный коленный сустав существенно замедлял и без того небыстрое перемещение по пустыне -- ноги застревали в песке, не желая выныривать из сыпучих ямок, норовя поглубже увязнуть в них. Самой неприятной потерей было, конечно, отсутствие руки -- когда она доберется до людей, придется многое объяснять здешним аборигенам, которым, как подозревала Кира, были чужды подобные прогрессивные технологии. На самом деле, сейчас, пока она находилась под палящими солнечными лучами, Кира старалась отгонять мысли о том, что будет, когда она доберется до цели, и о том, что она оставила позади себя. "Время горевать еще придет" - думала она, бесконечно совершая одни и те же монотонные движения. -- "А сейчас не то место. Мне бы самой выбраться, а то некому и печалиться станет!". Вскоре Кира поняла, что ее силы иссякают. В обычных обстоятельствах она была значительно сильнее рядового человека, потому что механические усилители суставов могли выполнять трудновообразимые для человеческого тела работы, хотя и требовали частой подзарядки. Кира старалась этого не показывать, чтобы не приобрести ненужной популярности. Чтобы не делать девушку зависимой от питающих сетей, сообразительные биотехнологии встроили систему дозарядки в ее тело -- механическая энергия от ее движений подзаряжала внутреннюю батарейку, помогая оставаться на ходу. Именно поэтому для Киры был весьма актуален вопрос активного досуга, она старалась как можно реже подключаться к электросети. Но сегодня из-за полученных ран утечка энергии из системы стала слишком большой, а новых сил взять было неоткуда, и это вселяло в сознание мысль о неотвратимой гибели среди песков. "Нужно отдохнуть. Я не могу идти весь день без передышки, я ведь не железная...полностью" - промелькнула заманчивая мысль, и еще несколько шагов Кира сопротивлялась ей, пока что-то не щелкнуло внутри нее. Какая система отказала вперед, техническая или биологическая, она не знала. Кира просто упала, как подрубленный стебелек, и осталась неподвижно лежать. Волосы слились с песком, а зелень глаз тонула в слепящей небесной синеве. * * * - Кого я вижу, это же сам Мюон! -- раздался веселый возглас изнутри корабля, а за ним появился и человек, по виду -- типичный весельчак. Рот до ушей, уши торчат в стороны, глаза смеются, даже незаметно, что он вполне силен на вид -- крепкий и коренастый. - Барин. Тебя прислали, чтобы меня развеселить Шуточками не сгладить гибель Тралша, так что ты сильно не распаляйся. -- Мюон выглядел недовольным. Лия же, напротив, немного повеселела. Она вполне тепло улыбнулась Барину и сказала: - Не слушай его, хорошо, что ты приехал. Кто с тобой - Я один, совсем один. Мне сказали, что с полетом я управлюсь сам, и компанию себе тоже сам составлю. Свободных людей совсем не было. Поэтому я с вами! -- в неулыбчивости его обвинить точно было нельзя. У Така при виде этого человека возник только один вопрос: - Барин! Это что, твое имя Тот посмотрел на него и ответил: - Да, пришло же в голову отцу, что нужно меня так назвать! Забавно, как и многое другое в моей жизни. Лия, познакомишь со спутниками Девушка улыбнулась и, по очереди указывая на каждого, стала перечислять: - Это Смиф, это Эмека, это Вельз, его ранил демон, а это Так, у него есть волшебный браслет. - Почему просто так Как же его зовут-то -- удивился Барин. - Такинава -- мое полное имя. Сокращенно, для друзей -- Так, но ты, Барин, зови меня, пожалуй, Такинавой, чтоб не перепутать! -- Таку не слишком понравился их новый знакомый. Мюон явно страдал занудством и комплексом руководителя, но был неплохим парнем, от Лии же он был просто в восторге. А этот Барин вызывал не самые лучшие эмоции. - Хм, ладно. -- Барин сделал вид, что не заметил выпада. -- Думаю, мы еще познакомимся поближе, верно А теперь давайте быстрее улетать отсюда. Мне сказали, да и вы, полагаю, не будете возражать, что чем скорее мы окажемся в цивилизованном месте, тем лучше. - Это верно. -- пробормотал Вельз, поправляя повязку на груди. - Все на борт! -- скомандовал Мюон, и все по очереди, вслед за Барином, зашли в дверь корабля. * * * Сальвио сидел у окна и разбирал ежедневные отчеты членов Ордена, которые находились на задании. Он бегло просматривал полученные файлы и распределял по трем папкам: срочные, несрочные и важные. Первыми двумя занимались его помощники, а вот с важными делами он всегда работал сам, с тех пор, как стал во главу Ордена тридцать лет назад. Для своего преклонного возраста он сохранил отличную форму, хотя вид убеленного сединой старца этого не выдавал. Сальвио прекрасно знал, что если сбреет бороду, то мгновенно приобретет гораздо более серьезный вид, но облик благообразного старичка приносил больше пользы. Кому придет в голову, что он стоит во главе единственного на планете мятежного сообщества, которое реально противостоит незримому нашествию демонов Конечно, нельзя сказать, что он как руководитель добился больших успехов, но он точно был не самым худшим главой за всю историю Ордена. И сегодня, как ему казалось, у него был реальный шанс отличиться перед предками -- через его руки прошел отчет одного из лучших бойцов Ордена -- Мюона. Он писал коротко и сжато. Сальвио нахмурился, прочтя о гибели Тралша, потом его лицо немного расслабилось, когда он дошел до места, где говорилось о выживших археологах, которых Сальвио уже успел мысленно похоронить. И лишь внимательно просмотрев отчет несколько раз, он удивленно приподнял брови. Мюон своими словами намекал на нечто очень важное. Настолько важное, что трудно было уловить даже этот призрачный намек, не то что суть дела. "Так, это нужно проконтролировать самому!" - подумал Сальвио и стал искать информацию о том, кто отправился на вызов Мюона. Найдя Барина, Сальвио слегка поморщился и перешел в режим карты, на которой отмечались все корабли Ордена. Барин стремительно приближался к Столице, до расчетного времени его прибытия оставалось тридцать минут. Сальвио встал: у него было еще полчаса, чтобы добраться до места посадки, которое находилось на маленьком секретном поле в десяти километрах от штаба Ордена Свободы. Глава 20 - Не пугайтесь, сейчас немного потрясет! -- воскликнул Барин, обернувшись к пассажирам. -- Корабль этот постарше меня будет! В общем и целом полет прошел нормально, ничего особенного, за исключением того, что Таку никогда не доводилось встречать настолько древнюю технику. Барин, похоже, не врал насчет возраста летучей машины -- маленькая, шумная, трясучая, да еще и без окон. Этот набор качеств подарил археологам лишь несколько часов скучного и серого полета. В такой обстановке желание говорить пропало даже у болтливого Барина, хотя, возможно, это объяснялось тем, что он был полностью поглощен управлением этим ненадежным средством передвижения. Перед самой посадкой тряхнуло, как было обещано, а потом настала долгожданная тишина. Такинава первым вскочил с кресла, окинул укачанных спутников быстрым взглядом и направился к выходу. Жажда деятельности, которая позволяла отвлечься от грустных мыслей, вновь овладела им. Дверь распахнулась перед Таком, и через секунду он оказался на посадочной площадке. На Земле-1 Так привык, что такие вот мини-аэродромы находятся на открытом пространстве, чтобы оставить пилоту свободу для маневров, а здесь площадка была довольно мала размерами и со всех сторон окружена стенами. Когда над его головой начал захлопываться купол, он понял, что они прилетели на секретную базу. "В общем-то, это логично для скрывающихся людей -- таиться и прятать аэродромы в зданиях" - подумал он, продолжая оглядывать все вокруг. Сзади него по очереди выходили из корабля его товарищи, по площадке к ним приближались другие, неизвестные ему люди. Так приглядывался к ним. Возглавлял группу некий старик с длиннющей бородой, одетый, как подметил Так, в удобную полуспортивную одежду. За ним шли еще трое -- два парня и девушка. Парни очень напомнили ему Мюона, разве что менее фигуристые, да и лица попроще, девушка тоже выглядела вполне обычно. Наверное, от членов секретного Ордена как раз и требуется такая вот незаметность, чтобы не привлекать к себе внимания. "Однако не пышная делегация нас встречает!" - подумал Так, готовясь к неизбежному знакомству. Старик подошел к ним, кивнул своим подопечным -- Барину, Мюону и Лие -- они стояли чуть в стороне, а потом обратился к археологам: - Здравствуйте, молодые люди! Рад, что вам удалось спастись, сожалею о ваших товарищах и о том, что мы не успели вовремя прийти к вам на помощь. Но теперь, когда вы оказались под защитой Ордена Свободы, я гарантирую вам безопасность. Меня зовут Сальвио, и я на сегодняшний день являюсь главой Ордена. Думаю, Мюон и Лия успели вам рассказать, кто мы и что делаем. Надеюсь, вы не видите в нас врагов, мы доказали свое расположение к вам не только словом, но и делом. Теперь наши цели и мотивы связаны в одно. Вы хотите улететь домой, а мы хотим вернуть управление в руки людей, изничтожить демонов, и сделать это все можно только вместе. Надеюсь, мы поладим Археологи немного помолчали, обдумывая сказанное, первой подала голос Эмека: - Здравствуйте, Сальвио, рады встрече! Есть один вопрос, который нас всех интересует: что с нашим кораблем, на котором мы прилетели "Да, вопрос хороший!" - оценил Так, - "Надеюсь, старикан знает на него ответ". - Да, мы следили за ним. Вчера вечером ваш корабль взорвали, а пилота схватили по подозрению в контрабанде оружия. Сегодня утром прошел закрытый судебный процесс. Какие обвинения ему выдвинули, мы не знаем. Все было сделано быстро, он даже сообразить ничего не успел. Вечером взрывают корабль, ночью ты в больнице, утром на суде, а днем тебя уже везут в Белые Туннели -- здешнюю тюрьму. Я не сомневаюсь, что у него не было ни единого шанса связаться с кем-то и вызвать подмогу. Демоны не допускают таких ошибок. Больше ни у кого вопросов пока не возникло. Так мог бы кое-что высказать, но решил, что затевать споры сейчас не стоит -- все-таки к ним действительно хорошо отнеслись, и этот Сальвио еще не раскрыл своих планов по выполнению сказанного им. Старец окинул их взглядом, убедился, что они готовы продолжать и показал рукой в сторону, откуда он появился. - Сейчас мы переправим вас в штаб. Идите за мной, мой кар ждет нас за стеной. Археологи переглянулись между собой и пошли вслед за Сальвио. Смиф поддерживал Вельза, Эмека оказалась позади вместе с Лией и Мюоном, Такинава шагал прямо за парнями и девушкой, которых им никто не представил. Малоприятный Барин остался с кораблем, возможно, наконец, хоть чуть-чуть починит его. Они быстро миновали ангар и вышли в незаметную издалека серую дверь в стене. Короткий коридор -- и вот они уже на улице. Их действительно ждал кар -- компактный и удобный на вид. "Ну, все не так плохо, как казалось!" - мысленно усмехнулся Так, забираясь в продолговатый корпус машины. Места было не так много, но они все уместились на двух длинных сидениях. У Така возникло чувство, будто бы они едут на лимузине -- были такие раньше автомобили, очень длинные и дорогие. Старт у кара оказался мягким -- толчок почти не чувствовался. Здесь, в отличие от бариновского корабля, было довольно тихо, и Так спросил: - Сальвио, а можете просветить насчет своих ближайших планов Сальвио перевел взгляд на Такинаву, но смотрел не в глаза, а на его запястье с браслетом. Несколько секунд он помолчал, потом ответил: - Такинава, если не ошибаюсь. -- Так кивнул. -- Самым первым пунктом в моем плане является изучение вашего трофея. Признаюсь честно, раньше я такого не видел и не знаю, что это. Но тщательные исследования позволят нам, я уверен в этом, изучить этот артефакт и сделать его управляемым. Когда мы достигнем ощутимых результатов, мы разработаем операцию по проникновению в главный переговорный зал и отправим известие на Землю-1 -- к вам домой. Это будет сложно, но с помощью артефакта мы осуществим этот план. Вам ничего не будет угрожать, особенно если удастся снять кольцо с вашей руки. Вы довольны таким планом действий Такинава улыбнулся Сальвио и начал изливать то, что у него накопилось за последние сутки: - Знаете, почтенный Сальвио, я совсем недоволен. Не только вашим планом, но и общим положением в принципе. С тех пор, как я узнал об Ордене, меня не оставляет один вопрос, который я до сих пор не решался задать. -- Сальвио внимательно слушал, не перебивая. -- Вопрос в том, зачем вы, собственно, нужны на планете Да, вы знаете правду, да, вы пытаетесь что-то сделать с существующим положением, но скажите честно -- чего вы добились за двести с лишним лет Вам верят две тысячи человек -- превосходно, но это же меньше, чем тысячная доля населения Земли-11! Наберись вас хотя бы полтора процента -- был бы результат, но Ордену до этой цифры еще очень далеко. Сколько бы вы ни сделали, итог один: ракшасы по-прежнему заправляют всем на планете, и с каждым годом их положение все прочнее и прочнее. А вы даже не знаете своего врага. Кто он, откуда Лия и Мюон не дали ответов, и я сомневаюсь, что вы сможете. Сейчас вы предлагаете нам защиту, пока вы будете изучать браслет, разрабатывать план и всячески тянуть время. Я не согласен с этим! - Так, что ты говоришь! -- вклинилась в его монолог Эмека. -- Они сделали реальную вещь -- спасли нас! - Да, это замечательно, тут я сам первый спасибо говорю, но признай, Эмека, они же могли обо всем предупредить нас до того, как это началось. Но их дееспособность весьма ограничена. Не удивлюсь, если окажется, что ракшасы сами позволили им узнать о нас. Я их не встречал, но, судя по рассказам, это очень умные существа, хоть вы и называете их зверями - Восхищаться демонами вздумал! -- рыкнул с сидения напротив один из незнакомых членов Ордена. - Нисколько. Я хочу их всех уничтожить. И, боюсь, вы мне не сможете помочь со своими долгоиграющими планами, которые не приносят своих плодов столетиями. Я хочу сделать так, как считаю нужным! Сальвио не сказал ничего в ответ, крепко задумался, сверля Така глазами. Наконец он молвил: - Все твои домыслы, Такинава, лишь от незнания. С чего мы начинали, и что имеем сейчас -- большая разница. Это результат. Да, возможно, наши процессы текут слишком медленно, но они текут, и тенденция положительная. Трудно совершить скачок, часто приходится действовать потихоньку, не спеша. Твоя жизнь ценна, и мы хотим защитить тебя, но и неволить тебя было бы неправильно. Ты можешь поступать как хочешь. Но беда в том, что твоя рука с браслетом нам необходима, и ее мы отпустить не можем. А это значит, что и ты не должен уходить от нас. Я знаю, ты хочешь успокоить горечь утраты быстрой и эффективной местью, но уверяю, ты погибнешь очень быстро. Я и мои люди не дадут тебе уйти, пока демоны не будут сломлены. Или пока мы не снимем с тебя браслет. Мгновенно воздух стал на порядок плотнее от сгустившегося напряжения. Так быстрым взглядом оценил ситуацию: пять членов Ордена сидят рядом, еще один за рулем. Его друзья вряд ли его поддержат. Но он не мог подчиниться этим людям, теперь, когда они прямо сказали ему о том, что он несвободен. "Ехать с ними дальше нельзя. Из их штаба мне уже точно не сбежать. Надо действовать сейчас!". Надеясь, что в крайнем случае браслет поможет ему, Так вскочил и выхватил у сидевшего напротив воина меч. Во время сражения с Лией он рассмотрел механизм действия меча, и сейчас уверенно сдавил рукоять. Высокие частоты вибраций просочились в руку, вызывая неприятные ощущения. Не желая никого поранить, Так взмахнул мечом и раскроил заднюю дверцу кара на две части. Реакция у членов Ордена была превосходной, но он был ближе всех к двери, и к тому же никто не рискнул, как он, совершать резкие взмахи своими клинками. Чьи-то руки вцепились Таку в плечи, но его уже было не остановить. Войдя в раж, он рванулся к поврежденной двери, выкинул руку с браслетом вперед и в свете яркой вспышки пробил себе путь на свободу. Глава 21 Кира внезапно очнулась. Ей понадобилось некоторое время, чтобы открыть глаза и сфокусировать взгляд. Немного больше она потратила на то, чтобы осознать, что она движется в пространстве. Что с ней происходит и почему, пока было не ясно. Наконец, включились в работу сенсорные ощущения, и Кира поняла, что ее крепко держит за плечи грубая когтистая лапа. Сомнений больше не оставалось -- ее настигли существа, повинные в гибели ее команды. Ни в первый момент, ни в последующие Кира не испытала страха, -- за сутки она уже встречалась со смертью дважды, и третий раз ее уже не пугал. Сопротивляться она пока не собиралась -- как-никак это существо спасало ее от гибели. Останься она лежать на песке, -- ее глаза уже никогда не смотрели бы в небо. На этот раз, правда, созерцание небесной глади продлилось совсем недолго: тащивший ее почуял, что она очнулась, и накинул ей на голову грязный мешок, скрывший все от ее глаз. И почти сразу после этого тело Киры перестало существовать. * * * Вылетев из кара, полным ходом несущегося в метре над землей, Так довольно удачно приземлился на дорожное покрытие, ободрав плечи и слегка разбив ногу. Тело беглеца несколько раз перекатилось и замерло в неуклюжей позе. Не тратя времени на анализ своих повреждений, Такинава вскочил и бросился в сторону ближайших к дороге зданий. Краем глаза он успел заметить, что кар резко начал тормозить, и что вслед за ним из него выкатилась еще одна фигура. Оставалось только пожелать менее приятной посадки своему преследователю и скорее уносить ноги. Так нисколько не надеялся, что сможет одержать верх над бойцом из Ордена в открытом бою. Какими бы бесполезными он их не считал, драться они умели, это глупо было бы оспаривать. Даже не обкатанная в боях Лия вполне могла уложить его на месте, и спасло его только чудесное вмешательство браслета. Но, как бы Таку ни хотелось верить, что он может управлять артефактом, он все же понимал, что слишком уж большой процент ложится на везение, и рассчитывать на помощь браслета в критических ситуациях не стоит. Как бы то ни было, сейчас Так чуял, что за ним увязался один из тех угрюмых парней. "Они наверняка не раз и не два бывали в переделках, справиться со мной им не составит труда!" - с некоторой озабоченностью подумал Так и по возможности прибавил ходу. Тот факт, что они прибыли в Столицу, мало что менял. Если в забытом всеми экваториальном городке улицы были чрезвычайно запутаны, то в большом городе эти лабиринты занимали еще большее пространство. И к тому же здесь здания были на порядок выше, что тоже затрудняло ориентирование. Сейчас это было Таку на руку -- любой преследователь сразу же запутается в этих уличных переплетениях. Потом, правда, нужно будет выбраться отсюда, но это будет проблемой будущего, пусть и не такого уж отдаленного. * * * Эмека не успела ничего понять, как Так выкинул свою очередную штуку. Еще минуту назад все было хорошо, и она чувствовала себя спокойно, как вдруг случилась такая перепалка, а потом Так чуть не убил их всех, размахивая мечом направо и налево. Никто не успел остановить этого безумца, и он на полном ходу выпрыгнул из кара. Члены Ордена сработали хорошо -- Сальвио почти остановил Такинаву, впившись ему пальцами в плечо, но молодость взяла свое, и Так выпрыгнул. Их недавняя знакомая Лия, поддавшись порыву, тоже выскочила вслед за ним, и это было не так уж разумно -- кар остановился всего лишь через пару секунд. Но Сальвио так не считал. - Молодец! Учитесь у Лии, как надо действовать! -- воскликнул он, вскакивая. -- Все за ними! - Сальвио, постой! -- сказал водитель кара, обернувшись к ним. -- На наш приемник поступил запрос на передачу сообщения. - Какое еще сообщение -- нетерпеливо спросил глава Ордена, приостановившись. -- Пусть подождут, у нас тут такие дела. - Нет, тут дело посерьезнее. Источник не определяется, это не из наших. Кто мог нас засечь Это важно. Сальвио выглянул на улицу через дыру в двери, увидел, что Так и Лия скрылись из виду, и опустился обратно на сиденье, сказав: - Ладно, за ними мы уже не угонимся, тут такой лабиринт среди зданий. Я уверен в Лии, она способная девочка, догонит беглеца. Выследим ее по коммуникатору и подберем где-нибудь на дороге. Что там с загадочным сообщением - Сейчас, уже почти... - водитель нахмурился, глядя в экран. -- Похоже, что... смотрите! Он переключил изображение на большой проектор внутри кара, чтобы видно было всем. Чуть скрипнули включившиеся колонки, и началось воспроизведение полученной информации. Эмека тихо охнула: на картинке она увидела Киру, обвисшую в лапах пышущего злобой красноглазого ракшаса. На мгновение у Эмеки прорезалась надежда, что они рано похоронили своих товарищей, что они все еще могут быть живы, но первые слова демона развеяли это предположение. Эмека была удивлена, что ракшас вообще может говорить понятным языком. Оказалось, что она зря подозревала инопланетян в излишнем звероподобии. Из пасти вырывалась шипяче-рычащая, но вполне разборчивая речь. - Смотри на меня, люди! Эта женщина -- последняя оставшаяся в живых. Остальные больше не смогут говорить с вами никогда. Мы не позволю ей погибнуть, но и не отпустим. Мы хотим, чтобы ваш человек пришел к нам и поговорил. Я не будем убивать его, обещаю. Мы лишь поговорю с ним. Человек с нашей вещью, что он достал из храма. Я ждем и сам найду его, когда его отпустят в центре города. Не зли нас! Подкрепляя серьезность своих намерений, ракшас сильно встряхнул Киру, и перед тем, как сообщение закончилось, Эмека успела заметить, что от этого Кира очнулась и подняла голову. Камера не успела захватить ее взгляд, но Эмека уверилась, что их подруга пока еще жива. После истории, рассказанной ночью в домике, Эмека первым делом посмотрела на Вельза. На лице друга читалось такое потрясение, что не выразить словами. "Теперь от него можно ждать чего угодно!" - подумала Эмека, и почти сразу же после этого Вельз выдал: - Я собираюсь отправиться за ней! Лишь потеряв ее, я понял, насколько она была мне небезразлична. Что тогда с ней случилось -- не важно. Я должен добраться до нее. Я ранен, и надеюсь, что вы мне поможете. -- он посмотрел на Эмеку и Смифа, но, как приметила девушка, также покосился на Сальвио, рассчитывая на помощь более мудрого и могучего человека. Сальвио тоже перехватил этот взгляд, и вздохнул: - Что ж вы все не хотите доехать до нашего штаба Ладно, Вельз, причин неволить тебя у нас нет, кроме, разве что, твоей раны. Лия неплохо подлечила тебя, так что я полагаюсь на твое благоразумие. А насчет помощи... только если кто-то сам захочет. В конце концов, никаких зацепок у нас нет, но демоны могут выйти на твой след. Я не верю их словам, что они не причинят вреда, но выследить парочку из них -- тоже неплохая затея. Добровольцы могут присоединиться к тебе, я не буду возражать. Эмека опустила взгляд. Ей очень хотелось, чтобы с Кирой все было хорошо, но ниточек, ведущих к ней, у них и впрямь не было, а безопасность и покой были так близки. Смиф тоже потупился, испытывая, наверное, схожие чувства. Хотя Эмека была уверена, что он не рискнул бы свободой ради Киры или кого-то еще и при других обстоятельствах. Вельз испытующе обводил всех взглядом, пока через полминуты, решившись, не поднял руку Мюон. - Знаешь, я думаю, мы сможем что-то сделать для тебя и нее. Я готов рискнуть. Особенно, если есть возможность прикончить одного-другого демона. Вельз облегченно улыбнулся ему, и поднялся: - Можно мне меч Я немного умею обращаться с подобным оружием, он мне пригодится. Сальвио кивнул, порылся под сиденьем и достал для него не очень длинный, но внушительный клинок. - Думаю, ты разберешься, как им орудовать. Ладно, раз решили, значит, идите. Мы отвезем оставшихся, - он глянул на Эмеку и Смифа, -- если они тоже не захотят отправиться по делам. Мюон, выходи на связь, когда что-нибудь прояснится. Я сейчас свяжусь со штабом, пусть отправят кого-нибудь подобрать Лию и плохо воспитанного Такинаву. Вперед! Мюон вышел из кара. Вельз, поправив повязку на груди, шагнул вслед за ним. Глава 22 Кира не успела отметить момент, когда сознание вновь покинуло ее. Она поняла это, когда очнулась от сильной встряски -- зверь держал ее за плечи и мотал из стороны в сторону, а в лицо ей смотрел глазок камеры. Они находились в маленькой комнатке без всякой утвари -- только два зверя, она и камера. Ей показалось, или он действительно говорил Через минуту она получила ответ на свой вопрос, когда существа закончили возиться с аппаратурой и обратили на нее внимание. С ней заговорил тот, что снимал их, его голос походил на звуки хлюпающей воды, но слова были вполне ясны и различимы. - Ты, человек, будешь находиться со мной какое-то время. Мы отправим это сообщение другим людям, и они захотят вернуть тебя живой и невредимой. Мы заключим с ними сделку, и ты вернешься к друзьям. - Друзьям, которых вы убили! -- слабым голосом воскликнула Кира. - Да, наш Активный отряд уничтожил вашу группу, не отрицаем. Но твоим друзьям сопутствовала удача, и несколько из них выжили. Сейчас мы уже жалеем, что совершил такое резкое действие. Пока что людям ничто не угрожает, я хотим совершить сделку, которая будет выгодна всем. - Что за сделку -- Кира несказанно обрадовалась новости о выживших товарищах, хотя и проходилось принимать на веру слова этого зверя. - Тебе это не важно. Это касается других людей. Ты являешься лишь гарантом их сдержанности. - Ладно, у меня нет выбора. Вы оставите меня здесь -- необходимо было выяснить хоть какие-то планы этих существ относительно себя. - Мы не хочу тебе вреда, можем остаться здесь. Я даже мог бы ответить на какие-нибудь твои вопросы. Я знаем, что они у тебя есть. Как и у всех людей. -- как ни странно, зверь перестал выглядеть таким уж страшным. "Вот что делает осознанная и разборчивая речь!" - удивилась своим ощущения Кира. -- "Раз он готов ответить на какие-нибудь вопросы, нужно их задать. Даже если он ответит неправду, на основе его ответов все равно можно будет выявить какую-нибудь полезную информацию". Начала девушка с самого интересного для нее вопроса: - Что это было за ощущение, когда меня схватили в пустыне Я почувствовала, что мое тело исчезло. Такого никогда со мной в жизни прежде не случалось, хотя я многое повидала и испытала! Существо немного поразмыслило, и ответило: - На этот вопрос ответ допустим. Мы протащили тебя через наше другое пространство. - Что за другое пространство -- не поняла Кира. - Наш народ может существовать в двух пространствах и перемещаться между ними, а также перемещать другие предметы. В том числе и людей. Такие новости, получаемые как будто походя, шокировали Киру. Этому зверю не было никакого смысла запутывать ее сказками, но и вот так просто поверить ему тоже было сложно. Единственный аргумент в пользу его слов -- ее собственные ощущения, которым она пока еще доверяла. - Как так Я никогда не слышала от наших ученых о других пространствах. Работы научных фантастов на такие темы, конечно, существуют, но на то они и фантасты! Как такое возможно - Ваши ученые вообще знают не так много. -- Кире показалось, что на звериной морде промелькнуло выражение самодовольства. -- Мы тоже многого не знаю, но я знаю то, чего вы себе даже представить не можете. Если ты изучала высшие математические науки, я могу немного объяснить тебе, что происходит, когда переходишь из одного пространства в другое. Кира не верила своим ушам -- существо со звериным обликом собиралось рассказывать ей о математических основах переходов между мирами! В Земной системе в каждом серьезном университете преподавался стандартный набор наук, который включал в себя довольно курс по освоению довольно сложного математического аппарата. - Да, я хочу послушать! -- ответила Кира и приготовилась внимать знаниям инопланетного разума. - Что ж, если кратко, суть в следующем. Есть как минимум два пространства, и мы могу перемещаться между ними. Люди называют наше пространство трехмерным, и рассуждают о прочих мерностях теоретических пространств. Но в реальности все совсем по-другому. Нет выражений на вашем языке, чтобы описать происходящее с другой стороны нашего мира. Перейти туда может каждый, но при определенных условиях. Каждая частичка твоей сущности подвергается некоему преобразованию, как в математике функции подвергаются различным преобразованиям. Для перехода имеет значение все: состояние твоего разума, вещи, сопровождающие тебя в переходе и множество других факторов. Наш разум и наше тело идеально созданы для таких преобразований. Людям же необходимо соответствовать некоторым параметрам, чтобы при обратном преобразовании восстановиться в исходное состояние. Ты поняла меня Кира обдумывала полученную информацию. Все было логично и понятно, но ее разум с трудом справлялся с этим. "Пожалуй, одного вопроса хватит!" - подумала она, чувствуя сонливость -- мозг требовал перезагрузки для окончательного осмысления. Существо шагнуло к ней, протягивая лапу. Кира отшатнулась, но он прошуршал: - Тебе нужно спать! Резкий запах ударил ей в лицо, и она отключилась. * * * "Направо, налево, снова направо, теперь дважды налево, а сейчас... да без разницы!". Так слегка притормаживал на поворотах, но общей скорости не сбавлял. Он бежал уже около двадцати минут, но ему по-прежнему казалось, что если он сейчас остановится, то через пару секунд за его спиной непременно возникнет преследователь. Наконец до него дошло, что сильнее запутать себя и того, кто шел за ним, уже нельзя, и пора прекращать эту паническую пробежку по местному лабиринту, которому нет пределов. Такинава остановился, тяжело дыша. Секунды проходили одна за другой, ничего не происходило. Не слышались шаги или голоса, в видимой для него области ничего не происходило. Картина, представившаяся ему после краткого осмотра окружающего пространства, была не самая привлекательная: серые стены круто уходили вверх, оставляя на обозрение лишь редкие кусочки ясного неба, не менее серый асфальт был сплошь покрыт свидетельствами длительного отсутствия в этом проходе очистителей. Больше, собственно, ничего и не открывалось взгляду. "Как можно было построить такое" - с удивлением думал Так, продолжая путь в более спокойном темпе. Он не мог вообразить подобного места на Земле-1. На родине наоборот стремились избежать высотных построек, везде давали ход свету и поддерживали чистоту. "Хотя, если вспомнить историю, то правильное строительство началось как раз пару веков назад. А здешние зодчие были не в курсе. Вот и построили такую неблагообразную Столицу". Такинава еще раз порадовался, что живет на хорошей планете и в отличном месте, пусть даже возвращение туда и было пока отодвинуто в весьма туманное будущее. Так шагал сквозь внешне неотличимые коридоры и понемногу начинал задумываться, как ему действовать дальше. Теперь за ним будут гоняться все. Орден жаждет заполучить в свои руки браслет, неведомые ракшасы, которых он, кстати, ни разу еще не видел, тоже захотят вернуть свою вещицу, его друзья остались с бойцами Ордена, и даже при желании не смогут ему помочь. Он остался один на один со своими проблемами. И проблемами этого мира. "Если я переживу все это, то буду о себе очень высокого мнения. Не зазнаться бы! Вот это будет хорошая забота, а сейчас мне тут ничего не нравится. Почему я должен решать эти задачи" - несколько бессвязные мысли вперемешку с мечтаниями роились у него в голове, когда, миновав очередной поворот, он внезапно замер: кожу на его кадыке едва ощутимым прикосновением щекотало лезвие виброклинка. - Стой смирно. -- сказала Лия, выбрасывая вперед вторую, свободную от меча руку. Небольшой комок, вылетевший из ее пальцев, развернулся в воздухе тонкой нитью, которая вмиг опутала его. Так попытался сделать шаг, но не преуспел -- не только руки, но и ноги оказались обвиты хитрым устройством. -- А теперь полежи. -- спокойно добавила она и носком подсекла его единственную точку опоры. ; Глава 23 Вельз проводил глазами кар, уносивший Эмеку и Смифа в безопасное место, вздохнул и повернулся к Мюону. - Если честно, абсолютно не представляю, с чего нам начать. -- признался он. -- Я всецело полагаюсь на твой опыт и знание обстановки. Мюон усмехнулся и ответил: - Конечно, я знал это, поэтому и решил помочь, чтобы ты не пропал один. Правда, я сам не совсем представляю, как нам лучше подступиться к поискам. - Как же так -- спросил Вельз. -- Я думал, что вам известны места, где скрываются ракшасы! - В том-то и дело, что нет. -- сокрушенно признался Мюон. -- У нас очень мало информации, мы почти ничего не знаем об убежищах наших врагов. Они появляются внезапно, и так же внезапно исчезают. Их невозможно отследить, это уже я на практике знаю. Пару раз я даже был следящим. - Это как -- на ходу поинтересовался Вельз. Они шагали вдоль дороги в направлении обратном относительно уехавших товарищей. - Члены Ордена пытаются найти демона и завязать с ним бой. Когда это удается, они через некоторое время отступают. А моя задача, как следящего, увидеть, куда уходит враг после битвы. И мне ни разу не удалось проследить дольше, чем две минуты. Демон всегда проскальзывает в какой-нибудь темный угол и непонятным образом исчезает. - А держаться ближе к нему не получается - Нет, если он тебя заметит, то точно не выдаст своего секрета, а вступит с тобой в сражение. - Ладно, я понял, вы не знаете, где они прячутся. -- подытожил Вельз. -- И что нам делать, как искать их Будем пробовать нарваться на одного из них и выведать у него что-то - Да, мысль верная. Есть места, где у нас будут большие шансы спровоцировать контакт. -- улыбнулся Мюон. -- Но я не уверен, что они захотят говорить с нами. - И где же нам найти такие места -- осведомился Бык. - Любые правительственные здания. Они всегда где-то поблизости -- не доверяют людям, предавшим свою расу. И, наверное, правильно делают. Хотя не думаю, что кто-то из сидящих на последних этажах будет стремиться сообщить на Землю-1 о происходящем. Но демоны помнят историю, и больше не допустят предательства. Мюон замолчал, погрузился в свои мысли. Вельз погладил рукоять доставшегося ему меча, с удовольствием ощутил холодящую ладонь сталь и скомандовал: - Ладно, раз такое дело, то давай прибавим шаг. И быстрее уже вытащим на разговор одного из них! * * * - Тебе не кажется, что второй раз за сутки приставлять меч к моему горлу -- не дело -- Так лежал на земле, уже не пытаясь освободиться. -- Я ведь не сделал ничего плохого, просто сбежал, когда вы силой удерживали меня! Лия смерила его холодным взглядом и процедила: - Побег, быть может, еще и не преступление, но твои слова... за них я готова была убить тебя. Говорить такое об Ордене! Да что ты понимаешь в происходящем Ты же на этой планете всего две недели, что ты можешь знать! -- постепенно ее тон набирал температуру, а на глазах выступали слезы. -- Да вы на своей Земле вообще не представляете, как мы тут живем, что нам приходится выдерживать! У вас все хорошо, вы учитесь в университете, катаетесь на экскурсии по другим планетам, а нам здесь приходится выживать! Каждый день! И ты говоришь, что мы бесполезно проводим свои жизни! Да если б не мы... я не знаю. Я доставлю тебя к нашим, и пусть Сальвио разберется с тобой. Ты узнаешь, как мы ничего не умеем. И если уж поминать прошлый раз, когда я держала клинок у твоего горла, то тогда в итоге я оказалась связанной, а теперь это место занял ты. Так что теперь моя очередь задавать тон всему происходящему. Такинава нисколько не вдохновился ее речью. "А как ей еще думать По сути, она права, но ее слова не отменяют того, что сказал я". - Послушай, Лия. Я не хочу обидеть и унизить тебя, не преследую такую цель. Но что поделать, если правда такова Сейчас ты злишься, но не я этому причина. Просто ты в глубине души понимаешь, что я прав. Вы не можете не видеть, что результаты всей вашей работы почти ни на что не влияют. Все операции напоминают игру с ракшасами, а не настоящее сражение. И правила в этой игре задают они, а не вы. Справиться с ними можно только силами всего человечества, а не маленькой группкой людей. И именно эти силы я и хочу призвать, чтобы они сделали непосильную для вас работу. - Что конкретно ты хочешь сделать - Я проникну в здание управления. Как я помню из твоего рассказа, именно там находится единственный переговорный зал на всей планете. Я отправлю сообщение через мыслепередатчик на Землю-1, и прилетят военные силы. Наша экспедиция хоть и не была призвана совершить грандиозное открытие, но в списке полетов значится, и мой голос не примут за фальсификацию. Лия по-новому взглянула на него, в ее глазах он прочитал смесь недоверия и уважения. - Это нереально. Орден долго готовит эту операцию, и совершить ее пока представляется невозможным! Ты все-таки глуп. Так усмехнулся: - О том я и говорю. Ордену это представляется невозможным. А я это сделаю. И сейчас я понимаю, как мне повезло, что ты меня догнала. Ты мне поможешь своим знанием обстановки в здании. Где охрана, где сам зал -- мне понадобится эта информация. - Нет, и не думай. Для тебя это просто приключение, ты не осознаешь всей сложности этой задачи! - Я осознаю. И я скажу тебе так: я готов умереть, исполняя свой долг по отношению к погибшим друзьям. И по отношению к вам. Я сам удивляюсь такому своему настрою, но я выполню все, чтобы добраться до этого зала и отправить гневную мыслеграмму к себе на Родину. Пусть знают, что творится у них под носом. Ну, конечно, не совсем под носом, но в их юрисдикции! - Ты действительно так думаешь -- Лия была явно потрясена его словами. - Конечно. И если не боишься, присоединяйся. Вместе мы сможем сделать это, я уверен! Лия несколько секунд испытующе смотрела ему в глаза, после чего одним взмахом клинка освободила от пут. "Надо же, подействовало!" - обрадовался Так. -- "Надавить на чувство долга и заявить о готовности умереть во имя великой цели -- как раз то, что нужно в разговоре с полуфанатичной девушкой!". Довольный собой, Так поднялся, скрывая истинные чувства внутри себя. Он действительно собирался осуществить дерзкий налет на переговорный зал, и на самом деле хотел помощи от Лии, но умирать за это он совсем не хотел. Конечно, намерение ворваться в здание управления с мечом наперевес и силой прорваться к мыслепередатчикам со стороны выглядело глупым, но именно такого нелепого поступка и не ожидают ракшасы. Главное в таком деле -- скорость и неожиданность. - А теперь ты должна показать мне путь к нужному зданию. И, если захочешь, пойдешь со мной внутрь. - Хорошо, - согласилась Лия, - но нам придется немножко покружить. Я вызвала подмогу из Ордена, они засекли мой сигнал и направляются сюда. Вряд ли тебе удастся убедить их совершить такую же глупость, какую сейчас совершаю я. Такинава удивился -- он даже не заметил, что девушка успела передать сообщение. Это действие могло полностью сорвать его замысел, поэтому он молча схватил Лию за руку, отстегнул передатчик и с силой метнул его в стену. Вещица оказалась весьма прочной и не разбилась. Лия улыбнулась, и заметила: - Их мы научились делать совсем непробиваемыми. И глупо было бы разбить его, лучше пусть лежит на месте, отвлекает от нашего реального местоположения. "А ведь и правда! Совсем уже голова не думает!" - удивился себе Так, но виду не подал и ответил: - Да, так действительно будет лучше. А раз мы ограничены во времени, то давай уже отправляться в путь! Лия кивнула, на секунду замерла, раздумывая, а потом уверенно направилась по проходу вперед. Такинава, ничего не говоря, пошел вслед за ней.

proza_ru/texts/2013/11/20131118606.txt

В конце февраля бывший посол Панамы при Организации американских государств Гильермо Кочес заявил об имеющейся у него конфиденциальной информации, согласно которой у президента Венесуэлы Уго Чавеса еще два месяца назад была зафиксирована смерть головного мозга, после чего он якобы был отключен от аппарата искусственного дыхания. - Вранье, - заявил на пресс-конференции министр связи и информации Венесуэлы Эрнесто Вильегас. - У Чавеса отмечено ухудшение функционирования дыхательной системы. Просто президент столкнулся с новой серьезной инфекцией дыхательных путей. - Нужно готовить двойника, пока Чавес еще жив, - прохрипел министр обороны, когда журналисты ушли. - Так это и есть двойник Чавеса, - раздраженно ответил министр безопасности. - Президент скончался на Кубе еще в декабре. - Тогда нужно строить мавзолей, - не растерялся министр обороны.

proza_ru/texts/2013/03/20130305527.txt

Просто октябрь, улица, два человека... Середина октября, раннее утро, сильный туман. Теплая влажность остывала на холодном асфальте. Цепочки оранжевых фонарей, растворяющиеся в дымке тумана, уходящие в бесконечность. Туман старался спрятать кипевшую вокруг жизнь, согреть ее теплым светом фонарей и смягчить влагой, привнести хоть каплю радости в это безликое утро понедельника. Люди, спешащие на работу; их нескончаемый поток кажется безликой серой массой - такие одинаковые внешне, но с неповторимой душой. Широкая улица, по которой шли двое - всего лишь точки в огромной толпе. Их видели многие, но они так и остались незамеченными. Туман скрывал их друг от друга, но, может быть, это и было правильным. Они просто шли по делам, думая о своем, поглощенные каждый своими проблемами, но, тем не менее, имевшие одинаковые желания. У них разные статусы, разные семейные положения, они живут по-разному, и характеры у них тоже разные. Они шли в разные стороны, по разным делам. Они могли встретиться в любом месте, но они встретятся именно здесь. Но ведь они могут никогда не встретиться. Всего десять минут, пока они не придут каждый к своему месту назначения, и всего лишь одно мгновение, чтобы передумать. Один шаг, и человек уже за чертой, за рамками привычного круговорота событий. Один миг, и история меняется... Все слишком нестабильно, они бывали на этом месте не раз, но никак не могли разглядеть кого-нибудь в толпе. Не время, не место, не судьба -- сотни отговорок, но почему они до сих пор не встретились Возможно, судьба выбирает всем роли, и в этой жизни они не главные герои... Октябрь, улица и два человека... Тысячи мыслей, тысячи желаний, проносившиеся в их головах. Существует ли возможность что-то изменить Всё, что мы замечаем - это лишь множество несуществующих "но" и незначимых преград. Им так хотелось кардинально изменить свою скучную жизнь, но они все продолжали идти в разные стороны. Вечность в погоне за счастьем, вечность в стараниях сбежать от себя. На освещенном прожекторами перекрестке дорог, они находились на противоположных сторонах друг от друга. Часы ожидания зеленого сигнала светофора. Вся жизнь в ожидании чего-то большего, того, что они никогда не видели, но, на самом-то деле, они видели многое - они видели все. Больше нечего искать, нечего ждать, но они все продолжают надеяться. Зеленый свет, все пешеходы спешат перейти на другую строну проезжей части и вновь обрести возможность независимо следовать своему маршруту, не быть зависимыми он преград. Люди не зависимы от обстоятельств, люди зависимы от себя. В потоке сотен разных людей два человека проходят рядом, "плечом к плечу", но не смотрят друг на друга... Им было суждено пройти рядом друг с другом, но никогда не встретиться. Им было суждено остаться друг для друга всего лишь людьми без имени. Два человека смотрят в неизвестность, два человека смотрят сквозь туман, два человека не знают, что он скрывает... Виной всему обычная влажность... Этот рассказ не о двух конкретных людях, этот рассказ о каждом человеке в толпе...

proza_ru/texts/2016/01/20160120133.txt

Вы толковый юрист! Да юристов много! Человеков мало! Вас хочу назначить! Головой юристов! Как на сие дело! Смотрите! Решайте сами! Ваша воля! Дело попов! Первое! Юридическое! Обеспечение! Лишения предателей! Гражданства! Второе! Остальное! Уже легче! Смотрите сами! Великий Князь!

proza_ru/texts/2017/10/20171022530.txt

В комнате было очень тихо. Казалось, что эта тишина вот-вот станет материальной и можно будет протянуть руку и дотронуться до её неестественно гладкого плеча. Интересно, какой была бы Тишина, будь она человеком Какой цвет кожи, какой запах исходил бы от её волос, как бы она улыбалась Лично мне Тишина всегда представлялась худой и высокой женщиной с длинными черными волосами. Она всегда появляется за спиной собеседника и пристально смотрит на меня своими большими, просто огромными, глазами, цвета неба глубокой ночью. Взгляд этот холоден, не выражает каких-либо эмоций, и именно он, - этот бесстрастный, ледяной взор, - создает ту неприятную неловкость в моменты молчания. Но иногда, Тишина начинает танцевать, беззвучно смеясь и играя с собственными волосами. В такие мгновения она становится по истине прекрасной. Я улыбнулся своим глупым мыслям и закурил. За окном полыхал закат. Солнце медленно скатывалось за лес, оставляя за собой алый след. Казалось, что его ранили и теперь горячая кровь брызжет на позолоченные облака. Пунцовые разводы, переходящие в водянисто-розовые мазки тонкой кисти, были подсвечены золотистыми лучами, а где-то над головой ещё светлело голубое небо. Отсвет дня в подступающих сумерках. Я шумно вздохнул и затянулся, чувствуя, как табачный дым пробирается вглубь, до самых легких. "Нужно бросать" - думаю я, стряхивая пепел и выдыхая струйку дыма куда-то вбок. -Красиво, -- Хрипло говору я. Слова, брошенные в никуда.... Вдруг, через открытое окно в комнату ворвался ветер. В ту же секунду занавески взметнулись к потолку, в воздухе разлился аромат прелой листвы, сменяя въедливый запах табака. Я на мгновения замираю. Ветер свободно блуждал по комнате, шелестел страницами раскрытых книг, играл с разбросанными бумажками, перебирал листья какого-то растения, с незапамятных времен растущего в моей комнате. Пространство заполнилось шелестом, шорохом, неведомым шепотом, тем самым прогоняя прочь мою прекрасную тишину. Я немного наклонил голову и вновь затянулся, поперхнулся дымом. Из глаз прыснули слезы, внос неприятно ударило, глотку раздирал кашель. Когда же я освободился от удушья, то швырнул окурок в окно. -- Точно пора бросать. -- Буркнул себе под нос и высунулся из окна, подставляя свою бледную мордашку уходящему солнцу. Мир переживал пору увядания, на мой взгляд, самую прекрасную пору на свете -- осень. Все вокруг становится теплым и ласковым, но ровно до тех пор, пока с дерева не упадет последний лист. Потом природа одевает траурные одежды и плачет, плачет, плачет.... А когда слезы больше не желают литься из глаз, она погружается в сон. Глубокий, мертвый сон. Наступает долгая и холодная зима. Но сейчас только лишь начало сентября....Сейчас все покрывается золотом, сейчас в глубине леса разлит пьянящий, прелый запах, сейчас догорает закат. Последний луч, так беспечно брошенный солнцем на произвол судьбы, увязнет в подступающей мгле. Небо сменит шёлк на темно-синий бархат, рассыплются звезды и только потом вольготно выплывет луна и прольет на нас свой холодный, безразличный свет.

proza_ru/texts/2014/12/20141225305.txt

ЛЮБАЯ ПОМОЩЬ ФОНДУ ПРИЗОВЫМИ БАЛЛАМИ БУДЕТ ПРИНЯТА С БЛАГОДАРНОСТЬЮ. ТОЛЬКО ПРИ ВАШЕЙ ПОДДЕРЖКЕ ФОНД СМОЖЕТ ПРОВОДИТЬ КОНКУРСЫ. ЛОГИН ФОНДА ДЛЯ ПЕРЕЧИСЛЕНИЯ БАЛЛОВ - velstran12 СПОНСОРЫ КОНКУРСА: АНАТОЛИЙ КЛЕПОВ 1568 баллов НАДЕЖДА ГРИДИНА 1531 балл МАРИНА БЭЛЛ 500 баллов ИРИНА МИХАЙЛОВНА ДУБОВИЦКАЯ 755 баллов ВЛАДИМИР ВРУБЕЛЬ 500 баллов ВИКТОР КОВТУНЕНКО 1000 БАЛЛОВ ВАЛЕНТИНА МАЙДУРОВА 2 2250 баллов МАРИЯ ГРИНБЕРГ 630 баллов ВЛАДИМИР ЗАСЛАВСКИЙ 2000 баллов ЖАННА МАРОВА 1000 баллов ТАТЬЯНА ШМИДТ 300 баллов ЕВГЕНИЙ ОРЕЛ - 100 баллов АЛЕКСАНДРА ТРОЦЬ - 100 баллов АЛЛА СМОЛИНА - 3577 баллов ИГОРЬ СРИБНЫЙ - 1000 баллов СВЕТЛАНА ПИСАГИНА - 700 баллов СТАНИСЛАВ БУК - 500 баллов Александр Карелин: http://www.proza.ru/avtor/alexkar Дорогие авторы! 4 июня 2011 года стартует Тринадцатый Именной Конкурс Международного Фонда ВСМ. Он проводится нашим автором, Звездой Фонда, Премьер Меценатом Фонда ВСМ,-- Александром Карелиным. Александр в прошлом - военный врач, хирург, преподаватель. После увольнения из армии (1994) проработал в ведомстве МЧС около 15 лет. Писать начал в 2008 году, свои работы размещал на сайте ветеранов всех войн Артофвар - "Искусство войны" (на ПРОЗА.РУ с 2009). Основная тема творчества -- переосмысление опыта афганской войны (1979-1989), в которой пришлось принять непосредственное участие (1982-1984), а также публицистические произведения по увековечиванию памяти воинов-интернационалистов. В 2009 году в Уральском издательстве вышла его книга "Афганская война глазами военного хирурга", ряд произведений публиковался в журналах "Край городов" (2009, 2011), "Искусство войны" (2009), в литературном сборнике "Тринадцать" издательства "Покровский и братья" (2010), в ряде центральных и местных газет. Тема данного Конкурса - "Подвиг -- потребность души". "Парень совершил свой Подвиг осмысленно. Поверь мне, что только слепец может думать, что подвиг совершают бессознательно. Ясная и простая мысль ведёт на подвиг: "Ты должен это сделать!", "Должен!" "Долг!". Эта короткая, как молния, мысль -- итог всей жизни, итог поисков и убеждений, радостей и надежд. Вот Женя и совершил этот шаг. Он ведь мог этого и не делать..." (Из рассказа "Шаг в бессмертие", опубликованного на ПРОЗА.РУ http://www.proza.ru/2010/01/15/855 ). Этот отрывок мог бы стать лейтмотивом объявленного Конкурса, а героями произведений могут стать не только ветераны Великой Отечественной войны, 70 лет с начала которой скоро мы будем отмечать (раздел Конкурса "Вставай, страна!"), но и ветераны всех последующих войн, проходивших как за пределами нашей страны, так и в "горячих точках" (раздел Конкурса "незалеченные раны неоконченной войны..."). Но подвиги совершаются не только на войнах. Примеров тому не мало, один из них -- авария на Чернобыльской АЭС, 25 лет со дня этой трагедии мы отметили 26 апреля с.г. (раздел Конкурса "Разорванная тишина"). Наконец, это и рассказы о величайшей силе духа и подвига Человека, ярким примером которой является полет в космос Юрия Алексеевича Гагарина, 50- летие со времени которого уже отметили во всем мире (раздел конкурса "А напоследок я скажу" - см. далее). В Конкурсе имеют право участвовать все авторы сайта Проза.РУ. Принимаются рассказы, миниатюры, стихи. Заявки на участие принимаются в виде рецензий, в которых должны быть указаны: 1.Ссылка на ОДНО произведение на заданную тему В ПРОЗЕ (СТИХАХ), опубликованное на сайте Проза.ру, объёмом не более 7000 знаков с пробелами РАБОТЫ АГРЕССИВНОГО ХАРАКТЕРА, С ПОРНО-СОДЕРЖАНИЕМ, НЕЦЕНЗУРНЫМ ЛЕКСИЧЕСКИМ РЯДОМ И НЕСУЩИЕ В СЕБЕ ЭЛЕМЕНТЫ РАЗЖИГАНИЯ МЕЖНАЦИОНАЛЬНОЙ РОЗНИ -- НЕ ПРИНИМАЮТСЯ! В случае, если участник представит более одного произведения, рассмотрено будет то, что заявлено первым. 2.Название заявленного произведения; 3.Адрес e-mail автора. *Желающие представить на Конкурс произведение другого автора (с его согласия), укажут его адрес e-mail. Убедительная просьба к авторам -- после размещения заявки проверить, открывается ли ссылка на произведение. Мы также просим участников при размещении заявки отметить окошко "Понравилось", чтобы новые авторы сайта, смогли узнать о Конкурсе из рейтингов. Авторы, желающие просто разместить свои приветствия Александру Карелину, могут опубликовать рецензии с пометкой "Вне конкурса". Наличие ссылок в данном случае необязательно. Фондом, за лучшие представленные произведения по тематике Конкурса, предусмотрено три приза: 1. Первое место -- 1500 баллов 2. Второе место -- 800 баллов 3. Третье место -- 500 баллов Дополнительно Александром Карелиным объявляются специальные награды из личного счёта в следующих номинациях: - специальный приз в номинации "Взгляд" (за лучшее раскрытие духа темы в одном из её разделов -- "А на последок я скажу..." ) - 2000 баллов; - специальный приз "Нерв"" (за лучшее раскрытие тематики в стихах) - 1000 баллов; - особый приз "Новь" за новаторский и нестандартный подход к теме -- 1000 баллов; -два поощрительных приза -- по 500 баллов. Новым Лауреатам будет присвоено звание Магистра Фонда ВСМ, и их Конкурсные произведения будут размещены на страничке Лауреатов Фонда http://proza.ru/avtor/velstran1 Приём заявок: до 4 августа 2011 года или до приёма 55-ти произведений. Состав Жюри будет объявлен дополнительно. Учредитель Фонда ВСМ Тер-Азарян Григорий Председатель жюри: Александр Карелин ЛЮБАЯ ПОМОЩЬ ФОНДУ ПРИЗОВЫМИ БАЛЛАМИ БУДЕТ ПРИНЯТА С БЛАГОДАРНОСТЬЮ. ТОЛЬКО ПРИ ВАШЕЙ ПОДДЕРЖКЕ ФОНД СМОЖЕТ ПРОВОДИТЬ КОНКУРСЫ. ЛОГИН ФОНДА ДЛЯ ПЕРЕЧИСЛЕНИЯ БАЛЛОВ - velstran12

proza_ru/texts/2011/06/20110603311.txt

Покуда стоят алтари. (Набросок) Птицы расходятся чаще всего к ночи, да после дождя. А бывает - просто так. Просто так накатит волной счастливый щебет, будто каждая птаха, услышав от другой радостную весть, спешит прокричать о ней на весь свет. Гуляющему по полям зною прохладный ветер растрепал плащ, сбил с дороги тяжелого. Не жаркий день... Старик распрямил натруженную спину и заглушил движок культиватора. Черная рыхлая земля готовилась принять поздний сев. - "Грязное дело - двухтактник! - вспомнилось кстати, - надо будет клапана доработать, чтобы несгоревшее топливо возвращали, а не в выхлоп переводили! Ведь делов-то на день, да все недосуг!" Где-то за сараем перекликались сыновья, расчищая заросшую сорным лесом землю. Там позже будет новый участок сада. Того самого сада, плотным кольцом охватившего дом и старое семейное капище. - Эй, хозяин! - раздалось от ворот. Последняя битва отгремела десятки лет назад. И на такие окрики можно было выходить уже по-человечески - без топора. Ибо тех, кто по-человечески жить не умел, прошедшая война подмела почти под корень. Остатки дометали люди. За воротами весело махал рукой из кабины старого ЗИЛа улыбчивый поп. - Здорово, язычники! - И тебе не болеть, поп. Смотри, рукавами мне ветер весь переловишь. - Да вы ж его обратно за минуту отмолите. Кости рук хрустнули в искреннем рукопожатии. - Отец Даниил, Тихвинского монастыря настоятель, тебе поклон шлет. За цветы благодарит. В самый раз крестный ход по обочинам твои тюльпаны украсили! - Рад, что понравились. С белым сортом впервые возился. Боялся - не поднимется по весне. Я так понимаю, ты за заказом Погодь. Старик наклонился, и с недюжей силой поднял откуда-то из-за ворот пудовый каменный крест, украшенный затейливым резанным узором. - Вот. Все по канонам - Ба! Да ты прямо волхв какой-то! Все, как в Новгороде в старину было! Язычник поморщился. Всех лживых волхвов вместе с прочей шушерой давно схоронили. Где-то на болотах. - Не мели языком, если не знаешь! Тут руки откуда надо растут, а не волошба лезет. - Ладно, язычник, не журись! Я же так, похвалить хотел. Поп смущенно смахнул рукавом рясы шапку с головы, и, тут же поймав, утер потный лоб. - Тут тебе отец Даниил подарочек прислал... - Что за подарок - старик изогнул бровь. - А вон, глянь! Из кузова от сильного тычка вывалислся еще один поп. Связанный и встрепанный. Судя по провонявшей мочой рясе - пойманный давно. Он силился что-то прокричать, но залепленный скотчем рот мешал ему исполнить задуманное. Взгляд старика стал волчьим. - Кто - Из нашей обители гнида! Уж как проглядели - не знаем! Ты прикинь, язычник, он малолеток сильничал! Только четверо и пожаловалось, а сколько пострадало - никто не ведает! На горячем мы его взяли! Отец Даниил народ собрал, показал злодея, да сам прощенья просил. Не за него, а за вероломство! Ведь уж с последней войны такого видеть не чаяли, а все лезут как сорная трава! Это ж надо: вору, насильнику, обманщику да лизоблюду - рясу надевать да крест носить! Поп выскочил из кабины и сразмаху отвесил лежачему пинка под ребра. Тот судорожно засопел. - Короче... Отец Даниил вам его прислал. Сказал - для растлителя пятый алтарь в самый раз будет. - Отец Даниил ошибся! - голос старика зазвучал неожиданно молодо и зло, - для растлителей у нас есть ВТОРОЙ алтарь. Лежачий заскулил, извивался в напрасной попытке уползти. Он понял, насколько завидной была рекомендация настоятеля. - Это вам виднее - вздохнул поп, - вы уж на нас зла не держите: мы, не в пример прежним святошам, такую гадину сами бы придушили. Да вам, думаем, такой подарок больше сгодится. - Не боись - старик пожал гостю руку, - верю, покуда веру делом подкрепляете. За подарок - отцу Даниилу поклон. - Ну, бывай, язычник. Поп лихо запрыгнул в кабину и захлопнул дверь. - Спасибо - старик произнес старую христианскую благодарность. - Вас благодарим - прозвучали в ответ слова, что были древнее христианства. ЗИЛ исчез за поворотом. Старик вернулся к пашне в глубоко вдохнул запах свежей земли. Пол-жизни назад, еще перед началом последней войны, он и подумать не мог насколько это прекрасно - слышать голоса птиц и возмужавших сыновей, глядеть на распаханную землю и близкое солнце, а главное - знать, что этот мир не заканчивается оградой, что ради человечности этого мира встанут теперь на бой люди самых разных вер. Последняя война больше не повторится. Покуда стоят алтари.

proza_ru/texts/2016/07/20160718206.txt

Был у меня один знакомый директор хозяйственного магазина. Звали его Полудеревянный. Но это, конечно, за глаза)) А вообще - просто Семёныч. "Полудеревянный", потому что поведение у него было оригинальное, своеобразное. Вроде бы и неглупый он был человек. И как бы не столяр, не плотник. Деревообработкой, наверно, не занимался никогда. Прилипло это прозвище. Взяли его на должность чуть ли не из дворников. Мой Великий Учитель занимался с ним, рассказывал по работе что да как. Как кассу снимать, как товар завозить, как размещать товар в складе и в магазине. Решетки поставили на окна. За 3 года магазин однажды пытались ограбить -- 2 двери пробили, а третью не смогли. Её сам Великий Учитель ставил. Конечно, заложил пару сюрпризов, как всегда. Через год Семёныч уже освоился. Еще бы! Каждый вечер с ним занимались, смотрели отчеты, консультировали по всем вопросам. И вот через год прохожу мимо и слышу его разговор с поставщиками: - Да! Товар продали!!! Но денег пока нет. Везите ещё!!! Без комментариев. А вот один из случаев, которые характеризуют его и стиль его работы. Пришла пожарная инспекция с проверкой. А пожарной сигнализации нет вообще -- только что открылись, еще помещения в отделке. Но инспекцию это как бы не должно беспокоить -- написали штраф. Наш Полудеревянный директор чтобы штраф не платить додумался пойти и дать взятку. Приходит в офис инспекции. Спрашивает у охраны на входе: - А где мне Ивана Ивановича найти, кто по такому-то участку главный - Да он сейчас на 2-м этаже на совещании у начальника. - Я на минутку, можно Кое-что просили ему срочно передать. - Проходите. Входит в кабинет. Действительно, совещание. Сидят инспекторы участков, начальник. Он подходит к этому Ивану Ивановичу и начинает ему при всех деньги в карман совать. Тот покраснел. Не знает от стыда куда деваться. - Что Вы!!! Что Вы!! А наш добавляет всё и приговаривает: - Берите-берите! Остальные посмотрели с сочувствием. А начальник даже вздохнул и сказал: - Бери, Иванович. Пригодятся. Что тут скажешь Полудеревянный.

proza_ru/texts/2014/10/20141010602.txt

Набрёл на этого нового для Прозы автора почти случайно: узрев незнакомое имя Андрей Николаевич Хомченко в списке читателей полюбившегося мне писателя. Глянул. И стал похаживать, да похваливать) Из того, что пока прочёл, "Времена" произвели наиболее сильное впечатление. У автора не может быть всё равноценным или на любой вкус. Но эта вещица своим лукавством и мудрость покорила. Перед нами - вечный персонаж нашей истории, который около ста лет назад свергал то, что сейчас превозносит, и - по той же причине! Ничего не меняется... Надеюсь, что вдумчивому читателю этот рассказ доставит не меньшее удовольствие, чем мне. http://www.proza.ru/2013/11/21/991

proza_ru/texts/2013/11/20131128710.txt

Баба яга сидела на пороге своей отрешившейся от мира избушки, болтала ногами и курила диковинно изогнутую трубку, увлечённо рассматривая движения своих босых ступней в воздухе. Дым из трубки клубился такой, что Маха и Вика уж было подумали, что это топится в избе печь. Вик внимательно осмотрел конструкцию избушки и сказал: "Биотрансформер. Одно из первых поколений, но модель, похоже, продвинутая..." А Маха погладила избушку по спинке и сказала: "Избушка-избушка, повернись к лесу задом, к нам передом!" Ноги избушки напружинились, бревенчатый пол чуть заскрипел, и домик плавно обернулся крыльцом к Махе с Викою. Слегка озадаченная движениями во вне, баба яга продолжала сидеть и смотреть на большой палец левой ноги. -- Здравствуй, бабушка яга! -- сказали Вика и Маха в один голос. Баба яга отвлеклась от своего занятия и с интересом посмотрела на них. Но словно бы не увидела. Лишь ногами болтать перестала -- задумалась. "Бабушка", обратилась она негромко к самой себе, "Это правильно... Бабушка!.. Так долго и весело мы с тобой, подруга, ещё не курили... Вот ты и бабушка уже теперь! Оказывается... А это, надо полагать, внучата твои пришли... Хорошо мама не знает, не то устроила бы она тебе внучат в твои двадцать неполных лет... Не надо бы так много курить... Хотя почему б.. Э-эх!" То ли вскрикнула, то ли вздохнула баба яга, трубку подбросила, дунула на неё -- обратилась трубка диковинная в ночную птицу сыч, взмахнула мягкими крыльями, глазами хлопнула и улетела в лес. А пока Вика с Махою глядели ей вслед, будто полыхнуло легко. Обернулись они, а избушка вся расцвела: стоит светится, окошки горят голубым огнём, да на крепких ногах дрожит чуть приплясывает. А на крыльце у неё сидит фривольная девица поведения несказанного и с глазами, в которых взгляд такой, что уйти и обратно не надо... Волосы ровно напополам: справа, точно огнём горят, чисто золото, слева -- чёрные будто смоль. Вокруг шеи и по рукам искристый песец увивается, то за одно, то за другое ушко старается укусить. А в руках вместо трубки диковинной, да тёмной, теперь трубка светлая, детская, длинная, которой мыльные пузыри выдувать бы враз, только из неё всё ж идёт тонкой струйкою белый дым. И ещё были два золотых колокольчика -- по одному на каждой грудке. И на этом с одеждой -- всё... Сидит эта чара безумная, широко улыбается над Махой с Викою и изощряется: -- Какая прелесть! -- говорит. -- Внучата у меня получились -- оторваться! Самое время узнать, как зовут!.. -- Мы -- Маха и Вика! -- сказал Вика, как первый уже чуть опомнившийся. -- Красота! -- с крылечка реакция. -- А я, стало быть, бабушка! Мысль видимо этому существу очень понравилась. Оно откинулось поудобнее на ступенечках и молвило: -- А ну-к иди, унучок, чего покажу! Вика храбрый и он подошёл. А у девицы-красавицы плечики очень уж узкие, вот в чём дело... Оттого и раза аж в три, а то и в четыре... оказались коленки худенькие шире плеч!.. Развела прелестница стройные линии, Вику даже озадачило чуть... И не Вику одного. Искристый песец мигом молнией вниз: показалось, что в гости к нему горностай, старый друг... Да нет! Увидал свою ошибку искристый песец и вновь вверх молнией, а Вика раскрыл глаза и смотрит зачем-то теперь как привязанный. Маха тоже тогда подошла посмотреть -- что там Вике такое привиделось.. А девица за Вику берётся и говорит: "Иди, внучек, скорее до бабушки!" "Что вы, тётенька яга!", не знает Вика как быть: что-то сильно тянет вперёд, что-то так же сильно назад -- не разорваться же! "Это ж какая я "тётенька"!", не согласна девица-красавица и глазами сверкает-блестит, "Еле-еле уже дождалась для себя внучат! Сколько наскучилась! А оно мне -- какая-то "тётенька"! Викинг, будь нежен с бабушкой! Не перечь почём зря и зови, как полагается!" -- Баба яга -- засмеялась Маха в восторге, безуспешно пытаясь совместить в голове это прозвание с красавицей девицей, ради чего даже оторвалась от вдумчиво-внимательного созерцания порывов наружного выражения Викиной внутренней борьбы. -- Ты, похоже, вся в бабушку, внученька! Это же моветон! "Баба"! Да, баба. Конечно. И нормальная баба. Но звать так -- нежно любимую бабушку!.. Это неправильно, внученька! -- Бабушка яга! -- понял Вика первым по правилам. -- Не могли бы вы приподняться на одну ступенечку -- Для тебя -- что угодно, родной! -- легко скользнула вверх "бабушка". И Вика, наконец, нашёл верное решение и обрёл внутреннюю гармонию: поскольку с одинаковой силой хотелось и попасть в эти чарующие гостеприимные объятия и, одновременно, вырваться из их всевозможного коварства, то он придумал уделять понемногу времени на каждое из двух этих противоположных желаний. Девица задрожала колокольчиками и, ослепительно сверкнув зубами, поцеловала юного Викинга в лоб. Маха придерживала за откинутую коленку "бабушку" и взором вся находилась между Викой и его соблазнительницей. Вика то входил, то уходил, начиная дрожать в коленках от этого своего дальнего похода на месте. А его обворожительная "бабушка" испытывала чувства больше от созерцания столь непосредственного сокровища. Сам же процесс возникшей между ними лёгкой влюблённости почти не тревожил её и ощущения доставлял разве что подобные слабой щекотке. Она лишь посмеивалась в особо пикантных местах Викиного взлёта-падения. А когда Вика стал волноваться, как маленький, о чём-то серьёзно задумался, да чуть залился румянцем -- бабка ёжка просто не выдержала и расхохоталась над ним! При этом животик её столь очаровательно сжимался и вибрировал от смеха, что Вика, почувствовав это всем собой, очень сильно обрадовался, с одной стороны, и приник изо всех сил к этому животику, наполняя его, а с другой стороны, как наполнил уже, очень скоро обиделся и понял, что теперь уж точно он принял решение -- уходить. Но перед уходом она поцеловала его ещё раз, перестав смеяться, и ласково, как самая настоящая бабушка... Вика поднял спешно наверх шортики, а прелестница младая быстро сдвинула коленки и вскочила на крыльце: -- Внучата мои ненаглядные, проходите скорее в дом, спать и ужинать! Это юное бестолковое очарование металось по избушке, пытаясь найти какие-нибудь запасы еды, Маха сидела на лавочке за столом и хихикала над растрёпанно-модернистским видом горе-хозяюшки, а Вика ходил степенный и чинно изучал волшебный интерьер избушки. "Не понял!", произнёс он, стоя у открытой им дверцы печи, "Это случайно не подпространственный отсек". За дверцей в туманных переливах неясного света не видно было ничего, только на самом краю аккуратно сложенная лежала скатерть, от материала которой исходило мягкое лунное свечение. "Где Дай, посмотрю!", бабка ёжка глянула Вику через плечо, "А! Не! Это моя банька-купальница. О, вот и скатёрка-самобранка нашлась! Спасены!" Уж теперь стала умница, хозяйка-хозяюшкой. Даже крохотный передничек появился на ней откуда-то. Белоснежен, расшит -- очень виду уже прибавлял заботливого и прилежного! И скатёрку постелила на стол, и Вику с Махою не как попадя усадила, а как знатных гостей, и подавать стала им блюда разные под перезвон золотых колокольчиков. А после ужина их обоих отправила в баньку-купальницу. Не успели и глазом моргнуть -- уж сидят на печи умытые-купанные, оба розовые и завёрнутые будто запеленатые. Уложила их бабка ёжка спать на печке, а сама -- на крыльцо, звёзды считать. Утро выдалось туманное, жалось, льнуло к окнам избушки парным молоком. Собрала бабка ёжка, чуть проснувшаяся, Вику с Махою в путь, поцеловала их в приоткрытые рты и говорит: "Клубок я вам укатала, теперь он дорожку знает самую короткую, к вечеру уже у Кащея будете. В лесу будьте начеку -- там лесовичок пошаливает. А меня... (она потянулась так, что золотые колокольчики зазвенели о носы Вики с Махою) приходите хоть раз в сто лет навещать! Как я раньше жила без внучат, ума не приложу! Ну идите, мои хорошие. Пока!.."

proza_ru/texts/2006/03/200603291503.txt

(Слова "от имени Бога" я благоразумно поставил в кавычки. Но они тут в заголовках исчезают загадочно) Да ладно бы только попы. А то ведь попками твердят кто попало: - Бог, мол, так сказал. Ага! А ты слышал. И даже ничуть не охренел...

proza_ru/texts/2013/04/201304221216.txt

Как трудно жить среди рабов, Среди ссутуленных горбов, Среди оскаленных зубов, Средь водкой травленных умов, Где позволяют оскорблять, Где унижают слово "мать", И где чиновничий жаргон С похабным матом в унисон. Как странно слышать похвальбу, За полночь пьяную гульбу, В стране разграбленной дотла, Где пропасть дикости и зла, Где прочий ненавидят мир, Где фильм из Мексики кумир, Где даже логика сама -- - Творение чуждого ума.

proza_ru/texts/2008/10/200810101339.txt

Тайна получается от Вопроса, но если не задавать вопроса "что это такое", то, пока это само не станет понятным из Опыта, - Тайны не будет, а будет Неисследованное. Тайна появляется - если мы забегаем в Будущее или в Далёкое Прошлое, потерявшее Содержание. Из-за потеряного Прошлого возникают Религи, а из-за недостигнутого Будущего - Утопи и Мечты.

proza_ru/texts/2009/08/20090823033.txt

Примерно 90% людей придерживаются мнения или уверены в том, что Бога невозможно понять, что Он непостижим и всё, что происходит с ними в жизни, происходит исключительно по воле Его. Очень удобная позиция для того, чтобы снять с себя ответственность за свои поступки... Давайте тогда убийцу, насильника, маньяка или просто обычного человека, при условии, что он заявит, что всё, что он сделал, он сделал по воле Бога, будем оправдывать и соглашаться с ним, приговаривая какой он несчастный, ведь это не он совершил злодеяние - это все по воле Бога..... А всё потому, что большинство также боится брать на себя ответственность за свои действия. Им легче спихнуть всё на Бога, чем признать свою вину.... Ведь, признав, им придётся отвечать, а они панически этого боятся. Мы все хорошо умеем гадить вокруг себя, но лишь немногие берутся за собой прибрать... И только эти немногие действительно "прозревают" и осознают, что Бога не нужно стремиться понимать, нужно просто жить по "человечески" ( и по заповедям тоже, хотя совсем необязательно), жить как нормальные здравомыслящие взрослые люди способные принимать решения и нести ответственность за последствия этих решений! И только этому меньшинству не жалко большинства. Они даже, в какой-то степени, презирают большинство за его яростное нежелание развиваться, за его неимоверно раздутое эго. Мир никогда не прогнётся под нас - он не способен этого сделать - он просто изменится...! Но будете ли вы присутствовать в этом новом мире, если также не изменитесь - это вопрос... Примерно 10% людей на планете Земля понимают это и им не страшно меняться - это становится для них нормой жизни - дорогой в новый Мир

proza_ru/texts/2010/12/20101224305.txt

Поединок на тему: "Как сократить на дорогах ЧП с участием пьяных водителей." Участники:Олег Митволь - ратует за ужесточение наказаний. Борис Надеждин - сомневается в эффективности этой меры. Точка зрения Митволя: нужны срочные меры наказания, вплоть до пожизненного отъёма прав за езду в состоянии опьянения и больших сроков, если по вине пьяного погибли люди. В самых тяжелых случаях речь шла о 15 - 20 годах. Борис Надеждин приводит данные, которые он получил в милиции: на долю пьяных водителей приходится лишь около 6% таких происшествий и глядя на графики за 15-20 лет наблюдений, не прослеживается снижения ЧП, хотя за это время наказания виноватых увеличивались неоднократно. По его мнению, основная причина ЧП традиционна- плохие дороги. Но он же приводит данные по Штатам: там в год гибнет до 40тыс человек и процент нетрезвых водителей до 40%. Дороги там, как известно, отличные. У нас последние годовые данные о жертвах - около 20 тыс. Из выступлений зрителей главное: все сомневаются в достоверности данных милиции: богатые уходят от наказания, заплатив кому следует.Запомнилась деталь: по форме поединок свелся к дружному осуждению Надеждина за пассивность в Думе и за снисходительное отношение к потреблению пива: он имел неосторожность признаться, что ему приходилось гонять в Германии по автобану со скоростью 160 после принятия кружки пива. Конкретные меры и предложения для борьбы с ЧП на дорогах, обсуждались мало. Из зала предложили ввести разделительные барьеры для предотвращения выезда на встречку,улучшить обучение водителей, лучше освещать трассы. Я бы добавил еще, что нужно меньше выпускать на плохие наши дороги слишком мощных импортных авто. Они такую нагрузку не поднимут. Показания счетчиков:победил Митволь с 30000 очками против 15000 за Надеждина. Цифры, понятно, округленные.

proza_ru/texts/2012/10/20121026830.txt

Маленький Паучок давно жил в Большом Лесу. Большой Лес -- очень загадочная штука. Живёт он по своим законам, установленным его многочисленными жителями: кто-то кого-то обязательно съест на обед, а кто-то кого-то на ужин; кто-то за кого-то отдаст жизнь, а кто-то за кого-то получит деньги. Главное правило Большого Леса: выжил -- значит прав! Страшно в нём иногда жить, в этом самом Большом Лесу! Но интересно. Уворачиваешься от того, кто хочет слопать тебя, повезет -- сам кого-нибудь слопаешь. Только со временем, с возрастом уворачиваться Паучку все сложнее и ленивее было. Даже когда совсем уж есть хотелось. Но, к слову сказать, за свою паучью жизнь -- кое какие запасы наш Паучок таки сделал. Ну, без роскоши, но голодным он уже до конца своих дней не остался бы. Баловать, правда, себя как раньше бы не смог разными разностями, но зато надёжно были припрятаны запасы. Вот потратив почти всю свою жизнь на выживание в Большом Лесу и создание пока неприкосновенных запасов -- решил Паучок прикоснуться и к Высшим Радостям. Познать, так сказать, Умиротворение и Покой. Только где же искать-то их -- покой этот самый и умиротворение Вот этот самый вопрос и задал Паучок Рыжей Белке. Белка была рыжая-рыжая, без конца что-то грызла, верещала, носилась по веткам, то мужей находила, то их выкидывала из гнезда, то сама в чужие гнезда в замуж забиралась, то её из чужих гнезд выкидывали... Короче, Белкина жизнь была обыкновенной жизнью любой Белки в Большом Лесу. Всё как у всех! А тут устала видно Белка к вечеру, и решил Паучок с Белкой поговорить по душам. - Белка! Ты вот весь Лес уже обскакала, по всем веткам пробежалась, чего только не видела в нашем Большом Лесу, скажи, а что, по -- твоему самое... - тут Паучок задумался. -- Самое такое.... Ну, что Покой дает Душевную такую вот радость Я вот думал, что это может быть Большая Зеленая Муха, но поймал ее в свою Сеть, попробовал на зуб -- нет никакого удовольствия. Я и Стрекозу ловил -- тоже никак. Сначала вроде как, а вот потом -- все равно никак! Может что-то другое нужно для Покоя Белке, конечно, было трудно так долго думать, но она постаралась. - Я вот тоже, Паучок, долго искала -- искала, и ты знаешь, ничего такого не нашла. Как-то все очень быстро заканчивается! Но вот Сова, которая живет в самой глуши, мне однажды проговорилась, что она знает, что нужно для Покоя. - Белка! Ну, говори скорее, что тебе рассказала Сова Где его взять Покой и Умиротворение Белка воровато оглянулась по сторонам (чтобы никто не подслушал) и шепотком сказала Паучку: "Ладно! Я выдам тебе огромную тайну Совы. За просто так, заметь! Даже ни одного ореха не попрошу! За спасибо, можно сказать!" - Ну, Белка, говори скорее! - Сова мне говорила, что Покой и Умиротворение дает Вода. Паучок от неожиданности чуть не свалился с ветки. - Ты что В своем уме или в чужом Причем тут Вода и Покой с Умиротворением - А Сова уверяла, что нужно самому попробовать и тогда поймешь! Задумался Паучок. Да так крепко задумался, что не заметил, как по своим бельчачьим делам понеслась по веткам рыжая-рыжая Белка. Решил Паучок сам разобраться и все- таки найти Покой и Умиротворение. Собирался он не долго, повесил рюкзачок на спину, надел походные башмаки и пошел искать Воду. Воду он и в Большом Лесу встречал. Разная она была, иногда даже пил ее Паучок. Но Сова какую-то другую Воду имела в виду. В чем же тайна Воды Забрался Паучок на ветку, выпустил паутинку, ухватился за кончик паутинки и полетел в дальние края, прочь из Большого Леса. Ветер поднял Паучка почти до неба. С высоты увидел Паучок извилину Большой Реки. - Вот, наверное, та самая Вода, о которой Белке говорила Сова. Там я, пожалуй, и смогу найти Покой и Умиротворение. Приземлился Паучок на берегу широкой Реки. Широка Река! Катила она свои воды привольно. Нельзя было понять, глубока ли она. Спокойно и величаво несла она свои воды. Загляделся Паучок на Воду в затоке. Небо и облака отражались в Воде. Синее, голубое, розовое -- все цвета впитала Вода. Решил Паучок, что, наконец, нашел он здесь, на берегу Реки в заводи, наконец, Покой и Умиротворение. Лег Паучок на спину, лапки кверху поднял. Лежит, пузико греет. Лежал-лежал, да как-то скучно ему стало: река все несет и несет свои Воды, солнышко играет в воде, рыбки мельтешат, листики неторопливо плывут. Нагретая солнышком вода теплая и прозрачная так и манила покупаться. Залез в Реку Паучок, побарахтался у самого берега, с самого краешка и собрался уже вылезти на бережок. - Ну вот. А все рассказывали, какая она, Вода удивительная. Что в ней такого Да она такая же, как в Большом Лесу в нашей огромной луже. Пока рассуждал так Паучок, подхватила его река, закрутила, да и вынесла на самую стремнину. Плывет Паучок, головой крутит, опасается, не понимает -- то ли радоваться тому, что в теплой воде ему хорошо барахтается, то ли надо бояться -- а вдруг, как акула снизу подплывет и слопает. Но вокруг такая красота была -- небо ярко синее, облака белехонькие, пышные, как сдобное тесто, солнышко светит, плыви себе -- ни о чем не думай.... И тут вдруг понял Паучок, что вот именно то, чего он все искал последнее время, с ним и приключилось: нашел он и Покой и Умиротворение. Возрадовалась сердце у Паучка -- обрел он все- таки то, что у других жителей Большого Леса никогда не было. Значит, он избранный, постигший, так сказать, высшие прелести жизни, не то, что Белка бестолковая... Так хорошо ему было, что сдуру ума он даже мысль такую подумал: "А не жениться ли мне на этой самой Реке Хорошо тут у нее, покойно, тепло, умиротворенно. Чудо просто какое-то. Можно о Высшем все время рассуждать, самосовершенствоваться.... А может я так насовершенствуюсь, что стану..." Но что станет с ним, когда он постигнет самую суть Высшего, Паучок домечтать не успел. Послышался непонятный шум, Река водопадом бросилась с обрыва. Паучок, услышав шум воды, успел вовремя пригрести к берегу. И на водопад смотрел он со стороны, с бережка. Река в водопаде шумит, брызги в разные стороны разлетаются, сносит она даже валуны с берегов. Страшно стало Паучку, а вдруг как зашибет ненароком, не ожидал он такого от Реки. Постоял. Покачал головой. И разочарованный побрел домой в Большой Лес. Дорога домой всегда короче, чем из дома. Добрел Паучок к своему дому, любимой своей паучьей норке. Только за ручку двери взялся, а тут как тут Белка рыжая прискакала. - Ну, что Паучок, нашел ты Покой и Умиротворение - Эх, Белка... Я к ней со всей душой за Покоем и Умиротворением, а она...Я ведь чуть было не женился на Реке. Хорошо, что вовремя увидел, какая она на самом деле...Знаешь, у меня тут в норке тепло и сухо, и запасов моих мне надолго хватит. Законопатил паутинкой вход в свою норку Паучок и больше его никто и не видел.

proza_ru/texts/2013/10/201310231152.txt

Конфеты лежали в пиале, Закат начинал золотить, Цветы на окне заскучали, Поникли и стали грустить... Закат предвещает кончину, И гибнет солнечный свет, Но разве же это причина, Свести настроенье на нет Вздохнул я, потрогал конфеты, Мне каждый закат точно смерть! Причудливость этой планеты, Мягкость ее или твердь... Живет по законам единым, Рассветом, закатом иль тьмой, Хорошая эта картина, Но хочется все же... домой... Где солнце имеет подругу, Где ночь фиолетовый свет, Где люди желают друг другу... Прожить еще тысячу лет! Но нет... сижу я на кухне, Конфеты свои тереблю, Закат скоро вовсе потухнет, И я, как цветы, загрущу... Конфеты лежали в пиале...

proza_ru/texts/2011/04/201104292439.txt

Взрослая жизнь. Что это Это постоянный стресс, квест разворачивающийся ежедневно, в которым тебе необходимо, жизненно необходимо, найти себе денег, на еду, воду, жилье, одежду, развлечения, проезд. Квест, который заставляет вставать тебя в 5 утра и до 12 ночи делать все, за что тебе могут заплатить. Все гораздо проще, когда ты один. Можно ужиться с минимумом. Любая не трудная работа, вроде есть в чем ходить, что есть, хватает на проезд, иногда отдохнуть с близкими и оплачивать счета. Но когда ты живешь не один, на тебе огромная ответственность. Ведь если тебе нечего есть, можно выкрутиться и пережить. А когда нечего есть твоим близким, а единственный, кто в этом виноват это ты, это ужасно. Каждый студент думает, что закончив университет он может легко найти работу и жить дальше, не задумываясь ни о чем. У тех, кто учится в хороших вузах и ответственно, конечно есть на это все шансы. Но я оказался той колоссальной частью общества, ведущую беззаботную жизнь. Я просто жил, подрабатывая после учебы. Общался с людьми, гулял днями и ночами. Занимался чем то, просто развлекался. Друзья, девушки, машины, вписки, концерты, мероприятия и прочее, всего хватало, что бы отвлечь меня от огромной проблемы, которая меня ждет. А потом все закончилось. Получив в руки диплом, я оказался в чертовых джунглях совершенно один. Более того, на моих плечах была ответственность за человека, с которым я живу. Моя родственница, помогала мне, когда я был маленьким. Жили всегда вместе, родителей нет и не было. Она не в силах работать и мы были на моем содержании. Я работал постоянно на новых работах, брался за все, где могут заплатить хоть какие-то копейки. Не спал по несколько суток, бегая с работы на работу и этот круг не прекращался. Чертово колесо, оно набирало свои обороты. А самое грустное, что продолжает набирать. По истечению обстоятельств я остался совершенно один. Научился разбираться в людях. Все с кем общался оказались простым мусором. Когда есть деньги, они со мной, а как денег не оказалось пропали все. Остался один друг, любимая девушка и брат. Спустя пол года я потерял и девушку. Это было контрольным выстрелом. Даже не знаю, почему я не сломался, не спился, не опустил руки. Я смог это пережить и пошел дальше. Однако ничего не изменилось. Все так же перебиваюсь с работы на работу и не знаю, где заработать достаточно, хотя бы для комфортного выживания. Я понимаю, что мои знания пустые, я ничего не умею и не знаю. Это огорчает. Сбивает с ног. Мой внутренний голос говорит мне " хватит. прекрати, все бес толку. Стань как все, устройся на любую работу и просто жди когда за тобой придет смерть. Но все же я не сдаюсь, стремлюсь к чему то. Все вроде даже хорошо, может и налаживается, но кто знает, чем это обернется завтра или через месяц. Хочется вырваться из этого замкнутого круга. Часто оставаясь наедине с мыслями, я думаю, что умереть не так уж и страшно. Но умереть я всегда успею. Нужно найти себя, найти смысл своей жизни. А я даже не знаю где искать. На износе все во мне, тело, нервы, душа, время бежит с поразительной скоростью, года пролетают незаметно и все чаще я ловлю себя на мысли, что в том, положении в котором я нахожусь лучше оставаться одному и не портить никому жизнь, своим присутствием. Но что то внутри меня постоянно тянет меня вперед, позволяет мне не сдаваться, я прохожу через любые проблемы как ни в чем не бывало и иду дальше. Знать бы что будет в конце, есть ли во всем этом смысл. Но несмотря на потерянность в жизни, я от чего то уверен, без единой капли сомнения я утверждаю и себе и людям, что я буду успешным и счастливым. Что же это Очередная иллюзия в моей голове или некое шестое чувство. Трудно ответить. Время покажет, правильно ли я все делаю или нет. В любом случае я буду до последнего стремиться к лучшему. До последнего вздоха, я буду искать способы стать свободным и счастливым.

proza_ru/texts/2017/12/20171224218.txt

ДЖЕМУШИ Книга пятая Часть первая Надлом хрущевских начинаний заметила она только по тому, что ее беременность требовала молока, а молока не было, что позже младенцу требовались кашки, а с крупами и хлебом дела обстояли хуже некуда. У нее начинался тогда пожизненный роман с ее сыном. Это действительно был роман на всю жизнь -- по всем определениям, история странностей любви со сложным и развитым, разветвленным сюжетом. Вокруг много говорили, много спорили в это время. Говорила при случае и она, и, конечно, распалялась и спорила. Но на самом деле пребывала вне. Ребенок был настолько великой любовью, что все другие влюбленности и метания оставили ее. Время проходило над нею и над ребенком, как штормовые волны над погрузившимся в глубь: шорохом и звоном, скользящей тенью, рассыпанным светом. Как прежде околоплодной жидкостью дитя -- были теперь они вместе отъединены от мира сферою их любви. Три встречи Хрущева с интеллигенцией слились для нее в одну. Позже она с удивлением узнала, что их было все-таки три, и с порядочным разрывом во времени. После какой из этих встреч созвали молодежный форум в Казарском дворце культуры. Ксения так никогда и не вспомнила, но на сам форум была отпущена Васильчиковым, великодушно оставшимся с сыном дома, и в ее веселье и воодушевлении на великошумном этом сходе много было от ощущения выхода на волю. При всей ее любви к ребенку, а возможно -- именно от всепоглощенности материнством, бывали у нее минуты, когда она чувствовала, что задыхается: хоть на полчасика вырваться на улицу, одной, самой, на вольный, пахнущий бензином и хлебом воздух, слышать чужую речь, чужие голоса -- никчемные, отрывистые, смешные, ни о чем, обо всем -- фразы, чтобы, пробежав два-три квартала, вдруг ощутить укол вины и страха и броситься стремглав назад к невероятным, любимым глазам ребенка. Вступительное слово на форуме -- да, форум, зал переполнен! -- делала горкомовский секретарь Ира Кунцева. Ее заявление, что поэты, обруганные Хрущевым, лишены чувства гражданственности, зал встретил свистом и топотом. Выступивший вслед за Кунцевой парень начал вроде бы в тон ей -- с образа бойца, отбирающего в походный рюкзак только самое важное. Абстракционисты были, конечно, из этого рюкзака выброшены, а партия -- как наставник, помогающая отобрать в рюкзак истинное, -- одобрена. -- Но, -- сказал парень, -- но... нельзя, нельзя полностью зачеркивать таких поэтов, как Евтушенко, Рождественский и Вознесенский! -- Из попиков, из поповичей, -- шепнул Ксении сбоку дядечка. -- Фамилии-то по престольным праздникам. Как бы и вся-то революция не из семинарий ли выросла! -- Нельзя, ни в коем случае нельзя, -- выкрикивал в гудящий зал парень, -- нельзя выкидывать такие вещи, как "Реквием в Шушенском", "Бьют женщину". -- А скажите, пожалуйста, -- перебила парня Кунцева, -- должно ли быть в стихотворении отношение автора к излагаемому -- Ну-у! -- ахнул зал. -- И есть ли оно у Вознесенского в этом стихотворении -- повышая голос, закончила Ира. -- Разрешите, процитирую, -- радостно отозвался парень: "Религий -- нет! Знамений -- нет! Есть женщина!". Одобрительно орет, аплодирует зал, но Кунцева только усиливает профессионально четкий голос: -- Простите, а о какой женщине идет речь -- Ну! -- закричали в зале, и переливчатый свист, и свист пронзительный весело разнеслись по залу. -- А чего, позвольте узнать, -- все-таки перекрывала гвалт зала Ира, -- чего она полезла в машину с идиотом И ноги у нее, простите, -- как прожектора, -- в этой машине И снова свист, и смех, и топот, и возмущенные возгласы против свиста и топота. Кто-то еще взбегает на трибуну, читает "Я -- Куба" и заключает торжествующе, что никак не возможно таких поэтов обвинять в негражданственности. -- От кого вы их защищаете -- вопрошает Кунцева. -- От кого и от чего -- Неверно построена сегодняшняя встреча, -- кричат из зала, -- после каждого выступления комментарии председательствующей. Дать ей слово в конце, а перед тем свободно, без ежеминутной опеки говорить всем. -- Да-а! -- откликается зал. Восторженная девушка декламирует "Хотят ли русские войны" и оборачивается к Ире Кунцевой: -- Это что, не гражданственно -- Оля, но Евтушенко сам своим стихотворением о народе перечеркнул свои прежние стихи! -- Да что же это -- возмущен зал. -- Это же дискуссия! Кунцева, помолчите же наконец, дайте говорить выступающим! Выступающие идут чередой и почти каждый заключает свое выступление с надеждой и радостным обещанием: -- "Мы разберемся в наших почему"! С форума двигались большой молодою толпой. И весело было вместе со всеми кричать в запальчивости, и весело -- слушать эту многоголосицу, многомыслие и многомнение: -- Их же всё вели по одной дороге -- ни шагу в сторону. -- Ну, ребенка тоже учат ходить. -- А теперь они хотят все испробовать, разные дороги, и не желают, чтобы им мешали в этом. От того такая бурная реакция. -- Ничего, несмотря на весь крик, сегодняшний вечер не прошел бесследно. -- А у нас действительно претензии к отцам... -- А что могли сделать отцы Устроить гражданскую войну, когда страна была еще слаба -- Может, она была бы еще сильнее... -- А почему они позорят нашу страну перед всеми Эти интервью -- действительно гадость! -- Скажите, вы согласны, что трех из этих пяти критикованных надо было бить Ведь надо Надо! Почему же их поднимают всех пять вместе -- Протест! Их объединяет протест! Все они хотят перелома. -- Ну ладно, вы нападаете на отцов. Ну а вы сами -- что вы Если в МГУ физики вычисляли тему "Физики или лирики", то в Казарском технологическом -- "Если попадут на необитаемый остров, кто кого раньше сожрет". -- Учиться у классиков А почему, собственно, надо повторять Маяковского: "От мух кисея, сыры не засижены" В теперешней действительности, когда тысячи холодильников и ни одной человеческой души А монологи битников именно отсюда. Это же действительно противоречие! -- Нужно бить, но не так бестактно! И что поставить в пример!.. -- Конечно, талантливы. Не были бы талантливы -- и разговора бы не было. Из-за мелочи совещания не собирают. -- А какая гадость его выпад против Ошанина. Да ошанинские "Дороги" солдатам идти помогали. А он, молокосос, осмеливается говорить. -- А почему Есенин и Маяковский, Толстой и Фет могли не принимать друг друга и никто не пихал их, не одергивал А тут сразу! Может, Ошанин действительно мешал нам всем встретиться. -- Это всё чепуха. Нужно не это -- нужно убрать "дубовую мебель" из кабинетов. -- Ха-ха! Кто будет убирать Вы же все только кричать мастаки. Подождите: дети нам предъявят те же претензии, что мы отцам. Отцы хоть отстояли нас в Отечественную. -- Придется -- и мы отстоим: пойдем и умрём. -- А я вот сомневаюсь. -- Ну и сомневайтесь. А мы себе животы в Антарктиде взрезаем и оперируем. -- Объясните мне: как это -- "не понимали" Мама и я знали, что отец невиновен. А они не знали -- Дело не в том уже, что натворили -- дело в том, чтобы понять, что нужно. -- Здравствуйте -- "что нужно"! Что нужно -- еще Лениным сказано! -- Сказано, да глубоко захоронено, а остальное наврано да Ленину подсунуто. -- Шолохов вот молчит. Кому нужны его байки про войну Его слово сейчас нужно. -- Наивнячки! Как раз таким, как он, в первую очередь и затыкают рот. -- Чего ему затыкают Сам заткнулся. -- Спился. -- А! Сбегает в запои. Как Фадеев. -- Ему можно. Он уже написал свой "Тихий Дон". -- Да, Гришка уже отмучился. -- Ой, а вы мучаетесь, бедненькие! -- До какой поры нам будут диктовать, как что понимать и что делать Дайте нам самим разобраться. Дайте нам говорить то, что мы думаем! -- А вас не смущает, что Никита Сергеевич говорит как булочник -- А что, булочники уже "не того" -- Ну, а если не по форме, а по содержанию -- Нельзя диктовать искусству. -- Диктовать нельзя, а направлять нужно. Что ж, в Америке, думаете, не направляют Покосвеннее и пооплатнее разве что... -- Мне кажется, нам не хватает сейчас революционного задора... какой был в первые годы советской власти, который есть сейчас на Кубе. -- Нужно принимать не просто к исполнению, а к мысли, правда -- Ничего! Мы разберемся в наших "почему"! Не разобрались. До сих пор не разобрались. Всё обросло новыми "п о ч е м у"! * * * Воронов предложил на обсуждение своим литобъединенцам новый рассказ Ксении -- не хуже тех, что были напечатаны. Выслушав прочитанное в тяжелом молчании, с холодными или потупленными глазами, объединенцы разнесли ее рассказ -- камня на камне не оставили. Было как-то неловко от такого дружного избиения. С улыбкой она поглядывала на Воронова: говорила же ему! Ничего-ничего, -- поглядывал и он на нее, -- все тип-топ, ничего страшного. Ни одним вопросом или замечанием не перебил выступающих. В заключение же неторопливо, умело и аккуратно собрал разбросанные каменья. Но глаза литобъединенцев опустились, замкнув несогласие и непримиримость. -- Н-да-с! -- похохатывал Воронов, проводив непримиримых участников обсуждения. -- Ничего. Живы, Ксения Павловна Что делать, путаница в мозгах великая, а в сердце страсти клокочут. И -- экскурсы в историю. О том, что большевики в начале были ведь, в сущности, меньшевиками -- большое, как известно, начинается с ничтожной, неустойчивой искорки. Что для советской власти, которой так-таки не было и нет, народ еще должен быть воспитан, но кроме как на этой же власти, народу расти не на чем. Подобные темы назывались: "Кстати, о народе" Воронов только что приехал из Москвы, где общался с той самой творческой интеллигенцией, с представителями которой встречался генеральный секретарь. -- Я, Ксения Павловна, до поездки тоже очень подавлен был всеми этими совещаниями и встречами. А насмотревшись в Москве, понял: все-таки это нужно было. Для нас, для провинции еще рано -- мы и головы еще не успели поднять. А для Москвы своевременно -- там уже тысячи снобиков! Ему нравилось с ней разговаривать, Воронову. Нежной его жене на разговоры, видимо, времени не хватало. -- Я вот там у потомков классика был: и отец, и сын -- художники, более чем современные. Отец открывает мне полотно: женщина, ню -- ну, не вполне естественна, более чем импрессионистична, но черт с ней, смотреть можно. "А вот это, -- говорит, -- сын": большие листы бумаги, все в пятнах грязных, в зигзагах -- "Тоска", "Страх", и так далее. В самом деле, я вам скажу, тоска и страх, чертовщина и чернота, мрак! -- А вы не боитесь, -- говорит Ксения, -- что на нас теперь обрушится серое -- А вы не боитесь, что на нас теперь обрушатся все эти выверты без всякого смысла Это будет пострашнее. Сухие ветки, дорогая Ксения Павловна, надо обрезать. -- Нежизнеспособное само отомрет. -- Примитивное тоже жизнеспособно. Очень занимали его сухие ветви абстракции и нужно или не нужно их срезать, подправлять и направлять. У нее же другое на уме было. Так случилось, что она прочла подряд, чуть ли не одновременно (привычка читать по нескольку вещей сразу) статьи о Сэлинджере и Аксенове. И в той, и в другой с сожалением и укором указывалось авторам на инфантильность их героя. И вроде бы можно было так понять, что у Сэлинджера герой инфантилен потому, что западная литература запуталась в трех соснах, не видит для общества выхода; Аксенов же, падкий до западных образцов, попросту перетащил в советскую литературу чуждого ей героя. Так ведь не получалось же! Что-то не ладилось и с рассказом Войновича -- об инженере, который, закрывая наряды, не пошел на обычную, привычную туфту -- закрыл-таки наряды честно. На фоне всеобщей подтасовки и подворовывания выглядело это, в общем-то, тоже инфантильным: этакий пескарь-идеалист. А тут еще городское противостояние вокруг одной семьи. Год или два, как прошли обычные советские выборы, на которые спущена была, как полагалось, разнарядка: столько-то рядовых рабочих и крестьян, столько-то инженеров, врачей и писателей, столько-то героев труда и войны, столько-то мужчин, столько-то женщин, столько-то партийных и столько-то беспартийных. И от разнарядки в порядке дальнейшей детализации -- так сказать, до особи, -- принялась большая группа обкомовских, горкомовских, исполкомовских шестерок сужать круг поисков (так общий чертеж целостного механизма разносится по узлам и деталям с ювелирною проработкой) -- пока не обнаружилось, пока не сошлось по всем статьям (чем не Платон с его прообразами, порождающими модели!): быть депутатом работнице швейной фабрики, партийной, нужного возраста и семейного положения. И стала Марья Ивановна (национальность тоже сошлась) депутатом Верховного Совета: по облакам, как героиня Любови Орловой из "Светлого пути", как Сикстинская Мадонна, не переступала, но по ковровым дорожкам во Дворце Съездов конечно же ходила, и в зале среди орденоносных и знатных сидела, поднимала, когда нужно, руку для голосования, и в подвальные распределители в гостинице спускалась, отоваривалась, и в кремлевских буфетах бутерброды с икрой и бульоны из заграничных кубиков ела, и жила в новейшем гостиничном номере на двоих депутатов. И загуляла Мария Ивановна, и не могла остановиться. Натура у нее была подходящая, а возможностей раньше почти не было. Гуляла теперь Мария Ивановна в Москве, гуляла и в Казарске на высоком ответственном уровне. Попробовал муж побить -- вызвали в руководящие органы, внушали не бросать тень на советскую власть. А Мария Ивановна загуляла совсем уж по-черному. И убил ее муж, и себя тоже. И разделился Казарск на тех, кто хоронил с подобающими почестями депутата Марию Ивановну, -- официальные всё лица, и венки надлежащие,-- и тех, что хоронили мужа-убийцу -- огромное скопление народа, без официальных речей, но с великим сочувствием. Туфта -- и миф. Героика казенная -- и легенда фольклорная. И отзывались эти похороны Новочеркасском, как Новочеркасск отзывался бунтом на броненосце "Потемкин" из-за червивого мяса. И молодежный форум в Казарском дворце культуры, и собрание в Технологическом Институте, когда секретарь Обкома обозвал Вознесенского белой гнидой, а молодой преподаватель крикнул с места: "Этой гниде, между прочим, Генеральный Секретарь руку пожал", и всегородские похороны мужа, убившего жену-депутата, и рассказы Яшина и Войновича, и статьи о Сэлинджере и Аксенове -- всё это сошлось вдруг вместе и разрешилось неким откровением или (дело терминологии) впадением в социальное прозрение. От речей Воронова о московских снобиках и абстракционизме она отмахивалась и вопрошала с довольным, хитрым смехом: не знает ли он, мудрец и литературовед, почему это на противоположных сторонах земного шара, в противоборствующих странах герои у писателей как родные братья, чего это они "инфантильные" и там, и здесь И сама же и отвечала: -- Да потому, что это одно и то же -- там и здесь. Почва одна. У Аксенова и Сэлинджера герои инфантильны не потому, что... а потому что! Если одна и та же растительность, значит одна почва и один климат! Забавно, однако, получалось -- совсем недавно чуть не теми же словами говорил ей студент: "У нас и у них одно и то же: там работают и здесь работают, они запускают спутники и мы запускаем, здесь директор -- там управляющий. Кстати, капиталист работает больше любого своего рабочего, тратит на себя скупо, Форд вел почти аскетический образ жизни; ну а если даже и случится роскошествующий капиталист, так больше нескольких костюмов ни одному дураку не нужно и больше тридцати двух золотых зубов при всём желании не вставишь. Всё одно и то же, только называется по-другому". А она запальчиво возражала. Почему возражала-то Теперь она говорила чуть ли не то же самое -- там и здесь, у Сэлинджера и у Аксёнова одно и то же. Одна и та же почва. Герой инфантилен не потому, что с ним нянькаются, а потому что у них одна и та же почва, все запутано -- и там, и здесь вместо гумуса ядовитая химия вранья. -- Те-те-те (в смысле "ну-ну-ну"), -- посмеивался Воронов. -- Вот так вот, да А между прочим, в сложнейшие времена Гражданской и после нее -- по скольку лет было командармам на фронте и в промышленности -- Да ведь было трудно, смертельно, но вранья-то не было. Мир в наши дни стал не сложнее, а лживее! Всё пролживело! -- Уж так-таки все врут и всё врет! И так-таки уж ни в чем не разобраться -- Не врут только рожь и пропасть. -- "Над пропастью во ржи" А между тем так и они врут. Вон сколько споров: высокая должна быть пшеница или низкорослая, а после химической обработки полей -- хлебом еще и травятся. -- А после обработки ложью травятся "истинами". -- А пропасти... как там у Пушкина -- "Всё, всё, что гибелью грозит..." И понеслись: Пушкин, Грибоедов, сколько было лет декабристам, Печорин инфантилен, как и сам Лермонтов... -- Охолоньте, охолоньте, уважаемая, признайте, что -- пусть даже инфантилен Печорин, в чем, между прочим, я не согласен с вами, но нам-то это уже непозволительно: слишком многое -- сама Земля, может быть! -- поставлено на карту. И абстракционизм из этого же инфантилизма произрастает. Ах, да черт с ним, с абстракционизмом -- он и ей, собственно говоря, не нравился, неприятен был: углы, квадраты вместо многоочерченных, многовыпуклых и многовогнутых лиц, слишком механистично и прямолинейно. Но, чтобы справедливой быть, возможно, именно от великой сложности натуры эта страсть к честной, бесстрашной прямой. -- От прямых-то еще больше ополоумеешь, -- посмеивался Воронов. А и в самом деле, как хороши были кривые физиономии персонажей Диккенса, Гоголя, Домье -- вслед за ними так хотелось и самой корчить рожи. Индустриализация живописи и литературы пугала очень. Она и сама-то была инфантильна, как герои Гражданской войны. Да и святые -- "ибо царствие Божие есть царствие детей". Но ведь и инквизиторы тоже еще как инфантильны. А нечего, видимо, соваться судить и устраивать, если уж исходно грешны ложным знанием, исходно инфантильны, недоразвиты. Но она-то вечно совалась, пожизненно. Ведь и в институт, где работала до рождения Ивануша, пришла Ксения не столько за окончательным расчетом, сколько для разговора с новым секретарем партбюро. Зря, конечно: слово -- серебро, молчание -- золото. Но молчание слишком удобно. И меч, который принес в мир Христос, был не сталью, а словом. И слово было в начале. И словом был Бог. Она-то богом не была -- она только отмазывалась от греха умолчания и самолюбиво переживала свою неуклюжесть, заранее зная, что будет смешной. Но должна же была она передать кому-то, сказать, объяснить -- не в КГБ же, в конце концов, идти с подозрением, что их директор, стоящий во главе как бы даже секретного института, подлец и враг. Враг кому, чему Советским людям. Ибо советской власти нет, но есть же советские люди. Не без любопытства прошла она через проходную. Уже и вахтер был новый, так что пришлось объяснять, кто она и зачем пришла. Во дворе ни одного знакомого лица -- как быстро все меняется в твое отсутствие. Начальница отдела кадров, к которой была она перед декретом сослана, встретила Ксению ласково -- она и всегда-то (не без начальственности, конечно) была с Ксенией приветлива. Явно любопытна была Ксения начальнице еще в те времена: высшее юридическое образование, а пошла, пусть со всякими льготами и поблажками, техническим секретарем, а ведь если сама не будешь держаться вровень со своим образованием, скоро о нем никто и не вспомнит. Конечно, в партбюро и секретарь-машинистка -- не то что, скажем, в учебной части: все к ней за ручку -- "вась-вась", с вопросом и подхалимажем, всякое начальство шастает и за ровню признает. Но -- занеслась, образование-то еще не всё, жизнь надо знать -- за молодую глупость и бузотерство сослали ее рядовой машинисткой в отдел кадров, и то лишь потому, что беременна, а так бы просто коленкой под зад -- директор на это мастак, а иначе и директором бы не был. Что Ксения не далась, не отступила перед директором, было любопытно начальнице, к тому же поговорить с интеллигентной девочкой всегда приятно, да и работала сосланная неплохо. А тут ещё произошла некая перемена статуса: бывшая интеллигентная, забавная машинисточка, напечатавшись в московском журнале, выскочила из привычной иерархии в другое пространство -- и в силу разноположенности этих социальных пространств было уже непонятно, сверху или снизу она обретается. Была начальница в этот раз как бы даже смущена -- ей явно хотелось поговорить о жизни: вообще о жизни и о своей прошлой в частности, о жизни, не отраженной ни в одной анкете и как бы даже исчезающей за невостребованностью. Из тяжелого детства и юности, фронтовичка, женщина энергичная и некрасивая, она и образование получила, и семьей обзавелась, и в работе продвинулась. Всего добилась сама. Но было и в войне, и в биографии что-то, как бы и не нужное ни войне, ни биографии, и именно потому, что никуда не пошло, оставалось при ней несуразным довеском, возвращало к себе мысли, которые тоже не знали, что с этим делать. О чем-то таком хотелось бы поговорить с писательницей: не то об очень своем, лично ею вложенном, не то о чем-то ничейном, бывшем неизвестно зачем. Но между нею и увольнявшейся Ксенией стояла и разница возрастов, и профессиональная осторожность, и бесформенность самого опыта. Были ее воспоминания, опыт -- как куча обносков: и тары нет, и ценность неведома, и тащить тягостно, и не бросишь -- зачем-то помнится. Да и Ксения как-то сбивала с намерения поговорить -- уж очень не подходила на роль "инженера человеческих душ", молодая, легкомысленная, нищая. И все же, все же, никак не могла определиться начальница, что-то же есть в этой маленькой Крутских, талант или что там, если ее напечатали в московском журнале и в центральной газете похвалили. Но -- разве теперь те писатели, что были раньше Сама Ксения не рассказывала ли стишки про теперешних писателей "Встретил я Саянова, трезвого, не пьяного -- трезвого, не пьяного, значит -- не Саянова". Выходило, что почти все писатели, вплоть до Фадеева -- выпивохи. "Тогда мы видим генерального, когда он выпьет минерального -- когда же выпьет натурального, тогда не видим генерального". И о сталинском лауреате Бубеннове -- что-то о "Белой березе", "белой головке" и белой горячке. Да, но... Начальница припоминала запойного Шолохова, и снова смотрела на Ксению ласково, хотя и рассеянно, тая в глубине глаз неуверенное намерение. Ксения чувствовала ее беспокойство, неуверенные попытки выйти на разговор "за жизнь" -- и уклонялась. Именно в качестве писательницы не хотелось бы ей разговора, ничего интересного из разговора начальницы с заведомым писателем получиться не может, писатель должен быть анонимен -- ведь и опытный следователь ищет истину не напрямую, а сбоку, где она проскальзывает ненамеренно. И кроме того, ну не могла она, никак не могла соответствовать образу проникновенного писателя! Как часто потом, колеся с братьями-писателями по области, будет она ловить в глазах пришедших на "встречу" острое любопытство. Но и недоверие: полно, да настоящие ли это писатели, уж очень обыкновенны. И при этом, стоило в ком-нибудь из них проступить какой-нибудь странности, как тут же и неприязнь, и насмешка вспыхнут в глазах, переглядывание и хохоток по рядам. И обыкновенность, и странности были не тем. Чего же ждали от них Лишь два-три писателя -- из тех, с кем доводилось ей выезжать -- явно во всем и сразу соответствовали ожиданиям аудитории. Все они, как ни странно, были посредственными писателями, но представительны, достойны, барственно-ласковы, с легкой, гладкой, в меру упитанной речью. Остальные до благоговения не дотягивали. Что ж, думали вероятно слушатели, -- настоящие писатели, естественно, где-нибудь в Москве или же Ленинграде, а то и вовсе вывелись или пьют в своих поместьях, как Шолохов ("Правды не дают сказать, вот и пьет, к тому же богат несметно, богаче прежних помещиков, на собственном самолете за Каспий на охоту летает, в соседних колхозах весь урожай фруктов для гостей скупает, односельчане-то видят его только кино). Но и не одно недоверие, вся гамма выражений по рядам -- от сомнения до жажды поверить, что вот он, звёздный час встречи с творцами: да, неказисты, но ведь читают свои, не из книжки, стихи и если чуточку лишку пьют и придерживают вороватой рукой за плечико, за талию, а то и за коленочку, так ведь такими, говорят, и Есенин был, и Пушкин. И может, вот этот, с лысой, яичком, головой, сейчас придерживает за талию и в вырез платья заглядывает, а возьмет да и стихи о тебе напишет, и ты услышишь от него слова, которые только в песнях поются, а в жизни обходятся чаще без них, и будет что рассказывать подругам, и будут они поражаться: "Настоящий поэт!", а ты, смущаясь и посмеиваясь, покажешь книжку, которую он подписал лично тебе. А этот, густо веснушчатый, с золотым перстнем на руке и блестящей булавкой в галстуке, сам читает стихи, а все посматривает на тебя и вдруг останавливается и прямо к тебе: "Вас не Любой зовут", и оглядываешься ты растерянно, к кому это он, а сзади женщины толкают: "Чего оглядываешься Тебя спрашивает". И он подтверждает: "Вас, вас! Не Любой зовут" Потому что в стихах как раз о первой любви, и зовут эту первую любовь поэта, о которой он помнит всю жизнь, именно Любою, Любушкой, и все смотрят на тебя, и посмеиваются весело, с интересом, и за неё отвечают поэту, как её зовут: "А что, похожа на вашу Любу" "Очень!" -- скажет он со вздохом, и продолжит стихи, а сам всё будет поглядывать на тебя. Но уже гудит машина во дворе, писателей увозят в другое село. И уже в новом зале прервет свою декламацию прямо посреди строчки поэт и спросит девушку или молодую женщину, не Любой ли ее зовут, и снова все засмеются и заоглядываются, и зардеется уже другая прелестная слушательница и не сможет поднять глаз, выходя из зала, проходя мимо группы залетных писателей, но из группы уже не стихи -- какой-то разговор о мясе по колхозным ценам. Однако не забудет поэт подойти к ней на крыльце. А пожилые станут отзывать из группы писательницу и расспрашивать неловко, о чем именно пишет она, и торопливо рассказывать "свою судьбу", и приговаривать, глядя недоверчиво: "Если бы всю мою жизнь описать, так и романа бы не хватило". Что ж, верно, любая жизнь больше романа. И станешь объяснять, что сюжетов, как виртуальных частиц, миллиарды, но нужно нечто... некое совпадение, созвучное, не обязательно даже небывалое, хотя и небывалого много... да, жизнь такая штука... И будет смотреть недоверчиво, даже презрительно собеседница: ведь сколько она читала, такого количества ненависти, горя и любви, как в ее жизни, ни в одном романе не встретила, но, верно, кишка тонка у этой писаки, за всякую ерунду пишут, а настоящих романов написать не умеют, недавно она ехала, рассказывала в вагоне за свою жизнь -- женщины плакали... Будет, будет всё это у Ксении: и поездки, и разговоры "за жизнь", и прелюбопытная писательская братия -- а пока вот стоит она в широком институтском коридоре у большого окна и всячески уклоняется от разговора по душам с начальницей отдела кадров. Кончился перерыв в отделе кадров, шли сотрудницы с обеда, начальница, улыбаясь как бы со снисходительностью, пошла проводить Ксению, что-то ей говорила. Ксения, кивая вдумчиво, почти не слушала. Ах, как ей не хотелось делать то, что она надумала, как не хотелось исполнять вмененное себе. Уже и дверь в партбюро прошли, и не перебьешь же кадровичку. Но если сейчас уйдет, потом-то как уже прийти И будет презрение к себе, надсада, вина -- неизвестно, правда, перед кем и перед чем: не то перед затравленными, не то перед собой, не то перед партией. А партии прямо-таки нужно Е ё партии -- да. А она, в самом деле её -- партия Уже перед вестибюлем Ксения резко остановилась -- совсем, дескать, забыла: ей же ещё в партбюро. "Вы же снялись с учета" -- "Еще кое-что осталось". В партбюро теперь секретарствовал новый человек, незнакомый ей. Приятный, интеллигентный. И на месте, и один (теперь уже не отступить -- никто и ничто не мешает) -- вежлив, не чурбан какой-нибудь, не жуир томно-бессмысленный, не глуп. Но у нее, у нее-то голос трясется, и руки трясутся, так что всё из головы прочь, и нет времени нащупать тон разговора, а он и не думает помочь ей. И тянутся, и ничего не достигают, и только все больше и больше портят ее неловкие, косноязычные, сбивчивые, неоконченные, самою же ею обрываемые, перебиваемые фразы: мол, долго тут работала, но ничто ее больше не связывает с институтом, ничего ей от института не нужно (а он держит паузу), но есть долг... не месть, нет (при слове о мести -- хвостик догадки в его неглупых глазах)... нет-нет, не поймите неверно (господи, да быстрей бы уже сказать -- как уж скажется)... долг перед совестью, своей, партийной (тьфу, черт, какая высокопарность!) -- она не может не сказать (она не может сказать!) -- дело, в общем, вот в чём... И -- как в ледяную воду -- у нее сложилось твёрдое убеждение: директор -- человек не советский, возможно -- враг, институт-то ведь со стратегическими разработками (боже, похоже на донос!), это не к тому, чтобы заявлять в КГБ, но лучше бы он здесь не работал; даже если не враг -- он объективно вредный для института, науки, для советских людей, человек (и опять хвостик мысли в неглупых глазах: не "с приветом" ли странная посетительница). А дальше -- всегдашняя ошибка, когда начинаешь торопиться убедить: комканье, перечисление, вместо неторопливого рассказа: о сгноенном позвоночнике Феди Замулина, о Топчие, о невнятной истории с розетками, о посмертном письме Зимина, начальника спецотдела (тут, только тут секретарь насторожился: "Но я слышал, эта история проверена и не вызвала подозрений"). Да как проверена-то, как проверена Она сама участвовала в этой проверке и на руку директору сыграла: не из подхалимажа (а может, все же из подхалимажа), а просто ей тогда, как и другим, казалось это какой-то нелепицей: не кинокартина же (так, мол, в жизни не бывает)... Сейчас-то... Но если даже не агент -- все равно... когда выживаются, сгнаиваются талантливейшие, нужные, насущнейшие... а поддерживаются серые приспособленцы -- это же объективно вредно, не зависимо от того, работает он на какую-то разведку или только на себя. Но едва, наконец, разгорячилась, разошлась -- один за другим телефонные звонки, и секретарь явно им рад (и она бы на его месте обрадовалась). И когда она возвращается к разговору, он уже слушает в пол-уха: он поверил, что она искренна, но он понял и другое, -- что больше она никуда не пойдет, ни в горком, ни в обком, ни в органы безопасности, даже сюда больше не придет. И ее фраза о том, что вот, она переложила эту ношу со своей совести на его -- уже так, дуновение зефира. Он облегченно благодарит ее за доверие и успокаивает, что время-то уже другое, теперь даже властный человек командовать, как прежде, не может, -- коллегиальность торжествует, и прежние люди уже не те. -- И все-таки, все-таки! -- восклицает она. -- Да! -- говорит он. -- Да! (И посетителю в дверях: -- Минутку, я сейчас освобожусь). И она выпархивает (чем тяжельше и унизительнее, тем легше порхаешь, и мотивчик обязательно какой-нибудь: ля! ля-ля-ля!). Почему, однако же, и Кокорин, и Федя Замулин, и она сама -- все выглядят слегка сумасшедшими Не потому же ли, почему герои Аксенова и Сэлинджера инфантильны столь похоже Но уже это минутное -- "почва одна" -- отходит от неё вместе с исполненным долгом. На долгие годы отходит, чтобы вернуться в "неведомый срок и в месте, дотоль неизвестном". Аминь. Часть вторая -- Господи Боже, оно глядит! -- воскликнул наш старый друг, взглянув на возлежащего младенца. Но ни смех, ни восклицанье не поколебали чистого, уверенного света взирающих на нас глаз. В мир приходили цари. Мир был их царством. Они взирали на прохожих из колясок, и засыпали, и просыпались среди людей непринужденно, как меркнет и вновь возрастает свет. Они были личностями с ярко выраженным характером. Из очереди к паспортистке смотрела я на годовалую девчушку, бродившую меж людей, стульев и столов с материнской косынкой в кулаке. Мать ее маялась у стола -- женщина, заполнявшая бланки, ее кучку бумаг отодвигала: -- Что это вы мне столько суете С ними одними час возись. -- Что же, что много -- я заплачу. -- Не надо мне ваших денег! Следующий! Мягкий рот молодой женщины подрагивал обиженно и неуверенно -- она всё не могла понять, имеет ли право настаивать или лучше как следует попросить: -- Как же так, моя же очередь была -- что тут и заполнить-то! Между тем ее девочка, напустив лужу на пол, возила по мокру материной косынкой. Приподнимаясь, смотрела взыскующе на косынку и снова возила по луже. И властно, и радостно было ее лицо. -- Моя же очередь -- заполните, пожалуйста, -- не то сердито, не то жалобно настаивает женщина. Девочка уже рядом -- хлопает с размаху по столу рукой. Мать отодвигает ее, и через минуту годоваленькая уже занята винтиками на батарее. Кто-то походя гладит её по голове -- она не обращает внимания. Оставив винтики на батарее, топает на полусогнутых меж столами, пока не натыкается на такую же, как она -- тоже на полусогнутых, но личико худенькое, голубые глазки робки, и всем, и всему улыбаются. Они рассматривают друг друга, потом первая с неуклюжестью пьяного гладит по лицу голубоглазенькую. Та пугается, плачет -- первой хоть бы что, она смотрит так, словно сейчас ещё раз погладит. Голубоглазенькая исчезает с её глаз, вознесенная вверх рукою отца. С глаз долой -- из сердца вон: бросив мокрую косынку на пол, дитя подходит к матери и вдруг ревёт, без слёз, но требовательно. Мать поднимает её с полу, вынимает из платья полную, как отяжелевший, перезрело коричневатый плод, грудь -- сжимая и ущипывая грудь неловкой, властной ручонкой, дитя сосет, роняет руку на стол, на документы. Мать испуганно говорит "нельзя", и тогда, не бросая сосать, ребенок колотит по столу откинутой ручонкой. Мать шлепает по ручонке, отодвигает ее -- дочь сосет невозмутимо. Когда она поднимает головенку от груди, в уголке рта -- молоко. Не капелька ли молока в углу рта божественного младенца на руках у Сикстинской Мадонны Мы были одно, мы были вместе с моим младенцем -- вывернувшись друг из друга, чтобы стать друг к другу лицом. Улыбка его и твоя могли не совпадать. Ты улыбаешься -- он смотрит как бы рассеянно. Ты наклонилась, занятая обихаживаньем его -- он вдруг осветит тебя улыбкой. И каждый возвращался в улыбку другого, как в родной, сияющий дом. * * * Они назвали сына Иваном. Иван Васильчиков -- это было правильное сочетание. Но вначале все это ему не подходило, как вообще не подходит имя младенцу. И "сын", и "сынок" тоже не подходило, хотя Васильчиков -- по своей отдаленности, по языковой нечуткости легко называл его так. Можно кому-то сказать: "Это мой сын", вычленяя их взаимное отношение. Простое отношение, которое так много затемняет. Самонадеянная претензия: мой сын. Кто -- чей Мы сами-то -- свои Но вот, первые, нежного золота волосы были сострижены -- их сменили тоже мягкие, но уже русые, волнистые. Сквозь потустороннюю иссиня серую голубизну радужки проступило коричневое, и теперь это были почти оранжевые глаза. Руки -- в перетяжечках, сахарные зубки, румяные щечки. И -- приветливый. Всем встречным на улице: "Здва-асте!" К любому на руки идет. И как бы далеко, шутливо пугая, ни уносили его прохожие, заливается счастливым смехом: мама, вот она, тоже смеется. Первые прятки. Мама зашла за дерево -- "Ку-ку". Ивасик закрывает ладошкой глаза, зажмуривается: "Ку-ку", открывает: ха-ха-ха! Ванечка, Ивасик, Ивануш, Януш. Теперь-то все имена подходили ему. "Ии-ваан-ка, И-ван-каа", -- пела бабушка, провожая его в сон. Иванка. Янушек-камушек. Котёночья пора. Все, каждый -- ласкают, не руками, так взглядом. Его доверие всем и миру безусловно. Это и опасно даже. Только случайно увидела Ксения, как настойчиво пыталась воткнуть ему палку в глаз соседская девочка. "Ширьше, не морьгай!" -- кричала она недовольно, и он добросовестно таращился, невольно зажмуриваясь, когда палка приближалась к глазу. "Да ширьше же! Не морьгай!" -- и он опять виновато таращил глаза. В другой раз эта же девочка (ровесница, но башибузук, босиком по снегу) так саданула его камнем по лбу, что у него мгновенно над бровью навис фантастический бурдюк, и Ксения, завывая, тащила его в дом, так что уже дед прикрикнул: "Да замолчи же! Ребёнок не плачет, а ты орёшь!". Всё, что она читала ему, Ивануш перепевал: -- Дело было вечером, делать было нечего, -- заводила она его любимое. -- Кто на лавочке сидел, кто на улицу глядел. -- На вавочке сидеви дети, -- выпевал он (почти сразу освоив "р", он долго не говорил "л"). Гавка -- такая птица... Какое "дево" Что называется "нечево" Показывала ли она, что обижена и плачет, -- он восторженно подхватывал: "Пвачь, мама, пвачь". И испуг для него был радостью -- с восторгом пугался он сам и пугал ее: "Такая бовьсая собака! С ротом! С такими гвазами! С ушами!". Рисовал и всему нарисованному давал имена: "Это Гэк! Ты знаешь, мама, Гэка Вот он, Гэк! Такой Гэк! Это Это Шим. А это-о машинный Бат -- это значит, такой сивач, что может даже тебя проглотить! Пэщ -- большая морская собака". (Большое и малое было не просто количественное -- особенное). "Вот эти ноги -- бов-шие... Карандаш мавенький, мавенькийй, тё-опвенький!" И любовь, любовь уже тоже обозначена: "Это такая любимственная песня -- ее несвышно поют". Чем больше у него становится слов, тем обширнее признания в любви: -- Мама, ты совнышко -- когда к тебе притрагиваешься, от тебя такие вучики, вучики! -- Всегда мне без тебя, мама, бывает скучно -- всегда показывается, что иви ты, иви я на войне. -- Я тебя люблю много-много километров. Так много, что идти, идти, пока не состаришься, и всё люблю. Я тебя люблю долго-долго, много-много километров. -- А осы друг друга любят А если бы я был водичкой, ты бы меня вылила А когда я у тебя был в животике, я тебя уже любил Да, да, я знаю, любил! А ты меня А где я был, когда меня еще не было Нет-нет, еще до животика... Но были уже и обиды, и обвинения, и угрозы. "Мамы всякие нужны, мамы всякие важны", -- пытается на него воздействовать поэзией бабушка. "Не нужны мамы, совсем не нужны, -- кричит обиженный Януш. -- Вот так, и всё, не обязательно у мамы спрашивать! Я люблю счётов, но буду на них ездить! Я отсюда говорю такие вещи: к черту всё любимственное! Прощайте, я бегу на войну! Совсем от вас убегаю! На двадцать лет уезжаю: там, где я был, когда меня еще не было. Там добрые звери лесные. Они никаких людей не кусают, даже сторожей. Только хороших они любят, а плохих нет". И снова, снова: -- Если ты пустишь меня во двор, я тебя любить буду. А если не пустишь, я над тобой тряпку бросать буду. Кому это нужно, чтобы я тряпку бросал, скажи пожалуйста! -- Я сержусь! Я на тебя сержусь, на твои плохие дела! Да, а у меня хорошие. Мне ничего -- ложиться на грязный пол! -- Из моей птицы что сделала Просто петуха морского. Что сделала, вот скажи на мой вопрос. Зачем ты разорвала Что ли залепило тебе глаза Что ли у тебя не было глаз, что ли Что ли тебе оторвало глаза -- Я тебя не люблю, такая нехорошая мать. Мне нисколько тебя, не жалко тебя, что я тебя не люблю! Дунда-бунда! Но быстро отходил: -- Я тебя до завтра любить не буду. А потом уже буду, ты не беспокойся. И опять бунтовал: -- Куда Куда, спрашивается, положила Нужную мне! Железку, нужную мне. Нужную мне железку зачем потеряла Железку, нужную мне Как мне теперь любить тебя, такую грубую мать Железку, отысканную ею, тут же и забывал, чтобы снова выпевать любовь и обиды: -- А я знаю, почему умирают. Сказать Вот же, например, ты умрешь -- зачем мне тогда жить Зачем мне тогда жить, если моя родная мамочка умрет И так же и всё: -- Это я уже слепил королицу с косичками. Ты не умеешь так лепить. Ты ничего не умеешь. Ты не умеешь меня любить. Я не люблю тебя. Я хотел проститься! А ты! Ты сама не хотела. Я-то хотел. Но ты совсем не захотела! Утверждаясь в человеческой речи, как же он был забавен. Она бросилась записывать его словечки. Но всё более прелестный и лелеемый, всё более человечек, он -- как бы это сказать -- переставал быть загадкой, чудом, богом. Нет, чудом-то был, но уже человечьим. Говорящий, мыслящий, он почему-то уже не был богом. О, уже проступало, проступало умаление ее любви. Снисходительность, о которой и речи быть не могло, когда сын даже побрякушку не умел ухватить рукой, был беспомощен и зависим. О, тщета и утрата! * * * Всё больше и чаще жила Ксения в Джемушах -- ушедшая на пенсию мама освобождала ее для работы. Со времени приема Ксении в Союз писателей даже папа согласился считать это работой, хотя деньги с пугающим обозначением "тысяч" были редки, а разложенные на месяцы -- ничтожны. Ей даже прогулки полагались -- для вхождения, так сказать, в натуру. Папа, естественно, брюзжал, но всё же не только за письменный стол они ее выпускали. Приезжая в Казарск, видя Васильчикова на перроне, она радовалась. Когда попутчики интересовались: "Это ваш папа", она даже удивлялась: неужели они не видят его легкой, охотничьей стати, его упруго-изогнутой улыбки Ну, лысоват, да ведь даже не сед. Отвыкнув от него, она, правда, испытывала легкое неудобство переодеваясь перед ним. Не сразу и не без удовольствия входила она и в его обиход. Но, привыкнув сам справляться с домашними делами и чтя к тому же ее писательство, он охотно и готовил сам, и накрывал на стол. Нет, ей положительно нравилось быть такой женой, иметь такого мужа. Да и ночью, после близости, чувствуя, что тело раскрепощено и дышит, она даже удивлялась, как это сумела так хорошо устроиться: у нее есть и муж, и свобода. Ах, если бы он еще не занимался литературой. Господи, какие высокопарные, без малейшей светлой мысли, без единой метафоры, слагал он вирши. Хотя бы не давал ей на прочтение: она же умоляла его, он обещал, но каждый раз ему казалось, что вот теперь-то уже он постиг тайны творчества Не мог понять, почему ей н и к о г д а не нравится то, что он пишет, начинал даже подозревать, что она неискренна, не хочет видеть его успехов, не хочет, чтобы рядом с ней вырос второй творец. -- Ну хорошо, допустим, я пишу не так, -- подлавливал он ее. Но вот тебе уже есть сюжет, тема, материал. Я не обижусь: возьми и напиши, как ты считаешь нужным. И тогда я хотя бы пойму, что именно тебе не так. -- Но я не пишу стихов. -- Пишешь -- прости, я видел. Но твои стихи ни о чем. -- Возможно. Но поэтому я их и не печатаю. -- Так у меня есть о чем -- напиши, растолкуй своему старому дураку. -- Ты не дурак, не старый, и это не мой матерьял. Ну, хорошо, я тебя не понимаю, не ценю, ну и давай отделим эту нашу жизнь друг от друга. -- Ты несправедлива ко мне. Чужие люди понимают мои стихи -- только не ты. -- Ну не дано мне. -- Ты просто не хочешь. А ведь не дурак, в реальной жизни взгляд его был порой безжалостно проницателен. Но как только дело касалось высоких материй: убеждений, принципов, искусства, идеалов, -- куда все это девалось. Тут у него была такая непробиваемость, что она не знала, куда глаза девать. На музыкальных концертах он не мог отказать себе в удовольствии -- с усмешливой, уверенной улыбкой обратить ее внимание на то, что данная вещь украдена композитором у такого-то автора. -- Ну что ты выдумываешь -- безнадежно возражала Ксения. -- А ты послушай. Слышишь -- Сережа, пойми, в музыке нот даже меньше, чем в алфавите букв -- всегда можно найти музыкальную фразу, сходную с фразой другого композитора. Но композиторы, черт с ними -- он считал, что и е г о обворовывают. Года два назад Васильчиков опубликовал во дни уборочной страды в газете "Казарская правда" стихотворение "Золотые буханки хлеба". И вот, к его негодованию, э т о стихотворение, его образы тотчас растащили поэты от дальневосточных до столичных: как только, поражался он, не перепевали его сравнение каравая хлеба с караваем солнца... В последний приезд она было обрадовалась -- Васильчиков увлекся стихами для детей. С его наивностью, страстью проповедовать простые вещи ("надо, надо умываться по утрам и вечерам"), с его такой земной наблюдательностью -- у него, надеялась она, это лучше получится. Ведь и о детстве своем, о лесе, о животных он так хорошо когда-то рассказывал ей. Но, увы, ни одной живой детали в свои стихи он не пропустил. Неужто так далеко от устной речи письменная Зато он очень гордился, что творчески подходит к басенным персонажам: волк у него олицетворял ничтожество, потому что серый, верблюд оказывался клеветником, потому что плюется, сорока -- музыкантом, потому что во фрачной паре, кошка -- монашенкой, так как притворялась, что питается молоком, сама же поедала мышей и птиц и приворовывала мясо со стола хозяев. Вопросы заимствования и воровства вставали у Васильчикова в самых неожиданных местах. Например, кто у кого и какой национальности заимствовал изобретения, открытия, а также идеи. Религия, негодовал он, обворовывает идею коммунизма, призывая к братству во Христе, любви и самоотдаче. -- Постой-постой, -- оторопевала Ксения, -- разве не наоборот, -- вне кражи, естественно, -- коммунизм кое-что позаимствовал у христианства, вместе с известным выражением: "кто не работает, тот не ест". В конце концов, христианство на века старше идеи коммунизма. Васильчиков упрямо стоял на своем: -- Идеи коммунизма требуют действия, а христианство -- смирения. Религия лжет, проповедуя смирение и несуществующую загробную жизнь. Она уже не имеет права использовать идеи братства и справедливости. Лгут и уводят в бездействие и смерть. Та же монашенка, "невеста христова" -- ни счастья, ни детей, ее жизнь ограблена религией, обещавшей ей иную, вечную, бестревожную жизнь, а взамен давшая ей только бесплодие и смерть. -- Постой, а девочки, уходившие на смерть, на фронт, в подполье, мальчики, погибшие в пытках и на фронтах -- разве ты бы не позвал, не послал их на смерть ради идеи -- Послал бы. И сам, ты знаешь, пошел бы. Но это для живой жизни, а то для несуществующей, -- и смотрел на нее пристально, с мукой. -- Ты что же, большевиков осуждаешь -- Я их не знаю. Это ты знал своего отца. -- Я тебе уже говорил: мой отец был анархист, а не большевик. Он нервно ходил по комнате, поглядывая на нее со скорбным подозрением. И вдруг бросался к ней, целовал ей руки, говорил пылко, что любит ее, даже если она оболжет себя. Да, Сталин называл себя большевиком и больше истребил людей, чем все фронты Гражданской войны вместе взятые. Хуже: он отвратил миллионы людей, потому что воровски назвал социализмом то, что творил. Но коммунизм реален, он будет, а сталины, сколько бы их ни было, сгинут, и памяти о них не останется. И тем более надо писать о настоящих большевиках. Походив взволнованно по комнате, он вдруг бросался к своим бумагам, чтобы показать ей сказку в стихах: "Приключения Телефончика". -- Да при чем же тут -- снова поражалась она. -- С чего вдруг Телефончик -- А почему нет -- говорил он, светло улыбаясь. -- Уж этого ты не можешь отрицать: такого героя в мировой литературе еще не было! Действительно. И уж наверняка этот Телефончик должен был учить уму-разуму юных читателей, а может быть, даже участвовать в Гражданской или Отечественной войне. -- Господи, Сережа, ведь ты умный мужик, почему же так глупеешь, когда берешься за перо И тут он все-таки взрывался, как-то усыхал на глазах, орал пушкинское насчет обязательной для поэзии глуповатости, решался даже высказаться начистоту: что не хотел ее обижать, она способная, очень талантливая, но настоящей писательницей все же никогда не станет, именно из-за этого своего холодного, недоверчивого, заблуждающегося, самонадеянного ума. Но быстро раскаивался. К сожалению, обязательно раскаивался. И опять не удерживался от графомании: торопливо процитировав "Готов я жертвой стать неправоты", читал только что выплеснувшее стихотворение о ней, о любви. Он даже утешал ее: мол, истина и коммунизм не пострадают от неё, пострадает возможно только она, но она не безнадежна, способности еще выведут ее на правильную дорогу. Перед отъездом Ксении в Москву он был как-то нежно смущен. Она думала -- из-за череды их размолвок; была ответно нежна, обвиняя себя во вспыльчивости: подумаешь, грех -- графоманство! Да и не чрезмерно ли требовательна она к нему Встречаются ведь и у него строчки, есть ведь и у него три-четыре стихотворения, которые доставили ей удовольствие. Оказалось другое: "Ты едешь к писателям, будешь жить у них на даче". Он не просился с ней -- он только просил показать его стихи Косте и Анне Кирилловне. Ей уж и ехать после этого не хотелось. А что делать -- взяла, конечно, мужнины вирши. Можно будет сказать: товарищ из литобъединения. Переможется, перекраснеет -- уклониться все равно невозможно. Вот только как все это расхлебывать потом с ним * * * Анна Кирилловна шла вдоль большого стола, касаясь его изогнутыми кончиками пальцев. После неудачной операции она плохо видела и почти всегда на ходу проверяла горизонтали и вертикали поверхностей. -- Ваш казарский поэт, -- говорила она, -- поэт, мда... Ах, да что говорить! Птичка села, птичка какнула! Господи, почему такое количество людей жаждут писать стихи Плохо, ты же и сама, я думаю, видишь. Это и не для детей, скажу я тебе. Бумажный мусор, использованная туалетная бумага. Он молод Не очень Трудно огорчить А что делать Детей тоже нужно пожалеть. Клинический случай несомненного графоманства... Контужен, да... Шаг Анны Кирилловны, полуразмашистый, полу -- с досадливостью и нетерпением, -- ударяющий оземь, взмахивал, развевал складки длинного ее, широкого платья. Руки -- коричневые, сухие, немного дрожали, когда она плескала в крохотную рюмку малость водки. Так же, скользя кончиками пальцев по столешнице, возвращалась она от буфета к своему месту, садилась на подогнутую под себя ногу, чиркала спичкой по коробку. Курила она без кокетливости, щурилась от дыма, руки ее все время были в движении, разминали папиросу, разглаживали клеенку, сметали просыпавшийся пепел, поправляли цветы в вазе, пачку папирос. Из рюмки она отпивала быстро и как бы с отвращением. Не закусывая, снова затягивалась папиросой. -- А это просто, -- говорила она. -- Это очень просто. Талант -- это свой язык. Собственно, это и есть то, что называют талантом. Другое дело, как обойтись с ним -- ну, это уже другой разговор... Это свой язык. У тебя его, пожалуй, нет. Что-то есть, а языка нет. Этому не учатся, этому не научаются. И сюжет ты перевираешь: твоя девица уходит от мужа не потому, что он других взглядов на жизнь, а потому что она его просто не любит. Что А нет никакой формы в отдельности. Есть, скажем так, н е ч т о, оно течет, и то, как оно течет, это и есть оно самое -- вот это, а остальное ложится по нему. Вот почему насчет формы -- всё это брехня собачья. Ах, да черт с ней, с формой и нечто,-- страдает молча Ксения, -- главное, что этого нет ни у Васильчикова, ни у нее, и не предвидится. Сегодня ей досталось вдвойне -- за Васильчикова и за себя, и не такая уж, если подумать, разница между ним и ею, ни у него, ни у нее нет того нечто, которое не то язык, не то талант, не то кентавр. Но оба они, и Васильчиков, и она, упрямы, как комары в бабкиной деревне -- чтобы быть, нужно, обламывая себя, протискиваться в едва заметные щели, в которых чаще застревают насмерть. От мгновенного отвращения к себе, от безнадёги обесцвечивался солнечный свежий день за открытыми дверьми дачи, становился просто холоден и не нужен. И все же глядеть на небольшой выпуклый подбородок Анны Кирилловны, на ее запекшийся мягкий рот, на крупные веки над темными глазами было сладостно, даже еще сладостнее от боли. Вечное извращение любви -- капля муки ей не мешает. -- О-о, я долго отучала себя от писательства, -- вероятно, в назидание Ксении вспоминает Анна Кирилловна, направляясь в сад тем же размашистым и все-таки ощупывающим шагом, с той же предосторожно, немного манерно приподнятой рукой. (Да, думает Ксения, эту женщину ничто не испортит: ни манерность, ни барственная демократичность, ни старость). -- Что Почему отучала А я люблю литературу. А так, отчего же Писала бы, и не хуже других. Не хуже. Господи, женщина-врач, божьей милостью врач, пишет -- как бумагу жует. Почему они не рожают (Я родила, думала Ксения). Когда мне сказали, что у меня не может быть детей, я вышла от врача, а мир уже был навсегда другим. И тот человек был для меня уже невозможен -- я от него ребенка хотела. И вот тогда я вышла за Костю. Ну, конечно. Не то что "ах, как он меня любит!" У меня вообще на этот счет своя точка зрения. Да нет, это ни к чему, совсем ни к чему -- безумная любовь. Просто ни к чему, ни для чего. "Ах, он без меня умрет!" -- как трогательно! Да чепуха. Чепуха. Меня вообще не трогает то, что трогает большинство людей. "Ах, он без меня жить не может". Да проживет, прекрасно проживет. Не в том дело. При чем тут любовь -- я вложила в него свою душу. Какое имеет значение, любит он меня или нет. Пускай, с богом, живет себе. Пахло соснами и цветами, за домом, на северной стороне еще и сыростью. В дальнем углу, у цветов возилась старшая сестра Кости -- Евгеша, как звали ее за глаза младшие. Очень худенькая, ножки -- прутиками, маленькая, с жидким седым пучком на затылке, мальчишески живая и резкая в движеньях, с бесцветными веселыми глазами, шишковатым носом и пряменьким, длинным подбородком, она не расставалась с папиросой даже в саду, но каждый раз, прежде чем закурить, тщательно запихивала в мундштук вату. Муж у нее умер в блокаду где-то на улице: из дому ушел, до работы не дошел, и сгинул. Евгеша с двумя мальчишками была в эвакуации. Теперь уже, оба военные, жили они отдельно, с семьями, время от времени подсылая к ней какую-нибудь из внучек. Из них любимая, но уж совсем не безумно, была одна, весело поражавшая безгрудую Евгешу острыми, в стороны, "как у козы", уже даже не грудями -- античными сосцами. Присев над китайскими маками, рассуждала Анна Кирилловна (что-то Ксения пропустила, прослушала) уже о Ремарке: -- Гадость! Все эти трупы -- гадость. И любовь во время бомбежки -- гадость. Я была на войне, я знаю. И, простите меня, когда бомбят, о ****стве не думают. Да нет, просто гадость. Прошел, с отвращением касаясь влажной земли ("просто гадость!") -- кот. "Тиги!" -- окликнула его Анна Кирилловна. На оклик кот остановился на полушаге -- не оглянулся, только нахохлился -- мол, что что надо Немного постояв и так и не оглянувшись, пошел дальше. У собак не шаг -- побежка трусцой, коты именно идут, -- и, словно услышав ее мысли, из-под крыльца вылез пес с завернувшимся со сна ухом. Протянув вперед лапы, долго, с дрожью потянулся и бодро затрусил к Анне Кирилловне. От шедшего навстречу кота посторонился, отступив с дорожки -- тот, не удостоив его и взгляда, проследовал мимо. Вежливый пес в цветы не полез, улегся у ног хозяйки. Облокотившись о садовый стол, Анна Кирилловна уже снова чиркала спичкой: -- ...Цветы люблю -- за то, что молчат и нежны. Что не живут половой жизнью (мохнатый шмель, зарывшийся в глубокий цветок, раскачивая его, похоже демонстрировал обратное)... Костя в блокаду сам не ел -- нес домой свой кусок. И я не ела, у нас были дети: свои -- не свои, какое имеет значение Рот у меня был в язвах, но я не сдохла, потому что не ела всякую дрянь. Люди ведь больше травились, чем от голода дохли. Я подолгу могу не есть. Я больше могу, чем понимаю. На мне платья шевелятся. Мой муж -- первый, настоящий, единственный (Костя -- другое) -- звал меня ведьмой -- в средневековье таких сжигали. Я многое вижу, особенно когда не ем и не курю. Я... но об этом потом когда-нибудь. А дальше что ж Сталин вызвал Костю в Москву, велел там жить. Ну и... Костя только выглядит аскетом. Он ****ун, тут ничего не попишешь. Они все слабы на передок. Он недавно тут переводчицу так лапал, что я уж пыталась возвратить его в какое-то приличие и сообразие, на что мне было заявлено, что он ее просто сублимирует. Ну, а тогда в Москве, вознесенный и обласканный, завел он роман с Лемпершей. Потом я ее видела, прелестная баба, редкостный, божественный цвет лица. О нас естественно было забыто. Он, как кобель, в погул все остальное забывает. А меня прижало -- моча не шла. Софка, смешная, кричала мне: "Трите янтарь". Софа, Шура да Миша меня тогда из могилы вынули. Что А ничего. Лет пять назад познакомили меня с Лемпершей. Она уже за это время трех мужей сменила. Есть женщины, у которых своя лестница браков. Вон там у нас за столом сидела. Ели, пили, вели беседы -- всё честь по чести, как у порядочных людей. Гляжу, Лемперша что-то бледнеет и краснеет. Константин Аркадьевич вышел -- она вдруг бросается ко мне; раскаивается и просит прощенья -- дескать, если бы она тогда знала меня, то она бы с Константином Аркадьевичем спать ни в коем разе не стала: "Вы такая! Вы такая!" Вот, так вот. Но я же тоже стерва хорошая. "Ну что вы, говорю, милая, о чем Когда у Константина Аркадьевича погул, он таких подбирает -- в страшном сне не приснится: что называется -- чем гаже, тем слаже. По чести сказать, я вам благодарна. Бог знает, на что он, если бы не вы, мог кинуться". -- А Константин Аркадьевич не слышал -- Нет, почему же, к концу нашего разговора он как раз вернулся. Что, что Немножко был раздражен нарушением приличий: "Нюся! Валентина Юрьевна! Ну что это вы Может, я тут лишний" Тут уж мы обе развеселились. А то мадам, похоже, была несколько задета моими формулировками. И к месту Антон Олегович пожаловал, был очень мил со мной и галантен. "Какие у вас мужики!" -- сказала Лемперша, уходя. "Иных не держим, мадам. Иных не держим". -- Хэлло! Хэлло! -- окликнул их с балкона Костя. Ксения похолодела, не слышал ли он рассказов Анны Кирилловны -- та никогда не понижала голоса. Но, видимо, нет. "Прекрасная погода, не правда ли" -- рокотал баском с балкона Костя. -- Чем ты был занят -- отозвалась как ни в чем не бывало Анна Кирилловна. -- Наша Мрява обучает своих котят ходить по потолку. Не обращая больше внимания на мужа, Анна Кирилловна порывисто поднялась, собирая с садового столика папиросы, спички, моток бечевки и ножницы -- пепельницы стояли в доме и в саду на всех столах, их не таскали за собой. Евгеша совсем за цветами скрылась. Ее обозначали в пространстве только струйки дыма, да иногда седой пучок возникал над стеною флоксов. С полянки у дома сигналили Ксении растелешившиеся там для кайфа и загорания племянницы Анны Кирилловны -- обе большие поклонницы комического дара Ксении, который только с ними, кстати сказать, и расцветал у неё. Анна Кирилловна шла впереди и бурной этой жестикуляции не видела -- впрямую уводить от нее Ксению девицы не решались. -- Вы не покажете стихи, ну, этого поэта -- Константину... Аркадьевичу -- решила все же сделать еще одну попытку Ксения. Анна Кирилловна только фыркнула. -- Ксень! -- все же решились окликнуть ее девчонки. -- Я пойду к ним -- попросилась Ксения. -- Конечно, конечно! И вот, они уже втроем катаются со смеху по кошме. Еще до ухода бабушки на пенсию была у Януша несколько месяцев няня, сильно за шестьдесят, забавнейшее существо, сутулое и кривоногое, в толстых очках, пугающе укрупняющих ее словно бы все равно слепые холодные глаза. При этом она была восторженна, кокетлива и, цепко держа руку Януша, поглощала, сидя с ним в парке, безмерное количество толстых любовных романов. Лицо Ваниной бонны, густо напудренное, с колечком напомаженных губ, все еще было красиво, голос детски тонок, ходила она на высоченных каблуках, а в ушах клацали огромные серьги. Не прошло и месяца после появления в доме ЛЮЛИ (так, по ее словам, звали бонну все дети, которых нянчила она, оставшись без средств к существованию), -- и в речи Януша обнаружились новые интонации и обороты. "Какая дамочка! -- говорил он громко в автобусе, приводя в восторг пассажиров. -- У нее шикарная шляпа!" В следующий раз он громким шепотом обращал внимание Ксении на водителя: "Этот шофэ-эр делает нашей Люле глазки". И на улице, схватив Ксению за руку: "Смотри, смотри, мама! Да не туда! Это же Нахал Иванович!". -- О чем вы там -- с неуверенной улыбкой спрашивала с террасы растелёшенную троицу Анна Кирилловна, и Ксения понимала, что та чувствует себя отлученной от молодого веселья -- ведь с какой бы свободой ни рассказывала она неприличные анекдоты и с каким бы любопытством ни повторяла блатные песни, такого хохота возле нее быть не могло. Ксения понимала это, как вообще все понимают всё, и было в этом понимании нечто от нежного мщения и грустной любви. Да, эту женщину она тоже любила, не одного только Януша -- если любви разные, они могут сосуществовать. -- И что И что -- тормошили Ксению девчонки. -- Да говори же, Ксюша! -- Что это за Нахал Иванович, Люля -- поинтересовалась тогда за обедом Ксения. Старая кокетка приятно смутилась: "Ой, да ну его! Представляете, Ксеничка, куда ни пойду, он тут как тут. Не выношу таких нахалов -- я люблю чистую любовь. А этот -- смотрит своими глазищами и буквально раз-де-ваа-ет!". Бесстрашный Нахал Иванович, знать бы ему, насколько кривы ее тощенькие ноги, как невероятны ее панталоны! Девицы катались по кошме в полном восторге. Но тут же насторожились и выпрямились -- Евгеша оставила цветы и подошла к забору. В это время обычно в конце улицы садился в машину именитый дачник, в которого неведомо для него была она влюблена. Изредка Евгеша встречала его на улице или в лесу -- она знала его любимый маршрут. Иногда видела на фотографиях в газете -- вырезки из этих газет хранила Евгеша вместе с кипой любимых кроссвордов. Евгеше сочувствовали. Собаки и белки затеяли какую-то чехарду -- листья и ветки сыпались на малинник и цветник. Пес приблизился к веранде -- оттуда зашипела на него нервная мама Мрява. * * * Не врут ли расхожие представления наши, что жизнь -- это чреда событий, действий, положений Вообще -- чреда ли это Есть ли фабула жизни Не состоит ли она вся из нескольких долгих, прекрасных дней, в которые ничего не происходит, кроме неторопливого бытия -- так, ни к чему, -- но отсвет их ложится, наверное, до последней черты, а может и дальше. Кто-то идет, и широкое платье, взбиваемое коленями в своенравной походке, разлетается по сторонам. Кот прошествовал царственно между хозяйкой и извилисто подступающей к ней собакой. Человек стоит на балконе, и седые его волосы разлетаются вокруг красного, прибавленного лысиной лба. Седой пучок волос над прямыми плечиками замер у забора. Розовые пятна света лежат на ржавых соснах, и кроны их высоки, словно ничего не желают знать о прошлом, оставшемся далеко у корней. За домом на северной стороне тесно и сумрачно от лиственных, а из окна кухни пахнет жареным с луком мясом. И ты, как всегда, как будет и в смертный час, находишься посреди жизни -- посредине, в самой ее сердцевине. Часть третья * * * Крутясь вокруг неё и ее крутя вместе с собой, или шагая рядом, отбегая и опять подбегая, и снова требовательно дергая ее за руку, заглядывая ей в лицо или рассеянно глядя в сторону, весело или раздраженно, Януш выкрикивает, выпевает, долдонит, проговаривает, выстрочивает свои вопросы. Частенько вопросы идут просто сериями, потоком, по ходу того, что встает перед его глазами или мысленным взором: -- А почему, почему земля такая сильная Почему ты так расшириваешь, ну, пальцами А почему Почему Найда Почему Найда такая Что такое собаки Почему блохи Почему у лошадей хвост Зачем хвост Почему их не научат есть лапами Почему у лошади не кожа, а шерсть Если с нее снять волосики, будет кожа, да А лошади стареют Почему бывают лошади белые Зачем реснички Почему этот палец всех ниже, а называется большой А кирпич из красных камней делают А красным камням не холодно Почему Ленин всегда говорил правду А если посадить косточки, будет дерево Мертвецов в землю сажают, чтобы из их костей выросли человеки Ма, а которые сохранились обезьянки, они будут превращаться в людей А почему превращаются -- они волшебные И почти не слушает ее ответов, иногда неожиданных для нее самой. И снова строчит: -- А почему дерево Как это клетка -- как в зоопарке Как семечко Еще меньше Как это с микроб Смотри, я лошадь нарисовал. Почему это не лошадь, а точка -- Это же микробная лошадь! А что в ту клетку микробную посажено А почему это, дерево растет из кости, -- да, из косточки, а человек из клетки Как это -- одно и то же Значит, если меня съедят, я все равно потом стану -- из косточки, ффу, из клетки А почему Найда, почему Найда Интересно, зачем, отчего свой вопрос повторяет ребенок по многу раз Словно и вопрос, и ответ от повторения прибавляются, растут, превращаются: "Ты здесь" -- "Да". "Это ты" -- "Я", но уже не Здесь и не Я. Почему Януш, требуя, чтобы она внимала его вопросам, похоже, пропускает ее ответы мимо ушей, разве что берет иногда как материал для своих новых вопросов И где он, кто он Когда он вот так рассеян, сидя один на деревянной детской горке, в клетчатом своем пальтишке, сгорбившийся -- о чем он думает Он так странно -- как человек, потерявший память или мысль -- смотрит то на свои руки, то куда-то вбок. С нею ли он еще или уже непроницаем для ее близорукого света, уже уходит, и его бесконечные, не распутанные "почему" -- наполовину игра, наполовину же лишь следы для нее, идущей следом В младенчестве -- отличаем ли мы себя от близких Своя рука младенцу больше чужая, чем материна. Его руки мельтешат перед ним, как чужие, любопытные, но не подвластные ему, хватают, но не удерживают, мешают, даже царапают. На его боль и желания откликаются руки матери: он хочет -- они дают. Она сама -- так мало была знакома с собой в раннем детстве, даже уже не младенчестве. Странно рассматривала она пальцы на своих ногах -- все они жались друг к другу, но те, что выступали -- второй и четвертый -- готовы были защищать остальных, большой палец жался к соседу, а мизинец был безмятежен, как птенец в глубине гнезда. Собственный глубокий, одинокий пупок вызывал в ней особую нежность и жалость. Как, не имея особого представления о себе, совершенно естественно тогда -- ярко, хотя и бессловесно, знала она (не снаружи -- изнутри) отца -- молодого и светло-ясного, и мать, уже тогда мягко-темную, со странными из этой мягкости и темноты светящимися глазами. Тогда Ксения знала даже больше: отцову безнадежную, как у погружающегося в бездонную теплую глубь, любовь, его безопорность, пропадание, удушение в маминой безмерной, безразличной ласковости. Но тогда отец еще не захлебнулся, не наполнился ею вместо своего определенного света. Мать заменяла его кровь своей, обильной и слепой. Все это ребенком она знала; возможно, это и было ее любовью -- неосознаваемой, как не осознается свободное движение. Всё знала и ничего не брала в голову. Да и зачем Ни на минуту даже не возникало сомнения, что она, мать и отец едины, открыты друг другу. И -- сколько же времени спустя -- потрясение, скорбь: они смеются над нею, они уличают ее во лжи, тогда как она не лжёт. Они, будто нарочно, не желают этого знать. Они отделились от нее, они не хотят больше быть с нею, ею. Не хотят или не могут Не одно ли и то же Они смеются, насмешничают, издеваются, отстраняясь от нее. И она бессильна доказать, потому что они не хотят ее знать. Она чувствовала их какое-то весёлое единение в отталкивании ее. Она была выброшена, оставлена, полна отчаянья. И еще -- они двоились в ее ощущении: свои и уже ушедшие от неё, кривляющиеся, пакостные. Не с той ли поры они -- те, прежние -- стали замещаться в ее сознании чем-то другим: постоянной небритостью и раздражением отца и постарением мамы, обыденной привычной их жертвой -- "для детей", почти отсутствием собственной жизни и личности. Лишь каким-то телесным -- на уровне клеточной реакции -- чувством: жалко, здоровы ли, виновата, виноваты, благодарна, раздражают, тепло, холодно, -- еще роднилась она с ними... Господи, уж не пропустила ли она этот момент, эту скорбь отъединения у сына Вот он поднимает голову, смотрит вокруг себя, взгляд его, не замечая ее, скользит по окнам и стенам их трехэтажного дома и снова он потупливается на резиновые сапожки, на растопыренные пальцы руки. А может, его мучают, унижают Сколько раз она видела, как быстро, словно насекомые, сбиваются дети вокруг какого-нибудь испуганного мальчишки, давят его, шпыняют; и неуверенный взвизг мальчишки -- со страхом насилия и страхом быть трусом и ябедой. Она не выносила этой моментальной круговой спайки, чтобы поколотить, унизить слабого, она кричала: "В чем дело", спугнутые стервятнички отбегали, но недалеко, поглядывали на нее -- когда она уберется. И жертва тоже отворачивалась от нее: если примет ее помощь, потом будет еще хуже. Трудно быть мальчиком. Конечно же Януша обижали: мягкий ребенок -- всегда желанная жертва для дворовых спаек. Он не жаловался, и она не расспрашивала, не имела права: кратка и лжива установленная взрослыми гармония, ему должно было пройти через жестокий мирок детского социума -- лишь бы устоял. Она уж просила Васильчикова научить Януша драться. Но тот учил одному: не пугаться, когда на тебя прут, впрочем -- и не бояться взять в руки камень или палку. Камень Януш так и не научился брать. Но удар держал -- никогда не выл, не жаловался, не ябедничал. Она уже готова была его окликнуть, когда показалась Лиличка с третьего этажа -- тощенькая, ловкая как зверек, белобрысенькая, с улыбкой, обнажающей десны. Януш так и засиял ей навстречу, и голос его зазвенел волненьем и ревностью: -- Лиля, ты лучше с Толькой не дружи, а то он тебя опять спихнет с качелей! И Ксения успокоилась: да вот же, о ней, о своей белобрысой красавице и думал Януш, привалившись к столбику детской горки. Еще совсем ребенок, еще проницаем. Милый, смешной, солнышко. Как причитал он недавно дома, расставляя своих солдатиков: -- Плохая эта Лиля, плохая! Ушла, а теперь -- как мне переживать без нее Купишь мне, мама, волка под новый год, чтобы пугать нехорошую Лилю У меня слезы текут! Переживаю я из-за нее, что ушла. Не могла погостить дольше! Купи мне трактор, чтобы она не узнала меня с трактором! Чего она ушла Плох-хая! Сутора-путора! Когда она теперь придет Еще мне долго ждать Как мне быть без нее Ты слышишь, Лиля -- я тебе звоню по моему телефону! Приходи ско-рей! Ты слышишь Только Толю не люби! Ты ведь сама знаешь, как он тебя свалил с качелей! * * * Двадцать лет спустя приедет Ваня сюда, заснет в чужой комнате -- здесь уже будут жить дальние родственники, со своей мебелью, своим укладом, -- и ничто, кроме легкого, порывистого влетания ветра в окно, не напомнит ему детства. А ночью проснется он от знакомого натужного гудения поднимающейся в гору машины, обмахивающей веником света потолок и стены, сразу обоймет чувством и темную округлую гору, и ветреное небо над ней, и дом, стоящий на склоне; взглядом поймает в мелькающем с улицы свете скругляющиеся углы на стыках потолка и стен, и кивнет: мы узнали друг друга, старый дом и я, я лежу у себя в комнате, у темных елей на склоне горы. Второй раз проснётся он ещё до солнца. Никогда и нигде, кроме как здесь, не видел он таких лучезарных предутренних небес, обводящих золотом темь и самость листьев, торцовый высокий угол крыши -- единым росчерком, ничуть не примеряясь, даже каждый просвет оклада длинной трубы. Слева, в северном окне -- сумрачные ели коричневеют на скатах хвойных ветвей розовым светом и ничуть не голубая ("Смотря, детка, это голубые ели") их глубина. Потом розовеют уже их стволы обнажёнными от мохнатых ветвей кусками, хвоя же нежно переливается изумрудным и голубым. И не так уже контрастны светлолистые и тёмные купы деревьев, потому что и светлое и тёмное обретает цвет -- нежные переходы от крайностей. И всё прибывает и полнится в самом себе радостью свет. И в каком-то слитно-разрозненном ритме начинают, как стайка птиц, вспархивать, опускаться, трепетать ветви. Взошло солнце. Оно взошло восемь минут назад, думает он, щурясь от переливчатого сияния; восемь минут понадобилось солнцу, чтобы мы с ним увидели друг друга, и я его увидел только тогда, когда оно увидело меня, потому что солнце -- это же и есть взгляд. Я вижу взгляд, который называется светом. Лишь мгновение назад свет нашёл и пронизал меня, и я объял его сердцем. Я верно понимаю мир, с детской гордостью думает он, свет это взгляд, и мы видим только то, что видит он. А потом надвинулась туча, и померк, печаля Януша, свет. Однако и встречное внимание тоже уже меркло. Oн снова был ребенком, он никогда не переставал им быть. Он уносил свой свет внутрь, под сень забытья и сна, тревожно пробегая по никогда не виденному, с сильным знанием того, что никогда не знал. И ещё было в его сне подспудное ожидание здешнего утра. И было второе, зрелое утро. Уже не столько солнце, сколько нежный сумрак в глубине ветвей, углубляемый в просветах листвы, манил взгляд. И какая яркая, чёрная, резная тень лежала на земле. Три больших дерева, два -- близко, одно поодаль, крыли тенью своих высоких мощных крон почти весь двор... На кухне, где кормила его завтраком родственница, загляделся Иван на трехлитровый баллон сырой воды с кремешками на дне. Были они положены в воду для какой-то пользы, но это все туфта -- польза и расчет, явлено же было, что кремешки густо усажены пузырьками воздуха, как попками белых вшей швы кальсон инвалида. Еще эти пузырьки были -- как старые серые бриллианты: с мелкой искоркой. Истончившаяся конфорка на плите раскорячилась огненным паучьим сплетеньем. В детстве за прилагательным "паучье" не было оттенка чего-то извращенного и коварного -- только сеть изогнутых и сплетенных линий, только скрюченность ножек. Сама изощренность была игрою силы и радости. Сам ужас был радостен -- силой своей. И мертвецы в смерти живы были. Ужасные своей слепотою, обернутостью взгляда в другое, были они как лунатики или как молния, которая опаляет, не видя. Вода в зеленом баллоне притягивала его взгляд: сорвавшийся с кремня пузырек проходил через толщу воды, прилипал к поверхности, бессильный выйти за нее, но проходили секунды -- и пузырек проскакивал пленку, и не было его больше нигде. Сто пудов -- удивительно, невероятно! Януш пошел гулять с маленьким внуком хозяев. Родственники с удовольствие поглядывали в окно: дядя Януш показывал мальчику на стены дома, на камушки на своей ладони, повел мальчика к санаторию, вернулся с ним во двор, слепил из пластилина (бегом принесенного мальчиком) лошадку, и мальчик уже бегал и показывал ее. А потом подозвал его, взял у него лошадку, смял, сломал ее вдруг, пообещал ошарашенному парнишке вечером сделать новую и отправил, понурого, домой. Сам же сидел на горке, большой и ссутуленный, не обращая внимания на малышню, бродящую вокруг горки и недовольно поглядывающую на него. Бойкая девчушка всё же забралась к нему наверх, независимо проследовала мимо и аккуратно, на корточках съехала. За нею полезли другие, но он сразу же и завернул их обратно. Он поглядывал на ноги в надорванных сандалиях, на сильные красные костяшки на пальцах рук. "Почему у человека сейчас такой вид, а потом падает" -- так он спрашивал в детстве; наверное, хотел сказать: "пропадает" (сейчас такой вид, а потом пропадает), как дырка в бублике. "Куда дыра девается, когда калач съедается" А ведь именно дырку и любил Ванечка в бублике больше всего. Нет бублика -- и дырки нет, как и не было. Странность -- привычное ощущение в детстве. Когда маленький Ваня смотрел в зеркало, он был не только напротив зеркала, он был как бы и за собой, глядя с удивлением и недоверием на мальчика в смешных штанишках с пуговичками под коленками: он не выбирал ни этих штанишек, ни этого лица -- почему же все это о н и е г о Почему это называется "я", "мое" Странно, и никто не может объяснить. Впрочем, он знал, -- уже тогда, в детстве знал, -- что в этой вот странности как раз и есть суть. "Почему Найда Почему Найда" -- скачет он вокруг мамы. Что такое собака Найда Смотрит на тебя. Уши. Блохи. Что такое Что означает В непонятке ни у кого не получаешь ответа, объяснения. Это вроде того, когда задают вопрос, почему добро это добро, а зло -- зло, а им рассказывают о гражданском и уголовном кодексе. Или -- что такое свет А им излагают логику, историю познания света и его свойств: "свет -- это частицы-волны, не имеющие массы покоя". А что такое масса покоя И покой И масса Он и сам хотел бы знать, что такое покой. Может быть, Бог знает Это совсем как даун, приехавший с довольным папой на море: -- Папа, это что Что это -- Сын, это море, это горы, это цветы и деревья. -- Папа, что это -- Сын, эт-то мооре! Это -- горы! Эт-то цветы! Де-ре-вья! -- Папа, что это Скажите, папы-мамы, что это всё Все они не то отвечают. Не т о и н е о т о м. Честное слово, он любит даунов, этих головастиков, башка у которых, как подсолнух на подсохшем стебле, виснет на слабой шейке. "Почему Найда" Они знакомы, они знают с собакой друг друга. Но почему Что она знает о тебе Откуда Если не умеет говорить. Почему она кушает так -- мордой из миски, лакает Из лужи даже. Муть какую-то. Или даже сырое, полуживое. И блохи. И вылизыванье себя под хвостом, на животе. И спанье во дворе, под ногами. И бесстыдство. И в то же время она и ты знаете друг друга в чем-то другом -- в доброте и ласковости. Она и тебя обнюхивает -- под хвостом. Словно она и это знает: что ты -- то же, что она. И уж точно душу твою знает. Муравьи души не знают. А Путя, дворовой приятель, знает, что у животных души нет. И животные в нем сразу видят, что он в них души не признает. И рядом с Путей ты тоже начинал в себе чувствовать именно это: спокойную жестокость, такую же естественную, как до этого -- понимание и сострадание. "Что такое Найда" Это было вопросом Или просто удивлением: странно, что собака знает тебя не меньше, чем ты ее, а лакает из миски на полу. И что мошки кружатся столбом и не рассеиваются, когда ты проходишь сквозь них -- даже не заметив, значит, тебя. И спрашивал он не для объяснения -- все равно, сколько бы взрослые ни говорили -- ничего они по-настоящему объяснить не могли. Может, он и спрашивал для того, чтобы убедиться лишний раз, что настоящего они тоже не знают, даже не понимают, о чём он. "Что это Почему" -- обо всем, что видел и ощущал. "Что это Почему" -- он и до сих пор не знает, только томительно чувствует -- это, может быть, и до сих пор лучшее, что в нём есть. Само удивление, невозможность постичь, -- наверно, как раз и были ответом на вопрос о существовании столь несомненного, ни на что не похожего существа, как Найда. А терпеливая мама: "Была клеточка, потом медузы, потом звери -- каждый от своей клеточки"... Все мы, как звери, заперты в своих клетках и клеточках -- сейчас вид такой, а потом "падает". До чего же болтлив и скрытен при этом был он в детстве, как торжествовал, когда все н е т о говорили, н е м о г л и ответить. Но в торжестве его было и беспокойство: а может, они все-таки знают что-то, чего не дано знать ему. Знают Не знают Ты знаешь, что никто не знает. А вдруг Загадка: почему он всегда знал то, что неопределимо словами, и при этом знал еще незнание И еще знал, уже тогда, что всю жизнь ему это будет важнее всего, -- даже жизни, любви и близких, -- узнать, приблизиться. Но дано это будет редко, очень редко, и то -- в приближениях, аналогиях, в образе, в иносказании. "Ду ю спик инглиш" -- хороший анекдот. "Алле! Ду ю спик инглиш А Парле ву франсэ Шпрехен зи дёйч А Зачем ботик потопили, сволочи, вашу мать!". Так вот и он задавал вопросы в детстве: по-французски говорите По фене ботаете Экзистанс, бытие шпрехаете почему Найда Кто мы все, куда и откуда Ни черта вы не шпрехаете, компрадосы занюханные! Ты смотришь на стену, на ней свет живой и говорит с тобой со стены. Из-за плеча твоего устремленный, ширится свет -- в тебе, в самом тебе возрастает и ширится свет. Это было не как свет -- это было как Взгляд из-за твоей спины, который чертил на стене огненные свои письмена. Он смотрел на тебя со стены, как из зеркала, и говорил с тобой. Это было так, словно сзади раскрылось Нечто, на что нельзя оглянуться, но что говорило с тобой со стены -- момент истины, совпадения, просветления, точного знания -- что ты не отсюда, инакий. А оглянись -- и маленькое солнце, яростный желток на большой голубоватой тарелке неба. Как в кинозале: сзади -- всего лишь окошечко кинобудки. Тот, кто смотрел на него из-за него, тот свет, что ширился на стене и в нем, был, в сущности, им больше, чем его ноги, руки, сердце, даже хотение. Это и было Богом Это и было бессмертием "Папа, что это" Торжественный папа, знающий расписание поездов и названия всему, не знает только одного: их с сыном-дауном везли к морю разные поезда и привезли в разное место. А поезд, который изредка привозит -- к чему, собственно -- в ту точку, где ты совпадаешь, ходит без расписания, и названия станций своих не имеет. * * * Ксения была не то писателем, не то домохозяйкой. Братец уже работал инженером на том же заводе, что и отец. По мнению недовольного отца работал Валера без надлежащего чувства ответственности, да и деньги от него в дом шли кое-как, сам же он частенько являлся в дом навеселе. Совершенно не понимающая прелести алкоголя мама только поджимала губы, отец же, который как раз мог бы понять, взрывался: да, выпить можно, но по случаю и не в такой дурной компании! -- Чем вам компания не нравится -- посмеивался брат. -- Джо кончает философский в Москве. -- Джо! -- с высшей мерой презрения отзывался отец. -- Электрик! Сшибает трояки у бабок! -- вносила свою лепту и мама, в которой иногда вдруг просыпался снобизм. -- Всякий труд почетен, ма -- разве тебя не этому в комсомоле учили -- Бабы, попойки, занесешь еще гадость какую-нибудь, -- от неприязни гнусавил отец. -- Он же старше тебя, Валерик! Есть же сверстники, зайчик -- ты их и знать не хочешь. -- Друзья! Алкоголик из ресторана! -- это отец принимался за следующего члена Валеркиной компании. -- И заметьте: не Володя, не Борис, а Боб! -- Лучший барабанщик города, между прочим, -- брат уже хмурится. -- Это же обезьяна какая-то, -- снова вступает мама. -- Павиан! Губаст, короток, кривоног, глазки свиные! -- Ну, уж ноги-то у него не кривые, короткие -- да. Но в нем есть шарм, это точно. -- И Паша туда же за вами. Мария Андреевна, бедненькая, уже, считай, при смерти, а как Паши дома нет -- значит, пьет у вашего Джо. Вы же с Пашей там самые младшие, вас же, говорят, за бутылками посылают. -- Что вы ко мне прицепились -- взрывается наконец брат. -- Нашли ребеночка! Мне уже домой идти не хочется. Может, мне с тобой, мама, по вечерам Гайдара читать, а с тобой, папа, про доблестных советских разведчиков Может, из-за вас Ксенька и вышла за своего пенсионера. -- Но-но, брат! -- С ними же жить невозможно! -- Скатертью дорога! -- орёт отец. -- Утопывай! -- Ну, хватит! -- пытается утихомирить их Ксения. -- А я уйду! -- выскакивает из-за стола брат. -- Всё! Нам нужно отдохнуть друг от друга. Простите, если нахамил. Вы тоже, мягко говоря, неделикатны. Я поживу в саду. Вам же лучше -- сторожить буду, поливать. И в конце концов в самом деле уходит в их карточный садовый домик. Обеспокоенная мать ходила наведать его и вернулась растерянная: молодой специалист в свободное от работы и компании время учился барабанить. Даже и ноты какие-то немыслимые лежали перед ним. Отцу решили не говорить: чего уж добивать-то, гордиться детьми ему было все труднее. Маме-то, правда, кроме пьющей компании все хорошо было. И Ксенино писательство, которое, конечно, почти не давало денег, льстило ей. Неожиданный крен Валерки в музыку тоже не вызвал у нее такого уж протеста -- хорошо бы, понятно, инструмент посерьезнее и правильное образование. -- Разве нельзя, -- говорила она, дождавшись паузы в его стукотне, -- поступить в музыкальную школу, в училище Наконец, частным путем учиться -- денег, если их не тратить на выпивоны и компанию, вполне хватило бы. -- Мура, мать, консерватории, школы! Мура! -- откликался презрительно брат и продолжал свою оглушительную стукотню. Очень интересовала Валеркина компания Ксению. В каждом маленьком городке, местечке, поселке бывает такая веселая молодая компания, что жжёт ночами костры на вольной природе, а если зима, собирается у кого-нибудь несемейного за столом, и ночи напролет потешаются друг над другом, спорят, поют. В маленьком городе такая компания обычно одна, и конечно, она на виду, и конечно -- там и выпивки, и любови, и вызывает она ревнивое любопытство и сплетни. Пожалуй, Ксении не следовало бы и смотреть в ту сторону, но она любила и ночёвки над кострами, и хохот, и словесные баталии, и угар влюбленностей, и, может быть, даже завистливый шепоток вокруг. Уж если не в роли героини -- пора уже знать возраст, -- то хотя бы на обочине. -- Что же там за великолепный Джо -- спрашивала она насмешливо у брата. -- Умнейший человек, философ. -- Уж так-таки -- Увы, сестрица! И тебе до него далеко. Бабы вообще редко бывают умные, а умные -- дурнее глупышек. -- Какие слова! Какие мысли! И все Джо, да Пардон, Ёсик. Или Витя Она уже знала, что отец Джо, суровый родитель и пылкий партиец, назвал сына в честь вождя. Хорошо еще, не Карлушей. Но и Ёськой, Иосиком черному кудрявому мальчику быть не захотелось, он просил звать его Витькой, а в оккупацию мать и сама уже окончательно перешла на Витюшу, а улица Витьком звала. Университетская компания интеллектуалов, однако, усекла могучее имя и стала называть его, как звали Вождя за рубежом -- Джо. В Джемушах он был известен под этими тремя именами. Мать, брат, сестра и улица звали его Витей, отец упрямо -- Иосифом, друзья, падкие на иностранщину и весомую краткость -- Джо. Сам он говорил, что вернее бы Дже -- джемушанец. В подружках у него ходила Лялька. Встретившись с нею, Ксения, конечно же, пустилась в расспросы, что это за Джо и как у Ляльки с ним. -- Любовь самая что ни на есть, -- улыбалась Лялька. -- Везет же людям! А тут кашки, горшочки. Хотя это тоже любовь, да еще какая. А все же иногда хочется посидеть в компании. Однако осторожной Лялькой приглашена не была. В первый раз увидела Ксения легендарного Джо на "островке" у озера. Белокожая и сухая, пробиралась она вдоль берега меж голых спин и ног, мокрых трусов и бюстгальтеров. Ошалелые визг и хохот стояли над зеленой водой. С островка ее окликнули знакомые, и она поспешила туда. Человек семь сидели на полотенцах, в том числе и братец. Посреди, скрестив ноги и положив руку на волосатую грудь, витийствовал парень с лицом скорее плута, чем мудреца: смуглый или, может быть, очень загорелый, ярко голубоглазый, с длинным, очень подвижным, извилистым ртом, с извилистыми, густыми и черными, тоже очень подвижными бровями. Разговор шел об атомной бомбе. Джо приводил какие-то данные, тут же давал справку о книге, авторе, годе издания за границей и у нас (он явно был прирожденным просветителем). Вспомнили, конечно, о летчике Клоде Изерли, сбросившем бомбу на Хиросиму, о его сумасшествии после, о комплексе вины и ответственности -- и тут уж и Ксения подключилась. -- Что уж так -- взглядывая на Ксению из-под извилистых бровей и передвигая перед собой какие-то камешки и прутики, интересовался её убеждённостью Джо. -- Он принял присягу и исполнял приказ. И, наконец, не он ведь начал войну -- ... Но и те, на кого упала бомба, не начинали её! У Эдипа, скажем, вины нет -- он сделал всё, чтобы избежать... -- Он виновен в попытке обойти судьбу! -- театрально повысив голос, перебил ее Джо. -- Так же, как его отец. -- Так вы фаталист -- Боже упаси! Я не о себе -- я о древних, о их понимании вины. -- Передергиваете! В обсуждение судьбы, рока Эдип не вдается -- это дело богов, а может, и того, кто над ними. И ответственность не его дело -- боги распорядятся, как поступить с его родом, отмеченным уродством. Но, без вины виноватый, он противен себе, у него комплекс вины за совершенное им не по своей воле. -- Угу, Угу, -- задумчиво кивал Джо. -- Может, он, наказывая себя, хотел умилостивить богов, отвести их гнев от рода -- Нет. Братец сидел, потупившись -- кто знает, на чьей стороне был он в этом пробном поединке. С Валеркой сидела очень красивая девушка, даже девочка, пожалуй -- лет семнадцати, -- с прекрасными -- серыми зелеными -- глазами Сикстинской Мадонны. Впрочем, какого цвета глаза у Сикстинской мадонны Но лицо, разрез глаз были как у Мадонны -- чистейший лоб, божественный склад губ. Чуть удлинен нос, но красавицы ведь не бывают курносыми. И -- как ни задумчиво передвигал камушки перед собою Джо, он часто взглядывал на девочку. Что ж, и впрямь хороша. Странное имя -- Гета... Ксения так и не окунулась -- ушла, по пути натягивая на сухой купальник платье-халат. * * * Еще весною, приехав из Казарска, Ксения застала Илимыча в кровати. У него был рак легких, о чем ему не говорили. Знал ли, не знал, или понимал, да говорить о том не хотел, но объяснял он ей так, как ему объясняли: -- Сосуды от курения кровь не пропускают. Кашель. Но кашель -- черт с им, ноги замучили совсем. -- Ничего! Теперь, когда не курите, восстановятся постепенно ваши сосуды, -- бодро врала положенное Ксения. И синеглазая старушка (надо же, во всем такие разные, цветом глаз они оказались почти одинаковы с Илимычем) подхватывала: -- Давно бы бросил курить да с бутылки тянуть -- не болел бы теперь. Сиживала, бывало, Ксения в Илимычевой комнатенке -- сизой от дыма, с окном, завешенным ветхой дерюжкой, с небольшим деревянным столом под полочкою книг, закопченный чайник, черная от крепкого чая кружка. Теперь хозяйничала здесь жена: вместо затертого байкового -- новое лоскутное одеяло, посуда отмыта, чистая рубашка на Илимыче. В свою, посветлее, с окном на улицу комнатку она Илимыча все же не переселила -- не было там ему места среди икон и салфеток, в чистом воздухе и благости. Раньше ночами он доставал ее и там гулким своим кашлем, смехом и возгласами, матерщиной и табачным духом -- тогда она вставала, останавливалась на пороге его продымлённой комнатушки, с надрывом в голосе стыдила -- он только отмахивался своей маленькой, как у Андрея Болконского, темной, с никотиново желтыми ногтями рукой. Иной раз, допекаемая соседями, которые не уставали поражаться, как она еще терпит своего пропойцу, не пускала пьяного Илимыча в дом, но если была зима, все же выходила, находила его, где-нибудь поблизости прикорнувшего на скамье или на корточках у стены, вела, со слезами тыча его и причитая, домой, вталкивала в его каморку и сидела, жалея себя, у ночного окна. И вот, он довел себя до рака, а страдать снова ей приходилось, но хоть пьянства и курения, чифиря и сквернословия больше не было, и в чистенькой выгоревшей рубашке был он как морщинистый мальчик. Илимыч был слаб, но слушал Ксению с жадною радостью: -- Как называется -- переспрашивал он. -- Кларк "Черты Будущего" Вот именно, все предсказатели обречены на поражение, чёрта с два будущее предскажешь!.. Как Повтори еще. -- "Единственное, в чем можно быть уверенным -- будущее будет предельно фантастичным". Твой двоюродный брательник, конечно, прибавил бы: "если будущее будет". Мой внук Володька такой же, но нет, он не пессимист, он просто не любит популяризаторства: чтобы всё в подлинниках и всё на свой собственный лад. А всё равно дурачок, мы тоже ведь что-то смыслим, хоть и имеем несчастье быть старшими, то есть устаревшими. Два красных пятна разгоралось на щеках Илимыча, старуха принесла какую-то тряпицу, чтобы отереть с лица и груди его пот: -- Ты помолчи, дед, пусть Ксюша говорит -- неужто не наболтался еще -- Обе, обе книги принеси, Ксюша -- обоих Шкловских. И Кларка. -- На что они тебе Вот, лежи -- отдыхай, -- ворчала жена. -- Не слушай ее, Ксюша -- она в етим ничего не понимает. Старушка считала, о Боге пора думать, книги и всегда-то были для нее чем-то вроде водки -- грехом и бездельем. -- Тухнут-тухнут, Ксюша, лампочки! -- Какие еще лампочки, старый Абы болтать! -- Уходят музыканты со свечками. В скором времени этой скрипки не будет. А какая музыка в ней случалась, какие фантазии. Особенно по утрам. Знаешь, Ксюша, как хорошо утрами на Волге -- сейчас вспомнил вдруг одно утро. Да, в командировке я был по железнодорожному делу. Я ведь, пока не допился и меня не разжаловали, начальником был. Это мне повезло крупно, что я пил и меня разжаловали -- начальников сажали, пьяниц не трогали. А ты говоришь, старуха, зря пил. Не пил бы -- уже и косточки бы мои сгнили, не было бы ни ночей, ни утр в этой вот моей каморе, ни бесед с великими, ни... Но я о другом утре. Что говоришь Все -- и отец, и мать -- все на дороге работали, нас запрут, тюрю из хлеба с квасом намесят, на пол поставят: кто ползает, кто на корточках ест, грязь, мухи -- и дети как мухи мерли, только два упырчика и осталось -- я да брат, брат в гражданскую погиб, а я вот до самой старости допился. Мать у меня мудрая была, умница, каких мало, а пила -- на дороге многие женщины пили. Так о чем я Мысли что-то у меня, как тараканы, расползаются. -- А ты больше болтай -- помолчал бы, полежал, вот, красный уже. -- Намолчусь еще. Не мешай, жена. На тебе б не женился -- давно бы с кем-то слился, перепутался, а так я на особицу, слава богу. Ты моя охранная грамота. -- Вот и всю-то жизнь болтает незнамо что. -- ...Я уже сильно тогда закладывал, хотя еще начальником был и, как порядочный человек, в командировки ездил. Вот забурил я в командировке и в милицию попал. А накануне-то, как ни пьян, спустил деньги комочком в кальсоны -- тогда еще пьянь всякую под душ не ставили, на работу не сообщали, кроватей не стлали и счета не выставляли. Вышел наутро -- тошно. Сердобольный какой-то спрашивает меня: кто ты есть А, значит, думаю, еще на морде моей, что я пьянь, не написано. А кто я, как зовут-то меня Кто я и откуда Не знаю. Не знаю, и все тут. Без всяких этих изысков; "Кто мы Откуда И где" Но просто: вот я конкретно -- кто Попросту -- как зовут хотя бы Иду, не отвечаю. Паршиво мне, не до имени. Вдруг чувствую, что-то у башмака болтается. Ага, заначка. Выковырнул я ее из-под завязок. Попросил ребятишек принести водки и закуски -- у самого-то и сил нет, руки-ноги трясутся. Только не обманите, говорю, на конфеты я потом дам. Через полчаса тащут. Сел, выпил и -- гос-по-оди, какая красота вокруг! И кто я есть, вспомнил. Да не имя, плевать мне на имя, а вот -- человек я. По Волге только "дуу-дуу" -- широко гудок раскатится, и дальше, и еще. Стал я слушать: а похоже на "Рассвет над Москвой-рекой" Похоже. Красота -- сказать не можешь, а помнишь всю жизнь... Но уже побледнел, устал, сник Илимыч, и пошла Ксения, пообещав ему до конца недели принести книги. И плакала дорогой. В другой раз застала она его бодрее: он не лежал -- сидел, оживление его было здоровее, крепче. -- Слышали -- сказала она. -- Частицы-то фундаментальные -- тоже превращаются! -- Да ну! Вот, черт его дери, мироздание! Это тебе не бородастенький боженька! Очертенная штука! -- Да что же это такое! -- даже покраснела до этого безмятежно розовая старушка. -- Не чертыхайся, чёрт! Тьфу, с тобой сама согрешишь. -- Вот ты небось скажешь, Ксюша, чёрт его знает, этого деда, одной ногой в ящике, а все чегой-то ему надо: ну, добро бы писатель был или там ученый, как Павлов -- слу-ушай! -- велел записывать о своем умирании! -- И никаких тоннелей, да -- Что за тоннели -- Представления такие есть: человек, умирая, попадает как бы в черный тоннель, и падает, падает, без дна, но потом в конце тоннеля появляется свет. -- Красиво. Так-то, старуха, думаешь, умерла и -- гоп, сразу в раю Нет, долго еще лететь нужно. А Павлов, ученый, физиолог, лауреат всяческий, опыт над собой ставил: записывать, как умирает, велел, рассказывал, что чувствует, ощущает. -- Отвлекал постижение, -- неожиданно говорит старуха. Илимыч хлопает о колени руками: -- Слышишь, Ксюша Мысль отвлекал на Физиологию от постижения. И он, и Ксения чему-то смеются радостно. -- Нет, ты послушай, Ксюша -- без всех этих опытов, чёрт их дери! И без боженьки этого -- с руками, с ногами! Поджав сердито губы, синеглазая розовая старушка удаляется в свою богочестивую половину. Богочестивую или благочестивую Одно и то же, наверное. -- Скажешь, небось: вот читает дед, а какой смысл Загнется, и всё... А ты знаешь -- нет! Вот ты думаешь, я за час до смерти читаю, а умру -- и всё это пропадет Нет, гдей-то останется!Не знаю, где именно, но гдей-то останется. Вот и не сказал, и не написал, только сюда вот (оранжево никотиновым ногтем по лбу) -- положил. Пусть никто не услышал и не прочел, но ты узнал -- и это гдей-то останется. Останется! Вот ведь штука! Он уже улыбается -- морщинистый, голубоглазый: -- Потом вспомнишь когда-нибудь: был такой, жил дед Илим, как этот самый, в бочке, и -- так, от фонаря порол, но ведь чегой-то понимал. * * * Умер Илимыч летом -- Ксения в то время в Казарске была. Незадолго до смерти почувствовал он себя почти здоровым, посидел на стуле у дома, в парикмахерскую даже сходил, постригся и побрился. А потом наступила агония, да не скорая -- два дня промучился. "Ох, как трудно помирать", -- жаловался он своей синеглазой старушке. Умер же в троицу, и жена его все повторяла Ксении: -- Вот соседи, сколько мы здесь жили, за человека его не считали: "Пьянь он у тебя последняя, никудышный человек, архаровец, антихрист, нехристь, как ты только его терпишь" Люди, а судят -- Бог не велел. А вот же, пьяница, да, а Бог его в самую троицу прибрал -- так только святые умирают. Зa человека его не считали, а он -- в троицу! Из них-то никто так не умрет! Сводила она Ксению на простую могилку в глухом, заросшем, заплетенном углу кладбища: как ходил дед всю жизнь в ватничке, ватной шапке, выцветших рубашках, так и в могилу лег нехитрую, земляную, без цветников и плит. Еще раз, в другой приезд нашла его могилу Ксения. А больше уже никогда почему-то не могла найти. В первый её одинокий приход он словно вывел её к своей могиле, а потом не стал. И вспоминался он ей без натуги и горести -- живой, милый. Так скрылся Илимыч до времени от нее. Часть четвертая * * * Думаю, главные заблуждения моего сознания были следствием принятых на веру постулатов классической геометрии. Мы ведь так невнимательны к иностранным словам. Где уж нам разбирать, что постулат, если дословно, это требуемое, потребное; аксиома же, доверчиво воспринимаемая как синоним постулата, -- уже бесспорная, ибо очевидна, истина. Так-то вот, мы принимаем за истину то, что нам очень потребно, говоря при этом: "это же очевидно!" Но способность наших очей изначально ограничена макрозрением. И дело даже не в том. Мы вообще видим не столько глазами, сколько знанием. Прозревшие слепые в первые минуты больше слепы, чем незрячие: они не способны соотнести то, что видят, с тем, что вроде бы знают. Как теперешние, упорно не читающие дети не ощущают, не представляют содержания слов -- они мыслят телевизионными простейшими картинками -- собственных представлений у них нет. Но вернёмся к "очевидному". На поверку, это просто общезнаемое. Но так ли уж истинно общезнаемое Мне скажут: а практика Однако и практикой, возможно, мы не то считаем, не то в ней видим. Мало того, что классическая геометрия приблизительна до "наоборот", она виновна в умышленном сокрытии этой приблизительности, в безапелляционном внушении весьма сомнительных аксиом. Где, спрашивается, в реальном мире могли бы вы найти безупречно параллельные линии достаточной длины и точности -- Их невозможно начертить, их нет в природе, где все началось с точки, которая точкой не была, хотя была меньше любой, нагло изображаемой нами, точки. А ряд Немцы говорят: "нахайнандер" (мы тоже умеем сливать слова, называя потом это приставками или как-нибудь еще, или же вообще не называя). Нахайнандер -- это "сначала то, потом другое". То есть по порядку. "По пo..." -- досадное неблагозвучие. Так и бывает, когда масло масляно: "порядок" -- уже и есть "по ряду". Ряд, череда, строй, шеренга, полная последовательность, постепенность, равномерность (чем не нахайнандер -- мы тоже умеем сливать слова) -- как они облегчают, гармонизируют, предустанавливают и упрощают мир, так что, мы уже не пространство переосмысливаем по времени, а время по нему: четвертое измерение, где и время уже узловая линия мер. Уж очень нам потребны простота (мы часто ее зовем великой) и конечно же абсолютные истины. Нахайнандер -- вслед за одним другое. Бедный Ахиллес, который в ряду за черепахой! Мы рядовые существа -- нам не выйти из ряда, как двухмерникам не сойти с плоскости. Мы и смертники потому, что не смеем сойти с плоскости, потому что боимся лишних измерений так же, как свободы -- не наказание смертностью, а грех смертности! Потому-то так легко складываются тоталитарные, абсолютные государства. И так захлебываются вышедшие из ряда, так кружатся потерявшие определенность (пределы ряда) и вскоре, как правило, создают (по генетической антиспирали) новый анти, но, конечно же, тоже ряд -- антиряд. Апории Зенона. А-по-рия -- буквально без-выходность. В ряду без выхода за него. Если ты упираешься в спину впереди идущему, и не свернуть, не перешагнуть, то должен вслед за предыдущим пройти сначала до половины пути, пройденного тем, которому ты во след (а след сплошной, как у змеи, сплошной и бесконечно делим), но прежде до половины половины, а еще прежде до четверти четверти. Я даже думаю, что не яблоками искушал мудрый змей любопытных (как все дети) Еву и Адама, а предложением проползти, не минуя ни крохотулечки пути Адама, ему вслед. Так и застал Бог созданных по его образу и подобию Адама и Еву ползущими в пыли, и -- разгневанный и невольно хохочущий над издевательской шуткой Змея -- повелел своим непутевым детям отныне быть рядовыми существами. Но Змей не дремал и подговорил подругу-Черепаху предложить большеногому дурню Ахиллесу, нигде не сворачивая с ее пути и не наступая на нее, догнать ее. Это еще хорошо, что перед Ахиллесом была черепаха и всё происходило в макромире. А что как перед Ахиллесом передвигался бы микроб или, как говорил мой сын, микробная черепаха, и Ахиллес должен был сначала прийти в то место, откуда сдвинулся микроб, к тому же микроб плевать хотел на то, что для большеногого Ахиллеса поверхность ровна и пряма. "Я теперь за молекулы принимаюсь", -- сказал хмырь-смертник Юза Алешковского исполнителю смерти после того, как разделил трехсотграммовую птюху последнего в жизни хлеба на крошки, крошечки и крохотулечки, и когда уже и последняя крохотулечка была отправлена в рот, после того, как заподозрил смертный исполнитель, что и молекулы съедены, хмырь объявил, что принимается за неисчерпаемый электрон -- или вы не верите в неисчерпаемость электрона -- не богохульствуйте, или, вернее сказать, не материохульствуйте! Вы не можете проглотить бесконечность, заключенную даже не в электроне, а в каком-то там кварке! Или все же можете Черт возьми, немного жаль классической бесконечной делимости! Ведь, пожалуй, так и мы могли бы разделить последнюю секундную птюху смертной минуты на крошечки, крохотулечки, молекулы, атомы и птюшечки неисчерпаемой наносекунды! Да так, может быть, и происходило бы, если бы не большеногий Ахиллес и смигивающая смерть. * * * Мальчиком ты был домашним, далеко от дома не отходил, поэтому день, когда тебя повели впервые вокруг Горы, очень запомнил, собственно, даже не день, а вот это: вокруг Горы. Сама Гора вопросов как бы и не вызывала. Сколько ты себя помнишь, -- из окна, с улицы ли, со двора ли, -- ты видел Гору. Зато за горой было нечто загадочное, неведомое, тайное. "Вокруг Горы" -- так это называлось, а еще -- по курортному "маршрут 3". Так и обещано было: "Пойдем вокруг Горы", -- еще за несколько дней до того, как сошел ты с городской улицы, с асфальта -- на земляную, посыпанную песком дорогу. Но Горы-то как раз больше и не было, и не было этого самого "вокруг" -- пространственная геометрия была тебе еще неведома, но "вокруг" ты уже понимал: как вы крутились с подружкой вокруг столба у дома -- кайф, голова кружится, пьянеешь, подруга, которую ты тянешь за руку, не поспевает за тобой, хохочет, вот-вот упадет, "ой-ой, я не могу!", остановитесь и шатаетесь, и падаете на землю. Здесь не было "вокруг", дорога шла прямо, и ее срезала впереди пустота, воздух. Черта, немного расплывчатая, где ее касалась пустота. Пустота как бы дрожала, и ты думал, что вы идете в нее. Справа и слева от красноватой от песка, жесткой от камешков и утоптанности дороги перемешивалась ветерком простроченная стволами деревьев зелень. Слева зеленое месиво оказывалось пониже, справа повыше. Но все это было и в городе: ни зеленая листвяная мешанина, ни стволы деревьев сегодня тебя не занимали. Дорога вела к чему-то, что было за горой, и ты все устремлялся к черте впереди. Именно впереди, не сбоку -- сбоку была все та же листва, ощущаемая как масса, как теснота, как заграждение взгляду. За краем же что-то должно было предстать. Предшествуемый запахом влаги и старого камня, обрывая череду одинаковых деревьев, дырою в скале, выложенной обтёсанным камнем, пред ними предстал источник: из старого камня (в оспинах выветренности) истекал, журчал, веял холодом неровный, прерывистый, смешанный с воздухом водопадик минеральной воды. Вода была приятно-холодная, но неприятно пахнущая, пузырчатая. Ты вообще не любил минеральной воды. Когда же тебе сообщили, что теперь повернут назад, в город, потому что отсюда ближе, чем вернуться домой с другой стороны, ты был оскорблен. Они тебя обманули, ведь ты думал -- это только привал. Если бы пошли дальше... Теперь ты был убежден, что тебе просто не дали дойти. Злые слезы жгли тебе глаза, теперь ты плелся сзади, все еще оглядываясь на черту. Потом уже смотрел только вниз, на ноги. Ты не хотел ни с кем разговаривать, ты не хотел больше ничего видеть. Но незаметно, исподволь (или свет теперь падал уже по-другому), медленно и необоримо начинали проступать вокруг Деревья: как раз настолько выше тебя, чтобы ты шел, как в соборе, с мановением в полноте воздуха ветвей, вершин, с рождением неба из этих ветвей, и ты жаждал и пил эти деревья, эти запахи, эти воздух и небо, не понимая, что с тобою. Как огромные птицы, чуть приспускали деревья вниз крылья-ветви, чтоб устремиться стволами ввысь. Не только ты, сама дорога казалась маленькой в сравнении с ними. И выплывал, вплывал в просвет меж деревьев незамеченный раньше, когда ты бежал к черте, -- бок Горы, так что это был уже не просвет, а протень: темный бок Горы, почти заслонивший небо и солнце, вдруг остужал, шевелил, протягивал воздух. И сумрак был сладостен, и прекрасно серы, пятнисты, с курчавостью моха, высокие стволы. Идя вперед, ты покушался на черту и запределье. Возвращаясь, -- обрел пропущенные, обойденные душою Деревья. Продвиженье вперед искупало и обманывало тебя, но копило такое ни с чем не сравнимое: эту дорогу под высокими сводами крон прекрасных Деревьев. Первое наоборотное. Первое данное тебе не там, куда ты устремлялся, не тем, что ты искал -- в другом месте, другим. Потом-то ты узнавал еще и еще оборотное, обратное. Подъем и спуск с горы -- тоже ведь это было когда-то впервые, тоже ведь поразило, обескуражило. Ты поднимался к небу, но ширилось не оно, а земля. И поднявшись на вершину, ты не его обрел, а обширную землю. Само небо, очень густое небо было уже не над тобой, а у самой земли. А спускаясь с горы, в эту ширь земли, ты входил в теснину, не было больше просторности. Ведь и настоящий свет ты обретал из-за спины -- на обыкновенной стене дома, которая, как скрижаль, сияла, пламенела божественным словом. Солнце находило тебя из-за твоей спины, оно было не в маленьком сгустке плавленья, а во Взгляде из-за твоего плеча. Так узнавал ты поворот и возвращение, спуск и подъем. И тут же знанье твое отступало, как бы исчезало совсем -- ты заранее уже знал обманность черты и место, где появляется сцементированная из камней стена источника и где, на обратном пути, сумрачно проступает меж деревьев склон Горы. Это будет уже не постижением -- всего лишь осведомленностью. Еще позже ты будешь держать как карту представление о Горе, огибаемой дорогой, и каждый новый вид будет не своевольной плотностью, а картиной в рамке, ландшафтами, развешанными природой по сторонам дороги. Пока не вспомнишь однажды вживе, как ты увидел это впервые. * * * Была пора библиотечных диспутов. Диспуты были, конечно, непредсказуемы. И библиотекари подстраховывались, доверяя проведение их какому-нибудь умелому человеку, который бы не только изложил тему или книгу, но и вовремя подправил и резюмировал. Но вот на обсуждении повести Василя Быкова, еще мало известного, прочитанного многими впервые, выступающие быстро вышли из-под контроля, хотя ведущим был опытный в этих делах Квятковский, и акценты в своем вступлении он расставил как полагалось. -- Извините, товарищ Квятковский, -- неприязненно возражал ему курортник, -- если это не геройство, то что же тогда Человек, дважды раненый, идет против танков! Правильно он и сказал: "А где же вы тогда были" Я даже удивился, как пропустили такую правдивую вещь. -- Неправильно вы, товарищ ведущий, понимаете типическое, -- говорил другой. -- Если так упрощенно понимать, то по "Братьям Карамазовым" выходит, что в царской России в семье, где три сына, один обязательно был отцеубийцей... -- Прошла революция, прошла война -- кажется, должны бы уже вывестись Сахно и Горбатюки... -- Гибнут не Горбатюки, а лучшие... -- Такого Сахно давно бы свои убили, такие на войне не держатся. -- Убили бы, если бы была подходящая обстановка. -- Не он -- другого такого пришлют: это организация, а не человек. -- А все-таки это и человек, который во что бы то ни стало хочет пришить дело. -- Вы меня извините, я не могу: вы, может быть, на фронте не были, но я таких видела. Я очень рада, что прочла. Это правда, это настоящая правда. Это живые, настоящие люди! И уже и сам Квятковский, захваченный этими выступлениями, рассказывал, как шел он на фронт романтиком, преданным революции и советской власти, и как потрясла его воспитательно-предупредительная казнь -- кто был на фронте, помнят дезертиров-самострелов: молоденьких казахов, киргизов... они же как дети: "не надо"... в затылок... тех, кто убегал, вешали с дощечкой на груди... и нас выстраивали смотреть... тяжело... тогда мы отгоняли от себя сомнения, а сейчас думаю: неужели нельзя было без этой жестокости... Но и тут вместо благостного единения, с места: -- А может, нельзя Василь Быков упрощает, делая жестокого обязательно и подлым. Но ведь не всегда жестокий подл -- Всегда. -- А Петр Первый Вот, вы -- фронтовик... Иногда, если бы сзади не ставили пулеметы... -- Иногда нужно. Иногда иначе нельзя. Но много лишнего. Скажите, что не было приказов "Брать пункт немедленно" -- без особой необходимости. Но кто-то уже послал донесение, что пункт взят; или же к годовщине какой-нибудь, к дате красной. Скажешь: "Да ведь днем покосят людей -- разрешите ночью". Нет, немедленно! Были, правда, что осмеливались ослушаться, своей головой рискуя: брали ночью, сохраняя людей. А сколько дуроломов! Не потеряли бы двадцать миллионов, если бы поумнее воевали. На обсуждении повести Быкова Джо не было. Рядом с ним оказалась Ксения на другом диспуте "Долг и честь врача". -- Угу, угу, -- кивал Джо, вслушиваясь в рассуждения докладчика, но длинный его рот то и дело сдвигался вбок и брови приподнимались, обозначая недоверие и сомнение. Докладчик очертил тему диспута: всякого касаются честь и добросовестность врача -- ведь от его работы часто зависит жизнь человеческая. И тут, поводя бровями и ртом, блеснув хитрым взглядом в сторону Ляльки, поднялся Джо. Если центральная тема диспута, сказал он, большая ответственность врача, то это вообще не дискуссионный вопрос. Да, у врача высокий долг -- тут спорить не о чем. К тому же о работе врача могут судить только врачи... (Ага, очередной высоколобый хочет оградить профессионалов от непосвященных. Говорит он легко и -- да, просветитель по призванию, но ведь не об истине хлопочет -- ему льстит обожание, восхищение младших, таких, как ее братец, ну и "женский глазок блеснет живей" -- всегда работа на зрителя, зрительницу). Спорить можно, пожалуй, только о том, говорит Джо, в самом ли деле, как сказал докладчик, нет на свете более ответственной профессии. А юрист А сборщик парашютов И так далее, и так далее. И наконец, -- он сделал значительную паузу, -- наконец идеолог, писатель! От врача зависит жизнь человека, а от идеолога иногда жизнь поколения, миллионов людей. Книги Ницше! "Майн Кампф" Гитлера! И опять же: суди о работе Ницше специалисты -- возможно, он был бы понят совсем иначе! -- Следуя логике Джо, -- вступает в дискуссию Ксения, -- легко договориться до того, что музыкант пишет и исполняет только для музыкантов, писатель -- для писателей, философ -- для философов. А ведь философия по сути своей общечеловечна... Почему она так считает, что философия общечеловечна -- спрашивает Джо. -- Это не выпад оппонента, это живой интерес. Да потому, -- откликается Ксения, -- что врач и пациент еще могут взаимодействовать, как посвященный и слепо ему доверяющий пациент, хотя не ошибка ли и это Но вот чтобы за тебя кто-то мыслил... -- Да сплошь и рядом за нас думают, на этом вся идеология зиждется. -- Потому-то и удобно, потому-то и погибают. Но не о том... Философствуют, в сущности, все, как бы ни относились на словах к философии. Бытовая философия, бытовая экзистенция... -- Массы восторженно приветствовали сожжение Александрийской библиотеки, -- перебивает ее Джо, -- это вы называете бытовой философией А четыреста лет спустя поняли, что это было варварство. -- Кто понял-то -- Да все поняли. -- Зря согласился, -- раздается от двери голос братца, который пришел-таки на ристалище, но не ей, а Джо подает сигнал, что тот "зевнул". -- Все Значит все-таки люди -- не одни высоколобые Шах и мат! -- Зачем мы отвлекаемся -- говорит с неприязнью курортница. -- Мы пришли говорить о книге, а говорим о чем попало. Мне, например, книга не понравилась. Писатели прошлого писали плавно и убедительно. И каждого героя доводили до точки. А этот! Да те же "Живые и мертвые" -- половину героев поубивал, половину поразбросал, а к чему что -- непонятно. Все книги какие-то кособокие... Джо гудит на ухо Ксении: -- Слышали анекдот "Китайцы -- это русские, окосевшие от коммунизма". * * * Джемуши -- небольшой городок, и медленно но неизбежно знакомства Ксении по части новой компании братца росли. В библиотеке у Квятковского, за книжными полками, где паслись особо доверенные джемушинские интеллектуалы, она увидела своего братца с невысоким большеголовым парнем. Братец что-то буркнул ей, но его приятель, видимо, попросил познакомить их. Глядя куда-то в сторону и как бы уже спеша уйти, Валерка пробормотал: -- Будьте знакомы -- это моя сестрица Ксения. -- Очень приятно, -- светски наклоняя свою прилизанную, волосок к волоску, голову, четко, даже рублено, и в то же время со светской же гнусавинкой, представился тот: -- Володя, Вова или Боб, как зовут меня друзья, -- и улыбнулся. Мать ни слова не солгала -- Боб оказался даже безобразнее, чем можно было представить, и при этом всё некрасивое было им, с умыслом или без, подчеркнуто: колченогий, он был в узеньких дудочках-брюках, краснолицый -- в красной рубашке и красном же галстуке, короткопалые руки -- в манжетах, выступающих из коротких рукавов, косолапый -- в щедро демонстрируемых больших, на большущей подошве туфлях. Едва ли его украсила бы и буйная шевелюра, но к ней он и не стремился -- над низким лбом была низкая же, тщательно прилизанная, на косой пробор, шапочка волос. Но голос -- такой низкий, с четкими, с поджиманьем губ, интонациями, улыбка -- с шармом. Вот он, значит, каков -- лучший ударник курортного города Джемуши. Еще один -- тот самый Паша, мать которого жалела мама, пришел к ним сам -- к братцу, естественно. Когда-то, в пору своего культорганизаторства, Ксения с его отцом была в областном городе на коротком семинаре пропагандистов. Все пропагандисты, как сорвавшиеся с цепи собаки, мотались все свободное время по городу, по знакомым, по компаниям, только Пашин отец, уже очень пожилой, полненький, с миловидным лицом, сначала после занятий спал на прохладном полу в кизячном домике у хозяев, к вечеру же, набрав конфет в карманы, уходил в летний кинотеатр, где вечером прокручивали на разных сеансах по два-три кино -- и все эти картины он смотрел, посасывая конфеты. Уже перед возвращением в Джемуши он попросил Ксению помочь ему выбрать в универмаге пальто для позднего, единственного сына. И вот уже не было в живых Пашиного отца и умирала его мать, терзаясь тревогой за пришедшего из армии неблагополучного, уже сильно пьющего сына. Смотрела Ксения на Пашу из другой комнаты в приотворенную дверь. Его отец был миловиден, мальчик красив. Но, видно потому, что сильно "поддат", казался слегка сумасшедшим: черные его глаза сверкали, в углах запекшегося, очень красного рта сбивалась слюна, движения были резкими, речь отрывиста и сумбурна. Конечно же мама, ласковая к Пашеньке, потому ли, что жалела его мать или же его самого, объясняла ему, что пить вредно, убийственно вредно, что надо пожалеть и себя, и мать. Паша охотно вступал с ней в полемику, слова полнили его дух или, вернее, дух теснил его и полнил речами, как Елиуя пред Иовом. Юность -- это возмездие, сказал Блок. Ничего, мамаша, надо только не расслабляться. Панмонголизм, хоть слово дико, но мне оно ласкает слух. Эх, мамаша, тяжело иногда! Как сказал Джек Лондон, я так хочу. Я так хочу, говорит пьяница и поэтому пьет. Я так хочу, говорит схимник, надевая власяницу. И все философские системы служат лишь оправданиями. Сократ сказал: "Не то знание, что идет в голову". Знание, мамаша, не должно откладываться, как жир у женщины! -- Ах, Пашенька, послушайте совета: не надо пить. -- Жизнь есть жизнь, мамаша! А рядом, на полу, расставляя своих солдатиков, твердил исступленно Ивануш: -- Я -- Спартак! Я -- Спартак! Хорошо это или плохо, что она посмотрела с ним этот фильм -- Я Спартак! Я Спартак! "Вот тут начнется паника"! Вот тут начнется паника! Вот это настоящая паника! Мама, я хочу плакать, потому что убили Спартака. Но ведь он был живой, когда Валерия приходила Почему у нее мужское имя, как у нашего Валеры А тетя Гена бывает А почему этот дядя, в белом платье, ну, так закричал Кто такие аристократы А рабы Разве наши рыбы -- рабы Я бы хотел посмотреть, как ежи вырожаются. Да не выражение, а как ежата вырожаются. А разве Красс был плохой Он же кормил жену Спартака и сына. Она сказала: мне тяжело в перстнях, ну, ожерельях. А Красс говорит: потом будет легко. Почему Спартак убил друга Не хотел, чтобы он мучительно умирал Как это -- мучительно Чтобы он скорее умер Хотел скорей умереть Разве кто-нибудь хочет смерти А Спартак был один или много Почему все Спартаки были Они говорили: "Я -- Спартак! Я -- Спартак!" А откуда дядя знал, что будет паника Слышала, как тот толстяк сказал: "Вот тут начнется паника!" Я -- Спартак! Я -- Спартак! Ну, помчались! Вы просто своих царей убейте! Убейте своих царей! Цари -- они жестокие! Ну, помчались! Держись, сынок! Унч! Унч! Унч! Мы мчимся на конях! Мы верные! Мы друзья! Мы мчимся! Э! Э! Э! Э! Мы дрались -- я еле-еле всех подрал! А как это в воде рождаются рыбы Море -- это же вода Как они рождаются в дождике Ты негритянка, мама Почему им всем давали мучительную смерть Я боялся, что того убьют -- Красса. Мне понравилось у него лицо -- хорошее, правда Хорошо хоть Спартака не убили до самой смерти: та тетя пришла, а он живой. Я -- Спартак! Мы -- Спартаки! Унч! Унч! Часть пятая Еще солнце не касалось, кровенея, острой кромки окоема, а лес, обращенный к северному склону Большой Горы, был уже сумрачен. "Земную жизнь пройдя до середины, я очутился в сумрачном лесу". Немного похоже на анекдот: "Копай от этого забору и до самого вечеру". Но мы на протяжении одной фразы, не задерживаясь, скользим от времени жизни к пространству местности, тут же автоматически разводя их по сторонам: когда мне было тридцать пять лет (тридцать пять, надо же, да у меня почти Дантевский возраст!), я оказался в сумрачном лесу. Э, да лес ли это был, как этот вот, -- "густое, чахлое полесье" И шел Данте не такой вот компанией, как они сейчас, направляясь к Медовке -- а один, конечно один, как один каждый из нас идет по сокровенной своей жизни. Сумрачный лес середины земной жизни. И лес, и все, сколько там есть кругов ада, рая, чистилища и вечности (или у вечности не круги, а вечности вечностей) -- всё было в этой середине его земной жизни. Не в землю он углублялся -- в сердцевину своей жизни, и не в небеса восходил, а в себя же. Земную жизнь прошел до половины, когда сумрак и страх одолели его, как в свои пятьдесят полновесных, зрелых лет увидел себя Толстой у куста сладких ягод над пропастью -- нога скользит и куст не держит. Сворачивайте направо, -- сказал Джо. Тропа стала уже, и захрустели сучья под ногами, и захлестали ветки, отпускаемые идущими. Джо шел впереди Ксении, за нею же, видимо прислушиваясь к ним с Джо, но в разговор не вступая, шёл юноша, кажется -- незнакомый. Да, сумрачен лес, и -- да, она в возрасте Данте, но лес другой. Он бунинский: "Тропами потаенными, глухими в лесные чащи сумерки идут" -- бунинские телесность и грусть. Ксения споткнулась о корень, и парень сзади придержал ее, но на "ах, простите, то есть спасибо" не отозвался, даже не улыбнулся. Стеснительность или юношеская нарочитость Во всяком случае, у Джо Ксения его не видела. Там и все-то были моложе ее, но этот, да ещё Паша, может быть, из всех самые младшие. Лет двадцать Ну, разве что чуть больше: двадцать два, двадцать три. Джо, обернувшись, назвал его "Влад". Лицо некрасивое, но умное. Собирая -- уже на горе -- хворост для костра, Ксения оказалась рядом с новой подружкой Джо -- маленькой большеглазой брюнеточкой с упругими ямочками на щеках и подбородке. Появилась она рядом с Джо после его короткого бурного романа с целомудренной учительницей из очень приличной семьи: Джо полыхал чистейшим пламенем, учительница склонялась к замужеству, родители, скрепя сердце, со скрипом готовы были уступить свое сокровище, когда вмешалась Лялька, объяснив в доходчивой форме невесте и ее родителям, что еженощно после пылких объяснений в любви невесте, Джо торопливо следует к ней, Ляльке, страстно расходуя накопленный в поцелуях с невестой жар. Джо с позором был прогнан благородным отцом, а невеста отправлена на все летние каникулы к родственникам. Узнав час ее отъезда, Джо голубоглазым чертиком из шкатулки выскочил из подземного перехода к поезду, когда родители уже обнимали дочь -- подходить к любимой он не стал, взглянул на нее пылающим взглядом и отправился рвать отношения с предательницей Лялькой, которая тоже его выгнала. Лялька уехала куда-то в Прибалтику, где начинала с четырнадцати лет свою бурную жизнь (курортницам, удивлявшимся, какая большая у нее дочь, Лялька, стеснявшаяся больше своего возраста, чем репутации, легко объясняла: "Я родила ее в пятнадцать лет -- меня изнасиловали"). И вот у Джо появилась совсем уж девочка, чуть ли не школьница -- Ирочка. Взглянув на нее рядом с подвыпившим Джо, женщины ахали: "И этого дитя затащил в свой омут!" Дитё же было, как утверждали "всезнающие", рано просвещено по части эротики, подвизалась еще в подростковых бурных компаниях, не миновал ee, кажется, и братец Валерка. Джо она не только приняла с его выпивками по субботам и воскресеньям, но и сбежала из дому к нему в его крохотную комнатенку. -- Ирка, а что это за парень Влад, вроде я его раньше не видела -- спросила ее между делом Ксения. -- Ты разве не знаешь Илимычев внук. Такой же заумный, как дед. Будет шестеркой на складе работать, а вещать свысока: дуализм, экзистенциализм. И сопьется так же. Бабка его уже за ним бегает: "Не пущай его к себе, Джоник, он для вас еще маленький. У вас все пьют, а Володеньке рано". Я Вите говорю: "Что ты с ним связываешься Еще к нам его бабка не бегала!" У них вся семья алкоголики и сумасшедшие. Одна бабка нормальная, и та дура. Отец его вообще бешеный. Герой Советского Союза. Самый натуральный! Толку-то! Пьет, с женой дерутся. А теперь этот Владик приехал к бабке жить -- не дадут старухе отдохнуть. -- Студент -- Был студент -- выгнали: он же выше всех институтов. Ксения отошла от нее с улыбкой: вот он значит каков, Илимычев Володька, восхищавшийся гуманизмом Фейхтвангера и ходивший сторожить памятники на еврейском кладбище в Киеве. Улучив минуту, она подошла к нему: -- Вы Володя, внук... (как у пьяного Илимыча, у нее из головы вдруг улетучилось и настоящее имя Илимыча, и отчество). Мы с вашим дедом много говорили -- я очень любила вашего деда. -- Поговорить, да -- эпикуреец, -- не очень понятно аттестует деда Влад. Она усомнилась: эпикуреец Да, если таковым был Диоген: "Этот, как его -- в бочке". Таскать днем ящики и бочки, вести безграмотному кладовщику документы, тушить тяжелым, тупоносым ботинком окурок, выцветший воротник вокруг черной от загара морщинистой шеи -- и об Эйнштейне, Боге, Вселенной, Стравинском... О себе перед смертью: "Скоро этой скрипки не станет, а какая музыка случалась, какие фантазии"... Внучек, пожалуй, заносчив... -- А вы, судя по всему, -- с осторожной, мягкой, даже кокетливой насмешкой, -- уже переросли эпикурейство и деда На этот раз улыбнулся и он -- забавная гримаса: сначала губы стягиваются и вытягиваются в трубочку, нижняя длиннее, потом раздвигаются в белозубую улыбку: -- Лучшим собеседником я был для деда лет в шестнадцать. -- И то прекрасно. Неужто он мне дал так много, а вам ничего Улыбка стала шире: -- Нет, почему же, кое-что и мне. Но больше отец и мать -- по отвращению. Не мягче Ирки свидетельствует о себе. Но ведь не об одном себе -- о близких тоже. Не надо бы, пожалуй, о близких. Но, видимо, её роль мягко насмешливой женщины вызывает у него инстинкт эпатажа. Пусть так. Джо кликнул Влада помочь разжечь костёр, парень, отходя, извинился, -- хорошие манеры при плохом характере. Ксения проводила его взглядом: повыше Илимыча и лучше сложен. Впрочем, как сложен Илимыч, при его мешковатой одежде разобрать было трудно. И длинные кисти рук внука не похожи на маленькие -- Илимыча. Изящен. В самой резкости движений изящен. Щеголеват -- не в одежде, а в манере носить ее. Воротник рубашки, распахнутый на чистой юношеской груди, сзади приподнят, рукава подвернуты как бы небрежно, но как раз там, где надо, чуть ниже локтей. Нет мягкости Илимыча, да и некрасив -- Илимыч ведь, при своем картошистом носе, морщинистый, был прехорошенький. И голос у внука неплох, но ведь не дедов бас-профундо. Ах, как хорош был его дед, как мечтала она купить ему с какого-нибудь гонорара если уж не фрак, не смокинг, то изящную тройку -- а значит, все же при всей грубости и мешковатости его одежды чувствовала она и в Илимыче явленное теперь у внука изящество. Нет, дед был обаятельнее, и не заносчив совсем, что бы там ни говорила подружка Джо. Это диктаторское мещанство не прощало Илимычу, при его-то пьянстве и задрипанном одеянии -- Эйнштейна и Эйзенштейна, Гайдна и прочего. Благостно священнодействуют над костром мужчины -- даже и не говорят почти, только по ходу дела. Замечания Джо сокостерщикам -- хоть и коротки, но обязательно с подначкой -- боковым отверстием его извилистого, ироничного рта. Влада не слышно -- он говорит тихо, но именно к нему -- с поощрительной усмешкой -- чаще оборачивается Джо, а ведь разница лет в девять, наверное. У женщин болтливая суета -- на какой-то рваной, чистой тряпице собирается закуска и выпивон. И ведь еще светло здесь, на Медовой горе. Ах, как же обширна сфера дольнего мира вокруг и как весь он доступен в звуке. Не больше ли голос, чем тело, его породившее, не набирает ли он силу, как звук в храме, помноженный на высоту отражения. Вот почему молитвы к Богу восходят отчетливее, чем звучат они в тесном шуме на Земле. Вот почему Бог со своего Синая видит так много -- только легкая голубая дымка его нежности и слез смягчают изображение. Бог и впрямь возлюбил человеков, ведь подверни он окуляры их глаз на несколько порядков в ту или другую сторону, и не увидел бы человек ни себя, ни своей Земли, -- в густеющей ли бездне Галактик, в бездне ли Микро, где рассыпается плотное на атомарные вихри. Солнце протиснулось в щель горизонта, но шлейф его еще здесь -- протяжен и переливчат. Как сладостный яд, по капле вливается в небо чернота, а вместе с ней и звон комаров. Они садятся на вечно подогреваемый, подрумяниваемый новым солнцем неистребимый загар Джо, Паше -- на его жертвенно распахнутую до самого ремня грудь, Бобу -- на медное лицо, женщинам -- на руки и ноги. Внуку Илимыча они, кажется, не досаждают -- возможно, холодноват, а может, не замечает, не разгорячается, прихлопывая их; нижняя губа ковшиком, глаза невидяще распахнуты на огонь, легко сидит на корточках, легко вскакивает. Но уже выгребают картофелины из углей, уже идет бутылка по кругу, уже дробится и раскручивается по спирали, как распускающаяся роза, разговор: -- Ни фига себе -- как Ленин! -- Ну, мать, прости за всё! -- Сволочи, как у человека, так лицо, как у собаки -- так морда. -- Ну, ты же хочешь жить легко -- Чего это ради Сколько я видела людей, которым легко живется -- у всех глаза тоскливые, как у собак! -- А у других -- счастливые -- Да вы что трёкаете Людям никогда и нигде легко не живётся. -- Так, временами, чтобы не отчаялись окончательно. -- А, бросьте базарить -- мне, например ,нравится жить! И конечно же песни. Медовая гора в полном их владении. Джо любит походную романтику, романтику туристских и жизненных походов, даже и похождений, и конечно заводит: "Знаю, есть неизвестная высота из высот". Что ж, высота на пусть не такой уж высокой Медовой и впрямь хороша, и мужественно орать приятно. Но Джо быстро пьянеет, и в ширящийся люфт вступают новые ритмы: И вот к концу подходит моя свадьба, тирури-тури, ури-тури, мама! Теперь неплохо серебро пересчитать ба тирури-тури, ури-тури, мама! И -- "Две тёщи, тощи, как селедки, -- елки-палки!" Наконец власть забирает Боб, с несильным, но изощренно точным голосом, многотональным, многолинейным. "Нет, не тебя так пылко я люблю" -- поют они теперь под строгим его дирижерством. Его божества -- Пушкин и джаз. Его слабость -- впрочем, как и у всех почти здесь -- спиртное. Но он никогда не сваливается с ног, как Джо, не впадает в битие себя в грудь, как Паша. Он кайфует, он воспаряет: "Люблю в тебе я...". Ах, как хочется всем на "прежних страданиях" взмыть в выси чувств и голосов, но Боб властно требует приглушить звук. И когда опять жаждут возрыдать на "и мо-ала-дасть, и мо-ала-дасть", вообще затыкает их, и нежно, насколько позволяет ему низкий, гнусовато-органный голос, выводит: "уга-асшую мою". И сразу же: -- Чуваки! "Я вас любил" -- только тихо, проникновенно. Упоение песнопениями растет. Боб и дирижирует, и аккомпанирует, бия пустыми бутылками о термос. В термосе хрустнуло и зазвенело. "Разбил!" -- ахнули женщины. Но Боб не дал расстроить песню, только сменил аккомпанемент: швырнув бутылку за плечо в пропасть, потряхивал теперь, как бубном, термосом с его гремящим нутром, постукивая о него, как о литавры, довел мелодию до конца и, воздев в последнем вознесении голосов руки вверх, швырнул термос вслед за бутылкой -- постанывая и гремя, термос провалился, как грешник во тьму. Но нечего было больше пить, и веселье угасало. Вдруг вслед за шумом осыпающихся камней и хрустом веток появился припоздавший со свидания братец Валерка -- прямо из тумана. Все обрадовались -- он должен был принести "винище". Действительно, он шел сюда с этой благородной миссией. Но, идя в полной темноте через лес, взбираясь по осыпающемуся каменистому склону с риском свернуть себе шею и ноги, понемногу сам же и выпил все по дороге. Компания оскорблена -- на Валерку грубо накинулись. Примирительный голос Ксении не внес мира. Братец обиделся и ушел назад, во тьму. Все уже зевали и мерзли. Решили поспать. Джо с юной его подружкой, прихватив одеяла, уходят за склон горушки. Хорошо быть свободным для вольной любви под небом. Остальные в ряд, греясь друг о друга, на чем попало, под чем попало, улеглись поодаль от костра. Еще в начале студенческих лет был какой-то дальний самодеятельный поход с ночевкой в пустой избе на соломе вповалку, и давний школьный приятель, с которым не было никогда никакой любви, вдруг молча воспламенился рядом. Ей тоже стало горячо. И весело волновало невинную Ксению горячее тело, притиснутое теснотою к ней -- притиснутое, прижавшееся, -- и она, словно бы во сне, поворачивалась к нему, тычась лицом в его окаменевшее, горячее плечо, сонно бормоча под его дрожащими пальцами, касающимися ее волос, провожая его взглядом из-под век, когда он, не выдержав, выскочил из тесного их ряда на улицу. Не потому, что юные игры были прочно забыты, а потому, что никто здесь (разве что, ушедший с подружкой Джо) не был ей нужен, она предусмотрительно пристроилась с краю, но и Пашенька тоже припоздал, привалился к ней и как бы в беспамятстве очень уж льнул, дышал в шею. Как бы тоже сонно, она развернулась на спину, но он головою упал ей на плечо и рукою жался к бедру. Пришлось уйти к костру, где сидел один Влад, вытянувший губы -- не то в беззвучном свисте, не то в задумчивом уловлении тепла и света костра. -- Не заснуть, -- сказала она передергиваясь. -- Холодно. Легкая улыбка скользнула по его лицу: заметил, что ли, как вжимался в нее Пашенька Не очень приятный все-таки этот Влад -- не в деда, совсем не в Илимыча. А лес внизу -- тьмою, шорохом, пахучей зябкостью. Тяжелый, мертвый час, оцепенение ума, ломота тела, жаждущего сна, тьма оставленного луной неба. Только над землей слабый свет цепочки городских, точечным пунктиром, огоньков, мертвенных в ночи. Холод. Соседство горячего и холодного. Руки над углями, жар к лицу, но все не унять дрожь. Влад протянул ватничек. Она приостановилась брать: "А вы" Чуть улыбнулся -- и глазами, подбородком: берите, мол, все в порядке. Да уж, немногословен. Падают сонные веки. Собираются остальные. Новый костер. Медленно светлеющий мир. * * * Когда она попадала в компании, где был брат, он тут же ускользал с ее глаз: слонялся в других комнатах, курил на балконе, на лестничных площадках. Увы, с тех пор как он вырос, они уже не были близки. Ласковость еще проскальзывала иногда, но чаще -- избегание, уклонение. Даже с друзьями было в нем некое уклончивое, прикрывающее движение плечом. Престарелых знакомых, которым необходимо было отвечать на их задорно-прямолинейные вопросы, он обегал за квартал. Здороваться не переносил. Лишь на сцене, куда в порядке практики усаживал его иногда за ударные Боб, был он независим и даже надменен: гордо выгнутая шея, плотно сжатый маленький рот. Он вообще, ее братец, стал очень красив. Его счастье -- она и сама не задерживалась в очень уж молодой компании одноклассницы брата. Но когда она уже одевалась в коридоре, брат подсаживался к Бобу за пианино и -- "Паам! Паам! Паам! Паам!" -- гнусавым, красивым голосом выводил Боб, и -- "Пам! Пам! Пам!" -- в тон ему вторил Валерка, и -- Ты говоришь, полтинник тебе мало, Но больше ведь тебе никто не дасть -- Всё потому, что криво ты лежала, Я всё никак, никак не мог попасть!.. "В пасть! В пасть!" -- доносилось ей мстительно вслед, и смех девочек из-за прикрываемой Ксенией двери. Что ж, и она, помнится, такая же юная и девственная, как эти девочки, помирала со смеху над матерными частушками Назарея. Но -- пусть их, юные компании, главное -- она проникла в компанию Джо. Что поделаешь, она не просто старшая сестра братца (читай -- вышедшая в тираж), а еще и писательница, а потому дважды любопытная: к другим и для других. Но ведь и для себя Сначала братец просто не приходил, узнавая, что и она должна быть, потом уже лишь угибался и был неразговорчив. Вообще же он меньше стал бывать у Джо, и Ксения полагала, что сотворила доброе дело, ибо страшилась, что братец в батю может пойти, даже дальше отца -- спиться, как двоюродный Алеша. По заведенному Джо порядку все работали и занимались (он, во всяком случае, уж точно). Вечером в субботу собирались у Джо, или в парке, или на площади "Пяти ветров" (пять улиц, сходившихся к почте). Зубоскалили, попивали вино, скакали с бытовых тем на философские. Завертывали к музыкантам в "скулежку", кто-нибудь подсаживался к пианино, кто-нибудь отбивал такт по сидению стула. У Джо шатковатый слух, но сильны эмоции. В ключевых местах он потрясал кулаком и -- на октаву выше, переходя на мелодекламацию: Но есть! ещё! надежда! до той поры! пока! атланты! небо держат! на каменных! руках! Вместо пианиста подсаживался к пианино Боб -- хорошие брал аккорды, с горчинкой, хотя только аккорды брать и умел. И вот: "Отвези меня, шофер, в Останкино, в Останкино, где Титан-кино". И опять к концу выкрикивал Джо: "Но не продавшаяся!", и все завершали печально и торжественно: "И не простившая". И что уж пели обязательно, так это "Товарищ Сталин, вы большой ученый" (знаменитый, ненавистный тезка Джо!). "Вчера мы ха-ра-нили двух марксистов, мы их не на-кры-вали кумачом". А под конец снова вырывался со своим воскликом Джо: "Мы рубим лес, и сталинские щепки, как прежде, во! все стороны! летят!". Было уже поздно. Кого ждали жены -- возвращались по домам. Другие, прихватив еще бутылку, отправлялись в ночной парк. Ксения заводила с Джо разговор о цепях Маркова -- очень ее беспокоила в последнее время эргодичность (так называлась в одном из научно-популярных журналов, до которых Ксения была большой охотницей, независимость на каком-то этапе некоторых процессов от предыдущих состояний). -- Конкретно! Конкретно! -- наступала она на Джо: Конец Рима, как бы он ни сложился, хоть бы и вообще не конец -- есть ли в этом какое-то влияние на то, что сейчас Ох, ей все-таки нужна была неуничтожимость деяний человеческих: Карфаген или Рим, славяне или семиты, кровавая война, уничтожившая государство или народ -- что-нибудь значит это теперь -- Да! Несомненно! -- торжествовал Джо. -- Прочти Бредбери "И грянет гром". Человек наступил на травинку, на бабочку -- и вследствие этого через тысячи лет возникает атомный взрыв! -- Но ведь это тоже фатализм, шизофренический фатализм! На другом конце скамейки гудел Боб с гнусавым презрением: -- Это не люди, которые не понимают джаза! Чуваки, это ж пижонство!.. О, колоссальный голос!.. Пижон, настоящий пижон! Но это ж... это ж -- не разобраться по-настоящему! Так хотелось Ксении верить, что если твое усилие создало нечто, ещё не бывшее (или стерло) -- ты изменяешь ход истории навсегда -- не меньше. Пройдут миллионы лет, сотлеют тела и даже кости, забудутся имена, а сохранившиеся потеряют живой смысл, но ты вошел в тело мира, ибо ты стал, а подлинно ставшее не исчезает. Но так ли это Не эргодичен ли процесс Не случилось бы то, что сейчас, все равно, что бы ни происходило раньше -- Фатальности нет и быть не может! -- решительно и весело утверждал Джо. -- Потому что мир иррационален! -- Какой иррационализм Зачем тебе иррационализм -- допытывалась Ксения в восторге не от его иррационализма, а от согласного их неприятия фатальности. -- А просто мне всё надоедает, -- весело объяснял Джо на ходу, ибо они уже отправились в набег на музыканта-скрипача, который недавно остался один в казенной комнате -- его соседи получили собственное жильё. -- Вот если вилка сегодня лежит так, то чтобы завтра она лежала уже вверх тормашками. Если сегодня стол треугольный, то чтобы завтра он был четырехугольный, а послезавтра -- круглый... -- Вот сука эта Ксенька, -- чертыхалась сзади Ирка, -- опять заливается соловьем, а эти кобели крутятся возле! -- Ну! -- с веселой готовностью откликалась ее конфидентка еще с пяти детсадовских лет. -- Вот ****ь! Их поражала эта старуха Ксенька: каблуки носит такие, что они и в комнате-то подворачивают на этих каблуках ноги, привезла из Москвы модную помаду и они искали такую же, а тут ещё мать Джо намекала, что сын у Ксеньки от Джо, хотя Джо говорит, что в то время, как рожала она своего Ивануша, они и знакомы-то не были. Увидевши на улице уставившуюся на них пожилую чету, Боб заверещал дурным голосом -- он ненавидел стариков и французов: французов, что убили Пушкина, стариков за их неизменно оскорбленную стойку перед его вызывающим видом: -- А я горжусь, что я стиляга! Стиляга -- это тот, у кого есть стиль. Пижоны! Старые перечницы! Музыкант был дома и не спал. В комнате после отселения других лабухов был наведен порядок и установлена новая стереофоническая аппаратура. -- Буржуйство! -- сказал, оглядевшись, Джо. -- Сколько ты за этот агрегат выкинул Нет, раньше здесь все-таки было лучше: следы на потолке, каждый честно ложился спать в своем пальто. Музыкант, однако, был настроен благодушно. Охотно разъяснил, как размещаются динамики, поставил Энрико Карузо. Боб и Ксения внимали, девочки вели себя тихо, перешептываясь с улыбкой, братца занимала сама аппаратура, зато Джо был раздражен: -- Знаешь что: довольно морочить голову, давай из заначки бутылку. Бабы и без бутылки тебя любят. -- Ребята, бутылки нет, я бы сам рад. В маленьком перерыве Джо вставил: -- Маэстро, не можете ли вы этот мотив повторить: "кхым -- кхым, кугуль-кугуль" Уже и Боб, скучливо пристукивая, промычал: -- А джаз нельзя Музыкант только развел руками. Едва допел Карузо, раздались аплодисменты и топот. -- Ну зачем топать-то -- огорчился музыкант. -- Да твой Карузо громче орал, -- заявил Джо. -- Спасибо, конечно. Ты нас извини, мы ведь от природы хамовиты. Парни унд дамы, пошли! -- Вы, правда, извините нас, -- сказала в дверях Ксения. -- Не та аудитория, -- развел руками музыкант. Часть шестая Как у других отпусками, ее очередной год отмечался очередной поездкой в Москву: людей посмотреть, себя показать. Для домашних это, конечно, называлось: похлопотать в издательствах и журналах. Да и для себя, для оправдания перед Иванушем, наконец, для воспитанной в себе с младых ногтей целеустремленности это было обязательно, ибо если я не позабочусь о своих вещах, то кто же -- пропадут они, достойные, быть может, лучших современников, а то и потомков, вероятно, даже более близких, чем современники: ведь столкновение, встреча их со мною, как сталкиваюсь я с собою в зеркале, ища и не находя в своем отражении подлинную себя -- исключено; они-то уж не ошибутся, потому что, как бы ни был путан их собственный мир, но за нашу-то путаницу они уже выйдут и никакой здешней уловкой или обманкой обмануты уже не будут. Однако как противно было приходить в столичные редакции, ждать в коридорах, где шныряют лощеные или, наоборот, подчеркнуто простонародные, исконные, земляные -- и те, и другие какие-то -- и не мужчины даже, а глистики и топоры, -- при портфелях с рукописями, -- искатели: лица неестественные, при виде же редактора, после некой растерянной ряби на лице приобретающие приветливое или независимое выражение. У нее хоть были ее женскость и молодость. Ее же неловкость, если не заносило ее вдруг в заносчивость, или уж полную дубовость, были ей прощаемы -- как смущение милой, способной провинциалки. Не в силах говорить о своих вещах, тем более о высоких предметах, она, хотя бы не без живости, пускалась в разговоры о городах и весях, о быте и детях. Ей симпатизировали. На ее членство в союзе, тем более -- провинциальном, им было, конечно, плевать. Но ее, так или иначе, уже приметили, считали обещающей. И все равно именно ее (вечная судьба провинциалов) в первую очередь оттесняли на запасные позиции при ужимке издательских планов. Клятвенно обещали не сдвигать, но вот кого-то вдвигали, а ее сдвигали: ах-ах, бумага, классики -- и что тут было возразить, лицо-то её конечно вытягивалось, но не забирать же рукопись. Да и долго сидеть огорошенной, несчастной -- унизительно. Так что, с улыбкой, весело-жалобно: "Ой, как же! Вы же обеща-али. Опять бумага Ну ладно, что ж поделать, бог терпел и нам велел. Но уж теперь-то никуда не сдвинете". Интересно, а каким бывал Васильчиков, когда ходил по этим коридорам Уж он-то, даже идя по пустынным коридорам, улыбался бы своей изгибистой твердой улыбкой -- было у него кое-что за плечами кроме этих скользких коридоров: не зря он по дымоходам спускался реквизировать награбленное, не зря он мог презрительно не заметить опять передвинутую соседями на два-три сантиметра границу участков, но если, перескакивая железную проволоку, натянутую между участками, поспешал к его крыльцу ражий мужик с ломом, мог спокойно выйти навстречу с берданкой, загоняя патрон в ствол. Да, пожалуй так бы мужчиной держался он и здесь, где все от голодной жажды напечататься если и вспоминают о чем-то, кроме своей писанины, то разве чтобы очаровать редакторшу: да, во что бы то ни стало, только дайте написанному родиться в печать, а время само решит, чего это стоит. Унизительно -- и потому она всегда репетирует мысленно, как зайдет и что скажет, и все-таки не умеет быть ни достойной, ни ловкой, забыть о чем-нибудь одном из двух -- о ловкости или о достоинстве, и уже только с надсадой спешит, чтобы пройти поскорее этот круг непременных хлопот, сделав все возможное и невозможное -- бездарь, бездарь даже в этом. Ах, это еще хорошо, что в издательстве, получив ее книжку самотеком, вспомнили (или кто-то напомнил) ее публикацию в журнале с Костиным предисловием. И вот -- совсем уж редкостное везение: отданная требовательному, маститому писателю на рецензирование (а это ведь почти стопроцентно на заруб) рукопись вдруг получила положительный отзыв, и вот она в плане следующего года, только теперь сдвинута еще на год. Но ведь не выкинута, хотя ей и выдали почитать вторую рецензию -- молодого критика из литинститута: полный разгром на пятнадцати страницах. А она-то еще считала, что молодые умнее, прогрессивнее, а ум и прогрессивность должны были откликнуться радостно на ее тоже, в общем-то, молодой и прогрессивный талант. Выдали ей эту вторую рецензию с улыбкой: почитайте, мол, как неистовы наши практиканты, но не принимайте близко к сердцу -- мы вас уже оценили. И все-таки -- пятнадцать страниц яростной, убежденной хулы -- и вот кричи в пространство: мол, что же это, разве можно так передергивать, так н е понимать! До сих пор ведь ее еще не хулили. Разве что не замечали. Но уж заметив, гладили по головке. Тоже не очень приятно, потому что хвалили как-то графомански, как-то скопом и покровительственно -- и главного, главного не видели! А ведь ради этого главного она и писала-то, а вовсе не ради "психологической достоверности", "прозрачного слога", "проникновенной интонации", и уж совсем не для того, чтобы "утверждать нравственность". Но в этот раз, в эту поездку ей было это все не столь уж и важно. Ночью, в вагоне, -- проступило, завязалось нечто. И та книга в издательстве сразу отступила, отвердела, отделилась от нее. Конечно, хлопотать о ней будет, и конечно нужно бы, чтобы вышедшую в свет, ее заметили, но это уже так, для будущего. Сама книга уже стала промежуточной. Случалось и раньше, что в дороге -- в машине, в автобусе, в вагоне, и лучше жестком -- мысли ее вдруг возбуждались -- лишь бы никто не мешал, не галдел, не заговаривал. В этот раз она проснулась ночью на верхней полке. Они стояли. Кусок света на стене был неподвижен, даже не подрагивал. На станции по динамику переговаривались о чем-то своем, рабочем. Потом без толчка, тихо-тихо сдвинулся светлый квадрат, проскользнул, бледнея, по стене в окно, и следующие станционные лампы успевали только наскоро возгореться и мазнуть, пропадая, по стенам. А вместо них вдруг ожили воздух и стук. В трепетном, торопливом дыхании ночи потягивало дымком, керосином, свежестью. Выстукивали, не теряя ни темпа, ни четкости, колёса, гудел в свою трубу паровоз. Чужой бал, но и ты, потусторонняя, втягивалась в него, чем-то полнилась. Еще недавно пустые -- слова и понятия оживали, переглядывались, флиртовали друг с другом. Сложными встречными спиралями, успевая еще при этом по-цыгански мелко-мелко продрожать, перевивались, пританцовывая, движения вагона и твоего тела: стенка уходила вперед, отталкивая тебя назад, полка проваливалась под тобой, мгновение ты парила над ней, и как когда-то в бешеной линде с юным греком, властно выталкивающим тебя в сложность и быстроту, тебя носило вперед-вверх-назад-вниз-к-себе-от-себя, вертело вокруг играющей кривой: какие там тысячи километров обозначенного расстояния! Ах, даже двойная спираль проста по сравнению с этим! Это извилистое, перекатывающееся, выписывающее невероятные кривые движение тысячекратно увеличивали тысячи километров сомнительной прямизны. Заботливые мамаши время от времени просыпались, беспокоясь о разметавшихся детях, поднимали рамы, провалившиеся в зазоры, -- гул становился тише, от духоты покрывались испариной спящие люди. Но через какое-то время где-то вновь падали в зазоры рамы -- и шум и стук снаружи врывались вместе с ветром, гарью, холодком, душистостью, опять становилось сладко, подступали смутные чувства, слова, фразы, блеск. Думалось, что вот сейчас в эти самые минуты где-то живут, где-то есть и Виталий -- ее курортная, короткая, такая сумасшедшая когда-то любовь, и Милка, и Ольга из Озерищ, и те юные прелестные юноша и девушка, встречавшиеся на маленьком, коротком, почти пустом перроне, которых подстерегала она взглядом из электрички. Никого из них невозможно представить теперь. В эту ночь они живут в ней, но не теперешние. Современники Сомнительно. Только последние известия, да, может, те песни, которые сейчас поют в эфирном времени, еще остаются общими для всех них, делая их современниками. Во всем остальном они уже в других пространствах и временах. Можно еще -- сказал бы наверное мачадовский Майрена -- использовать телевизоры вместо часов на жилете Господа Бога, размышляющего (если бы он снизошел до этого) над проблемой одновременности современников. Одновременным с нею сейчас был Виталий сколькотолетней давности, потому что она вспомнила вдруг вживе, как он играл ей в пустой комнате клуба. "Это -- тебе", -- сказал он, но в страстной жадности сердца она не могла понять, что выражает его лицо и что выражает музыка. Они были сродни друг другу, его лицо и эта музыка, как бы не отсюда, а она была вся отсюда, и вот, в теперешнюю ночь он был ей современник, потому что его лицо и руки были перед ней и она слышала эту музыку, но Ксения всегда была вербальна, ей больше бы сказали слова, она верила в слово, как верующий в молитву. А еще стихи давно ушедшего человека были ей современниками: "Золотое руно, где оно, золотое руно Всю дорогу шумели морские тяжелые волны. И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно, Одиссей возвратился, пространством и временем полный". Тяжелые волны, пространство и время не положишь на стол терпеливой супруге. Это вам не мелкие фразочки типа: "Любые отклонения выравниваются, и будет то, что уже есть, потому что всё уже есть -- дело в том, что прошлое и будущее уже есть и даже возможны сигналы из этого будущего". Какая гадость, какая пресмыкающаяся фатальность! Но допустим, допустим! От противного -- сдвинемся, разовьем мысль: это ведь и называется доказательством от противного. Допустим мефистофелевскую колоду времен, эпох, которую ничуть не смещают шуточки Мефистофеля или перемещения во времени, как путешественники не сдвигают с места пространств. И допустим, соответственно, машину времени. Добротная машина времени, аппарат-прыгун, зависший как в черной дыре -- в безвременье, пока вертится под ним шар столетий! Всё отбушует, выровняется в истории, и некий, скажем, француз (естественно, не русский, на антиутопии ведь право только у них, на их "прогнившем" Западе, у нас -- право лишь на светлую утопию: господи, утопии, кажется, еще противнее антиутопий), некий, скажем, Поль или Шарль, переждавший в надвременье -- так он считает -- катаклизмы, готов спуститься в мир просветленный, где он не будет уже "винтиком", а, как и положено в светлом будущем, -- явится человеком-творцом, да еще и назидателем, и сказочником, рассказывающем о фантастически безумном прошлом. А теперь -- как в геометрии: но если так, тогда и это так, но если это так, то не может быть того-то, а оно есть. Кант тоже играл в эти игры, и конечно же у него наличествовал Ряд -- без его величества никуда: "В самом деле, -- писал Кант, -- если мы допустим, что мир не имеет начала во времени, то до всякого данного момента протек бесконечный ряд следующих друг за другом состояний вещей в мире. Но бесконечность ряда именно в том и состоит, что он никогда не может быть закончен". А между тем ежесекундно заканчивается, прерывается. Поиграем же еще в эту игру: геометрия, но как она закручивает сюжет! Впервые, кажется, у нее складывался такой извилистый сюжет. Переселенцы во времени, оседлавшие машину времени, перескакивающую эпохи, устремляются в Новый Свет один за другим -- и рушатся, бесследно, бесшумно рушатся железобетонно-мощные эпохи. Стоило сдвинуть в мире то и другое, -- и как лопаются, рвутся скрепы на вздувшемся теле причинно-следственного ряда, едва Ахиллес осмеливается обогнуть ползущую впереди черепаху! Кричали в домах сумасшедшие, потерявшие не только близких -- самую память о них. Исчезали моря. Страх и ненависть бушевали в еще недавно спокойном мире. Сдвигались, коробились, громоздились, рушились пласты, ряды эпох. Рушился мир, потому что из-под него выдергивалось прошлое... В ее голове толпились, сталкивались еще неокрепшие мысли, новые фразы. Слова заменялись, выстраивались в другом порядке, и это уже было другой мыслью, другим чувством -- нельзя прерывать рождение, развертывание мысли даже для того, чтобы перевести дух. Нельзя насиловать мысль, но и отвлекаться от нее нельзя, нельзя торопить ее, но нельзя и медлить. Мыслей было много -- они ветвились. Ах, какие тут были штуки: и память, и -- как пустота -- беспамятство, в котором еще жило чувство полноты. Редкая вещь, у нее закручивался сюжет, да ещё двойной, тройной -- целая петарда спиралей. И -- фраза, фраза этого несчастного переселенца во времени: "Вы ненавидите нас, переселенцев, вы называете нас убийцами. Вы горды собой, вы прямо-таки великомученики. Но ведь это чистота неведенья, короткого ума, и только. Каждый из вас так же лелеет одно будущее и убивает другое. И матери -- эти святые, вырывающие из чрева доверчиво припавшую к ним жизнь. Люди зренья, мы видим только картинки. В защиту себе те, у кого послабее нервы, поверили в судьбу и фатум. Древние с удовлетворением смотрели, как наказан Эдип, решивший уклониться от позорной судьбы... И все-таки, все-таки Эдип уклонился хотя бы от Фрейда. Да, он убил отца, но не от позорной противоестественной кровосмесительной ненависти, а по случайности, в бою. И мужем матери своей он стал не из позорной противоестественной кровосмесительной любви, а по воле народа. И он полон достоинства. В то время как отец его, проколовший ноги ребенку и бросивший его на съедение зверям, воистину отвратителен. Эдип тоже был ее современником в эту ночь. Не слова, не фразы -- что-то, как более легкая материя, реяло вокруг нее, что-то, что только что было возможным, почти действительным, исчезало, растворялось. Но интонация, запах чего-то, еще несвершённого, веял в воздухе. И явно было притворство вещей, которые пытались сделать лицо обычности, обыденности... Непрочность, незнание, необъяснимость. "Они боялись спать -- словно, проснувшись, могли не найти друг друга". Пустые руки, протекшие сквозь пальцы время и любовь. Плотность и прочность материи, которая вдруг начала зыбиться, расступаться. Опора, ушедшая из-под ног -- и тогда тебя начинали держать вода и воздух. "Время спутало свой шаг для того, чтобы мы могли встретиться"... И что-то еще... О, как играют пространство и время, когда начинаешь их вопрошать. Как играет сознание, когда перед ним стены и пропасти. И как сильно вдруг чувство отсутствия чего-то, что тебе неведомо. Отсутствие пусто, но в нем есть обратная, полая форма. * * * -- Он был смешной, мой первый муж, дролечка, -- говорила Анна Кирилловна, опираясь подбородком на ладонь той же руки, которой придерживала папиросу. -- Мы были в Германии и много шлялись. Он говорил: "А откуда ты знаешь, что я -- это я Тебе не кажется, что мы остались вон там, на той улице, а здесь уже не мы" Мы исходили пешком всю Германию. Мы были такие молодые, что, по-моему, он даже женщиной меня не сумел сделать. Нас было трое: два друга и я, я любила их обоих, и один из них был моим мужем. Тот, второй, умер у меня на руках, и я не знала, смогу ли я дальше жить. Мы стояли вместе над ним, и муж сказал: "Ну что, старушка, иди готовь ужин" -- и я пошла и приготовила. И мы ели, а дверь в комнату, в которой лежал умерший, была открыта, и мы опять были втроем. Было нам всем тогда по двадцать, и я знала, что никогда никого уже не буду так любить, как любила этих двоих. И никто не будет уже так любить меня, как любили они. -- Ваш первый муж, он жив -- спросила Ксения. -- Давно уже мертв. Он был в большевистском правительстве и погиб одним из первых. Его жена прибегала ко мне, а что я могла что я могла А победи в этой партийной борьбе они, было бы столько же трупов. Как сейчас в Югославии не осталось почти никого из тех, кто был в сопротивлении и делал революцию. Они убивают друг друга, и с этим ничего не сделаешь. Низкий рокот самолета прошел над ними, сотрясая дачу. -- А теперь еще это, -- сказала Анна Кирилловна, зажимая уши. -- Они погубят Землю, и я рада, что не доживу до этого. -- Сейчас приедет Алик, -- сказал, спускаясь по лестнице, Костя. -- Сядем ужинать немного позже. ...Пока их знакомили, Алик, сын Костиного друга детства, весело поглядывал на Ксению: им сообщили, что Алик не то в аспирантуре, не то в докторантуре, а Ксения -- молодая писательница. -- Документы... -- говорила за столом Анна Кирилловна. -- Знаешь, Алик, больше всего врут документы. Никто и ничто так не врет, как документы и письменные свидетельства. Всем известно, что однажды Алябьев и три партнера играли в карты. Среди них был шулер, который передергивал. Алябьев дал ему пощечину; на руке у него был тяжелый перстень, и случилось так, что удар оказался смертельным. Алябьева судили. Это то, что известно из документов и показаний свидетелей. Только так и осталось неизвестно, что убивший шулера игрок был не сам Алябьев, а его зять. Алябьев взял на себя его вину, но уж конечно никаких документов об этом не сохранилось, потому что это был бы документ о клятвопреступлении, наказуемом каторгой... Или Киреев, герой турецкой войны -- наш дальний родственник, как и Алябьев. Царю Николаю понравилась в свое время красавица из боковой ветви нашей семьи, и она была пожалована во фрейлины. Говорят, отец ее сказал: "В нашем роду девок не было, хотя бы и царских" и отослал ее в имение, где она вскоре и вышла замуж, и уже с мужем вернулась ко двору. Ее первый сын так походил на царя, что когда он участвовал в турецкой войне, говорили, что это переодетый великий князь. В семье знали правду. Правда была на лице старшего сына. Но ни в одном документе вы этого не найдете... А кому это нужно Кому это нужно Да нет, никому это не нужно, как не нужны ни эти самолеты, ни, прости меня господи, очень многое из того, чем занимаются высоколобые люди... -- Ну-ну, мадам, вы слишком категоричны, -- с удовольствием разглядывая бутылки на столе, пропел Костя. -- Тебе водки или коньяку -- Плесни водки -- вот этой. -- Вам.. Вам -- Ей-богу, -- сказала задумчиво Анна Кирилловна. -- Впрочем, в отвлеченных ученостях я всегда была дурой, и напрасно мой муж -- не Костя -- бился надо мной, стараясь меня образовать по части немецкой философии... От ворот позвонили. -- Я открою, -- поднялась Ксения. -- Я помогу, -- поднялся за ней Алик. У ворот спросили, как проехать на шоссе. Машина тронулась, поехала. Они еще постояли, глядя, как пробирается она по колдобинам, как ныряет впереди нее свет, слушая, как набирает она за поворотом скорость. А потом пошли по невидимой в темноте дорожке -- лишь чуть серели сбоку кусты серых во тьме цветов. Политые к вечеру из шланга (Ксении осточертевало тягать эту тяжеленную кишку и водить-водить по воздуху рассыпающейся струёй, пока сытая земля не покроется лужами) они теперь благодарно благоухали. Ксения с Аликом не спеша шли к дому, светившему окнами в другую сторону, словно отводящему от них глаза. Сбившуюся с дорожки, Алик вернул ее за руку. -- Это что же, -- спросил он, -- с детства туго бинтовали -- Как -- не поняла она. -- Ручки маленькие, как ножки у китаянок. -- Тюркских кровей, -- похвасталась Ксения. -- У Анны Кирилловны тоже есть эта кровь. -- У нее всё есть: сенаторы и генералы в предках, писатель-муж и любые крови, но вот руки и ноги у нее узкие, однако совсем не маленькие, -- и провел пальцами по ее руке. -- Ну что -- спросила, выходя на террасу, Анна Кирилловна. -- Машина Они часто тут плутают в поселке. Ее зажигалка не срабатывала, Алик зажег спичку, поднес к лицу Анны Кирилловны -- смуглая ее рука старчески вздрагивала. Костя вынес ей шаль. Ксения села на перила к столбику. -- Будете -- протянул ей пачку Алик. Она почему-то взяла -- хотелось, чтобы он поднёс спичку, чтобы их лица сблизились в маленьком коротком свете. Нравилось нравиться. Чего-то такого давно в ее жизни не было. Удобная штука папиросы, жалко, что от курения омужичиваются дыхание и голос. И темнота тоже удобна. В темноте есть только голоса, маленькие шутихи окурков, летящих в бездну за перила. Совершенно свободно чувствовала себя Ксения и потому вполне хорошо рассказала о странном попутчике на полке под нею, который как-то беспокойно вскакивал и снова ложился, пока не решился, не посмотрел ей в лицо, не сказал отрывисто: "Простите -- вы не так лежите" -- потому что она лежала головой к проходу, а не к окну, и только тут она поняла, что именно это не давало ему покоя. -- Шизофреник, конечно шизофреник, -- смеялся Костя. -- У них всякая идея -- идея порядка. Рассказывали о шизофрениках с их беспокойством, если что-то не по правилам, с особым значением для них неких слов, движений или взглядов... -- Да, -- говорил некий весельчак в сумасшедшем доме, где пребывал и Поль Хорди (так, именно так будет кончаться ее фантастический рассказ), -- да, я единственный нормальный во всем этом сумасшедшем доме. Разве вы не замечали, что сумасшедшие, при всем различии проявлений ненормальности, начисто лишены чувства юмора Все они и пальцем не шевельнут просто так, они ведь уверены, что каждый их шаг, каждое слово, и то, как оно сказано, имеют сакраментальное значение, -- стоит им не так шагнуть, и мир погибнет, провалится в тартарары. Ах, если бы вы знали, как комичны эти люди! Зачем мне менять место жительства -- нигде уже не будет так смешно. Каждый из них -- как муха, оцепеневшая от страха, что, если она поползет не в ту сторону, мир погибнет. Все они спасители мира. Ничего не может быть забавнее этих оцепеневших или суетящихся букашек! Ха-ха-ха-ха! За этим помешанным особенно тщательно следят санитары -- раза три-четыре в день балагур пытается покончить с собой. Между тем теперь уже за столом разговор идет о какой-то выставке, о художниках. Прекрасный хаос непредсказуемых поворотов разговора в позднем, свободном застолье. Летняя ночь -- эта слоистая тьма со свежестью и теплотой. И её рассказ, который движется сам собой в ней, минуя еще только угадываемое -- движется к завершению: "И слыша извечное: кто ты откуда почему я словно уже знал тебя", видя, как касаются, словно не веря глазам, пальцы влюбленного -- лица возлюбленной, художник теребит карандаш, но бросает рисунок после двух-трех штрихов. Ибо Альберто из тех художников, что знают гораздо больше, чем дано им поведать". О, в своем рассказе она поиграет на антимониях, как играют непринужденно ими пространство и время! Или это антиномии играют пространством и временем * * * С Аликом они условились встретиться, чтобы сходить на выставку. Он встретил ее у метро: -- Не возражаешь, если мы на минутку забежим ко мне -- я должен позвонить отцу. Неужто начинался роман Она видела, что нравится ему. Или, возможно, ему нравилось, что она писательница. С тех пор как родила Ивануша, она забыла об искушении, но иногда казалась себе старее Анны Кирилловны -- ведь та и сейчас жила женской своей сутью: "И страсти, и любовь моя со мною". -- Хозяйки нет, -- говорил ей Алик, открывая дверь, -- но это не маневр, чтобы завлечь тебя в западню. -- Ты считаешь, это могло мне прийти в голову -- Хитрая, -- сказал Алик, и, кажется, кто-то когда-то ей это уже говорил. -- Чай Кофе Пожалуй, нет. За столом, особенно одна, наедине, она чувствовала себя неотесанной: есть, глотать, сыпать крошками. -- Не скучай, да Смотри книги -- есть хороший Сезанн. Он звонил отцу -- куда-то на юг. На юге был и Янушек -- она постоянно ощущала некую пустоту справа от себя, там, где рядом с ее стояла его кровать, и он засыпал, держа ее за руку, там, где обычно в их совместных прогулках двигался он, подергивая ее за руку, если она задумывалась. -- Может, останемся -- сказал, опираясь на подлокотники ее кресла, Алик. Близко улыбаясь, смотрел он на нее. Улыбалась, демонстрируя невозмутимость, и она. Но, покосившись в зеркало, увидела неприлично для её возраста красно-смущенную пожилую девицу. Предательское лицо! Зазвонил телефон. Он помедлил над нею, выпрямился, улыбнулся и заспешил к телефону. Она слегка дрожала. Поправила, взглянув в зеркало, волосы. -- Извини, -- сказал Алик, войдя в комнату и поспешно вытаскивая сигарету из коробки, -- Это после долгого перерыва звонит моя бывшая жена. По этому случаю надо закурить. И исчез с сигаретой и пепельницей. Разговор был невнятный -- на полуответах и полувопросах; вернулся же он, что называется, не в себе. -- Чай Кофе -- пошутила она. -- Черт, стоит ей позвонить, и недели усилий... Если не возражаешь, я немного еще покурю. Она старше меня, но дело не в этом. Несколько лет ссор, примирений, всяческого сумасшествия. Я почувствовал, что на это уходят все силы, а мне они нужны для другого. Я не для тюрьмы, даже такой. Я хочу быть. Это понятно. Она тоже выбрала Януша и свободу быть. Но что же тогда она делает здесь Чего ей не хватает в том сбалансированном мире, который выбрала она для себя И почему она обижена и разочарована Не любить, но быть любимой Что-то вроде того. Таких называли в старину бессердечными кокетками. Впрочем, куда уж ей! И почему -- бессердечными Именно этого хочет её сердце -- того, что окружает женщину влюбленностью и восхищением. Разве нельзя Кажется, уже из вежливости он попробовал снова притянуть ее к себе -- она решительно предпочла выставку. Выставка, кстати сказать, оказалась закрытой. Но даже лучше -- они бродили и разговаривали. Что-то выплескивалось и тут же забывалось. -- Когда я была студенткой, у меня это вызывало ужас -- соты домов. -- Отец тоже говорит, что город ему неприятен деиндивидуализацией. -- Помните этот рассказ Ренара "Кто умер" Это в последний раз был жив... -- В вольном моем переводе Гёте говорил так: мало кто понимает, что форма и личность -- это всё. -- В научной работе меня подавляет, что по ней никогда не скажешь, что за человек ее автор -- других не подавляет, а меня подавляет. Русый блондин, Алик был невысок и, верно, будет всегда молод. Он немного напоминал ей Виктора. Не Виталия -- Виталий мягче, молчаливее, с грузински удлиненным, округлым подбородком, такой светлый, но с очень близким черным краем. Виктор был трагичен, но не загадочен. У Виталия рядом всегда был край, но он не был трагичен, а просто неуловим: может быть, от молчаливости, но, возможно, и молчалив-то он был от невыразимости, и поэтому же музыкален -- вместо слов. Виктор и Алик -- эти ее склада. Виталий оказался нужнее, ей и сейчас еще нужен он. Пожелав сочетать привлекательность и подвижность, красивые туфли и привычную ходкость -- она довольно быстро сбила пятку. Попробовала перетерпеть -- они шли и шли по длинному бульвару вдоль широкого, в две улицы шоссе. Не вытерпела -- взвыла. Алик собственноручно прилепил к ее пятке подорожник -- к ее окровавленной пятке прохладный подорожник. Но подорожник тут же разогрелся и скатался. Своим носовым платком он обмотал ее несчастную пятку. -- Какие круглые, детские коленки! -- сказал он. Поднял ее со скамейки, обнял за плечи, и она прижалась к нему. -- О, -- сказал он. -- Да ты, оказывается, тоже немного женщина! -- И ласковый взгляд сверху. -- Может, пойдем ко мне Мне кажется, мы оба этого хотим. -- Нет, -- сказала она. -- Для этого нужно уже любить. А ты еще не долюбил. И от этого, между прочим, бывают дети. -- Не обязательно! И он тут же с увлечением погрузился в рассуждения о расслоении любви и секса, о новых противозачаточных, о том, что это меняет мир. Но она ничего не хотела разделять и расслаивать. К тому же она в самом деле, наверное, не была настоящей женщиной, ей только это вот и нужно было -- прикладывание им подорожника к сбитой ее пятке, улыбка на ее круглые коленки и рука, так легко привлекшая ее к себе. Вот и всё. Племянницы Анны Кирилловны сгорали от любопытства, что стояло за ее свиданием. "Ничего", -- сказала она честно и лживо. -- Что за жена была у Алика -- спросила Ксения, когда сидели они вдвоем в комнате Анны Кирилловны наверху. В пепельнице тлела сигарета. Прижмуриваясь от дыма, Анна Кирилловна что-то шлифовала наждачной и пилочкой. -- Его жена Она старше его, но не в этом дело. (Дважды за день одна и та же фраза. "Не в етим дело" -- сказал бы Илимыч). Ксения слушала со сложенными на коленях руками, поглядывая то в окно, то на шкафчик с восточной малой скульптурой из "мыльного" камня -- человечки были вплетены в узоры цветов и ветвей, просветы сквозили обратным узором, эбонитовые подставки отделяли желтоватую, голубовато-зеленую в камне, неразделенную жизнь растений и людей от грубоватого здешнего мира. -- Не в этом дело, -- отставляя шлифовку, чтобы покурить, говорила Анна Кирилловна. -- Она могла бы стать женой и матерью Алику. Увы, она по-бабьи глупа: пытается удержать накалом и страстью. Но, затянувшись, накал и страсти становятся пошловаты. И уже нечем страдать и пылать -- все выгорает. Он вовремя от нее оторвался. И -- истории о мальчиках, влюбленных в женщин, которые выходили замуж, как положено, за ровесников и старших, но потом судьба возвращала их друг к другу: давних мальчиков и тех женщин -- и это была настоящая, редкостная любовь. * * * Еще предстояло навестить в университете Джо -- он доделывал диплом, готовился к "госам". Прелестный студенческий комплекс соорудили на Ленинских горах: ступенчатые площадки, деревья, цветники, вода. Джо распахнул перед ней прокуренную свою комнату -- внутри это мало отличалось от его конурки в Джемушах. Кто-то, сидевший у него, поздоровался и ретировался. Джо, подтягивая спортивные брюки, расчищая ей место в кресле, скатывая и куда-то запихивая нижнюю и верхнюю, разбросанную как попало одежду, непрерывно вопрошал: -- Откуда ты Как сын и родители Как непутевый братец Что слышно об Алешке -- двоюродном, дваждыродном Чем собираются порадовать нас, недостойных, простых-советских -- классики, земляки и столичные Кто-то заглянул, захлопнул дверь, но через минуту пришел, уже не в летне-спортивном, а в брюках и рубашке. -- Ты бы еще галстук нацепил! -- хмыкнул Джо. -- Знакомься, писательница земли русской. Не притворяйся, будто я не рассказывал о ней, но не повторяй всего того высокопарного вранья, которым я дурил слабые ваши головы. Я недостойно пользовался ее именем, чтобы возвысить себя. -- Мы так и поняли, -- буркнул вошедший, но сесть не успел -- Джо отослал его, чтобы он принес чего-нибудь съестного, а заодно сообщил друзьям, что занятия на сегодняшний вечер отменяются: прежде всего попьют чаю и перекусят, а там видно будет. С Джо их оказалось четверо. После сборного застолья Джо объявил, что дома сидеть в летний вечер нефиг, нужно ли ей показывать Москву -- нет, конечно; театр и ресторан исключаются по случаю неважной экипировки, а также недостаточного финансового обеспечения. -- Вот так мы и развлекаемся, -- говорил Джо. -- Подходит вечер. Кто-нибудь предлагает сходить в театр. На лицах скука и сомнения. "Это что, серьезно -- изрекает Юрка. -- Подумайте, что они могут нам предложить действительно замечательного Театр, господа, вырождается, а присутствовать при его предсмертных судорогах безнравственно и не эстетично. Чешем затылки. Выставка -- "Господи, они и привезли-то десяток картин -- лучшее все равно осталось в Лувре!" Кто-нибудь предлагает кино. "Кино -- удивляется Эдик. -- Это искусство для народа, а не для нас". "Может, сходим к девочкам" Женька морщится: это же нужно гладить брюки, умываться, потом вспоминать старые анекдоты. В конце концов идем на "Веранду". -- Мы и сейчас идем на "Веранду" -- смеется Ксения. -- Если не возражаешь. Это, конечно, дыра, но близко и дешево. "Веранда" оказалась действительно верандой, причем огромной, с огромным количеством столиков, с немыслимой толчеей, с преобладающими запахами портвейна, вермута, водки и лука. Кое-как отыскали столик, из-за которого как раз поднимались уходить. Джо на положении хозяина оставили с Ксенией, остальные отправились за "винищем" и чем-нибудь съестным. От участия Ксении в расходах гордо отказались. За недостатком уборщиц Джо сам отнес грязные стаканы и тарелки, а Ксения салфеточкой с соседнего стола смела крошки и вытерла пятна и лужицы. Пили из граненых стаканов. Посмеивались над романом Юры с молодой вдовой. Обещали ему скорую радость: "Дорогой, полюбуйся на малютку, нашего сына". Жаловались на руководителей дипломных работ: едва просматривают написанное и тут же забывают -- каждый раз новые замечания. О студентах с младших курсов, которые хотят общаться: -- Мы им говорим: "Скажи скороговоркой "трансцендентный"". Сбиваются. -- "Иди еще поучи "эмпириокритицизм" и прочее". -- Сурово! -- Нас тоже не допускали. А то еще подумают, что мы уже готовы отвечать на вопросы! -- ...Что мы уже ухватили за краешек подола истину. -- В то время, когда нам ухватить бы за краешек подола какую-нибудь вдовушку! (Джо, конечно). О какой-то истории с обсуждением студента, бросившего трех жен и в конце концов женившегося на женщине, старше его и с тремя детьми. Друзьям что-то в этом не понравилось: уж очень гладко все шло, девочки клокотали, примерные студенты благородно негодовали и наконец парень кадровой выправки предложил исключить из университета незадачливого многоженца. Остальные благоразумно молчали. Друзья сочли, что в этом обсуждении маловато диалектики, к тому же судят заочно и безапелляционно. "Выступим" -- "Выступим". Женька: "Надо еще разобраться, какие были жены. И потом, взять с тремя детьми -- это же героизм!" Закричали, зашикали. Джо: "Мы заочники, государство нас не обеспечивает, значит, не обязано заниматься и нашим моральным воспитанием". О разговоре с семинаристами, поддевшими их: "Почему вы боитесь говорить с нами в открытом диспуте, если уверены в своей философии и в своей правоте" -- "Да вы же скажете: верую ибо абсурдно", -- отшучивались они. Семинаристы были запальчивее: "Да! И не верим вам, потому что вы -- рабы логики". Ксении уже нужно было -- позарез -- торопиться на электричку: они пококетничали с ней, и она была им благодарна, пора было позаботиться о ночевке -- кроме Костиной дачи ей негде было переночевать. Но она любила застольный треп, и когда это еще она побудет в обществе философов Один, сам по себе, Джо не в счет -- ей нужен был спектр. Спектр, однако, не очень получался -- мешали винные пары. И на электричку она уже опоздала. Ребята успокаивали ее, что отведут к девочкам в общежитие. И снова застольная философия и веселые подначки, когда она что-то о частном явлении и о том общем, что делает целостным мир: -- Стол -- это общее, но нигде этого общего стола нет, как нет человека вообще, в общем смысле слова, -- это вступил в разговор Женя, хотя он-то как раз почти и не говорил до этого. Но портвейн и вермут развязывают языки даже очень застенчивым. -- Слово -- грубая схема. -- А как Вселенная, которая с "и Человек" -- Вселенная -- темная лошадка, -- приходит на помощь другу Джо. -- Есть такая теорема Гёделя, что нам и о себе-то трудновато судить -- не то что о Вселенной. Она -- что-то о книжке "Загадка человеческого я". Они -- презрительно: "Для детского чтения". Ксению часто считают самоуверенной, но такая ли уж она самоуверенная, если толкается то к писателям, то к ученым, то к философам, проверяя, не думают ли они интереснее и лучше, чем способна она, несмотря на все ее подписки на философские и научные журналы, на Гегеля и Мелюхина, которых она даже конспектирует... И, словно откликаясь на ее мысли, рассуждает вслух Джо: -- Я иногда думаю, не слишком ли много я читал и учился, не засорял ли мозги, не надо ли просто походить по жизни, поговорить с разными людьми, посмотреть в небо и в себя, подумать... Но "Веранда" уже пустеет, как явно опустели и карманы ее философов. Они отходят в сторону, советуются -- наверное, в какое женское общежитие, как и к кому ее вести. С женскими общежитиями, однако, ничего не получается. И уж тем более невозможно попасть в мужское, хотя какие-то безумные планы в виде окон первого этажа, пожарных лестниц и тому подобного выдвигаются. -- И главное, я уже никому не могу позвонить так поздно,-- твердит растерянно Ксения -- она ведь искренне верила, что устроить ей ночевку у девочек-философинь или других университетских подружек -- пара пустяков. Джо предлагает коротать ночь всем вместе, бродя по Москве -- кликов восторга однако не слышно, да и тон у Джо не очень уверенный. -- Глупости! -- вмешивается Женя. -- Ты, Джозеф, заснешь на первой же скамейке, если не под забором. С такими провожатыми недалеко и до вытрезвителя. -- Я почти трезвая, -- оскорбляется Ксения. -- Я тоже. Хватит и меня одного. Идите, грызите гранит науки или храпите во славу ее. -- "Глубоко копает старый крот!" -- не без усмешки и намека молвит Джо, но кончает с метаниями. -- Идемте, ребята. Пусть рыцарствует наш бродяга. Ты, Ксень, не против -- Нет, если не против Женя. Хотя мне стыдно, что я обрекла вас на эти поздние хлопоты. -- Да нет, это мы переоценили наши возможности, -- милостиво извиняет ее Джо. И они отвалили. Джо, оборачиваясь, кричал что-то, напутствуя и изображая сигнальщика на отчаливающем корабле. Ночь была теплая, обширная территория университета -- со вкусом и размахом озеленена, отерассена, и очень вероятно, все это было как раз то, по чему она ностальгически тосковала; ну, не тосковала, скажем так -- чего её полной и верно устроенной жизни все-таки не хватало: юности, бессонной ночи на ногах, вдвоем и, кажется -- Женя влюблен и не так просто отчалили все остальные. Интересно, а "Двадцать четыре часа из жизни женщины" -- это юность или все сразу Какие милые, теплые, глупые -- сродни этой ночи -- мысли приходят в голову на середине четвертого десятка лет, а ведь, кажется, натешилась юностью и замуж вышла поздно, уже ощутив себя старой девой, то есть юность ее к тому времени успела состариться, иссохла и выдохлась. И вот ожила, реанимировалась, бормочет тихонечко нараспев и ждет -- чего И смущен и молчит славный парень Женя из редкого племени философов. Но что за повтор Московские ли расстояния, повышенная ли твердость столичного асфальтового покрытия, распаренность кожи, припухлость ног или что другое -- только она снова хромает и снова внимательные мужские руки -- уже вторая пара за неполные три дня! -- прикладывают ей мягчительную повязку на сбитую лодыжку: в рассеянном свете редких ночных фонарей отыскивается подорожник, есть и большой мужской платок. Не коллекционировать ли ей, как свирепым индейцам головы побежденных, носовые платки летучих влюбленных Не проходят, однако, они и двух километров, как начинают саднить сбитые костяшки пальцев: обувь, что ли, такая или пора старушечьи носки одевать Женя снова ищет подорожник, но теперь в дело идет уже ее собственный платок -- прелестная дама, вся в повязках из носовых платков. Хорошо хоть скамеек в этом парковом комплексе навалом. Скамейка холодновата, и вообще уже холодает. Женя накинул ей на плечи свой пиджак и закурил. -- С женским общежитием с самого начала был блеф -- интересуется она. -- Естественно. Ба, да она оскорблена! И разочарована: возврат к юности, увы, невозможен. -- На спичках разыгрывали -- Разве Джо не говорил, что я патологически ленив в отношении женщин Остальные нормальны, а я... ленив. -- Нет автоматической реакции -- Нет. Ребят ошарашило, когда я вдруг возмутился. Джо ведь хотел сам поухаживать. -- Ну да, в Джемушах некогда. Кажется, ей нравятся "ленивые" -- Виталия она и до сих пор не забыла. Женя обнимает ее, и она не противится. Тихо и нежно он целует ее в волосы, в ухо. -- Ксень, у меня приятель в Москве, хороший парень, мы могли бы пойти к нему -- он один. -- Ну вот! Нет, не пойдем. -- Как скажешь. Будет все так, как хочешь ты. Минут через десять, однако, ей снова пришлось сказать: "Нет!" -- Почему, Ксюша Кто тебя так напугал И почему ты тогда пошла со мной -- А что, подразумевалось именно это И покачивая ее, как ребенка, в руках, он говорит, что именно это и именно с ней. Разве она не видела, что нравится ему -- Нет, до того, как ты заговорил, не видела. И уж во всяком случае не считала, что это сразу же вожделение. -- Все мы люди, все мы человеки. -- Да что вы говорите Разве есть "стол вообще" -- Не ехидничай. И ради бога, не говори, что то, что возможно в десятую встречу, невозможно в первую. -- Объясни, что происходит, почему ты вдруг решил Я что... -- Не знаю. Просто хочу и все. Как увидал, так и решил, что хочу быть с тобой. А что, если я приеду в ваш Казарск или Джемуши Знаешь что, забирай-ка свои вещи и малыша и переезжай ко мне. Ты же не любишь мужа. В этом деле обязательств нету: или любишь, или нет. И брось ты свои сказки, что ты его последнее пристанище. Он же мужик. И -- о своей первой женщине, актрисе, с которой был несколько лет: -- Она меня и научила всему. А потом никого. Восемь лет никого. Бывает. -- Случается, -- насмешливо, однако нежно, вторит она. Совсем не похож он на Алика. Да, Алика едва не поглотила женщина, он потерял, прожег время, ему претит диссертация, в которой он опять же не волен, претит деиндивидуализация, обезличивание научных работ, но он борется, у него хороший каркас, он и в одиночество устремлен как в свободу. Женя одинок при всех своих друзьях, ему не нужно бежать в одиночество, оно всегда будет при нем некой забытостью того, куда и зачем он идёт, рассеянный прохожий. И с ним совсем не душно. Он естествен в своей рассеянности. Он лучше Алика: и потому, что не рассуждает о расслоении секса и любви, и потому, что Алик посмотрел рассеянно на фотографию Януша, а Женя сказал: "Заберу-ка я тебя вместе с сыном, тебя и парня -- к себе". Правильно, он знал, что она уже отдельно от Януша никогда не будет, их надо любить или не любить вместе. -- О, приближается страж порядка, -- сказал Женя, убирая руку с ее плеча. Подошел милиционер, спросил усмешливо, что они делают здесь ночью. Ксения вспыхнула -- неужели он думает.. Поспешно, возмущенно вытащила паспорт. -- Пройдите на вокзал. Здесь ночью вам делать нечего, если не хотите попасть в милицию. Но до метро, тем более -- до возможности позвонить кому-нибудь было еще далеко, и они просто сдвинулись в другую часть этого просторного дворцового комплекса, истово охраняемого стражами порядка от осквернения животной жизнью. Чертовы соглядатаи, чертово влезание в твою единичную жизнь! В прощальный ее с Виталием вечер, в ее любовь и отчаянье вот так же встрял глумливый крик ночной сторожихи: "Чего зеваешь, парень Вали ее, суку, делай свое дело!" И когда они встретились через несколько лет, он ведь даже не мог этого вспомнить. Как сейчас, кажется, не заметил Женя. Или мужчине привычнее, чем женщине, жить в зоопарке казармы, армии, содружества, завода, войны -- Нет, -- подумав, и без обиды, отзывается Женя. -- Это просто выделение главного, отметание видимости. Женщины очень во власти видимостей. -- И ты мог бы на глазах у других, ну, переспать с женщиной -- Нет, наверное. Но смерть -- это ведь тоже интимное, однако и кишки себе в живот запихивать нам, а вам рожать приходится на виду. Больше к этой теме не возвращались, да и вообще пик -- чего, собственно: нежности, взаимотяготения, сопротивления -- прошел. Стало так холодно, что невозможно сидеть. Испытание последними часами ночи, памятное ей по ночевкам в походах. Холод подвигал их с Женей к трассе -- так, без надежды, в общем-то, и -- о, чудо: какой-то дежурный автобус подобрал их и довез до Курского. В духоте вокзала одолела мучительная сонливость, они неудержимо проваливались в минуты сна, чтобы тут же очнуться с ломотою во всем теле, с резью в глазах, с какой-то чесоткой и обалделостью. В то время Курский не был еще огромной клоакой времен перестройки, когда спят на заплеванном полу, договариваются -- не понижая голоса -- с пьяными дешевыми проститутками, бьют в переходе двое одного в живот и пах кулаками и ногами, и он оседает по стенке, двое отходят, кружат, накапливая силы и злость, возвращаются, пока он пытается отползти, и снова деловито пинают и бьют, и у него кровь изо рта, и он: "ребята, ну!", а мимо идут сотни людей, и ни один не взглянет, не крикнет, не смотрят и на двух пожилых женщин, растерянно взывающих и охающих: ни проходящие, ни бьющие, ни избиваемый; наконец двое бьющих берут избитого под руки и куда-то тащат -- может, от милиции, которая изобьет их троих еще жесточе, а может -- добивать; и волокут два милиционера мертвецки пьяную молодую женщину, платье ее задирается, под платьем же нет ничего, ноги бесстыдно раскинуты и видно нежное, узкое, черное со смуглой узкой впадиной, моложе ее самой, спившейся, беззащитной... Но уже и тогда, в застойные времена, вокзал был забит отвергнутыми поездами и гостиницами людьми, которые маялись на вокзале в неприкаянные часы удушливой в сильном электрическом свете ночи. Утром, когда Женя провожал ее к метро, они остановились у кинотеатра. Показывали картину по пьесе О"Нила. Они сидели в пустом почти зале, и была на экране любовь, почти без слов, жестокая и властная, и, как за несколько часов до этого, -- она прижалась плечом к Жене, и он держал ее руку в ладонях. Они почти не говорили, расставаясь. Хоть бы он еще один раз сказал, что приедет за ней. Она улыбнулась: -- Представляю, как накинутся на тебя с вопросами друзья. Скажи им, что всё было -- не хочу, чтобы они тебя жалели. Коротко обнялись и разошлись. За каких-то три дня два искушения -- после пяти лет спокойной семейной верности. Откуда же вдруг беспокойство И чего, собственно, стоит верность, которую не искушают И само искушение -- не плотью ведь, а влюбленностью. Но почему именно сейчас ее искушали -- с разницей в сутки двое И в обоих она была почти влюблена. С какою болью смотрела она вслед Жене! Впрочем, что ж, в искушениях она не вольна -- она вольна только в верности. Ничего страшного, закон парных случаев, как сказала бы Анна Кирилловна. А через день с этого же вокзала она уезжала домой -- к Янушу. Часть седьмая Но, мама, ты же знаешь, ты и сама ведь была ребенком. В детстве все как дауны. Знаем что-то помимо слов. А слова нам чужие -- только для игры, для подобия взрослым, для важничанья. Вы вот спрашивали меня, маленького, есть ли Бог, а нужно вам было не "есть ли Бог", а мое детское суждение по этому поводу. Или: "Солнце живое" -- и я понимал, это такая игра -- на сообразительность, на интересность. Правда, было сильное сомнение: может быть, все-таки вы что-то знаете или знаете, что могу что-то знать я. Когда вы говорили: бытие, метафизика -- в этом было близкое тому, что ощущал, чего искал я. Но по моей ли, по вашей ли малости, неразумности, нестыковке об этом было немыслимо говорить: нету нужного языка, слова есть, а языка нет. Пространство в детстве очень сильно воспринимаешь. Время дня. Плоскости. Освещение. Контрасты. Едешь на велосипеде -- свет наискось. Некоторые пограничные моменты: вошел в свет, вышел. Вхождение тебя в свет. Вхождение света в тень. Тени света. Насколько это тонко всё на озере у воды! С солнцем очень много в детстве связано. Голова нагревается. Из этого горячего, солнечного -- в студеность воды -- удар, мгновенный переход из одного мира в другой. Удар, но предвкушаемый, представляемый -- и все-таки каждый раз новый. Взрослея, разлюбишь эти удары. Станешь сглаживать их знанием: это воздух, а это вода, это свет солнечный, а это тень дерева. Санки языком -- ужас, но и его хочешь. Кататься с горы -- за что такая радость! Тяжелые санки разгоняются со страшной силой. Или майские жуки -- напор в спичечном коробке, сила, сопротивление -- такая мощь такого маленького. Сила и свет говорят так много. Особенно контрасты. Словно мы в этот миг что-то понимаем. Странность, сильная стронутость души. Многообразие не дает такого соударения, оно растворяет одно в другом, сглаживает, многократно перебивает: листва вспархивает, коляска едет, прошел человек, девочка болтает ногой, собака чешется. В многообразии только некоторые звуки дают нечто вроде мгновенного стягиванья многого в молнию. Как небо стягивается в молнию, выплескивает. В детстве я удивлялся, почему мне странно то, что не странно другим. Ведь странно, когда из горячего воздуха входишь, ныряешь в холодную воду, и как может быть, что они настолько разные -- ведь рядом же! Странно, что само солнце, совсем не такое большое на небе, не такое уж невероятное при том даже, что на него в упор не посмотришь, и вообще оно само по себе, ему как бы не о чем говорить с тобой -- и однако свет от него даже на блеклой стене дома так полон мощи и говорит что-то такое, чего словами не скажешь. И почему другие не думают о том, о чем думаю я Почему я такой странный для самого себя Какое отношение ко мне имеет мое клетчатое пальтишко, и моя рука, на которую я сейчас гляжу, и мальчик, которого я, проходя мимо, вижу в зеркале Зачем дети играют, а взрослые ходят на работу Для чего люди живут И почему, когда я спрашиваю, никто не понимает, о чем я спрашиваю Разве не странно также, что в соседних квартирах, между которыми только стена, люди спят совсем почти рядом друг с другом, -- я сам видел, где кровать у наших соседей, -- но они об этом совсем не думают -- только потому, что у них разные квартиры. И не странно ли, что сначала был камень, а потом его вмазали в основание стены, и никто о нем уже не думает как о камне -- забыл ли уже и камень себя, когда он стал стеной Скука Скука тоже есть. В Казарске. Все там для меня ничтожное, смехотворное. Там и километров-то настоящих нет, -- говорю я тебе. Бочка с мотылями. Малюсенькая ледяная горка. Разговоры о "бабайке", которого, понятно же, вообще нет. Лживый, смехотворный язык казарского бытия -- реальность ведь тоже обладает языком, каждая -- своим. Языка казарской реальности я и слышать не желал. Кажется, в детстве отталкиванье сильнее, чем потом, труднее поддается уговорам. И скука скучнее, и горькое горше. Взрослый, я могу спокойно проглотить и хину, и касторку. Взрослый, я могу прочесть неприятную мне книгу и даже убедить себя, что она мне приятна. Но в детстве я буду отбиваться, отплевываться до судорог, когда в меня -- один зажимая нос, другой тыча ложкой, -- вливают касторку... Очень многое дети хавают, понимают без всяких слов. Сами маленькие, а ощущения... Помнишь, ты рассказывала, как смотрела на меня в окно, хотела и не решилась окликнуть -- так странно я смотрел то на свои руки, то вокруг. Мне кажется, я знаю, когда это было. Нет, не тогда, когда свет падал из-за моего плеча на стену и говорил со мной. Это было в другой раз -- после дождя, правда ведь Я так хорошо помню. Деревянная "горка", еще влажная немного, на мне пальтецо и шапка-шлем. Я один. Вокруг опавшая светящаяся листва, но еще и на деревьях много этой осенней листвы. И запах -- ты же знаешь этот сильный запах осени, зрелой, на пределе. Небо серое. Я уже поспал днем и скоро уходить спать опять. Зачем это так положено, думаю я. И чувство тоски, такой же сильной, как этот запах. Пронзительной. И от этой тоски странно, что ноги мои в красных сапожках. Странно, что руки, на которые я гляжу, пальтишко, сапожки -- это и есть я. Я ведь не знаю, почему я это я, такой, каким я вижу себя в зеркале. Мне кажется, что я глубоко внутри и совсем другой. И не знаю, для чего я должен буду уйти отсюда спать, снова вставать, идти во двор, взбегать на горку, скатываться с нее. Почему сейчас все так пронзительно, а потом пройдет. Как не знал бы, зачем это, если бы оставалось навсегда. Я не знаю, почему всё, что есть я, это я, если всё это появилось без всякой моей воли и участия, если я этого не делал. Откуда взялось и почему это я. Я чувствую себя совсем иным изнутри, как птица в чужом гнезде, и чувствую себя настолько же отличным от себя, как отличается птица от гнезда, от гнезда недавнего, в то время как птица была всегда. Или наоборот -- от гнезда давнего, безвременного, в то время как птица такая пронзительно живая. Ты был всегда, но тебя нет. Ты больше облако, чем ты сам. Твои сапожки и пальтецо -- не ты. И твое лицо -- не ты. Ты как актер-кукольник; тебя не видно, но куклы показывают тебя. Ты и сам-то себя не видишь. И хочешь не ты, потому что ты не знаешь, почему ты этого хочешь. Если ты объясняешь, что чего-то хочешь потому что это хорошее, ты только обозначаешь факт хотения. Не всегда то, что ты хочешь, хорошее, а ты все-таки хочешь его. Иногда я знаю, что знаю всё -- больше всех своих товарищей и больше взрослых. Взрослые, например, не знают, какая жестокость меж детей во дворе. У взрослых такой жестокости нет: может, им она уже не нужна, а может, просто притворяются. Или же они лучше, чем дети. Я знаю больше взрослых, потому что и эту жестокость знаю. Я ее должен запомнить. Я знаю и почему она. Потому что обижать, унижать, быть сильнее приятно. Но я знаю и больше -- я знаю, что, в конце концов, от этого неприятно. Я м у ч и л насекомое -- сначала было приятно, потом нехорошо. Об этом и нужно рассказать. Потом, когда вырасту. Чтобы точно знать, что я не пропустил, не забыл чего-то. Взрослые знают кое-что. Они, например, знают, как получаются дети. И они знают, как это делать, как делать так, чтобы не было противно и стыдно. Но они знают и еще что-то, сродни тому, о чем думаю я. Они говорят: бытие. Это, наверное, как раз о том. Вырасту и пойму, действительно ли я знал все уже сейчас. Мне кажется, да. И поэтому я умнее всех своих товарищей, хотя один из них, старше меня на два года, сказал со смехом: "Ну, что будем делать -- о смысле жизни что ли поговорим" Значит, и он знает такое. Или, может, только слышал, как я, "бытие". Я был шизофренически уверен, что обладаю абсолютным знанием. И в то же время что-то только сквозило, ускользало. Я и это, сквозящее, знал. Но забыл. Вернее было бы, наверное, сказать: "Я был уверен, что точно знаю: есть такое, чего никто не знает". Непонятно говорю, да Это ощупью говорится и плохо согласуется. Чем точнее хочешь сказать, тем путанее получается. Я знал, что был всегда, но не всегда был смертен. Я был всегда, но должен что-то узнать. Я должен узнать что-то, что уже знаю. Или не знаю, но у меня есть знак. Небо серое. Близко вечер, листва и цветы весною и в десятую долю так не пахнут, как осенью, на краю жизни. И цвет уже не цвет, а свет. И тоска такая высокая, что я знаю, что был всегда, был вечно, но не знаю, для чего это. * * * Слушая сына, я думаю, как бесталанна в детстве была я. Он говорит: "Свет и тень значили тогда так много". И дочка то же. Но о дочке позже: когда сын был ребенком, ее ведь ещё не было. Я же не помню в детстве другого света кроме маминой любви. Мамина любовь и была моим солнечным светом. Самое первое воспоминание -- это бесконечно сладостный свет маминой любви, маминого присутствия. Присутствие и отсутствие -- два лика любви: солнечная радость и тоска. Помню себя в другом городе, в бабушкином доме, саму бабушку не помню, разве что ее руку. Но и ласковая ее рука не примиряет меня с ней -- ведь она в м е с т о мамы. Мама с папой уехали. Скоро уже приедут, говорит бабушка. Но что для меня это "скоро", если сейчас -- эта безумная тоска, неутолимая жажда мамы, каждую секунду длящееся отсутствие ее. Была ли хотя бы прерывистость этой тоски -- не знаю. Но это уже не самое раннее воспоминание. Детство мы вспоминаем, как первобытное общество, мешая в одно -- тысячелетия. До трех лет почти всё забыто -- какие-нибудь два-три воспоминания. А я ведь знаю, как меняются дети на протяжении первых двенадцати лет жизни (не считая утробной поры). Соседский веселый крепыш-младенец уже годам к четырем превратился в грустную, неуверенную и льстивую девочку. Я сама лет в пять была молчалива и неулыбчива, хотя не помню грусти, а скорее неудовольствие, скуку, томление. Я ненавидела бани, парикмахерские, шутливых взрослых, крашеные полы, уборки в доме, послеобеденный сон, рыбные консервы, сыр. Мир городского, да еще охотнее читающего, чем гуляющего ребенка, очень узок и примитивен, и когда этого городского ребенка, во всяком случае такого, какой была я, вывозят на "лоно природы", ничего приятного в этом ребенок не находит: чужд и утомляет его этот незнакомый мир, скучней квартиры и в скуке. Не доверяет комнатный ребенок этому миру. Он в нем неволен и неловок, одновременно чрезмерен и недостаточен. Я не любила природы, начиная от моря и поля до огорода, комаров, сильного солнца и ветра. Все это, протяженное, ландшафтное, иначе живущее, да еще и посягающее на меня, вызывало во мне опасливость, недоверие и скучливую досаду. Сдается мне, игрушки я тоже не любила и не любила магазинов, хоть и жадничала, выпрашивая то одно, то другое. Куда больше привлекала свалка, недалеко от дома. Нам запрещалось там бывать -- тем соблазнительнее были набеги туда. Тут можно было найти поистине невероятное. Там нашла я однажды осколыш не то вазы, не то блюда какого-то: женщины в длинных (не как у нас), продолговатых одеждах по сторонам качки с младенцем. Я тщательно отмыла осколок и рассматривала только оставаясь одна. Холодок восторга охватывал меня, когда я смотрела на яркие, нежных цветов одежды благоговейных у колыбели женщин. И уж если природа, то не ландшафт, не поле и лес, не море, -- а радужные, тончайшие мыльные пузыри, льдистость сосульки, кашица подтаивающего, подтаявшего снега, ледяная горка, с которой, визжа, в "куче мала" съезжаешь снова и снова, во все возрастающем азарте до самозабвения. А если уж игрушки, то какие-нибудь очень маленькие. Маленькое удобно для того, чтобы быть только твоим, для прятанья и свободы воображения. Для крохотного -- мир просторен и необыкновенен: можно жить на листьях и цветах, можно прятаться в любой щели и наблюдать со стенных часов за тем, что в комнате. Можно, наконец, пройти через рукав старой шубы, пылящейся в углу на вешалке (отголосок "Щелкунчика") и попадешь в царство. Ты тоже после волшебства можешь туда пройти. География, мир, космос тебе неведомы, но ты знаешь, что есть волшебное. Волшебное же всегда вещь; палочка, камень, кольцо, ковер-самолет, печка-самоходка, запечатанная бутылка, осколок. Отсюда удивление от двух сказок Андерсена -- как странно, он пишет, что соловей настоящий лучше искусственного, а роза лучше волшебного горшочка, нюхая запахи из которого, можно узнать, что варится в любой кухне королевства. Дерево, цветок, птицу можно жалеть, но они не волшебны. Ваза может быть и красива, но осколок от нее лучше -- ведь за черепком с двумя женщинами у колыбели была не память о супнице, потому что не к обеду это все относилось, не о вазах давало знак, а о другой неведомой жизни, как в хрустальном яйце в рассказе Уэльса -- не хрусталь, и даже не мастер были важны, а мир крылатых людей; и крылатость их была совсем не то что крылья, и дверь в стене в другом рассказе Уэльса была не дверью, а то проявляющимся, то исчезающим входом в неведомое. Все это забылось в отрочестве, как ненужное, детское, глупое. Мое отрочество идейно, тоталитарно, устремлено к абсолютам. Принцип, убеждение, высокая идея и абсолютное превыше всего. Всякое сомнение или, что сильнее, интуитивное отвращение подавляются, преодолеваются. Первой идеей, кажется, были всемирные сады, великие цветенье, душистость и плодоношенье -- и это при том, что я не любила фрукты и сады. Приняв какую-то идею и установив цель, я тут же принималась вычислять и планировать путь к осуществлению ее -- вычисленные и спланированные практические шаги к осуществлению моей всеземной, всечеловеческой идеи, а потом и космической. Идеи были мне, признаться, почти всегда скучны и неприятны: пионерские собрания, разбивка сада на пришкольном участке по моей же инициативе. Но, конечно, я не разрешала себе даже понять это. Потому что уже в то время я была человеком "галочки", который, не поставив галочки в конце дня, презирает себя за потерянное время. То же с войной. Едва прозвучало из динамика "Вставай страна огромная" -- я, не откладывая, определила свое участие в ней: с усердием занималась санитарным делом (был у нас такой предмет), в образованной мною же тимуровской команде собирала дикие плоды и устраивала набеги на колхозные сады с целью посылок плодов на фронт, но и это было головное, благо нас скоро выгнали с чердака нашей штаб-квартиры, а наворованное в колхозном саду отобрали. Война была великой и справедливой, и понятно, что с нами со всеми стало бы, не победи наши в этой войне, но, господи, как всё, начиная от самой войны и до нашего участия в ней, было серо, как долго еще после победы был сер мир и серы дни, перебарываемые, правда, к этому времени новой идеей, вспыхнувшей передо мной -- о некоем космическом, ослепительном смысле бытия. Этой новой идеей была перечеркнута предыдущая, сверкнувшая мне со страниц "Братьев Карамазовых" -- идея Бога. Должна сказать, все идеи моего отрочества и юности были привиты, черенкованы на древо моей жизни из книг. Их можно было бы также назвать ответами, черенкуемыми на древо моих вопросов, все сильнее одолевавших меня. И подспудно древом моим отторгались не только конкретные шаги осуществления этих идей, но и сами идеи. Так называемая общественная, социальная деятельность, которой я честно, убежденно отдала столько сил в своей жизни, почти все предметы в институте, почти каждая работа, которой я занималась, начиная с юридической и комсомольской, хлопоты о пристраивании своих произведений, взятый на себя мною брак, частенько даже писательство -- были мне неприятны. И сами идеи постепенно тоже. Так почему же, почему А все потому же: я очень рано стала существом "головным", шизоидным даже, которому жизнь не в жизнь без всеобщей идеи и цели. Приняв с восторгом идею, я уже не разрешала себе видеть, что она претерпевает во мне изменения -- от высшей, прекрасной до отвращающей. Я долго оставалась стойким, самоотверженным солдатом: ведь главное -- цель, я только средство, и все эти субъективные "хочу -- не хочу", "приятно -- неприятно" не больше чем инфантильность и слабохарактерность. * * * Януш увидел девочку, проходя из тьмы лестничной площадки на свет открытой на улицу двери. Сначала он видел только темный силуэтик. Но через несколько шагов солнце оказалось на одной линии с девочкой, и золотом вспыхнули ее легкие прямые волосы, и золотой чертой очертилось все ее тельце, ставшее совсем черным. Он шел и помнил, что на балконе над дверью лежит старуха, которая приготовилась умереть: фиолетовые тумбы её уже почти мертвых ног виднелись сквозь балконную решётку. Сам солнечный свет останавливался и копил свою духоту возле умирающей. Януш обычно старался прошмыгнуть из двери и мимо балкона скорей. Но сейчас в дверях стояла девочка, и подойдя он увидел ее подробнее: голубые глаза, короткий нос, две острые морщинки у губ -- у губ, которые силились не улыбаться, но дрожали меж смущением и смехом, и так же дрожала ямочка на ее щеке, пока рот сдвигался невольной улыбкой вниз, а щеки приподнимались, и приподнимались плечи, торчащие из бретелек сарафана. Плечи, острые ключицы, тонкие руки даже на свету были черны от загара, а ногти на руках были почти белые. Белые ресницы смущенно помаргивали. Были коротки и густы золотые щеточки бровей. Волосы и острые морщинки в углах веселого рта поразили его такой силой жизни, что еще ярче вспомнилась умирающая старуха -- стоило чуть сдвинуться, и видны были ее синие от гнилой воды ноги. Он знал, что это тайна: отвесно стоящие рядом тьма и свет, прелесть и уродство, ртутно подвижная жизнь и предсмертные духота и безвременье. Он боялся этой тайны, но она притягивала его. Может, не нависай тот балкон над дверью, в которой стояла беловолосая девочка, он не влюбился бы в нее так сладко, так всепронизывающе. Ее звали Лиля. Она была настоящая обезьянка и у нее была красная собака Найда и брат с разными глазами -- оттого, наверное, был ее брат такой злой и безжалостный. Разными глазами был отмечен он, чтобы его опасались -- все, кроме сестры, для которой он был сторож и защитник. Спустя лет десять, приехав из Облова в гости к бабушке, Януш встретил Лилю: она стояла у лотка в грязном белом фартуке, с грязью под ногтями. Януш знал, что разноглазый брат ее уже в армии, мать и отец спиваются, лечились оба от алкоголизма и Лиле пришлось бросить школу и уйти торговать с лотка. Никакие попытки разговорить ее не удались. Совсем ничего не осталось в нем от детской любви. Она улыбалась, но так напряженно, что казалось, вот-вот щеки её сведёт судорога. Он чувствовал, что больше всего она хочет, чтобы он ушел как можно скорей. Он видел ее еще раза два, но она делала вид, что не замечает его, и он больше не мучил её своим вниманием. Так что, думал он частенько потом, может, и не зря били его в детстве, да и в юности: всем плохо, а он такой нежненький, любимый, образованный. А ведь никогда не были как следует обеспеченными ни его родители, ни дед с бабушкой, у него не было и половины того, что у его сверстников: ни магнитофонов, ни джинсов, ни видиков, и после он был почти нищий, иногда и обтрепанный, голодноватый, с полусумасшедшей женой. Многие на него посматривали с жалостью и снисхождением. И тоска мучила его, и сильное чувство, что он не отсюда. И бывала такая нестерпимая душевная мука, что он давал себя кусать собакам, бил рукою стекло, ломал мебель, гнул железное, искал, что бы сломать, чем бы надсадиться, поковеркать себя, чтобы в укачивании нарывающих рук не помнить нарывающего сердца. И все-таки и тогда мерещилось ему, что он надувает людей, притворяясь, что обделеннее других -- а ведь дни их и ночи расписаны службой и бытом, им некогда и неведомо думать, они смеются телепередачам и ночами ворочают сонных, коснеющих жен. Он же во снах и в мыслях восходил к Богу и мог на это тратить дни и месяцы, и размышлять над словом и мазком, и видеть несовместные пространства. Он думал, что если бы после смерти, после тоннеля с ярким светом в конце (все умиравшие, обмиравшие говорят об этом тоннеле) пришлось ему оказаться на т о м свете, то в первую минуту он был бы обескуражен: то, что издали представлялось ярким, ослепительным, при выходе в него оказалось бы куда как умереннее -- никаких крещендо, суть была бы в другом -- в безмерно большем воздухе и просторе, в иной, -- не тесной -- действительности. Часть восьмая Джо уже работал преподавателем в институте, и как всегда с новенькими, его загрузили до предела, и даже субботние вечера не всегда у него были свободны для привычного отдыха. Но по-прежнему воскресные кого только не собирали в небольшой комнатушке с единственным коммунальным удобством, да и тем незаконным -- мощным камином из каких-то металлических болванок. Ну и конечно винище, подначки, каламбуры, споры, в которых терялись начала и концы. Что-то насчет идеального и материального, первичного и вторичного: голова-ноги, голова-ноги, круговорот. Вспоминали анекдот о цапле, которая, едва проглотив лягушку, тут же видела ее выскакивающей из неё сзади, и так многократно, пока цапля не изловчилась засунуть клюв в задний проход: "Циркулируй, сволочь, пока не сдохнешь!" Тут же с другой акцентировкой был рассказан сходный -- о птичке, глотающей столь же увертливую муху, и наконец замкнувшую цикл: "вечный кайф!" Кстати сказать, многие годы потом все они пописывали, и вот кто-то воззвал воспроизвести этот давний спор в подробностях, но никто не мог вспомнить последовательно его, а было там что-то очень интересное: вылетело -- не поймаешь, пропало бесследно, преданное "гробу беспамятства". А еще был растянувшийся чуть не на всю ночь спор о втором начале термодинамики. Тоже уже не вспомнить. В комнатушке кроме гуманитариев и музыкантов были студенты техвузов, инженеры. Поэтому фигурировали в прениях и поезд, идущий из пункта "А" в пункт "Б", и тендер, и КПД, и наконец -- дым и пепел: "Уголь сгорел, КПД -- семь процентов, и эти проценты на что ушли" -- "На преодоление трения", -- "Не примешивай сюда термины "полезный", "бесполезный" -- уголь уничтожен в пепел и дым". Начался этот спор в комнатке Джо, продолжался по дороге к маленькой церкви на хуторском холме, где шла служба, видимо рождественская, потому что был снег, чистый морозный воздух. Какая-то старушка у церковных дверей говорила другой: "Вы, кажется, надели мои галоши" -- "Бог разберет. Бог разберет!" -- бормотала, не останавливаясь, подозреваемая. Потом это на долгие годы вошло в обиход: "А вы это не спёрли у Гегеля" -- "Бог разберет, Бог разберет". В церковке долго не выдержали: тесно и душно. На улице вернулись к спору: -- Нет, вы мне все-таки объясните, что такое энтропия с вашей, так называемой, философской точки зрения И какое дело углю сгоревшему, вез он информацию или пару спертых на паперти галош Бог разберет, но уголь сгорел дотла и уже ни на что не способен! -- Хаос, маразм, вечный кайф, смерть! -- Всё! Всё! -- кричал весело Джо. -- Приехали! Сначала договоримся о терминах! У нас разные системы отсчета! Закройте рты! Приехали! Будем говорить о бабах! -- Тут у нас тоже разные системы отсчета! Эта энтропия волновала уже второе столетие и тех, которым был мил нетленный закон, хотя бы и о тлении и смерти, и тех, которым было жить невмоготу, если Вселенную ожидала тепловая смерть. Сколько горячих голов, а также тех, которых отвращала тупая механистичность Мира, Вселенной, Материи, готовы были пустить себе пулю в лоб ("Скажи, Мойша, им что, совсем больше думать не о чем Где они -- а где Вселенная! Пускай у них большего горя не будет!"). Как предлагал какой-то шутник дать Николаю Второму орден Октябрьской революции за создание революционной ситуации в стране, так следовало бы наверное дать этому Карно орден Научной революции за создание революционной ситуации в умах. Не говоря уже о Пригожине, не отсюда ли были Флоренский и Толстой, Достоевский и Шестов, и несть им числа И тут тоже, на маленькой кривой улочке курортного городка, в зиму, когда и воздух кристален от чистоты и мороза, и снег рождественски чист, и в высшей степени полна чистым светом луна -- поднимешь взгляд и ахнешь беззвучно: Господи, она глядит -- с этого серого, зеленого, синего, леденистой, зеркальной, шелковой гладкости неба! И разносится слышный, наверное, во всем городе веселый голос Джо -- что-то о числе Пи, о несводимости сколь угодно малой волнистой, вольной кривизны к сколь угодно малым прямым, вписываемым в нее. -- Пренебрегаем! Можем пренебречь! -- кричал инженер. -- Да ваши прямые -- и сами кривые! -- кричала Ксения. -- Считайте хоть до бесконечности -- несводимо, -- отметал рукою возражения Джо. -- Против энтропии, господа философы и литераторы, не попляшешь, -- доносилось с другой стороны. Но Джо, подобный вратарю с вывернутыми в стороны коленками, отбивал и этот мяч: -- А вы найдите еще эту замкнутую систему! А замкнута, так разомкните! Разомкните, говорю! -- Гениальный мужик, да -- гудел в ухо Ксении Боб. -- Так что, сестрица, при всем твоем уме... -- сказал выразительно братец. И вот, подогретые публикой, бросились Джо и Ксения в некое соревнование умов: кто из них прав в определении иррационализма. -- На спор, на спор, да -- И проверить по энциклопедиям! -- Потом! А сначала изъять у них все книги! -- Не ищи ума в книгах! -- Не сотвори кумира! -- Зачем книги! Кто победит в самом споре! Свое понимание термина они уже высказали! -- Свободно тему задавать -- лишь бы не согласны были! Но чуть не к утру уже шло, и сморенные затянувшейся философией ("Уже мухи дохнут" -- сердито смеялась сожительница Джо -- большеглазая, с пухленькими губами и грудкой, с белой шейкой и ямочками на щеках), слушатели расползлись, отложив спор до следующего воскресенья. * * * Братец присутствовал на том споре. Он выскакивал за дверь к двум курящим болельщикам, объявляя счет: -- Три-два в пользу Джо! -- Пять-четыре в пользу сестрицы! Ксения победила, но скромно молчала. Каково же было ее возмущение, когда на вечерних танцах в Галерее, оставив своё самое высокое место у какофонических инструментов, с неизменной своей гнусавинкой, со своей обычной рифмой "Ксения-весенняя" прогудел ей Боб: -- Значит, мадам, все-таки проиграли философу -- Как -- проиграла Кто, я -- Мэтр так сказал, хотя ваш брат уверяет в обратном. На обе, пардон, лопатки положил, как выразился мэтр. -- Где этот подлый мэтр -- заверещала Ксения. Однако Джо в галерее не было, а настигла она его (благо -- Боб, братец, музыкант Сережа, Алеша и другие были рядом) -- на автобусной остановке, куда после танцев стекался народ. -- Привет жуликам! -- приветствовала она Джо. -- А ну, рассказывай, кто кого на обе лопатки положил -- Опять ты, и вокруг докучливая толпа! -- воскликнул хитрый Джо. -- Нет, каков жулик! Так кто: я или ты победил -- Никто. -- Как, никто -- А всё-таки, кто -- заинтересовались болельщики. -- Слушай, -- сказал Джо, якобы потихоньку, в сторону (артистичный, черт!). -- Ты меня поражаешь. Ты посмотри на них, -- обвел он рукою зрителей. -- Это же партерная публика. Неужели мы, два лучших ума в Джемушах, на потеху толпе будем бить друг друга Кто от этого выиграет В любом случае -- они. -- Ты слышишь, Боб -- воззвала Ксения к Бобу, отвлекшемуся на трёп с девицей. -- Прошу прощенья, так какой счет -- Ничья, ничья! -- с наслаждением плутовал Джо. -- Здесь два свидетеля. Я приведу ещё! -- Свидетели спали. Мертвецки. Я поднимал веко этому, как его... Мертвецки спали. А тех, снаружи, -- деинформировал твой брат. Я понимаю, родственные чувства... -- и громким шёпотом на публику: -- Дорогая! Не давай толпе разжигать себя. Партерная публика, им главное -- стравить нас! Похлопать из партера, посвистеть, -- и тут же, переключаясь на Сережу: -- Ну, что, лабухи -- из скулежки небось Серьезные музыканты называется: по два часа дудят черт знает что. Джаз! Рок! "Хоть слово дико...". Вы же фигляры -- жмуры в гробах переворачиваются! Боб напрягался: -- Так может говорить только полный профан. Ты философ, но... Ксения, хохоча, устремлялась к автобусу: -- Ты, Джо, конечно, жулик, но жулик-милашка! -- Сю-сю! -- откликался Джо. -- Женщины! * * * В будние дни чаще заворачивали в дом к ним: не то к братцу, не то к ней. Джо входил -- громогласный, доставая из двух карманов стакан и бутылку: -- За что выпьем, друзья За великую писательницу Земли Русской В члены Академии еще не приняли Брось ты, Валерий, эти свои барабанные палочки! Неужели ты серьезно относишься к искусству стучать Шел бы уж тогда в стукачи -- дороже платят. Инженер называется -- кран на кухне по-прежнему течет. Елизавета Филипповна, зачем вы только этого оболтуса учили Они джаз, охо-хо, джаз "бацают", а краны для них -- низкая материя. Я вам его за трояк починю, будете хвастать потом своим внукам, что люстры и водопроводные краны чинил вам философ. Низкой материи не бывает, правду я вам говорю! Э, кто готов с философом выпить Что толку к вам ходить -- даже выпить не с кем. Валерка-то, между нами говоря, пьет, но естественно вынужден это от семьи скрывать. И что это у вас с библиотекой происходит, раньше у вас что-то было больше интересных книг -- не иначе, к моему приходу прячете! У них, с легкой руки Анны Кирилловны, уже набралось стеллажа два книг. В первый раз, -- она тогда в Озерищах еще обреталась, -- когда Анна Кирилловна подарила ей Блока, Ксения даже удивилась: книги в ту пору не покупались, не дарились -- их брали почитать в общественных библиотеках, у старомодных интеллигентов, откуда попало -- забрасывали в море сети, и ведь и золотые рыбки вылавливались, и отпускались на волю. Все в доме читали, собственных же, случайных книг было не больше двух десятков, и те через некоторое время исчезали. На огромном томе Академического полного собрания сочинений Пушкина она в войну писала всё: от домашних заданий до собственных стихов. В Озерищах, однако, уже подписывалась на "Вопросы философии" и кое-что покупала, так что кроме трех чемоданов и тюка с постелью увезла в Джемуши здоровый ящик с книгами. У Джо, собственно, тоже была библиотека -- большая часть его книг пестрела штампами библиотек -- унести за пазухой книгу, на формуляре которой за долгие годы ее пребывания в хранилище не было отметки о читателе, представлялось вполне естественным. Таких умных читателей библиотекари сами с благодарностью за участие в диспутах и умное чтение -- "мальчик, мальчик, съешь мое яблочко" -- пускали к полкам беспрепятственно... -- Ну, ладно, книги подождут, пока безумным языком вино лепечет! -- Неужели сам придумал Да ты поэт, Джо! -- Свой стакан я ношу с собой. Знаю, у вас уже и стаканов не осталось -- все перебили из презрения к низкому быту. Нравится ли мне абстрактная живопись Я ее не знаю. Но мне не нравится живопись реалистическая. "Иван Грозный убивает своего сына". Ну, убивает. Ну и что Да бросьте вы "времени нет"! Скажите спасибо, что я к вам пришел, а то бы сидели все по своим углам и страницами шелестели. Вы как студенты мои. Задам им какой-нибудь вопрос потруднее -- вот, уткнулись в конспекты и книги, страницами зашелестели. "Вы, говорю, лучше мозгами пошевелите, да осторожно, не поднимайте пыль". Девицы: хи-хи! -- У тебя всё девицы. -- Девицы -- мой античный хор. Ты в юности вела тетрадку афоризмов Я -- выписывал. Тетрадку я потерял. Но у них, видимо, точно такие тетрадки. Покраснеет -- и выдаст. Ребята переговариваются, игнорируют. Я: "Тише, девочки, не мешайте, они как раз обсуждают, сколько вдовушек вчера покорили". Девочки хором: "Кто -- они Где уж им!" В другой группе диктую: "Запишите -- "Анти-Дюринг". Парни не шевельнутся. Додиктовал. "Ну, это, -- говорю, -- я вам перечислил то, что знает всякий средний мещанин, получивший образование. Если же хотите немного сверх... Вы, конечно, читали...". Само собой, потянулись руки к ручкам. * * * Заходил и Влад. Она сначала думала -- к братцу, но нет, к ней. Однако упиваться успехом не приходилось: если ребята и заходили к ней, то большей частью из любопытства -- не из влюбленности же. Друзей братца занимало это неожиданное сочетание: молодая замужняя женщина с малышом, дочь инженера и врача, семьи уважаемой, но безалаберной и нищеватой, старшая сестра "Крутыша", -- и вдруг писательница, сам Джо уважает ее. А ведь каждый из них втихомолку пишет -- такая болезнь их возраста и века. Что ж, в отличие от знакомой редакторши: "Вы думаете, я им нужна Им нужно издательство, они жаждут пройти по мне в печать!" Ксения была благодарна за их внимание. Она совсем не так интересна, как они полагают, и уж совсем не могущественна, но пусть они обманываются, она и обману благодарна -- надо думать, они ей нужнее, чем она им: она никакая, они какие. Эффект Гёте: "У меня нет ничего своего". Кроме тигля Если бывал кто-то еще, Влад больше помалкивал, изредка вставляя в общий разговор то ядовитое замечание (не заранее ли заготовленное), то беглый экспромт или (школа Джо) быстрый каламбур. Девицы тоже захаживали к ним, возились с польщенным Иванушем, посмеивались и кокетничали -- и чаще, чем можно было бы предположить, именно с некрасивым, резким Владом. Когда одна из них, к которой, кстати сказать, был он неравнодушен, ласково обратилась к нему: -- А ты, Владик, что молчишь Стихи, наверное, сочиняешь Он, оживившись, кивнул: -- Частушки для потаскушки, -- и кое-что ещё выдал на-гора. Никогда не матерясь (клятвенно свидетельствовали все), он был, однако, большой виртуоз в скандальных виршах. По какому-то восточному руководству о плотской любви была создана им даже поэма. А между тем Лариска, которая по случаю переспала с ним, отзывалась о нем нелестно: -- Как воробей: пых-пых -- и все. Может, он вообще девственник Уж очень трепыхался. И хоть бы словечко: не успел ширинку застегнуть -- схватился за какие-то бумажки, писать. Мне его писанина нужна Чмокнул -- и был таков. Как в анекдоте: ни мине здрасьте, ни тебе спасибо. -- Гордись, глупая -- ты сделала мужчиной настоящего мужика! -- Думаешь Но Лариска -- так, эпизод, не иначе, хотя любовники у нее -- будь здоров, как на подбор: красавцы, умные, и пишут ей, и заботятся, и не стесняются, не прячутся. А вот девочки -- маленькая мадонна и ее зеленоглазая подружка (одна лучше другой) -- явно благоволили к нему, неизвестно, правда, насколько серьезно: не то снисходя, не то соревнуясь и добиваясь. Его можно было увидеть как под окнами одной, так и выходящим из потаенной аллейки с другой. Он так же порывисто сворачивал, завидев, к одной, как и устремлялся вслед за другой. При том, и та, и другая имели кое-кого и кроме: у одной был муж, с которым она развелась, но продолжала встречаться, мадонна же никогда не забывала поддерживать влюбленность во всех, кому она когда-нибудь нравилась. И Влад, как бы ни устремлялся он то за одной, то за другой, влюблен был, кажется, именно в нее. На какой-то вечерушке у них, вероятно по случаю дня рождения братца, Ксения своими глазами видела этот романтический треугольник: юная мадонна на маленькой скамеечке играет в солдатики с Янушем; прямо напротив нее, забыв про невенчанную свою жену, полыхает голубым пламенем Джо; Влад же чуть в стороне, сидит потупившись на подоконнике, но явно тоже пламенеет. Черт подери, везет этой красивенькой девочке -- два умных парня (и такие разные) без ума от нее. И с нею оба они осторожны, деликатны -- чтят, еще как! А между тем с нею, Ксенией, "сестрицей", как Влад ее называет вслед за братцем, без всякой натуги Влад на равных. И уж почтительности к ней ни на грамм. Чего только стоят его шуточки насчет ее произведений, тщательно вычитанных им: -- Сдается мне, сестрица Ксанта, что все ваши произведения -- это одна длинная, как растянутая резина, мысль, которую вы режете на кусочки. И взвешивая на руке ее последнюю маленькую книжку: -- Объясните мне, как можно было из прекрасного белого листа бумаги сотворить столь серую вещь Как "любят" ее, однако же, задиры-фехтовальщики! Что ж, рискованные выпады, если они остры, чего-то стоят. И насчет одной очень длинной мысли, пожалуй, он прав. Но -- что, он и в самом деле считает ее бездарной В отличие от многих других авторов она никогда не напрашивалась на отзывы, достаточно самоуверенная, чтобы нуждаться в них, восторженные же похвалы вообще казались ей свидетельствами дурного вкуса. Но и этот шквал уничижительных шуточек... Удивительно мало напоминал он Илимыча, этот любимый Илимычев внук. Даже когда она тащила пьяного, матерящегося деда Илима, он был ей приятен. Свет всегда был в нем. Он был гармоничен -- морщинистый, гулкий старик в громоздких буцалах. Влад часто бывал неприятен. Он словно даже ставил это себе в заслугу. Не зря, видно, стонали от его папы-героя в госпитале все, начиная от сестер и нянечек и кончая врачами и начальством. Говорить с ним было интересно, но не просто, иногда утомительно. О деде вообще не получалось: -- Как там насчет еврейских кладбищ -- пыталась она протиснуться в их с Илимычем прошлое. -- Не понял. -- Ваш дед говорил, вы большой поклонник Фейхтвангера -- Это было вечность назад. -- Этак лет пять -- Обыкновенная человечность после железных комиссаров. -- Но в вас самом погромыхивает комиссарское. -- А в вас, к счастью, наверное, поработала здоровая ржа. -- Это насмешка -- Помилуйте! -- "Помилуйте" -- какое милое слово. Вы, Влад, немного сноб -- Скорее немного наоборот. -- То есть -- Слегка презираю изысканных. -- Но в этом тоже свой изыск -- И охота вам вести эти тонкие игры -- А как насчет эмоций Чтите Или отошли, как от гуманизма -- От гуманизма не отходил, а восходил. А эмоции... Серьезно или чтобы позлить -- Вас, Влад, все равно не поймешь, когда вы серьезно, а когда -- просто позлить. -- Эмоция слишком всеобща. -- Вот те на! -- Даже титров не надо. -- А музыка -- Эмоция -- цена, реализованная в общем товаре -- чувстве. Это деньги. И чем выше обобществление, тем усредненнее эмоции. Тем легче они все усредняют. С подвижным ртом, то вытягиваемым в трубочку (хобот), то отворачиваемым ковшиком стянутой в сборочку нижней губы, трогая длинными, нервными пальцами рот, нос, лоб, волосы, он стоит, прислонившись к косяку двери. Стульев Влад избегает -- если уж присаживается, то на подоконник, стол, на корточки или прямо на полу, прислонившись к комоду, стене или книжным полкам. И уже не ответы, а вопросы ей: -- Объясните все-таки, что же вы сделали со страной -- Кто -- мы -- Вы, дед, коммунисты, трудящиеся, руководители -- А вы -- Пока еще ничего. -- Что ж, вернемся к этому разговору лет через пятнадцать -- Но чувство вины у вас есть -- Нет. -- Нехорошо. И не поймешь, шутит или серьезно. Да ведь и деду говорил он что-то подобное, заносчивое и обличительное. В сущности, мальчишка же еще. Но, резкий в речах, неожиданно любовен он с Иванушем, и Януш, докучливый с домашними, умиротворенно-немногословен с Владом, Владу наверное и подражает в этом. Тот с Иванушем говорит больше взглядами и руками: что-то мастерит, поглядывает на Януша, кивает в сторону того, что должен Януш ему принести. Януш подаст, привалится к нему, как никогда не прислонится к отцу. И ей, как конечный аргумент, Януш частенько заявляет: "А вот Влад сказал, так можно". Все в компании держатся с Янушем дружески, и он со всеми на ты -- один маленький в их воскресных пикниках на природе. С легкой руки неугомонного Джо выпускали они к дням рождения газету и к дням рождения Януша обязательно тоже: кто -- стихи, кто -- прозу, а иллюстрации -- коллажи из фотографий, изопродукция из старых "Огоньков" и журналов мод. Но и в заметках и в сказках в Янушеву газету самым тонким и нежным оказывается Влад. И отсутствие Януша первым замечает он. -- Мамочка, а где же ребенок -- нежно-издевательски вопрошает он. -- Уже поздновато. Вы забыли о нём И какой нежный взгляд на нее с Янушем, заснувшим у нее на руках, поймала она однажды. * * * Казарск. Как приятно, однако, получить в Казарске письмо из Москвы от юного друга. А что он, кстати, там делает Об этом, конечно, ни слова. "Рукой ошарашенного провинциала вывожу сии строки. Живу в районе посольств. Ни одного посла не видел. Перед окном моей комнаты стена резиденции митрополита всея Руси. Пытаюсь получить аудиенцию через сторожа. Сторож злой плюс злая собака. Сторож не пьет, но понимает мои стремления. Собака пьет, но не понимает. Порочный круг христианского бюрократизма и звериной неразумности. Пытался проникнуть также в Академию наук СССР (мудрая систер, почему науки эсэсэсэрны, а не всемирны) с решением квадратуры круга на примере московских туалетов, но не был допущен. Метро -- единственное место, позволяющее без шантажа и уловок подниматься "вверх". Видел, как поезд раздавил женскую шляпку. Дал зарок не только не падать на рельсы, но даже не переходить их ни в какую сторону". Ответ Владу она уже писала в Джемуши. Стремление быть на уровне адресата заставило ее обратиться к поэме Хлебникова "Зоо". Что-то насчет того, что наяву и во снах она грезит о Джемушах, "где в зыбкий час перехода сумерек в ночь стоят на площади "Пяти ветров" юноши с глазами, потерявшими вечность и не обретшими взамен минут, где проходят девушки с фигурами тонконогих козуль, улыбаясь улыбками манекенов, где женщины легкого поведения одевают маски неприступности, а женщины порядочные тщетно стараются подбодрить нерешительных своей простотой в обращении, где Джо в обществе горожан и курортников не менее одинок, чем Диоген в бочке, где братец Крутыш оспаривает славу своего приятеля Влада, решая на материале любви квадратуру круга". Ксения написала и юной мадонне. Всё хотелось ей как-то отстоять Влада перед другими поклонниками Геты. Ужасно жалко ей почему-то было Влада. При всей его независимости, насмешливости, уме и способностях, казался он даже больше, чем другие, неприкаянным. В спорах, когда Влад наседал, Джо шутливо кричал: "Ну, ты, недоучка!" Хотя тут же и удивлялся, чего это он не учится, читая и зная все, за что другие дипломы получают. Некрасивый отставной студент, лучше всего, кажется, умеющий задевать и быть неприятным. А тут еще мудрый сосед, утешающий Ксению в отношении братца: -- Уверяю тебя, твой брат алкоголиком не будет -- это пустоцвет, да, но алкоголиком он не будет. У меня глаз наметанный. Сопьются вот эти два: Паша и Влад. Паше и сейчас достаточно двух рюмок, чтобы он пошел колобродить, а ведь какой тихий был отец и какая кроткая мать. Это гены издалека откуда-то. Как это в библии -- оскомина у детей до десяти поколений. А Влад -- замечала -- все уже дурят, танцуют, а он у стола, сливает из рюмок остатки в свой стакан. И опять же гены, да и недалекие: дед пил, да хоть не скандальный был, а вот отец -- такие герои в мирной жизни поубивают своих, если чужих под рукой не будет, у него и жена уже ожесточилась, волчицей стала. Так что Влад, судя по всему, еще и похлеще алкоголик будет, если не спохватится. Крепкий, я тебе скажу, орешек. Я не о шуточках его -- это так, от молодого гонора и выпендрячества. Что, органичен, говоришь Возможно. Забавно бы дожить, посмотреть, что из этих куколок вылетит на свет божий. Брат братом, но и за Влада тревожно было. Побывала она, зайдя по какому-то делу, в бывшей Илимычевой комнатке, в которой жил теперь внук. Как и прежде, тут куревом пахло -- Влад курил постоянно: от сигареты сигарету прикуривал. Но куревом только пахло, завесы дымовой в комнате не было -- внук не забывал проветривать комнату. И вообще, чисто в каморке было какою-то скрытною чистотой: ни закопченных чайников и кружек, ни следа штудий, ни горы книг: чистый, не письменный -- просто малый дубовый стол на четырех ножках, с отделением под столешницей, скорее для ложек и вилок -- но именно туда, когда она зашла, засунул Влад блокнот и книгу. Несколько книг лежало еще в посудном шкафчике на стене. Немногая одежда, -- сам он дома в спортивном трикотажном костюме, -- была аккуратно перекинута через спинку стула. То-то поражал он ее, что, садясь на пол, на землю, подкатывая рукава -- словно бы как придется, застегивая рубашку по самый воротник или расстегивая её чуть не до пупа, оставался все равно как-то свеж и аккуратен. И кровать его была ровно застелена серым байковым одеялом -- с нее он и поднялся навстречу ей, тут же одним движением и поправив свою солдатскую постель. На чем только не замешенный, чем только не подтачиваемый -- чем же он единился в себе, этот странный Илимычев Влад В Казарске не только Влад -- все они вспоминались ей. И Джо, и Боб, и брат Алисы, совсем некрасивый рядом с сестрой, но, кажется, даже с большим шармом, с особой манерой шутить, как бы удивляясь и огорошивая приметливой остротой взгляда. И Паша, в трезвые минуты тихий, потупленный, но весь выламываемый, отрывисто командующий и взывающий скорбью и ненавистью, когда пьян -- теперь уже совсем сирота, недавно похоронивший кроткую свою мать. Работа в Казарске на этот раз что-то совсем не шла, хотя Васильчиков выгородил ей шкафами у окна что-то вроде кабинетика. Над листами рукописи думалось о чем угодно, только не о работе. Внезапный сильный снег в Джемушах вспоминала она, вечер у Джо, лунную ночь. Автобусы из-за снежных завалов не ходили, да как будто и день-то был будний, народу у Джо собралось немного, и вполовину незнакомый: молчаливый аспирант с товарищем, болтливая молоденькая соседка Джо -- с явным "тараканом" в голове: она желала танцевать и вытаскивала одного за другим парней -- только Влад от нее как-то увернулся. Танцуя, девица хохотала и тараторила. -- Мой девиз, -- кричала она, закидывая голову назад так сильно, что вполне могла вывалиться из рук партнера, -- мой девиз: увлекаться, но не любить! Завлекать и смеяться! Танцуй, дитя, люби меня, дитя! Смерть неминуча, но мы допоем! Не бойся меня, но опасайся! Моя любовь -- ледяное шампанское! -- Неплохо, -- бормотал Джо, в кои-то веки растапливая печку, потому что электричества по случаю мощного снегопада тоже не было. И свечей не было, а было несколько фонариков, которыми светили, чтобы найти спички и керосин. Потом же только отсветами от печки освещалась комнатушка, в которой танцевали уже почти все -- под радио. Шла тихая нежная музыка, и Влад с безмолвным приглашением потянул ее за руку. И они танцевали. Был он в колком сером свитере -- из овечьей и козьей шерсти. И -- "козленочек, копыточки острые, рожки крученые, ножки верченые, ммэ, ммэ, что скажешь мне" В этой, всё еще студеной, комнатушке какая-то зябкая дрожь пробирала, как бывает, когда окоченевшую на долгом холоде, уложат тебя на горячую лежанку в избе. И жар к щекам, к руке -- шерстяной Владов ее собственный -- поднимался от его подлокотья, и в смех от романтических выкликов девицы, от эскапад Джо срывалась она -- из немоты. Поднимала руку на Владово плечо, но и там пульсировали тяжесть и нежность, жар, зябкость, зыбкость, тяга. Она то и дело, поворачиваясь к разговаривающим, снимала руку с его плеча, его же рука не сдвигалась на ее спине -- тяжелела, берегла, жгла. Ах, да мало ли что покажется забредшей в юную компанию, отвыкшей от всего этого женщине Позже, натянув на себя что потеплее, высыпали все под густой теплый снег в лес, к большой дороге -- кататься на санях с длинной горы. Все не умещались, хотя сани были большие, для возки хвороста и дров, и Ксения ждала, когда можно будет сесть с Владом, и так получалось, что они оказывались не просто в одном возке, но рядом. Хорошо, что никому не ведомо, что испытывала она в ту ночь. Даже если и почувствовал что-то Влад, это недоказуемо, мало ли что померещится в веселую, снегопадную ночь. Миа кульпа, моя вина -- и всё, никому другому до этого дела нет. Было и прошло. Она не нарушила брачных обетов. Чувства и мысли же приходят сами по себе, и это хорошо -- они-то свободны. Всё, что зависит от нее, она делает верно. А это не от нее, это пользуется ею, как огонь деревом. Вот только не слишком ли часто стало это случаться с ней Не далее как летом -- в неполные трое суток два порыва к двум разным ребятам. Вышедшая замуж поздно, она -- не стыдно ли -- еще не нагулялась, не надышалась этим жарким и знобким, плотным и нежным, легким и опасным воздухом. Ах, боже мой, чего бы она не отдала, лишь бы любить Васильчикова! * * * Знакомые и соседки пеняли ей: -- Ты что же мужика одного на месяцы бросаешь Смотри, пробросаешься -- уведет его какая-нибудь дошлая: мужик не пьет, не курит -- золотой мужик. Тебя-то с дитем никто не подберет. Разве сам разведенный, да еще, смотришь, пьяница. Или какой инвалид! -- Ну, честное слово, -- поражалась шутливо Ксения, -- до чего добрые люди: чего сама не сообразишь, за тебя додумают! -- Сколько на свете прожила -- таких семей не видела, -- напрямик выговаривала ей приятельница. С ней Ксения уже не церемонилась: -- Ну так благодари меня и Бога за разнообразие жизненных впечатлений -- все-таки что-то новое увидела. -- Это даже не семья. -- Тебе-то какое дело Твоя, что ли, семья -- Это еще удивительно, что вы до сих пор не разбежались. -- Мнe еще удивительнее, как подолгу живут, не спуская друг с друга глаз, люди. В тюрьме-то никому не хочется жить. Что-то ты уж больно воли захотела. Он ведь и при тебе готовит, и на базар ходит. Так не все ли равно, есть ты или нет. -- Вот именно. И совсем уж обеспокоенные поведали ей, что видели Васильчикова вдвоем с интеллигентной приезжей женщиной -- вроде писательница какая или журналистка. И что бывшая зазноба Васильчикова -- Райка, у которой муж уголовник, после того, как тот снова в тюрьму сел, два раза к Васильчикову заходила, и не так, чтобы на минуту какую. Про интеллигентную женщину Ксения знала, он сам ей не без гордости рассказал. Приехала она из Москвы по каким-то делам. В театр. Встретились они с ней на выступлении, организованном газетой. Она рассказывала о покойном муже: был он драматург, лауреат Сталинской премии, писал о моряках. Васильчиков читал свои стихи, был кто-то еще -- актеры, музыка. Сварганили -- в складчину ли, на деньги ли культфонда -- ужин с кофейком и коньячком. Васильчиков глянулся даме. А почему бы и нет Рассказчиком он был превосходным, да и ни мало не обрюзг, как многие в его возрасте, только лысина неумолимо росла, но смуглая, на голове хорошей формы, она не портила мужественного облика Васильчикова. Приятная беседа их затянулась. И столичная дама продолжила эту беседу в гостинице, куда провожал ее Васильчиков. Она похвалила его стихи, присовокупив, что там совсем незначительная требуется доработка с опытным редактором, и кстати поинтересовалась, занималась ли жена Васильчикова, сама писательница, его стихами и их судьбой. Конечно же, он ответил, что Ксения слишком хороша, принципиальна для этого, слишком безыскусна и стеснительна, на что наверняка последовало осторожное возражение, что ведь себе-то она как-то пробила дорогу. И опять наверняка преданный Васильчиков вскричал, что их таланты несоизмеримы, при этом не мог же все-таки, краснея, не заметить, что, к сожалению, талантливая его жена немного холодновата в своей прозе, уж очень аналитический, сомневающийся, философский у нее ум, а ведь перводвигатель-то все-таки сердце. "И любящие жены", -- дополнила его последние слова собеседница, рассказав ему при этом, что драматурга из своего мужа, опытного морехода, но наивного, необработанного писателя, сделала она, собственными руками. -- Но почему же вы сами-то не писали -- А зачем Кто бы мне поверил, что я знаю морское дело И я любила мужа и хотела ему помочь. История за историей, и -- "А вы знаете, вы нравитесь мне. На месте вашей жены я бы не рисковала, оставляя вас надолго одного! Хотите, я из вас сделаю не просто поэта -- лауреата Хотя мне бы легче было сотворить из вас прозаика или драматурга". И смущенное бормотание Васильчикова. -- Останьтесь! -- спокойно и лукаво предложила вдова. -- Монашеская схима вам совсем не к лицу. Неужто так уж любите жену А она вас И Васильчиков бежал. Но не совсем. Те несколько дней, пока вдова лауреата была в городе, он ходил к ней и даже цветы носил, стыдливо объясняя невозможность для него адюльтера. Но на вокзал провожал и телефон и адрес записал. Кое-что из его стихов она захватила и черкнула из Москвы, что в "Мурзилке", возможно, что-нибудь выгорит. -- Тебе нужно было бы принять ее предложение, -- заметила Ксения. -- Предложение чего -- Ну, брака. Она бы сделала из тебя даже лауреата. Я помню пьесы ее мужа -- Сафроянов, и тот талантливее раз в сто. -- Ты меня дважды оскорбляешь. И себя. Если это и шутка, то очень злая. Я не заслужил ее. -- Она разве не говорила тебе, что ты слишком серьезно смотришь на любовь и секс -- Прекрати! Мне отвратительно это слышать! Что я должен думать после этого о тебе Да, говорила -- но она! От тебя я не ожидал этого. Ты очень изменилась! Подумай, как ты воспитаешь ребенка Я... я не знаю что думать! Он выскочил и пропал, а она ходила, ища, не заснул ли он где-нибудь, потрясенный. Вернулся. Вечер был не из приятных, Ксения пыталась вести себя как ни в чем не бывало. Но он был уж очень выразителен: то потупливался, то вглядывался в нее. Прошло, почти забылось. Очень кстати оказалось, что кто-то написал на его стихи музыку и позвал в клуб послушать: две детские песенки и две лирические. Конечно же, пошли. Она так рада была за него. Самодеятельный композитор аккомпанировал, девушка пела. Васильчиков, сидевший у самого пианино, то и дело оборачивался на Ксению, хотя она уже полностью выложилась, показывая, как рада и горда. Когда девушка закончила, Васильчиков бросился обнимать ее и композитора, смеялся и вытирал счастливые слезы. Тут же он пригласил их вместе с культорганизатором, открывшим им комнату с пианино, вместе с руководителем художественной самодеятельности и подругой девушки к себе. По дороге купили водку и вино, ветчину, консервы. Что касается картошки, огурцов, помидоров, вяленой и соленой рыбы и даже сушеных рябчиков -- все это у самодельца, огородника и охотника Васильчикова было своё. Обнимая певицу и композитора, восторженно вещал Васильчиков: -- Ну скажите мне, есть ли, может ли быть большая радость на свете, чем услышать... Господи, ты же один, в одиночестве, боясь и надеясь, писал это от всей души... как тетерев! Как поет соловей! Застрели тебя в ту минуту, ты бы и не заметил! -- И вот вдруг! -- С музыкой, которая разбудила... как спящую красавицу, да, как спящую красавицу, твои стихи -- и поет прекрасный девичий голос и слушают люди! Есть, могут быть лучшие минуты Может быть, есть -- я не знаю. Лучшие минуты в моей жизни! Все хотели пить за поэта, за Васильчикова. Но он сказал, что это потом. Сначала за тех, кто доставил ему высшую радость: за композитора и певицу. Затем за вдохновительницу -- жену. Обычно он не пил, не любил пить. Но тут -- от водки ли, от радости ли, был в счастливом хмелю и, не замечая, не хочет ли народ перейти к другим разговорам и темам, продолжал говорить о Ксении: может, кто-то думает, ему лестно ее писательство или, наоборот, тяжело -- да, и лестно, и тяжело, и гордится он ею, что она не шмотками, не магазинами да рынками занята, а творчеством, но и не это главное (тут он немного запутался, потому что несколько было главных причин его любви к ней), а то главное, что она вообще не от мира сего: это и Софья-мудрость, и Машенька-простота и прелесть... да, обе-обе в одном лице его жены. Ксения попробовала прервать его панегирик, отшутиться: "Одно слово -- жена-коммунист!" -- А вот это как раз не совсем, вернее, оно так и есть, но она не сознает -- весело вскричал он. -- За жену! За любовь! За коммунизм! -- закричали все, шутя и поддерживая Васильчикова. -- За вдохновительницу! За супругу! За верного друга! -- Она -- безжалостный критик! -- весело перекрикивал он всех.-- Но это хорошо, это так и надо! -- За верного критика! Сережа, и за тебя! Сережа, за твой талант и чистую твою радость! -- Тишина! Тишина! -- закричал Васильчиков. -- Главный тост! Какие мы ни на есть, мы писатели, потому что не литература для нас, а мы для нее, голодом сядем и под расстрел пойдем, если нужно будет! -- Не нужно, вот расстрелов не нужно! -- Тихо! Тихо! Я не о том! А о том, что всех нас -- и жену, и меня, оставит, должен оставить далеко позади Иван Васильчиков -- наш сын, настоящий русский человек -- без обиды для других национальностей! -- Ура! Ура! -- закричали все и притащили из сада Януша, и кто-то протягивал ему вино: -- Пригуби, за тебя пьем! Пока не увела его от восторженного застолья в тишину сада Ксения, не посидела с ним немножко, удивившись его вопросу: -- Почему, мама, у человека сначала такой вид, а потом падает -- Падает -- Да, сейчас такой, а потом падает. -- Проходит -- Нет, падает, совсем пропадывает. Когда же вернулась к застолью, опять доставали ее радетели: -- А мы тут о вас. Всё ж таки надолго вы уезжаете, одного мужа бросаете. Роковым образом в этот ее приезд любой разговор скатывался к теме частых её отъездов. Но Васильчиков горой за неё стоял: -- Главное -- творчество. А разлука -- что же, она как ветер: слабую любовь задувает, а сильную разжигает. Да, мы живем непохоже на других, а почему все должны жить одинаково, быть похожи Может быть, от чрезмерной сладости этого долгого, уже к ночи закончившегося застолья, а может -- от горы объедков и грязной посуды, только раздраженная (почему раздраженная-то, спрашивается) Ксения ляпнула, чего и не хотела ляпать: -- Говорят, Раиса не лишает тебя своего вниманья Сказала и тут же испугалась: конечно, противно делить постель с этой бабой, но ведь наверняка же врут, пусть даже и заходила она к Васильчикову, но, надо думать, он не... Васильчиков выпрямился, побледнел -- господи, сейчас покается, он правдив и рассказлив, да, но ведь еще противнее говорить об этом, черт ее дернул... -- Я... -- сказал он и запнулся. -- Я... И вдруг упал на колени: -- Родная, хорошая, чистая моя (кошмар какой-то)! Поедем, уедем куда-нибудь. Я прошу тебя, умоляю, не уезжай больше! Давай не будем расставаться! -- Но... -- Давай не расставаться! -- Но я пишу. Я не могу. Разве мы редко видимся -- Ты будешь, будешь ездить к родителям, но не все же время. Ребенок растет без отца. Я не могу так больше. Я тяжел, я подозрителен, во мне так много всего напихано. Я импульсивен. Милая! У нее тряслись руки -- так напутала ее мольба Васильчикова: она не готова была, никак не могла жить всё время рядом с ним в Казарске. -- Тебе все равно, да -- с отчаяньем твердил Васильчиков. -- Ну, если тебе так тяжело... Нет, мне все равно. Если со мной трудно, оставь меня. -- Оставить тебя -- разве я могу Всё, всё! Считай, что этого разговора не было. Я эгоист. Я недостоин тебя. Ну вот, по новой! -- Давай, Сережа, в самом деле не будем больше об этом теперь. Подумаем. Потом. Прости меня, но я не могу так, как ты хочешь. Нет-нет, я верю тебе. Всё. Не будем! Пожалуйста! Я прошу тебя! * * * Возвращение в Джемуши, которого они с Янушем так ждали, не оказалось столь уж приятным. Почему-то думалось ей -- все будут их ожидать. Но каждый был занят своим, не так уж часто к ним теперь и забегали, словно отвыкнув за это время от них. Возможно, причиной тому была и возросшая раздражительность отца. Всё его раздражало: посетители, безграничная любовь бабушки к Янушу, постоянная ее занятость внуком, раздражала и вольная жизнь Ксении. Да и в маме появилась какая-то настороженность. Неожиданно приехал Васильчиков -- соскучился. С ним и она себя в доме чувствовала чужой: раз уж здесь ее благоверный, то именно ей сразу же отдавали бразды хозяйствования, призвания к которому у нее так и не появилось. Васильчиков, конечно, ходил на базар и в магазины, но честь и ответственность приготовления еды оставлял в Джемушах Ксении. Она было испугалась, не собирается ли Васильчиков семейным анклавом продолжить памятный их разговор в Казарске, но, слава богу, нет. Он отправлялся с пионерским лагерем хозяйственником к морю. Звал и Ксению с Янушем, пока же завез им картошки, сушеных грибов, вяленой рыбы. Забежавший Джо пригласил их с Васильчиковым и братцем на пикник к конзаводу. Обычно общительный, везде приходившийся к месту, на сей раз Васильчиков вызвал в компании явное неприятие. Влад вообще смотрел на него только тогда, когда Васильчиков как раз не смотрел на него -- и с очень неприятной усмешкой. Несколько замечаний Влада были просто издевательскими. Васильчиков сделал вид, что не заметил, но Ксения, как разозленная оса, то и дело наскакивала на Влада. Джо был осторожнее и мягче, говорил как бы на две стороны -- для Васильчикова и для своих -- что-то насчет отцов и детей, почти полного непонимания друг друга этими смежными поколениями. Васильчиков, видимо, должен был представлять поколение отцов. Насчет приусадебных участков хитрый Джо тоже как бы и расспрашивал, и посмеивался: -- А то у нас один преподаватель начал в свое время писать диссертацию о ненужности приусадебных участков. Ан власть переменилась, его чуть из партии не поперли. Теперь пишет статейки "К вопросу об использовании приусадебных участков". На диссертацию уже не замахивается -- диссертация дело долгое, власть еще не раз переменится. А что вы думаете на этот счет Вы, говорила Ксения, правоверный коммунист -- Надеюсь. Правоверные вместе с линией не колеблются. -- Хорошо сказано. -- Как умею, -- и в ответ ребятам, тоже с усмешкой: -- Благодать пикничок, да И работать не надо, разбираться, что там к чему, и попользоваться можно, раз ничейное -- костерчик, травка, деревья, цветы. Травка хороша, правда Как называется, не скажете Или вот цветочек Джо, не растерявшись: -- Ваш сын, Сергей Батькович, гениально обозначил простор: "Столбы и цветы". Пикник не без злого умысла превращался в разновозрастный. Скоро ушел Влад. Минут десять спустя сорвался с места, о чем-то вспомнив, и братец -- пританцовывающей неровной походкой, передергивая смущенно плечами (его жест). Дома задетый Васильчиков резюмировал: -- Природы они вообще не знают. Ксюша с Янушем больше бы получили, ходя в лес со мной... И жизни не знают. Въехали в нее на наших плечах, да плечи им, видите ли, шишковаты. Наши ошибки нас же и били, а они серафимчиками-инспекторами с небес свалились и уже на счетах щелкают. Отец согласливо кивал, сочувственно даже, и Васильчиков горячо продолжал: -- Не знаю, что может быть у Ксюши общего с этими циниками Я понимаю, писатель должен быть в гуще людей, но эти... Ксения не выдержала: -- А что "эти" Джо, кстати сказать, философ. -- Русского имени для него не нашлось -- Ты же интернационалист. -- А этот алкашонок -- Кто -- Ну, у которого дед тоже алкаш был, тоже дружок твой. -- Фи! Ты что, стареешь Разбурчался. Ребята, прости уж, должна сказать, умные. -- Это не ум, это скепсис. Соседи ваши, и те удивляются. -- А ты что, уже и с соседями переговорил Простые советские люди, да -- Ксюшеныш, тебе изменяет интуиция. Поверь человеку, преданному тебе. -- За преданность спасибо. Но, может, хватит -- Родная, я люблю тебя. -- Ну вот и прекрасно, -- сказала она, обняв его и погладив. И отъехал её муж. Ксения положила себе быть попрохладнее с ребятами, особенно с Владом -- уж очень уверен, что может себе позволить что угодно, даже грубость по отношению к немолодому человеку в присутствии его молодой жены. Но тот видимо и не заметил ее отстраненности, уж очень вежливо она это делала: просто у нее оказывались срочные дела, когда приходили к ней закомпанщики, при этом она оставалась вежливой и приветливой. И все-таки, все-таки она ожидала чьих-то именин, устраиваемых, как почти всегда, у Джо, предвкушая если уж не успех, то веселье. Но пришла маленькая мадонна в тончайшем белом платье, в ушах золотые сережки (вот дурочка, ей бы носить при ее-то неземной красоте серебро и рубище), и конечно -- все столпились возле: кто вино ей наливал, кто танцевать приглашал. Только Влад не приглашал, зато когда Гета, быстро опьяневшая, вышла на свежий воздух, а вернувшийся с улицы Боб сообщил, что она там блюет, Влад выскользнул вслед за ней. Уходя домой, Ксения заметила скорчившуюся на сундучке в холодных сенях Гету и Влада, охраняющего ее. Однако неделю спустя ходили компанией в лес, и уже не Гета была с ними, а Света, ее подружка зеленоглазая, и Влад возле нее. Ксения заговорила о чем-то с Владом, но Джо, как бы ненароком отозвав ее, посоветовал "не мешать нашей молодежи" -- у Влада со Светкой, кажется, что-то серьезное, он уже и хату им предлагал. -- Отказались -- усмехнулась Ксения. -- Ну так, обмолчали. Впрочем, Света вскоре должна была уходить, ее ждали какие-то дела в городе. Когда она стала со всеми прощаться, Влад помрачнел и отвернулся. Но Света еще и взгорок не одолела, как Влад сорвался с места, бросился ее догонять. Джо покрутил головой с сочувствием: -- Еще года два мужику войти в силу. Сейчас эти девочки ещё понять не могут, нужен он им или не нужен. А когда дойдет до них, тогда они уже, пожалуй, не будут ему нужны. -- Джо, а кто ему, собственно, нужен: Гета или Света -- Я вот всё думаю, как у женщин и как у нас, -- ухмыльнулся Джо. -- Я так всю жизнь: с одними, хоть убей, не могу опустить взгляд ниже пояса, с другими -- наоборот: никак не подниму выше пояса. -- Кто же для Влада ниже пояса и кто выше -- Кукушата медленнее растут. Ха! А ведь он в самом деле на кукушонка похож: шея здоровая, нос крючком, пятнастик. -- А через два года нос станет пряменьким, шея короткой, и он побелеет, да -- Не угадала! -- с удовольствием играл Джо роль умудренного старшего друга, а заодно и прорицателя. -- Все то же и будет: нос крючком, губы хоботком... -- ...Прямо комарик! -- Только к тому времени в Джемушах и след его простынет. -- Выход в знаменитости -- М-да, сударыня, -- роль профессора Джо подходила меньше. -- А пока: Гета-Света, Света-Гета! Януш, который вроде и не прислушивался, вдруг выдал: -- Гета-Света! Света-Гета! А наш Владик поглядел и укакался в предел! Все грохнули, а Януш от вернувшегося Влада схлопотал легкий подзатыльник. Вечером собирались в кино. Оказалось, Света была тоже приглашена еще в лесу догнавшим ее Владом и обещала прийти. Билет для нее был Владом куплен, но дама что-то не появлялась. -- Извини, друг, -- сказал Джо, -- но журналы перед художественной фильмой мы тоже любим -- жди ее сам, мы пошли. Влад в кино так и не появился, но ждал их, когда кино кончилось, у входа. Решили пройтись по парку. Вечер как-то не ладился: и парк был не тот, и разговоры скучные. -- Внимание! -- сказал вдруг Влад. -- Те же, и они! С Монастырского холма, известного в летнее время как прибежище бездомных любовников, спускалась Света со своим разведенным мужем, оба в каком-то откровенном виде: не то мятые, не то недозастегнутые, не то в некотором опьянении, рассеянности и с легким смущением в лице. -- Владик, прости, что я сегодня не смогла, -- сказала Света. -- Я понимаю. -- Но я тебе обязательно, обязательно занесу книжку. -- Знаешь, ты мне ее не отдавай -- я ее тебе дарю. -- Пройдетесь с нами -- предложил Джо. -- Пройдемся -- спросила разведенного своего мужа Света. Тот качнул головой и, увлекаемая им прочь, Света что-то еще торопилась сказать "Владику". Влад был мрачен, и Ксения, по далеко зашедшей дружбе, чувствовала себя униженной вместе с ним. От площади Джо с Ирой уехали домой, а Влад пошел провожать Ксению. -- "Всё, мой милый, шерри-бренди", -- весело утешала его смутно вспоминаемыми стихами Ксения. -- А хотите, сестрица Ксанта, я вам стихи буду писать -- Ох, мне всегда хотелось, чтобы мне кто-нибудь писал стихи. Ну, хотя бы письма интересные! -- Пушкинские -- Н-не знаю. Уж очень качало Александра Сергеевича от края к краю: сегодня "Я помню чудное мгновенье", а назавтра: "Наконец-то я с божьей помощью...", дальше нецензурно. -- А вам не кажется, сестрица, что на этом и движутся его стихи, весь он. "С божьей помощью" -- это ведь не Барков, а что словечко -- так какое Почти летучее -- освобождение в нем. Вы просто привыкли к подзаборному контексту этих слов. -- Господи Боже, Влад, вы-то ведь никогда не материтесь. Даже в мужской компании, я специально интересовалась. Не хочу мата -- я его не люблю. -- Согласен. Мата не будет. Так что, стихотворные послания примете И посыпались стихи: Душою сквозь бренные мощи Кричит Вам поэт Ночи: "Может, душа самобытна, Нависла над бездной глыбкой -- Самая жестокая пытка далекая Ваша улыбка. Где Ваши рученьки Где Ваши ноженьки Я ли не мученик В рубище ноченьки Пел бы, как в клетке дрозд, Жизнь превратив в дилемму... Хотите, краскою звезд Ваш лик врисую на холст Вселенной" Поэт Ночи, краска Звезд, лик Вселенной выкувыркивались из Маяковского и Вознесенского. Но было и "пытка -- далекая Ваша улыбка". Не совсем почтительно, пожалуй, насчет рученек и ноженек -- но ведь стихи, и трогательные. Нежно, и тепло. К тому же дневные -- не ночные -- стихи, которые он кропал на ходу, привалившись спиной к комоду, были вполне насмешливы. После парикмахерской, откуда она вернулась сильно окромсанной, последовало: "Постриглась мама Под Далай-Ламу. Вернулась мама, кудахтая, Как рукопись, побывавшая у редактора". После того, как пожаловалась Ксения на болючие прыщики на языке: "Добрый доктор Ай-Болит, У меня язык болит: Как грибные табуны, Вырастают типуны. И вот сижу антимадонной, Зажав язык между ладоней". Ей стало грустно от "анти-мадонны". Он-то не знал, что на ее печальный и восхищенный взгляд они очень даже смотрелись рядом: рафаэлевская красавица и Влад, с его прекрасной некрасивостью. И Ксения слишком хорошо помнила, как однажды, возвращаясь поздно домой, увидела у дома Геты взирающего вверх Влада. Окликнутый, он не сразу услышал, и потом, провожая до дому Ксению, сказал с неожиданной у него мягкой улыбкой: "Вот так, не вытерпишь, бросишь песком в окно, и выглянет большеглазая девочка -- удивительные у нее глаза, правда" Пусть это было давно, да ведь не так уж и давно... Маленькую мадонну, между тем, по слухам, пас форвард -- на все лето заехала на тренировки в Джемуши футбольная команда, в которую оптом и в розницу влюбились все девицы. Как пели в Озерищах (или это Назарей из бабушкиной деревни): "Подъезжаем к городочку, телеграмму подаем -- убирайте, бабы, девок, а то всех ......". Следов тоски у Влада что-то не замечалось. Джо, не сомневавшийся в силе чувства к маленькой мадонне у Влада, объяснял это с одной стороны выдержкой друга, а с другой -- уверенностью, что Гета слишком хороша, чтобы польститься на форварда. Конечно, Ксения пересказала версию Джо Владу, и тот тут же осел у комода и разразился виршами о футбольной команде и команде джемушинских девиц -- нечто среднее между "Гаврилиадой" и Вознесенским: забитые мячи и прочее. Под горячую руку попала и Света, зашедшая мимоходом в гости: "А, два шара в одну лузу" -- встретил её Влад. Ксения испугалась, но Света улыбнулась незлобливо -- к Владовой резкости привыкли, это как бы составляло его особенность, часть его шарма. Влад теперь почти и не уходил от них -- только на обеды к бабушке, на короткую утреннюю работу, да ночевать в дедову комнату. Ксения боялась, как бы отец не сорвался, не наговорил Владу каких-нибудь резкостей. Отца вообще теперь раздражали любые гости, а Влад особенно -- к нему отец приглядывался с подозрением. Однако после того, как отец заболел, наотрез отказался лечь в больницу, а за ним нужно было ухаживать, даже и ночью дежурить, Влад оказался незаменим: он и за лекарствами мотал, даже и в соседние города, он и Януша на себя брал, и допоздна, а иногда и всю ночь делил с ней, приглядывая за отцом. У Влада оказалась замечательная память -- он так много во время их долгих ночных бдений на кухне читал ей стихов. И всю-то ночь они говорили -- шепотом, конечно, и то и дело заглядывая к отцу. Она никогда потом не могла вспомнить, о чем говорили-то -- "ах, все равно, каким дождям пролиться, каким речам!" И бесконечный чай. В журнале "Юг" прочел Влад стихи поэтессы: "Наталья, принеси-ка чаю". Тут же была сработана пародия, стихи по случаю: "Аксюша, принеси-ка чаю. / Шаги Аксюши чуть слышны. / Заварка в чайнике крепчает. / Я -- вид натянутой струны. / Когда же в общем напряженье / Запела нежная струна, / Я приобрел главокруженье / над чайной бездной бытия. / О, эти маленькие руки, / Сродни любви, сродни волнам / Протянут сладостные муки / И пытку вод. Левиафан!" Близко-близко у него было, как у Александра Сергеевича, высокое и двусмысленное. Отец теперь не то, чтобы благоволил, но терпел Влада, Януш -- обожал. Часть девятая И вот они снова, как тогда (...суровый юноша Влад протянул ей ватник) -- шумной ватагой шли с ночевкой на Медовую, только выбрали на этот раз южный откос -- скалу, лбом и широким клювом нависшую над крутым обрывом. К скале вышли уже в темноте, с фонариками. Было очень темно: тучи ли покрывали небо или еще не взошла луна, только и ступать-то было страшно -- земли от пустоты не отличить. По не очень-то и высокому перешейку к плешивой макушке скалы шли с визгами дам и ободряющими возгласами мужчин; особенно пугливых переводили за руку. Полнеба загораживал близкий склон Большой горы и лишь над маленькой выемкой справа светился самый край слабого зарева дальнего, за Большой горой, города. Костер разгорался с трудом, невзирая на мастерство завзятых костровых. Когда же разжегся, тьма еще плотнее сомкнулась вокруг, словно во всей вселенной только и осталась эта скала -- в проплешинах, камнях и уступах. По камням, по испуганно вспархивающей листве над скалою, по самому небу заметались их тени, ломающиеся, извращающиеся по воле кусковатых, разномерных отражающих зеркал на этой кусковатой, морщинистой плеши. -- Господа заблудшие души (это был голос Джо), соберите свои тени, протяните над костром руки и, пока печется картошка, вознесите нехитрые, как полевые цветы, молитвы. -- Чувачки, рано же бросили картошку -- отгребите в сторону. -- Ирка, ты же сейчас загремишь вниз. -- Ой, молчи мать! И там, в темноте, подальше -- молчание Влада. Несмотря на призыв Джо, все так и бродят неприкаянно по небольшой, вытянутой башке этой скалы, примеряясь с куртками, половинками старых одеял -- уж очень кривы и бугристы камни на башке у этой птицы, словно это еще и не взрослая птица, а птенец, далеко вытянувший свою шею с костистой головой. Ксения нашла наконец каменное, двойным уступом, кресло, и пустота рядом ее томит, ей нужно хранить усилие, чтобы не указать на это место Владу, который стоит неподалеку -- руки в карманах, губы вытянуты не то в беззвучном свисте, не то в задумчивости. -- Э, сядь, -- кричит ему кто-то, -- небо загораживаешь! И он, оглядевшись, садится-таки на самый конец уступа у её ног. Еще не готова картошка, но бутылка уже идет по кругу, и первые же глотки туманят ее глаза и мысли. Вспархивает ветер, ноздри ловят то душистое, сокровенное, чем переполнена ночь. -- Влад, ну что ты сгорбился там, садись, -- хрипло говорит она. -- Смешной ты, нас уже давно считают любовниками, а ты рядом сесть боишься. Придвинься, холодно же. И он придвигается, охватывает ее вздрагивающие плечи -- руки его горячи, но он не разрешает себе быть ничем, кроме как утеплителем. Её всё равно колотит дрожь -- так холодна и прекрасна широко шелестящая своей бесконечно живою, пахучей одеждою ночь, так ненадолго вспыхивает упорно сникающий костер. Клонится к ней на колени голова Влада, и она гладит его по густым -- не добраться до кожи, --плотным, как шлем, волосам. Он приникает губами к ее колену. Мягкие горячие губы все прикасаются и прикасаются к круглому камешку ее колена, только эти две живые точки и знает она в мире: круглоту своего колена и ласковую мягкость его губ, которые она всегда считала жесткими, ожог его языка на колене, соленый вкус ее круглого колена, щека его приникает к колену и снова уступает место его губам, маленьким прикосновениям его языка, и большая горячая его ладонь забирает в свою чашу ее холодную пятку, голова на мгновение скользит вниз -- он целует ее ступню. Проходят часы. Уже и огни не пробегают по костру. Слабо теплятся угли. Темнота. Веселый голос Джо, прервавший какую-то свою песню-гудение, предлагает по случаю холода этой ночи и жесткости скалы отправиться домой, пока в фонариках еще не сели батареи. И они идут по тропе, со смехом и гамом, и она слышит на своих плечах дыхание Влада, с которым они и словом не перемолвились. И великая радость переполняет ее. * * * На следующий день -- давно уже было условлено -- Влад должен вести их с Янушем в лес. Все утро она раздражена и беспокойна: что как после вчерашнего Влад не придет. Пришел. Януш тут же с разбега повис на нем. -- Сестрица Ксанта, картошку, соль собрали -- спросил Влад спокойно. Не забыл, не пренебрег, пришел! И книжку стихов с собой прихватил. Впервые ей хотелось, чтобы они были вдвоем, а не с Янушем. Может, тогда что-нибудь сказалось бы. И еще она поняла, что беспокойство и нетерпение убрали от нее мир: она видела лес, и дневной костер, и тонкие молодые деревья, и отважных дневных комаров, но все это -- как считают "один, два, три", -- простое перечисление, не больше. Бесцветное тяготение владело ею. Даже нежность вяла в этом неуклонном поле тяготения. Если она была по другую сторону костра, ее неодолимо тянуло перейти к Владу. Она уходила за валежником, собирала сухие палочки -- чтобы принести и, сидя рядом с ним, передавать ему ветку за веткой, пока он лелеет пламя. Януш захотел играть в прятки, но её не надолго хватило: -- Ну довольно, Януш! Смотри, ты вспотел. Отдохни. Послушай, Влад нам книжку почитает. Взрослую. А что же ты не захватил свою Сейчас бы тоже читал. Если скучно, иди погуляй, я тебя в просветы деревьев вижу. А если зайдёшь далеко, "ау" кричи. Януш кружил близко -- не от страха, конечно: может, скучно было играть одному, но вернее -- из тайного ответа ее тайному раздражению, из смутной ревности, и, надо думать, больше он ревновал Влада, хотя бы по неполному владению им. мАу! Ау!м -- то и дело кричал он, и в голосе его была вредность: -- Ау!м. "Не отвечайте", -- предложил Влад, и она перестала отвечать, подвинулась к Владу, заглядывая через его плечо в книгу, ничего, конечно, не видя, но хоть слыша низкий, спокойный голос: Боже, удача какая: Уехать из мрачного края В Париж! Как пахла шея у Влада! -- Она даже не подозревала никогда, что может так пахнуть кожа. Подходил Януш, приваливался к другому плечу Влада, говорил, что хочет печеной картошки. -- Возьми в углях, она еще не остыла. -- Давайте еще сделаем костер, давайте еще разожжем! И послушно, кошачье быстрым и, одновременно, потягивающимся движеньем Влад поднимался, они таскали пищу костру и возжигали его. Дорогой мой Андре, Предсказателем может быть каждый; Но людям так долго внушали, Что нет у них будущего И от рожденья они идиоты, И невежество -- их неизменный удел... Она больше не рисковала сидеть с ним рядом -- сидела напротив, через костер -- привалившись к Владу, взяв Владову руку в свои, сидел Януш. Теперь она вязалась с вопросами и желаниями: -- А вы, Влад, можете быть предсказателем А можно вот эту сосновую ветку подкинуть в костер Как хорошо, правда Сдув с ноги комара, -- он почему-то их не бил, говорил, что они его не кусают, поэтому он к ним приятельствен, -- Влад опять читал: Я видел во сне, что ликующим днем Вдвоем К высокому древу любви мы идем, А кругом Ласкают котят, И смуглые девы Срывают яблоки с этого древа И кормят ими котят. Может, все-таки этот день не был днем молчания, может, Влад говорил с ней стихами -- только она, как водится, поглупела от любви, оглохла и ослепла. Это и любовью-то трудно было назвать: так тащут впавшего в оцепенение, так оттягивает отлив тебя в море, и кажется, что уже не на земле, а там, в успокоившемся море успокоишься и ты. Простите невежество мне, Простите, что больше не знаю игры стихотворной, Ничего я больше не знаю и только люблю. * * * Все хотели снова походов в горы. На этот раз они собрались к Бык-горе, где-то на Границе Джемушинских горных лесов и долинных степей уже другого края. Ехали вечерним рабочим автобусиком, трижды в день возившим людей с Хутора в Джемуши и обратно. Автобус кидало из стороны в сторону. Присев на рюкзак, Джо в проходе читал Сашу Черного. Мой оклад -- полсотни в месяц, Ваш оклад -- полсотни в месяц, На сто в месяц в Петербурге можно очень мило жить. Это знали уже наизусть. Проползло четыре года -- Три у Банковых урода... Недоношенный четвертый Стал добычею аборта, Потому что муж прибавки к рождеству не получил. С особенным чувством Джо выкликал: Сотни лиц различной масти Называли это счастьем. И уже хором все заканчивали: Это ново Так же ново, Как фамилия Попова, Как холера и проказа, как чума и плач детей Для чего же повесть эту Рассказал ты снова свету Оттого лишь, что на свете нет страшнее ничего. Этим летом Саша Черный был у всех них на устах -- поэтому, когда трясло и гудел мотор, стоило Джо начать, за него хором договаривали другие. Потом затеяли игру на стихи Черного: кто-нибудь выкрикивал имя, а кто-то откликался стихом: -- Ксения! И Джо издевательски-сладким голосом: -- "Эта ваза, милый Филя, ионического стиля". Ну что ж, это еще ничего -- она побаивалась, как бы в ответ на ее имя не продекламировал кто-нибудь: "Дама, качаясь на ветке, пикала: "милые детки!"". Слава богу, Ксения не писала для детей. Это стихотворение в вольном пересказе досталось от Анны Кирилловны Васильчикову. Причуды призвания: она, "мамочка", для "деток" не пишет -- для них самозабвенно работает крепкий мужик Васильчиков. Но бог с ним, почему, собственно, она должна... -- Джо! -- крикнул Боб. Влад: -- "Ослу образованье дали! Но раньше, как осел, он просто чушь порол, а нынче Джо, злодей, при каждой глупости своей ссылается на Канта"! Джо тут же отдарил Владу: -- "Голова моя -- темный фонарь с перебитыми стеклами". Досталось от Джо и маленькой его жене: -- "Сколько раз я давал себе слово не решать с ней проблем мировых". Ирка обычно памятью на стихи и философию не блистала, но тут вдруг выдала Джо: -- Ты -- "волдырь на сиденье прекрасной российской словесности"! И под грохот поздравлений и шуточек Джо, спохватившись, что слегка проехали, заорал шоферу остановить, и, хватая рюкзаки и оглядываясь второпях, не забыли ли чего, выгрузились они в прекрасное предвечерье. У подножья горы молодые парни пасли коров. Уставившись на них, веселых городских, для начала поинтересовались: -- Откуда Из Джемушей -- Оттуда, оттуда, родимые! -- А чего, у вас своих гор нету -- Свои надоели. -- Так оставляйте нам своих, мы вам своих приведем, -- осторожно сменили тему парни. -- Это что, коров что ли -- дружно откликнулись рюкзачники. -- Вы еще маленькие, -- вступили в разноголосицу рюкзачницы. -- А вы старенькие. -- "Зелен виноград"! Меж тем, подъем оказался не так уж велик, но крут. Ползли почти на четвереньках, пот ел глаза и лицо. У Иры скатился вниз мешок, который они волокли с ней по очереди. Снизу веселый свист и частушки: "А вот, а вот, а вот, а вот: не ходите девки в гору, а то вырастет живот". Ира взывала к Джо: -- У меня мешок скатился. Иди ты за ним -- я второй раз не влезу. Снизу: -- Мы же говорили: забыли нас! -- Идите в хату телевизор смотреть. -- Лампа забарахлила. -- Подставьте утюг, знатоки, -- препирался Джо, но за скатившимся мешком не спустился -- слазил Влад. На Бык-гору никто раньше не ходил -- в эту степную сторону как-то никогда не забирались. Впервые смотрели они со стороны на Джемушинские горы. Лишь просветом в выемке меж гор видели они раньше эти места -- голубоватую, сизую даль. И вот они были здесь, а на востоке, откуда они пришли, сгрудились счетверенные, спятеренные густо-лесистые горы с немногими домами, выступающими из кудрявой древесной, лиственной темноты. Эту стайку темных овечек пасла Большая, двугорбая, тоже лесистая гора, и еще далеко за нее уходил лес, а дальше уже полоса больших курортов. Здесь, на спине горы сильно пахли высокие степные травы, холодный к ночи ветерок обвевал разгоряченные лица, уже вились и прилаживались к ним комары, а над теми, джемушинскими горами поднималась, как медный щит, больше ушедшего солнца, красноватая, полосчатая луна -- и простирался по другую сторону в самом деле иной, широко на запад и север распростершийся мир, о котором ничего не знали они до сих пор, с огромными, геометрическими кусками полей, и вдоль длинной извилистой ленты реки, словно нарочно петляющей так, чтобы напоить всю эту землю, почти сплошь лежали большие села. Быстро темнело. Всюду на земле зажигались огни -- здесь же веял широкий ветер и все сильнее стрекотали жители трав. Ели, опять читали Сашу Черного, светя в книгу фонариком. Комары здесь были густые, как травы, от них заворачивались с головою в одеяла. И когда все уже спали, они с Владом под шатром жесткого, прожженного одеяла долго и сладко целовались. Спал народ однако недолго. Еще далеко до рассвета, продрогшие вернулись к костру и припасам. Банка с помидорами оказалась накрытой кем-то в темноте сухой и легкой коровьей лепешкой. Рассвет смотрели, укутавшись по двое, по трое одеялами. Первая светлая полоса легла левее вечернего восхода огромной луны. Сначала только и была эта светлая нижняя, по краю горизонта полоса, сверху же черной тучей лежала лишь чуть редеющая тень. Свет входил полоса за полосою: светлая полоса зарозовела, сверху проредилась тьма, розовое сменилось золотым, зарозовели над этим золотом розовые длинные облака, следом лимонно-желтое выцветшее золото через зеленовато-голубое стало переходить в ясную голубизну неба. И начался сам восход. Солнце вспухло над горизонтом, неровное, сплюснутое. Перетянутое узкими полосами туч, с трудом протискивалось оно сквозь эти обручи -- высунулось наконец, сбросило их. Полнясь розовым, слепящим светом, оно зримо восходило, верхушка его все ярче плавилась. Уже не выдерживали глаза, взгляд уклонялся в листву -- в ней телесно-розовыми вишнями отовсюду скользили отпечатавшиеся в глазу маленькие солнца. Влад, обняв ее плечи, смотрел поверх ее головы. Когда она поднимала к нему голову, чтобы взглянуть в его лицо, спросить или сказать что-то, он мягко пригибал ее -- позже это станет называться: "Джина, помолчи". Солнце взошло, и сразу засобирались, чтобы в еще свежем, прохладном воздухе вернуться в Джемуши. Автобуса ждать не стали. Шли в душистых полях -- сильный запах трав все больше становился другим -- терпким. Всё больше припекало солнце. По степной дороге с засохшей грязью прыгали крохотные коричневые лягушки. Поспешно уползали с дороги змейки. К Джемушам головы уже ломило от жары, от бессонной ночи. Дома она легла, уверенная, что тут же заснет, потому что казалось -- нет уже никаких желаний кроме этого. Но стоило закрыть глаза, и всё, что случилось с ней в последнее время, начинало к ней возвращаться: Влад, его глаза, его слова. И сердце билось тяжело и быстро, временами проваливаясь в бездыханность, и снова, кувыркнувшись, торопилось биться и перебирать единственно важное. * * * Через отсутствие, всегда через отсутствие... Неизвестно, что раньше: возникновение или обнаружение. Только что не было, обернулся -- а оно здесь. Толстой в "Отце Сергии" назвал это узнаванием: впервые увидел, а словно знал всегда. Ощущение совершенной необходимости: этого нельзя было обойти, это не могло не случиться, это не могло не сойтись. А между тем не было и могло не быть. Через отсутствие, всегда через отсутствие -- и потому мгновенно. Было уже что-то предшествующее или не было -- все равно, потому что сразу другое. Совершенно другое. Ведь и у Толстого узнавание -- как внезапность, а то, что как будто бы знал всегда -- это точное совмещение, попадание в единственную точку. Естественно, понятнее, когда любовь -- с первого взгляда ("ты лишь вошел, я вмиг узнала"), внезапность в такой любви как бы подготовлена незнакомостью, впервыеувиденностью ("средь шумного бала случайно..."). Когда же знаком, давно знаешь, -- внезапность обнаруживает себя самой внелогичностью, непоследовательностью. Первых встреч, первых узнаваний друг друга в таких случаях зачастую даже и не помнят: были в то время лица значительнее, важнее, ближе. Да, что-то уже было: бдения на кухне, насмешливые стихи, его нежный взгляд, твоя ревность к его девочкам. Были танцы однажды зимней ночью, катание на санках в снежную ночь. Но от той влюбленности еще можно было излечиться, смирить ее в нежную дружбу. Неразделенное влечение еще можно было превозмочь и заменить, заместить. Все еще было обратимым. Но стал свет -- и отныне все уже было либо свет, либо отсутствие его. Ничего кроме света, даже во тьме. Мгновенно. Отныне все прошлое -- иное. Мгновенно -- отныне ты уже никогда не будешь прежней, даже если погаснет свет. Мгновенно и незаметно. Нужна особая -- волхвов -- проницательность, чтобы среди множества ярких, шумных событий различить бедную, бездомную еврейку, рожающую в хлеве, чтобы в шуме, ярости, кипении быта, коронований, побед, землетрясений различить иной, в отсутствии себя, сдвиг времени, с которого пылью осыплются коронования, победы, поражения, ужасы и восторги: ноги будут нести вас на врага или от врага, глаза пожирать зрелища, сердце ужасаться катаклизмам, рот раздираться криком -- но что-то произошло неизмеримо другое, неслышно, невидимо. Забудутся походы и празднования, кризисы природные и телесные (они и годились только на то, чтобы тайное тайных оставить наедине с собой, без докучного ока и расписания дел), а это пребудет -- неизвестно когда став, случившись: еще вчера не было -- сегодня уже важнее всего остального, сквозь игольное ушко, во тьме неразличимости прошли времена и вселенные, став навсегда другими. Необратимо, и неизвестно, почему и зачем. Случилось. С нею случилось. Как упоительно бывало прежде, проснувшись ночью или очнувшись днем от того, что вокруг, -- потому что вспыхнула, мелькнула догадка, мысль, слово, -- петлять по ее следам и отблескам, преследовать ускользающее, спешить всматриваться, вдумываться, писать, а на другой день пораньше, пока все еще спят и не проснулся главный собственник Януш, перечитывать, смотреть, осталось ли что-то, не столько в словах, сколько меж них, в сочетании их, в кривой падений и взлетов, в соотношении кусков, масс, лиц, движений, из того, что накануне замерцало, возникло. Как любила она бывало выбирать из безмерной воды невыбираемое: волну, солитон, тело вихря. Это было важнее ее самой, важнее жизни -- только Януш был вровень с этим. И вот, ничего не осталось кроме любви. Воздух в ее жизни был замещен, заменен любовью. Как в сильном свете исчезают не только луна и звезды, исчезает весь окружающий мир -- ничего кроме света, так в ней все затмилось кроме него. Он бросался к ней -- и сердце сдвигалось, и земля кренилась и уходила из-под ног. Его улыбка -- сил только слабо улыбнуться в ответ. Всё было так дорого -- всё было нежностью. Сердце провалится и сдвинется, кувырнется -- и земля качнется и уйдет из-под ног. Только лоб в лоб, только руки сжимают руки, только глаза в глаза, так что ничего уже не видишь. Только целовать щеки, глаза, губы -- так, что губы вспухают, и всё не нацеловаться. Он никогда не брал в руку ее грудь. Ладонь его была для ее головы, щеки. Его пальцы дотрагивались до ее лица, словно пальцами он видел вернее и больше, чем глазами, -- и она перехватывала губами, гладила губами, прихватывала зубами эти длинные, легкие, с сухими узелками костяшек, пальцы. Из сгиба ее локтя, из волос за ухом, из ямки в ключице, с плеча и шеи собирал он губами запах ее кожи, возвращался к устью ее рта. Его страдальчески изогнутые губы. И сердце твое, которое бежит день и ночь, до того, что как в тумане -- ничего не видишь, ничего не понимаешь. Ложишься раньше, чтобы остаться наедине с мыслями о нем. Но и помнишь кусками. Бог с ним, с будущим, пусть будущего и не будет, только вот сейчас, вот здесь, на секунду, навечно, невозвратимо -- к нему, с ним -- глаза, руки -- нежность, вместе. Ничего не знаешь, -- зачем, куда. Ни куда, ни зачем не может быть. Но сейчас, здесь -- с ним, он! Смотришь так много в его глаза, и не помнишь их. Ничего не помнишь -- всё засвечено. Только с черного хода еще есть не стершиеся ступени, не сгоревшие, не обвалившиеся балки -- и тогда проступают еще не сожженные слово, жест. Насмешливый голос и ласковые, грустные глаза. Секунда встречи, секунда, когда вас не видят, когда вы наедине. Секунда, когда только смотрят друг на друга, и -- бросаются, и вжимаются, и целуют друг друга. Тела мало, его так быстро обегают влюбленные губы. Для такой любви тело должно быть пространно -- чтобы всё его проползти на коленях, обцеловать. Такое маленькое вместилище такой острой, такой ненасытной любви. Все в нем -- и прекрасное, и смешное, и некрасивое, так быстро, так жадно обегает любовь... Ты вся -- как онемевшие трибуны, следящие за безнадежным бегуном. Может быть, этот бегун -- сердце твое -- знает то, чего не знаешь ты. Там, куда ОН бежит, -- ни приза, ни финиша, ничего. Стадион замкнут, и кругу нет конца. Бегун пропадает и появляется вновь. Он давно уже задыхается. Но чем больше задыхается, тем быстрее бежит. Нет для него в этом мире ни выхода, ни смысла. Одно лишь: здесь, сейчас, теперь. Как велико, безысходно, остро, ни на что не похоже. Как блекло все другое, даже то, что казалось самым важным. Сумасшедший бегун. Замершие в растерянности трибуны... А между тем -- и он, и она должны были уезжать. Уже был у нее билет в Озерища -- зимою кое-что проступило из озерищенского, ложилось в рассказ, в повесть. Командировка была испрошена и выписана, родители уговорены, отец почти здоров, деньги на Януша были. Дни, такие безразмерные, бесконечные, так быстро однако приближали отъезд. И Влад с Джо тоже уже давно приобрели рюкзаки и спальные мешки для похода по великой русской реке -- в другую сторону от Ксении, в другую. Что ж, страшно оторваться, не ведомо, во что обернется разлука, но хоть отоспаться, утишить бег сумасшедшего сердца. А там, глядишь, разлука ее излечит хотя бы наполовину, образумит. Мальчик-юнец и она: что, кроме большей боли, может из этого выйти И Януш -- у нее нет права на безрассудство. Отойти хоть немного, очнуться. Уже и так дано ей через край, через верх. Если не смогут отойти друг от друга, будет он ей любовником, недолгим и сладким. Пусть! Она и лгать сможет. Всем будет хорошо, может быть, даже и ей. Двойная жизнь -- что ж. И работа будет при ней -- разве она готова пожертвовать работой Нужно выбирать, все сразу не бывает, за одно платишь другим. О разумном, правильном противно даже думать, тошнит. Но что делать Еще несколько дней сумасшествия, а потом как в тюрьму. Но ведь и отдыха жаждет она. Просто хоть передышки... Единственный раз быть счастливой, а потом всю жизнь вспоминать. Не стариться же рядом с взрослеющим, мужающим, отдаляющимся Владом... Уже и так дано ей через верх. Нет, ничего, ничего не надо -- только сейчас, сегодня быть с ним. А потом хоть в омут! Часть десятая * * * Помнится, ехала она часть дороги в компании йогов, то есть не настоящих йогов, а начинающих, которые направлялись куда-то вместе и все время объясняли ей, почему это так важно, так нужно -- йога. И несколько часов с нею ехал Боб. Куда и зачем он ехал, не помнится -- возможно, за какими-нибудь музыкальными причиндалами, а может, и приодеться. Поездки его, начинаемые всегда в яростной убежденной практичности ("Чувак, человек должен быть джентльменом!", или же "Музыкант -- это инструмент!", или: "Нужен мотоцикл -- без шуток! Неужели вам не надоело еще ездить среди всякого сброда, дышать чужим потом"), -- оборачивались чаще всего совершенной фантастикой. Вместо костюма он привозил вдруг три утюга -- от большого до малюсенького: для костюмов, рубашек и манжет, вместо мотоцикла -- тарелки с "серебряным звуком", а поехав за тарелками, приезжал вообще безо всего -- сильно поблекший и разочаровавшийся в женщинах и человечестве. И вот, какое-то время ехали они в купе впятером: она сама, трое адептов йоги и Боб. Йоги были очень серьезны, хотя и не производили впечатления совершенных идиотов. Один из них даже улыбался иногда -- когда сказал, например, что не уверен, стоит ли такую низкую, то есть половую энергию возгонять вверх, в голову, в мозг, в святая святых. -- Я вот так смотрю, и так, -- говорил старший из них, -- может быть, даже ровесник ей. -- Сколько раз я переменил взгляд Застигнутая врасплох, Ксения неопределённо пожимала плечами. -- Раньше я всегда был под властью других людей, -- терпеливо продолжал он объяснять ей, -- под властью того, что мне говорят. А теперь вот так я смотрю, и у меня туман перед глазами, я не вижу собеседника, я его слышу, но не вижу. -- А надо -- туповато спрашивала она. -- Зачем -- Понимаете, вы же всегда можете настроиться по-другому. Когда я воспринимаю природу, я ребенок. Но нужно освобождаться от власти над вами других. Вы обращали внимание, что вы делаете, когда напротив вас садится человек Вы делаете массу ненужных движений. Что такое движение Это каналы, по которым на вас воздействуют. Вы же всегда во власти окружающих! Йог -- вне власти других. Вам нужно что-нибудь узнать о человеке -- вы на него воздействуете, а сами не под властью. Вот вы смотрите так -- вы рубаха-парень. А вот так Понимаете Вы же не во вред ему -- вы себя освобождаете. Я не хочу, чтобы мной завладевали в угоду существующему правлению или чьему-то желанию. Это очень ловко делается, ты и не замечаешь, как тобой уже овладели и делают с тобой, что им нужно. -- И всё Тогда в бой бросались молодые: освобождение от власти людей -- это только первый шаг, а затем -- беспредельные возможности! Йог переносит в течение долгих часов смертельный холод и смертельную жару, йог кладет на себя доски и по доскам проезжает самосвал, без всякого вреда для йога, йог живет столетиями и умирает когда захочет, йог впадает в анабиоз и не дышит, замурованный, закопанный, -- а потом в назначенный час оживает. -- Но зачем -- все не могла она уразуметь. Не ной у нее сердце, она бы слушала благосклонней и поверхностней, но все это накладывалось на сердечную боль, на тревогу, на все более сильное чувство, что она делает противоестественное, что единственно разумным было бы выскочить из вагона и бежать обратно. Да к чему, к чему же все это -- все эти анабиозы, самосвалы, беспредельные возможности Они так важно говорят: нирвана, слияние с космическим разумом, с мировой душой. Но зачем Господи, боже мой, зачем Напротив нее сидел Боб -- с еще более каменным лицом, чем у этих пылких адептов бесстрастного Будды. Йоговская молодежь забиралась в верха по части космических сил, старший больше был занят практическими проблемами: что и как нужно есть, чтобы вобрать в себя космическую энергию, заключенную в пище. Диалога не получалось -- она уже ни о чем не спрашивала, почти и не слушала. Заговорил вдруг Боб. -- Не понимаю -- зачем всё это -- очень неприязненно пробормотал-прогнусавил он. -- Не понял вашего вопроса. Что -- зачем -- с ответной неприязнью, с подчеркнутой иронией откликнулся йог. -- Зачем овладевать высокими энергиями Зачем обладать неограниченными силами и неограниченной жизнью Это вас интересует, этого вы не понимаете -- Совершенно верно. Зачем это -- неограниченно жить -- и уже к ней, вдруг улыбнувшись: -- Йоги, да, жуют Я когда в цирке работал, был у нас помреж Абрам Львович. Жевал -- это что-то жуткое. Откусит вот такусенький кусочек -- и начинает жевать. Смотришь, смотришь -- нет уже сил. Отвернешься. Повернешься -- он всё еще жует. Уже течет у тебя дурная слюна, мутит тебя. Сглотнешь слюну, отвернешься. А у тебя уже между лопаток зудит. Повернешься -- он жует. Кошмар! Челюсть двигается, как автомат. Вот-вот тебя вывернет -- он все жует. Так и не вспомнить, почему и какую часть пути был в вагоне Боб, но в памяти он возникает вдруг рядом с йогами, а потом у ветреного окна в вагонном коридорчике с обвальным налетанием и бешеным стуком, свистом и ревом встречных составов. Возможно, Боб ехал в другом вагоне, а потом прошел в их; возможно, он по дороге где-то вышел, а может, просто ушел в свой вагон. Ночью стояли они с Бобом у ночного коридорного окна, и он рассказывал про то, как на Дальнем Востоке работал в Цирке и влюбился в акробатку: -- Гнулась чувиха, ты не представляешь -- страшно эластичная, -- говорил он с такой ошеломленностью, словно это и было теперь главным в воспоминании. -- В узел завязывалась -- ужас. Видела когда-нибудь настоящих уродов Так это что-то вроде. Только наоборот. Словно у нее другие кости -- змеиные, что ли. Я сначала к ней даже подходить избегал. Мне было восемнадцать, она на десять лет старше меня была. И уже хватанула жизни по ноздри. В молодости у нее какой-то капитан был, любовь. Потом что-то не так, не то бросил, не то изменил. Шла, и вокруг ничего не видела -- ее машина сбила. И самоаборт, двойня. Чуть не умерла. Резали ее -- убитую двойню вырезали. Попросила врачей, чтобы шов незаметным сделали. И правда, совсем незаметно было. Зацепила она меня как-то раз, ну и влип я сразу. В общем-то, в цирке такие дела не положены: работе мешает, и потом репутация. Один раз стакнуться -- другое дело, а чтобы зациклиться... Или семья, или на стороне -- только без этих страстей. А я влип в нее по самую макушку. Ей-то, конечно, все эти дела уже известны были, а я... Жуть. Такое наслаждение. Я такого потом уже не испытывал. Аж орешь, будто тебя в пропасть столкнули. Предан был ей душой и телом. Господи, как она работала на трапециях. Летит -- кажется, вот промахнется. Или опустит руки, на одной точке качнется. А я -- дробь барабанную. Ребята: "Чувак, как это у тебя здорово эта дробь получается". А я просто весь с ней. И сердце у меня, как эти палочки, выстукивает... Ну, а потом... так, глупость какая-то получилась. Наверно, попривык я к ней, что ли. И разница лет. Что-то стал баловаться мыслишкой, не старая ли она для меня. Как-то нахамил -- и она, заметь, ни слова. И еще с одной, молоденькой спутался. Она-то всегда всё секла, что под куполом, что в жизни. Спросила. Я -- "Ты что" Она: "Не ври" -- и всё. И с помрежем сошлась -- чуть не на глазах у меня. И всё, конец. Без обжалованья и апелляций. Рассчитался, уехал. Месяца три мучился, кошмар!.. А это, я не рассказывал, как в Японию намылился бежать Недалеко же, всего лишь через море наискосок. Да и не до самой же Японии грести -- где-нибудь в море ходят ихние суда, через день-два подберут. Зачем бежал Да так, обрыдло всё, страна наша обрыдла, жить в ней обрыдло -- куда ни приедешь, все то же. Еще когда на Дальний Восток ехал, думал: если там то же, надо бежать в Японию. Да ничего я об Японии не знал. И языка -- тем более, и по фигу! Даже хотелось заехать так, чтобы ты никого не понимал и тебя никто не понимал. Это же прекрасно, миледи: идешь как последний дурак, ничего не понимаешь, так -- руками покажешь, а сам костеришь, на чем свет стоит. А он ещё и: "исаки-исоки!", и улыбается. У них даже когда бьют, положено, говорят, улыбаться. Делаешь себе харакири, а сам улыбаешься: на, скушай, гад!.. Тоска меня разбирала. А пускай вернули бы -- я бы уже знал, что я за их границы говенные -- пардон! -- что я за их границы выскакивал... Ну вот: взял кое-что, отчалил и погреб. Ночью, после работы. Руки у меня сильные, да ещё водяра бодрит. Направление ясно -- "как зайдёшь, так прямо наискосок". Опять же всяческие суда: ихние и иностранные. На всякий такой случай английский знал. И сейчас знаю. Чувак один учил. Я и сам занимался -- каждый день. В зарок того, что обязательно сбегу -- даром, что ли, столько долбил... Ну, погрёб потихоньку. Часа три или четыре греб -- под кайфом и в перчатках. Я вообще перчатки люблю. А до бессознания я не могу напиться. Сколько пью, никогда не напивался до бессознания. И не шатался никогда. У меня башка чугунная. Меня дразнили в детстве чугунком. Дед мой Чугунов был. А другой -- Бирюков. Греб-греб, а к рассвету -- представляешь -- тук-тук-тук -- катер сторожевой: "Кто таков Что тут делаешь" Э, мать-перемать, -- свои! "Заблудился, -- говорю, -- выехал погулять, да куда-то отнесло". -- "Знаем мы эти "отнесло" -- разберутся, где надо, так тебя и этак!" А тут один: "Ребята, да это ж барабанщик из цирка! Гляди, у него ничего же с собой и нет кроме водяры". Перетянули меня в свой катерок -- до самой их смены пили мы вместе. Я только очень их донимал, далеко ли я от берега был. Они думали: от страха и любознательности. А мне только: пересек я чертову их границу, за которую меня с самого моего рождения, не спросясь, посадили... Да так и не выяснил: не то военная, не то служебная тайна, сказали мне. Я и потом их встречу: ну, был я за границей или нет Хохочут -- уже шуткой стало. "Штаны, наверное, до сих пор мокрые" -- тоже все спрашивают меня. А нет: пел, Пушкина читал и греб! В эти часы у вагонного окна она так вошла в ту барабанную дробь, в которой билось сердце Боба, когда на неустойчивой точке замирала его акробатка, так тесно вместе с Бобом было ей в положенных им границах, что показалось -- именно так, вживаясь в другого и в него же вживая своё, можно смирить, утишить собственную боль. Однако ночью сердце ее вновь на обрыв напрягалось натягиваемой пружиной отдаления от Влада. Куда, зачем она едет Она не выдержит этого натяжения. Когда-то ей делали операцию аппендицита под местным наркозом, и вдруг потянули за что-то нестерпимо: "Потерпи, детка, это брыжейка". Или после спинномозговой пункции, когда, выгибая ее в муке, смертельно натягивалась каждая жилка. Не боль, а мука. Нет, богу нужно, чтобы не чужой -- своей болью болел, не чужою -- своею любовью напрягался, не чужое -- свое тяготенье удерживал, выдерживал. Господи, а она-то думала -- инерция это некая косность и отсутствие. Откуда бы, спрашивается, бралась тогда великая сила притяжения Если бы она раньше догадывалась, знала, какая мощь в пребывании в положенном тебе судьбою и Богом месте, когда бы знала она раньше, что точка, которой и места-то нет ни на какой карте мира, ни в каком материальном пространстве, бывает средоточием мира, вселенной и жизни -- твоя собственная единственная точка, твое место, -- как гибелен сдвиг с этой точки, где жизнь так интенсивна, что потом, куда бы ты ни сдвигалась с нее, одно только и способна испытывать -- мучительное натяжение на гибель, на разрыв, на уничтожение! Как только выдерживает сердце это сверхмощное натяжение -- оно ведь из рвущейся, смертной плоти. В позднем тяжелом полусне мерещилось ей, будто над ней стоит тот странный сумасшедший пассажир, который не то насмешил, не то напугал ее в прошлой поездке: "Простите, но вы неправильно лежите, не в ту сторону". С сильной душевной болью она понимала теперь, что значили на самом деле эти слова -- сумасшедшие, они все знают наперед -- она неправильно ехала, не в ту сторону, а через некоторое время догадывалась, что не в ту сторону спит -- на этом боку смертельно болело сердце. Невнятный темный ужас пробуждал ее. Купе было пусто -- ни Боба, ни йогов. И снова отрывками сон, полусон, фантастические, уверенные догадки. До или после сна стояла она у ночного окна и, подавляя ее иррациональной, уже не о Владе -- о самой жизни -- тоской, проплывали мимо огромные закопченные стены какого-то гигантского завода, на которых высвечивались громадные, белые буквы: "Братство", "Коммунизм". И -- утром: неведомо откуда взявшаяся за вагонным столиком семья. Четыре руки выкладывали на утлую столешницу могучую снедь. Столик был уже сплошь заставлен, но все новые и новые продукты находили себе на нем место, при этом каждый продукт получал краткую, взвешенную оценку: -- Селедка нежная. -- Чеснок молодой. -- Правильно курили огурцы -- смотри, еще в пупырышках. -- Кинза привяла, эх. -- Курицу есть в первую очередь. -- Наливку теткину не забыла Были и дети, не сразу замеченные Ксенией: два близнеца сидели смирно -- фиксировали, сводя к носу глаза, передвижения снеди, а стол все полнился и украшался с ритуальной неспешностью, сосредоточенно и важно. Приступив к еде, семья была так же немногословна и деловита: -- Сполосни стакан. -- Возьми ножку. -- Салфетки в правом кармане. -- Молчи, когда ешь: вылетит -- не поймаешь. А пятнадцать минут спустя, когда Ксения вернулась из умывалки, все это было разгромлено -- стол завален скорлупой, огрызками, косточками, кожурой, костями. Отец семейства порыгивал, не прикрывая рта, мать прикрывалась ладошкой. У близнецов по глазу подкатилось под веки, остальные два были тоскливы. * * * Воспоминания, сны, похожие друг на друга. И если подумать -- на жизнь. Вот ты едешь на грузовой машине, нагруженной с верхом. Ты видишь, что она не пролазит в переулок и озираешь площадь с шестью улицами и переулками, отходящими от нее. А потом слазишь с машины и толкаешь ее перед собой, как детскую коляску, в другую улицу -- похоже на детский рисунок, где дом меньше человечка, а человечек меньше цветка. Потом ведь я вспомню этот сон, с тем же чувством, как в вагонном сне вспомнила странного человечка из предыдущей поездки, который разбудил ее, чтобы о тревогой сказать, что она н е в т у сторону с п и т... Причинно-следственные связи, соразмерности, порядок очевидного мира во сне нарушены. Только что ты ехал в автобусе рядом с другом, а через секунду это уже не автобус, а кресло в кинотеатре и рядом враг. И тебя это нимало не удивляет, ты как-то уже и не помнишь, что это был автобус, а только хитро понимаешь, что все-таки раскусил хитреца, понял -- это вовсе не тот человек, а другой. Тебя это не удивляет, как не удивляет в фильмах Тарковского, очень похожих на твои сны, что в пространстве собора есть и жилые комнаты, и карнавальные процессии, и провалы в крышах, и дождь, не достигающий пола, и дом с огородом, в котором живет твой покойный отец. Или же ты в громадном зале, где обедают участники какого-то форума. Хочется есть, но участник ли ты А вот и знакомый: "Садись, поедим". Но его отзывают, и он куда-то уходит, не оглянувшись на тебя. Обиженная, ты пересаживаешься к другому столу. Заказ еще не принят, вы беседуете в ожидании. Официант появляется, но отказывается обслуживать -- прежде нужно оформиться. "Администратора! Администратора!" -- кричите вы, возмущенные. Администратор приходит, но нагло высокомерный: "У нас переполнено -- вас покормят в Домодедово". Возмущаешься, доказываешь, что вы приезжие, пусть москвичи едут хоть в Домодедово, хоть к себе домой -- тебя должны покормить! Бросаешься к другому администратору, вытаскиваешь документы, что-то удостоверяющие. Тщетно -- здесь все по другому праву. Униженная, оскорбленная, пробираешься к выходу. И уже почти у дверей встречаешь давнего друга. "Проще простого" -- говорит он небрежно. Моментально находит место, и уже официант улыбается и кивает издалека, но в это время у столика останавливается красавица. Сразу чувствуется, что у них с твоим другом давние кокетливые отношения. Она пританцовывает, он клоунски взмахивает ногами, выкаблучивается, задевая соседей локтями и ногами. Затем и вообще вскакивает, пляшет. Теперь уже и другие скачут вокруг стола. Кто-то кричит: "Пойдемте в зал, пойдемте в зал танцевать!" -- и все, и ты тоже, бегут по анфиладам зал. Но в зальных анфиладах пусто. Ты подходишь к двери, за нею лужайка, куда-то исчезли веселые танцоры. Здесь, на лужайке только тихие сумасшедшие. Ты поворачиваешь назад, и тихо просит каждый, мимо которого ты проходишь: "Посмотри на меня", "Посмотри на меня". А тот, друг, снова за столиком, и уже для тебя на столе коньяк и закуски. Но все это сдвинуто вбок -- посреди стола альбом с фотографиями, и не дотянуться до еды -- вместо нее какая-то любовная история в фотографиях. Жизнь, как сон, в котором тебе так и не удается поесть. Минутно прозреть -- да. Но не поиметь истину. Не насытиться. Полюбить -- да. Но не завладеть. "Руками не трогать". И еще похоже на сон, в котором всё ищешь, где справить нужду. Не то уборка в туалетах, то там мужчины, то нет дверцы, то не запирается дверца, все время кто-то появляется, мешает. Ты вспоминаешь, где еще можно бы, строишь самые хитроумные планы. Запрет точен, но смысл его ускользает. Тщетны рассудочные поиски, усилия ума и воли, сам запрет приобретает ложное объяснение: мешают, дескать, обстоятельства. Пока не очнешься и не поймешь: запрет не там и не в том. Как несудьба. И даже если ты обогнул, пересилил эту несудьбу, все равно не получается. Запрет явен, но неизвестен смысл этого запрета. Изматывающие, бесплодные усилия. Но отошел -- и вдруг пошло. Феллиневское или же бурлацкое: "само пойдет". Сон: ты нашла книгу, в которой есть ответ на вопрос, ты даже открыла ее и видела строчки, однако было темно, проступали только отдельные слова, ты искала светлого места, но нечаянно захлопнула книгу и больше уже не могла найти этого текста. Тщетно. Не поешь. Не прочтешь. Ножками, только ножками, как говорила кондуктор в знакомом трамвае. Но не только прерывистость, провалы, пренебрежение форматами и последовательностями -- есть еще нечто во сне и в воспоминании, отличающее их от реальной жизни: их выделенность. Ярко, сильно -- но, возможно, именно потому, что вынесено на экран воспоминания, на сцену сна. Во сне и воспоминании нет сопространствований. Ты словно чувствуешь пустоту вокруг, даже если это сон райского блаженства или великого восторга. Есть только то, что дает сфокусированный луч. Ты словно бы и не знаешь во сне, что вокруг нет ничего, но смутное беспокойство побуждает тебя оглядываться. Ты взглядываешь в окно -- и нет, всё в порядке, есть задверье и заоконье, но слишком поспешно сработано -- что-то небытийное проступает. И теперь ты уже побаиваешься оглянуться назад: в купе, в комнату. И чем глубже погружаешься в сон, тем больше чувствуешь, что на тебя кто-то смотрит. "Ау, здесь есть кто-нибудь" -- "Ты". * * * Как безобразно разрослись Озерища! Озерищенский поселок и раньше-то не блистал красотой. Поодаль от своих прекрасных озер, не стоял он и в лесу, как Лосиха. Почти голые косогоры, сады и огороды у домов, сами дома -- большие, грубоватые, серые. А сейчас и вовсе -- жадная, торопливая, неудержимая индивидуальная застройка, еще не вырастившая ни садов, ни деревьев, только обнажившая рыжие, непроходимые в непогоду суглинки, захватившая косогоры и луга. Лишь больница по-прежнему прекрасна -- в густейшей сосновой роще у зеркала озер, невидимо -- перемычками, болотами -- перетекавших в другие озера и реки до самых северных морей. По сравнению с воспоминаниями все оказалось в яви как-то смещенным: райком комсомола, в котором она проработала год и где жила на втором этаже теперь Полинка, оказался дальше, чем она помнила, а поворот на улицу Новую, по которой хожено-перехожено, она не сразу и узнала. Видимо, в памяти все стягивалось в некую схему -- Озерища же, как понимала она теперь, и всегда-то были хаотичнее и кривее, разбросаннее и неряшливее. Всего вернее, оказалось, помнился двухэтажный дом, где собирались они у Полинки в каморке на первом этаже в свободные от свиданий и клубных развлечений вечера. "О!О! Откуда вас понанесло" -- встречала гостей Полинка. Сердитая встреча никого не обманывала. "Картошкой пахнет!" -- тянула носом с порога вошедшая. "Во-во! На чужое вы сами не свои!" Дверь снова растворялась. "Еще и ты!" -- всплескивала руками Полинка. -- У порога, у порога разувайтесь -- пол мыть вас нету!" -- "Слушайте, девчонки, может сбегать в магазин" -- не раздеваясь, предлагала вошедшая. "О, хоть одна путное сказала" -- сурово одобряла Полинка. -- Давай скорей, пока не закрыли! Давай, милая, давай, желанная!" -- "Там ликеры" -- "У меня от ваших ликеров рвота зеленая. Плодово-ягодного! Или водки!" -- "Двух бутылок хватит" Почитай, все, кто собирался тогда у Полинки, рано или поздно повыходили замуж. И Полинка тоже. Но она одна осталась бездетная. С мучительным токсикозом, каждый раз собиралась перетерпеть, уж очень хотел ребенка муж, да и она детей любила, но не выдерживала, шла на аборт. -- И скажи же ты, -- жаловалась она Ксении, -- пока меня рвет, пока я уже и до туалета чуть не ползком добираюсь, мой-то все тащит и тащит сумки с едой. Чуть ослобонилась, свет божий увидела, есть захотела -- он как пропал: "Детей убиваешь -- сиди на казённом"! "Полинка-то у нас теперь Озерищенский мэр!" -- писали Ксении приятельницы дружным хором. Ну, мэр-не мэр -- всему голова, конечно: первый районный секретарь партийный, вторая голова -- предисполкома, поселковый же председатель (Полинка), естественно, больше по бабьим делам, а только с самого утра, еще до работы толкались ходоки к Полинке домой, и днём, и вечером: за местом в детский садик, за жильем, за тем, за другим. И никакой важности и официальности в Полинке -- знала она всех озерищенцев еще с каких пор. Помнится, Ксения посмеивалась, когда Полинка еще в те времена со святой простотой заявляла: "Мне бы только образование -- я бы уже министром была". Посмеивались. А вот -- не засиделась Полинка в судебных исполнителях. Министр -- не министр, конечно, и даже не предрайисполкома -- всего лишь предсельсовета, но волокла озерищенский быт без всякой натуги. А на том крыльце под навесом -- и это же было! -- романтически призналась Ксения влюбленному в нее Батову, что не любит его, но будет ему верна -- онегинский, так сказать, вариант; а не оценивший ее честности и верности Батов чуть не испортил всю малину: вроде бы согласился, но в ее отъезд закрутил со старой своей дролечкой -- весь престольный праздник в соседней деревне не расставался с ней ни днем, ни ночью, и все, докладывая Ксении об этом, с упоением повторяли: "Это же Батов -- чего от него, непутевого, ждать". Но после танцев, на которых она упорно "не замечала" изменщика, догнал Батов ее на улице и, невзирая на ее холодность и отстраненность, плакал и смеялся, тряс ее от полноты чувств, притягивал и отталкивал от себя: "Ты мой престол и праздник! Женюсь на себе! Зарежу! Тебя или себя! Люблю! Никого нет, кроме тебя!" Полтора десятка лет назад все это было, и почти столько же лет уже Батов женат, четверо детей у него, окончил-таки институт, теперь какое-то начальство в том же депо, где сияла его звезда мастера и силача. Шла Ксения поселком, многих лиц не знала или не узнавала -- стали взрослыми дети, новые люди поселились здесь за эти десять лет. Но когда встречала знакомых, сердце сжималось. Прошедшие годы как на гармошках играли на этих лицах и телах -- иные сжимая, иные растягивая вширь. Мгновение оторопи, и -- "О, сколько воды утекло!", а простодушные (или наоборот) озерищенки: "Господи, как же ты изменилась! А какая миленькая была (или даже "необыкновенная")! Ну как ты" -- "А как вы" И всё, что было прожито за это время, укладывалось в несколько слов. А потом уж теперешними лицами,-- её, их, -- быстренько замещались помнившиеся, прежние. Это материализовавшееся время, обычно радостное ей, как приобретенное -- собственнику, здесь пугало, ловилось в сожалеющих глазах, в обезображенных лицах, ложилось добавочной невозможностью в ее мысли о Владе. Свет ее любви, не имеющий массы косности, пугался своей скорости, своей неоглядности. Здесь прошедшее не прибавлялось, а вычиталось из жизни. Вот и Татьяна Игнатьевна, о которой она боялась даже спросить, -- возраст-то какой! -- не только оказалась жива, но и ахала с живым удовольствием: -- Я бы и не узнала тебя на улице, Ксюша. Наверное, старушка уже редко и вставала, лежала -- совсем маленькая -- в чистой постели, но яблочки ее щек по-прежнему розовели и ясные небольшие глаза светились любопытством: -- Ой, Ксюша, как я рада тебя видеть. Я ведь тебя никогда не забывала. Ну, как вы, Ксюшенька, замужем Это "вы", наложенное на "ты", тоже спрессовало десяток лет. Дом, в котором они гоняли вечерами вдвоем с Татьяной Игнатьевной чаи у самовара, неуловимо преобразился. Когда-то их было -- их было только двое в не штукатуренном, бревенчато-дощатом доме, и за длинным столом хозяйка в пуховом платке слушала ее рассказы о книгах и всякой всячине, пока прямо посреди фразы не поднималась со счастливым зевком: -- Ну всё, Ксюша, такой уж у тебя голос певучий, так уж убаюкиваешь ты меня -- пошла я спать! А Ксения садилась за Гегеля, с потрескивающей и вспыхивающей сбоку керосиновой лампой, и сама, ярче, чем эта лампа, горела и вспыхивала от встречи с причудливым, поразительным, глубоким умом -- и сквозь отражение в оконном стекле ее и книги, призрачно протягивались заоконные ветви. Счастливое одиночество в ночной тишине. Сейчас в доме было солнечно и многолюдно -- какие-то девушки, девочки. -- Сколько лет, Ксюша! Так что, замужем ты -- Да, Татьяна Игнатьевна, замужем. -- А дети есть -- интересовалась старушка с щечками-яблочками. -- А как же, сын, скоро в школу пойдет. -- Во-от как. А у меня, Ксюша, уже и правнучки. Девять человек внуков и правнуков -- Одиннадцать! -- поправлял звонкий голос из боковушки. -- Ой, и в самом деле одиннадцать. Ну, а ты-то замуж вышла -- Даа! -- И дети есть -- Сын. Ваня, Януш. -- Вот оно как, Ваня. А у меня... И снова, как "у попа была собака" -- по кругу. Со счету потомства Татьяна Игнатьевна каждый раз сбивалась, особенно если пыталась припомнить отдельно мальчиков и девочек -- жила в счастливом полузабытье. Страх смерти, который терзал ее полтора десятка лет назад, наверное, тоже забылся. А впрочем, кто знает -- ночь не день, совсем другое. Слава богу, жила теперь Татьяна Игнатьевна не одна, ее берегли, лежала она ухоженная на подушке с оборчатыми наволочками... -- До свиданья, Татьяна Игнатьевна! Замужем, замужем! Да, сынишка у меня... Прослышав, что она здесь, в гостях у Полинки, заглядывали старые приятели. Забежал Илья Чиненов. В те времена, когда работала Ксения в Джемушах, учился он, отвоевавший и отслуживший на флоте, в Ленинграде в медицинском. Теперь Илья был главврачом здешней районной больницы. Вспомнили, как отчитывал он ее, что, танцуя с одним, она улыбается другим и вообще страшно спешит нравиться. Не верилось даже, неужели она так кокетлива была. Принёс Илья чистый медицинский спирт. Перевирая, декламировал Блока -- насчет "ин вина веритас". Ксения его поправляла, и он был смущен: -- А я думал -- я один знаю. Одичал! Но я тебе обещаю, что к следующему твоему приезду я этого дьявола буду знать в совершенстве! Приходил молодой мужик, когда-то один вечер ухаживавший за ней -- нынче уже давно женатый, и далеко не тот, а всё еще хорош. Приятно было, что и теперь, кажется, она еще нравилась ему. -- Тогда, -- смеялась она, -- нужно было ухаживать. -- Тогда робости много было. -- Теперь поздно. -- Думаешь, не срастется -- Не срастется. А чего ты, собственно Ты же любишь жену. -- Мы, озёрные, изменчивые... * * * А Куделин Валентин Сергеевич, когда-то сменивший ее на адвокатском поприще, был тяжело болен. Как раз через несколько дней после приезда Ксении в Озерища жена привезла его после сложной операции в областной больнице. Жил он с женой и дочкой при больнице, в одном доме с Ильёй Чиненовым. Две девочки Чиненовых и одна Куделиных так вместе и росли. Живая, худенькая, с большим, уже низким животом -- вот-вот родит -- жена Куделина, препровождая ее к мужу, посаженному в глубокое кресло на полянке в полутени, укутанному в одеяло, несмотря на летний день, просила Ксению не давать ему много говорить. Ксения даже удивилась такой просьбе -- когда это Куделин много говорил Изможденный, с отросшей негустой бородой, с глазами, несмотря на худобу ставшими вроде меньше, он улыбнулся ей, но как-то рассеянно; рассеянно спросил, что у нее нового, но, кажется, даже не очень и слушал, так же рассеянно взял ее недавно изданную книгу и тут же отложил в сторону. Глядя на Ксению строго, он вдруг сказал: -- Есть у меня одна тема, да куда вам всем -- в коленках слабы. Об этом не спорят, но Ксения строптиво подумала: "Напишу, обо всем напишу -- дайте только срок. Всё возвращу с процентами". Впрочем, это, возможно, к ней не относилось, а просто к теперешним писателям: -- Бабаевский, Полевой -- всё это кодло. Я таких не только за писателей -- за людей не считаю! Это ситуальщики, угодники! Читали, как они пишут, что и рикшей неплохо быть, если это при социализме А в войну такие же писали, что и умирать приятно, если это за Сталина. Высокая честь была -- за этого рябого кровопийцу подыхать. А не подохнешь, попадешь безоружный или без сознания в плен да еще выдюжишь -- значит, предатель, отправят сдыхать в свои советские лагеря. Ни одному человеку не верил гад кривоногий, шизофреник усатый, отец народов кровавый! Ни один Чингис-Хан своих не уничтожал. А этот скорее с Гитлером бы побратался, чем честному человеку поверил. Всех лучших в стране поперебил -- лучших-то больше всего и ненавидел. Две трети съезда уничтожил, миллионы людей положил до войны и в войну -- за так, за показуху и за страх. -- Культ ведь уже осудили, -- попробовала Ксения немного успокоить его -- едва ли на пользу ему была эта прорвавшаяся ненависть, -- но он только презрительно взглянул на неё: -- Осудили, чтобы больше не вспоминать, словно ничего и не было. Словно сказали, и больше нет. Алилуйщики! Прокурор у нас был -- уже после вашего отъезда. Как-то разговорился. Жена его: "Не надо, не вспоминай, опять плохо будет...". Будто, когда душит изнутри, лучше. По надзору служил в органах. Слышу, говорит, крик, вхожу, а следователь и уполномоченный по волоску из бороды у допрашиваемого выдергивают, -- "Что же вы делаете-то!" Или крестцом на кончик стула и пятками на другой стул посадят -- и так часами. Думаете, пытают только на дыбе или когда звезды на груди вырезают Перевели этого прокурора в другое крыло, чтобы не мешал допросам. Боялся, что его самого арестуют. В сорок седьмом году приказ: тех, кто отбыл срок по пятьдесят восьмой, не выпускать, задерживать. Один: "Я и так отсидел ни за что десять лет". Вообще-то такие заявления не проверяли, а он проверил. Осудили того за контрреволюционную пропаганду. Один из свидетелей оказался глухой -- он вообще ничего слышать не мог. Другой признался, что вообще об этом ничего не знал. И вот этого, что отсидел ни за что десять лет, выпустили. А других Много раз, рассказывал прокурор, присутствовал он в те годы на расстрелах -- при приведении приговора в исполнение. Некоторые в истерике: "Стреляйте, сволочи!" Но большинство -- остолбеневшие, застывшие. Один бежал от немцев раненый, кому-то сдуру сказал, что немцы разные бывают. Тоже -- к смерти. Так он: "Лучше бы мне задание какое дали, чем тут в застенке подыхать". Был у них оперативный -- всегда вызывался расстреливать. Им триста рублей из безотчетного фонда давали за каждый расстрел -- ну куда их -- пропивали, конечно. Встретил потом этого оперативника, который списывал людей в расход -- спившегося, подаяния просил... -- Думаете, Достоевский прав: есть преступление, есть и наказание Не слышал вопроса, спешил говорить: -- Рассказывал, были начальники управлений, которые уже тогда поднимали голос: "Что-то не то получается, что-то не так". Ну, их туда же, в ту же мясорубку. Прислали ему по случаю -- юбилей какой-то -- не то медаль, не то орден, он обратно отослал с письмом: "Из грязных рук органов не желаю ничего получать". Я отговаривал его: не надо, что вы. Отослал все же. И ничего, утерлись, ни гу-гу. -- Ты не много говоришь -- подходила обеспокоенная жена. Куделин отмахивался. Ксения поднималась, чтобы уйти -- он останавливал ее. -- Вот у нас кукурузу тыкали в землю, лучшие участки отводили, мужика мордовали. Потом сказали: ошибочка вышла, вождь -- это же вожатый, иногда понукает, а иногда и вожжой огреет. Ошибочка, однако, это потом говорится. А сами-то что думали А что думали -- кто их спросит Вождь сказал -- и всё. Тотчас из области начинают трясти райкомы, а они на мужика саранчу инструкторов да уполномоченных насылают и председателя трясут, на бюро вызывают, выговорами стращают. И что же, за ошибки-то кто ответил Куда там! Они ордена за это получали и персональные пенсии -- кто мужика лучше тряс. Их бьют только когда они распоряжений сверху не выполняют, да ешшо кто критикует. Это ведь мы вранье разводили, что критика у нас высший закон. Как это: "народ и партия едины". Кто придумал эту однопартийную систему -- удавить того надо было. Значит, или ты в партии, или ты никто, и почему не сделать, чтобы по-настоящему обсуждалось всё Но зачем обсуждать, если один умнее всех Раскроешь, бывало, газету и -- вот она, бородавка и улыбка эта дурацкая. Дуролом! Луга свел, в какой раз мужика мордовали. Все хозяйство к такой матери свели, раздудукали, ордена за это нахватали, а теперь давай, мужик, с другого бока берись. Семь лет я сидел на бюро, семь лет только и слушал, что надо "ломать сопротивление". Сколько ж его можно ломать Или мужик меньше знает, какую ему структуру посевных площадей делать Да еще, сволота, социализмом это называют. Наш социализм почти весь на Колыме сдох, одни знамена да песни остались. Был у нас тут предплана, не этим крикунам-начальникам чета: плановик, сам из крестьян, войну прошел, институт кончал, когда уже работал -- он-то от мужика шел, не от одной голой науки... -- Постойте, Валентин, да не о Кокорине ли вы Но и этот вопрос он не услышал: -- Так до чего дошло: сумасшедшим его объявили. Чуть человек хорош и чист, тут же сумасшедшим его обзовут, грязью забросают. А мы, которые умные-разумные да подлые, молчим в тряпочку. Пока к самой могиле не подойдём... * * * Полинка с мужем уехали в отпуск. Ксения осталась наедине с разговорчивым холодильником и докучливыми комарами. Днем бегала в суд, к знакомым. Ей надо было кое-что вспомнить, кое-что увидеть заново. Оставаясь одна, замирала от тоски. Тоска поджидала ее как преданный пес. Ночь превращалась в муку. Стоило попытаться заснуть -- тоска возгоралась, невыносимо нарастая, как зубная боль. Так она и ходила полночи, стеная, ломая руки, всхлипывая и бормоча -- все в худших штампах любовной разлуки. Вспоминая его глаза, любящие, глубокие, грустные и словно бы успокаивающие ее, берущие ее боль на себя, она плакала от нежности. И задыхалась от внезапного, острого желания, вдруг неразличимо ощутив целомудренное прикосновение Влада локтем к ее груди. Он всё еще был с нею на "вы", даже оставаясь с ней наедине, звал "вы, сестрица Ксанта". О ней же прежде всего и заботился -- так было надежнее, укромнее, но вспоминая это, она вдруг чувствовала себя униженной. И -- пусть она уехала, уже выписана была командировка, но почему он-то не остался ее ждать в Джемушах, зачем он пошел с Джо по Волге Сколько же девочек и молодых женщин будут улыбаться им по дороге Да, что-то бросило их с Владом друг к другу, но путешествия и свежий воздух лечат, особенно молодых. Злясь, твердила она; "Даже поэты устают от любви идеальной. Видно, свистки их стихов недостаточно пар спускают". И снова плакала. Зачем, зачем она уехала Эта рабская покорность выписанной командировке, купленному билету! Но она ведь думала, что пройдет несколько мучительных дней, -- и ее привязанность, притянутость тяготение, этот бег потрясенного с е р д ц а начнут ослабевать. Даже если в каждом дне тысячи мучительных секунд, эти дни пройдут, и неумолимое натягиванье ослабнет. Перетерпеть, как приступы. Раньше, когда она несчастливо влюблялась, ее мучения были, как тяжелейшие приступы, но они проходили. Конечно, это могло повторяться -- на несколько мгновений, часов, даже дней, -- но проходило, притуплялось. Раньше бывали боль и отупение после боли, онемение, тошнота, слабость, но не было этого выматывающего, на износ, бега сердца. Теперь же, глядела она или нет, там внизу всё бежал и бежал задыхаясь по кругу сумасшедший бегун, глухой, как тётиманин Ваня. И слепой, да, слепой -- он ведь бежит по безнадежному кругу. Ад, нескончаемый ад, -- прав Гейне: прежние любви были только чистилищем, эта -- ад. Рай был рядом, но она отступилась. И вот они разъехались. Давно, наверное, уже успокоился другой бегун. Их бегуны, ее и Влада, бежали -- каждый на своем стадионе. До этого Влад и она смотрели с обреченностью вместе на то, как напрягаются и бегут их сердца. "Все бежишь" -- спрашивала она Влада. "Да" -- "А во сне" -- "И во сне. А просыпаюсь оттого, что задохнулся". И вот они разъехались -- зачем Надолго ведь ничего и не может быть. Если им и всего-то дан в жизни месяц, несколько суток, одна ночь И нет ничего, что нужно было бы больше Несколько суток -- на всю жизнь, чтобы смочь жить дальше. Ничего больше не нужно. А если когда-то понадобится, это будет уже не она. Она настоящая умрет с этим бегуном внизу. Она будет уже другая с этого времени -- способная жить как все -- "все люди смертны" -- только умом, недоверчивым умом будет она помнить, что однажды случилось с нею в жизни что-то странное. Она засыпала со снотворными и просыпалась без мысли, без чувства, без себя. Голубь на крыше напротив ее окна был больше ею, больше жив, чем она сама. Ее не было -- бегун пропал на дальнем повороте. * * * В воскресный день утром прибежал Батов. Показался он Ксении как бы подсушенным, помельче, чем прежде. Но все равно "ведмедь", лешак -- крутил ее, тормошил, на руки подхватывал, отшатывал от себя, вглядывался, и всё хохотал радостно. Кое-как укрылась она от него за большим столом, при каждой очередной вспышке его радости отшатываясь от него с шутливым испугом. Наспех что-то рассказывали друг другу о себе -- среднестатистическое, анкетное: да, замужем; да, женат; да, сын; да, дети. -- Да шут с ними со всеми, -- хохотал Батов. -- А мне говорят, Ксенька приехала. Господи, я думал, больше уже никогда не увижу! -- Батов-Батов, ну ты как ребенок! Сколько лет прошло, а тебе всё неймется! -- Чего же тут удивительного -- Но так не должно быть -- противоречит диалектике. Всё проходит! -- Почему же противоречит Всё проходит -- пройду и я, умру. И со мной пройдет и это. Заглянула за чем-то соседка: Батов к залетной пришел -- как не заглянуть -- Гулять пойдем, -- предложила она. -- Гулять пойдем, -- повторил он со счастливым смехом. Это начинался еще один просторный, долгий День в ее жизни. Была Радуница. Через больничный сосновый бор, через больничные постройки в нем спустились они к озеру. Сумрачно было под сенью душистых сосен. Тихо плескала о берег набегающая вода. Батов столкнул лодку, и вот уже о борт поплескивала мелкая волна. Блики на воде в неверном свете облачного дня были как заключающие друг друга оттеночные кольца яшмы -- пятно в пятне. Взгляд, лодка, облако смещались -- и мир обнаруживался другим. Столбчато отражались деревья в воде, яркие золотые точки солнца вспыхивали на появляющихся и пропадающих волночках, поднимаемых лодкой. Пыльца цветущих деревьев плыла по воде. Валун лежал в проходе меж двумя озерами, мешая встречным лодкам протиснуться друг мимо друга. Вода у берега была рыжая, почти красная. Две девушки: очень смуглая и очень белая проехали в лодке, полной сирени. Жарким был свет и холодною -- тень. Церковка с кладбищем местились на полуострове. Над кладбищем стоял грачиный грай. Кресты, скамейки, столы у могил сплошь были в белом помёте грачей -- кое-где венки и кресты накрыты полиэтиленовыми накидками. Грачи спокойно расхаживали рядом с людьми. Мертвые тушки птиц оставались тут же: в ветвях, на земле, в траве. Люди раскрывали кошёлки, ели и выпивали, разговаривали с покойниками, сообщали новости: -- Вот мы пришли к тебе... -- Сынок наш женился на соседской девчонке, на Людке Крыловой, уже и внучок скореча будет. -- Дед Андрей при смерти, жди дорогого гостёчка... Тут, на кладбище, пожалуй что, больше оказалось знакомых, чем в поселке. Умерли отец и мать Ильи Чиненова. Лежала здесь уже и тетка Клавдя. Умерла своечка Ксении по Батову -- зубная врачиха, которая ходила в поселок от озера по пыльной дороге в розовой нежной кофточке, в строгой английской юбке, красивая. Когда-то, еще до того как развел их Батов, откровенничала она с Ксенией: "Мне всего еще тридцать два годочка, а всё уже в прошлом. В Озерищах в войну был госпиталь, -- господи, какие ребята были. Красавцы, умницы. Мне иногда жалко теперешних девочек. Таких, как те ребята, я больше никогда не встречала. В живых никто и не остался. Неужели такие родятся для смерти Всё было, всё прошло". Соседка тети Мани, когда-то счастливая жена, сидела, согнувшись, у могилы мужа, мотала головой, причитала. Ксению она не заметила, не узнала, а Ксения забыла, как ее зовут, да и надо ли подходить, хочет ли она кого видеть и знать -- Сколько ж ты здесь сидишь -- спрашивали ее женщины. -- Не знаю. От заутренней. -- Сходи в церковь. Что же ты ему сердце рвёшь своими слезами Нехорошо здесь сидеть всё время! -- Я не виновата. Не мешайте мне, женщины, мне здесь легче. -- Лучше помолись. -- Помолюсь. Помолюсь, а потом опять приду сюда. -- Нехорошо. Он не твой -- он божий. Но женщина-то была его, она и верила-то, может, только для того, чтобы встретится с ним... У церкви на скамьях сидели старушки в платках. На поминальном столе -- пироги, хлеб, конфеты, сахар, яйца, сушки, кекс, кутья. Свечи. Кадильницы. Наружный размытый свет, проходя через прорези в куполе, становился божьим -- отвесным, густым, золотым, радостным. И -- Господи, помилуй! -- струился вверх нежнейший голос, перевивающий, как пламя, другие, сырые голоса. Как лютики в траве, как птица на чурочке в волне, был этот голос. В такой-то глуши откуда такое чудо Много лет спустя такой же голос услышит Ксения в Эчмеадзине -- божественной Закарян. Здесь же даже не спросит, чей это голос. В маленькой церкви у двух озер всякое чудо безымянно: и вечной, заплескивающей за смерть любви, и цветов, вытканных во всю ширь луга, и прекрасного нежного голоса. Трогательно изогнутая шея младенца, льнущего к божественной матери. Свечи перед образом. Подножье креста по-детски украшено лентами -- голубою и розовой. Луч, такой густой и глубокий, не дрожащий. И вольный воздух снаружи. Золотые капли лютика. Сплошные шары одуванчиков. Божий цветок -- для всех и ни для кого. Красота просторного этого поля, этих шаров-созвездий -- легких и совершенных. К лодке шли сквозь осоку. Коричневые мертвые стебли лежали здесь рядом с живыми, зелеными, ничуть им не мешая. Снова, упираясь веслами о тугую воду, выталкивал Батов лодку вперед. Босыми ногами нежилась Ксения в хлюпающей на дне воде, уже набравшей и цвет, и запах дощатого дна, пока, бросив весла, не вычерпал ее Батов из лодки. На острове, где когда-то был Дом инвалидов, а еще раньше помещичья усадьба, после пожара осталась только коробка. Тонкие березы стояли там, где раньше была крыша. Босиком сошли они с Батовым на берег. Дуб в три охвата встретил их на подъеме. Сильно пахло высокими соснами. Шишки в траве кололи босые ноги. Липы, сирень благоухали вокруг коробки дома. Возле паслись лошади. Жеребенок прижался испуганно к стене. Лошадь, уходя от них, вошла в проем двери внутрь дома. В траве и над травою кишели брачующиеся комары... В придорожном кафе, -- а раньше в Озерищах были только столовые и буфеты, -- за столик к ней подсел майор Майоров, уже пьяноватый и видно стесняющийся этого. Батов с двумя бутылками пива, кофе и котлетами на подносе уже шел к ним. -- Давно тебя, Батов, не видел, -- сказал Майоров потупясь. -- А что, тряхнем стариной -- Пошли, Батов, сегодня на танцы, может, хоть одну на двоих найдем -- Слушай, тебе что, пиво нужно -- вызверился Батов. -- Возьми пиво! -- А что ты кричишь -- с такой же неожиданной злостью взглянул на него Майоров. -- Ты не лучше меня, и я не хуже тебя! -- А мне лучше хуже, но не такой, как ты! -- и Батов уже тащил Ксению к выходу. Как назло, она забыла имя Майорова -- тот же сидел за столиком сгорбленный, не оглядываясь. Зато от других столиков с большим любопытством посматривали на них. -- Да что с тобой Что он тебе сделал -- А, чепуха! -- уже хохотал Батов, продолжая однако ее тащить. -- Что тебе этот пьяница Ещё увязался бы за нами. Пусть скажет спасибо, я ему всё пиво оставил. -- Слушай, Батов! -- Слушаюсь! -- так же, как он не выпускал ее локтя, он не давал ей и говорить -- смеялся, шутил, тащил ее. -- Сейчас упаду! -- На руках унесу! А пусть смотрят! Тебе они все нужны Мне -- нет! ...У нее уже ноги от усталости отваливались и живот от голода подводило, когда он затащил ее к своим старикам. Зря затащил. Ксения знала: с невесткой они не ладили, и внуков и в десятую долю так не любили, как сына. А всё же испугались. Не стоило Ксении ворошить прошлого, так должны были они думать. Батов же словно не видел их настороженности: -- Смотрите, кого я привел, мы с Ксеней голодные как волки. Хотя волк, конечно, я -- она просто зверушка! Мать не торопясь стала собирать на стол. Батов, мешая ей, помогал. Высох, помельчел Батов. Высохли, стали совсем маленькие и его старики. Господи, как быстро всё проходит! Не ты -- своего прехождения ты не заметишь. Пройдет Батов. Ты его не видела десять лет -- и он уже не тот. Через десять лет ты увидишь пожилого человека, еще через десять -- старого. А потом его не станет совсем. Не трону я вашего сына, и внуков не оставлю без крутого их отца: не ругает, не зудит, но сечет ведь их, когда что не так, как сек бы самого себя, равнодушный к боли физической, разве что уворачивающийся от нее, а если все же достанет -- смеющийся, как в игре. Дочь не бьет -- девчонка, да и выросла не у них, а у дальних деда с бабкой, которые не любят его. Не бьет и младшего -- младшего не хотел, жена не послушалась, родила, так он и в роддом за ним не ходил, и до сих пор не замечает. Всё еще было светло, -- белые ночи над белыми их озерами, -- когда Батов провел ее к дому. Он хотел подняться с ней по лестнице -- она не разрешила: нельзя, что скажут Полинкины соседи, нет-нет, нельзя, она не может, нет. Да, она верит ему, но нехорошо, нет-нет. Она и от дома-то стояла на приличном расстоянии -- через лужайку, у самой улицы. Батов настаивал, просил; ей казалось, так настаивать, просить мог он только желая ей доказать, что и теперь не оскорбит ее. Но это же Батов -- никогда не знаешь, чего ожидать от него -- не отягощенного общими правилами. Он думал, наверное, что она бережет честь мужа, она же хранила верность Владу. Батов ушел оскорбленный, не попрощавшись. Она почти не спала, мучась, что оскорбила недоверием человека, может быть -- единственного, который любил ее навсегда. Поднялась она к первому поезду, вышла на улицу, чтобы встретить Батова и попрощаться с ним. Он только холодно ей кивнул и прошел мимо. * * * В Москве Ксения заехала только на дачу к Анне Кирилловне. Никого больше видеть в Москве она не хотела. Ей одна Анна Кирилловна была в отдохновение и утешение -- возле нее сам воздух был насыщен просторностями и любовью, не важно давней или сегодняшней. Анна Кирилловна слоями тоненьких, смазанных клейстером клочков бумаги наращивала кукольное лицо, но -- "правда, хорошо" -- спрашивала не о кукле, а о китайской работе: дымчатый серо-зеленый камень, вырезанный ступенями, фигурками, курчавыми деревцами. -- А я всегда двумя работами занята. Помню, мы делали с приятельницей-художницей бумажный город -- бумага очень прочный материал, -- и тогда же все лето я придумывала начало повести. Для себя. Да нет, это никому не нужно, и поэтому я могла позволить себе делать так, как мне нравится. Это очень сентиментально. Понимаешь, это любовь с первого взгляда. А так ведь бывает, вот увидел и знаешь -- "это он", "это она". Петербург в те годы... годы были действительно странные... с увлечением мистикой и много еще с чем. Я тебе не рассказывала эту странную историю с самоубийствами В общем, это было так. Женщина под сорок, вдова с сыном. Она видит, что жизнь, в сущности, уже кончена. А она и не жила еще. К ее сыну приходят молодые люди, и вот она начинает игру. Ну чем она могла привлечь к себе внимание Немолодая уже. И вот игра: что умирать нужно молодыми, полными сил и красоты, своею волей. Вероятно, и эротические моменты там были. Что-то вроде секты самоубийц... Ксения ежилась. "Женщина под сорок, немолодая уже". Но ведь и ей уже столько же, почти столько же. Почему же она чувствует себя младше Влада С его дедом она ощущала себя старшей, а с Владом -- младшей. Эгоистический инфантилизм Да что угодно: инфантилизм, секта самоубийц, хоть смерть, только быть с ним! И у нее не взрослый сын... -- И вот, юноша покончил с собой, -- продолжала Анна Кирилловна, принеся еще папиросной бумаги. О боже, вздрагивала Ксения, этого только не хватало -- Влад ей нужен живой, и неужели сорок лет -- предел, и она на пределе Но пока до предела хоть сколько-то... -- А потом следы затерялись. Мы говорим: сломы времени. Да, после них ты как в другом пространстве... Эти странные годы с какой-то обреченностью в людях. Человечество -- это ведь гораздо больше биологическая штука, чем принято считать. Человек принадлежит поколению не только в силу воспитания, культуры, но и биологически. Вот это, что вдруг появляются мальчики, увлекающиеся электротехникой -- ещё ничто не предвещает триумфального шествия электричества. А литература Почему в девятнадцатом веке Россия выдала на-гора такую массу гигантов И всё. И дальше уже не то. Почему Германия в одно столетие дала гигантов музыки Одно столетие. Или Голландская школа живописи. Плод созревает накануне социальных сдвигов. Кстати, из тех, кто был в те годы вокруг в Петербурге, почти никого не осталось. Эти мальчики из революционных кружков, брошюры на плохой бумаге, ссылки. Если бы ты знала, какие жизни! Ну ладно, я не о том. Так вот, моя повесть, моя ненаписанная повесть. Это ночной Петербург. Последний трамвай. Я не знаю, сейчас так пишут -- Через всё окно впереди плакат: "Трамвай идет в парк". Почти пустой салон. Молодой человек с матерью. Девушка. Он уже видел ее. До революции ведь, если ты ходил на одни и те же концерты, ты уже знал людей, которые тоже ходят на них... Не знаю, я не кончила эту повесть, я и теперь иногда думаю ее. Ах, какое чудное было то лето, когда мы делали с Танькой наш бумажный город, и по этому городу ехал мой петербургский последний трамвай. У Кости был роман с переводчицей. Мы набирали воды и работали ночью. Утром я ложилась спать с мыслями о том трамвае, о любви с первого взгляда, о нашем -- в раздвинутый большой обеденный стол -- городе. Одна вещь там была очень хороша -- башенка с решетками на окнах. Я придумала, как это делать из серебряной бумаги. Иногда Костя приходил к нам ночью, и мы расставляли ему на столе наш город. Утром мы ели и ложились спать. Потом Костя вернулся в лоно семьи, и все на этом кончилось. А что Костя Нет, не жалела. Я вообще редко о чем жалею. В двадцать три года я совершенно четко знала, что всю любовь и всю радость, которые отпущены мне в жизни, я уже прожила. И так оно и было. Вот это чувство: ты -- мой дом, ты -- моя родина. С моим первым мужем дома, как такового, у нас не было -- у нас было только это чувство: Ты -- мой дом. Человек, который любил меня так, -- я видела его потом, -- уже не то, он был уже какой-то не тот. Мы оставили себя прежних где-то на улицах германского города. И всё. Дальше нужно было жить... Из Москвы Ксения уезжала спокойная, напоенная сухим, просторным воздухом Анны Кирилловны. Казарск вновь обдал ее душной тоскою. Мать подвезла Януша. Нужно было устраивать его в известную казарскую школу, и она обходила с ним врачей, водила на упущенные прививки. Васильчиков оставался в свеем пионерлагерском далеке, -- хоть это хорошо было. Сидя в поликлинических коридорах или у кабинета директора школы, она, уставясь в пол, глядя на жаркие блики солнца, всё не могла понять, зачем она здесь, зачем всем этим занимается и что с ней будет, если за это время Влад ее разлюбил. Вот уже третий месяц сердце ее мчалось по кругу, всё безнадежней, всё безумней и никак не сдвигалось мертвеющее, бесполезное время. Ночью, когда Януш спал, она металась по комнате, разговаривая про себя или вслух, словами или фразами, с собой, с Владом о себе, о них. Уже третий месяц, и всё то же. Всё так же болит сердце. Почему так болит Что это, эхо или предчувствие Может, оно знает то, чего не знаю я Несколько дней только и было сносных, когда из этого сумасшествия проступил Януш -- самая высокая вершина прежней моей жизни. И тогда пришёл страх, что я нарушила мой договор с собой, с судьбой -- о том, что я беру и чем расплачиваюсь. Пока не видно было ни клочка суши, не было и страха. Но вот проступила земля, и страшно преступить, накликать. Прежние привязанности уже со мной, уже греют меня, но всё равно, чем ближе к вечеру, тем больше болит сердце и слабеет воля. Если не будет тебя в моей жизни, как жить, чем жить Всё проходит Но это ужасно. Знать, что это пройдет, и нужно только перетерпеть, -- невыносимо. Уж лучше страдать. Когда на минуту приходишь в себя прежнюю, когда трезвеешь, -- смешно и стыдно. Я и ты. Стареющая женщина и почти мальчик. Когда же я в новой себе, ничего не стыдно и не смешно, всё просто и глубоко. Странно только, что и с ним происходит то же; я только думаю -- а он вдруг это говорит. Глаза, которые становятся глазами только в любви. Дрожали руки, когда он со мной танцевал, и когда я подняла к нему лицо -- глаза его, любящие, глубокие, почти грустные и как бы успокаивающие. Он любит смотреть ее лицо кончиками пальцев: обняв, нежно касаясь ее лба, век, щек, подбородка, губ, глядя куда-то поверх ее головы, как бы прислушиваясь. Я вся -- как онемевшие трибуны, а сердце -- как обезумевший бегун. Там, куда он бежит, -- ни приза, ни финиша, ничего. Он пропадает и появляется вновь, пропадает и появляется вновь -- уже дальше. Словно бежал и тогда, когда исчезал. Чем больше задыхается, тем быстрее бежит. Ничего не понимаешь ночью: зачем делаешь то, что делаешь Еще хорошо, если ради другого человека. Хуже, если потому, что так должно. Упреки, нежные упреки Влада, зачем делать то, что не нужно, и этот ласковый взгляд на дорогу с подложенных под голову рук на столе -- в ожидании ее. И эта упрямая ласковость -- не отпускать ее, когда вдруг случайный свет из окна или с дороги освещает их. И твое имя уже не сестрица Ксения, а Ксюшенька, девочка моя, любимая, -- поверх твоей, прижимаемой им к себе, головы -- чтобы не зажимала ему рот, не перечила. Ксюшенька, девочка моя, любимая. И эти сжатые в руках руки, и глаза у глаз, так что ничего не видишь уже. Господи, всё самое некрасивое, любое-любое в нем -- так до слёз любимо. Как думала она, едва расставшись с ним: неужели может быть такое счастье, что завтра опять увидит его, и обхватят друг друга, и земля покачнется, и ослабнут ноги Да, верно, -- что уехала; верно, что ничего не может из этого выйти -- для реальной, повседневной жизни, -- потому что такого счастья не может быть долго, оно не позволено смертным. Ласка, нежность, что угодно -- да. Но когда такое счастье -- дальше уже или ослабление, или смерть. И как же так, всего не больше чем за месяц до того, как вспыхнуло неистребимо, стоял же он на ступенях кинотеатра, до последнего звонка ожидая Свету, и когда та все-таки не пришла, не захотел даже смотреть кино. Уже тогда тебе было больно, но это все-таки еще не любовь была, разве что жажда любви. До любви любви не было. До "имеет место" -- места нет. Прэнэ вотр плас -- делайте ваш выбор, берите ваше место. Но до того, как ты его взял, места нет. Вчера еще это "место" могло быть совсем другим. Сегодня уже нет. Необратимо. Теперь уже мир не будет прежним. Могли ведь не встретиться, могли не увидеться. "Нет, не могли, -- говорит Влад. -- Судьба не имеет сослагательного наклонения". Эта великая прочность случившегося. Если уже имеет место быть. Влад умен. Откуда у такого -- еще мало жившего -- такое чутье Дрожащие руки и взгляд поверх ее головы -- любящий. Когда будет стыд -- сразу же уйти. Пусть не будет ничего, что не было бы подарком. Нужно только не думать о себе... Три месяца на редкий день умолкающей боли, томящей сердце спешки, деланья не того, что тебе только и нужно! В сущности, и всю-то жизнь делаешь не то, что тебе в самом деле нужно. Тебе НЕ нужна ни эта школа, ни этот город, ни Васильчиков, ни издательства, от которых тебя тошнит. Не от них -- от себя в них! Пусть ты даже и станешь продолжать всё это делать, -- потому что так уж положено, так нужно, так должно, -- но хотя бы сказать себе: всё не то. Хорошо плакать, когда хотя бы себе всё скажешь до конца. А слова -- не те. Но нет времени искать т е слова. Полюбленная за улыбку, она всё время плачет. Господи, дай сил для того, что требует такого непомерного, такого долгого мужества, терпения! Даже на ожидание уходит, кажется, весь запас. А еще ведь потребуется на то, чтобы сохранить мужество, достоинство, когда дойдет до... Господи, пусть он меня не разлюбит! Как трудно не посягать на свободу, не грабастать, не быть злой, когда тебе так больно, когда тебе так невозможно! Что будет, когда кончится Не хочу, чтобы кончалось! Не просто не помнить, а всё помнить и превозмочь. Глаза болят! Бросить лишние -- из вежливости -- знакомства. Не пробросаешься ли Так много ненужного, которым зачем-то занята. Господи, Господи, расти и храни Януша -- в этом всё, это главное. И ещё работа. В остальном судьба: не будучи одной, быть одной. Я почему к маме строга Потому что она -- это, в сущности, я. А как вы думали Интересно человек думает, чувствует: только что одно -- и совсем другое. Только что слезы -- и вдруг спокойствие. А когда засыпаешь -- концы фраз с оборванными началами, и пока вспоминаешь начала, исчезли и концы. О чем думал Даже страшно: только что было и -- прошло, исчезло бесследно. Режет заплаканные глаза, смыкаются веки, а мысли так и лезут. Знаешь, Влад, мы с тобою держимся только пока мы в том, другом мире. Как только мы отяжелеем, опустимся в этот, мы вспомним сразу всё: и разницу лет, и то, что у меня уже ребенок, а тебе еще рано быть отцом ребенку, который тебе в младшие братья годится. Конечно, мы и не забывали об этом. Не то что вспомним -- это станет существенно. Ах, Влад, с годами начинаешь понимать, что тридцать лет или три года -- разница не так уж велика. Но с годами же начинаешь понимать и другое: разница все же есть. Такая тоска, что в ней уже забывается первопричина, стираются черты. Остается только знание, откуда эта тоска и что могло бы ее унять. Все дело в том, что сердце болит. Оставшись без тебя, смотришь на всё и всех вокруг как на докуку, ждешь часа, когда ляжешь спать и останешься наедине со своим сердцебиением, со своей болью, даже -- с тобой. Проходят дни -- и уже не рад этим неотступным мыслям, всё тяжелее болит сердце, и уже не в сладость воспоминание. Есть только одно неотступное: что будет что может быть И кажется, что измученному ожиданием сердцу уже не найти в себе сил, чтобы перенести несчастье, если оно случится, не сохранить мужества. Все силы уже ушли на то, чтобы просто жить часы за часами с этой тянущей, непрекращающейся болью -- без тебя. Если убрать эту постоянную боль, которую потом ведь не вспомнить, каким предстанет потом это время Нет, Влад, я не стану к тебе вязаться, это мои проблемы, не твои -- это моя боль. Клин клином вышибают, но приходит время, когда не хочешь выбивать этот клин, когда оберегаешь даже изнурительную боль -- лишь бы о нем, с ним была эта боль. Прямо-таки сумасшедшая эта боль, когда какое-то слово, какая-то строчка словно намекнет на печальную истину, словно предскажет его охлаждение. Господи, какая мука -- повседневное, реальное! И что как, едва охладев, вдруг так же, походя, как Свету, ты заденешь меня словом: "Два шара в одну лузу". Страх, что этого нельзя будет простить, как бы ни хотелось. И тогда, как ни глупо, нужно рвать с тобой, хоронить любовь! Ведь было же, было уже в её жизни -- когда, полюбив ее сначала, потом охладевали! Давний страх, воспоминание тягостных, безысходных дней. Так было всегда, это всегда приходило следом -- кроме Батова. Первая же -- нечаянная -- боль, и сразу узнаешь, вспоминаешь: они не бывают порознь -- боль и любовь. Иногда кажется, что вместе с болью и начинается любовь, но и начинается же это чувство духоты, удушения, когда рвешь на себе одежду: воздуха, воздуха! Может быть, если не бояться, если научиться презирать страх... О, Влад, не боготвори меня, я не стою этого. Ты так уверен, так пугающе уверен, что все меня обожают. Быть вознесенной тобою страшно -- твое разочарование меня доконает. Я голодаю по тебе, я даже с тобою не могу тобою насытиться. Губы вспухают от поцелуев и всё не утоляются. И не утоляется душа. Потому и губы не могут утолиться. И щеки не могут вжаться. Души хотят вжаться друг в друга, и всё не могут, уже до боли наполненные друг другом. И мало тела для этих губ -- какой маленький дом выстроен для души, и нет в нем ни одного места, где бы не было души или в котором была бы она вся. Не утолить глаза. Не утолить губы. Быть вместе! Если бы вместе! Часть одиннадцатая Только двое их было в Казарске в тот раз: она и Януш -- рядом, близко-близко и словно на двух разных планетах. Каждому -- своё. Много лет спустя, когда она спросит Ваню, помнит ли он ту, коротенькую -- в две недели, их жизнь вдвоём в Казарске, и при этом ей покажется, что он скажет: "Ты тогда очень грустная была", -- он же вдруг улыбнётся: "Ещё бы не помнить! Твоя подружка, журналистка, вот уж допекала меня. Такая тихая вроде, и говорила чуть ли не шёпотом, и всё с улыбкой, а несчастное твоё дитя корчилось как на сковородке в аду. Взрослые, мама, тоже садюги, ещё почище детей дворовых. Очень уж любила она садистские игры -- с самыми, разумеется, благородными намерениями. "Отдай самое дорогое" -- называлась одна из таких игр, и с каким удовольствием смеялась она своим тихим смехом, видя, как я терзаюсь. Господи, от неё же, ты ведь помнишь, собственная дочь ушла, хотя праведная журналистка никогда пальцем её не тронула -- ушла пятнадцати лет к мужчине. По Казарску тогда прокатилась волна осуждения, да что там осуждения -- злорадства: как же, выдающаяся журналистка, трибун местной прессы, и всё по острым моральным вопросам -- и вот, такая аморальная дочь: школьница ещё, да не просто трахнулась, -- прости, я знаю, ты не любишь этого выражения, а мат, может, даже и лучше, -- согрешила, но отказалась бесстыдница сделать аборт, родила. Журналистка от позора утянула мужа куда-то подальше от Казарска, перед этим -- от злости, возможно -- перенеся несколько сердечных приступов. А она, дочка-то, несмотря на злорадство и бесцеремонность общественности, сотворила ре-бён-ка, мальчика, а потом еще и двойняшек, девочек! Отвлекаюсь, да, ухожу в сторону, но ведь, в сущности, всё о том же, только с разных сторон. "Отдай самое дорогое" называлась игра твоей журналистки. Ты принес камешки с моря и с полной доверчивостью раскрываешь ладонь, в которой они зажаты. "Какой хороший камешек -- подари мне его", -- говорит она, и знает же, что просит невозможного, а главное, ей ни на пса не нужен твой камешек. "Я вам лучше вот этот подарю", -- лепечешь ты, и -- в простоте душевной: "Мне этот самому очень нравится". -- "Э, то не подарок, когда что похуже: возьми себе, боже, что мне негоже. А ты подари самое дорогое". Я лихорадочно прикидывал: отца я, пожалуй, мог бы подарить, но этого сказать нельзя. Может быть, мне даже тебя легче было бы в ту минуту отдать, чем этот камушек. И что, если бы я сказал: "А вы -- свои бусы" Но я знал, что она тут же бы протянула их, понимая же, что ты обязательно их вернёшь ей, даже если она мой камешек за это время потеряет. Да и не нужны мне были ее бусы. Да и знал я, что стоит мне это сказать -- насчет ее проклятых бус, вы тут же поднимите меня на смех: "Я -- вам, вы -- мне, это не подарок. Дарят просто". Я был обложен со всех сторон, даже ты была не за меня. Я бы сказал: "А вашу дочку", и она тотчас бы со смехом согласилась, а ты бы объяснила мне, что людей не дарят. Я и знал, что всё не взаправду, но тогда зачем такое испытание мне Я и еще знал или подозревал, что, схитри я и отдай не взаправду мой камешек, она ведь для пущего испытания или из тайной своей зловредности могла его даже выбросить, чтобы еще раз подразнить, какой я плохой. И эта садюга, любительница нравоучительных шуточек, всё тянула и тянула свою игру, и ты с принужденной улыбкой, как бы приучая меня отрывать "от себя", но до конца всё же неуверенная, правильно ли это, неловко поддерживала ее. Зачем, зачем ты, мама, вслед за этой дурочкой, убеждённой, что она держит Самого Господа Бога за бороду, повторяла ее глупости Ты ведь сама каждый раз напрягаешься, когда я беру просто в руки какую-нибудь дорогую тебе вещь -- настолько, что мне иногда хочется разбить её или выбросить за окно, из ревности или из давней обиды, не знаю. Неужели не видишь извращения Неужто не помнишь у Мачадо: "Христос, умирающий на кресте ради спасения людей, совсем не то же самое, что человечество, распинающее Христа ради своего спасения". Да ведь если я сержусь на тебя за то, что тебе какая-то вещь дороже меня, -- это ведь потому, что я сомневаюсь в полноте твоей любви ко мне. А журналистка -- из холодного мира этических правил. К доброте не принуждают. Она вызревает сама -- если даст Бог вызреть. Ты же помнишь, как я всё дарил Лиле, тебе даже обидно было: "Ты-то ей всё, а она ничего". Вот, вроде и умная ты, и талантливая, а дурёшка же: с одной стороны -- будь щедрым, а с другой -- но не безответно же. Но зато же, если видела, что я ем сам, а других не угощаю, так и вспыхнешь, и подскочишь, возмущенная. Противно, да А ведь я, затюканный двором, слабосильный ангелочек, и сдачи дать не могу, когда по мне каждый, проходя мимо, норовит пройтись тычком, подножкой, коленкой, словцом, а мне ещё и есть, когда другие глотают слюнки, решительно запрещено. Нет у меня, затюканного двором, никаких дворовых козырей. Ничего ты в дворовой этике не понимаешь. У тебя Категорический императив: будь добрым, но не безответно. Не понимала Доброта вкупе со справедливостью: дари и следи, чтоб тебя отдарили. Не хочешь -- заставим быть добрым, но люби только таких, которые и сами тебе дарят. Почему, спрашиваешь ты, я сам насилую к добру, вынуждаю Наверное, потому же, почему принуждала нас к добру ты. От нетерпения. От непереносимости. Почему я ломал мебель у Овчинниковых Если по видимости -- то по пьянке и глупости. Мебель. Овчинниковы должны были понять, что они свиньи не в житейском, а в библейском смысле -- одержимые бесом псевдожизни и потребительства. Да, я не судья им, но может быть, я орудие в божьей руке, не станет же Бог тратить на них молнии -- они сразу полезут смотреть, в порядке ли на крыше их громоотвод. Бог учит их моей яростью и моими руками. Нельзя, чтоб они думали, будто все правильно делают. У них растет мой сын. Прекратим об этом; может быть, я и не прав, но в ту минуту я так понимаю, так вижу. Мама, иногда нужно насилие -- когда делается невыносимой жадность и ложь. Ведь эта же ярость не просто так -- она откуда-то. Заживо умертвим, картинки рисовать позволим, а думать -- это с их точки зрения выпендрёж и безделье. А мне думать важнее, чем рисовать. Я не могу не думать. И не мучиться не могу. Я не судья, да. Но зачем тогда должен смотреть, видеть Я не сужу -- я взрываюсь. Откуда-то эта ярость. Как у жертвенного слона, который все крушит и гибнет. Человек задыхается. Крушит -- и облегченье. И стыд, и раскаянье -- от них тоже легче становится, чище. Не легче, нет, стыд мучителен -- но чище. Это правда, яростный слон жертвен. Оружие даже в руках Бога заранее обречено. Сжигающий сожжется сам. Мама, я же знал, твоя любовь уже была не та, что раньше. Ты поверила этим козлам, что я несмышленыш, и даже, что я заподло. И что меня надо воспитывать, дотягивать до благородства и доброты. Ты не верила мне. Я же был радостный ребенок, и сам бы все это понял. Зачем ты во что бы то ни стало требовала от меня благородства и доброты. Ты сомневалась во мне и... А я еще лет пяти решил, что испробую все пороки. Не хотел я быть добреньким и жалким. Я хотел сам всё знать и всё выбрать, и чтоб ты меня всё равно любила больше всех. Но это так, временами. Временами же я даже удивлялся, чего это ради ты меня считаешь своим -- я не твое дитя, я дитя другой, божественной сущности. * * * К приезду Ксении Джо и Влад уже были в Джемушах. Нужно было с кем-то оставить Януша, чтобы сходить к Джо или даже к Владу, при Януше они с Владом не смогут броситься друг к другу. Однако о "броситься" нечего было и думать. Влад был у Джо -- помогал ему перетаскивать вещи в соседнюю освободившуюся комнату -- дверь меж комнатами стояла открытая настежь, и совсем ненадолго друзья оставили свою возню, чтобы обменяться новостями с ней. Да и "обменивался" один Джо, Влад был отстранен и потуплен. Джо шутил, и Ксения шутила -- как прыгала по горячим углям. Но что же Влад-то угибается, хоть бы единственный взгляд его поймать на себе. И долго ли будет еще здесь торчать и шутить Джо, -- или это уговор Кто-то кричит в окно: -- Как дела, Миклуха-Маклай Пятницу на Волге не нашел -- Профаны! Пятница у Робинзона. У Миклухи-Маклая кто -- Аборигенки -- Вот именно. Сходи -- не пожалеешь. Развратник! Небось и Влада втянул. Нет, Влад брезглив. Да так ли уж брезглив И так ли уж нечисты молодайки Господи, узнать и уйти, больше уже ничего не надо. Джо, ну уйди... И словно услышав ее тайный призыв, Джо охлопывает карманы: -- Фу, черт, сигареты! Влад, у тебя есть -- Нет. Джо, давай уже закончим, я опаздываю. Ну так и есть, и сам в магазин не идет, и Джо не отпускает -- не хочет остаться с ней наедине. Джо топает к соседям. Но Влад не сдвигается с места. -- Что, Влад, у тебя всё прошло -- А у вас Она на ты, он -- на вы, что за мука! В окно опять кто-то заглядывает -- проходной двор. -- Влад! -- окликает она, и наконец его глаза -- измученные. И бросились друг к другу, вжались друг в друга, оглохшие онемевшие, обесчувственные тревогой. Никакая не радость -- только: здесь, с нею! Какой-то незнакомый, с чужим запахом, но он, с ней, здесь, сейчас! ...И они опять встречались -- влюбленные, выгадывая минуты в этом муравейнике, чтобы обняться, таясь от всех, прикрываясь отношениями пажа и покровительницы, старшей подруги -- вопиющая разница в их годах ограждала от подозрений вернее шапки-невидимки. Было в это лето кое-что еще, что делало окружающих ненаблюдательными. Вместе с розами, бог знает чем еще, расцветали влюбленности. Свет фонарей на главных аллеях в парке был застлан густою листвой, просачивался зыбко и неровно, но и он был слишком для тех, кто жаждет сладкой душистой тьмы и шёпота, шёпота. Тропинки, как капилляры, втягивали беспокойную кровь аллей. Как никогда, все были влюблены, иногда даже неоднократно, иногда одновременно в двух, а то и в трех. Бегал в междугороднюю телефонную будку Боб -- звонить девушке, уехавшей в институт сдавать экзамены. Но, истратив последние деньги на долгий влюбленный разговор по телефону, заворачивал неожиданно в дом к сожительнице, с которой неделю назад поссорился именно из презрения к безлюбовной связи. Джо был, как обычно, весел и говорлив. Его Ирка, девочка в ямочках, теперь жила у него не таясь: мать попробовала запереть ее дома, Ирка в окно вылезла и ушла к Джо. Ладили они с Джо неплохо, но, завидев маленькую мадонну, Джо как проваливался: умолкал и лишь полыхал синими своими глазами -- Ксения даже не подозревала, что глаза могут полыхать, как прожектора. Самый уравновешенный из них, крупный и уже лысоватый Зотов, и тот сходил с ума по красивой медсестре, разведенке с крошечной дочкой. Отслужив армию, кончив вечернюю школу и техникум, Зотов, как и все они, не умел успокоиться -- ушел со стройки в оркестр, поступил на заочный в институт. Уехав на сессию, он учредил за своей возлюбленной слежку. А ведь и жениться не собирался. Выросший без отца, с отчимом, он зарекся жениться на женщине с ребенком. И вот, сходил с ума. Детски отчаянно был предан Ксении Влад. Но и властен, и требователен до безрассудства. Он был, наконец, очень ревнив. По возможности не оставлял ее наедине ни с кем, даже с Джо. Памятуя, что Боб немного приударял за ней, Влад поносил его, безобразно рисуя его сластолюбие, неразборчивую похотливость. Васильчикова ненавидел и презирал до того, что временами Ксении казалось -- он и ей не может простить брак с Васильчиковым. Он был беспощаден даже к воображаемым ее слабостям. Проездом к ней заехала редактор, одногодка, приятельница. Обстановка в доме, как назло, выдалась нелегкая: теснота, пьяный отец, болтливый Януш, неотступный Влад. И вдобавок ко всему этому Влад строго выговаривал ей за ее якобы пресмыкательство и подхалимаж перед редакторшей. Встретившийся в автобусе одноклассник хотел было к ней подсесть -- Влад решительно воспротивился, чуть не оттолкнув того и сам усевшись с нею рядом. Неприятно, неудобно, но хоть как-то понятно. Когда же мама попросила Ксению сводить в кино заехавшую на день старинную её приятельницу, а Влад увязался с ними и при этом был вызывающе невежлив -- не отвечал на вопросы, отказался сходить в буфет, был угрюм и неприятен, -- бедная женщина ничего понять не могла, ничего не понимала и Ксения. Тщетно взывала она к Владу, оставшись наедине: в чем дело Ей запрещено общаться с кем бы то ни было, кроме него Тогда и он пусть оставит Джо! Она не может, просто не может объявить миру о их любви -- его же первого станут защищать от нее; наконец, есть Януш... Размолвки пугали, но не разводили их. И всё искупали минуты наедине. Эти объятия, где нет уже губ, рук, тел -- есть только плоть поцелуя, плоть ласки, плоть любви. Всю жизнь по какому-то жесткому оброку она то противилась, то торопила возлюбленных. Всю жизнь она страшилась унижения. Теперь она с радостью перестала думать о себе. Она любила и была любима. Но разве не было так и прежде Почему же тогда она не верила тем, прежним влюбленным, все проверяла их, а верила теперь этому мальчику Может быть, потому, что у них с Владом не было будущего -- одно только прекрасное настоящее. Больше чем когда-нибудь в нее любой мог бросить камень, но Влад был с нею -- рядом с этим ничего не значило всё остальное. Как-то они с Джо и его Иркой отправились на всю ночь в лес. Ушли от костра в палатку поздно. Джо с Ирой, похоже, уснули. Влад и Ксения, вытянувшись рядом, задышали поглубже, имитируя сон. Тихо, томительно целовались. Влад ласкал ее одной рукой, бесшумно. Было жарко от желания. И было немного противно -- ласкать друг друга рядом с Джо и его женой. Но -- "ты мой дом, ты -- моя родина", с Владом она была дома, где бы они ни были, она не стеснялась его, перед ним ей не надо было красоваться и что-то изображать, можно было молчать, можно было просто держать его за руку, он готов был жаром своим просто ее согревать. Странно всё же, что Ирка и Джо пригласили их вдвоем. Вероятно, они думали, что это короткая связь, а это не было ни связью, ни чем-то коротким, даже если бы продолжалось совсем недолго. Они всё еще не были любовниками. Ничто уже не удерживало их от полной близости, просто пока еще ее не было. Жесткая последовательность, сцепленность событий распалась -- им не нужно было торопиться. Их снадобье, их питье, претворенное в огне, огнем, -- сейчас томилось, ожидая своего часа. Они знали, что это будет, это придет -- ей уже всё равно было, на сколько: на неделю, на год, на всегда. Он хотел на всю жизнь. Она знала, что это невозможно, но знала уже и другое: здесь, на грани -- мгновенья и вечности равны. Он хотел быть ее мужем. Она удивлялась его неразумности. Зачем Вешать на себя ее с ребенком, когда он по-настоящему еще почти и не жил. Она же не бросит его раньше, чем он сам захочет этого. Он талантлив, пишет. Она сможет ему помочь, если он не будет ее мужем. "Мне не надо помощи -- мне нужны вы, сестрица" -- "Но я-то и так есть". "Я люблю вас, Ксюшенька, я хочу вас не на час, ночь, неделю. Я хочу вас на всю жизнь" -- "Опять на вы! А хочешь, чтобы я была твоей женой!" Пригибая ее голову к своей груди, он говорит: "Ты! Ты Ксенечка! Ты любушка! Ты солнышко!". Но Януш! У Януша должен быть отец. Родной, не отчим, не мальчик Влад. * * * В семь лет Что случилось в семь лет Наверное, помидоры -- надкушенные, откушенные помидоры. Джо, вынимавший их по одному из сумки, наконец вытряхнул все -- со смехом, просто со смехом: "Хох! Хо-хо-хо!" Да, это он, Януш, сидел у сумок, пока Джо, Влад, все другие играли: кто ловчее, лучше, точнее бросит камень. И конечно, точнее всех бросал Влад. Соревновались, шутили и не торопились есть. А до этого ещё: "Здесь остановимся" -- "Ещё не здесь". "Джо, мы уже устали! Джо, зачем идти дальше Лучше места не будет!" -- "Маловеры! -- кричал Джо. -- Вы будете посрамлены, когда мы дойдем до обетованной земли!" Он любил кричать нечто библейское, этот Джо, сильный, неутомимый, на пружинящих, коленками врозь ногах -- рот набок, пошмыгивающий нос, глаза васильками, загорелый, кудрявый, но как-то уже остаточно кудрявый. И вот он, уже отыграв, сидит на корточках над рассыпанными надкушенными помидорами, свернув понимающе набок рот и нос: "Ну, ты даешь, брат!" -- Янушу, и братского в голосе совсем нет. И все смотрят на Януша с насмешкой и холодным любопытством, как бы заново приглядываясь. Они наверняка еще и злятся: уставшие, проголодавшиеся. И без любви, как бы тоже приглядываясь, смотрит мама. Да это уже и не важно, совсем или немного без любви. Мать -- это "любить всегда, любить везде, до дней последних донца". Он это знал уже тогда. Ни он, ни она не имеют права судить друг друга, они могут только страдать, болеть, если кто-то из них сделал что-то стыдное, оказался слаб, бездарен, смешон. Но и тогда они встают плечом к плечу, если придется -- одни против всех, против всего мира. Они сами -- мир. И у них может быть только один невосполнимый грех: умаление любви. И вот Януш оглянулся, и они стояли вокруг, словно он их лишил в пустыне последней капли воды. Все, даже мать. Влад не стоял, не смотрел, он сидел отвернувшись. -- А почему, собственно, ты не съел -- ну, один, два помидора -- въедливо любопытствовал Джо. -- Зачем ты их поперекусал И все подхватывали: -- Отбирал! -- Проверял! -- Живот не заболел -- Эй, Януш, неужели все плохие -- Ты бы хоть самые мятые оставил! Влад так и сидел, отвернувшись, -- старший, бескомпромиссный друг, судья по взятому на себя долгу. Козлы, даже смеялись они брезгливо! Они судили его, словно взвешивали на безупречных весах и ошибиться не могли. Он оказался гаденышем -- таков был их приговор. Да что там, они торжествовали, банда взрослых вокруг семилетнего ребенка! Им не ведомо, что даже Бог сомневается, когда говорит: виновен. Возможно, Бог вообще никогда не говорит этого слова. Он только плачет. Потому что он больше, чем отец. Он отец и мать. Он -- Любовь. "И если дает милостыню ваша левая рука, пусть не знает об этом рука правая". И если дающему грех гордиться добротой своей и знать самому, как это называется, делать доброту по долгу, а не из любви, то сколь же грешнее уверенные в суде своем и осуждении. Кто ты, чтобы судить Сто крат виновнее виновных судящие, определяющие, что добро и что зло. Потому-то и велик грех Адама и Евы, что разделили добро и зло, и думают, что знают меру. Мать говорит, что я и сам беру на себя роль судьи. Но нет, в беспамятстве крушу. Разве это я Я лишь жертвенный слон. Бог крушит мною, моим смертным, бесноватым телом. * * * Но для меня, матери, -- для меня тоже это были боль и непонимание на всю жизнь: эти надкушенные помидоры, на которые, вытащив их, смотрел Джо -- с долгим, комическим удивлением. "Угу!" -- как бы наконец догадался он, и один за другим стал вытаскивать следующие, пока не засмеялся коротким смехом. Я уже пламенела от стыда и мне трудно было взглянуть на Януша. Этот хорек -- мой Януш Отчего так мучителен, до ненависти к свидетелям, стыд Впрочем, до ненависти ли в тот момент было, когда просто мука стыда, отвращения -- и если уж к Янушу, то и ко всему миру, к себе. Стоили ли эти чертовы помидоры такой муки Господи, какое посмешище из этого они устроили. Но ведь никто из них кроме меня не был к этому времени отцом или матерью. Конечно же, для них это было еще и разочарованием -- все проголодались и счастливо предвкушали момент, когда потянутся за картошкой, колбасой, помидорами. И раз уж завтрак на траве был подпорчен, то с энтузиазмом компенсировали ущерб веселым издевательством в целях воспитания. Если уж Януш выступил в роли крысенка, хорька -- для него же полезен будет издевательский смех. -- Ну, правильно, брат, -- издевался Джо, -- ты, наверное, когда приносят коробку с конфетами, пробуешь каждую, да Нормально! Так, целиком -- ну сколько -- ну три-четыре съешь, а перепробовать можно все. Мама с бабушкой и надкушенные съедят -- лишь бы мальчик был сыт и доволен! А вот такого, кстати, как раз и не было. В доме никто, кроме бабушки, не баловал Януша, у них не было принято лучший, повкуснее и попитательнее кусочек оставлять Ване. Вкусное Ксения демонстративно делила между всеми поровну и, поделив, первой пододвигала маме, резко пресекая ее возражения. И выходы во двор с чем-нибудь вкусненьким, если не мог поделиться с ребятами, тоже решительно пресекались. И в походы с ними он часто ходил и вёл себя достойно. Что с ним случилось на этот раз, она так никогда и не могла понять. Был ли он просто голоден Зол Рассеян Влад молчал, не смотрел ни в ее, ни в Януша сторону. Он вообще был строг, никогда не упуская случая обратить ее внимание на какой-то случай трусоватости или прижимистости Вани. "Смотрите, сестрица, а он ведь ест сам, не делится с товарищами". Вообще-то она запрещала ему выходить с едой, даже с конфетами, со сластями и лакомствами во двор, если он не мог поделиться,. Но в походах ведь он бывал с ними часто, и обращались с ним как с равным, и он вел себя достойно. Что с ним случилось на этот раз. Был ли он просто голоден Зол Рассеян Когда Януш вырос, он сам не раз возвращался к этой истории, всё еще переживая то унижение и выдвигая каждый раз новые версии. Помидоры, по общему согласию, выбросили. Януш нарушил закон товарищества и все отвернулись от него. Конечно, она видела, как ему больно, но должна была перетерпеть свою и его боль. Ничего ее уже не радовало: ни лес, ни прогулка, ни Влад. Увы, Джо любил долгие шутки и на обратном пути снова принялся шпынять Ваню. Ваня о чем-то спрашивал, дергал ее за руку -- она как не слышала. Но когда разошедшийся Джо усадил Януша в ёлку, -- не выдержала, схватила Януша, набросилась на Джо. И сразу легко стало. Сколько раз, побуждаемая педагогикой, моралью, насиловала она себя в жизни, корежила, но не выдерживала, вырывалась на свободу, делала прямо обратное и ощущала вдруг, что так и надо было. -- С этими чертовыми помидорами, -- пусть я был неправ, -- ты должна была быть со мною, -- всё упрекал ее уже взрослый Ваня. -- Не знаю. Но я же и не вытерпела. -- Мне было уже всё равно. * * * У неё тысяча версий, почему он их надкусил, несмотря на то, что это нехорошо. Да именно потому, что нехорошо! Непонималовы! Неврубы! Она учила его, что плохо и что хорошо. А должна была показать, что она с ним, вопреки всему их якобы знанию, что такое добро и зло. Подписаться, стать против всех этих неврубов с ним, друг за друга. -- потому что в их любви они были там, где больше никому не быть, а она -- предала. Она бросила его одного. Что за рожи кривились вокруг! Она п а л а -- и с нею пал в пропасть он. Вслед за Адамом и Евой они с матерью съели от древа познания добра и зла. Теперь они могли вещать вслед за поэтом, что такое хорошо и что такое плохо: "Слушайте, детишки" -- громогласный больше не опирается на рёбра -- "выскочить, выскочить!", поэт уверился, что может хотя бы детишкам вещать как Бог. А ведь даже Бог до той минуты, когда брызнул им же сотворённый свет, не знал, что это хорошо. "И увидал Бог свет, что он хорош, и сказал Бог: "Это хорошо". Адам в Ева решили вкусить от древа познания добра и зла. Школа для детишек: раскройте рты, учитель пожует, потом пожуете вы, проглотите -- и будет знание. Ева застыдилась чрева своего и застыдился своего жезла Адам, и смеялся над обнаженным отцом Хам -- хихикая над тем, что породило его. Он, Януш, да, -- надкусил эти плоды, но не один из них не оказался хорош для вкуса, или, возможно, он узнал, что от любого древа плод хорош, кроме как от древа, разделившего сущее на добро и зло. Они стояли над ним с кривыми, презрительными ухмылками, зная только слова "добро" и "зло", но не зная света и тьмы. Так нет же, не узнать, пока не брызнут свет или тьма. Не то знание, которое ты вкусил, а то, что сотворилось тобою, после усилий бессильных, после того как карабкаешься ты, не зная, восходишь или нисходишь -- пока не брызнет свет из мира и из тебя. Не то, что вложили в тебя полезным, удобным к употреблению плодом, а то, что с болью и свободой стало чрез тебя быть, бысть, быть стало! Они пересмеивались, разочарованно отводили глаза, чтобы я не прочел в них определения себе. И она смотрела и глазами говорила то, что они говорили словами. И они не были больше ангелами, Януш и она, они упали и падали в блевотине чужого знания. Мама, зачем ты, родив меня прекрасным и знающим в предзнании, однажды родила меня заново в этот говённый мир И когда кривой, кривоногий, постыдно голубоглазый Джо, знающий слова, издевался надо мной, зачем ты прислушивалась к нему и кивала согласно Я хочу о т в а л и т ь. Не бойся, руки на себя я не наложу, я смогу подтолкнуть на это других -- они распнут меня. Что, Христос не знал, что его распнут Матушка, что с тобой, что ты говоришь Бог безгрешен Что же ты чего-то лишаешь его Грех. Огрех. Ошибка... Этот, как его, Красавин (или Карсавин) правильно говорит -- ты ведь читала, что бог не зря делает несовершенство фактом своего бытия. Как это: несовершенство, но не грех Грех, огрех -- ошибка, погрешность, промашка. Нет, мама, грех -- его собственное понятие, и он грешен. Он убил своего сына, подписочку дал: умри -- и искупишь. Отмоешь первородный грех. Что: не убивал, потому что воскресил А если кого не воскресил Грешен, грешен, ибо научил людей послушно вкушать заповеди, готовое знание. Вспомни: "Ибо стали как мы". Значит, боги тоже вкушали знание, а не поражались им. Сам-то Бог, хоть и ненароком, а узнал это внезапное знание. Ты прикинь. "Да будет свет", -- сказал Бог. А ведь до этого Света не было и не мог Он знать, что это такое. Озарило, раньше чем стал свет. "И увидел Бог, что свет хорош. И сказал Бог: -- Это хорошо". Было ли Слово раньше Света Иди просто веление Зачем же ты возводишь знание-тюрьму, а не знание -- свет Дайте же мне сделать и узнать самому. Когда я сделаю какой-то такой шаг или слово угадаю, знание само вспыхнет, как свет. Его и слепой увидит -- не глазами, так кожей, не кожей -- так душой. И жадничать не надо не потому, что определили, что это плохо, а потому что не надо, обманно это -- это от нищеты нищих и богатых. Когда человек по-настоящему богат, он только и думает, как счастливее это отдать. Помнишь, ты мне читала: "Съешь мое яблочко", "Скушай мой пирожок". Нельзя унижать человека ни судом, ни словом. Почему я сам сужу Нет, не людей, -- тюрьму свою, из которой я слаб выйти. От слабости и бессилия возводят люди свои стены из слов, из "добра" и "зла", из запретов и заблуждений, из принуждений, потому что не верят в то, что не убью и не унижу, раскованный и свободный. Не принуждайте к добру, ибо во зло обращаете. Не говорите слово "добро", ибо это не слово. Мать, я хочу тебя спросить, но не могу, для этого нет слов... Помнишь человека в "Ностальгии" Тарковского, который жену свою и детей посадил в подвал, чтобы никогда они не увидели ложного этого мира. Это тоже ложь. Много берут на себя такие ревнители за других. Давно хочу тебя спросить, но все не те слова, и у тебя, наверное, были бы не те. Но если с тобой что случится, больше всего я буду жалеть, что не нашел слов спросить. Это не о себе. Это о мире и бытии. Это о том, что каждый знает по-своему, но для чего нет слов. Часть двенадцатая Погостить к бабушке, посмотреть, как обустроился их сынок, приехали отец и мать Влада. Собрали застолье, были приглашены Джо с Ирой и Ксения. Надо ж было посмотреть на друзей сына, да герой с женою и не мыслили отпуска без почти ежедневных возлияний. Илимычева вдова, бабушка Влада, была Ксении уже привычна: ласковая до льстивости, с проглядывающей сквозь эту ласковость, как старческая плешь, сухой раздражительностью. Она уж и жаловалась Ксении: "Вот, свалили на меня Владьку, а он, вместо какой-никакой помощи, цельными днями и ночами с этим Джочкой -- имя-то совсем не православное" -- "Да у него другое имя: Иосиф". "Еврейское, что ли Так еще хуже сделал: как крестили, так и носи" -- "Его не крестили -- отец коммунист". "Оно и видно, что некрещеный. У него и пьянство, и кто знает что еще. Мало мне горя от деда было, теперь Владик. Но дед хоть только пьяный дурной был, а этот ндравный. Он не ругается, не выражается, а как и не слышит, чего ему говоришь. Высоко себя ставит. А зарабатывает копейку. Дед ночами шуршал книжками, и этот шуршит. Не то, конечно, как дед, -- под дверьми пьяный не валяется, а что как свихнется Я уже не в силах сопротивляться ему, как деду -- мне уже о божьем надо думать, доченька". Названная Илимычем Софьей в честь двух революционерок, была Владова мать равно далека от политики и от высоких материй. Всё это ей с лихвой заменяли буйный герой да единственный "ндравный" сын. Крупней, дородней и матери, и отца, была и она по манере как бы и ласкова, но так и прорывались сквозь это насмешливость и резкость. -- Так вот ты какая, Владова сестрица Ксюша. Я думала, ты совсем девочка, а оно вон, помладше меня-то лет на восемь, наверное Так, милая -- Не знаю, не считала. -- Когда Влад к вам едет, мы ему с мамой на десять билетов даем -- ты ему за мать и за учительницу. -- Ой! -- А когда к тебе, Джо, идет -- мы ему все карманы проверим! -- Не бойтесь мужчины -- бойтесь женщины! -- провозгласил Джо -- так, наугад, а попал не в бровь а в глаз. Никто, правда, не принял этого всерьез. Даже остроглазую Владову мать, похоже, задевала только бесцеремонность Ксении, затесавшейся среди молодых: -- Не смешно тебе среди мальчишек-то -- Ну, не так смешно, как среди ровесников, -- уже слегка рассердилась Ксения, подумывая, не называть ли ей на ты мать Влада -- разница-то и в самом деле в какие-нибудь одиннадцать лет, но как бы не получилось излишней короткости: отгородимся попрочнее корректным "вы". Софья тут же и отступила, стала расспрашивать, действительно ли способный ее Влад: "Наставляй-наставляй его, Ксюша, с каких-то пор и в Джемушах есть писатель!" Но всё же не удержалась: -- Муж у тебя небось тоже пишет Он сильно старше тебя -- Что-то, мать, ты стала интересоваться чужими мужьями, -- избавил Ксению от продолжения беседы с матерью Влад. -- Своего-то уже взад и вперед изучила. -- Это я тебя взад и вперед изучил, -- с резковатой двусмысленностью откликнулся герой. Застолье, однако, получалось веселое. Джо был в ударе. Накануне, обустраивая тещу и сына, герой откуда-то приволок в кладовку ванну. Не было, правда, пока еще ничего, чтобы можно было ванной пользоваться по назначению, но бабушка выглядела довольной. Полное одобрение высказал и Джо, продолжив и развив за столом эту тему: -- Хорошее дело -- ванна. Ванна -- это прекрасно! Подумаешь, труб и воды нет! Оно и вообще, кому нужны эти трубы! Помыться можно и под рукомойником. А ванна -- это ж лучше даже, чем бассейн. Можно капусту засолить. Можно на лето уложить теплые вещи -- моль и не догадается никогда, что они могут там лежать! Сквозь громовой хохот Владова мать -- Сонька, как звала ее по соседству Лариска, -- и сама молодо хохоча, приговаривала: -- Ну, язва! Ну, ты язва, Джо! Наша мать, знаешь, как зовет тебя Джошка! -- Называйте хоть Джошкой, хоть вошкой, только в ванну не кладите! -- Ничего, -- тоненько говорила синеглазая старушка (она одна не смеялась, такое было впечатление, что, может, и не умеет). -- Ничего, вот сделает зять трубы и газ -- еще сам попросишься. -- Непременно попрошусь. Я уже и теперь завидую. Как представлю Влада в ванне! Сначала закалка: ныряет в холодную воду, а семья уже наготове, кто с примусом, кто с форсункой. "Заходи, тёща, справа! -- командует отец.-- А я из-под низу гнать жар буду. Пошё-ол! Живей, живей обегайте ванну!" У-у! Фур-фур! Через пятнадцать минут Влад выпрыгивает. Софья Сергеевна хочет спустить воду за дверь, пока во дворе никого нет, но бабушка велит начинать стирку. А ты, говорит, зятек, бегай дальше вокруг ванны, пока не перестираю всё белье! -- Вот стервец! -- восхищенно восклицала Владова мать. А Джо уже переключился на бабушкин телевизор с крохотным экраном и какой-то дверцей сбоку: -- Хорошо Ольге Акимовне -- на весь вечер развлечение: для этой марки телевизоров кино три раза показывают -- сначала ноги, потом туловища, а уже потом лица... А то еще, знаете, запоет наш тенор: "Ээто рус-ское раздо-олье!", руки раскинет, дверца сбоку отвалится, а Ольга Акимовна по пальцам, по пальцам его: "Убери руку, нахал!". Владов отец не отставал от Джо, пошучивал, байки рассказывал. Как у них в деревне Яков Чудила "помирал". Чудила потому, что если в доме нет дров, он далеко не пойдет, где ни попадя бревно или же доску выломает -- хоть на скотном дворе, хоть в чьем сарае. Его уж и поколачивали, а больше всех жена Евлонья, -- Евдокия то есть, -- в деревне еще и не так прозовут, -- за лень его и нахальство, а больше за баб и выпивку. "Ах, бьете, звери Ну я вам устрою же!" И устроил. Издаля начал. На работу его не вытянешь. А на каверзы горазд. Вот, вроде как задумываться стал, родители, мол, во сне приходят, то да сё... Такие байки уже слыхивала Ксения, когда в Озерищах работала -- жив фольклор! А герой с удовольствием продолжал: и как "померлого", Чудилу дочь его с печи за ноги тащила, а у него в глаз остяк попал, но он успел, пока ехал с печки, пальцем его выковырять. Позвали, чтобы обмыть Якова, старую его зазнобу -- бабу бойкую, воровитую, как и он, самогонщицу на всю округу, ни бога, ни черта она не боялась, обмывать покойников всегда ее звали -- вот этого-то больше всего опасался Яков, не посторонняя чать рука, пока плечи, грудь обмоет, еще ничего, а как пойдет ниже... Но и тут обошлось -- вовремя Марфуша перевернула его на живот, спину мыть стала. Ночь тоже Яков перетерпел, хотя рядом с ним, мужиком жорким, поставили стакан молока и лепешку -- "покойнику в путь", еле дождался, пока задремлют старухи -- они ж годами дожидают "почитать над покойником"; любимое их занятие: к смерти готовиться, да над покойником псалтырь читать, тексты вообще соборовальные. Кое-как растеребил Чудила зубами веревку на руках, опрокинул стакан молока, лепешкой зажевал и опять на стол, руки сложил... Ксения слушала с удовольствием, Джо похмыкивал одобрительно, налегая на закуску, Софья Сергеевна, с одной стороны, поддерживала мужа звонким смехом, с другой же -- окидывала пытливым взглядом застольщиков, не сочтут ли они, что рассказ простоват, и смеясь подталкивала локтем Влада: смотри, мол, батя-то у нас как разошелся. Влад отчужденно улыбался. Байка между тем закончилась: план Якова Чудилы сорвался, когда зазноба его, Марфуша-самогонщица, сказала задумчиво: "Ты, конечно, Евлонья, можешь верить, можешь не верить, отдашь-не отдашь, не знаю, а только Яков твой на той неделе взял у меня три литра самогонки, обещал с пенсии отдать деньги". Возмущенный Яков сел на столе: "Когда же это, так твою мать, брал я у тебя три литра самогонки!" -- и, кто в двери, кто в окна, -- посыпал с визгом народ из чудиловой избы... Мужик как мужик, думала о Владовом отце Ксения, -- что за страхи о нем рассказывали: ну, цыгановатый немного -- нос коротким крючком у Влада в отца, черноты отцовой Влад не унаследовал. И вот, хоть на войне отличился, и где-то в студеных краях охраной лагерной ведает, но весел герой своей потешной историей. Еще и новую заводит про старика Проклона, который двести лет исхитрился прожить, так что его и в божьих амбарных книгах уже затеряли, и вовсе бы забыли, если б не злопамятная смерть... Но, с одной стороны, самолюбивая жена отвлекает мужа от деревенских историй, с другой -- опустели бутылочки на столе, и некое раздражение нарастает в герое: -- А ну, тёща, где у нас ещё бутылочки припрятаны Не мешай, супруга! Ага, это знаете, как склероз Ты чего, говорят старику, в голове копаешься -- Да вот, сикать, говорит, хочу, помню, что где-то в волосах, а где -- найти не могу". Ага, склероз, во-от! А ну, бутылочка-проливалочка, найди девочку-рюмочку: о-па, попал! Ксения потихоньку вылезла из-за стола, вышла во двор. Через какое-то время подошел Влад, коснулся ее плеча, вернулся в дом. Ксения возвращалась с улицы, когда ее остановил герой: -- А чего это ты, Ксения Батьковна, компанию с такими мальчишками водишь, хоть бы как этот Джо или наш Владик Зелено-глупо -- да сладенько Умны, говоришь Это всё ум из книжек. Вижу, не понравились мои шутки. Не такие писатели, как ты, мои шутки слушали и записывали. Всё я вижу, всё видел. Что видел Жизнь всю видел: от окопов до параши. А ты, хоть и писательница, да видишь то, что тебе скажут... А Это ты, Владик Беспокоишься Мы тут с писательницей за жизнь покалякали, оба на свете пожили: только она в закутке, а я, как в той ванне под форсункой, за которую Джошка шутковал. Какая-то давняя опасная уязвленность сквозила озлобленностью в речах героя: дескать, вижу ваше высокое неудовольствие, и не только вижу, но при желании мог бы и "соответствовать", да только не хочется, мне вот так нравится. Да ведь и Ксении же понравились его истории, не нравились только его провокационные шуточки да какая-то нарастающая по пьянке злость. * * * Неожиданно собрался жениться братец. Со своей подружкой познакомился он еще год назад -- даже в больницу, в которой она, приехав из Сибири к тетке, работала медсестрой, лег ради нее -- все обхаживал ее, рассказывая о книжных новинках и снабжая ими. Девочка была славная: милосердная, любознательная. И обаятельная: крупный, не то со страданием, не то с истомой, прекрасно изогнутый рот, и темные, глубокие глаза. Ксения торопила братца: "Другой такой девочки не найдешь -- женись". Но он не торопился: "Конечно, женюсь, но зачем спешить" И на этом погиб их ребенок. Теперь они наконец собирались расписаться. Пошли подавать заявление в загс, и тут чуть не сорвалось: братца возмутило требование -- жениху полагалось регистрировать брак непременно в костюме. Едва на выходе поймали: "Женись в чем хочешь". В их компании это было впервые -- приближающаяся свадьба, все с удовольствием предвкушали большой сабантуй. Подбивали и Джо: и так ведь практически женат. Но Джо не поддавался: -- Женщине выйти замуж -- как сесть в поезд: переодеться, разложить вещи, и всё -- больше ничего не надо. И мужика стопорит. Не поддавайтесь, не при Валерке будь сказано. Если же в компании оказывалась юная мадонна, невенчанную свою жену Джо даже третировал. -- Джо, твой день рождения еще ведь до свадьбы Валерки. Когда празднуем Надо ж подготовится. -- Мм -- недоуменно мычал Джо. -- Что-то не припомню, когда это я решил праздновать -- А ты-то тут при чем -- резковато откликалась не переносившая присутствия мадонны Ирка, -- Ты, что ли, покупать и готовить будешь -- Помнится, я жил один и этих проблем не было. -- Тогда у тебя не было и жены, а так только -- пьяные любовницы. -- Какая оскорбленная добродетель! -- Ты не очень сегодня расходился, дорогой -- М-да, лучшим подарком к моему дню рождения было бы, если бы у меня кто-нибудь украл жену. -- Всё это, милый, я тебе припомню в один прекрасный день, а пока я даже не обижаюсь. Приходите в субботу. Ну, пошли, ты же уже полчаса у двери стоишь. -- Я вам рассказывал о жене Гегеля Кстати, он терпеть не мог говорить о философии в свободное от работы время. -- Зато ты обожаешь, -- выталкивая его за дверь, сердито посмеивалась Ира. Между тем маленькая мадонна как-то догнала Ксению на улице: -- Я что хочу вас попросить: Влад часто бывает у вас, скажите ему, чтобы он зашел ко мне. У нас с ним было недоразумение, но мы ведь давние друзья, пора бы и забыть! -- и с неловким смешком: -- Если уж ему неприятна я, у меня сейчас подружка из Москвы, красивая девчонка. Вот оно как: Мадонна, естественно, видела в Ксении конфидентку Влада, и только. Черт подери, не очень приятно. Но приглашение Владу передала -- он не реагировал. Гета и еще, завидев Ксению (благо, жили они близко), перебегала к ней через улицу, интересовалась Владом. Влад приходил домой поздно -- остроглазая его мать интересовалась, где пропадает ее сынок. Ксения посоветовала сказать, что у Геты, и Софья Сергеевна успокоилась. Приехал Владов троюродный брат и сходу влюбился в Гету. Герой охладил его пыл: -- Слушай, племяш, найди другую девочку -- тут, в Джемушах красивых девчонок хоть пруд пруди. А Владу не мешай -- у них с Гетой всё на мази. Энергичная Владова мать бросилась устраивать дела сына: она уже и с матерью Геты разговаривала, и Ксению в сватовские заботы втягивала: -- У нас с ее матерью всё договорено, мы уже и приданое распределили, -- рассказывала она со смехом. -- За мной кольца и ковры, за нею посуда и постельное белье. -- Им же еще учиться надо -- Гете и Владу, -- пожимала плечами Ксения. -- Пусть учатся -- поможем. А то, смотришь, по бабам избегается. -- А Влад-то как Согласен жениться -- Куда он денется. Ему уже давно Гета нравится. Слушай, а ты -- он же тебя, знаешь, как уважает, -- скажи ему, посоветуй как старшая! Девчонка хорошая, обеспеченная. Может, он думает, что еще не зарабатывает как следует, так мы поможем. И это всё опять пришлось передать Владу, еще и от себя прибавить: дескать, и в самом деле, он ведь был так влюблен, почему не пойти судьбе навстречу, представляешь, какие детишки были бы от брака с Гетой. -- Ерунда всё это, -- сказал он, притягивая ее к себе. -- Ты -- моя судьба! * * * Вот так разворачивался тем летом ее сюжет. Что же это такое -- сюжет Судьба Где, в чем она Не просто ли в необратимости того, что уже случилось Знаем ли мы, чего добиваемся, к чему страстно стремимся Эти деревенские байки, рассказанные Владовым отцом... Нехитрые вроде бы притчи. С Проклоном так и вовсе простой сюжет, никто в деревне не пускал переночевать древнего старичка с какими-то странными попутчиками. Один Проклон пустил из общительности и любопытства. А это был апостол Петр со ангелами. Вот поутру и сказал апостол Проклону: "Говори три желания -- исполню". Ну, и конечно, Проклон -- недотепа, сродни Иванушке-дурачку или Емеле, не о богатстве, не о бессмертии, не о власти загадал, а простейшее, недалекое: чтобы никто его в карты обыграть не мог (как раз накануне играл -- продул, ещё и "погоны" ему навесили). Второе -- чтобы если кто за его вещь без разрешения возьмется, не мог отлепиться от взятого (сорванцы одолели, сад зорят, фрукту обирают). Ну, и третье, уже для чистой забавы да и ничего более путного придумать не мог: чтобы севший в его доме на стул не мог подняться, пока Проклон не разрешит. Пустяшные, недалекие желания, будь у него братья-умники, вот уж издевались бы над ним. Ан, нет, обернулось удачей. Разбогател Проклон на картах и никто ничего не мог у него взять. А когда Смерть пришла и, соблазнённая яблочком на ветке, так и прилипла к нему -- едва упросила Проклона отлепить её, еле ноги унесла. Второй раз пришла Смерть, на яблоки даже и не смотрела, а вот отдохнуть с дороги -- присела на стул, да так и пристала к сиденью -- опять одна умотала в преисподнюю. Лишь с третьего раза забрала Проклона, и то не знала, куда пристроить: в аду он из чертей веревки вил, обыгрывая их в карты, в раю -- всех блаженных поприлепил к райским яблочкам. Такая вот была наиболее явная версия лукавой сказки. Но стоило вместо Проклона поставить Якова из первой байки Героя, да чуть прописать, интонировать -- смысл и жанр менялись. Проклон-Яков, он ведь не столько ленивый, сколько скучающий от установленного был, всё делал насупротив. И дрова не из лесу добывал, и выламывал бревна из соседских сараев да из колхозных амбаров, а то и скотных дворов -- не по лени, а от скуки. Как Джо говорил: если сегодня вилка лежит так, то чтобы завтра вот этак. И апостола, старичка древнего, в грязных опорках, которого никто без денег пускать не хотел (откуда у святого деньги!), Яков пустил не по доброте, безалаберности или простоте, а тоже по скуке. И точно: потешил его старичок с юнцами своими -- и держался важно, и турусы на колесах разводил, и наградить исполнением желаний обещал. Скучно Якову загадывать обычные желания: богатство, достаток, хорошая должность да благолепие. Вот он и загадал: чтобы никто его в карты обыграть не мог, чтобы если захотят что взять у него без спроса -- не могли бы от этого отлепиться, и сев у него на стул, не могли бы, пока он сам не захочет, подняться с него. Зато же и апостол потешился, исполнив три его необычных желания. Скоро Яков-Проклон разбогател и зауважали его: богат, значит умен. Скоро и молодки сладки с ним стали, но это ему быстро надоело -- приторного он не любил: хорошо -- хорошо, а очень хорошо -- уже плохо. Физиономии обыгранных умников сначала его развлекали, потом надоели: одна и та же обалделость и злость, одна и та же уязвленная жадность. А главное, никто ничего у него взять не мог: ни "скушай моё яблочко", ни "съешь мой пирожок". Яков уже и выигранное не хотел брать -- так нет, всё приваливало и приваливало к нему. Со Смертью он, правда, позабавился, но скоро спохватился: сам себе скучную жизнь продлил. На третий раз, как пришла за ним Смерть, не противился, ушел с Костлявой из жизни. Но всё опять на то же вышло. Побывал он в раю и в аду: из чертей веревки вил, блаженные души к райским яблочкам приклеивал -- всё та же скука. Вот и бросился к апостолу Петру, выглядев-таки его: "Давай, твое Святое Превосходительство, расторгнем наш договор, аннулируй исполнение моих трех желаний! Какой мне интерес играть, если всё равно выиграю, зачем мне всё, если не могу отдать Ты же не свободу мне дал, а клетку. Аннулируй!". А тот: "Не могу. Обернуть исполненное нельзя". * * * Что бы мы в жизни ни сделали, как бы ни прожили жизнь, в какую бы сторону ни пошли, куда бы ни поднялись, -- за нами убирают мосты и лестницы. Знаете ли вы, что увидела, оглянувшись, жена Лота От чего она окаменела Чего не полагалось ей видеть, чтобы остаться самой собой От чего орал Набоковский Фальтер и скончался заезжий психиатр Нечто ужасное Ад Всесжигающий свет Атомный гриб Думаю, жена Лота увидела то, что лежит за срезом нашего зрения: пустоту, больше чем пустоту, ибо не было ни земли, ни неба, ни даже пустоты или тьмы, и след за нею уже рассасывался, и подступающая безвидность уже растворяла полы ее накидки -- Бог очень спешил. Соляной столб уже потом был поставлен -- как памятник библейской истории, когда уже заново была настлана земля и восстановлена видимость. Эдипу было предречено. Предреченное богами не может не быть исполнено. Но если предречено, железно прочерчено, если нельзя обойти, зачем провидеть Зачем в начало истории класть конец И если история уже случилась и общеизвестна, зачем повторять ее снова и снова Что происходит с сюжетом, с текстом Ну, ладно: с жизнями реальных людей -- их-то фабулы мы сплошь и рядом рассказываем друг другу, не замечая, что, в сущности, не рассказываем ничего. Сюжет в общих чертах известен заранее, различия лишь количественные: больше или меньше прожил, был ли счастливее или несчастнее. Что, в сущности, мы тщимся рассказать Банальная фабула, которая повторяется несчетное количество раз, и поэтому мы знаем ее заранее. Так же, как чаще всего уже знаем, заранее угадали фразу, которую никак не может выговорить, договорить заика. Почему же, когда он не может договорить, а ты, уже угадав, досказываешь его фразу, он отвергает твое продолжение и досказывает сам то, что ты уже угадала и проговорила Не верь первому приходящему тебе на ум объяснению: самолюбие, упрямство. Не верь и второму, хотя оно уже ближе: не досказав эту фразу сам, он не может двинуться дальше. Поверь третьему: не приемлет потому, что та же фраза, слово в слово сказанная тобою, не та, -- слово в слово, он говорит другое, своё. Помните Борхеса: одна и та же фраза о Сфере, центр которой везде, а окружность нигде, изменяется в интонации от блаженного, совершенного Сфероса до устрашающей Сферы. Всего лишь смена интонаций Но интонации глубоки, существенны -- и они борются: от "Не могу поверить в Бога, играющего в кости" Эйнштейна до "Бог увидел Хаос, что он хорош, и сказал: назовем тебя Мир" -- Мачадо. Интонация трансформируется до обратной. До обратного трансформируется Смысл. Одна и та же фраза у Ксенофона, Рабле, Паскаля, у Эйнштейна, Мачадо и Пригожина. Но авторство разное. Да ведь и жизнь, и страсти у Иисуса -- по Матфею, Марку, Луке, Иоанну. И Бог -- по Достоевскому, по Шестову, по Флоренскому, по Карсавину, наконец по Библии и по Евангелию, по Корану. Да ведь и любовь -- по Пушкину, по Толстому, по Бунину. Боги разных порывов. И ширится Мир -- полнится в себе самом. Сквозь что не может прорваться Эдип Сквозь фатальное отношение к нему Мира. Но ему оставлена свобода действия и отношения. И фатуму с этим нужно еще потягаться. Эдип должен быть опозорен, нагнут, "опущен" кровосмесительным браком с матерью и убийством отца (тоже кровосмешение). Но есть ли здесь предначертанность с вложенным смыслом Не просто ли у Пифий смутное ощущение жизненных сил Развитие событий, вроде бы оправдывающее Эдипа: он убил отца не только без умысла, без знания, но и без зла -- убил, защищаясь и отстаивая свое достоинство. И не только без знания, но и не по воле женился на матери -- став царем Фив, он должен был жениться на вдове царя. Он не виноват, но тем больше торжествует фатум: его, уклоняющегося от позора, все-таки протащили, как жертвенного быка, к уготованному. Но предопределенный жениться на матери, он м о г полюбить ее, и тем рок обратить в свободу. Потому что если любишь и любим вопреки всем и всему -- ты свободен. И что как выколол он себе глаза не от стыда, а не желая смотреть на этот проклятый фатальный мир Предначертанное осуществлено. Да, так. Но так, да не так! Необратимо исполненное, но обратим, иногда вывернут до наоборот, смысл исполненного. Что как бесконечно существенно чувство, интонация, отношение Ведь и вся наша материя, по сути, отношение Не через вещество, -- ничтожную его горсточку, которая, едва сломлены отношения, спадается до точки, меньшей электрона, -- не можем мы пройти, -- сквозь отношения ее, крепкие, подобно безвидным магнитным стенам реактора. Часть тринадцатая За несколько дней до свадьбы братца ездили в соседний город за фатой. Беленькое платье невесте сшила ее тетка. Туфли на высочайшей шпильке дал кто-то напрокат. Джо остался мастерить праздничную газету. Отец занялся заготовками. Мама с Янушем вырезали какие-то гирлянды. Остальные с большим удовольствием включились в поиски фаты. Даже Владов троюродный брат и Гета подключились. На крутом склоне, сокращавшем их дорогу от магазина к магазину, компания растянулась. Гета была впереди, ни на шаг -- вопреки родственным внушениям -- не отставал от нее Владов брат. Ксения замедлила шаг, предоставляя Владу решать, где он. "Влад! Владик! -- оборачивалась Гета. -- У нас тут вопрос -- помоги!" Она явно считала, что Влада от нее отпугивает его родственник. Похоже, и в лучшие времена его нетрудно было спугнуть, -- неизвестно, как это уживалось с его упорством. Влад словно не слышал. И Гета опять оборачивалась к нему, взывая с некоторым раздражением: "Ну Влад, иди же, разреши наш спор!" Родственник, правда, не взывал. Влад не откликался, шел рядом с Ксенией. А что если у Влада это только обида на юную мадонну -- не он ведь, а она, кажется, его отвергла, даже если он сам, почуяв неладное, свернул в сторону -- Что же ты, Влад -- усмехалась Ксения. -- Девушка зовет, помоги! Ты что, боишься её Но когда ему надо, он и Ксению не слышал. Владов не то двоюродный, не то троюродный попытался взять Гету под локоток, но она высвободила руку и дождалась их с Владом. И шутливо примеряя у прилавка одну фату за другой, оглядывалась на Влада: -- Эту А может, эту Как я выгляжу Потрясающе выглядела. Белый длинный тюль, белые ободок и розочки были просто созданы для нее, как, впрочем, и все остальные наряды на свете. И, поеживаясь, Ксения отступила за других. Господи, ни черты, ни изгиба грубого или лишнего в этом лице, в этой шее, в этой стройной высокости. Разве что смех грубоват, и грубоваты шутки -- может быть, от некоторого противления своей "святыне красоты". С той же охотой, с какой рассказывала Гета, как сходил по ней с ума чуть не весь класс, а кто-то даже едва не покончил с собой, вспоминала она, как жестоко дрались они в детстве с братом-погодкой, харкая и швыряя друг в друга соплями. О форварде помалкивала: этот, кажется, ни драться, ни вешаться из-за нее не собирался, тренированным плечом оттесняя соперников, когда находился в Джемушах, и не очень сокрушаясь в разлуке. -- Сегодня вечером встречаемся в парке на танцах, да -- крикнула на прощанье Гета. Влад не ответил, ответила Ксения: -- Обязательно! Не очень-то ее успокаивало молчание Влада -- в конце концов молчат, не подходят, не замечают и оскорбленные. В ревности, в подозрениях ее воображение становилось изощренным. Неуверенность жгла, была нестерпима. Ксения должна была проверить -- немедленно. И когда ватагой шли на танцы, Ксения всё уходила вперед, но Влад догонял ее. Ну, это ладно, это не в счет, -- все знают, что они дружны, надо еще посмотреть, что будет на танцах, в парке, на людях. Не решится же он танцевать с женщиной в годах, разница ведь настолько явная -- не зря в упор ничего не видят ни юная мадонна, ни друзья. Потому что этого не может быть просто потому, что этого не может быть никогда. Залитый асфальтом длинный прямоугольник меж деревьев и стриженных в тумбочки кустов уже заполнен шумящей в тени ветвей толпой, а на веранде с балюстрадой переговариваются, усаживаются, пробуют и откладывают свои инструменты музыканты. У самой веранды, внизу тоже уже народ, и кто-то из друзей разговаривает с перегнувшимися к нему вниз ребятами. И вот, наконец музыканты уселись, взялись за инструменты всерьез, а Боб за своими барабанами и тарелками сидит, будто кавказец над шашлыками, прямо-прямо, туда-сюда подвигая шампуры. И поглядывает девочка-мадонна то на площадку, то вокруг себя раздраженно-нетерпеливо, проскальзывая взглядом по Владу, а то так и взглядывая, как окликая: "Ну же, смелей, ну же!" Но Влад протянул -- и каким мягким, просящим жестом -- руку к ней, Ксении. Зрячий увидел бы, понял мгновенно, но все были слепы, ослеплены общепринятым или общенепринятым. * * * Но вот, начинали прозревать. На свадьбе вдруг увидел, почувствовал Боб, -- правда, не раньше, чем чуть ли не из рук у него вырвал, увел ее танцевать Влад. "Слушай, мне это кажется или.." -- своим густым, с гнусавинкой, голосом, но на этот раз совсем серьезно окликнул ее Боб. "Не понимаю, ты о чем" -- ответила она нахально. Уже и Джо разглядел что-то и спросил напрямую Влада, и тот ответил ему: "Да, судьба. Это судьба моя, Джо". Любить всегда, пожизненно уже не казалось ересью. И хотелось любви для всех. Они-то с Владом знали теперь, какое несчастье жить не любя. Зотов вернулся с экзаменов и расстался с выслеженной приятелем неверною медсестрой. В очередной поход Ксения пригласила соседку Гелену, с ходу влюбившуюся в Зотова. Ее предостерегали: Зотов, по прозвищу Колобок, при очень спокойной, достойной манере общения, с кем только ни встречался, от кого только не уходил. Не подействовало. Едва сойдясь с Зотовым, Гелена тут же оборвала все другие марьяжные знакомства. -- Ты его не знаешь, его никто не знает, -- говорила она, сияя глазами. -- Никогда еще не было у меня так серьезно. Я не собираюсь играть с ним в кошки-мышки. Он необыкновенный! А Джо, -- он тоже был влюблен -- в недосягаемую. -- Это что, очень серьезно -- Гета для тебя -- однажды спросила его Ксения. И в ответ получила два сюжета ("Все мы немного графоманы" -- сказал Джо.). Один -- в стиле Возрождения, но, в общем-то, вечный сюжет: "Ей было пятнадцать лет, но по стуку сердца...", "Ей нет еще четырнадцати...". Джо встретил Гету, едва превратилась она из ребенка, в ожесточении швыряющегося соплями, в маленькую мадонну. Если не считать одноклассников, которые в этом возрасте ниже девочек на голову, Джо был первым влюбившимся в нее. Он писал ей стихи, его любовные послания читала она и перечитывала, утверждаясь в чуде неожиданной своей красоты, в чуде любви, которую пробудила. Но встречи конечно же не было: оба боялись покушения на чудо. Второй сюжет был современнее. Когда Джо -- после техникума, до армии еще, работал в маленьком горняцком городке Средней Азии. Ее звали почти так же странно, как юную мадонну: Вета. Влюбился он, что называется, с первого взгляда и был сначала отвергнут совершенно -- такое ощущение, что она даже и не видела его. У нее был другой, который ее бросил. Джо выходил Вету после тяжелого, неудачного аборта, и была у них потом безумная, истощившая его любовь, от которой бежал он в армию. Но, вернувшись из армии в Джемуши, зная уже, что она замужем в своей далекой Средней Азии, всё не мог ее забыть и, наконец, полетел; однако, встретившись с ней, успокоился: любви больше не было, наваждение прошло. -- Может быть, -- сказал Джо, -- если бы дана мне была хотя бы одна встреча, один вечер с Гетой, я бы тоже понял, что ничего и нет, я сам всё это придумал: да, красивая девочка -- ну и что Одно свидание, один вечер -- и, может быть, я избавился бы от наважденья. А так я наверное всегда буду думать, что самое главное для меня осталось в ней, с ней. Влад, которому Ксения рассказала это, загорелся: -- Будет ему встреча, будет ему вечер! И устроил. Джо был приглашен Гетой в гости. Она была одна, брат служил на границе, родители уехали в отпуск. Джо так нервничал, что упросил их (для начала -- говорил он) пойти с ним вместе. В очень милой, блистающей чистотой комнатке сидели они вчетвером. Джо совершенно потерялся: как ни силился шутить -- ничего не получалось. Говорили, в основном, Влад и Ксения. Джо полыхал своей васильковой радужкой -- было как-то даже не по себе от этого синего сияния. Гета немного смущалась, но никакого ханжества, никаких потупливаний, испуга или манерности не было в ней и следа: встретиться, присмотреться друг к другу -- а почему бы и нет А еще лучше -- она едет через несколько дней к морю, недельки на две, почему бы Джо не присоединиться к ней -- Прекрасно! -- закричали Ксения и Влад. -- Лучше не придумаешь! -- Да! -- сказал обалдевший Джо. -- Да. Да. Он взял Гету за руку, -- та хохотнула смущенно, но руки не отняла. Ксения и Влад поспешили к двери, но Джо догнал их. -- Что, наваждение прошло -- поинтересовался Влад. Джо не слышал его. Он был благоговейно поражен: -- Вы видели Никакого жеманства! Она открыта. Ей не нужны залоги. Друзья мои! -- вскричал он уже с шутливым, но все равно отчаянным пафосом. -- Я буду достоин ее! -- и, потрясая поднятой рукой не то им, не то водителю, бросился к автобусу. -- Поедет -- опасливо поинтересовалась Ксения. -- А куда он денется -- Слушай -- глаза, да -- На него как-то даже неловко смотреть. Окно Гетиной комнаты было освещено. Давно ли под ним стоял влюбленный Влад * * * На море со своей мадонной Джо не поехал. Может быть, испугался, может, боялся профанации. Вместо этого он прогнал Иру. Ксения ахнула: -- Ты же просил свидания, чтобы проверить себя. Ты же и до сих пор не знаешь: может, это блеф! -- Любовь -- не блеф! Позор усомнившимся в ней! Я не хочу подсчитывать проигрыши и выигрыши. Я должен быть чист перед своей любовью. Я ей сказал... -- Хватит цитировать себя. -- Я ей сказал: "Я буду встречать тебя на перевале -- с цветами, шампанским и кольцами! Впрочем, свиданье перед отъездом Геты все же было назначено -- поездка в соседний город на какой-то престижный концерт. Билеты были куплены безумно дорогие, народу -- битком, с ним здоровались то преподаватели, то студенты. Гета была смущена своим скромненьким платьицем и приятно изумлена почтительностью, с которой здоровались с Джо. Кто та и кто это, интересовалась она, прибавляя попутно: "Она красивая, но одета безвкусно". И снова: "Что она тебе сказала" и "Что ты ей сказал" Зоркая, она тут же почувствовала особое внимание к Джо хроменькой завкафедрой, с которой Джо, кстати, успел переспать -- та самая философиня, которая сколько-то там лет назад наставляла Ксению, что наука -- это монастырь, к этому надо быть готовой. Что ж, монастырь как монастырь, монашенки тоже люди. В антракте Джо отозвали в сторону друзья. -- Что они тебе говорили -- Звали в кабак. -- И что ты сказал -- Что я слишком уважаю свою девушку, чтобы водить ее в кабаки. -- Правильно. А они что -- Пригласили в гости. У них есть Высоцкий. Сходим -- Да. Джо весь концерт смотрел на нее -- не на сцену. -- Поразительно, как у тебя лицо меняется. -- У тебя тоже. -- Нельзя же так. Так ты долго не проживешь. -- И ты. В гостях у друзей тоже все смотрели на нее, спрашивали, что ей нравится из песен, что -- нет. -- Вот это нравится, -- доверчиво откликалась она. -- А это -- нет. И за столом, когда ее спрашивали, что налить, бесхитростно отвечала: -- Мне все равно. Я пить не люблю, а выпивать люблю. -- Вы давно знакомы с Джо -- Да. Очень давно. Мне было тринадцать или четырнадцать. А он, такой важный, серьезный, всё книги в читалке читал. Я сама слишком серьезных книг не люблю, но очень люблю, когда человек очень умный, не такой, как все. И кто стихи пишет. Мы с девчонками ходили смотреть на Джо. -- Не фантазируй, -- сказал Джо. -- Ты тогда меня не отличала от столов в читалке. -- Отличала. А потом Джо писал мне письма. -- Какие Какие -- очень заинтересовались за столом. И, раскрасневшаяся от вина, казалось, она вот-вот и расскажет. -- Не вздумай рассказывать, -- шепнул он ей. Потом они сидели вдвоем где-то в закутке, и она вспоминала, как брат носил ей письма Джо. -- Да, долго я к тебе шла. Кто только ни объяснялся мне в любви. Из вашей компании тоже. Я любопытная. Это нехорошо, да Я почти всегда соглашаюсь на свидание. Первая встреча -- это самое интересное. С кем ещё я из ваших не встречалась Вот смешно бы с Мазявкиным роман завести! -- Не беспокойся, на мне эта история, кончится. И снова сидели за столом. Добрые друзья превозносили его преподавательский талант. -- Это они нарочно хвалят -- шептала ему Гета. -- А можно я приду на твою лекцию Ну, потихоньку -- Если ты придешь, я просто отменю лекцию. Подожди, через десять лет ты придешь ко мне на лекцию вместе с нашими сыновьями. Смутилась. -- А знаешь, я один раз украла -- двадцать пять рублей. Он бил меня ногами, отобрал сумочку, вынул деньги. Я выхватила сумочку и убежала. Оставалось еще пятнадцать рублей. Я потом на них купила японский зонтик подруге. Было уже очень поздно. Их оставляли ночевать, отозвав его в сторону. -- Нет-нет, мы уедем, -- сказал он громко. -- Мы, правда, уедем -- допытывалась Гета. -- Мы уедем или останемся -- Они спрашивали: женаты ли мы -- А ты как сказал -- Нет, мы просто любим друг друга. Гета спросила: -- У тебя есть идеал женщины -- Есть. -- Мне кажется, у меня тоже есть. Только как-то с жизнью не совпадает. Джо рассмеялся: -- У тебя, наверное, идеал как рамка, а живой человек как портрет. Может, великовата рамка -- А у тебя -- У меня нет этого дуализма,-- забыв, что врет, сказал Джо. -- У меня рамка и портрет одно и то же: всё ты. -- Так мы едем Как же мы уедем Электрички уже не ходят. -- Возьму такси -- не хочу подвергать друзей риску потери двадцати пяти рублей. И поехали. В такси он не подвинулся к ней, только взял за руку: -- Я ведь все-таки скучаю. -- А как это -- любить -- Это как свет до неба -- больше, чем вон то зарево, сильнее. -- Неужели и у меня может быть так -- Может. -- А если к тебе Не боишься сгореть -- Возблагодарю Бога, если он даст мне сгореть. Влад и Ксения радовались и стучали по дереву. * * * Тяжело было получать письма от Васильчикова, тяжело писать ему. Но это была боль кусочками. Главная боль была -- приближение отъезда: подходила пора возвращения в Казарск, Януша ждала школа, в первых числах сентября должен был возвратиться из пионерского лагеря и Васильчиков. Не заслуживал Васильчиков повторного развода, ни в чем не нарушил он ее ожиданий. Идеальный товарищ, а что нет у нее любви, она знала с самого начала и шла на это. Мальчику нужен отец. Рано или поздно Влад уйдет от нее. Она сама его прогонит, как только перестанет быть любимой. Рано или поздно это случится. Если он этого не знает, должна знать она. Пора браться за ум. Она нужна Васильчикову. Янушу нужен отец. Ей нужна ее работа. Любви проходят, а работа остается. Тетю Лору бросил муж -- влюбился в лаборантку. Развелся, женился и спился. Когда-то талантливый инженер, он снизился до уровня своей лаборанточки, заплатил за свое предательство жены и сына деградацией, опустошенностью. И Алеша, сын его, спился. Что если и с ней так будет Она не сможет жить без работы. Она не хочет, чтобы Януш свихнулся, войдя в тот переходный возраст, когда в помощь только отец. Нужно ехать, другого выхода нет. Лунной ночью Джо, Влад и она сидели у озера. Джо был единственным человеком, при котором могли они с Владом сидеть обнявшись. Конечно, Джо говорил об одиночестве и любви. О любви и одиночестве думали и они с Владом. Над лесом плавным двугорбием парила гора -- зеркально повторяло этот плавный изгиб озеро. -- Как грудь и антигрудь -- сказал Джо. -- А для меня -- как грудь и живот беременной, -- предложила Ксения. -- Грудь высокая, но живот выше. И большое зеркало. -- Гинекологическое зеркало, -- присовокупил Влад. -- Фи! К вашему сведению, при большом сроке беременности гинекологическим зеркалом не пользуются. -- Женские образы! А мне иногда кажется, что луна -- это пуговица от кафтана Господа Бога. -- И Бог -- одинокий старик, давно уже шарит по небу в поисках отскочившей пуговицы. -- Или это заклепка, которой небо крепится к чему-нибудь другому. -- Она смотрит. "Так смотрят души с высоты на ими брошенное тело". -- Неплохо. Вот только "на ими" -- неблагозвучно. -- К тому же непонятно, почему столько душ из одного тела. -- Мне потому и нравится Бoг -- чтобы было кому посмотреть на человека со стороны. А то вечно мы сами же на себя и смотрим. -- Нет, еще на нас животные смотрят. -- Представляете, что видят они -- не позавидуешь. -- Когда зима и ветер, мне хочется, чтобы ветер смел с Луны поземку, а когда она красная и ветер, мне кажется, сейчас её раскрутит и от нее полетят искры. Джо всё чаще потирал грудь слева, расстегнув пошире ворот. -- Валидола нет -- спросил он и хохотнул. -- Прошу похоронить без музыки -- знаю я этих лабухов, сами дудят, а в уме парнос прикидывают. Ксения намочила в озере платок. -- Лучше лягушку, -- стоически пошутил Джо. Ксения посчитала у него пульс: -- Спорим, у Влада чаще У него вообще сердце пожизненно бежит быстрее, чем у других. У тебя ещё ничего. -- Ну спасибо, друзья, утешили! Все же Влад сбегал за валидолом. Валидол не помогал. -- Пойдем к нам, у нас раскладушка свободная, -- предложила Ксения. -- И врач свой. И повели страдальца Джо, с рукою на сердце, охающего шутника, в гору вверх, но все же поближе, чем к нему в другой конец Джемушей. Поднятая с постели мама послушала в трубочку сердце Джо, посмотрела пульс. -- Ничего страшного, -- сказала она, -- нервишки пошаливают. -- Как вы сказали -- обиженно поинтересовался Джо. -- Пошаливают -- кто Нервишки Ах, шалуны! Ну, спасибо, теперь я умру спокойно. Нервишки! Ну да, бывают такие детские шалости, у Чехова в рассказе "Спать хочется" такая, помнится, описана: ну, там, младенца задавить, в спички поиграть, дом спалить. Шалунишки! Застелили раскладушку. Влад ушел. Ксения осталась у изголовья страждущего. -- Нервишки, -- все еще был оскорблен Джо. -- Откуда ж большие у тела такого Должно быть, крохотные нервёночки! -- А что, стоит этот любёночек зубной боли в сердце -- поинтересовалась Ксения. -- Клянусь на Библии, только он, любёночек, с вашего позволения, и стоит. Ты вот сказала -- остался бы с Иркой, посмотрел, как оно всё повернется. Да лучше я сдохну как пес под дверью у любимой, чем проспать всю жизнь в теплой постели с моей пампушечкой. -- Ты же любишь пышечек -- жил же до этого, и совсем неплохо. -- Блуд! Один блуд! Блуд и жирный покой. Сгорю -- и возблагодарю Бога! Послушай меня, всё брось, не думай, не размышляй, одна минута рядом с любимым стоит жизни. Не выкладывай "за" и "против". Арифметика годится только для тлеющих. -- А Януш -- Влад любит Януша. Ты собственный страх прикрываешь Янушем. Завтра твой Васильчиков помрет, и где твои аргументы Слушай меня, старого развратника, которому даже страшно опять быть ввергнутым в любовь. Ха-ха-ха, опять! Впервые! Так -- впервые! Вспомнишь мои слова, когда я сдохну от "нервишек". Конечный вывод мудрости земной -- не в каналах, не в труде, -- всё это само собой, но не главное. Птица небесная не жнет, не сеет. Конечный вывод мудрости -- в любви, -- Джо поднял обе руки, даже и ту, которой оглаживал ноющее сердце. -- Не бери ничего в заклад -- уходи, и всё. Неужели ты еще не знаешь, какой именно ад выстлан благими намерениями Ад благопристойной семьи. "Благие намерения". Человек может летать, а он пресмыкается. "Отчего же повесть эту рассказал я нынче свету -- Оттого лишь, что на свете нет страшнее ничего!" -- Джо поднял спинку раскладушки и сидел скрестив ноги. -- Знаешь, в жизни, когда я не был влюблен, не любил, всегда всё казалось мне серым. Философия -- да, философия -- исключение, да и то лишь тогда, когда пограничные вопросы -- смерть, Бог. Я заметил, когда долго не любишь, начинают занимать мелочи: еда, одежда. Сегодня котлеты, а завтра блинчики -- интересненько. Сегодня такой костюм, а завтра другой... Чушь, мерзость. Когда любишь и близок -- страшная доброта. Даже странно -- такая сентиментальность. Когда любишь, всё видишь острее. -- Невелика честь, -- быть катализатором, -- попробовала его сбить с высокой ноты Ксения, но он даже не заметил ее реплики. -- Всегда хотел любить. Равноценно лишь творчество. Но, быть может, оно только замещает любовь. В школе и после я страшно много читал, мечтал быть писателем -- опаляющая идея номер один. Отец у нас жесткий. Отправил меня в техникум. И никаких "не могу" или "не хочу"... Думал -- ничего, встану на ноги, всё равно буду писателем. Не обязательно в институте изучать литературу -- я буду ее читать. В техникуме я практически отсутствовал: читал и писал. Хотел печататься. Для этого требовался положительный герой. А я вокруг не находил таких людей. И за это возненавидел жизнь. Думал, однако, что это здесь, вокруг меня, где нет настоящих трудностей и борьбы. Хотел поездить, повидать жизнь. И правда, ездил много. Как-то, -- я тогда на стройке работал, -- прибежал парень, крикнул: "Сталин -- враг!" Я кинулся на него, дал ему пощечину. Он: "Дурак, иди, сам узнаешь". Четыре часа слушал письмо о Сталине. Вышел -- как безумный. Всё думал: "Кто же это научил меня любить положительного героя, которого нет Кто учил меня любить Сталина, который был врагом, изувером и шизофреником Книги! Всё книги!" И я возненавидел книги. Стал пить. По бабам пошел. На работе иногда говорили: "Ты не такой как все -- ты умный". Тогда становилось жалко себя: во мне есть божья искра, она гаснет, пропадает! Кричал на любимую женщину (помнишь, я тебе о ней говорил, ее Ветой звали). Кричал на нее, что это я из-за нее пропадаю. Она удивлялась: "Кто же тебе не дает заниматься, кто тебя в пивные толкает" Иногда проходил мимо библиотеки, видел, как там -- одетые, в шапках, читают. Веяло чем-то знакомым -- я проходил мимо с отвращением, не то к себе, не то к ним, не то к жизни. Снова пил. Зашел в тупик, уже не мог не пить, уже на работе предупреждали, что не станут терпеть. Сознательно пошел в армию, чтобы вырваться из тупика. Первое время в армии думал -- не выдержу: такое чувство, что втолкнули в железный круг, по которому нужно бежать, нельзя остановиться -- встать! бегом! шагом! бегом! в штыки! лечь! встать! И безумно хочется спиртного. И жуткая депрессия. Отупел. Потом, через полгода, выгнали как-то нас за ворота казармы: "Марш в лес ломать веники" -- "Как идти, строем, по двое или как" -- "Просто идите, как хотите". Стоим как бараны. "Ну! Живо!" Как мотанули бегом, а день был такой прекрасный, воздух такой чистый. Меня как ударило: сколько же за два последних года до армии было красоты, гор, неба -- и ни разу не сходил на гору, ни разу не оглянулся вокруг. Как могло так получиться Как из этого выйти Нужно учиться. Немедленно. Пусть в армии. С тех пор использовал каждую минуту. Вставал ночью, зажигал свечу. Били, сажали на гауптвахту. Занимался тремя языками. Немецким -- из оскобленного самолюбия. Девушка, с которой познакомился, сказала, что ей стыдно ходить с солдатом и стала при мне разговаривать с подругой по-немецки. Через три месяца я написал ей по-немецки письмо. В ответном она восхищалась моими способностями. Я написал, чтобы она больше мне не отвечала, ну и еще, по-немецки же, накрутил кое-какой поэзии и романтики. Всё думал, куда же мне поступить учиться, когда вернусь из армии. В технический Нет уж. Математика Нет. Физика, химия -- тоже нет. История -- в каком году сражение при Ватерлоо Нет. Однажды подвернулся под руку журнал "Вопросы философии", а там программа обучения на философском факультете. Посмотрел -- обрадовался: вот это подходит. Так, госпожа писательница, стал я философом. Запомни, дорогая, историю одной молодой жизни. Слушала час, а на машинке страницы две или три натюкаешь. Три страницы -- больше и не остается от человека: был -- и нет. У нас преподаватель недавно умер -- Петр Симонович, и поразило меня: никто о нем и не говорил особенно -- кто о лекциях, кто о мебели, и никто о нем. Жена -- и та: "Был Петя -- и нет Пети. Всё торопился куда-нибудь. Скажешь: "Что ж ты вскакиваешь Пообедай хоть по-человечески" -- ему некогда, через пятнадцать минут электричка, нужно на лекцию. "Поужинай" -- опять некогда, вечером семинар. Сядем за телевизор, а он всё пишет. И на войну торопился -- далеко до сборного пункта было". Я на могиле сказал: "Некоторые считали его неудачником, потому что он не защитил диссертации. Но каждый день его слушало четыреста человек. Солдатом он пришел в Берлин. Солдатом он остался и на кафедре". Очень осторожный был. И мягкий: "Не нужно так остро, Иосиф Иванович!" Вся его жизнь в двух словах. К утру Джо заснул. Застилая постель Януша, Ксения заплакала. -- Вы о Владе, Ксюша, да -- спросила мягко жена братца. -- Да, Оленька. -- Не хотите возвращаться в Казарск -- Как на казнь. -- Не возвращайтесь. Съездите, заберите документы Януша -- отдадите в школу здесь. -- Господи, как я хотела бы! Не могу, не имею права. -- Почему, Ксюша Что сказать Господи, Януш уже зачислен в школу в Казарске, уже куплен ему и ей билет на конец недели, собраны вещи... И вдруг бросилась на вокзал, сдала прежний билет, купила другой -- на завтра. Известила мать: "Я ухожу от Васильчикова". Мать была как-то рассеяна,-- тяжелый больной, -- словно бы и не услышала. Ну, что, так даже лучше. Вечером сидели у Джо за бутылкой вина, с трудом выдерживая и пересиживая Эллу -- черт ее занес навестить Джо, её Зотов уехал в командировку -- оставшись без него, она не может не говорить о нем и ищет слушателей. Влад отзывает Джо в коридор, о чем-то договаривается с ним. Из Ксении слушательница плохая. -- У них какие-то свои секреты, -- говорит Элла. -- Пошли домой. -- Мне нужно еще поговорить. Ты спешишь Иди. -- Ты представляешь, одной -- через лес Да тебя уж наверное ждут, Януш хнычет -- где мамочка. -- Я тебя провожу на автобус, -- говорит вернувшийся с Владом Джо. -- Они подождут меня, мы поэму пишем. -- Какая еще поэма Автобусы уже, наверное, и не ходят. Ну, вы даете, ребята! -- Пойдем-пойдем! Или ты боишься, что Зотов будет ревновать -- Он знает, что м е н я ревновать не нужно, -- гордо говорит Элла и, уже собираясь, смотрит в упор на Ксению -- вот привязалась, честное слово: -- Ты что, вообще здесь остаешься Влад непроницаем, Джо явно веселится. Улыбаясь, он держит жакетик Эллы. Ксения зло молчит. -- Это что -- слышится голос Эллы еще и за дверью. -- Роман Джо что-то бормочет ей шутливо-назидательное, что-то вроде "Не суди..." или "На каждого мудреца...". -- Джо вернется -- спрашивает Ксения, когда голоса их затихают. Влад показывает ключ от двери напротив. -- Что он тебе сказал Небось тоже смущенным выглядел -- Нет. Был очень трогателен. Он же любит патетику. Мол, вручаю тебе и поручаю тебе, но если это минутный каприз... ты понимаешь ли, кто тебе достался -- Понимаешь -- смеется Ксения. -- Еще как! Они дождались последнего дня перед отъездом. Ещё и выпили для смелости. И всё оказалось немного тусклым и сумбурным. На чужой кровати, как бы под взглядами Эллы и Джо. Были они неловки и торопились: пусть так, пусть неловко -- порознь им уже невозможно. Она не может быть ему неприятна, но какой, какой он её теперь ощущает Тысячу раз обегавшие друг друга губами -- как незнакомы они друг другу теперь, как он неловок и тороплив -- мальчик, узенький, костистенький, вкладывающийся в тебя, как толкающийся внутри ребенок. Твои глаза, твоя настороженность мешают телу, оно отключается от тебя, пышет жаром, содрогается само по себе. В тебе же вдруг жалость и нежность к нему, такому телесному, своему. "Вспомните, вспомните вы тогда меня; вот хоть в могиле буду, а вспомните: как же бледно будет начинаться новая жизнь, как же ярка покажется прежняя! И мокрые, липкие простыни, и серое утро. И душная ночь в вагоне. * * * Васильчикову она оставила записку. Торопилась, боясь -- вдруг он приедет раньше. Успела только забрать документы Януша и выписаться. Уже чужими глазами оглядывала их хатенку. Ее дом там, где Влад, даже если у них и нет их дома и даже если не будет. Скрепили узы. Узы, а без них мир -- тюрьма. С ними -- свобода, сейчас и не радостная вовсе. "Пора, мой друг, пора...". Если не с Владом, то уж лучше одна. Так чище и вольнее. Прости, Васильчиков, я переоценила свою волю. Не моя воля -- Его. А вина -- моя. Прости. Я все же родила от тебя ребенка. Но меня с тобой больше не будет. Часть четырнадцатая Джо не встречал свою мадонну на перевале. Перевала вообще -- как возможного места встречи -- не было: Гета ехала туда и обратно поездом. Не зря Джо не любил поездов -- прямолинейные, они меняли его планы: не так увозили, не так привозили, неприспособленные для его сальто-мортале. Ну что ж, Джо готовил мадонне другую встречу: грандиозный поэтический вечер в его институте -- о любви. Ксения очень сомневалась в успехе. Начать с того, что организаторов, оформителей и исполнителей было всего двое: сам Джо и Влад. На всех их вечерушках, в походах и на прогулках Джо действительно хорошо читал стихи, а вот Влад их почти и не читал, лишь поправлял и дополнял Джо. Влад рассказывал, правда, что подрабатывает поэтическими выступлениями в санаториях, но уровень курортной самодеятельности и доморощенных чтецов-декламаторов -- ей ли было не знать их! Не излишне ли самоуверен Влад Даже по уши влюбленную, он и сейчас частенько раздражал ее своим высокомерием. Недавно увлекла ее космологическая модель Антомонова и Харламова -- о Древе вселенных с непроницаемыми мембранами в месте отпочкования ветвей -- только в узловой точке и только в моменты прорыва и нового всплеска эволюции взаимодействуют эти вселенные -- наша ветвь отпочковалась в момент большого взрыва. Как у Мандельштама: растение -- не бородатое развитие, а событие. Как у Гераклита -- молния. Ветвистое древо вселенных, пронизывающих друг друга. Сначала взрыв-событие, потом бородатое развитие ветви -- до нового взрыва и новой ветви. Ксения носилась с этой статьей, даже выкрала, вырезав из библиотечной книжки. Влад фыркал пренебрежительно: такие космологические, с позволения сказать, модели можно изготовлять сотнями. Ксения фыркала в ответ. Как-то утром он принес ей в отпечатанном виде (его, как и Джо, любили библиотекари: "мальчик-мальчик, съешь наше яблочко, наш пирожок", -- пуская за барьер к полкам и разрешая даже пользоваться не только отбракованными, запрещенными книжками, но и пишущей машинкой) собственную статью на эту тему. Модель Влада оказалась, на её взгляд, совершенной глупостью, да ещё и неприятной: путаной, сухой тарабарщиной. Незаурядный, он легко скатывался и по другую сторону ряда -- в выспренность и заумь. Лишенный почтения к авторитетам, возможно и к себе, он, видимо, был лишен и почтения к истине: можно так, а можно и вот так, а можно еще и вот этак. Он спокойно говорил сегодня одно, завтра другое, и Ксению это сердило: да плевать на то, "как можно", единственно важно -- как есть, к черту авторитеты, но не мир и бытие, -- не путайте меня, оставьте при себе ваши игры, ведь если Лем и говорит об игре, то не о той, не о забаве и даже не о спорте -- "о смысле этой космической, необычайно серьезной, самой серьёзной Игры". И вот опять -- некая претензия на что-то вроде поэтических ристалищ в Политехническом. А впрочем, почему бы и нет Не изображать же ей вечно строгого контролера. "Безумству храбрых поём мы песню". И вот (уже работал после летнего затишья институт, уже приехала смуглая теперь мадонна Гета, уже тянулись, как первые дымки, слухи о Ксении и Владе) -- вечер был объявлен и назначен. Приехали они заблаговременно, но это не спасло от пристального внимания. "Здравствуйте, Иосиф Иванович" -- началось еще чуть ли не с вокзала. И если оглянуться, -- любопытные взгляды вслед. У института Джо успевал уже только вздымать приветственно руку. "Авэ, Цезарь!" -- хохотнул Влад. На входе же оказалось довольно тихо -- шли занятия. К тому же все они повернулись к стене перед обширной "губернаторской" лестницей, сплошь завешанной стихотворными плакатами: "Ректор, проректор, не хмурьте бровь -- имя этой теме ЛЮБОВЬ". "В звуки лиры вникают не редко ли ректоры и проректоры", "Чего стоит концепций сор, если не лирик профессор!", "Вам бы дамбы сыпать на ямбы, а мне, пока не стих, подавай стих", "Студент, профессор, ассистент, доцент, душе без любви цена -- цент". Ксения оглянулась на Гету, понимает ли та, что в её честь делается Но ведь и в ее, Ксении, честь -- тоже! Только бы не оказалось это жалкими потугами: два часа стихов, и все наизусть, и только стихи, и всего два чтеца -- Джо с вздыбленными волосами и трубчатогубый, любимый, хоть тут что, Влад. Звонок. Скачут, сбегают, взбегают по лестнице молодые. Быстрые -- щёлк, щелк -- взгляды. И -- "Здрасьте Иосиф Иванович!", "Здрасьте!" И кривоносый, кривоулыбчатый, усмешливый, хитро-глазый, синеглазый, простецкий, импозантный профессор-любимец Джо. И взгляды на них, друзей и спутников знаменитого молодого профессора, хотя ведь даже не кандидат: неважно -- знающий что-то сверх ихнего знания, хотя и рыщут по книгам в поисках потаённого: "Знаете, Иосиф Иванович, другие предметы как-то проще, а на философию даже идти страшно, такими дураками себя чувствуешь" -- "Ну уж, это вы что-то преувеличиваете, а как же ваш сопромат, математика всяческая" -- "Ну, это трудно, но просто. Другие преподаватели -- такие же люди, как мы. Если не запускать, ничего страшного. А в философии даже не знаешь, как сказать. Лучше вы сами больше говорите -- слушать-то вас мы любим!" В зале по две-три девочки в каждом ряду, но на всех стульях белеют бумажечки, листки, тетрадки, что-нибудь да положено -- "занято". Джо все-таки очистил им полряда. Еще звонок -- и ряды начали заполняться: хохоток, переклички, кокетство, надменности, остроты, шутки. Джо и Влад исчезли в закулисье. Сцена маленькая -- стол, два стула и микрофон. Зал же большой, опасный -- всегда найдутся пересмешники и критиканы. Сзади забавный разговор. Очень худенькая, высоконькая, узкая девушка, модно одетая, с большими прозрачными живыми глазами, с изогнутым вверх носиком и детским подбородком. "Здравствуйте", -- говорит ей, усаживаясь рядом, до развязности скованная девушка. -- Ну как вы живете" -- "Ничего". "Как ваш маникюр" -- "Мой маникюр". "Это ведь мы с вами делали однажды маникюр" -- "Нет, наверное. Я уже три месяца не делала его". "Но это три месяца назад, наверное, и было"... Да, это неприятно, когда ты помнишь, а тебя нет, да еще всячески опровергают твои доводы. Светлоглазой это явно невдомек, ее наверняка чаще замечают, чем она. Она исходно независима -- без нажима и высокомерия, и это тоже должно быть неприятно собеседнице, так же, как то, что светлоглазая -- явно привычно -- хорошо одета. "Да, но три месяца назад, -- говорит она, -- я делала маникюр не здесь, а в Краснодаре" --Между прочим, та девушка тоже откуда-то из тех мест. "Ну, тогда, значит, это я" -- с веселой снисходительностью соглашается светлоглазая. А между тем, с взаимными шутливыми пододвиганьями друг другу стульев, располагаются на сцене Джо и Влад. И по охотно подхваченной залом шутке видно, что публика расположена к Джо. И вот поднята его рука, и он произносит что-то шутливо-торжественное и просит не аплодировать, не прерывать течения стихов. Увы, такой превосходный чтец в компании, здесь Джо пережимает. И память его не так уж блестяща -- он, конечно, не запинается, не смолкает, подходящее слово у него всегда на подхвате, но эта светлоглазенькая сзади то и дело досадливо вполголоса поправляет его. Надо же, технический вуз -- и такая эрудированная поэтоманка! И фальшивый жест Джо тоже мгновенно вызывает ее досаду. А вот -- легко, даже кокетливо как-то вскакивает Влад. И Ксения пугается неестественности его до мелодраматичности проникновенного звучного шёпота. Но почти тут же понимает: э т о -- н а с т о я щ е е. Чёрт, еще чуть-чуть, и уже было бы жеманство и пережим, и есть же, есть и это, но как, откуда он знает, что слова не должны совпадать с эмоцией голоса, что это не может быть в унисон и что не смысловое слово должно быть выделено интонацией! И та, сзади, тоже знает: это настоящее. -- Слушайте, что это за парень, откуда Как он читает! Господи, в самом деле, как он читает! Ксения перед ним -- прах и ничтожество. -- Тихо! -- говорит Джо. -- Как говорил Остап Бендер, не надо оваций. До сих пор была, так сказать, арифметика -- любви, поэзии. А теперь высшая математика. И Маяковский. И Апполинер. И Мандельштам. Без перерыва. И огромный зал с толпою в проходах и у дверей -- тих: муха пролетит -- слышно. Только светлоглазенькая сзади то шепчет, опережая, строчки стихов, то -- обескураженно: "Как здорово читает этот мальчишка!" В самом деле, мальчишка. Сейчас, окрыленный стихами, он совсем мальчишкой выглядит. Удивительный. И что делает возле него она, Ксения -- зауряд, не без способностей баба Вот эта девочка сзади -- как раз по нему: какое живое лицо, какая тоненькая, какая курносенькая и солнечноглазая. Вот подойдет к нему за автографом или просто поговорить, поблагодарить -- и он поймет, не может не понять. И -- да, она сама ему скажет -- Влад и эта девочка словно выкроены из одного листа, это страшно, но почему-то сладостно. Откуда, откуда он такой взялся, в семье героя-алкоголика и оборзевшей от такой жизни матери От Илимыча Но без Илимычевой мягкости и восторженности. "Отрежьте мне мои бесталанные пальцы!" -- кричал патетически Джо после того, как по настоянию матери сыграл Влад на стареньком аккордеоне. "Вот, -- смеялась довольная Софья Сергеевна, -- ничего не забыл; пальцы -- они помнят; зря, что ли, учила тебя столько лет Такая башка упрямая -- закончил музыкальную, принес мне удостоверение: вот, тебе надо было, возьми -- и больше никогда и не подошел к аккордеону, такой же упертый, как батя его". Простенькую песню сыграл тогда, но у него и то было настоящее -- и нежное, может быть, дедово, Илимычево, а ведь как колюч и безжалостен в речах. Неужели, если талантлив, то уж во всем Сшил на машинке Янушу комбинезон, смастерил ей кольцо бог знает из чего, из каких-то железочек, камешков. Вот ведь, заносит его иногда до неудобоваримости, косноязычия и тарабарщины, но и в этой мешанине чистой золотой жилой проступает нечто, и так, словно без неудобоваримости к этому бы и не прийти. На обратном пути Джо, хоть и посмеивался, был размягчен. Все они были восторженны и размягчены. Один Влад насмешничал: -- Когда ты возопил, Джо: "Мария! Мария! Дай!" и попятился на каблуках, я уж испугался, что ты впишешься в стенку. -- Если ты будешь язвить, сатирик несчастный, я с тобой вообще выступать не буду! Найдите тот конец у шара, где Джо дурак! * * * Ксения получила от Васильчикова одно за другим два письма. Одно -- безумное, умоляющее, ужасное. Второе -- разумное: "Я не знаю, в чем дело. Я не хочу тебя торопить. Рассчитываю на твое здравомыслие. Под ударом всё: Януш, ты, я, твое творчество, моя и твоя жизнь. Бывает безумие -- оно проходит. Жизнь больше, её прожить -- не поле перейти. Я подожду. Считай, что твоего письма не было. Забудь обо мне на время, а когда вспомнишь, позови. Я приду и ни в чем не упрекну тебя, ни о чем не спрошу. Подумай, когда голова прояснится. Я потерплю". Терпения его, однако, хватило ненадолго. Он приехал однажды вечером, дня за два до отъезда Влада к месту жительства родителей для выписки из-под их крова. Все в доме спали. Они с Владом сидели на кухне. Ксения помертвела, когда увидела Васильчикова. Усадила к столу. Поставила чайник. Васильчиков был явно не в себе: красные горячечные глаза, осунувшийся. Ее называл по имени-отчеству. Изредка взглядывал на нее пытливо. -- Ну, всё! По домам -- и спать, -- не выдержала Ксения. -- Янушу утром в школу, никаких разговоров на ночь. Спать она не могла, так плохо было: она всё еще не отпущена на волю, хуже тюрьмы, до каких же пор, непереносимо! Наутро мать и отец были поражены видом Васильчикова, вдруг озаботились легкомыслием Ксении, шёпотом, пока Васильчиков умывался, вопрошали её, хорошо ли она подумала: -- Влад человек, видимо, неплохой, но кто он, собственно: без специальности, без образования. И это же юноша, не муж тебе и не отец ребенку. Ты хоть посчитала разницу в годах -- Ну да, конечно, вы умеете считать, а я не умею. Отец вспылил: -- Всё не как у людей: сначала ты выходишь замуж за человека, который в отцы тебе годится, потом связываешься с парнем, который тебе годится почти в сыновья! -- Отстаньте, это мое дело. -- Вот то-то и жаль: всё, что твое, обязательно наперекосяк, беспардонно! -- Какие у меня, однако, милые родители! -- Не думаешь о себе, так хоть об Януше подумай! -- Ладно, мать, пусть решает сама, ее не переиначишь, не переговоришь -- засунь под воду, она и то над водой будет пальцами стричь: "стрижено, стрижено!" За столом Васильчиков был тих и любящ, всем было не по себе, один Януш спокоен был. -- А знаешь, папа, -- говорил он отцу, -- я знаю, как сделать, чтобы тебя у доски к стенке поставили. -- Вызвали отвечать -- Нет, к стенке поставили. Надо мешать учительнице рассказывать. -- Это зачем же -- Она поставит, сама повернется к партам, а я рожи буду делать. Так будет регулярно. -- Что значит: регулярно -- Ну, смешно. Обняв Януша, Васильчиков поверх его головы серьезно смотрел на Ксению: мол, видишь, к чему приводит безотцовщина И грустно, и смешно. Взглядами, однако, дело не кончилось. Для разговора Васильчиков позвал её на кладбище: и уединенно, и рядом, и романтическая версия: "здесь мы не можем соврать" -- извечная его мечта о совершенной открытости друг другу, лучше добровольно, но если нет, то и принудительно. И выматывание жил: что случилось, как она думает жить и воспитывать Януша, как хочет построить свои отношения с ним, Васильчиковым, как ей лучше, чтобы он был неподалеку, мог помочь ей, посоветовать, он всегда будет ее любить и останется другом, что бы с ней не случилось... -- Ой, нет, -- охнула она. ...Но если ей лучше его не видеть некоторое время... -- Лучше не видеть, так будет лучше... В любом случае, он должен видеть сына, и сейчас он несколько дней хочет побыть с Янушем, он имеет на это право, она не может ему отказать, хотя бы в этом... -- Ты же вроде был довольно равнодушен к нему ...Да, был в угоду ей, она так хотела, он всегда делал так, как хотела она, она ему была важнее всех, важнее даже сына, он только сейчас понял, как дорог ему сын, это последнее, что у него осталось в жизни; Януш не только ей, он ведь и ему сын, пусть она не беспокоится, он эти несколько дней в Джемушах поживет в снятой комнате, будет забирать Януша из школы, делать с ним уроки, гулять, но он всё-таки хотел бы -- вправе знать -- что все-таки случилось, в чем он виноват... -- Ни в чем. -- ...она увлеклась кем-то -- Нет. -- ...но ведь это не тот парнишка, который был на кухне -- Не тот. -- ...а кто -- Господи, да при чем здесь это -- ...а что при чем -- Я поняла, что не люблю тебя. -- ...но ведь любила, что-то ведь было -- Было. -- ...а теперь -- А теперь нет. Сейчас, продолжал Васильчиков, ей трудно, но она должна подумать, она уже не девочка, совсем не девочка, она же инженер человеческих душ, она не принадлежит себе, иначе люди не будут верить ее книгам, ну и для себя, для самой себя -- она ведь уже совсем не молода, у женщин бывает возраст, когда они шалеют, а дальше что Унылое одиночество, пусть она его извинит, но как женщина -- любая баба ей несколько очков вперед даст, обыкновенный мужик от нее быстро уйдет: она и не хозяйка, и даже не друг, такого, как он, у нее никогда больше не будет, он и раб ей, и слуга... -- Хватит, Сережа, не надо рабства. Я рада, что ты так немного теряешь. Я, возможно, никудышняя жена и женщина, но я не тупица... ...Нет, нет, она умна, она очень умна, но она несмышленыш в жизни, избалована им, а сейчас потеряла голову, он не торопит её, она сама поймет, он останется ей верен на всю жизнь, она сейчас не понимает, что делает -- почему она не подумала о муже о Януше, наконец почему По кочану, как говорят хулиганчики во дворе, по кочану. Еще немного, и от этой тягомотины начнут подниматься из могил мертвецы. Еще немного, и она сама уляжется в могилу, закрывши сердце и слух. Никогда она не думала, что люди расходятся так долго, муторно и больно -- глаза бы ни на кого не глядели. Когда они с Васильчиковым вернулись в дом, ее ожидал Джо: -- Целую ручку, Ксения Павловна! Приветствую вас, Сергей Батькович, простите, запамятовал отчество. Как Казарск процветает Что нового в Обловской области Ну и сочетаньице! "Вобла, говорите Во, благодать! Со-бла-говолите воблу подать!" А может, и в самом деле не Облово, а Воблово" -- и рассеянно: -- Да... да... угм... угму... ага... а-а! Впихнул ей какую-то книжку: -- Обещал вернуть вовремя, возвращаю раньше назначенного срока. Джо еще попросил мать выписать рецепт, мигнув Ксении на дверь. И в коридоре шёпотом: -- Через час в парке над мостиком, ясно Они ждали ее вдвоем: Джо и Влад. Напряженный Влад только взглянул на нее затравленно и потупился. Активно, с комментариями и восклицаниями, слушал и витийствовал Джо: -- На кладбище Ага! Трогательно до слёз! Плачет оратор, рыдают слушатели... Ага, Васильчиков страдает! Боже упаси, я не смеюсь, я констатирую... Вот так, да Мы нехозяйственны, фригидны -- во даёт! Моя бывшая тоже: слабоват, мол, бедняжка Джо. Словно человек -- автомат. А вот шоферня говорит: даже машина грузовая одних водителей признает, а других нет. Увы, муж -- не кухонный и не спальный комбайн. Тем более женщина! -- Не зацикливайся, Джо. -- Угму, я слушаю... Ха-ха, ну дает! По пунктам страдалец отрабатывает тему... Ах, черт, какой трагизм! Где веревка, где пруд, где жернов на шею, где кинжалы и пистолеты.. И страдалец отправился в школу за сыном, которого вдруг возлюбил. А у писательницы Земли Русской, естественно, разыгрались комплексы, я верно понимаю "Ах, он несчастен, я предала обеты, я обокрала нищего, я лишила его последней надежды!" Слушай меня и запомни: у нищих не крадут, у них попросту нечего красть, тебе у него красть попросту нечего! Страдает Не суди по себе. Это тоже либо есть, либо нет. Такие, как он, страдают -- как книгу читают. Он так же страдает, как пишет -- ты же читала его стихи. Посмотри на Влада -- вот он страдает. Молчи, Влад, тебя здесь нет. Человек, который пишет эту муру про революционеров и птичек! Ха! Да, еще же "Телефончик"! Слушай, Влад, нам пора писать детские стихи -- на туалетной бумаге километрами! Ну объясни мне, неужели автор этой телефонохреновины способен глубоко страдать Способен, решительно способен, так ты считаешь! Ну так бросай Влада, он нюнить не будет, взваливай на себя этого телефоноплёта, мастера проникновенных бесед! Зря он не пошел в баптисты, его же звали. Баптизм или коммунизм -- такие из всего серятину сотворят! Цветуёчки! Не подумай, что ругаюсь -- у меня к мату пожизненная аллергия! Несколько часов, возвратившись домой, Ксения вытерпела рядом с Васильчиковым, родителями и Янушем, потом, отрядившись за покупками, сбежала к Джо. Джо был дома один и охотно продолжил воспитательную беседу: -- Ты не этого сценического мужа береги, ты на Влада посмотри -- он же скоро в обмороки шлепаться будет. -- Да не волнуйся ты -- я к Васильчикову не вернусь, но тяжело. Успокой Влада, ему же уезжать. Пусть едет, я его дождусь, не брошу. -- Но помни: чтобы всерьез. У Влада это серьезное, не на один день или неделю. -- А хоть бы и на неделю. Неделю, но вместе совсем -- на всю жизнь хватит, что бы потом ни было. А если дольше-то, все равно на сколько Я же понимаю: через десять лет начну стариться, а он только-только жить начнет! А Джо ей: ну и что, при ее привлекательности она и через десять лет найдет себе мужа, она должна быть благодарна Владу уже за то, что он увел ее от старика-шизика. Вот этого он не должен был ей говорить -- она вдруг обозлилась чуть не до смерти: сердце будто бы завалилось набок, не больно, но страшно приостановилось -- и неуверенно, неловко, не попадая в ритм, как-то подрагивая и кувыркаясь, забилось тяжело. Бегло почувствовав уважение к себе -- что способна так сильно чувствовать боль, брезгливость, любовь, обиду, -- она, однако, озаботилась тем, чтобы и жар, окативший ее, и слезы, подступившие к горячим слепым глазам, -- усмирить, не довести до объяснений, не убежать, а, как бы вспомнив о неотложных делах, заторопиться вполне весело. Фу, пакость, -- шептала она себе на ходу. Как смеет Джо, кто бы то ни было -- смотреть на неё как на перекладную лошадь Зачем сейчас, заранее он заставляет ее чувствовать себя старухой, которой уже нужно думать, что делать дальше. Ничем он не лучше Васильчикова! Да мало ли что может в жизни случиться, может они с Владом помрут за это время, -- подумала она с удовольствием найденного выхода. Как он смеет, вроде бы умный Джо! -- И мне нужно, -- сказала она вечером Владу, разыскавшему ее, -- мне нужно не десять лет, а тринадцать, пока Януш пройдет этот их сумасшедший переходный возраст. -- И тринадцать, и сто, -- сказал ей, конечно, Влад, -- до самой смерти. Однако ночью она опять мысленно ругалась с Джо: какая железная логика, надо же, безупречная! Значит лет через десять обустроим замену Но что если после этой замены, по лучшим правилам арифметики и расчета, я как раз и повешусь Вот просто повешусь -- не от скорби, а от гадливости -- и к заменившему, и к замененному! Не так, нет, не так надо со мной говорить. Нужно было бы мне сказать -- и это было бы, как говорит Януш, "регулярно": "Понимаешь ли ты, Ксюша, на что обрекаешь себя На одиночество в старости, на то, что тебе самой придется уйти как раз тогда, когда так безнадежно и холодно, когда одной уже так невыносимо трудно Понимаешь" -- "Да, понимаю, -- сказала бы я, -- но я принимаю всё это, лишь бы сейчас, хоть на день, хоть на месяц быть вместе". И Владу ты должен был бы сказать: "Ты понимаешь ли, какую ответственность ты взваливаешь на себя, какой груз: как раз в то время, как ты войдешь в зрелость, жить со стареющей женщиной" И Влад: "Да, понимаю, но у меня нет другого выбора". А если он так не скажет, не искусительно ли оставить его сейчас, не дожидаясь ни десяти, ни тринадцати лет Но Джо, -- как не чувствует Джо подлости счета Он же умен, откуда же Ты же не любишь железные рельсы, Джо, что же для других ты вычисляешь путь по атласу железнодорожных путей * * * Влад уехал к родителям выписываться. Васильчиков приводил Януша из школы, ходил с ним гулять, изводил ее умоляющими взглядами. На третий или четвертый день что-то переменилось: Васильчиков привел Януша из школы, но заниматься с ним не стал. Ушел. Через час, когда она совсем не ожидала его, вернулся. Никого в доме, кроме нее, не было. Януш гулял во дворе. Воспаленный, потупленный взор Васильчикова -- в глаза ей он не смотрел. Хоть бы кто-нибудь пришел -- Януша звать она не хотела. Васильчиков ходил за ее спиной, и ей было не по себе. -- Вы не боитесь, что судьба накажет вас -- прошептал он ей в затылок. -- За что же, Сергей Я не виновата, что не люблю тебя, -- не оборачиваясь к нему, она старалась говорить спокойно. -- Но вы любили, пока не развратились. Признайтесь, вы и раньше не были так чисты, как хотелось думать мне. Она наконец повернулась к нему. Лицо у него было неподвижно, но руки сильно дрожали. Ей хотелось убежать, но от собак и сумасшедших не бегут. Она сама с трудом сдерживала дрожь. -- Успокойся, Сергей, сядь. Успокойся. Но сел не он. Села, ослабев, она. -- Подумай, ты подумай, -- бормотал он, ходя перед ней, но не глядя на нее. -- Ты не знаешь жизни, вспомни Кирилла, тебя будут использовать и бросать. Ну, пять лет еще, ну семь -- ты будешь старая, никому не нужная женщина, ты даже не женщина, они -- не я, они не будут тебя боготворить, как я, ты подумай, подумай! -- Сергей, хватит. Молчи, ты сам потом пожалеешь. Минуту он молчал, глядя поверх нее, потом снова забормотал: -- Ты расчетливая дрянь. ТЫ ОБЫКНОВЕННАЯ сука. Ты использовала меня как ступеньку, как слугу, ты высосала меня и бросила. Я, как дурак, верил тебе, я, идиот, считал себя счастливцем. Ты для меня была как неземное, божественное, я думал, если бы все были такие, как ты, на земле был бы уже коммунизм. Дрянь, ты уезжала и изменяла мне. -- Сергей! -- крикнула она отчаянно. И, словно только и ждал ее крика, закричал и он: -- Гадина! Я тебя убью, задушу! Стой, гадина! Он ее догнал и бешено тряс. В дверь стучали. Он отпустил ее. Она метнулась к двери, проскочила мимо обескураженной почтальонши, схватила во дворе Януша, потащила его бегом в парк. Он же сумасшедший, Васильчиков сумасшедший, думала она, не слушая Януша. И она родила от него ребенка, она оставляла с ним Януша, она прожила столько лет с сумасшедшим. Сейчас Васильчиков упадет и заснет. Что скажет он родителям или братцу, когда они придут Но -- всё, теперь-то он будет спать. Так вот что случается с ним перед тем, как он упадет и заснёт, перед тем, как он провалится в сон. -- Мы пойдем в кино, -- бормотала она Янушу. -- Нет, сначала мы пойдем к тете Лоре. -- Мама, у тебя платье на спине порвано. -- Ну, это пустяки, я у тети Лоры возьму кофточку. Домой они с Янушем вернулись к вечеру. Васильчикова не было. Отец сердился, что она забыла запереть за собой дверь. Януш рассказывал про кино. Через день Васильчиков пришел просить прощения: -- Я был не в себе, я не помню, что я говорил. Я уеду. Не говорите Янушу. У меня есть одна только просьба к вам: верните, Ксения Павловна, рукопись, которую вы взяли, когда воровски приезжали в дом. -- Господи, да зачем же мне ваша рукопись -- в растерянности тоже переходя на вы, удивилась Ксения. Как и в прошлый раз, Васильчиков в глаза ей не смотрел: -- Не знаю. Я не понимаю. Возможно, вы нашли что-нибудь для себя любопытное. И богатому человеку иногда нужно что-то, что есть у бедного. -- Но ничего твоего я не брала. Никакой рукописи. Клянусь, Сергей. -- Я не обвиняю. Но только вы могли взять, -- упорствовал Васильчиков. -- Бывает, затмение найдет. Но это уж последнее, это удар в спину. Прошу вас, верните последнее, что у меня есть: выстраданную мною рукопись. -- Сергей, поверь, у меня нет твоей рукописи. -- Может, вам показалось, что это написано о вас, и вы уничтожили свидетельство. -- Не видела, не видела я твоей рукописи... -- Ну зачем, зачем вы лжете Теперь я знаю, вы всегда лгали. Если бы вы были честны со мной, вы бы не рукопись воровали... у меня и раньше пропадало. Вы могли мне помочь, но теперь я думаю, вы завидовали мне. Я вам не помеха -- зачем вы всюду становитесь на моем пути Он был сумасшедший, и уже единственное, чего она хотела -- чтобы он уехал наконец и упала с ее души эта тяжесть, эта тьма и безумие. * * * Больше таким Васильчикова она никогда не видела. Впрочем, и видела-то она его считанные разы. Не только видеть его -- даже думать о нем было лихо. Он и снился-то ей всегда к какому-нибудь несчастью или неприятности. И много лет спустя ей тяжело было вспоминать о нем. Словно о нелюбимом, преданном тобою брате или чужом человеке, который знает твое исподнее, о человеке, который против твоей воли связан с тобою, чем -- неизвестно. Не сыном. Сын всегда был даже и не её -- божий. Чем же все-таки была она связана с Сергеем Наверное тем, что однажды п е р е е х а л а его. Впрочем, иногда думала она -- Васильчиков, наверное, даже счастлив по-своему: своими баснями и песнями, своими поэмами о героях, даже несчастьем своей любви к ней. Жертвам уже не больно -- муторно палачам. Часть пятнадцатая На решающее свидание с Гетой собирали Джо чуть не всей компанией. Кстати, он был уже почти одет, когда явилась шумная веселая инспекция, проверить -- всё ли на нём так, как надо. -- Что это за удавка у тебя на шее -- спросил осуждающе Боб. -- А цвет! Ты что, чувак, обалдел Подожди, я тебе свой повяжу. Смотри, как это делается: узел должен быть равнобедренным треугольником. -- А разве не так было -- с сомнением оглядывал на себе творение бобовых рук Джо. -- Слушай, на меня будут птицы садиться. -- Голуби и голубки, -- уточнял Влад, прикалывая на стенку плакат: "Донна миа, любовь -- мина! Задела нить бы -- хочу женитьбы!" Боб, однако, не был доволен достигнутым. Критически оглядев Джо вторично, он вдруг вскричал: -- На нем же нейлоновая рубаха! На свидание! Джо, ты меня поражаешь! Нейлоновые рубахи носи на работу -- студенты тебя и такого полюбят. На свидание нужна простая, ослепительно белая, хорошо накрахмаленная! -- Ослепительно! Белая! Накрахмаленная! -- похохатывал Джо. -- Эта пойдет А эта -- Не-ет! -- негодующим хором отзывались консультанты. -- Бросьте вы! Эта пойдет -- Не-ет! -- Если бы еще выгладить пиджак!-- потешался Влад. -- А эта, в полоску, пойдет -- Пойдет, только другой галстук. -- А зачем же на этом узел завязывали -- Молчи, а то удавит ненароком. -- Ну, как -- Пойдет! -- Ну ладно, павлиний хвост я уже нацепил. А этот конец куда -- За рубашку! -- Заглотни, как кишку! -- На этих рукавах нет пуговиц -- кто мне эту дрянь подарил -- Возьми мои запонки. -- А разве сейчас котируются янтарные -- Еще как! -- Эх, цилиндр бы тебе со срезанным верхом! -- Как раз к его пейсам! -- Да, в самом деле, баки надо постричь. А то у тебя вид шкипера -- только черной повязки не хватает! -- Зачем ты отпускаешь эту дурацкую шевелюру У Крутика кудри не хуже твоих, а он их состригает почти до кожи -- учись! -- На груди не надо постричь -- Успеется. Слушай, ты бы что-нибудь сделал с бровями! -- Зачеши их за уши! -- Или выпусти волосы из ушей! -- Глаза пойдут или изменить цвет -- Узел на галстуке широковат. -- Ничего, будет противовесом носу. -- Меня уже не осталось! Кыш, вороны! -- Почисти ботинки. Но зря старались всей командой -- не ладилось у Джо. В доме у Геты ему запретили появляться -- мама была очень против: репутация у Джо не то что подмочена -- скорее раздута была в приглядливых, как всякий мини-городок, Джемужах. И вот Джо бегал к телефонной будке: -- Только подхожу, уже мир начинает раскачиваться, ужас какой-то, судороги, и голосом не владею. Она уже ответит, а я слова не могу сказать. Всё это меня доконает, она не первая, но, наверное, будет последней, еще раз на такое у меня не хватит сил, то в жар то в холод бросает, никогда не знаешь, что она скажет на этот раз. То -- "Звони Джо в любой день", то -- "Не звони". То ласково, весело: "А я уж думала, ты куда-то пропал!", то -- "Нет-нет, мне надо заниматься". И неловкость при встречах, и монологи Джо, после которых она то бросалась ему на шею, то отводила глаза и даже досадовала. На стене над кроватью Джо была пришпилена фотография Геты -- мало удачная, она вообще не была фотогенична. -- Хорошо подменяет оригинал -- издевался Влад. -- Чтобы утром оплевывать, а вечером обливать слезами, -- криво улыбался, не поднимая на карточку глаз, Джо. Наконец и вовсе было заявлено Гетой, что мама в панике, у неё уже было два сердечных приступа, больше встречаться им нельзя: "Нет, нет, я не могу выйти за тебя замуж, это ее доконает". Вот, разве что, не в одной маме было дело. Футбольная команда вернулась в Джемуши, и форвард тоже. Футбольная команда в Джемушах была словно расквартированный в дореволюционном городке полк. "Так весело играет музыка". "Тореадор, смелее в бой". Орущие трибуны. Неведомые, праздничные герои, не знающие поражения не столько на поле, сколько в темных аллеях. * * * Маленькая жена Джо, которую он безжалостно выставил, чтобы войти чистым в большую любовь, тоже крутила теперь любовь с футболистом: не то мстила, не то утешалась, утверждала себя. -- Я иду в роддом, -- рассказывала она Оле, -- а Славик за мной. Дурачок, говорю, я же аборт от Джо пошла делать. А он: "Ну и что" Ходит вокруг роддома, спрашивает у дежурной, всё ли у меня в порядке, что можно мне принести. "Какой у вас внимательный муж" -- говорят мне нянечки. Оля ахала: -- Аборт Джо знал -- Зачем Он и меня-то, оказывается, не знал. Думал, я в его партбюро побегу или к ней. Дурак: "Если ты Гету обидишь, я ни перед чем не остановлюсь, и не утруждай себя жаловаться в мой институт -- меня ничего не остановит". Какой идиот -- столько прожил со мной и ничего не понял. Отвергнутый Гетой, Джо и сам пошел вразнос. Вначале привозил на посмотр Владу и Ксении каких-то девочек на предмет немедленной женитьбы -- на чистой и славной. -- Вот так, бегом -- удивлялся Влад. -- Я доверяю вашей интуиции. -- Лучше доверяй своей. Откуда ты берешь этих цыпочек -- Откуда придётся -- только не из института. Да, студентки из своего института -- запретный плод. Но соблазнительный. Несмотря на страх перед философией и придирчивым мэтром, девочки любопытствовали и вовсю его искушали -- мальчиков мало, почти женский институт. -- Объясните, Иосиф Иванович, понятнее, -- просили они, -- что такое объективный и субъективный идеализм -- Хорошо. Пример. Вы находитесь в осажденной крепости. На вас сыплются стрелы. -- Хи-хи! Стрелы любви -- И никаких хи-хи! Так вот, если у вас есть уверенность в том, что стрелы посылают враги... простите, Амур... то вы признаете объективную реальность врагов или лукавого мальчика. Если же стрелы-то есть, да еще неизвестно, стрелы ли это или это только ваше впечатление о том, чего вы не видите и вообще не можете видеть, тогда вы субъективные идеалисты. -- А понятнее нельзя -- Специально для девушек. Вы в замке, и каждый день голубок приносит вам в клюве письмо. Если вы признаете объективную реальность -- вы что -- вы, хотя и не знаете, кто в вас влюблен, все-таки уверены, что есть некто... -- Влюбленный -- Сейчас буду выдворять за дверь! -- Иосиф Иванович! -- Что -- Выдворять за дверь -- это не тавтология -- Про-дол-жаю: если вы считаете, что есть некто, кто посылает письма, вы кто -- Материалист Нет -- как его -- ну, идеалист -- Тишина! В общем-то да, идеалист, объективный или субъективный, но это только прелюдия. Дело в том, одушевлен ли мир вне вас. И даже больше: есть ли Бог и Мировой Разум... -- Иосиф Иванович, можно посторонний вопрос Вы сами навели нас на него вашим примером с любовными письмами. Как вы относитесь к любви И зарделась милая армяночка с немыслимо изогнутыми и острыми, блестящими черными ресницами, и порхают хитрые взгляды от него к ней, от нее к нему. -- А если любовь безответна -- гнут своё смешливые девицы. -- Что за вопрос -- грохочет Джо. -- "Безответна"! Не ищите корысти в любви! И вспорхнули изогнутые ресницы, и -- сверк, сверк, сверк! -- драгоценные, с зеркальным блеском глаза. Как ни старательно соблюдал дистанцию Джо, всё же не удержался, проводил одну такую девочку до дому, пошутил, пококетничал. И уже -- шу-шу-шу -- на занятиях. И вслед ему из каких-то окон писклявыми голосами: "Иосиф Иванович! Хи-хи!" Поднял голову: одинаковые дома, одинаковые окна, ни в одном не видно насмешниц. На занятиях: -- А зачем нам философия -- Еще не поняли Всё торопитесь, девочки: сначала сдать зачет, потом получить диплом, потом заработать пенсию. Так жизнь пройдет, и не поймете ничего ни в жизни, ни в мире. -- А-а, теперь поняли. -- А пищать замогильными голосами нечего! И веселый смех в ответ: все всё знают. Нельзя. Девочки из своего института -- не дело. Но есть другие институты, техникумы, по улицам вон сколько славных и чистых ходит. Однако, те три девочки, которых привозил им на смотрины Джо, не взволновали ни их, ни самого Джо. Если что удивляло, так это способности Джо "охмурять", как выражался Боб. А так что ж Действительно молоденькие, наливные, чистые и хорошие, но какие-то скучные, молчаливые -- до того, что Владу, Ксении и Джо приходилось говорить за себя и за них. Чёрт этих юных знает, может, они их даже и не слушали, во всяком случае, не реагировали, а если, услышав их дружный, но слегка уже натужный смех, все же улыбались, то, может, от непонятливости, высокомерия или стеснительности, всего лишь чуть-чуть. Если же их о чем-нибудь настойчиво вопрошали и они решались или снисходили ответить, то слабо поскрипывали, как застоявшийся патефон. -- А что, они все у тебя такие молчаливые и пухленькие -- интересовался Влад. -- Ты их проверял на сообразительность Может, у этих девственниц и ум не тронут Четвёртая девица приехала неожиданно. Говорила при знакомстве "Ну, как-нибудь заеду", приехала же неожиданно на следующий день. -- Меня ее худоба заинтересовала. Вы же говорили, что все мои невесты пухленькие. Я подумал, что и в самом деле... Эта, в отличие от первых девиц, была не только тощенькой, но и разговорчивой. Студентка техникума, она, однако, оказалась хорошо информированной о нем: -- Я никогда не была знакома ни с одним философом. Знаешь, а студенты тебя любят. Говорят: "веселый философ". Задержалась она в гостях допоздна: -- Знаешь, в общежитие я уже опоздала, наверное. -- Оставайся у меня. -- Но как же -- Обыкновенно: раздевайся, ложись. -- А ты -- А я -- на полу. Вышел покурить -- сценарий известный. Прихожу. Сидит на кровати в какой-то длинной, тонкой штуковине -- с собой у нее где-то была, что ли. Смотрю, трясется, чуть не стучит своими острыми коленками. Господи Боже мой, я же не насильник! Погасил свет, лег на пол. Ты, беспокоится, не замерзнешь То да сё, ахи, вздохи: почему встал -- замерз, да Ложись тоже на кровать. Опять ахи, вздохи, прижимания, обнимания. У неё кости на бедрах прямо углами торчат, даже неудобно -- никакой разницы между нею и собою не чувствуешь. Однако ж, возгорелся. Только я разошелся -- кричит: "Подлец, все вы такие!" -- и нож из-под подушки выхватывает: "Я буду защищаться до последнего!" Разозлился: "Ну, что ж ты не режешь Давай, режь!". Ушел на пол. "Прости, -- говорит, -- я больше не буду". "Нож-то мой или с собой привезла" -- "Иосиф, прости". В общем, то -- сё, опять я на кровати, опять отовсюду у нее торчат кости, опять я с трудом, но вхожу во вкус. И опять -- "подлец", и опять нож. Мне уже не до любви -- у меня плохо с сердцем. Роюсь в таблетках. Как назло, ничего. Одеваюсь, благо "скорая помощь" рядом. Бежит за мной. Укололи меня. "Вы кто ему" -- спрашивают её -- "Никто". "Давно его знаете" -- "Нет". Вернулись домой. Я лёг теперь уже на кровать, она села рядом. И как задачку решает вслух: "Вот я девушка, -- сколько уже раз из-за этого меня бросали. Но за тебя, Иосиф, я буду бороться! Значит, так: если я отдамся, он может меня бросить, потому что уже получил своё, если же нет..." Успокойся, говорю, дай мне заснуть. Зачем такие жертвы Я в любой момент найду молодую вдовушку, для которой это не жертва, а такое же приятное дело, как для меня. Потом уже Джо возил девиц не на предмет любви, а просто так. "Пустился в загул чувак, -- излагал гнусаво и четко Боб. -- Заглядываю в окно, а у него там лифчики и прочая мура на спинке стула!" Джо посмеивался: соседи спорят -- молодую или старую он себе завел, а их за три дня было две, молодая и старая. Этих он уже не представлял Владу с Ксенией, но живописал со вкусом -- с неизменным интересом к данной ему в ощущениях реальности. Молодая, кстати сказать, явилась вдруг -- ещё не званная, а к нему уже третья должна была приехать. Он растерялся, поставил на огонь пустой чайник. Пока выходил к колонке за водой, девица разделась и легла. "Сейчас же встань и убери кровать!" -- рассвирепел Джо. -- "А что" -- "А то, что жена должна прийти, понятно У меня, между прочим, еще и соседи есть!" "Какие трусливые мужчины в наше время!" -- издевалась девица, -- "А девушки лишены элементарной скромности!" -- благородно негодовал Джо. "Старая песня!" -- вздохнула девица, нехотя одеваясь. * * * -- Всё! Всё! Довольно! -- кричал, потрясая кулаком над головой, Джо. -- Довольно любви! Довольно девиц! Слишком много времени уходит впустую! Да! И больше всего на эти нежные, сладостные чувства! Довольно на каждом шагу попадать в ловушки Природы! Да, и прежде всего это любовь! Секс -- он хотя бы не выматывает! Силы уходят в ничто! Жизнь уходит в соблазн и химеры! К чёрту прекрасных дам и их беспутных сестёр! -- А помнишь, еще недавно... -- искушала Ксения. -- Каюсь, грешен -- проповедовал ересь. Похрустывая яблоком, -- яблоки никогда не переводились в его доме, -- Джо рассказывал об институте: -- Уж эти служители, с позволения сказать, просвещения и науки! Наблюдаю за их интригами. -- Это и есть твое большее -- подначивала Ксения. -- Это жизнь, о которой писать и писать! -- А есть из-за чего интриговать-то -- А как же: часы, категории, ставки, -- у кого-то какие-то связи, кто-то выступил, кто-то сказал, этот -- член горкома, а тот -- ученого совета... Комиссия, побывавшая на лекции Джо, отметила: слишком большой упор на естественные науки, на философов прошлого, почти не используются в лекции постановления ЦК. У завкафедрой Джо ляпнул: "Далось мне ваше Цека!" Тот потом два часа громил Джо: "Я терпел ваши погрешности в методе, мне иногда кажется, что у вас вообще шаткое представление о методе и методике. Я многое терпел из-за вашего ума. Но всему есть предел!" Летом дочь зава, только что протащенная им в институт, попала в колхозную команду Джо. "Вы ведь знаете, -- говорил доверительно Иосифу нежный отец, -- у неё камни в почках, но разве ее удержишь! Комсомолка до мозга костей: она должна быть там, где её товарищи!" Джо задержался на день в институте, приехал -- она уже пристроена учетчицей. И уже с повязкой на щеке -- зубы болят. "Ну, съездите, вырвите". Приезжает через неделю с запиской от папы: "Уважаемые коллеги, у моей дочери опасное раздробление зуба с кариесом. Зная ее самоотверженный характер, прошу вас заставить ее уехать с работ. С товарищеским приветом"... Отправили самоотверженную. Через неделю приезжает сам. Громогласно Иосифу: "Здравствуй, марксист!" Облобызал. И на ухо: "Бойся жидов, Иосиф. Заметь, у некоторых твоих товарищей совсем не марксистские позиции". И на собрании: "Значит так, колхозу трудно -- нужно, чтобы студенты потрудились и в воскресенье". Сказал, что верит в высокую сознательность комсомольцев. На ропот не реагировал. "Я думаю, Иосиф Иванович, с непосредственной организацией вы сами справитесь". С тем и укатил марксист. Речь Джо текла непрерывным ручьем, взбрыкивая бурунками на валунах патетики: -- Так кто же марксист: тот, кто провозгласил лозунг и уехал, или же... -- Ты, Джо, воистину марксист, ты! -- посмеивается Влад. -- Ха, борцы за самую передовую, -- взмахивает Джо рукой. -- С ними я себя чувствую анархистом! Но вот в компании снобов кто-то мне сказал: "Вы что же, марксист, извините за выражение" "Не извиняю, -- говорю. -- Не люблю поверхностной эрудиции. Едва ли вскоре будет создана другая такая теория, которая бы сумела завоевать миллионы людей, которая бы породила столько находок и заблуждений. После христианства другой -- такой цельной и могущественной, не было. Предложите что-нибудь взамен, если сумеете". -- "Браво, -- говорят мне, -- непонятно только, почему вы так горячитесь" -- "Потому что мне странно: люди, не прочитавшие ни строчки из "Капитала" или "Философско-экономических рукописей", берутся почему-то судить о марксизме". -- А давно ли, осмелюсь напомнить, некий философ-электрик... -- Пять лет института не дали мне и десятой доли того, что два года преподавания. Когда уже не проскочишь страницы по диагонали, когда каждое слово должно быть обосновано! Сочно похрустывает яблоко на крепких его зубах. Он и говорит вперемежку с хрустом яблока: -- М-да, -- хрясь, хрясь, -- неучи, хе-хе, изобретают велосипеды, любимое их занятие! Хитрый, говорливый, посмеивающийся, поддевающий, всегда занятый собою как постоянным своим героем, впрочем, в его рассказах он никогда не один, да и что он без слушателей, почитателей, врагов и утеснителей. Наверняка он и в одиночестве мысленно проповедует, каламбурит, издевается, спорит, всё время фиксируя себя там и здесь -- такая форма существования! Влад тоже каламбурит, только резче, рискованнее и талантливее, что ли, обыгрывает слова и темы. И губы -- трубочкой, хоботком, задумчивым, втягивающим, и смех замедленнее, чем у Джо. И как непохожи их носы: длинноватый нос Джо -- к старости, наверное по-вольтеровски нависнет над узким лукавым ртом, -- и нос Влада, крепкий, короткий, с горбинкой, и щеки втянуты, и глаза -- темные, зеленисто-коричневые, -- словно не совсем здесь, как бы смотрят сощуренно внутрь. Если совсем уж глубоко уйдут -- расширятся слепо, как у ночной птицы. Но когда вернется от мыслей своих и подлинно глянет на нее, -- такой лаской, такой отданностью ей засветятся его оливковые глаза, как будто он долго-долго возвращался -- и вот, она здесь, и он на единственном месте в мире, рядом с ней. Взгляд всегда тайный -- не из стыда -- из сокровенности, из невозможности разделить его с кем-то еще, обнаружить. В комнатушке Джо только-только еще включена болванка самодельного камина на кирпичах, еще только начинает вытаскивать из-под стола бутылки Джо, только еще перекатывает горячую картошку в ладонях Влад и ловит палку колбасы, брошенную Джо. -- И что, -- недоверчиво интересуется Ксения, -- кроме меня ни одной девицы не будет сегодня -- Как бог свят, ни одной! А в коридоре уже галдеж, и слышны дамские голоса, и вваливается компания с неизвестными девицами. Уже завалив диван пальто и шапками, пристраиваются к столу. Уже пьют и закусывают. Уже читает Влад рукописную газету под названием "105-й элемент". Действующие лица узнаваемы: Голубые бровищи -- Джо, Обезьян -- Влад, Би-би-си -- Боб, Фигаро -- братец, Улыбка -- Ксения, Мадонна -- конечно Гета, и просто Пасти -- Первая, Вторая, Третья. Содержание -- неприличное: "Мария, дай!", Фигаро о Мадонне: "Да у нее же квадратный живот, ноги -- разные, глаза как пуговицы, одно достоинство -- коленки, которые она как шары выкатывает. Голубые Бровищи: "Замолчите, циники!". Девицы пугались, ежились. На Джо они вообще смотрели, как на исчадие ада. -- Залей глаза вином! -- кричал он патетически. -- Плоть вернее найдет то, что ей нужно! Иди один, Боб! Он же тебе испортит всю поганку! Как-то они одно лето ходили вместе: то тот кричит: "мослатые ноги", то этот: "Кривая шея! Мало ума в плечах!" После таких речей хозяина на девиц уже не действовали ни эрудиция, ни шутки, даже совсем безобидные. Наконец самая решительная из них выпалила: "Я до сих пор не могу опомниться, что попала в такую компанию. Мы уходим". Их взялся проводить братец, но тут же вернулся: от его услуг гордо отказались. Без девиц стало как-то лучше: мужички перестали напрягаться в остроумии и эпатаже. Все, кроме Ксении с Владом и братцем, были во грустях -- потерявшие любовь и разочарованные в женщинах. Несколько раз ставили пластинку "Пока ты любишь, ты еще живешь". Подпевали: "Ещё страшней, ещё страшней". * * * К зиме Джо сильно помрачнел: -- Знаете, кем я сейчас восхищаюсь Львом Толстым. В восемьдесят два года уйти из дому, чтобы начать жизнь заново. За несколько дней до смерти. А мне чуть за тридцать, а я понимаю, что буду тянуть свою лямку до конца. Какой-то застой. Шесть лет я стремился к цели. И вот достиг ее. Я вижу, что могу преподавать, и мне это нравится. Студенты меня любят. Ну, любимая не полюбила -- так любовь и должна быть трагической. Только я уже и лечь собакой на ее пороге, и сдохнуть с любовью в глазах не хочу. Трагедия -- пусть. Но и трагедии уже нет. Скучно мне. Я не знаю, чего я хочу. Может быть, я вовсе и не философии хочу. Не знаю. Он хотел быть, и он достиг. И стало пусто. И не было больше любви, и надоели бабы. Золотым временем вспоминалось студенчество, жаркие споры, судилище над неверным Женей. Его, как мастера короткого рассказа, позвали на вечеринку к физикам, и, обычно инертный, он вернулся восхищенный: "Вот это да! Вот это накал! А вы тут как черви в книгах! Вы схоласты, вы покрыты книжной пылью, вы заняты никому не нужными рассуждениями". "Судить ренегата!" -- взорвался Арька Мустанг. -- И пусть нашим знаменем будет Платон. У кого нет и смелости мыслить, пусть занимается презренной практикой! Но раскололись. Кто-то объявил себя защитником Женьки. Женька кричал: "А судьи кто" И как же всё это здорово было. Уже и не о физиках спорили, -- о бытии, смерти, жизни, к ничто и нулям выводившим. "К черту! -- возмущённо кричали спорщики. -- Сначала обговорим термины". Но и термины сводили к нулям. И метался по крохотной комнатке Мустанг, не то чтобы самый мощный по интеллекту, просто мощный, накальный. Кстати из фантазёров, самых неожиданных. В женщинах например ценил или их собственную известность или положение мужа. Мечтал закадрить балерину Большого театра: "Сегодня вечером она танцует для тысяч восторженных поклонников, а завтра для меня одного!" Очень льстила ему связь с полковницей. Словно через баб доставал он их мужей или восторженных почитателей. Джо скучал без своих московских ребят: "Мне часто снятся те ребята", -- с чувством пел он. И надо же, проездом откуда-то куда-то явился сам Мустанг. Он оказался кряжист, некрасив и совершенно незнаком Ксении -- видимо, в тот день, когда она посетила в Москве Джо, Мустанга там не было. К тому же с описанием Джо Мустанг не совпадал -- пообтесала его жизнь или дорога, только никакого напора в нём не обнаруживалось. Раскачался он только сильно подвыпив. Всё более хмурясь, слушал он историю любви Джо. -- Ты не можешь успокоиться, Джо -- Не могу Да ведь в этом чёртовом городе никуда не укроешься ни от сочувствующих, ни от злорадствующих, ни от самой Геты. Вот, встретил её, -- я чуть не вою, она смеётся. "Потерпи, забудешь", -- смеётся она, -- зря, говорит, не поехал со мной на море, но так, наверное, даже лучше, я, говорит, не то чтобы распущена, но опасно любопытна, и никого она не любит, не представляет даже, что это такое -- любить. Не скучно быть моделью -- поинтересовался Джо. Нет, сказала она, -- увлекательно. Жалко, быстро надоедает, совсем забываешь даже. Но уж его-то она точно не забудет: никто никогда не писал ей таких писем, таких стихов -- они, говорит, хранятся у меня как самое заветное. Вешаться, говорит, из-за нее собирались, дрались, но такие стихи ей ещё никто не писал и наверное не напишет. -- Встать и идти! -- скомандовал вдруг Мустанг. -- Я должен сам видеть и слышать. Увидеть и услышать. -- Гетку, что ли -- удивился братец. -- Я пасс. -- Что так -- грозно вопросил его Мустанг. -- Неинтересно. Пустой номер. Не с того боку. -- И, приплясывая, удалился. -- Вперёд, на Рейхстаг, -- орал Боб, без особого, впрочем, восторга. Однако, прихватив заботливо бутылку, пошёл с ними. Дверь открыла мама Геты и, несмотря на отменную вежливость и даже любезности посетителей, от двери не спешила отодвинуться. Появилась и смущённая Гета. За нею маячил футболист. Гета что-то сказала ему, и футболист слинял. Мать ушла в кухню. Рассаживаясь в комнате, посетители бормотали всяческие объяснения и извинения: Мустанг: "...Много слышал... Не удержался...". Джо: "...честь познакомить с самой красивой девушкой...". Боб: "Целую ручку... Дружественный визит...". Джо несколько театрально сел на пол. Влад стоит, к чему-то прислонясь. Боб подался к пианино, берёт аккорды и мурлычет. С кухни между тем то и дело вызывают Гету -- принести воды, валидола -- видимо, с матерью плохо. Гета хватает очередное лекарство, возвращается озабоченная, но снова улыбается, слушая их. И, честное слово, ей нравится эта ситуация. Мустанг: "Мой друг Джо... Считаю честью быть его другом... Целеустремлён, талантлив... -- Я знаю, -- кивает Гета, -- но мама... -- Если есть любовь... Гета с живым интересом и недоверием: -- А она вообще бывает -- Больше чем бывает. Есть! -- подаёт трагическую реплику Джо, пылая синими глазами. Гета пожимает плечиком, смеётся не то смущенно, не то польщенно. -- Очень чист душой, наивен как ребёнок, редчайший дар чувствовать глубоко и преданно, -- порыкивает Мустанг. -- Перестань, Арик, -- взвивается Джо. -- Молчи, когда говорят старшие... -- Спасибо, ребята; спасибо, Джо, но нет. Между тем мать на кухне зарыдала, и Гета крикнула: -- Вы сами видите! Нет! Я очень люблю маму! Спускались мрачные. "Она очень любит маму" -- с горькой иронией воскликнул Джо. -- И футболиста, -- вполголоса добавил Влад. -- Несчастные мы с тобой, -- обнял его Джо. Ксения была задета: неужто Джо до сих пор уверен, что Влад влюблён в Гету, а она, Ксения, только заменитель Неужели он думает, что Ксения согласилась бы на это Далеко не ушли. У Котельной состоялся митинг. Ораторствовал с крыльца Мустанг: о том, что хваленая красавица -- обыкновенная провинциальная девица, что Джо просто слеп, что женщины, как известно, побочный продукт при производстве человека, и это закреплено в самом языке. "Не возводи в кумир!" -- органно гнусил Боб. "Не разрешаю прикасаться к её имени!" -- уже чисто декларативно орал Джо. "Женщины выше наших претензий" -- заявлял Влад. Боб пошёл в какой-то санаторий. Влад -- провожать Ксению. По широкой улице шли и пели, обнявшись, Джо и Мустанг. Закончив очередной куплет, они останавливались и в чём-то убеждали друг друга. Мустанг упорно требовал женщину. Джо предупреждал, что его знакомства в Джемушах поутрачены за последние годы. В большой город уже не успеть. "Давай, что здесь есть" -- торопил Мустанг. В вестибюль их не пропустили. Полезли вверх по боковой наружной лестнице. Рассматривали официанток через окно. "Эта нравится А эта" -- хорохорился Джо. "Ты что, их знаешь" -- сомневался Арик. "А эта как" -- "Веди!" -- взревел Мустанг. Через какой-то боковой вход влезли в предбанник кухни, к посудомойке -- толстая женщина в грязном фартуке приветствовала их. Джо зашептал ей что-то на ухо. Что же вы так поздно -- понижая голос посочувствовала им распаренная у посуды женщина, не прекращая вываливать в помойные вёдра недоеденное, -- Тамара замуж вышла... Подождите, а вот, смотрите сюда. И, вытерев о фартук руки, совала им личную книжку с фотографией какой-то одутловатой особы. "Пойдём отсюда!" -- взревел Мустанг. Ещё в другой санаторий подались -- лезли вверх по пожарной лестнице в будку киномеханика, откуда их выставили. Попробовал Мустанг на улице заговаривать -- Джо отходил подальше, ему хватало и собственной славы. Мокрые и грязные, вернулись они домой ни с чем. Всё это рассказывал им на другой день Джо. Неужели всё равно, кто с кем -- не столько возмущалась, сколько интересовалась Ксения. Джо обиделся: -- Чья бы корова мычала... Оглянитесь на себя. Вы же в городе притча во языцах! Часть шестнадцатая Городок действительно, что называется, бурлил. Маленькая жена братца со смехом рассказывала, что их больничные пятиминутки превращаются в пятидесятиминутки, посвящённые Ксении с Владом. Особенно неистовствовала главврач; потому ли, что она, красивая женщина, была с ребёнком оставлена мужем, или потому, что по природе своей возмущалась всякой беззаконной лёгкостью. Это она, ещё до того, как Ксения уронила себя в её глазах, возмущалась цыганками, которые, в то время как она трудится, бродят с грязными детьми по улицам, где гадая, где выпрашивая: -- Так бы, глядишь, и мы все гуляли целый день, воздухом дышали! -- А почему нет -- А потому что стыд есть, совесть, ответственность! И глянула на Ксению подозрительно. И вот, оказалось, не зря. Женщины во дворе напрямую интересовались: -- Где муж-то -- Разошлись. И тогда следовала какая-нибудь история о некой женщине, бросившей в угаре страсти мужа, которая потом "локти кусала". "Э, локти не укусишь" -- философски замечала Ксения. "Вот то-то и оно!" -- гнула своё доброжелательница. Другие интересовались, где они все спят -- шесть разнополых людей в крохотной "хрущёвке". Ксения честно отвечала: мать и она с Янушем -- на кроватях, остальные на полу, молодожёны вообще под столом. Влад удивлялся, чего ради она вступает в подобные разговоры. Она и сама удивлялась. Совсем сбесились люди. Уже и маме выговаривали дружески: "Зачем вы потворствуете ей" -- "А почему вы думаете, что у них связь -- оскорблялась мама. -- Влад у нас не ночует". Но ведь видели, видели, как всегда "видят" всё, что только способны вообразить. Хорошо хоть отца не беспокоили, с них бы сталось, но отец почти ни с кем и не здоровался -- ещё работал, но на улице словно уже и не видел людей. Похоже, Ксения с Владом стимулировали воображение горожан. Того, что Ксения "совратила мальчика", им уже было мало. Говорили всё увереннее, что она и с его дедом жила -- сначала с дедом, потом с внуком. И с двоюродным братом Алёшей тоже. И что сын у Ксении не "мужний", а от Джо -- и опять родительница Джо допрашивала его по этому поводу. "Мать, сколько тебе говорить: я же с нею тогда ещё и знаком не был". -- "А кто вас знает Люди зря не скажут. У вас ведь там чего только не творится. Что бы ей, женщине в годах, делать у вас среди молодёжи" Влад о домашних не рассказывал -- только морщился. К зиме вернулись из жизненных странствий его родители: отец заработал хорошую пенсию, кое-какую работу нашли они с матерью и в Джемушах, им даже квартиру обещали. Пока же отец утеплил холодную веранду -- Влад там и спал. Город с интересом ожидал скандала в семье Героя. Однако родители с крайними мерами не торопились. Отец не очень-то и тревожится, -- рассказывали "знающие люди". -- И жену успокаивает: "Подумаешь, великое дело! Зелёный он ещё. Щенки -- они все на "опытных" западают. Перебесится. Поедет учиться в Москву -- забудет свою старуху. Может, она ещё и научит его чему-нибудь стоящему -- насчёт журналов-издательств разных". И об этом тоже, конечно, судачили в городе: мол, Влад не дурак, хочет "через неё" стать писателем. Мать же Влада со своей стороны жаловалась кому-то, что вот у этой "старухи" мозги уже совсем не работают, так она Влада использует, чтобы он писал за неё книги. Античный хор, чёрт подери, взаимоговорение, хотя и через передатчиков. У каждого своя тема. Ну, что же, злись или смейся, сплетни -- это так, привычное развлечение маленьких городков, закабалённых регламентированным бытом вялотекущей обыденной жизни. Да и не было у Ксении с Владом времени оглядываться на возмущенных граждан. Сутки не вмещали того, что намеревалось в них сделать. Списочки с решительными: "не забыть", "позвонить", "решить", "купить", "отослать", "написать", которые были у каждого в календарях, в блокнотах, на листочках, на чём попало -- полнились, переносились, не успевались, откладывались, стирались, зачёркивались, обновлялись. Целый день в их маленькой квартирке одевались, собирались, уходили, возвращались, ели, спорили, делились новостями и мнениями свои и приходящие люди. На кухне не остывал чай. Прибегал от тёти Лоры побаловаться чифирьком вернувшийся из долгих странствий, кажется уже навсегда, Алёша, забегали на чифирёк и его кореши. И так весь день сновал народ. Нигде не прописанная, не служащая и не работающая, была Ксения в этой крохотной квартире с шестью её обитателями, за всех и за всё. Ходил в свой первый класс, в своём первом школьном костюмчике, Януш. Плакал дома над некрасивыми, не дающимися ему буквами. Вместе с ним корпела над его домашними работами Ксения. "Ну что там у вас нового в школе" -- спрашивала она, когда с домашними заданиями было закончено -- оказалось, хулиганчиков ставят в наказание к доске. -- Тебя же не ставили -- спрашивала Ксения. Януш морщился, задумывался. -- А знаешь, как надо делать -- вдруг оживлялся он. -- Вера Ивановна тебя поставит к доске, скажет, что о тебе думает, потом станет классу дальше рассказывать урок, а ты за её спиной можешь язык высунуть или вот так засунуть пальцы за щёку, чтобы рот страшный сделать. И будет регулярно! Он так трепетал перед школьными правилами, что возможность смешить весь класс за спиной учительницы представлялась ему остроумнейшим выходом из позора, смелостью, достойной восхищенья и подражания. Но когда им велели принести в понедельник в школу кал для анализа, и всё воскресенье он волновался, так ли они с бабушкой всё сделали, как надо, а наутро коробочка исчезла, -- кто-то в домашней суете, видимо, выбросил её, -- Януш впал в истерику. -- Отдайте мне мой кал! -- кричал он. -- Где хотите, возьмите! А мне нужно! Давайте мне! Гадины паршивые! Маленький интроверт из родительского, семейного и дворового социума -- мучительно осваивал социум школьный. И сколько их было, этих разнокалиберных социумов, в которые каждый день отправлялись люди. Раньше всех уезжал в соседний город на работу отец. Следом поднимались и уходили мама и Оленька. Братец просыпался позже, и вставать не торопился. -- Иван! -- кричал он. -- Принеси ботинки. Они, наверное, в коридоре. Ну поищи! Давай-давай, натягивай! Подожди, зашнуруй! -- Это что за идиотизм -- взрывалась Ксения. -- Пусть привыкает. Научится зашнуровывать -- пионером будет. Это должен уметь каждый пионер. Он -- мой ординарец. Правда, Иван -- Ещё скажи -- холоп! -- Господи, почему я не барин Всегда завидовал Обломову. -- А наоборот не хочешь -- завязывать шнурки барину -- Вот ты, систер, писательница Земли Русской, чем ты целый день занята Тебя и хватает-то только -- за всеми убрать. Тебе уже и писать некогда. Да было бы хоть для чего. Вот если бы ты могла определить своего Ваню в Оксфорд, это я понимаю. А то... -- Молчи, урод! -- Вот так, Ваня, уважают твоего родного дядю. -- Мама, я тебе скажу, -- говорит, морща лоб, Януш. -- Мне никто не говорил, но я думал и понял. Ты верь шуткам. Валерик -- это шутка, настоящая. Это правдешная шутка. -- Кто бы сомневался! -- Ваня, только ты меня понимаешь! -- Мама, ты верь шуткам, правду я тебе говорю. Герой не уставал вдалбливать Владу в голову, что для поступления в институт нужны достойные рекомендации и прилично заполненная трудовая книжка -- умные ребята, дескать, за полтора-два года начинают готовить свои биографии и характеристики, пора уже понимать такие вещи, им с матерью всё равно, куда он пойдёт, хоть в физики-математики, хоть в марксизмы-ленинизмы -- его башки на любую учёбу хватит с избытком, но обзаведись документами. Для нейтрализации отца, а также в поисках заработка и независимости пристроился Влад неожиданно, вероятно тоже с подачи отца, в Горком комсомола техническим секретарём. С серьёзным видом вёл он протоколы и распечатывал речи и постановления. -- Тупейшие рожи! -- наслаждался он. -- И, кажется, верят во всё, что говорят, хотя больше никто уже не верит. Кретины! В президиуме сами же спят. Можно ничего не записывать: намёк на мысль, а остальное -- дежурные фразы. Черновики его протоколов были испещрены непотребными шаржами, карикатурами и эпиграммами. Что-то не верилось, что он в этой должности долго удержится. Все друзья так или иначе работали, и чаще -- не на одной работе, да ещё и в заочниках многие из них пребывали. Но, в автобусах ли, в электричках, в очередях, ночами ли -- умудрялись читать, даже размышлять и пробовать себя, так или иначе, в литературе. Учредили собственный рукописный журнал "Печень Прометея". Первый номер журнала сообщал, что по многочисленным просьбам и заявкам организаций и читателей Прометей раскован, подлечен и направлен преподавать ремёсла -- отныне каждый день он восторженно осваивает новые открытия в науках, боясь пропустить что-нибудь важное, и, разжевав всё это и приправив анекдотом, заталкивает своим нелюбознательным, ленивым ученикам в их брезгливые рты. Но боится Прометей, что не выдержит. Его похлопывают по плечу: "Ничего, выдюжишь". Не выдержал Прометей -- вернулся на скалу к Орлу. В следующем номере журнал сообщал, что, к великому удивлению исследователей этого в некотором роде симбиоза мученика и мучителя, выяснилось, что они привыкли и нуждаются один в другом: Орлу не найти в его возрасте другой, такой гарантированной работы, а Прометей не был бы Прометеем, не будь он обречён на муки. Оба они ненавидят дни, когда их показывают по телевидению ("по многочисленным заявкам телезрителей") -- в такие дни приходится массажировать мускулы, наводить блеск на перья: Прометей должен быть мускулистым и рельефным, Орёл -- грозным, с отливающими синевой перьями, иначе группа "Прометей-Орёл" производит жалкое впечатление. Отныне, посмеиваясь, то и дело Джо называли Прометеем -- это его печень выклёвывали адепты законсервированной "Общественно-научной Теории"! И чего только не обсуждали, о чём только не говорили в свободные воскресенья. О "существах" Циолковского, сквозь которых, не ощущая их, ходят земляне. О "йоговской" (или как там её) спирали, которая, увы, поднимается всего лишь в блаженство. -- "Всего только"! -- тут же возмущался кто-то. -- Да все религии на этом! Все поиски смысла во Вселенной, -- на ощупь, по наитию, -- это, собственно, и есть поиски величайшего счастья! -- Вспомни ещё поиски в неведомых местах невероятных сокровищ -- совсем не идеального свойства. -- А Омега Тейяра! -- И даже коммунизм! И любовь, и творчество тоже! И рай! И вечность! Вечное, совершенное счастье! -- Вечный рай -- да это же ужас! Окончательное, великое совершенство мы приемлем только в далёком прошлом или в бесконечно далёком будущем -- вечное и совершенное. -- Непреодолимое! -- Да, собственно, для себя это великое, непреодолимое (ужасней того -- вечное) -- даже и не мыслится, разве что за гробом. Но здесь, вживе -- только мгновением, чтобы знать: да, есть, да, может быть! -- где-то в конце какого-то великого пути. Ну, что-то вроде Бога -- не то предельно высокого, не то непостижимо глубокого. -- Принимайте наркотики, и лучше в смертельной дозе! А спустя час, учуяв некую утомлённость самодеятельных мыслителей, Джо вытаскивает из кармана мятый жёлтый листочек. -- Увы, философия претенциозна и невнятна -- вещает он. -- Но в нашей простоватой среде, к счастью, есть писатель, -- неторопливо разворачивает он листок, исписанный с двух сторон выцветшими строчками. -- Откуда взял Не смей! -- кричит Ксения, но поздно. Закатив какое-то цветистое вступление, Джо уже читает противным сладким голосом: -- "Наш маленький город, словно в колыбели окружающих гор..." -- Это же моё школьное сочинение, негодяй! -- Необыкновенно ранний талант, -- задрав свою кудрявую голову, замечает почтительно Джо. -- Точные, тонкие определения! Хохочут -- аж потолок трясётся. Она и сама хохочет. -- "Череда живописных клумб опояшет..." -- О! Как Опоя Опояшет! Ох-ох!О-ха-ха-ха-ха! "Опояшет!" -- "Ажурная ограда"! -- Уах-ха-хах! Ух! Хохочут как сумасшедшие. За животики схватились. Валятся под ноги, как сливы спелые. Стонут и визжат. И через неделю -- где бы, в чьей квартире, в каком бы месте ни собрались, снова дебаты: об Эдипе, у которого не было Эдипова комплекса; о выбивании вселенных из Ничто; о надёжных системах из ненадёжных элементов; о системах с высокой сложностью, в которых даже малые структурные изменения сверхсозидательны; о простоте религий в сравнении со сложностью Мира. Всё это для Ксении сливалось в "Что такое Человек, что такое Мир и что такое Ничто". Ну, и человек и познание, конечно. Экзистенциализм в его разноцветье был для них всё ещё нов. "Человек брошен в Мир без сущности". Брошен Чем Кем Природой в Мир Ничего себе сочетаньице! Сам собой брошен, вброшен Непредвидимо Случайно Человек -- незаконорожденная случайность Но так ли уж закономерен сам Его величество Закон "Брошен без сущности"... Да ведь не просто без сущности, сказано ведь -- "без з а д а н н о й сущности"! То есть без заданной кем-то. Кем же Всё тем же Богом Не слишком ли много сброшено с плеч Человека Не ему создавать себя и свою суть. Да не то же ли и Мир, брошенный в... -- куда, собственно Уж не в сознание ли человека Попробуй-ка, человечек: как это, когда Мир, Вселенная -- этакая громада, ворочается в тебе, протирая бока свои о колкие твои мысли... -- Надуманная коллизия! Мир необъятен, а человек... -- Ты пробуешь материальное всунуть в материальное же! -- Но если неограниченный прогресс -- А на кой, собственно, чёрт этот неограниченный прогресс -- тоскует Алёша. -- Это же общие слова: богатство духовной жизни, могущество, власть над природой. Уже навластвовали! -- Необходимо различать прогресс и развитие, считает Завадский. -- Хм, он считает! -- Развитие шире, чем прогресс, оно противоречиво, зигзагообразно, по нескольким направлениям. -- Прогресс не абсолютен -- в нём же самом есть закономерные тенденции к попятным процессам. -- Господи, сколько слов, -- тоскует Алёша, -- а истины всё равно никто не знает. -- По-твоему, истина -- это где-то очень-очень далеко. -- Знание -- это же не просто раскрыть, как книгу, и выучить наизусть. -- Ошибка Тейяра и Бердяева уже в их всего только двух возможностях исхода эволюции! Для истинного выбора потребно куда как больше степеней свободы. -- А кто вам даст выбирать -- Лем говорит: природа не реализует всех возможных структур. -- Господи, сколько слов, и все какие-то неживые. Структуры, мать вашу за ногу! -- Лем говорит так, словно все эти возможности уже выложены на тарелочке с цветочками. -- Штейнбух тоже о возможности более высоких организаций. -- А как вам нравится у Бердяева определение человеческой философии как... (А что, бывает философия нечеловеческая) ...как прорыва к смыслу через бессмыслицу мировой необходимости -- Неизвестно ещё, кто навязал, приписал Миру эту бессмыслицу "мировой" необходимости. -- Сознание или познание интересует тебя -- И то, и другое. -- У Кьеркегора определение похлеще: "Сознание есть бытие, для которого в его бытии содержится вопрос о его бытии, поскольку это бытие включает некое бытие, отличное от него самого". -- Не слабо! -- Джо, закругляйся! У меня от ваших словес печёнка ноет, -- мотает головой Боб. -- Слушай, Джо. Ты же самого поразительного не сказал -- о смыкании концов бесконечного ряда структурных уровней: бесконечно малый структурный элемент где-то переходит в свою противоположность -- бесконечную вселенную. -- Как это понять -- На основании чего Но Боб уже открывает и протирает пианино, заезжий студент высвобождает из чехла гитару. Боб перебирает клавиши, и студент поёт: Начинаются дни золотые Воровской непроглядной любви -- Крикну: "Кони мои вороные, Чёрный ворон и кони мои!" Уж не о них ли это с Владом Мы ушли от проклятой погони, Перестань, моя крошка, рыдать... Через несколько буйных песен студента Боб мягко выводит аудиторию к романсам. Я встретил Вас, и всё былое В душе отжившей ожило... -- Ехал вчера с работы и вспоминал свою любовь, -- тихо выговаривает Джо. -- Не дотянул я до конца. Ни кровопролития, ни самоубийства. Нет трагедии -- есть мелодрама. Вспышка. Катарсис. И пепел от катарсиса. Всё было -- ничего не осталось. И ширится разговор: -- Петро, -- ну, ты знаешь его, -- он нашёл своё место в жизни, любит свою работу и ни на что не променяет её, но есть в нём какое-то мещанство. Вот семья, работа -- и всё. -- Что такое любовь Шёл я однажды по улице -- навстречу шла девушка и улыбалась. Был солнечный день, деревья все в зелени. Ей было тогда восемнадцать лет, мне девятнадцать... И вот, я шёл по той же улице, навстречу шла женщина с ребёнком... И улыбалась. Я даже не сразу понял, почему она улыбается... Не узнал. Прошло десять лет. -- Ты самый несчастный из нас -- ты не нашёл себя. -- Я о чём говорю Вот увидел грудь любимой девушки -- и руки онемели. Покачивает головой, пальцами пробегая по клавишам, нащупывая давний романс, Боб. И: Ночи безлунные, Ночи безумные... У них с Владом были не ночи -- вечера до прихода Джо. Он давно им вручил ключ от своей каморки и регулярно сообщал часы своих лекций. Приходили сюда они порознь и проскальзывали по возможности незаметно. Света не зажигали. В вымороженной за день комнате поспешно включали болванку, но она ещё только раскалялась, а они уже стелили постель. В раздевающихся всегда есть согбенность, снимают ли платье или рубаху, сдёргивают ли исподнее, стягивая через голову, с закрытым лицом, скрещенными руками, с усилием и неловкостью -- торопливые и скорченные. И обнажённое тело скрючено в торопливости юркнуть под одеяло, пряча костяшки, горячий живот и холодные ступни, худобу и мясистости, оголённую кожу и волосистости. И -- согреть и осязать всё, до этого спелёнутое одеждой. И сладостны пушистые персики ягодиц, и выступы костяка бёдер -- для опоры твоих рук. И бежит рука, шелковя кожу. И всё это близится, падает в её тяжелеюще-томное, нежно-тянущее, ждущее, нетерпеливое, распаляющееся нутро. И -- плечи, целуй мои плечи. Это самое нежное существо моего тела, ничто другое так не чувствует рук твоих и поцелуев, и своей прекрасности под ними. Губы -- да, губы тоже нежны, но они возвращают поцелуи и очень скоро обнаруживают влажность языка, и язык не просто влажен, он беспокоен и ненасытен -- это тяжелеющее нутро заявляет о себе. Выпроставшись из-под одеяла, они вжимались друг в друга, дрожали руки и выгибались тела. И вот они уже не глядели, не видели, были не здесь, не снаружи, бились друг о друга -- сильнее, ещё глубже, достань же, достань меня, ты здесь Я здесь -- ещё, ещё! И -- вспыхнули, возрадовались! Нет-нет, ещё не оставляй меня, ещё говори, как ты меня любишь, ещё будь во мне, ещё продолжай целовать -- всю, всю! И со дна наслаждения, знаешь, что всплывает Твои глаза, их свет. Голые, в ледяной комнате, где медленно раскаляется болванка, -- быть бы здесь -- так вместе -- до утра, чтобы утром снова ощутить тяжесть и нежность во чреве, и увидеть, вынырнув из безвидного, пышущего пламени, твои глаза. Казалось, Ксения уже так много знает о любимом. Самое главное она, пожалуй, знала, едва полюбив -- знала, что без него она не может жить. Но ведь сколько раз: сначала не можешь, а потом можешь. Она уже никогда не смогла. Не могла. Но никогда не знала, почему это так. Он, несомненно, был умён, но как-то иначе, чем она или Джо. Он был несомненно некрасив, но оказывалось, именно такой он нравится девочкам. И она его любит именно таким. Некрасивость как особенность, останавливающая глаз Или как что-то, соответствующее его уму и характеру Соответствующее частой непонятности того, что он говорил -- иногда он бывал как-то косноязычен даже, и при этом каким-то образом убедителен. Такое нередко считают знаком гениальности. Но её ведь никогда не ослепляли ни странность, ни вроде бы недоступность чьей бы то ни было мысли. Скорее дразнили. Так может быть, именно в этом была привлекательность, для неё, во всяком случае, этого мальчика Даже перечеркнув какую-то его мысль, убеждённая в своей правоте, она возвращалась к сказанному или написанному Владом, недоумевая, в чём же столь ощущаемая сила его мысли. Господи, и это при том, что сегодня он говорил одно, а завтра обратное. Или одно и то же, но по-разному Иногда он совсем запутывал её. Иногда (и так ли уж редко) он бывал потрясающе глуп. Иногда попросту раздражал, злил. Категоричностью, совершенной уверенностью. И при этом очень странное было у неё чувство: совсем же зелёный мальчик -- и ощущение его старшинства. В какой-то степени это могло объясняться его обширным знакомством с литературой, философией, историей, науками, удивительной даже для неё, читающей всю свою жизнь, а прожила она чуть не вдвое больше его. Казалось бы, это могло быть обыкновенное юношеское верхоглядство при хорошей памяти, но нет, он хорошо владел добытым, и мысль его по-своему продолжала и претворяла текущую мысль других. И чуть ли не природная одарённость. Своя -- даже не Илимычева. А больше вроде бы неоткуда было получить. Он был неожидан. И они были очень разные, Влад и она. Даже в самом устремлении осознать, понять -- они противоречили друг другу. Он хотел постичь, что такое он, человек, сознание. Её поражал и был для неё главным -- Мир. -- Май систер, -- спрашивал он её с любопытством, -- а сама ты никогда не была себе интересна, ты -- как человек, как сознание Ксения не очень была уверена в своём ответе: -- Разве что сейчас. Я всегда казалась себе прозрачной. Ну, чем-то вроде зрительного аппарата, обращённого в мир, который я хочу постигнуть, как бы то ни было. Всё, что я читала ещё в детстве, было ради таких вот строк: "Наши очи малы, но безмерность Мира меряют собою и в себя вмещают". -- А самопознание -- Во мне так мало меня. -- Если бы! -- смеялся он, младший над старшею. * * * "Лицензионное право введено в 2092 году в соответствии с решением Всечеловеческого Совета о моратория на численность населения Земли. В соответствии с ним каждый человек имеет право на одного и только на одного удостоверенного лицензионным знаком ребёнка. Никакие особые заслуги, способности или обстоятельства не дают права на дополнительный лицензионный знак. Никто не может быть лишён лицензионного права или ограничен в нём, за исключением тех случаев, когда использование Лицензионного права наносит ущерб Человечеству" "Лицензия" -- назовёт Ксения эту фантастическую повесть. В своё время Костя в Москве не только рекомендовал её рассказы в столичный журнал, но даже и предисловие к ним написал. В "Литературной газете" по-доброму откликнулись -- что-то насчёт удачного дебюта. У неё складывались добрые отношения с редакторами. Приветливы были и писатели. Очень славно всё начиналось. Ведущими темами в эти годы были прежде всего военная и затем производственная. Что же, она знала войну -- правда, в тылу, в эвакуации, в госпиталях. Могла и о селе писать. Были ещё темы психологии и нравственности, и Ксению считали сильной именно в этих жанрах. "Психология нравственности" -- она уже ненавидела лживый этот люфт с его железно, с религиозной исступлённостью диктуемыми законами и границами, слепо не замечающими кричащие их противоречия. Спёртый, мёртвый воздух! Фрейд, говоря о подсознательном, в первую очередь взял наиболее явный инстинкт, -- говорил Влад. -- Сексуальный. Безнравственный, уверены моралисты. Инстинкт не безнравствен -- он просто вненравствен, как всякая природная сила. Фрейд в инстинктивном выявил очень важное, однако задавил другое очень важное -- восемьдесят процентов инстинктивного задавлено, отравляет изнутри... -- Почему отравляет Но спрашивать у Влада бесполезно. Он скажет и молчит -- может, дальше думает, а может, считает, что каждый сам додумывает или нет -- это очень личное, при всём его вселенском значении, дело. -- Нравственность и вообще не имеет законов. -- говорит Влад. Да. Вернее, это ведь и не закон. Нрав по Далю -- одно из двух основных свойств духа человека -- ума и нрава. Это характер, особенность. Самое опасное, что сделала классическая наука -- абсолютный закон, а значит неизбежное усреднение. Безжалостная мораль. А между тем "Хто бы он ни был, хочь немец, хочь румын, а вот идёт пленный, ранетый, голодный, кутается в тряпки -- ну так же ж жалко его!" И братание в Первую Мировую -- одна из лучших страниц в истории человечества. Интернационал. Это всё из тех задавленных социумом восьмидесяти процентов, которые, однако, берут своё. И в жизни, и в литературе. Под этим сомнительным прикрытием, называемым темой нравственности, писала она и печаталась, и в писательский союз вступила с прекрасными рекомендациями. Но даже в этом жанре что-то настораживало её цензоров -- официальных идеологов и моралистов. Уже было: "Как могла пионерка уверовать, поверить в бога" Тут Ксения вывернулась, напомнив главному редактору ленинские слова после того, как его брата по приговору задушили в тюрьме бревном -- была и такая казнь царским законом предусмотрена. "Мы, -- сказал Ленин, -- пойдём по другому пути". Ошибки ничего не стоят, если они не учат. И так ли звучало бы это, если бы... И Главный, улыбнувшись, согласился. Через полгода, однако, в другой её вещи обнаружили "вопиющую безнравственность" -- героиней у Ксении оказалась женщина лёгкого поведения. "Такое ли уж лёгкое оно" -- опрометчиво заметила Ксения и получила гневную отповедь Главного: -- Ксения, куда Вы идёте Куда валитесь всё больше Я отказываюсь понимать, что с Вами происходит! Это ужасно! А редактор другого журнала, в жестоких сомнениях, спрашивал: -- Скажите, Ксения, это не экзистенциализм -- Да что Вы, какой же это экзистенциализм С чего бы А ещё оказалось, что количество отрицательных персонажей у неё превышает количество положительных. -- Ну почему вы считаете, что это отрицательные персонажи -- стонала Ксения. О реальной жизни писать, по большому счёту, было почти невозможно. Она снова думала о фантастике, о её возможностях. Уже несколько лет читала она новую философскую фантастику, не оставляя и саму философию. Фантастика была пятачком свободы слова с неограниченными возможностями. Прошлое и будущее -- сколько угодно. Да ещё, пожалуй, бунтующая заграница (В России не бунтовали -- здесь всё увереннее строили отечественный империализм). Фантастика оказывалась фантастически удачной формой для мыслящих: "Я контрабанду везу в голове, не опасаясь таможен". Цензоры-церберы сидели на довольно коротком поводке -- выдумки насчёт прошлого и будущего их не волновали. А зря! Она уже писала о путешественниках во времени. Потом хотела написать о тех, кто на тысячелетия отправляется на немыслимые расстояния в космос. Заложники такого корабля выпадали из человечества -- люди оказывались промежуточными, как знак переноса, сокращающий тысячелетия и миллионы миллионов лет. Но человек не может быть промежуточным -- оторванный от человечества земного, он начинает творить иное человечество. Нет, человек не мог быть промежуточным. Повесть продвигалась неплохо, но Ксения нащупала другую тему, и эта повесть надолго ушла в запасники. "Лицензионное право", "Лицензент", "Лицензия" -- так должна была называться новая её фантастическая вещь. Ксения то бросалась к юридическим учебникам и кодексам, то, ещё выстраивая последовательность вещи, каркас, -- уже писала её куски: "Лицензионное право введено в соответствии с решением Всечеловеческого Совета о введении моратория на численность населения Земли" В это утро он (герой) рассеянно рассматривал стены актового зала, на которых статьи Лицензионного Кодекса чередовались с фресками, изображающими то благостные сцены материнства и отцовства, то пресловутую сферу Дайсона -- гроздья людей, едва не слипшихся, громоздящихся друг на друге, теряющихся во тьме наслоений. Он был ещё ребёнком, когда Институт освоения океанов обратился в Лицензионный центр с запросом о правовом положении человеко-амфибий. Несколько лет широкой публике казалось, что вопрос носит чисто теоретический характер, но вот, одиннадцать лет назад появились первые дети с двойным дыханием, и хотя каждый из этих детей был очень слаб, их крёстные папы и мамы из института требовали для своих питомцев свободного лицензионного фонда, напоминая, что сам Закон во второй статье ограничил свое действие территорией, то есть сушей, и верно сделал, ибо океаны нуждаются в своих постоянных разумных обитателях. Лицензионный центр пошёл на уступки: выделил фонд в две тысячи знаков для новой ветви разумных существ, однако при этом разъяснил, что сам закон остаётся незыблем: территория Земли это не только суша, но и океаны, и воздушное пространство, и спутники -- утверждать обратное значило бы насильственно ограничить место жительства одних людей сушей, других океанами, третьих космосом, в то время как речь идёт о всё большей свободе людей жить и на суше, и в океане, и в космосе. И вот, несколько месяцев назад разразился новый скандал. На этот раз требование выдвинула колония поселенцев Венеры, ссылаясь на то, что иные планеты уж никак не являются территорией Земли, и требуя особого, отличного от земли законодательства заинтересованного в росте числа обитателей, рождённых на самой Венере. Он был уже у дверей, когда Матвей Самсонович окликнул его: -- Скажите, Денис, если, конечно, у вас есть желание ответить на мой вопрос: почему выбрали вы профессию лицензента -- Наверное, из охотничьего азарта, Матвей Самсонович. Ну, и из чувства справедливости. -- Вы считаете лицензионное право справедливым -- Во всяком случае, оно представляет каждому равное право. -- Может быть, в этом не право, а уравнительство -- Матримониальная машина, обладающая наиболее полными данными о каждом индивиде, способствует улучшению человеческой природы. -- Только это уже не Природа. -- Какой размер ноги запрограммирован как целевой -- Браки свершаются не в небесах -- в матримониальной машине. -- Не продешеви, сынок, не дай себя объегорить. -- Твоя мама проводит аналогию с тем временем, когда всё продавали и покупали. -- Увы, аналогия самая близкая. Язвительная маленькая женщина! -- Но это ведь и в его интересах. -- Вот -- вот, мы ведь живём в великий век благоразумия. Смотри, не продешеви, сынок. Научите его быть благоразумным. Пусть он научится экономить на всём, вплоть до сострадания. И мальчик, сын этой женщины, подозреваемой в подмене лицензионного знака, которого эти коллизии не интересуют. У него другое, и он хочет говорить с лицензентом о своём: -- Поймите же: сто лет мы зондируем космос, а какой толк Сколько времени мы совершенствуем человечество, но для чего Все эти годы, в сущности, мы надеялись на встречу с иной цивилизацией, а её всё нет. А мы по-прежнему откладываем до встречи с ней наши самые смелые ожиданья. Пора уже понять, что нам не на кого надеяться кроме себя. И если нам неоткуда ждать откровения о высшей цивилизации, мы сами должны её создать -- высшую цивилизацию, высшую расу. Вы говорите о матримониальной машине. Но это же полумера, неужели вы не видите Лицензиат должен стать больше чем органом для борьбы с нарушителями Лицензионного Права. Он должен взять в свои руки создание высшей расы и, если надо, принудить общество заняться этим всерьёз, ибо важнее этого дела нет ничего! -- Это уже что-то вроде иезуитского ордена. -- Ну что же, если иначе нельзя..... -- А тебе не кажется сомнительной, а главное -- примитивной иерархическая система ценностей * * * Ксения набрела на неистощимую тему, с трудом отрывалась для домашних дел и занятий с Янушем, и наконец вынуждена была оставить его наедине с его домашними занятиями. Януш, однако, совсем не против был -- и занимался, и у него получалось, и, окружённый философствующей публикой, философствовал вовсю и сам: -- Мама, я думаю, Бог, может быть, есть. Немного есть, немного нет. Наверное, есть. У него крылья. А голова -- как у собаки. Тебе как, в профиль его нарисовать Он немного собака и человек. А злого я только могу представить, а добрый, наверное, в самом деле, есть. Злой не может быть, потому что не может быть столько рук, потому что у нас в России злые редко. И собака, и человек -- они же хорошие. Найда не бешеная, она охотничья. У кого-нибудь, наверное, какой-нибудь другой Бог -- тогда нам нечего друг другу и говорить, мы никто друг друга не убедим. Если вся Земля будет без людей, тогда, может, будет Бог -- прилетит. А потому, что он воздуха не любит. Он не любит, когда люди. Ему дышать плохо. А ведь правда, что в мозгу клеточки И как одна клеточка заполнится -- так знание! И начинает заполняться следующая. Но все клеточки ни у одного человека за всю жизнь не заполняются. А у Ленина все клеточки были заполнены Нет Но больше, чем у всех людей, правда А зачем извилины Чтобы больше поверхность А зачем Я вот читал, как ловцы раздумали ночью рыбу ловить, и подумал, что они всё же не сообразили. Ночью рыбы мало, но она крупная. А знаешь, почему Я догадался. Вот как бывает вечером -- маленьких всех отправляют спать, а вы там читаете, что-то делаете. Так и у рыб. Поэтому ночью хоть меньше ловится рыб, но они большие и старые. Мам, вот я был маленький. Мне было три года, и я не знал такого слова -- "пиявки" -- даже "пэ", первой буквы -- не знал. И вдруг мне парнишка говорит: "в этом ручье есть пиявки". Я удивился: "Какие пиявки" И даже отскочил, так испугался. Ага. У меня так было, когда я с Лилей поссорился. Я стою у дерева, а мне как-то горячо. И холодно. В общем, как-то сразу горячо-горячо и холодно-холодно стало. Я думал, что умер. Нога так -- пам! И рука так -- пам! Смотри, мама, не умри как-нибудь. Я всё лежу и думаю, как бы сделать так, чтобы люди не болели и не умирали. Мама, тебе жалко, что Ленина убили А я знаю, почему все люди умирают -- потому что ведь написано: жить, работать и учиться по Ленину. А Ленин-то умер. Да, я знаю, я сам знаю. Да, не знаю, а потом знаю. Не читал и не слышал. Не знал, а потом знаю. Может быть даже, совсем давно. Вот так. Не один Януш то и дело обращался мыслями к Ленину. В официальном государственном мире, почти порвавшем связи с миром действительности, приближался юбилей Ленина -- Ленина, который всё больше из живого превращался в мумию (читайте Маяковского). Всюду цитировали Ленина, даже не сказанное и не написанное им. У Джо в Институте прошло заседание кафедры по статье в "Коммунисте" о подходе к истории партии. Докладчик, сославшись почему-то на Ленина, оповестил: "У науки две задачи -- познавательная и идеологическая. Поэтому нет ничего удивительного, если в какой-то период мы вскрываем вред, принесённый личностью Сталина ("Личностью" -- надо же, не просто Сталиным, а его личностью", -- мотает головой Джо), а в другой говорим о его несомненном величии. При теперешнем обилии информации не к чему забивать голову неискушённого человека, рабочего, ненужной или даже вредной информацией. -- Я сам из рабочих, -- сказал неугомонный Джо, -- и не желаю, чтобы кто-то отбирал то, что по его мнению подходит мне или не подходит. То и дело он рассказывал истории об очередных заседаниях, собраниях, высказываниях, упоминаниях, статьях, посвящённых Ленину и его идеям: -- Они его убивают, честное слово! Как Гелиогабол ("кто-кто"), Император Римский, засыпавший намертво лепестками роз приглашённых на пир! Не успело пройти четырёхдневное совещание об ораторском искусстве Ленина (с практическими выводами, заметьте), объявляют партийное собрание кафедры, -- о чём бы вы думали -- о недостойном поведении некоего Сергиенко. Любовницу завёл, -- и это на кафедре, которая носит имена двух величайших людей (очередной реверанс в сторону Ленина). И уже потихонечку прощупывают друг друга бравые наши философы: -- Вы сами, Иосиф, за или против строгого решения о Петре Павловиче -- Я против того, чтобы занимать наше внимание и время подобными делами. -- Но это отражается на его работе. -- Тогда давайте слушать вопрос об отношении к работе коммуниста Сергиенко. -- Он сам виноват -- у него много врагов. Веду подрывную работу с теми, что помоложе и покритичнее. Надо объединяться. Поодиночке нас разобьют. Старики чем сильны Тем, что у них есть телефон -- они перед любым форумом договариваются. А нас больше, но мы разобщены. Мы должны, как коммунисты, перед каждой такой штукой вырабатывать линию поведения. Переминаются. Один ушёл, другой: "Смотри, с ним будь поосторожнее". Кто-то ещё по дороге: "Не доверяй ты им". У заведующего, куда вызывали нас всех перед собранием по одному, привычная взаимная настороженность: -- Позор-то у нас какой, Иосиф Батькович -- гарем из двух жён. И это у нас, идеологов. Что вы обо всём этом думаете, Иосиф, ээ... -- Виссарионович! -- Ваши шутки, Иосиф! А вы знаете, что вас зовут за глаза -- Джо Неудобно как-то получается. -- Но ведь и вас... -- Однако, с вами, это, боюсь, может носить некий политически смысл. Джо, Джозеф -- какая-то иностранщина, не по-русски это. -- Зато верно политически. -- По молодости лет вы многого не понимаете, но возвратимся к повестке дня. Согласитесь, поведение Сергиенко непростительно. -- Но его жена хотела и надеялась, что мы его именно простим -- поругаем и простим. "Я просила пожурить его, -- плачет несчастная супруга, -- а вы разбиваете семью". -- Узкий, мещанский взгляд женщины... -- Что вменяется в вину Сергиенко -- Прежде всего несоблюдение устава партии: соблюдать моральный кодекс коммуниста. -- Во время обсуждения Брестского мира Сталину и Троцкому было записано особое мнение, но никто не заявил, что им надо поставить на вид незнание Устава партии... И опять уже привычное: -- Ваши выступления, ваши мнения, Иосиф, сомнительны... -- Разве есть какие-то замечания по идейному содержанию -- Ваша форма преподавания удивляет и настораживает. Все эти сравнения и парадоксы... -- А я боролся, борюсь и буду бороться с вашей формой. -- Вы потеряете в конце концов работу. -- Вы ведь знаете, что у меня есть вторая специальность. Как известно, пролетариям терять нечего. А бороться -- у меня хватит и чернил, и бумаги. -- Мы ценим ваш живой ум, знание естественных наук, но... -- ...но я не ношу галстуков и у меня мятые брюки... -- Да, и это тоже. Вы простите, но вам не хватает воспитания. Сказалась ваша прошлая работа. -- "Вышли мы все из народа" (между прочим, наш зав. сам из беспризорников). Кто я по происхождению, спрашиваете вы Стопроцентный выходец из рабочего класса. Гегемон. -- Ну вот, вы снова... -- И для меня, собственно, речь не о Петре же Павловиче -- я против этих беспардонных заглядываний в чужую личную жизнь. И ведь это же не единственный случай. Наши студентки, девочки, девушки -- ведь и их вытаскивают на собрания, копаются в их белье. Мы, наше поколение, не можем мириться с этими методами, мы за большее уважение к человеку и будем за это бороться. -- Посмотрим, до чего вы доборетесь. Культурный человек, с образованием, вы, в конце концов, попадёте в фельетон. -- Неизвестно ещё, кто попадёт в фельетон. Как-то на кафедре я сказал к чему-то, да всё к тому же -- к делу несчастного Сергиенко... Господи, если бы Иисусу Христу нашего времени случилось сказать: "Кто сам без греха, брось первым камень в эту женщину", она бы мгновенно была заброшена камнями, и не потому, что люди стали безгрешны, а потому, что со времён культа личности лицемерие у нас стало так всесильно, что мы бы, пожалуй, сочли жизнь без лицемерия неприличной -- каждый бы даже боялся, как бы не оказаться вторым. Право, нас поразила бы наивность тех, кто опустил руки. Так вот, шёл как раз разговор о деле Сергиенко и обсуждалась по этому поводу, именно по этому, теория Фрейда и отношение к ней Ленина. Я заметил, что Ленин вопросами фрейдизма не занимался, и наш Ковалёв, вертевшийся вокруг этой темы, тут же обвинил меня в философской безграмотности. Ничего, сквитаемся, подумал я. Ковалёв говорил пятнадцать минут, и что-то очень знакомое было в его выступлении. Пошёл, покопался в библиотеке -- нашёл: статья в двадцать страниц, и, разумеется, не нашего друга Ковалёва. Использовал он из этой статьи восемь страниц -- тютелька в тютельку. Выступая в следующий раз по какой-то подходящей статье, я процитировал и действительного автора, и восемь страниц нашего Ковалёва. Списано, сказал я, со всеми знаками препинанья, со статьи всем нам известного автора, поэтому в выступлении я буду спорить не с Ковалёвым, а с подлинным автором. Итак, говорил ли Ленин о проблемах фрейдизма Я неплохо знаком с работами, выступлениями и письмами Владимира Ильича и всё-таки ещё проверил себя. Нет, не писал и не говорил. Единственное место в письме Кларе Цеткин: "Неприятны теории секса. Разберусь". Так зачем нам за волосы тянуть Ленина к любой проблеме Благо, он лысый. Каков итог Итог нормальный -- очередное осуждение за неуважение и оскорбительные высказывания в адрес (обязательно "в адрес", где, интересно, этот адрес) вождя мировой революции. А ведь мало в истории человечества героев, которых бы я так любил, как Ленина. -- А Наполеон Гегель -- Бери лучше Кутузова. -- Наполеон ли, Гегель -- разрыв мысли и действия. И у Ленина мысли и действие. Стиль, близкий к Шкловскому -- рубленые фразы-образы. Гегель, которому не нужна была ни революция, ни война, ни собственная жизнь -- только Абсолютная Идея. И Ленин, который не закончил своего труда "Государство и революция", чтобы делать революцию. -- Что ты хочешь сказать -- То, что говорю. * * * Зима выдалась в том году снежная, красоты неимоверной. Каждый день сызрани Ксения ходила к горячим источникам за минеральной водой. Каждый день на веточках нарастало всё больше инея. В первый день они шелестели, как серебряная фольга -- металлическим шелестом. Потом, при ветре, уже стеклянно звенели. В первый оттепельный день снег, раньше робко тронутый одними лишь узенькими тропками, запестрел следами к занесённым снегом скамейкам. Веточки, -- каждая! -- были обведены жирным белым штрихом по чуть заметному чёрному контуру. Ветви согнулись от тяжести, шаровидные, а то и с сосульчатыми бородами, и звучали они под ветром замедленным, втягивающим шумом. Снегири, синички, сойки -- ещё накануне они были совсем непугливы, ошарашенные метелью и морозом -- сегодня вовсю щебетали. Сетка волейбольной площадки с заметёнными снегом ячейками; кое-где проткнули их веточки, торчали обметенными снегом сосульками. Плиты дорожки там, где проходят под ними трубы с горячей водой, темнели лужицами. Позже под горячим дневным солнцем водянистый снег заледенел -- сверкали верхушки тополей, крыши строений, дорожки, пригорки -- всё сверкало хрустальным светом. Целый выходной день провели они с Владом счастливо в этом хрустальном царстве. Но этот же день оказался для Ксении началом долгих мучений. Дикая зубная боль обрушилась на неё. Боль была такая мощная, что Ксения никак не могла разобраться, какой зуб так нестерпимо болит. Каждый день обескураженная молоденькая врач просверливала ей другой зуб. Немедленно подключился Януш. "Кажется, и у меня что-то с зубом" -- озабоченно говорил он. Поражая всех, Януш любил походы к зубному врачу, неизменно завершавшиеся для него походом за какой-нибудь игрушкой. К её удивлению, солдатики и револьверы его не прельщали, а игрушечные машины он обычно использовал как транспорт для кукол и зверушек. "Не техник, нет, не техник" -- сказал Алеша, сам талантливый инженер. "И не боец" -- прибавил братец Валера. В болезнях и лечении Януш был очень терпелив и рассудителен. Зато, когда в мороз он отказался надеть тёплую шапку, справиться с ним оказалось невозможно. Своими убеждениями он очень дорожил. "А я буду, всё равно буду так ходить! Пусть я идиот. Ну, и что вы этим докажете Что вы этим докажете Да, осёл! Да, упрямый! И что из этого Ну и пусть! Ну и хорошо! Хорошо! Пусть!" Единственный раз в жизни Ксения бросилась его бить -- хуже она ничего не могла придумать. Пока она болела, -- как оказалось, не по зубной части, а по воспалению тройничного нерва, -- Януша из школы встречал Влад. Он уже не работал в Горкоме Комсомола. Криминальные черновики его протоколов были обнаружены, и Влада уволили "по собственному желанию" -- это и в самом деле было взаимным желанием горкома и Влада. Он вернулся в свой производственный сарайчик -- малевал какие-то объявления, афиши и указатели. Ещё участвовал в культурной жизни города и санаториев, выступая с чтением стихов. У Влада теперь хватало времени и на Януша, и на свои наброски, и на усиленное чтение. Объявления, афиши много времени не занимали. Почти весь день Влад был у них. Однако их с Владом почти семейная идиллия не на шутку обозлила Героя и оживила городские пересуды. Природа тоже что-то не ласкова была. Хрустальную пору её сменили злые морозы с завывающими вьюгами. В неладный день, разминувшись с Владом по дороге из школы, Януш решился зайти за ним -- Герой прогнал его с бранью от двери. Януш прибежал домой ледышка-ледышкой, в слезах и соплях. Через полчаса прибежал следом Влад с отмороженным ухом. Влад ушёл жить к Джо. Мать утихомирила Героя и вернула Влада домой. Странный был этот Герой, Владов отец, редко чем довольный, ежеминутно готовый вспыхнуть ненавистью. Неизвестно, кого он больше ненавидел -- тех, кого убивал в боях, или тех, кто отдавал ему приказы. Ненавидел он и "тыловых крыс", к которым Герой относил и дезертиров, и тыловых начальников, которых поголовно считал евреями. Когда-то Ксения, ещё вхожая в их дом, усмехнулась погромным речам Героя: "А как же еврейские могилы, которые оберегал от антисемитов Влад" Герой побагровел: "Это всё дед -- мозги Владику сушил дребеденью всякою. Он вон и дочь свою назвал, как этих евреек, революционерок хреновых. Софья! Тьфу! Дурь из неё не вышибешь после папаши её. Софья, золотая ручка! К весне Джо пришёл к своей оставленной подружке с повинной. Но она вернуться-то вернулась, но уже на новых, свободных началах: приходила когда хотела, не докладывала, где была, хозяйством его не занималась. Джо хотел зарегистрироваться -- она уклонялась: довольно с неё печального опыта. Джо умолял, Джо был влюблён. -- Это они во всём виноваты, -- кивал на них Джо, шутовством прикрывая свою ложь во спасение. -- Джо, ты что -- не были согласны они. -- Да-да, добрые люди открыли мне глаза. Признайся, Ксюша, чистосердечно, ты решила свести меня с Гетой, чтобы уберечь Влада от соблазна. Если бы не добрые люди... -- и подмигивал им, и кривил в противоположные стороны рот и глаза. -- Джо, разве не ты, -- всё ещё пыталась восстановить истину Ксения. -- Да, я простак! -- колотил себя кулаками по лбу Джо. -- Я дурак, шут гороховый! Это я виноват, Ириша, но подбили меня они! Довольно, довольно об этом! Ну чего завели свою волынку Пошли в горы. Ты же выйдешь за меня, дорогая -- Сомневаюсь. * * * Время шло, менялись намерения, кто-то уходил, кто-то являлся на свет. У Паши родился сын, которого его жена носила одиннадцать месяцев. Оля родила девочку, которую она носила всего семь месяцев. Братец с музыкантами был в соседней области на выступлении, и "болели" за Олю ночью под окнами роддома Влад и Ксения. -- Я не могу, не могу, -- сквозь стоны хрипела роженица. -- Сможешь, сможешь, деточка -- куда ты денешься... Не тужься сейчас, отдохни... А теперь... Ну, ну же, держись за поручень... Всё-всё-всё, сейчас, -- тужилась голосом сама акушерка. Едва мученица родила, Ксения с Владом бросились к входной двери спрашивать, что и как. Но оказалось, это не Оля была, не она рожала, и раньше утра не ожидались её роды. Однако, она родила до утра, без крика и стонов. Братец ещё не приехал. И забирали Олю с малышкой опять же они -- "Принимайте, папаша, вашу наследницу" -- здоровый ватный куль без доступа к наследнице. Только дома, положив на кровать, раскрыли девочку -- и оторопели: зеленовато-жёлтое лицо, широкий, расплющенный нос, крохотное тельце. Недоношенная, -- спокойно сказала Оля. -- Они не должны были выписывать нас. Ну да бог с ними. Справимся. Маленькая Иришка корчилась, постоянно плакала. Ксения клала её животиком на свой живот, вытягивала из носика толстые, как канаты, нескончаемые упругие сопли. Ею занимались все: Оленька, братец, мама, тётя Лора, Алёша, и в каждый свободный от сдельной своей работы час -- Влад. Януш, похоже, даже ревновал. "Очароватушки мои, -- пела-ворковала над своей девочкой Оля. -- Солнышки ясные! Зореньки ненаглядные! Сол-неч-ный круг -- небо вокруг!" -- "Аришке, наверное, уже до смерти надоела эта песня" -- остроумничал Януш. "Критикан несчастный!" -- "Знаешь, Оля, песенку "Бабушка козлика очень любила -- бабушка козлика в супе сварила"! Аннушке все эти ваши песенки, как бабушкин суп" -- "Януш!" В апреле Владовы родители перешли к решительным действиям. Из заветного ящичка Влада исчезли письма Ксении (они переписывались даже когда виделись каждый день), заодно исчез и паспорт Влада. Герой даже и не скрывал, что это его рук дело. Владу было всерьёз объявлено, что если он не одумается, эти письма попадут в суд с заявлением родителей о совращении несовершеннолетнего чуть не вдвое старше его коммунисткой и членом союза писателей Ксенией. Не поможет суд, они с матерью опубликуют своё заявление в прессе, оповестят и союз писателей, и партийную организацию. Кроме того его полюбовница нарушает паспортный режим, будучи нигде не прописана. И пусть не думает Влад, что может загладить гнусные дела своей напарницы браком с ней -- они с матерью ходили к юристу: с такой разницей лет женщины и юноши загсы брака заключать не имеют права. Паспорт Влад всё-таки отобрал у отца, едва не подравшись с ним. Просторны и прекрасны были Джемуши, но места им с Владом здесь, видимо, не было. Болел отец Ксении, и только скандалов ему не хватало. Хлопоты с малышкой, бессонные ночи и так выматывали всех. Не то из милиции, не то из жилуправления уже приходили, интересовались несанкционированным проживанием Ксении в переполненной квартире. Ксения наконец решилась, отправила в Облов председателю правления Союза писателей заявление с просьбой помочь с жильём: "Хоть в самый далёкий городок области, лишь бы крыша над головой и коммунальные удобства". Ответили быстро: "Мы не бросаемся талантами, будем хлопотать о жилье в Облове. Постараемся получить для вас жильё уже в этот год". Списались с Эльгой, съездили к ней в горы, в её горно-металлургический городок, там буквально в один день расписались и вечером, втроём (не втроём -- вчетвером с прекрасной Эльгиной собакой) отпраздновали чем Бог послал их свадьбу. Эльга же и устроила Влада в своём городке на временную работу. Кто отдыхать, кто работать, кто в гости, кто в поисках развлечений уехали в это лето почти все друзья. В Сибирь строить не то какую-то дорогу или город отправился Джо. Уезжал Алёша с тётей Лорой на работу в Мурманск. В свою очередь Герой с женой снова ринулся на какие-то заработки в дальние края. Ксения с Янушем ездили к Владу и Эльге, карабкались там по отвесному склону рыжей горы. Возвращались в Джемуши ждать вестей из Облова. * * * Квартиру дали поздней осенью. Посреди больших грязных пустырей стоял серый дом, у которого уже разгружались несколько машин с мебелью и скарбом. Они с Владом прибыли общественным транспортом: тючок с постелью, чемодан с тряпьем да пишущая машинка -- вот и всё, с чем они вселялись. В квартире, от которой выдали им ключи, полы еще липли, но батареи были горячие. Расстелив на полу газеты, они сели подсчитать оставшиеся деньги -- хватало на матрас и раскладушку. Пахло краской, не было холодной воды, не было электричества, редко ходил транспорт, в обрез было денег, но раз в день, ближе к вечеру они наполняли горячей до густого пара, неистощимо ржавой водой ванну и ехали "в город" -- обедать и запасаться минеральной водой. Ели раз в день, но плотно и роскошно: перепелиные яйца, невероятные супы и салаты; поев, возвращались в собственную темную квартиру к наполненной ванне и сладостно теплым батареям. Они были одни, блаженно одни, как никогда в жизни. На раскладушке всё равно невозможно было спать вдвоем, поэтому ее оставили про запас, спали же на полу, подстелив под матрас газеты. В свете уличных фонарей и проходивших по шоссе машин, свободно гулявшем по незашторенной комнате, она смотрела на Влада, прикрывшего глаза. -- Что ты думаешь, о чем -- был у них такой жест -- махнуть пальцем перед глазами. -- Кино верчу. -- Как -- Я прикрываю глаза, а оно вертится. -- Интересно -- Нет, надоедает. Думать мешает. -- Расскажи. Некоторое время он молчал. Он всегда немного молчал прежде чем ответить -- не то складывал слова, не то отходил от своих мыслей. -- Что-то близко, сразу не разберу... А, вот вижу, вижу, голенькая идёшь. Почему-то я часто вижу тебя голенькую... Зачем отвернулась Море или не море Шумит. Но не так, как море. Много пены. Может, даже одна пена. И шумит как пена. Вошла. По шейку. Поплыла. В пене. След остается, не исчезает. А солнце... странное солнце: цвет -- от зеленого к белому. А это кто Нет, на дельфина не похож. Выпрыгнул и ушел под воду. Дети -- все желтенькие и раскосые. И все в юбочках, мальчики и девочки. Машут тебе. Тебя не видно. Большая скала, а ты за ней. Но они все равно тебе машут белыми платками. Обернулась, улыбаешься. Выходишь. В руках большой шар из этой пены. Переливается. Но солнце другое, и переливается по-другому: от зеленого к белому, а посредине цвет, похожий на оранжевый. И на тебе пузырьки как платье. Ты идешь, а они все тянутся как шлейф из моря. Всё тянется шлейф. Оборвался. А это кто Краб тащит край шлейфа. Как же это у него получается Не получилось, бросил. А ты идешь. Тело видно сквозь пузырьки. Вот ты поднимаешься. Темнее становится. Растираешь пузырьки, но от этого светишься, все волосики светятся -- и челочка, и бровки, и на животе. Темнеет. Ты ложишься. А куда -- не видно, и тебя уже почти не видно. Белое пятно. Всё, кончилось. И в другой раз: У тебя были когда-нибудь длинные волосы Длинные, ниже задика, пушистые, голубые волосы. И на животике тоже голубые. Воздух фиолетовый. Это не сон. Я влево покосился и вижу дом. Минарет. Желтый. От него длинная тень. А если кверху смотрю -- листва деревьев. Ты голенькая сидишь на каком-то плотном зеленом камне. Расчесываешься. Вот так, по щеке, по груди, по животику прядь волос. Расчесываешь. Чем Не пойму чем. Ага, раковиной. Раковина рассечена как на зубья. Ты легла -- волосы, наверное, пушистые, -- ты прямо на них легла. Песок сыплешь. Улыбаешься Нет. Улыбка по лицу блуждает. Песок зеленый, прозрачный. Нет. Зеленый песок, но чем-то не такой. А, вот, в нем пыли нет. Сыплешь на плечи, на грудь, на животик, на ноги. Вижу, как он ссыпается -- под мышку, с живота, с ног. Снова села. Опять причесываешься. Вот побежала. Бежишь. И халатик желтый. Незастегнутый. Зачем он Бежишь, халат развевается. Волосы тоже. За холм забежала. Только волосы -- как облачко, над холмом. Сейчас пойду следом. Вот следы, маленькие, любимые следы. Вот длиннее шаг -- бежала. Вот снова шла. Странный цветок. Прямо из земли. Листья. Нет, прямо лепестки. Большой, очень большой цветок: в нем тычинки-цветы. Сейчас зайду за холм -- там, наверное, ты. Нет, только следы. И вот цветок большой ты вырвала -- яма на этом месте. А вот и ты. У большой зеленой скалы. Опять расчесываешься. И на руках, и на ногах янтарные браслеты. И диадема -- только не на голове, а на животе. Тоже янтарная. Сильное солнце -- ты щуришься. Бросила расчесываться. Лезешь на скалу. Только задик и волосы видны. Оборачиваешься, сердишься. Наверное, чтобы не смотрел снизу. Ты уже наверху, и не видно. А сверху -- о! очень сильное солнце. И огромные чаши -- как кратеры. Тёмные. В них вода. Ты поплыла. А я, оказывается, очень большой. Я наклоняю чашу и пью. И ты по этому течению плывёшь ко мне. Ты как последний, самый дорогой мой невыпитый глоточек. Вот. Поцеловались. Всё, затемнение. Как ты хорошо поцеловалась. Упёрлась руками в мою нижнюю губу и поцеловала. Кошка! Она спрашивала у него: -- Как ты пишешь И с чего ты начинаешь двигаться -- со случая или с названия... ну, ты меня понимаешь. Ещё недавно, в Джемушах такой вопрос казался невозможным. Когда однажды -- наверное, года полтора назад -- Влад попросил её дать прочесть что-нибудь из того, что она пишет, Ксения съёжилась от невозможности преступить внутренний запрет -- даже для него, для него ещё больше, чем для кого-нибудь другого. Пишешь для далёкого -- не для близкого. Сокровенно, как сокровенен в беременности ребёнок, всё зыбко ещё, полу-есть, полу-нет. Неверное слово, один нескромный взгляд -- и растаяло, улетучилось. А Влад неожиданно сказал тогда: "Уважаю это в вас". Она знала, что он тоже пишет, и никогда не спрашивала -- что. Даже не знала, стихи это или проза. А тут, в Облове, когда Влад купил за 78 копеек "Аналитическую Геометрию", чуть не в тысячу страниц, радостно завопила: "Что ты собираешься писать Или ты уже пишешь" Со счастливыми глазами охлопывая свою добычу, он объявил: "Пьесу о Пифагоре, за которой последует пьеса о Сократе. Но ещё до этих пьес надо оформить теорию". "Как ты пишешь" -- спрашивала она у него, и -- "С чего ты начинаешь писать -- со случая или названия" Господи, с чего угодно можно ведь начинать, но она почему-то спрашивала именно так. И он отвечал сразу на два вопроса: Прежде всего -- нет, не название. Хотя до названия у меня никогда нет начала. А вот это, зимнее -- полуявь, полугрёза, не образ даже -- ощущение. У меня нет явных зрительных образов. Я вижу и чувствую словом (и ведь действительно словом рисует!). Золотая луна и светящейся черной изогнутой волной -- зигзагом -- очертание двугорбой Малой горы. Зигзаг. И по этому зигзагу -- я как бы на лыжах скольжу. Сначала я думал, это будет что-то лирическое. Но ведь у меня чистая лирика не получается. Да и скучно без людей. А люди у меня всегда гротескные. Вот были мы на Медовой, на скальном клюве её. И под нами, и перед нами листва крон. Великолепная природа. Но кто у костра Я ведь и разговоры, и смех слышу, и заливистые перебивы сестрицы Ксанты. Вижу и фюмесову рожу Джо, и твою мордашку, и блестящую, как биллиардный шар, голову Алёши. Костёр на скале. Внизу туман. И на туман падают тени. Великолепно Но тени-то чьи А вот тут и начинается гротеск. Но это всё ещё было отрывками, в полусне...Только уехав из Джемушей, я понял, какой материал остался позади. Но пока не мелькнуло название "Верхом на палочке", ничего слитно ещё не было. Вот что ты представляешь при этом названии Мальчишку, да А если это не мальчишка, а взрослый Это весело и издевательски. И есть ещё контекст -- тот зигзаг, и горы... Но вот идея, замысел... Идея мелькнула в том разговоре с Джо, в комнатушке, -- ты помнишь Что-то о Рубинштейне, философии, экзистенциализме. Что-то о первичном и вторичном. Вроде анекдота о цапле и лягушке: "циркулируй, сволочь, пока не сдохнешь". Или о мухе и птичке, так же замкнувшей путь мухи в вечный круг -- "вечный кайф". Что-то вроде этого. Анекдоты даже упоминались. Но нужная мысль в идеальной форме ушла. Да, что-то о первичном и вторичном, об идеальном и материальном... Что-то парадоксальное. Потому что ничтожна та гармония, в которой нет парадокса. Потому что парадокс -- это "эврика!" Потому что неожиданно. Потому что -- минуя причинно-следственную связь. Потому что невероятно, но есть. Потому что Бог потому и Бог, что пути к нему не в логике. И не в религии. -- Ну, хоть один пример парадокса. -- Вот. Человек очнулся среди безмерной пустоты: "Кто-нибудь тут есть!" И пустота откликается: "Ты!"... -- То, что ты пишешь, стихи или проза -- Драма. Независимо от жанра. Драма -- это конфликт и диалог. Пьеса -- это вторичный смысл, жанровый. И, между прочим, дословно от греческого -- действие. Действие, да ещё какое действенное. В теперешнем, сдвинувшемся мире, в сломе, произошедшем в сознании, в познании, в науке, философии, в драме идей в физике, математике, другой становится и литература. Последние два века -- яркое тому свидетельство. У Розанова, у Бердяева драмы нет. В философии драма у Платона, у Зенона, у Пушкина, Декарта, у Гегеля, Канта, у Шестова. У Мамардашвили -- он сумел "подвесить" сознание во Вселенной. Он сделал то, над чем бился Шестов, но возвращался к своей исходной мысли; временами ему удавалось, но уж очень с перехлёстом, с затуманиванием была его мысль. -- Как у тебя. Но ведь было много уже им сказано... -- Сказать, знаешь, можно. Вот и Вернадский прекрасно сказал: "Сознание космично". Ну и что И камень космичен. Уникальность сознания со всем сонмом его противоречий -- вот в чём суть. И о чём диалог. Помнишь у Гуссерля: "Человек есть бытие, посредством которого Ничто приходит в Мир". Хайдеггеровское Ничто. Был ещё один давний вопрос. Не вопрос -- вопросы: его -- о смерти, жестокости, страданиях, и её -- о его тяготении обнажать снова и снова жестокое, а то и противное. Почему для него так важно это ворочанье в силах неприятных, тошных Даже привычно приятные у него частенько оказывались неприятными -- уж очень, предельно сильными. Он упорно останавливал её взгляд на тяжёлом, неприятном, на том, от чего хочется отвернуться. Кажется, первое, что он рассказал ей из своего прошлого в детстве, что было с ним и с котёнком, с матерью и отцом -- до четырёх, до семи его лет. Где вы были от четырёх до семи Да вот -- в блевотине людской. Терпимо ли в блевотине Запах, знаете, резкий -- кислый, портвейновый, с луком ещё. А так -- не то что хорошо, но претерпеть и отодвинуть можно, даже нужно. Она не понимала, чего он хочет, рассказывая это, но прижимала к себе его голову. Не очень-то он был здоров, этот сын героя войны. Однажды, придя к Джо, чтобы всем вместе куда-то идти, Влад вдруг поспешно вышел, не сказав им ни слова. Время шло, а Влада всё не было. Они встретили его на полдороге. "Что случилось -- кинулась Ксения к нему. -- Куда ты ходил" -- "А, позабыл... вспомнил, сбегал", тут же переводя разговор на другое, пробормотал Влад. Лишь спустя время, она узнала, что у него бывают провалы сознания -- не то последствие контузий или пьянства отца-героя, не то травмы ещё во чреве матери, когда напившийся до белой горячки Герой бил сапогами в живот свою любимую беременную жену. -- Вот как вы думаете, систер, -- говорил Влад, -- слеза ребёнка, котёнок, которому ангелы-дети, любознательные естествоиспытатели, бросают в яму хлебный мякиш с иголками, материна голова в разлитом дерьме -- что это, как, сестрица Ксанта, мудрая моя Что это всё Шестов-то прав, вкупе с Иваном Карамазовым Что за счёт у Господа Бога: гармония, парадиз в расплату и утешение. А память Память стирается А то ведь, пожалуй, затошнит, как от селёдки со сладким молоком на запивку. Это уже что-то из странной заповеди: "Не варите барашка в молоке его матери". Так варят же! Сначала насилуют женщину или собаку, еврейку или мусульманку, потом в газовую камеру или под нож, если со жратвою плохо. Безотходное производство. Слушайте-слушайте, не затворяйте слух! -- Что это было -- тогда думала, теперь спрашивала Ксения. -- "Крик свой спрятать в мягкое, женское" Или первый кадр Бюнюэля к "Андалузскому псу" -- разрезаемый глаз Для неё непереносим был даже не кадр, а то, что корове ли, собаке ли (не муляж же это), для того, чтобы подвести зрителя к ожогу, к самому краю -- вырывают, режут глаз. И забиваемые лошади в "Андрее Рублёве". Не желаете видеть, многочистые А знать Да, есть. Да, забивают и едят, питаются. Но когда и для искусства ещё!.. Не выношу! И в "Спартаке" -- кресты-распятия. И польский фильм, где садят людей на кол. Но уж тогда воспроизводите и вонь, и вой, и гогот. Да, Астафьев говорит о ненависти к войне и пишет о её жестокости. Но это слово -- слово и должно свидетельствовать. Но не изображение. Изображение ближе к плоти, но дальше от сострадания. Разве сострадание и вину чувствует Раскольников Отвращение. Уплощение жизни. И почему, почему именно эти воспоминания, образы, мысли владеют им Какой дед у него был -- но о нём ни слова. Да и сам Влад духовен и светел. Так почему об этом ни памяти, ни слова В ту пору говорили они и о смерти. Первым, кажется, заговорил о смерти Джо: -- Каждую ночь у меня страх смерти. Началось это с развлечения -- с какой-то стати я представлял своё мёртвое тело на похоронной машине. И вдруг я понял, что смотреть некому будет -- ещё будет тело, но я уже ничего не увижу. И тело уже будет не моё. И уже нигде не будет меня. Как старики могут так спокойно жить Чем больше люблю жизнь, тем страшнее. И эти детские сказочки Льва Толстого! -- В чьих-то мыслях ты будешь. -- Не я -- воспоминанья обо мне. Моей живой мысли уже не будет. -- Мысль не останавливается, -- странно сказал тогда Влад. -- А вы, систер, не боитесь смерти -- Как -- Вами владеет смерть -- В бомбёжки боялась. -- Испытываете ли вы постоянное присутствие смерти -- с вами, в вас Потому что всё остальное без смерти -- только ты с нею, наедине. Как тень, она всегда рядом. -- Нет, не испытываю. Почему Не знаю. Может, потому что Мир мне интереснее, чем я. -- Но человека не будет, и кто познает Мир -- Мир тоже себя познаёт. -- Однако, не богаче ли возможностей вслепую комбинирующей Природы нежели возможностей Сознания в творении-претворении Мира -- Ещё неизвестно, кто кого творит и претворяет. И не одно ли и то же это, как жизнь и смерть. -- Хитрая! Так мудрствовали они и всерьёз, и лукавя (но лука, изгиб богаче короткой, вдобавок лгущей прямой, ибо она только для непроницательных пряма и непрерывна). И уснащали бесконечные свои откровения строками тут же придумываемых стихов: "Когда безумие и страх Тебя поднимут на крылах, И ты избавишься от бремя, -- Иначе, как познаешь время" "Когда бодрячества пружины ослабнут..." "Сквозь описательную слизь / Попробуй к солнцу продерись" "Когда же смерть в который раз / Тебя лицом поставит к жизни". Так писал Влад, и она начинала его понимать. Она же писала: "Поскольку Мир един и крив, то, где угодно разместив, соединим кривой две точки". "Поскольку Мир упрямо прям, То правит Миром непрерывность. Но вместе с нею и прерывность, поскольку Мир един и крив". "Не ветра тёплого порыв -- По морю пронеслись улыбки. И побережье стало зыбким, Поскольку Мир един и крив. -- Май систер, любовь моя, -- говорил Влад, -- немного больше бы вам моей черноты -- свет ведь не просветляет, он ослепляет. Но не в етим дело, как говорил мой дед Илим, а в том, что свету и тьме нельзя друг без друга, как Вам и мне. И чернота не так уж черна. Для нас ведь чёрен и красный спектр, как, кстати, и фиолетовый.

proza_ru/texts/2011/05/20110515304.txt

В школу нужно было вставать очень рано. Ночь была как в тумане.Конечно ,а как по другому!Ты до сих пор не веришь в то что произошло. Будильник прозвенел в 6:30.Вставать было вообще тяжело.Уже в 7 утра я встала.оделась,сложила сумку,накрасилась .Каждое утро возле дома меня ждал друг ну по крайней мере я так думала.Перейдя дорогу и зайдя за дом я закупила.Выход из дома никогда ничем не отличался от других. Прийдя в школу я встретила лучшего друга, с которым раньше мы общались очень час ,но сейчас мы даже парой не можем поздравить друг друга с праздниками.Вот насколько время меняет людей.Просидя четыре урока я пришла на пятый.Урок немецкого языка.Она стала спрашивать про моего бывшего и его нынешнюю девушку.Расстались мы не очень красиво,те отношения было уже не спасти.Шестой урок прошёл как в тумане,болела голова ,сердце билось как ненормальное. Домой пришла в 15:10 ,а в 18:00 начанась уже моя тренировка.Домой я дошла только к часам 9 вечера.Мама с сестрой остались у меня дома.Так я и сразу заснула в 11 вечера.Ночь была тяжёлая и на утро жутко хотелось спать

proza_ru/texts/2017/02/201702252202.txt

Прежде чем браться за такую скользкую и не благодарную тему, пришлось спросить себя, имею ли я на это право. Не благодарная тема потому, что при любом её освещении появятся недовольные, недоброжелатели, а скорее и враги. И это только из-за болезненности всякого вопроса связанного с национальным достоинством любого народа, как великого, так и малого. Объясняется это просто - с давних времён и по сей день, правители постоянно подогревают в массах проблему государственности, нации, единения, самосознания и нашей исключительности. Постоянно внушая, что за границей сидят плохие парни, желающие нам недоброго. Эти парни отличаются от нас, хороших, своей историей, языком, цветом кожи, разрезом глаз, генами, а главное помыслами. И большим желанием причинить нам зло, отобрать у нас территорию, лишить свободы или вообще уничтожить. Это длится тысячелетиями и исходит первопричиной от власть имущих, потом уж от их государственных структур и как следствие от нас самих. Поэтому мы зачастую с радостью и энтузиазмом идём убивать себе подобных проживающих за границей, науськанные своими властями. Убиваем за интересы и амбиции своих правителей, а что самое прискорбное, умираем сами. К сожалению эту ситуацию в обозримом будущем изменить нельзя, тем более односторонне. То, что прививалось нам тысячелетиями, сидит в нас уже на генном уровне. Даже у автора, осознающего существующее положение, но тем не менее имеющего укоренившиеся национальные атавизмы ... как и у большинства. Право выразить свой взгляд по теме, автор имеет хотя бы по происхождению. По материнской линии моя "русскость" исходит из Вологды XVII века, а по отцовской из под Ржева XVI века. И во всём обозримом прошлом в роду ни одного тюрка или угро-финна, не говоря уже о иных вкраплениях. Как говаривал А.В.Суворов: "чистый русак", хоть и не породистый -- из крепостных. Но чистота расы или национальности для любого здравомыслящего человека понятие второстепенное. Важнее то, кем человек себя чувствует, к какой общности людей он себя сам относит. К гримасам истории можно отнести такие примеры: большая русская патриотка Екатерина II была чистокровной немкой; самый французский француз - Наполеон Бонапарт был корсиканцем, то есть в большей степени итальянцем, чем французом; самый немецкий немец Адольф Гитлер был австрийцем; большой приверженец именно русского народа Иосиф Сталин был грузином. На вопрос, кем вы себя чувствуете, какой национальности, Сталин ответил: "Я русский, только ... грузинского происхождения". Ну и нельзя не отметить его знаменитый тост "За русский народ!", произнесённый на приёме в Кремле в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 года. Жаль, что условия публикации не позволяют привести его полностью: " ... Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза. Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны. Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он - руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение ..." В современной Литве, при замене советских паспортов на литовские в 1992 году, графы "национальность" уже не было, но ставился штампик, где можно было указать свою национальную принадлежность по принципу -- кем ты себя чувствуешь, без ограничений. В новом биометрическом паспорте евро образца 2008 года, информации о национальности не содержится вообще. Напомню, что в паспорте царской России графы "национальность" тоже не было. Была графа "вероисповедование", причём под номером 1. А под номером 3 -- род занятий. Подход, на мой взгляд правильный, хотя он и не исключал великодержавного шовинизма, наиболее ярко проявляющегося в языке. Противоположность шовинизма -- интернационализм. Это и нужно развивать в человеке, гражданине - иными словами терпимость к языку соседа, его внешности, его взглядам, его национальной культуре, быту, привычкам, наклонностям, вероисповедованию и т.д. Но все эти проявления, на государственном уровне должны быть ограничены рамками общепринятой морали и нормами гражданского общества. Эти нормы должны соответствовать простому демократическому принципу: всё хорошо,что не вредит соседу. Когда этот принцип торжествует, тогда и появляется территориально-государственная общность людей именуемая "нация". Для напоминания приведём энциклопедическое определение этого понятия: "Социально-экономическая, культурно-политическая и духовная общность(индустриальной эпохи)". Вот такому определению и должно соответствовать население Российской Федерации, чтобы быть нацией. Прошу обратить внимание на отсутствие в понятии национальности и вероисповедования, они вторичны и третичны в упомянутой общности. По вышеизложенному беру на себя смелость объединить под эгидой России все народы и народности проживаемые на её территории, особенно те, которые многие столетия живут вместе, интегрируясь, дополняя и обогащая друг-друга. В первую очередь это касается этнических русских, тюрок и угро-финнов. Под русскими понимаю и белорусов, и украинцев, так как даже на генном уровне это один народ, условно разделённый в истории нашими правителями, на радость забугорным "партнёрам" и при их активном содействии. И вот этой российской общности людей характерны черты, которые мы и рассмотрим ниже. Только необходимо сделать одну оговорку, вызванную нашим недавним прошлым, а именно -- 70-ю годами Советской власти. Эти годы оставили на нас свой отпечаток, не обязательно отрицательный, но не всегда и положительный. К положительному наследию Советов отнёс бы идеологический интернационализм, коллективизм и осознание принадлежности к Великой стране, то есть Советский патриотизм. К отрицательным -- неправильная экономическая модель общества, породившая свои пороки, основной из которых утрата чувства собственничества и ответственности за неё. Ещё отметим некоторые особенности, приобретённые народом по нужде, в упомянутое время: ЖИЗНЕСТОЙКОСТЬ, СМЕТЛИВОСТЬ, ВЫНОСЛИВОСТЬ, ПРЕДПРИИМЧИВОСТЬ. Эти черты выстраданы в условиях тотального дифицита, ненавязчивого сервиса и весьма низкого качества жизни. Десятилетиями народ жил в коммунальных квартирах с частичными удобствами, стоял в бесконечных очередях, терпел чиновничий беспредел, давился в общественном транспорте и не имел элементарных бытовых предметов обихода. По навеянному вспомнилось. Восточный Берлин, 1986 год, магазин обоев. Полторы сотни видов разносортного товара, глаза разбегаются, и как назло все обои красивые. У нас в это же время обычно только два вида такого товара: обои есть и обоев нет. А если и есть, то от их вида и качества хочется плакать навзрыд. Или Чехословакия, год 1978. Вся наша туристическая группа из Литвы. В предместье Вильнюса, Лентварисе, имеется ковровая фабрика. Но в магазинах ковров нет! Только по талонам, через очереди на предприятиях. Поэтому хватаем литовские ковры в Чехословакии, тем более, что они там значительно дешевле. Или Подмосковье, 1972 год, пельменная. На кассе красиво оформленное стационарное объявление: "Пельменей нет". Тут следует уточнить значение понятия ПРЕДРИИМЧИВОСТЬ, в нашем случае. Оно касается сообразительности в условиях нужды или безвыходной бытовой ситуации. Но не охватывает значения Предринимательства в организационно-хозяйственном плане. То есть у нас за 70 лет утрачено чувство хозяина и владельца средств производства. Как бы "всё кругом народное, всё кругом моё", но ... не моё, что иллюстрирует популярная в народе поговорка: "Сколько у государства не воруй, своего всё равно не вернёшь". Тут уместно привести пример. В Литве власть Советов просуществовала 40 лет. За это время осознание хозяйственника-предпринимателя у литовца не утрачено. Например, если в каком то микрорайоне российского города нет булочной или парикмахерской, то народ годами тянется в соседний микрорайон, где это есть. А в Литве тут же возникнут эти объекты удовлетворения нужд населения, а может и не один, если только есть спрос. Читатель может возразить своим примером российского предпринимательства. Согласен ... почти. Но, предприимчивый россиянин появится в нише производства, услуг или торговли только при гарантированной ста процентной прибыли. А литовец будет с радостью горбатиться и за 20 процентов, даже знаю случаи и за 8, особенно это касается сельхоз и промышленного производства, как сфер наиболее сложных, трудных и высоко конкурентных. Вернёмся ещё к положительным качествам российского народа: ПРОСТОТА, ЩЕДРОСТЬ, ВЕЛИКОДУШИЕ, БЕСКОРЫСТИЕ, СОСТРАДАНИЕ и МИЛОСЕРДИЕ. Вот этого у нас не отнять, и рациональному европейцу нас не понять. Вот этим всем мы ближе к Богу, чем он. Другое дело, что по широте своей души, мы некоторые понятия не ограничиваем и тогда они превращаются в негатив, причём для нас же. Скажем, из-за первого определения, включающего в себя и доверчивость, Россия уверенно держит пальму первенства по финансовым пирамидам. И сколько нам не объясняй, где содержится бесплатный сыр, всё равно цепко держим пальму и никому её не отдаём. Щедрость. Самые любимые туристы во всём мире -- россияне, сами знаете почему. Тоже по сбору средств пострадавшим от стихийных бедствий или просто тяжело больным людям -- мы впереди планеты всей. А забугорный "товарищ" в этом случае сам себе скажет, мол от стихийного бедствия надо страховаться, да и медицинская страховка должна быть, а если нет, то пусть государство заботится, я же исправно плачу налоги. То есть наши "партнёры" сидят на голом прагматизме и в ус не дуют. Наше Великодушие и Бескорыстие объясняется душевной мотивацией, а не телесно-материальной, как у "них". И западным засранцам этого не понять. Сострадание и Милосердие. Тут не буду углубляться в теорию, а приведу только два примера из жизни. Курск, завод РТИ, поздний вечер 1985 года, самый разгар антиалкогольной компании. При въезде на территорию, сорокалетняя бабушка из ВОХР обнаружила в нашей машине три бутылки водки, что строго запрещено. Грозило: протокол, конфискация, сообщение по месту работы и прочие радости. Но в процессе двадцатиминутных переговоров с упором на жалость, понимание и наше тяжелое положение командировочных, две бутылки в закамуфлированном виде были сданы в заводскую камеру хранения, а одна "оприходована" на месте, на троих, под сало и лук стража ворот. У немцев, или в Штатах, возможно такое Второй пример. Ногинск, лето, 1972 год. Мы, студенты, на заводской практике. Поздно вечером мой коллега пошёл провожать девушку в далёкий район Глухово. Проводив, притомился и прикорнул у неё во дворе в детской песочнице. Утром, после ночной смены, мимо проходила женщина. Увидела в песочнице лежащего, скрюченного, насквозь замёрзшего парня - рядом пустая бутылка из-под "Солнцедара". Сжалилась, разбудила, привела домой, напоила горячим чаем с ромом, накормила и отправила во свояси, снабдив тремя копейками на трамвай. Возможно ли такое в Западной Европе Сомневаюсь, там скорее женщина вызвала бы полицию. Пошли дальше, ещё более тонкие качества русского народа: ЖЕРТВЕННОСТЬ, ДУХОВНОСТЬ. СОБОРНОСТЬ, Мотивация деяний. Это наши лучшие проявления, только ещё раз напомню читателю, что русский -- это состояние души, а не национальность. Жертвенность. Такое определения в энциклопедиях и словарях вы не найдёте, тем более относящееся к народу, общности людей. Само понятие имеет религиозные корни. Иисус Христос принёс себя в жертву, искупив все грехи людские, чтобы человек имел возможность попасть в Царство небесное, место бесконечной благодати. Русский народ на крутых, переломных виражах истории приносил себя в жертву, сохраняя этим другие народы и цивилизации. Возьмём только самые заметные вехи этой миссии. Монгольское нашествие на Европу в начале 13 века, превратившееся в тюркское. Все племена и народы до левобережья Итиля(Волги) были монголами порабощены, их дружины включены в войско Батыя. Но ... монголы застряли в русских лесах, степях и болотах на 200 лет, пока там и не растворились. Европа была спасена. Далее, русские усмиряли крестоносцев, поляков, шведов. В 1812 году спасли Европу от "Корсиканского чудовища". Через сто лет Россия внесла самый большой вклад в победу Антанты над Тройственным союзом, в том числе и безвозвратными потерями. Опять спасла Европу от Германо-Австрийской гегемонии. Ещё через 25 лет, за счёт неимоверных усилий и страшных потерь освободила ту же неблагодарную Европу от коричневой чумы. Да и сейчас, практически одна Россия противостоит англо-саксонской(американской) военной и экономической экспансии. Всё это осталось в крови, генах, исторической памяти россиян. Духовность. Тут уместно привести слова нашего гения, А.С.Пушкина: "Два чувства дивно близки нам -- В них обретает сердце пищу -- Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. Животворящая святыня! Земля была б без них мертва". Русская духовность -- это память русского народа, переходящая в историческую, культурную память человека, как сущности. И вот именно в этом понятии русский народ стоит несоизмеримо выше всех остальных. У него это ценностный геном, культ правды, поиск смысла жизни через осознания добра и любви. Соборность. Для начала отметим, что в других языках ни такого слова, ни понятия, не существует. Термин введён русофилами в середине 19 века и отражал только религиозную сущность. Сейчас отражает более широкое понятие -- свободное духовное единение людей как в церковной жизни, так и в мирской общности, общение в братстве и любви. По мнению автора соборность наиболее ярко проявляется в лихую годину. И тогда русский народ идёт на ворога всем миром. Но и нельзя не отметить мотивации исторических деяний русских. Они были как правило вынужденные и героические, а не шкурные. Возьмём только один пример Ермака, 16 век. Его поход на Сибирь был вынужденной мерой в ответ на бесконечные набеги и грабежи русских владений сибирским ханом Кучумом. Так вот, благодаря особому менталитету русских, народы Сибири не объединились, чтобы прогнать малочисленных чужаков, потому что "завоеватели" терпимо относились к вере, культуре, быту, обычаям и языку чужого народа. Наши предки не старались сломать чужой менталитет, они даже сами охотно перенимали обычаи иноземцев. В это же самое время европейские конкистадоры в погоне за золотом и другими богатствами поголовно истребляли племена обеих Америк, превращая их города в пепелища. Не могу не привести высказывания по теме наших известных и знаменитых соотечественников. Василий Осипович Ключевский, историк, академик: "Русский народ -- великий народ. Русский народ -- это добрый народ. У русского народа ясный ум. Он как бы рождён помогать другим народам. Русскому народу присуща великая смелость, особенно в трудные времена, в опасные времена. Он инициативен. У него -- стойкий характер. Он мечтательный народ. У него есть цель. Поэтому ему и тяжелее, чем другим нациям. На него можно положиться в любую беду. Русский народ -- неодолим, неисчерпаем". Николай Александрович Бердяев, религиозный и политический философ: "Русский человек одновременно и религиозен, и атеист; он одновременно и умён, и глуп; он- и щедр, и жаден; он- и государственник, и анархист; он- и силён, и слаб; он- и велик, и ничтожен". Александр Николаевич Радищев, прозаик, поэт, философ: "Я приметил из многочисленных примеров, что русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклониться на жестокость". Алексей Константинович Толстой, писатель, поэт, драматург: Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не на шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уж сплеча! Коль спорить, так уж смело, Коль карать, так уж за дело, Коль простить, так всей душой, Коли пир, так пир горой! Александр Тимофеев, востоковед, наш современник: " Если человек называет себя русским, это значит, что он берёт на себя ответственность за русскую землю и многонациональный и многоконфессиональный русский народ. Только в этом случае он имеет право называть себя русским". Сергей Михайлович Соловьёв, историк, академик: "Условия, в которых формировался русский народ, являлись уникальными. Ни один народ в мире не развивался в таких тяжелых условиях и не создал при этом великого государства. Поэтому мы и отличаемся от других народов. Мы не лучше и не хуже, мы просто ДРУГИЕ". На этом можно было бы подвести черту, но тема настолько необъятна, многогранна и противоречива, что нельзя не отметить и наши недостатки, которые мешают жить нормально именно нам. Некоторыми из недостатков мы умудряемся даже гордиться, что приводит в недоумение наших соседей по планете. Перечислим несколько из них: Противоречивость; Не предсказуемость; Не рациональность; Порывистость; Беспечность, Авральность-Пассивность; Агрессивность; Пьянство; Мат; Лень; Обломовская мечтательность; Широко начинаем, но не заканчиваем; В делах привержены понятию "Сойдёт и так"; Сумрачность, дурные манеры и т.д. Эти ли наши негативные качества не позволяют нам жить хорошо, как материально, так и в ладу с самим собой Почему народ, столетиями обладающий несметными природными богатствами, такими, что другим и не мечталось, по уровню (качеству) жизни на 57-м месте(Отчёт ООН за 2013 год, сейчас мы ещё ниже!) в мире А карликовая Эстония, в которой вообще ничего нет, на 33-м месте Почему занюханные арабы в ОАЭ создали своим гражданам рай на земле, который нам даже присниться не может А природных богатств, только разведанных, у нас на душу населения не меньше, чем у них! Почему!! И ещё один больной для автора вопрос. Почему у нас, таких талантливых, сметливых и изобретательных, за 115 лет существования Нобелевской премии всего 21 лауреат, а у тупых американцев 276 По заданным вопросам может быть читатель просветит непонятливого автора Вильнюс, 10 марта 2016 года.

proza_ru/texts/2016/03/201603102131.txt

Серегины рассказы Рассказ первый На больших машинах я давно, на них ещё мой отец работал. Я как и отец, как сел за руль, сначала МАЗа лесовоза, а потом КАМАЗа лесовоза, с тех пор ни одной аварии, из любой катавасии, как и он, на дороге выкручусь. Ехал по Ельцу, помню, днем это было. Да что было, ничего, считай, и не было. Захожу на поворот, а на меня в лоб на скорости Жигули (из-за поворота я машину в последний момент увидел). Эх, крутнул я баранку, - а справа канава, не разбежишься, - я вдоль этой канавы не сбавляя скорости вильнул, объехал Жигули и снова на свою полосу. Так моя машина меня слушает. А Жигулям вслед я всех чертей послал: самоубийцы, кто же на повороте обгоняет. Не люблю я в города заезжать из-за простофиль-лихачей, тесноты и светофоров, но сами наши города я сильно люблю, за их русскую старину, - как увижу маленький город -- душу так и щекочет, названия их люблю, зеленые холмы с белыми церквями и кудрявую зелень; и через какие города проезжаю, о тех городах чего-нибудь знаю из книг, радио или из газет, и чем древнее город, тем мне душевнее. Елец -- древний город, на пути к Рязани.

proza_ru/texts/2007/08/20070803502.txt

Ну не могу я писать так как говорю А говорю я запросто и свободно И даже очень интересно Именно интересно Потому как всегда хочется записать сказанное А начинаю записывать Получается какая-то хрень Но ведь надо записать Хорошо же сказал Записал Хрень Уж лучше тогда молчать Если записать не получается Круг замкнулся Эх книжки надо читать Ещё больше надо читать Хороших авторов читать На Прозе На Ру На

proza_ru/texts/2010/02/201002072143.txt

День первый. Наконец-то после трёх недельного перелёта на кукурузнике,нас выкинули на высоте 50-ти метров на какой-то остров в километре от моря, т.к. пилот сказал что дальше не полетит иначе не хватит топлива на обратную дорогу. Упали мы кто на кусты, кто на песок многие поломали руки и ноги об деревья, некоторых прибило багажом, но их сразу дисквалифицировали, и нас осталось 13. Я конечно не суеверный но тревога осталась. Да я вообще удивляюсь как мы разместились все в этом авиа транспорте, но организаторы проекта всё-таки убедили нас в том,что можно впихнуть невпихуемое. Дальше до места где мы должны были организовать лагерь, добирались своим ходом. Дана Борисова всю дорогу плакала и просилась к маме. Лагерь расположили вблизи от моря и не далеко от кустиков. Практически почти все ринулись к воде и начали плескаться как дети. Наберегу остались только Тимати который сказал что моются только те, кому чесаться лень, и Сергей Зверев как-то нелепо смущаясь произнёс что стринги со стразиками забыл дома. Прошло 2 часа. Уже все обсохли, разложили вещи, скоро к нам должен появиться ведущий, мы ещё не знаем кто это, но все уже в предвкушении. Прошло ещё два часа. Ведущеготак и нет. Сергей Крылов за это время съел все свои и мои продукты. Жанна Фриске начала крутить бёдрами перед участниками, но никто кроме Анфисы Чеховой, не обратил на это внимания.Которая на всякий случай взяла с собой парочку средств индивидуальной защиты, и разместила их на ближайшем кусту. Когда стемнело, Дана Борисова опять заплакала, но ударом в челюсть её сразу успокоил Костя Цзю. Наконец-то появился ведущий. Уж кого-кого а этого от проекта я не ожидал, оказывается на весь месяц нашим ведущим назначили Бориса Моисеева. Я думал организаторы ограничатся Шурой и Зверевым. Борис сказал нам что, в этот вечер прекрасная луна, и предложил познакомиться поближе. Я начинаю понимать что есть вещи по страшнеее крокодилов. Певец Шура постоянно крутился возле ведущего, и что-то шептал на ухо, что конкретно он говорил понять было сложно, но проскальзывали такие слова как: вазилин и оливковое масло. Наверное выпрашивал у ведущего средства для ухода за кожей. Борис нам сказал что мы все должны отдохнуть,т.к. завтра очень тяжёлый день. Подарил всем по одеялу и сказал что лучше спать на дереве, а то на земле сожрут тигры, как говорится''лучше неудобно на ветке, чем без ног на земле". Вот мы придурки за целый день так и не додумались сделать хотя-бы шалаш. Разместились мы кто где. Тимати и Зверев друг на друге, перед этим кинув жребий, кто будет снизу. Жанна Фриске с Анфисой ушли поглубже в дебри, взяв с собой купальник Чеховой. Сергей Крылов сказал что на дерево не полезет, а если вдруг увидит тигра, что сам его сожрёт. Костя Цзю остался с ним мотивируя тем,что боится он только Николая Валуева. Шура долго намыливался в море, потом натёрся листьями папортника и лёг в кустах. Начинаю подозревать что ведущий, никуда не улетел. Дана Борисова хотела опять заплакать, но увидев вблизи Костю Цзю, прочитала 2 главы из Нового Завета, улеглась на одной из веток местной флоры. Ещё в нашей команде был какой-то беззубый мужик из гр.Король и Шут который всё время напевал что-то про убитую крысу. Какая-то слепая баба, все обращались к ней-Диана. Она всё время была в чёрных очках, и постоянно спрашивала ''кто здесь" Елена Ханга ведущая, которую втемноте вообще никто не видел, пока она не улыбалась, и находили её только по зубам. И мужик какой-то в телогрейке, и золотыми зубами который мало с кем разговаривал, сказал лишь чтоб мы завалили своё хайло иначе всех порежет на ремни. Много ремней нам в лагере не надо, поэтому почти не обращали на него внимания, знаю лишь что он сказал что-б мы называли его Веня Московский. Завтра будем знакомиться с соседним племенем.

proza_ru/texts/2012/05/20120530308.txt

Джонни показал мне где находиться женское общежитие и проводил до комнаты.Оказалось,что я буду жить с его девушкой.Ее зовут Нора,но она учиться на юридическом.Джонни попрощался и ушел к себе в комнату. Я положила сумку на пол и осмотрелась.Комната была большой и красивой.С левой и правой стороны,сразу у стен,располагались две кровати застелены в синие одеяла.Но,что меня удивило в этой комнате,так это окно на балкончик.Оно находилось сразу за кроватями и было вместо стены.Мне здесь сразу понравилось. Я расставила вещи в свой шкаф(они были у каждой свой).Ето заняло меньше десяти минут.Я достала свой iPod и погрузилась в мир музыки. Я практически уснула,но почувствовала что меня кто-то дергает за плечи.Я открыла глаза и увидела пронзительно карие глаза которые уставились на меня немигающим взглядом. Я вздрогнула и вытащила наушники с ушей. -Привет.Ты ведь Эмили,да-вдруг услышала я. Это была милая девушка с копной светлых волос и по росту была немного ниже меня.И я сразу вспомнила. -Ты Нора-кивок,-Джонни говорил о тебе.Очень приятно.-я попыталась ей улыбнуться. -Мне тоже.Так ты будешь учиться вместе с Джонни-она спросила и сразу нахмурилась. Я рассмеялась: -Не хмурься.Мы просто друзья,он не в моем вкусе. Нора облегченно вздохнула и улыбнулась: -Ну тогда мы подружимся.Почему у тебя половина волос голубые -Просто захотелось.Мне нравиться этот цвет.-ответила я. -Круто.Ты очень необычная и мне это нравиться.Мы обязаны подружиться.0на воспросителъно подняла брови ожидая от меня ответа. Я уже хотела ответить,но стук в дверь прервал мой ответ.От неожиданности я подскочила. Нора оживилась и встала: -Ну наконец-то.Это мой старший брат.Он красавчик,тебе понравиться.-она заговорчески подмигнула и я засмеялась. Она открыла дверь и я услышала очень знакомый голос: -Привет,сестрёнка.Извини,в городе были дела и я задержался.На два часа я в твоем распоряжении. Я отвлеклась от своих мыслей и вытащила единственную фотку которую привезла с собой.Это были я вместе с Анри за день до аварии.Удивительно,как в одно мгновение все может измениться. Я взглянула на свое тату и невольно улыбнулась.Надо быть сильной и верить в чудо. -Эмили,все в порядке-спросила Нора. Я вздрогнула и провела ладонями по щекам.Я даже не заметила,что плакала. -Да,все отлично.Ты что-то хотела-поспешила ответить я. Она посмотрела на меня и нахмурилась: -Ты что плакала -Нет,нет что ты.Кстати,не знаешь где ближайшая библиотека-я сразу сменила тему,но мне честно хотелось читать. Она недоверчиво прищурилась и я улыбнулась.Нора улыбнулась в ответ. -Сразу через дорогу.Но ты пойдешь туда после знакомства с моим братом.Познакомься,это Алекс. Я развернулась к двери и застила там стоял тот Алекс с которым я сюда летела.Да вы издеваетесь,мать вашу! Он кажется тоже был удивлен,но сразу спрятал это под маской безразличия.Вот гад! -Привет,ты Эмили-я кивнула не в силах оправиться от такого потрясения. Я сразу исправилась и улыбнулась: -Было очень приятно познакомиться,но к сожалению я вынуждена вас покинуть.Еще увидимся.-я сразу выбежала и стала думать о том что со мной произошло за каких-то два дня. Мне надо было проветрить голову от ненужных мыслей и я направилась в библиотеку. Я надеялась там были интересные книги и они помогут мне отвлечься.

proza_ru/texts/2015/01/20150112123.txt

Среди фронтовиков были люди, охотно рассказывающие о своих военных дорогах, но встречались и такие, которые старались лишний раз не вспоминать о пережитом. К последним относился актёр-фронтовик Валентин Зубков. Родился он 12 мая 1923 года в селе Песчаное Рязанской области в обычной крестьянской семье. В 1942 году окончил лётное училище, и в качестве лётчика-истребителя попал на фронт. Воевал храбро. Подробностей, к сожалению, мы не знаем. Это при том, что в страшном сорок втором году в нашем небе господствовали ещё немецкие лётчики. Превосходство их в воздухе оставалось довольно значительным. Несмотря на то, что Валентин Иванович не получил настоящего высшего театрального образования (учился только при МГУ в самодеятельной театральной школе), он стал со временем звездой советского кино. "Виной" тому явились его маленькие эпизодические роли в фильмах: "Близнецы" (1946 год) и "Русский вопрос" (1947). В то время будущий актёр работал в "Спецконтрольпроекте", не имеющем отношения к искусству. Но участие в указанных фильмах заставило сменить профессию. На радость зрителям. Настоящий дебют в кино состоялся в 1956 году в фильме "Это начиналось так" (роль бригадира). Если здесь зрители ещё осторожно присматривались к Зубкову, то после сыгранных двух Степанов ("Коммунист" и "Летят журавли", оба 1957 года), они поняли: на экране появился новый замечательный актёр. На мнение зрителей не повлияло даже то, что роль следующего года выпала ему весьма отрицательная (шпион в фильме "Над Тиссой"). Тем более, что в том же, 1958 году, он перед ними "реабилитировался", сыграв одну из лучших своих ролей - Сергея - в картине "Трое вышли из леса". Фильм о войне и любви. Принимал актёр участие и в других фильмах о Великой Отечественной войне: "Майские звёзды" (солдат),"Солнце светит всем" (Савельев), "Иваново детство" (капитан), "Дикий мёд" (майор), "На войне как на войне" (командир полка). Учитывая его фронтовое прошлое (лётчик-истребитель), я стал искать в фильмографии роли, связанные с авиацией. Нашёл две, правда, они касаются мирного времени: лётчик-полярник в фильмах "Леон Гаррос ищет друга" и "Мальчишки - народ хороший". Все роли Зубкова в кино выделяются разнообразием: врач ("Поезд милосердия"),учитель ("Дядюшкин сон"), профессор ("Шаги по земле"), военком ("Её имя - Весна"),военный музыкант ("Человек за солнцем"), мичман ("Внимание, цунами!"), старшина милиции ("Я его невеста"),следователь ("С тобой и без тебя"). Последняя роль в кино - друг и коллега главного героя в фильме 1974 года "Если хочешь быть счастливым". Ушёл из жизни "Заслуженный артист РСФСР" Валентин Иванович Зубков 18 января 1979 года. Взглянув ещё раз на дату рождения, понимаешь: умер в 55-летнем возрасте. Сначала я подумал, его "догнала" война, но она тут вряд ли к месту.Сократила ему жизнь, по всей вероятности, семейная трагедия: в 1977 году погиб (утонул в реке) его единственный и любимый сын. Как говорят, хоронить своих детей и врагу не пожелаешь. 05.12.2017 г. Фото из Интернета (кадр из фильма "Солнце светит всем")

proza_ru/texts/2017/12/20171205642.txt

Белград, 26 марта 1937, XV э.ф. Прежде чем приступить непосредственно к подписанию документов, утверждённых во время римских переговоров, я и президент Стоядинович проинформировали друг друга о направлениях внешней политики обоих государств и согласовали будущие совместные действия. Первым делом, я, избегая всевозможных увёрток, дал понять президенту Стоядиновичу, что фашистское правительство намеревается придать итало-югославскому соглашению особое значение. После того, как я обрисовал ему нашу ситуацию, наши цели и нашу программу, он с той же откровенностью заметил, что географическое положение Югославии и её политические возможности вынуждают его отказаться от проведения общеевропейской и мировой политики, и сконцентрировать своё внимание исключительно на балканском полуострове. Титулеску, страждавший объять необъятное, поставил Румынию в затруднительное положение, из которого она до сих пор так и смогла выбраться. Соглашения, подписанные 25 марта, утвердили дальнейший курс развития итало-югославских отношений. Они представляют собой не только первую, но и самую труднодостижимую веху на пути к союзу между двумя государствами. Союзу, который сам Стоядинович, в силу экономической, политической и исторической необходимости, расценивает как самим собой разумеющийся. Франко-югославские отношения вступили в фазу угасания. Не так давно Франция предложила странам Малой Антанты заключить военный союз с целью обезопасить Чехословакию от германской угрозы. Стоядинович под всевозможными предлогами на протяжении четырёх месяцев отказывался давать ответ, но больше этого делать не собирается -- он намерен огласить своё (отрицательное) решение во время следующего заседания Малой Антанты, которое пройдёт 1 апреля в Белграде. И на любое предложение о двустороннем союзе между Францией и Югославией или Францией и другими странами Малой Антанты будет дан точно такой же ответ. Сам Стоядинович так объясняет причины, подтолкнувшие его к развёртыванию нового политического курса: "Сотрудничество с Францией ничего нам не дало и не даст в будущем. В экономическом плане -- всё по нулям. На финансовом уровне мы погрязли в долгах, которые покорно выплачиваем с учётом всех процентов. На военном уровне, не смотря на то, что Франция и Чехословакия являются главными поставщиками оружия, нам до сих пор так и не было выделено ни единого штык-ножа. За всё, имеющееся у нас, мы были вынуждены платить, точно так же, как будем платить Италии, ибо в наших планах наладить поставки военного оборудования через Вашу страну и через Германию. Добавлю, что культурное и духовное влияние, исходящее со стороны Франции, приобрело смертоносный и разрушительный характер: пресса и литература пропитаны иудейско-масоно-коммунистическим ядом блумовской Франции. Впрочем, во времена военного сотрудничества с Францией, ситуация была совершенно иная. Считалось, что в случае нападения немцев на Чехословакию, Италия выступила бы против Германии и позволила бы французским войскам -- по крайней мере, так вещал Париж -- пересечь паданскую равнину, чтобы дать бой райхским силам на австрийской территории. Но вот все их заверения рассеялись подобно туману. Теперь же, в случае нападения Германии на Чехословакию, нам, при слабой и неуверенной поддержке со стороны Румынии, придётся вторгнуться на территорию Венгрии, дабы уже оттуда прийти на помощь чехословакам. Допустим, нам удастся завоевать Венгрию (хотя, на мой взгляд, это достаточно трудно), но когда мы выйдем к чешской границе, нас встретят жалкие остатки того, что некогда было пражским войском. Позади будет униженная и обозлённая Венгрия. Впереди -- победоносная германская армия. Мы не можем подвергнуть югославский народ подобному риску. Тем более, что он не испытывает ни враждебности по отношению к мадьярам, ни солидарности по отношению к чехословакам. Грядущее белградское заседание положит начало последующему ухудшению франко-югославских отношений, которое, быть может, приведёт и к открытому столкновению. Меня заклеймят эгоистом. Французы всегда навешивают подобный ярлык на тех, кто не готов умирать за них. Но теперь, когда мне удалось достигнуть соглашения с Италией, являющегося, в моих глазах, фундаментальным для политического курса нашего государства, я совершенно безразличен к этому. Что же касается Малой Антанты, то, на мой взгляд, её структура не подвергнется каким-либо изменениям. По крайней мере, формально, потому как в интересах самой Чехословакии оставить всё, как есть, не пытаясь дойти до того, где, как и почему сосуд вдруг дал трещину. Однако в то время, как отношения между Югославией и Румынией останутся неизменными -- то есть, сохранят дружественный и сердечный тон -- отношения этих двух государств с Чехословакией сведутся к простой формальности. Бенеш намекнул мне, что как только опора на страны Малой Антанты, на Францию и на Лигу Наций станет невозможна, он пойдёт на соглашение с немцами. Я, со своей стороны, полностью его поддерживаю, поскольку те, кто призывает оказывать противостояние Гитлеру -- то есть, французы и англичане -- суть те же, кто призывал негуса оказать противостояние Италии. И кто знает, быть может без их вмешательства Хайле Селассие до сих пор сидел бы в Аддис-Абебе: Муссолини ограничился бы тем, что сделал бы из него своего подданного, после чего отпустил бы с миром. Чехословакия сейчас находится в точно таком же положении -- как только ситуация накалится и Германия начнёт действовать, все те, кто сегодня настраивает Прагу против Берлина, подожмут хвосты и Бенеш останется в одиночестве". При рассмотрении югославо-австрийских отношений, президент Стоядинович высказал мнение о неизбежности аншлюса, потому как в данном состоянии у Австрии нет ни моральных, ни материальных средств к существованию. И всё-таки необходимо максимально замедлить процесс её поглощения, однако нужно сделать это так, чтобы не спровоцировать конфликт и не допустить возникновения противоречий с Германией. С другой стороны, после заключения договора с Италией, который в будущем должен перерасти в настоящий союз, он с предельным спокойствием взирает на пангерманский вопрос. По завершении аншлюса вокруг оси Рим-Белград начнут вращаться все государства, опасающиеся германского вторжения на территорию Адриатики и дунайской равнины. Этот блок вынудит немцев отказаться от любых притязаний. Необходимо добавить, что та настойчивость, с которой Германия упрашивала Рим и Белград прийти к соглашению, свидетельствует о добрых намерениях -- даже в отдалённой перспективе -- немецкого народа. Ибо если нацизм действительно нацелился на Адриатику, было бы непростительной глупостью пытаться облегчить достижение подобного соглашения, которое, в случае угрозы, станет центром антигерманского противостояния. Наоборот, они должны были бы раздувать конфликт между Италией и Югославией. Впрочем, ответы на данные вопросы мы получим лишь в отдалённом будущем. Что же до дня сегодняшнего, то югославо-германские отношения переживают фазу своего расцвета, и стоит заметить, что, в отличие от слухов, коими полнится мир, с недавнего времени их расцвет затмил самые счастливые времена югославо-французских отношений. Тесное сотрудничество в военном и экономическом секторе дало мощный толчок в развитии обоих государств. Присоединение Белграда к оси Рим-Берлин можно считать завершённым, также потому что подобная ось являет собой эффективную защиту от коммунистической угрозы, которую Югославия очень опасается. Красное поветрие суть губительно для всех народов, на особую опасность оно представляет для Белграда, где расовая идентичность, схожесть темперамента и языковая близость особенно облегчают задачу бельшевистским пропагандистам в распространении этой заразы срези южных славян. По словам Стоядиновича, шествие коммунизма по югославской территории пока ещё не столь триумфально. В основном, его жертвами являются интеллигеция и в особенности белградское студенчество, где из семи тысяч обучающихся уже порядка двухсот человек прониклись революционным духом. Заметен рост коммунистических приверженцев среди хорватов и, чуть в меньшей степени, словенцев. Правительство делает всё возможное чтобы не допустить распространение данной угрозы, которая находит сопротивление также и со стороны мелких собственников и крестьянских масс, являющих собой костяк югославской нации. Отношения с Венгрией заметно улучшились и продолжают улучшаться. Не так давно Будапешт обратился к Стоядиновичу с предложением заключить односторонний пакт о ненападении, который тот нашёл чрезвычайно выгодным. Через некоторое время югославское правительство намеревается приступить к разработке нового статута мадьярских меньшинств, который, дабы не превратиться в кальку с предыдущего, будет согласован с венгерским руководством. Стоядинович намеревается двигаться в этом направлении. Я поддержал его, добавив, что улучшение отношений между Белградом и Будапештом благоприятно скажется на отношениях между Римом и Белградом. Что до Румынии, то Стоядинович настроен крайне оптимистично. Подобные изменения в настроении произошли в следствие снятия с поста министра иностранных дел Титулеску, которого он, не стесняясь в выражениях, обвинил в подчинении -- по личным ли мотивам, или же в силу подкупа -- Румынии России, заключив договор с Москвой о предоставлении русским войскам права прохода по территории Бессарабии с целью нападения на Германию. Во время недавних переговоров король Кароль* и Татареску заявили об отказе от подобной политики, поскольку русские, однажды вступив на территорию Бессарабии, пусть даже и находясь под союзническими знамёнами, уже не покинут её, и возможно даже пойдут против румын. Сегодня политический курс Румынии направлен на поддержание дружественных отношений с Югославией и Польшей, и имеет ярковыраженный антирусский оттенок. По сути, будапештское правительство просто вынуждено адаптировать югославофильскую поведенческую линию. Стоядинович, не придавая какого-либо значения военной подготовке румын, очень рассчитывает на их сельско-хозяйственные ресурсы и неограниченные нефтяные запасы. "В общем", -- сказал он, -- "или Румыния становится частью нашей системы и мы получаем доступ к зерну и нефтяным скважинам, или занимает противоположную позицию, и доступ к ним мы получаем в любом случае". Он обеспокоен тем положением, в котором окажется Румыния в случае отказа заключить союз с Францией, и осведомился относительно наших действий. Я ответил, что наша дружба с мадьярами препятствует более тесному сближению с румынами, хотя, за пределами венгерского ревизионизма, между Италией и Румынией не существует никаких разногласий. Впрочем, не так давно нами было заключено торговое соглашение, утроившее объёмы наших поставок. Если однажды -- на что я очень надеюсь -- между Бухарестом и Будапештом будет достигнут некий modus vivendi, мы сможем сделать куда больше. В общем, Стоядинович может передать Антонеску, что, после изменения ситуации на Балканах и в дунайском регионе, Италия будет готова уделять больше внимания румынской нации. Стоядинович, с оптимизмом смотрящий на болгаро-югославское соглашение, полагает, что отношения между двумя государствами продолжат улучшаться и в будущем, и что имеющаяся между болгарами и сербами солидарность переплетёт между собой судьбы двух славянских народов. Югославо-турецко-греческие отношения суть дружественные, хотя и не слишком тесные и, насколько я понял, в будущем будут подвергнуты пересмотру. На сегодняшний день Югославия территориально удовлетворена, так как во время великой войны ей удалось сорвать неплохой куш: в 1912 году Сербия насчитывала 2.400.000 жителей, после балканских войн их численность возросла до 4.000.000, теперь же югославов более 15.000.000, и ритм рождаемости весьма многообещающ. Сегодня Югославию заботят иные проблемы, нежели территориальная экспансия. По крайней мере, в ближайшие десять лет правительство собирается заняться возведением общественных зданий, укреплением национальной экономики, духовным и культурным подъёмом страны. Но когда энергия молодого югославского народа вновь потребует выхода, думаю, вектор её будет направлен в сторону Греции и Турции. Албания мало заботит Стоядиновича. По его словам, она представляла огромный интерес лишь до тех пор, покуда европейской дипломатии удавалось держать на расстоянии Италию и Югославию. Прежде она представляла для нас приставленный к боку кинжал. Теперь же, благодаря новому политическому климату, албанский вопрос вернулся к своему исходному состоянию -- то есть, к состоянию скромного локального вопроса. Я получил подтверждение от Стоядиновича, взамен же намекнул, что через несколько недель планирую нанести визит королю Зогу. Этот визит будет проходить в рамках моей политики посещения столиц всех дружественных и союзнических государств. Со стороны Стоядиновича никаких возражений. Из дальних великих держав президеннт Стоядинович затронул только Англию, которая, не имея на то никакого права, страждет установить контроль над югославской политикой. "В период санкций Англия толкала Югославию в омут антиитальянской политики. По снятии эмбарго она продолжила подлизываться к нам, обещая свою помощь в проведении нашей политики в средиземноморском регионе. Но мы в этом не нуждаемся. К тому же я задаюсь вопросом, а способна ли Англия вообще оказать поддержку нам или какому-либо другому средиземноморскому государству, учиитывая, с какой настойчивостью она просила нашей помощи, будучи на ножах с вами. И потом, я со скепсисом отношусь к британской политике перевооружения. Покер -- англосакская игра, в которой, как нам всем хорошо известно, довольно часто прибегают к блефу с целью сохранения по крайней мере части собственных денег. Даже если Англия сумеет довести до конца своё перевооружение, вряд ли это позволит ей возвратить утраченные позиции в мире. Потому как помимо оружия требуются ещё и люди. А я сильно сомневаюсь в боевом духе британского народа. Слишком уж они уверовали в чудодейственность Лиги Наций, чтобы вновь взяться за оружие. Я сам вообще не беру в расчёт Лигу Наций. Да, Югославия является и останется членом этого сообщества, но только лишь в силу народной воли и по инерции, нежели по моему желанию. Мне выпала честь ни разу не бывать в Женеве, и эту честь я бы хотел сохранить на всю оставшуюся жизнь. И наше с вами соглашение, которое, не смотря на возможность его превратной трактовки, суть соглашение, выходящее за рамки, а возможно даже и направленное против Лиги Наций, и доказывающее мою антипатию по отношению к Женеве. Другим доказательством является официальное признание Империи. Когда же фрацнузы и англичане попытаются оспорить то, что мы зовём "признанием Империи de iure", я отвечу, что у меня не было возможности признать её de facto. И если они начнут причитать, что, перед тем как принять подобное решение, я не поставил их в известность, я отвечу, что ни Лондон, ни Париж не поставили меня в известность относительно расформирования аддис-абебской легации. Точно такой же ответ будет предоставлен и Франции, которая, не смотря на то, что я никогда не говорил с ними о римских переговорах, посредством "Havas"** заявила, что это именно их главы правительства -- прежде Лаваль, а ныне Блум -- посоветовали нам прийти к соглашению с Италией. В том, что Франция так часто меняет идеи и правительственные кабинеты, моей вины нет". На этих страницах я попытался как можно шире обрисовать результаты встречи с господином Стоядиновичем, чтобы отразить его личные качества, глубоко меня поразившие. Стоядинович -- истинный фашист. Не в силу своей принадлежности к партии, но благодаря своим взглядам на власть, государство, жизнь. Его позиции в стране прочны. При поддержке князя Павла, заявившего мне о своей безграничной вере и неисчерпаемой симпатии к Стоядиновичу, он уже начинает приобретать -- и обязательно приобретёт в будущем -- облик диктатора Югославии. Его пронизывает непоколебимое стремление, ход его мыслей понятен и открыт к восприятию новых идей. Что до его планов, то они уже были изложены мной выше. Он намерен продолжить развивать курс сближения и сотрдуничества с Италией, о чём мне было открыто сказано во время подписания соглашения от 25 марта. Также и впечатления, полученные мной в период моего краткого пребывания в Югославии, позволяют мне утверждать, что проведение совместной политики с нашими восточными соседями принесёт сочные плоды. В экономической сфере Стоядинович также предсказывает огромные возможности. Касаемо итало-югославской военной автаркии, их сырьё и наше промышленное оборудование прекрасно дополнят друг друга. С этой целью мы решили подготовить совместный план действий, чтобы в дальнейшем представить его на рассмотрение Дуче. Белградские соглашения, а также атмосфера, установившаяся в Белграде благодаря деятельности Стоядиновича, пробуждают во мне уверенность, что со временем итало-югославскому сотрудничеству уготовлена судьба вершителя судеб балканского полуострова и дунайской Европы. Сейчас же следует приступить к созданию необходимых условий, не отвлекаясь, при этом, на мелкие проблемы личностного характера, раздуваемые некоторыми заинтересованными лицами с целью скомпрометировать зарождающуюся итало-югославскую дружбу и не допустить будущего союза между двумя государствами. Мы договорились незамедлительно разрешать любые недопонимания, которые могут возникнуть в будущем, и развинчивать любые слухи, которые, вне всяких сомнений, будут распускать разочарованные нашим союзом страны в надежде посеять семя раздора между нами. Для достижения этой цели, помимо стандартных дипломатических средств, Стоядинович предоставил в моё распоряжение своего брата, скупщинского депутата и своего помощника. Я, в свою очередь, выделил ему Анфузо***. Более того, в силу нашей географической близости, мы сможем видиться довольно часто. Я предложил ему приехать в августе на Лидо на несколько дней, а уже в ноябре в Рим, на поклон к Дуче. В будущем можно будет подумать также и о визите регента Павла. Сейчас необходимо перенаправить промышленность, банки и культуру в сторону фашистской Италии. Белград, как ни одна другая европейская столица, поразил меня глубокими знаниями итальянского языка и культуры. Причём пространное знание итальянского наблюдается не только среди стариков, но также и среди новых поколений -- то есть, среди тех, кто вырос в период пика жесточайших противоречий между двумя государствами. И если такой результат был вызван двадцатью годами непрерывных трений, то теперь, с изменением политического климата, обусловленного достижением соглашения, которое ещё сыграет значительную роль, Италия в кратчайшие сроки заменит на югославской почве Францию, которая до сих пор пытается держать нас на расстоянии друг от друга. * Кароль II -- король Румынии (1930 -- 1940). ** Havas -- французское международное информационное агентство. *** Филиппо Анфузо -- итальянский политик и дипломат.

proza_ru/texts/2016/07/20160701215.txt

..и солнце рождает улыбку... улыбка и вздох - есть смех.. а счастье придумаем сами.. ..для всех... Солнечно. На площади, возле дворца, шумно, грязно, солнечно. Рынок всегда открывается как раз в это время дня. Он приезжает обычно не так на долго, по-этому все стремятся закупится на много недель вперёд. Некоторые на месяцы.. А есть те, кто даже на годы! Лавки шумят. Каждый на перебой расхваливает свой товар. - Боль! Боль! Покупайте свежую боль! - Не упустите свой шанс! Только сегодня за пол цены в ваше сердце засторелое отчаяние! - Вам надоели старые типы! Тогда это предложение для вас! Всё самое яркое и новое! Страдание подростковой влюблённости, угнетённость личности, а при приобретении любого товара оптом вы совершенно бесплатно получаете не одну, не две, а целых ТРИ истерики! - Для любителей классики! Только у нас вы найдёте ТАКОЕ разнообразие любовной боли! Преобретайте страдание безответной любви! Невозможной любви! Сумасшедшей любви! Страдания, проверенно доводящие до безумия! Только у нас! Весь товар сертефицирован! Плюс подарки для самых маленьких - страдания отверженности детской любви! Вы неповерите, но со скидкой в 30% вы сможете преобрести здесь нонсенс - боль лезбийской и гомосексуальной безответной любви!! - На нашем прилавке вы найдёте и первую обиду, и самую сильную и действенную боль от смерти любимого человека, и даже такую редкость как страх!! Все разновидности боли от А до Я! Были и продавцы более мелких масштабов.. - Продам недавнюю боль рзбитого счастья! Гарантированно с каждым днём не уменьшается, а становится лишь сильнее! - Обменяю боль предательства, на 30 истерик! Толпы людей сбивая друг друга с ног расскупают понравившиеся товары.. Каждый знает что к вечеру здесь уже ничего не останется... Какая-то мамаша тащит сына за руку к прилавку с дестскими обидами, где боль утраты друга дают бесплатно. Мальчишка упирается и кричит, но его мать неприклонна: - Ты мне потом ещё спасибо скажешь! Вон как удачно щас закупимся! - Не хочу, не хочу обиду! Она уже у всех есть! - Щас доиграешься и я тебе вообще ничего не купю! - Ну и не покупай! - Ну вот и не куплю! Светловолосый панишка резко вырывает руку и бросившись в толпу исчезает в ней. Молодая мамаша рассержено кричит вслед: - Никакакой от тебя пользы! Теперь вместо того что бы купить что-то тебе, я куплю себе боль от потери ребёнка!! А мальчишка теряется в переулках, убегает с рынка.. между низкими кирпичными домами играет солнце, приятно щекочет лицо, отражаясь в разноцветных окнах.. Тропинки узкие, каменные.. Босые ноги шлёпают по ним, и этот звук чем то напоминает звук запущенного по глади воды, камешка.. Флайтеру ещё только 10.. Но это было 17 лет назад. .... .... Белый подоконник. Совершенные линии полу обнажённого тела. Локоны светлых волос блистящими заветушками расспаны по плечам. Юноша сидит у окна спальни царского дворца, чуть растрёпанный, в короткой ночной рубашке. Взгляд устремлён на улицу. А на площади, возле дворца, шумно, грязно... солнечно... Рынок всегда открывается как раз в это время дня. Небесное светило наполняет своими лучами почти все помещение, резные тени приятным контрастом заявляют всё же о существовании предметов здесь.. Ведь так бы ничего невозможно было разглядеть.. Одно голое солнце. Одно голое тело.. Улыбчивый блеск зелёных глаз. Его не предавали друзья, у него не умирали родственники, он никогда не любил, не умел обижаться, не бился в истериках, не рыдал по ночам, не страдал страхом будущего, не терял веры, не чувствовал боль... Его совершенное сердце осталось таким же гладким и детским, как 17 лет назад, не искалеченным даже пустотой отчаяния.. Он не знал боль. страданья. страх. одиночество. безумие. слёзы. И он не жалел об этом, потому что жалеть о недостигнутом и ушедшем тоже не умел.. Он больше никогда не знал свою грустную мать, и жил на крышах, за солнцем.. смотря на него и щурясь - он научился улыбаться.. Вдыхая чистый воздух небес с улыбкой - он стал смеятся.. ибо невозможно казалось ему дышать с растянутыми губами... И познал пронзительную задумчивость, взросшию в его зелёных глазах, от рассветов искрящихся снегом, и закатов залитых блаженными стонами ночных птиц.. Бледная фигура сияла в лучах утреннего светила. Через цветную мозайку верхних окон бились разноцветные лучи. Он был принцем вот уже 6 лет.. Вот уже 5 из них он встречал солнце в этой комнате.. Дрожащее золотое молчанье залитого пространства... Вздох. за дверью тихие шаги.. Голубоглазый статный тёмноволосый юноша войдя без стука, проходит за его спиной чуть подаль. Но ближе.. Обнимает дружески. Отстороняется. .... - Ну а как тебе такой день для смерти.. робкое молчание. улыбка бледных губ. - Да... Прекрасно.. Я люблю умирать в те дни, когда ещё хочется жить.. Пыльно. Сухо... Солнечно.

proza_ru/texts/2009/05/200905261505.txt

Игорь Кочевых Переделки-5: Власть: Фразеологизмы... Приложение 14 Мысли -- в слуг! Утвердительно подкачал головой Это есть наш последний и решительный босс Словарь ино-странных слов Действие равно противнодействию Трусоголик Не каждый друг, кто тебя вытянул из гаража Не родись красивой, а родись спесивой

proza_ru/texts/2010/09/20100907716.txt

Я спросил Судьбу свою: Скоро ль счастье я найду Ну а мне Судьба в ответ: "Было счастье, больше - нет. Растерял его в дороге, Разменял по пустякам, Позволял войти ты многим, Слишком многих оставлял. А его не так уж много, Счастье -- не разменный грош, Потеряв, что раз дается, Больше - точно, не найдешь. Потеряв, что раз дается, Не надейся на возврат. Можешь лишь ты по крупинкам, В своей памяти собрать, То, что после остаётся, До конца, до судных дней: Образ милый, Сердца трепет, Боль утраты и тоску, Одиночеством разбавить, Больше -- вряд ли помогу". Я иду теперь без цели, Ниоткуда -- в никуда. В сердце -- тьма, Пуста дорога, И седая голова...

proza_ru/texts/2010/05/201005101339.txt

Так прошло ещё несколько дней . Мысли об Александре , невинные воспоминания детской и от этого такой непорочной и чистой любви навеивали мне странное чувство удовлетворения . Мне так захотелось вернуться в те дни , ощутить на себе его взгляд , ведь только под этим глубоким и чистым взглядом тогда и вспоминая его ,сейчас ,мною овладевало тёплое , такое забытое чувство ни то симпатии , ни то надежды , ни то мечты . В эти секунды или минуты своих грёз я была счастлива. Забывалось предательство, обида и несправедливость , и только слезы непроизвольно текущие по моим щекам , напоминали мне где я . Ещё день, два , ещё неделя , мое отношение к Адольфу не менялось , да и с чего ему меняться ! Разве он сделал хоть один искренний шаг в мою сторону , разве попытался понять себя , разобраться в совершенных поступках Нельзя кого-то вечно обвинять в своей бесчеловечности , трусости и лжи! Разве извинения в перерывах между причинёнными унижениями чего-то стоят Я была непреклонна , что-то сломалось во мне , что именно не знаю, подобно тому как изнашиваются или приходят в негодность в большом механизме маленькие частички , с порчей которых старый механизм не будет больше никогда работать как прежде , в моей душе произошёл надлом . Адольф бесился и недоумевал . Когда я говорила ему о предательстве и ставила его на мое место он приходил в ярость, приводя единственно работавший в нашем обществе аргумент - ты женщина , я мужчина . Аргумент весомый , я не сторонница гендерного равенства , матриархата или феминизма! Отнюдь ! Я считала бы большим счастьем родится мужчиной , только вот мало им родится - им надо стать ! Речь не о рыцарях в доспехах , но и не о довольных собой "членоносцах" , не имеющих никого иного достоинства как кроме полового . Исказились и потеряли смысл многие выражения и понятия , которые отличали и ставили мужчин на ступень выше , давая им беспрекословное главенствующее положение в жизни . Таких мужчин отличают в жизни от остальных поступки , а не проступки , их жизненное кредо честь, а не лесть и такие мужчины думают головой , а не головкой! Этим мужчинам не изменяют , их не боятся а уважают , они доказывают право называться мужчинами изо дня в день , самыми неприметными мелочами , без лишних слов и пафоса , сквозь "не могу" и боль, вопреки своим желаниям , просто потому что надо ! Потому что они мужчины! Истеричка же стоящая передо мной , фальцетом доказывающая своё превосходство не имела ничего общего с устоявшемся в моей голове мужским образом! Говорят первым мужчиной девочки в семье бывает отец , каков он , таков и будет ее избранник . Интуитивно и по зову сердца я нашла себе избранника который очень во многом походил на моего отца ,только вот странное судьбоносное наваждение , заставившее меня свернуть с истинного пути , поставив меня на кривую тропинку моего несчастья , привело сегодня к тому что я имею- предательству , лжи и бесчестью во всех их проявлениях .... О прощении не было и речи. День сурка стал нашим режимом. Закончились каникулы и мне предстояла опять учеба ,заключительная ее стадия - защита диплома была впереди , только поверите Мне было все равно...В один из дней сурка Адольф решил изменить сценарий нашего общения . В новом сценарии не было сокращений , побои и мат занимали как всегда главенствующее место , истерики и сцены извинений тоже остались, появилась новая сюжетная линия - измена ! Так она же была ,скажите вы! А вот и нет , Адольф решил обвинить в измене меня ! Вот это поворот ! Меня даже не интересовали такие очевидно абсурдные вопросы как ,где и с кем ! Я недоумевала какие основания могут быть у этого обвинения Зато его основания были поистине "вескими". Всё оказалось проще простого ( у него же всегда так), очевидно , даже точно, что у меня есть кто-то , раз я отвергаю его уже несколько месяцев, не подпускаю ни на шаг , да ещё и попрекаю его многолетней изменой ! Вот как ! А то что каждый раз когда я вижу его лицо , рядом , мне рисуется эта звезда итальянского кино это неважно , подпусти я его к себе , это походило бы на его любимый кинимотографический жанр-групповое порношоу! На самом деле он упивался им ещё с детства. Его отец как большой ценитель этого жанра хранил дома горы видиокассет подобного содержания. Я не просто так привожу в пример этот факт, он многое изменил сначала в голове Адольфа а затем и в моей жизни. Громогласно и яростно с присущим ему энтузиазмом , выраженным в активной работе рук, каждый день Адольф допрашивал меня с пристрастием ! Бедная моя малышка , дети впитывают как губка ,все что слышат. Вот и Николь завела привычку открывать двери комнат и кричать : "Его Имя ! Его имя!" Куда бы она не заходила к соседям, маме или в Адово логово, ее вступление начиналось одинаково . Это было очень смешно , причём проговаривала она это как подобает -пытливо и грозно! Конечно смешно , если б не было так грустно, ведь заучила она эту фразу тогда , когда ее отец монотонно на одной ноте повторял " его имя!" и естественно , не получая ответа продолжал бить ... Куда катилась моя жизнь я не понимала . Сегодня мне трудно писать обо всем этом, труднее , чем далось тогда пережить. А в те дни я снова оказалась на перепутье , не знала как быть , что делать дальше , день сурка продолжался и менялся увы лишь в худшую сторону . Я знала что когда трудно , надо бороться , жизнь и есть борьба , за существование , за право, за счастье , а если соединить эти три слова в одно смысловое предложение получится " бороться за право быть счастливой" . Знала , но не хотела , потому что похоронила себя в Адском склепе несчастья и безисходности , разуверившись в положительном исходе борьбы за право быть счастливой ...

proza_ru/texts/2017/03/20170318301.txt

https://www.youtube.com/watchv=BpZRYjBjuo8

proza_ru/texts/2016/03/20160324808.txt

Человек -- цельная энергетическая биосистема. Вены, капилляры, кровь, эритроциты, всё в движении, на первый взгляд, хаотичном. Но во всём просматривает система, которой кто-то управляет. Ведь не может такая махина работать как единый часовой организм. Разгадка лежит на поверхности, а мы лезем в дебри сознания и так "закручиваем" мозги себе и другим, что уже разобраться во всём, потом становится крайне сложно, если не сказать невозможно. Представьте себе Вселенную, в которой есть космические тела, планеты, астероиды, млечный путь, звёзды. Как части человеческого тела: руки, ноги, голова, внутренние органы, которые в целом выполняют только ей предназначенные функции. Глазами мы видим, ушами слышим, руками осязаем, головой думаем. Или нам кажется, что думаем... В галактике планеты и созвездия находятся также как руки и ноги на предназначенных им местах, не меняя своего положения. Кто знает, если выйдет из строя одна из планет, что произойдёт с солнечной системой Если у человека ампутируют руку-ногу, он как-то приспосабливается к жизни. А если хуже, голову Кто знает, вред или пользу принесут наши полёты в Космос Что мы там хотим узнать и изведать, если мы здесь, на своей планете Земля ничего о ней не знаем. Мы не знаем ничего о воде, кроме того, что без неё нет жизни. Ни о воздухе, без которого всё погибнет. Ни о Земле, которая нас кормит. Ни о том, что было до нас. И, тем более, что будет после... Что наша Земля для солнечной системы "Рука", "сердце", "лёгкие", или голова, без которой и её самой не станет, если мир в погоне за ядерным вооружением и наживой доведёт себя до самоуничтожения. С чем приходит в мир человек Вот он родился, вырос. И мы, зная, что хорошо, а что плохо, не можем выучить простой урок уже две тысячи лет. Знаем, что это плохо, а делаем, не задумываясь о том, что это потом отразится на наших детях, внуках, правнуках. Мне мой дедушка, царство ему небесное говорил, сей семена добра. И не жди, что они вырастут у тебя. Может, прорастут для твоих детей. Ведь всё в этой жизни возвращается. За добро, добро. За зло, зло. Вот говорят о ком-то плохом "как его Земля носит", "куда Бог смотрит", "почему его Боженька не накажет". Но не зря гласит народная мудрость "отольются кошке, мышкины слёзы", и "Бог не теля, баче звидтиля" . Тот, кто творит зло и считает, что безнаказанно, очень ошибается. Ведь кроме людского суда, есть ещё Божий. Когда уже человеку ничего не исправить, а отвечать приходится детям. Нельзя об этом забывать. И, неправильно считать, "чем больше я сделал добра, тем стал "добрее". Натворил делов, построил храм, не сори возле него, думая, что тебе всё спишут. В тех книгах, где ведётся учет твоей жизни, ничего не зачеркивается. Каждый человек приходит на Землю с четко поставленной, только ему, задачей. В этом цель и смысл Вселенского разума, сделать человечество добрее. И никто не знает, на сколько ещё тысячелетий хватит у него терпения, наблюдая, как мы совершаем одни и те же ошибки, наступая на одни и те же грабли. Очень сложно достичь гармонии в наше время. Это как музыка, которая должна звучать слаженно, в одном оркестре. А если на инструментах будут играть невдахи, а не профессионалы, которые знают нотную грамоту, то и получится диссонанс. Приходим к врачам, им с такой мизерной зарплатой не до наших болячек, идёт ребёнок в школу, там учителя "троечники" или неудачники, которые свою закомплексованность срывают на детях. Они -то потом пойдут в церковь, помолятся. Но ведь, помолятся за себя, а не за каждого ребёнка, которого обидели. Почему, люди не понимают, что с каждым человеком надо разговаривать на его языке. Найти такую струнку, чтобы она зазвучала как песня, а не как расстроенный рояль. Никогда не забуду разговор о смысле жизни, там, в горах Афганистана, со своим другом. ...После тяжелого, изнурительного боя, забрав с собой раненых и убитых, мы вышли на место, где утром нас должны были забрать вертушки. В Афганистане, кроме того, что высоко в горах разряженный воздух, днём такая жара, что кажется, плавятся скалы. А приходит ночь, и вместо утешительной прохлады, несёт в себе холод. Тогда, мы сразу попадали от усталости. Несколько часов отдыха были просто необходимы. Рядом со мной лежал раненый Сергей. Мы, перебинтовали его, но понимали, что дело плохо. Руки, ноги, было уже не спасти. Бинты были пропитаны кровью и у наложенных жгутов вышли все сроки, а борт должен был прилететь только рано утром, когда ещё воздух не прогреется от жары. Слипались глаза, тело разрывалось от усталости, а он, истекая кровью, говорил со мной о смысле жизни. Зачем мы приходим в этот мир Что я, восемнадцатилетний мальчишка, рано оставшийся без отца и тянущий до армии на своих плечах всю семью, мог ему ответить Пытался как-то ободрить. Успокаивал, что врачи спасут его. А на вопрос, - зачем Как я буду жить - ответить не смог. Вопрос повис в воздухе, и через секунду я провалился в сон. Казалось, прошла минута, а уже был слышен нарастающий шум подлетающей "вертушки". Вскочил, схватив автомат, и... замер. Вокруг Серёги валялись разбросанные окровавленные бинты. Он сам себя разбинтовал, чтобы не быть никому обузой и истёк кровью. Не знаю, спасли бы ему врачи жизнь или нет И прав он или нет, что принял такое решение, тоже не знаю Но на его вопрос, всю жизнь ищу ответ. И не могу его забыть. Тяжело быть инвалидом. Надо мозг включать, приспосабливаться к этой жизни. Собака и та, попадая в передрягу, выскочив из под машины, отлежавшись и зализав раны, как-то скачет на трёх лапах. У меня попугай в клетке, падает и карабкается вверх. Травинка через асфальт пробивается, а тысячи лежат под ним, закатанные. Кто знает, что кому предначертано Один гибнет от шальной пули, а другой на машине подрывается на мине. Двигатель отлетает на 600 метров, а он живой, ни царапины, только пятку оторвало. Или, красавец был у нас парень, из Ташкента. Хоть икону с него пиши, такое лицо красивое. Всё посекло осколками, изуродовало. В нашей разведроте национальностей не было, мы вместе под пули ходили. Мы все были советские. И, если обращались друг к другу "Молдаван" или "Бульбаш", то это было не оскорбление, и никто не обижался. Как я скажу на узбека или таджика "чурбан", если он последним с тобой делится. Если я у него гость, он на полу спать будет, а мне уступит свою кровать. Я не люблю жаловаться. С детства понял, что жаловаться не надо. И, когда меня, мелкого обижали, старался дать сдачи. Что я мог один против нескольких, которые и старше меня по возрасту, и свыше ростом, и физически сильнее. Подумал-подумал и пошел к тренеру, проситься в секцию вольной борьбы. На коленях стоял, упросил. А когда пришел Дорофеев, стал у него заниматься самбо. Там меня и нашел тренер с пятого училища. Уговорил поступать в спецгруппу на специальность "автоматические и измерительные приборы". Он только со срочной пришел. Полная жесть. Никаких поблажек нам не давал. Делал из нас настоящих "рэксов". Через три месяца я уже был чемпионом области по дзю-до. Я до сих пор хожу заниматься в этот спортзал. Один из тех кто со мной занимался, Володя, тренер у Емельяненко, Женька Львов воспитывает олимпийскую команду. Всех судьба разбросала. Три года учёбы пролетели как один день. Я, специалист по контрольно-измерительным приборам, кандидат в мастера спорта по дзю-до, прихожу в военкомат. Со мной, Володя Силаков, друг, почти как брат. Всегда вместе, и в спортзал, и вагоны разгружать. Володю в железнодорожные войска определили, а за меня мать похлопотала, чтобы служил в объединённом контингенте войск в Германии. Германия так Германия. Охота же Европу посмотреть, Рейхстаг увидеть. Смотрю "шляпы" ходят. Кто такие, что за войска, молчат. Посадили в поезд, едем на Москву, всё нормально. Приезжаем в город Калинин. 109 человек, всех как один, в Афганистан. Из наших со мной Женька Меркулов, с Крейды. На гражданке конфликтовали, а там сдружились. Я самый мелкий, по росту. Подшучивают, я молчу. Понимаю, что надо самоутверждаться, но первым на рожон лезть не хотел. Думал, посмотрю, что дальше будет. Заселяемся в армейскую палатку, стоят нары. На них два матраца. На одном спать, другим укрываться. Утром, подъём. Идём умываться. Подходит один, - Кто за водкой Все молчат. Посмотрел, и ко мне, - ты пойдёшь! - Я , не пойду. Денег дам, но не пойду. Стою перед ним, а сам просчитываю, как более точно нанести удар, чтобы раз и навсегда поставить его на место. Он высокий. Думаю, надо использовать, как трамплин, нары. Прыгаю, отталкиваюсь, группируюсь, переворачиваюсь в воздухе, применяю приём и он "летит" из палатки. В общем, с тех пор меня зауважали. Уже на пересылке определялось, кто есть кто Мы с Женькой на войну не хотели. Мы же в Германию настроились. Думали, не подойдём им по физическим параметрам, отправят нас назад. Вызывают, в разведроту пойдёшь Подходите к снаряду, подтягивайтесь. Подошли, поплевали на руки, подпрыгнули и висим. Я говорю, чё, Женька, не пойдём в разведчики - Не, тот отвечает, не пойдём. Висим, переговариваемся о своём, те, что в комиссии, на нас внимания не обращают, тоже что-то своё обсуждают. Проходит время, говорят, - Ну хватит висеть, мы вас берём. - Как берёте! Мы же ни разу не подтянулись! - Так вы уже полчаса висите, думаете, самые умные Так мы, вместо Германии попали в спецназ, в разведроту. Разведчик должен уметь всё. Стрелять из любого вида оружия. Ездить на всех видах транспорта. Быть психологом, аналитиком. Командиром полка у нас был Рохлин. Боевой командир, и как человек, отличный, уважали его все. Ели, спали вместе. Говорил, - сынки, вы мои глаза и уши. В полку разрешаю делать всё, что хотите, на задании строго выполнять поставленную задачу, и возвращаться с минимальными потерями. Некоторые возмущались, почему разведчики днём спят А мы приходили только под утро, чтобы они спали спокойно ночью. Я, не люблю рассказывать о том, что было. Те, кто там не был, не поймут, а где-то и не поверят. Например, как во время Баграмской операции, в наш вертолёт "лупили" из ДШК, а мы сидели, и в простреленные дырки дюрали било по глазам солнце. И, мы понимали, что сейчас или вместе с вертолётом взлетим на воздух, или, быть может, останемся живы, выпрыгнув из него Вертолётчик тоже это понимал. Там ребята отчаянные работали. Снизился, до земли метров пятнадцать и "висит". Время сжимается до секунды, а эта секунда кажется тебе вечностью. Сначала бросаешь вниз БК, потом прыгаешь сам. С парашютом десант летит 15м/сек, без парашюта, девять. Вот так... Пришли на Бараки, и сразу в первом бою шесть двухсотых. Духи были на господствующей высоте, оттуда все наши перемещения как на ладони. Снайпера по нам работали, укрыться негде. Потом тащили трупы в плащпалатках, по камням. Жара. Вонь. Война, это грязь. Из наших 109 человек призыва, часть погибла, часть выжила. Кто без ноги остался, кто без руки, у кого пол головы снесло, железные пластины стоят. Я выжил. Два раза лежал в госпитале. Насмотрелся всего. И ещё там понял, что самый сильный тренер, это жизнь. И от тебя зависит, как ты её воспринимаешь.

proza_ru/texts/2016/08/201608302102.txt

ГАНТЕЛИ Однажды вечером, укладывая медвежат в кроватки, мама Миша громко вздохнула, и сказала: - Ну, и на кого вы похожи - На тебя! -- сказал Музик - На себя, на тебя и ещё на папу Медведя! -- добавил Бузик. - В том то и дело, что на него вы совсем не похожи, - ещё горестнее завздыхала мама Миша, - ваш папа был стройный, сильный и мускулы у него были вот такие! Мама Миша показала, какие мускулы у папы Медведя и получилось, что они гораздо толще подушки. - А вы совсем не такие! Да ещё у Музика почему-то лопатки на спине по разному торчат, а Бузик сутулится, словно столетний дед-медведь! Бузик и Музик вскочили с кроваток и закричали: - И мы хотим быть стройными и сильными, и чтобы мускулы были -- ВО-О-О! И совсем не хотим быть как столетний дед-медведь! Они схватили свои подушки и начали ими кидаться друг в друга и в маму Мишу. А потом, когда вся компания настукалась, нашалилась и насмеялась, медвежата забрались маме Мише на колени, и спросили: - А что надо сделать, чтобы быть стройными, сильными, ну и всё такое - Во-первых, мы с вами сходим в гости к одному чудо - доктору, посоветоваться с ним насчёт ваших лопаток и позвоночников. Ну, во-вторых, я так думаю, нужно чтобы вы каждый день делали зарядку с гантелями, - сказала мама Миша. - Чудо - доктору Он что ли волшебник -- заинтересовались Бузик и Музик. -- А он, что, уколы нам будет делать - Уколов не будет, это я вам гарантирую засмеялась мама Миша, - ну а насчёт того, что он почти волшебник, я почти уверена! - А гантели -- спросил Музик. -- Что такое гантели - Гантели -- карамели, - запел Бузик, - мама Миша, а они вкусные - Тебе бы только повкусничать, сладкоежка ты эдакий, - взлохматила Бузику уши мама Миша. -- Вот поэтому ты такой толстый, Гантели, это такие интересные штучки, от которых у медвежат фигура становится стройной, а мускулы во-о-от такие, понял - А они что ли тоже волшебные -- загорелись глаза у Музика. - А ты как думаешь, худышечка ты мой - засмеялась мама Миша. -- Жаль, что в нашем спортивном магазине их сейчас нет, но на ваш день рождения постараюсь их найти. - Как найти -- удивились Бузик и Музик. -- Мама Миша, ты что их купила и уже потеряла - Не потеряла, но ещё не нашла. А теперь спать, спать, спать! Бузик и Музик легли спать. Им в ту ночь приснились гантели. Только медвежата никогда их не видели и поэтому им приснились совершенно удивительные вещи. Бузику приснился волшебник, который подарил ему бо-о-ольшую конфету. Он её ел, ел, ел, и всё рос, рос, рос. Мускулы у него становились всё толще и толще, спина всё прямее и прямее, а толстенький животик всё тоньше и тоньше А Музик всю ночь воевал с волшебной палочкой. Он пытался поймать эту палочку, а она убегала и упрыгивала. Музик за этой палочкой и на дерево залазил, и по крышам бегал, и в яму прыгал. Он даже устал этот сон смотреть. Но в конце концов, палочка попала в Музиковы лапы, и он стал стройным и мускулистым. Утром медвежата проснулись и начали канючить. - Мама Миша, ну пойдём скорее к чудо -- доктору! И купи гантели! Мне надоело быть толстым и сутулым! -- это, конечно, Бузик. - Мама Миша, меня все обижают, за уши дёргают, пойдём скорее к доктору. И принеси гантели! И я буду сильным! -- это, разумеется, Музик - Ну, хорошо, - согласилась мама Миша, - к доктору мы сходим сегодня же. И подарок я согласна сделать вам заранее, но только вы сначала скажите мне, что вы будете делать, когда станете сильными Бузик и Музик подумали немного и хором закричали: - Защищать маленьких и слабеньких! - Ах, вы мои хорошие! Ну, тогда я постараюсь сегодня же всё сделать! -- улыбнулась мама Миша и поцеловала Бузика и Музика. В тот же день семья медведей побывала у чудо -- доктора. И доктор встретил медвежат с мамой так, словно он всю жизнь только их и ждал! - Здравствуйте, здравствуйте! -- сказал он на медвежьем языке ( хотя наши медведи прекрасно говорят на человеческом, им было очень приятно, что чудо -- доктор обратился к ним по медвежьи!). -- Как хорошо что вы ко мне пришли. Я всегда рад, когда ко мне приходят родители с детьми. Признаюсь, медведи ко мне приходят в первый раз, но медвежатки -- это всё равно ребятки, правда И все хотят быть здоровыми, сильными, стройными, но, к сожалению, не все знают, как это сделать. А я это знаю и с удовольствием научу всех всему тому, что знаю сам! Он долго рассказывал и показывал медведям, что нужно делать, а на прощание сказал: - Заходите почаще, буду рад вас видеть! А вечером Бузик и Музик держали в лапах долгожданные гантели и делали разные упражнения: лапы вверх, лапы в бок, лапы вперёд и ещё много-много чего. И веселились вовсю! Так же весело было и Русе с папой. Они тоже побывали у чудо -- доктора и теперь каждое утро и каждый вечер делают упражнения А ещё, в субботу и воскресенье бегают наперегонки в парке и долго-долго гуляют. И во время одной прогулки им очень, очень понадобилась сила и ловкость. Не удивительно, что в тот же вечер выяснилось, что Бузик и Музик тоже совершили такой подвиг. Удивительно было только то, откуда мама узнала, что Руся с папой, а так же Бузик с Музиком в один и тот же день СПАСЛИ КОТЁНКА

proza_ru/texts/2007/07/20070706217.txt

Огонь -- принцип жара в состоянии материи Огонь представляет из себя раскаленный газ. Пространство, в котором сгорают пары и газы, называется пламенем. Способы добычи огня. 1 Кардинальный Овен. Прометей -- "Опережающие друг друга мысли и действия", "предвидящий" Это или нисходящий в материальный мир небесный Огонь -- Молния, или Огонь добываемый методом высекания, для которого используются два твердых материала. Высвобождение атомной энергии при делении атома. Огонь порождается, проявляется от сопротивления и взаимодействия. 2 .Фиксированный Лев. Зевс. Солнечный огонь. Термоядерная реакция в ядре Звезды. Постоянный, переменный ток (Вечный Огонь). Тление. 3. Мутабельный Стрелец. Гефест -Бог Огня, покровитель кузнечного ремесла и самый искусный кузнец. Сын Зевса, низвергнутый с Олимпа в юном возрасте, широкоплечий, страдавший хромотой, жил в океане, ковал, творил необыкновенного совершенства вещи, ему Зевс поручал изготавливать свои не знающие промаха молнии. ) Огонь добываемый трудом, трением, сверлением, методом, при котором твердый кусок материала трется о мягкий. Немного теории: Виды горения: 1. Детонационное горение. Ударная, сверхзвуковая волна. Турбулентное течение процесса горения. Турбулентное пламя -- пожар. Гетерогенное горение. (КАРДИНАЛЬНОСТЬ) 2. Медленное горение -- дефлаграфия, волна горения распространяется с дозвуковой (ниже скорости звука) скоростью. ( Ламинарное пламя, гомогенное горение (медленное горение однородного материала) (ФИКСИРОВАННОСТЬ) Медленным горением являются так же: Тление -- беспламенное,холоднопламенное, постоянное горение. Ядерное, постоянное горение -- термоядерные реакция в звездах, образующие ядра химических элементов. 3. При определенных условиях медленное горение может переходить в детонацию (МУТАБЕЛЬНОСТЬ) Ламинарное пламя, гомогенное горение (медленное горение однородного материала) -- пламя свечи, спички, газа в небольшой горелке. При небольшой скорости течения горючей смеси. (свеча -- диффузное горение, ламинарный режим. Газовая плита, однородная смесь для горения, подающаяся со строго определенной скоростью ламинарного пламени. Гетерогенное горение (материал не однороден, например газ и жидкость, возможно металл, такой как чистый алюминий, хорошо горящий в воде) противоположно медленным гомогенным процессам. Оно используется в топках двигателей внутреннего сгорания, дизельных двигателях, реактивных. (Любой пожар это гетерогенное горение. Взрывы бытового газа это гомогенное горение. Твердое топливо гомогенно. Пример порох.) Турбулентное пламя -- пожар. Гетерогенное горение. Турбулентность сминает фронт пламени увеличивая площадь фрона, резко повышая тепловыделение в потоке, мощность процесса. Это происходит из за не смешенного изначально материала горения. Это не стабильный процесс. Не перемешанный материал может создавать стохастическую пульсацию скорости и давление, способных погасить пламя. Не управляемое пламя. Большой выброс вредных примесей веществ в воздух. Турбулентное пламя отличается от ламинарного тем, что не имеет четких очертаний и постоянного положения фронта пламени. Существует так же беспламенное горение. Так называемое каталитическое окисление, радиационные горелки. Это ситуации, в которых не видно пламя невооруженным глазом. Данный вид пламени можно отнести к Фиксированному, электрическому Огню. Пламя состоит из зоны горения и зоны паров (с самой низкой температурой занимающей почти весь объем пламени горения газов и твердых веществ в ламинарном режиме) Зона горения в диффузном пламени представляет собой очень тонкий слой, Температура зоны горения пламени меняется по его высоте. Нижний уровень наибольшая теплота горения, но температура горения не максимальная, так как тепло расходуется на нагревание воздуха. Средняя часть пламени выше низшего, в верхней, где начинает образовываться сажа меньше. Температура, стабильность процесса горения и время горения определяется потерей тепла на диссоциацию( распад, растворение) продуктов сгорания. Пламя обладает электрическими свойствами. Пламя углеводородного топлива взаимодействует с электромагнитным полем потому, что в нем присутствуют заряженные частицы. Пламя может вести себя как слабоионизированная плазма. Пламя может распространяться свободно (адиабатическое горение), а так же в камерах сгорания (газотурбинные установки, ракетные двигатели)

proza_ru/texts/2017/01/20170117532.txt

Я жил ей, я питался ей. Каждый глоток того, что она давала, я пил с такой жаждой, насыщено глотал, впиваясь губами, до крови, прикусывая, не мог остановиться, забирал все, что она предлагала, без разбора, понятий и расстановок. Я был, как дикий зверь, а нет, всего лишь загнанная, одичавшая собака, не верная, а просто преданная людьми. Потом оказалось, что я был просто ее частью. Она охватывала меня, как любовница с хорошим вкусом и дешевыми духами, которые ей все ровно, как мне казалось, шли. Она просто любила властвовать, не любила честность и вызывала чувства жалостью , которые достойные особи завоевывают внимаем, трудом, бессонницей и стараниям. И все это время мне нравилось с ней играть, узнавать что-то новое, необычайное, весьма загадочное для простых особей. Она просто делала свою работу, впивалась, выпивала всю душу, оставляя пустоту, не пустую, наполненную чем-то уже мертвым, ее собственным плодом терзания и боли. Это был ее детеныш, такой же вроде привлекательный, безопасный, таинственный и пристигающий. Сила притяжения была настолько велика, что тело просто бесилось от недостатка наркотика. Оно извивалось конвульсиями, сжимало изнутри и закрывало доступ к кислороду. К счастью, мои терзания не длились долго, я всегда выбирал ее, ее плод уверенности и унижения одновременно. Яд просто доставлял мне удовольствие, он действовал как-то иначе, нежели обычный, это была панацея для меня и смерть для других. Вообще в ней все и так по-другому устроено, не так как у всех. Мне это нравилось, я всегда хотел выделяться, быть другим. Она мне дала это, и я стал ее другом, хотя... Пока она впивалась в меня, я наслаждался, любил ее всего лишь взглядом, когда она оголяла мою душу, не раздевая даже простых мыслей. Это талант большой любви и эгоизма. Путана без номеров и адресов, она играла, и мы это любили. Мы Я не был один, всего лишь думал, я наслаждался, не замечая вокруг соперников или врагов, мы внутри нее были неразлучны, но и не друзья. Это она -- бестия, любовница связала нас нитями доверия и неблагоразумия и отобрала возможность видеть реальное. Я и они были уверены в одном -- единый для нее, она моя, а она и соглашалась, мило улыбаясь, когда звала к себе. Каждый из нас любил это и был опьянен ее красотой, ее благородностью, свойственностью и безразличием. Она навязывала нам свободу, хотя пленила еще, не начав разговаривать, она рассказывала о власти, а сама научила, как не мириться с ней. Она -- загадка, стерва природы, которая, мной была разгадана. Каждый из нас был особой частью не себя, ее. Мужские особи были уверены в единственной любви нашей королевы, женские же ревновали, но не презирали, она была идолом для этих паршивых наследниц. Каждый из нас из нас мечтал стать ее вожаком, не быть рабом, а быть у власти, разделять с ней все и до последнего, быть выше всех и наравне с ней, нет, выше, это было неким запретным плодом, о котором я говорю только сейчас. Неужели мы не любил тех женских особей, что были внутри ее Не скажу, что они были красавицами, они были выше других, прятали свои недостатки за тоннами украшений и манили нас, они были еще хуже нас, они -- ее подчинённые. Не одна с них не смогла сравниться с ней. Одна была внешностью не манящей, но убивала своими действиями. Она вечно ныла, нет, не жаловалась на жизнь, не просила кружить над ней, но каждое действие обсуждала с такой гнетущей силой, с таким сарказмом, если что-то было неправильно сделано в нее счет, она визжала, когда кто-то пытался сделать по-честному ее жизнь. Мне действительно было ее жаль, как будто Бог не дал ей способности слушать других. Вторая вроде и красивая, но настолько мерзкая, ее смех -- хуже Бабки-Ешки. Как горгона, ее любили и ненавидели, нет, это не была любовь к роковой женской особи, это нечто вредное, как рыбьей жир. Я смотрел на это со смехом и упивался отрадой, что она не моя. Третья была настолько пуста. Она никогда не говорила умных вещей, на вопросы отвечала не попадя, с ней даже поговорить было ни о чем, просто дешевка, которых так было много в нашей среде, что иногда просто хотелось развернуться и уйти, но это же наследницы, мы должны были их любить, но не сердцем. Четвертая убивала своим взглядом, ее глаза так и горели ненавистью, пытаясь отомстить всем за ее забранную любовь. Да, она когда-то любила, была хороша собой, своими мыслями, но он не принадлежал ей. Время от времени в ней проспались человеческие чувства, но их сразу же глушила Единственная конкурентка моего увлечения. Да, она пыталась стать выше, сильнее, могущественней, во власти. Ее слова пленили многих, манили, просили подчиниться, но никогда не властвовалили. Ее внешность вроде такая простая и не особо красивая, но она настолько пленила своими действиями, просто умела жить и выживать. Время от времени мы выходили на охоту. Мы были лучше всех. Все остальные -- просто ничтожества, которых мы должны были приносить в жертву ей. Главная наша задача -- убивать хрупкие души, пить оттуда надежду и веру. Единственное, что мы не могли забрать -- любовь. Жила в каждом, даже во мне. Любовь -- это нечто то, что нельзя убить, можно только спрятать. Но разве от этого легче Никто не мог сравнится с нашей силой. Время от времени появлялись новички в ней. Она любила новое, неиспорченное. Для нее это было как лишение девственности. Убивала всю живую душу, наполняла своим плодом. Новички приходили потеряв отчаянье, собрав кучу боли. Они становились частью ее, кучкой лживых собачонок, не волков. Среди всех наших жертв была ты. Я не пойму, как ты смогла стоять против яда, быть настолько уверенной, вставать, когда хотелось падать, когда волки выли от боли, а ты шла дальше, улыбаясь всему миру. Мне хотелось выпить из тебя всю надежду, но ты молилась еще больше, забывая о себе и помогая другим. Я попытался уничтожить твою веру, зачеркнув все, во что ты так верила, а ты начала думать, что в моей душе есть искра, тусклая такая, холодная, но любую искру можно зажечь, применив немного времени и стараний. Я просто устал убивать тебя. Вера в силу пала. Но ничто для нее не было трудностью. Конкурентка становилась могущественней, пыталась завладеть доверием другим, переманить к себе, мило улыбаясь. Мне казалось, что конкурентка хочет меня, пытается завладеть моим закровавленным сердцем, засесть глубоко в разум, убить извилины сомнения, заморозить еще одну никчемную жизнь разумного существа. В одно мгновение я не выдержал взгляда конкурентки, коварной улыбки и желание отдаться всему миру. Я стал забывать о преданности, поцелуй был настолько крепким и страстным, не хотел думать, просто отдаться своим желаниям. Престолонаследница начала целовать меня все ниже, дотрагиваясь до каждой части тела своими алыми, врущими губами, мне захотелось ответить конкурентке тем же, сделать ей приятно, хотя... Какое может быть удовольствие без любви Мое тело просто хотело стать могущественней, убить жажду к настоящему, непренужденному. Конкурентка манила своей хитростью и умением ласкать. Порыв страсти был настолько увлеченным, что я не мог остановиться, наследница скусывала губами мои уста, пытаясь показать всю свою востребованность и готовность отдаться. Только что-то пошло не так, чувство возвышенности, точки не возврата сменилось на обычное ощущение приземленности. Я вспомнил наш поцелуй. Как один момент мог все изменить Почему меня так тянуло к тебе, к твоим нежным ласковым губам, которые были так непорочны Мне не стало стыдно от твоей слезы, унижения и боли, которой я все ровно не убил твоей любви. Она жила в тебе, но не давалась всем, как дешевая проститутка с алым привкусом раннего вина. Конкурентка была настолько зла из-за моей неувлеченности, безответного полового акта, что просто готова была разрушить весь мир и захватить ее. Наследница молча ушла с призренным взглядом, а я не хотел больше вспоминать тот момент, ведь он что-то делал с моей душой, а, как известно, яд из внутренностей выводить еще хуже, чем его принимать. Охота начала нравиться мне больше и больше, но видев тебя каждый раз, я хотел подниматься и топить лед в душе, говорить приятные слова, бросить все и стать живым, но это были только фантазии... Когда у меня не получалось топить твою веру, я пытался забирать любовь, но ты отдавала ее больше, чем было в ней. Она была так холодна, пагубна, но ее сила была все меньше, так как конкурентка становилась могущественней, забирала всю энергию, источником которой был я. Настал день убийств и моральной потери новичков, твоя сила была настолько большой, я не хотел убивать, мне стало охотно тебя защитить, без унижений, оскорблений. Я почувствовал маленькое лечение и панацею для себя. Твои слезы были для меня отрадой и спасением в мире жестоких особей. Почему-то конкурентка осталась, а я не смог противостоять естественным желаниям, забыв о самом главном. Занятия любовью не приносили мне удовольствия, но добавляли уверенности и силы в ничтожных делах, что бы быть верным ей, жить дальше ничтожными делами и представлять себя, как Бога. В этот раз все было так превосходно, я чувствовал привычку, восхищенность ее телом: груди наливались соком, упруго держались в моих руках, их так было приятно целовать, ласкать и сжимать в порыве страсти, губы - черно-алые порой сводили меня с ума, скусывали до крови, заставляя замолчать даже в самые откровенные моменты, руки умели делать все, прикосновения престолонаследницы не были нежными, легкими, они доводили меня до высшего удовлетворения, а волосы пахли французским вином... Мне горько вспоминать об этом, ведь я не защитил, не понял, а ты отдала последнюю каплю своей любви мне, что бы я удовлетворил свои естественные желания. Особи нагнетали тебя, пытались заломать, убить веру, заманить в свои путаны, а ты не здавалась, но чувствовала непоправимое... У меня есть сердце, я знаю, даже два: твое, и ядовитое мое. Как можно не понять, что для особи счастье, а не привычка или дешевая проститутка с ярко выраженными желаниями и пониженными моральными ценностями Я пишу тебе это письмо не потому что тебя уже нет, правда, я не прошу извинений, но надеюсь, что ты меня простишь , я верю в то, что письма попадают в нужное направление. Убил бы ли я себя Нет, это не так сложно, как прожить самому, а не в ней. Я должен быть изгнанным, пройти тот путь, что бы излечиться от яда, твоя панацея начинает действовать, но хочется верить, что ты любишь... Время от времени она меня зовет, пытаясь привлечь к себе. Это мое наказание, сжигаю письмо... Стая...

proza_ru/texts/2015/01/20150118121.txt

Хроники Скучного. Ловец смыслов. Смысловая Фантасмагория. -"Признайся Скуч, что сам в этом нихрена не понимаешь, просто раздуваешь щеки, ты периодически еще повторяй, - "Дааааа уж", - чтобы придать значение ситуации, как герой одного произведения, популярного в той местности которой уже нет, хотя она никуда не делась, может тогда твой покорный слуга поверит, что "Ловец Смыслов" существует в природе." -"Да ты не волнуйся так Ху, Вот поймаем какую нибудь неочевидность, и тогда мне ничего не придется тебе доказывать." -"На что поймаем, вот на эту коробочку из фольги растянутую на медной проволоке между двумя ржавыми механизмами, в полуразрушенном цеху старого завода по производству резинотехнических изделий" -"Ты забыл еще упомянуть, что на коробочке есть две тряпочки, на ниточках, красная и синяя, называются они, - "Индикаторы потенциала абсурдности", и два "Якоря Приземленности неочевидного смысла", это такие две ржавые гайки на ржавом же тросе, раскинутые по "Сторонам Цвета"." -"Ты хотел сказать, по сторонам света" -"Если бы я хотел сказать по сторонам света, я бы так и сказал." -"В качестве приманки, Охотник за Смыслами посоветовал использовать граненный стакан, наполненный портвейном, желательно тридцать вторым, на три семерки лучше ловить зимой." -"Издеваешься Скуч" -"Как я могу издеваться над единственным здравомыслящим персонажем в моем окружении" -"Сам подумай, недаром древние персонажи говорили, - "Истина на дне стакана", а "Смысл Истины в отсутствии Смысла", Иерархия Неочевидности учит нас, что Истина, это разновидность Смысла, который умирает, как только Истина осмыслит самое себя." -"ВСЕ возникло не потому, что в этом был какой то смысл, а потому, что была возможность обрести смысл посредством возникновения ВСЕГО." -"Я знаком с Теорией Неочевидности, что ты мне вдалбливаешь как ребенку." -"Беда в том, что все верят в неочевидность существующую в трудах Древних, когда листают написанные ими инкунабулы, но почему то никто не верит в то, что НЕОЧЕВИДНОСТЬ, можно заманить в Силки Абсурда, именно Абсурда, а не разума, логики, очевидности, интеллекта, так как все вышеперечисленные понятия, являются ядом для Смыслов, ибо обретая логику Смысл теряет потенциал неочевидности, и попросту умирает, отравившись логичностью происходящего." -"Хочешь загубить самый свободный и живучий Смысл, отдай его на откуп "всезнайкам", и они затопчут его в своем веселом танце очевидности." -"А как еще может выглядеть Силок Абсурда, только абсурдно, хотя у абсурда есть своя логика, просто она другого порядка, вот ты спрашиваешь почему "Стороны Цвета", потому что красный и синий это крайние, противоположные точки спектра белого, который включает в себя семь остальных." -"А "Якоря Приземленности" потому что, чтобы осознать неочевидный смысл, с высоким потенциалом абстрактности, необходимо его "ПРИЗЕМЛИТЬ", то есть придать ему форму осознанности, хотя бы примерную." -"И как мы узнаем, что Смысл попался, и что ты будешь с ним делать, я еще понимаю "Ловец Снов", тема нынче модная, и Охотники за Снами зарабатывают на этом не хилые деньги, толкая их состоятельным Примитивным , у которых не хватает ума даже на собственные сны" -"Поймав Дикий не приземленный Смысл, можно вложить его во что угодно, в творчество, в бизнес, в хобби, в изобретение, и стать "Вкусом Эпохи", ну как например группа "Битлз", из зарубежной дорожной местности, или вот говорят, что в далекой "Дикой Промзоне" механизмы получив каким то образом потенциал осмысленности, живут своей жизнью, совсем как персонажи, и называют свою коммуну "Территорией Механического Абсурда"." -"По этой причине, Смыслы стоят очень дорого, а поймаем мы, если сильно повезет, стаю из Знаков, которые складываются в Смысл, если их правильно связать, а связать их еще надо суметь, хотя даже если не сумеем, то получится экзотическая Бессмыслица, которая стоит тоже не мало, потому, что ее тоже можно вложить, скажем в творчество, пример этому беспредметная живопись, и тоже стать "Вкусом Эпохи", как Кандинский, художник родившийся еще до появления той местности которой уже нет, но которая никуда не делась." -"А откуда ты знаешь Охотника за Смыслами, я слышал только он изготавливает "Ловцов Смысла", и стоят они не дешево" -"У нас есть один общий знакомый, зовут его Безымянный, персонажи называют его Охотник за Знаками, он ищет Знаки, вступает с ними в контакт, и если Знак не против, он его поглощает, чтобы "поселить" в новой местности, так как Старые Осмыслевшие себя Знаки привязаны к одному какому то месту, и сами передвигаться не могут, (осмысленность приземляет), в отличие от Диких Знаков, не приземленных осмысленностью себя самого." -"А Безымянный это имя, или его отсутствие" - Спросил Безумный, видимо напитавшись абстрактностью диалога. -"Не знаю, он говорил что то о том, что общение со Знаками "выветривает" собственное имя, зато он несет в себе имена всех знаков с которыми контактировал, и это дает ему какую то экзотическую СИЛУ." -"Охотник за Смыслами его учитель, обитает он не в нашей дорожной местности, ему у нас скучно, Безымянный приносит ему Знаки, а он превращает их в Смыслы, как то так, по крайней мере, это все, что я понял." -"Голова кругом идет", - устало подытожил Большой Ху. -"Не грусти дружище, у меня для тебя хорошая новость, мне сообщили, что Смыслы не поймать на трезвую голову, так как Неочевидность шарахается от трезвомыслия", - сказал сталкер постукивая двумя бутылями друг о друга, одна из них была текилой, вторую художник не успел идентифицировать предвкушая охоту за Смыслами, она ему начинала нравиться.

proza_ru/texts/2016/04/201604151521.txt

Из инофильма "Белым и солнце впустую". - Саид, ты как здесь оказался - Стреляли. - А где эти абдулльские сс...оратники - Застрелили.

proza_ru/texts/2014/11/20141122427.txt

Бета Предисловие. Давным-давно, в пятом веке до нашей эры, появилась легенда. Она гласила: В одно из мировых времён, в одну из миллиона точек земли, на планету упадёт огромный небесный валун. Семеро избранных, увидевших его свет, получат огромную силу, такую, что они смогут поравняться с самими богами! В том же году на землю спустится зло, но клан добра противостоит угнетению человечества! Позже, когда клан распадётся, шестеро из героев обретут счастье, и будут самостоятельно защищать Землю, но только предводитель группы будет вынужден вечно скитаться по земле в поисках счастья. В последний миг своей жизни он займёт место предводителя армии зла. Глава I "Начало" В Измайловском парке, у одного из озёр стоит юноша по имени Виталик. Он любуется пейзажем, и в голове у него появляются хорошие мысли. К нему подходит его друг Ваня, и они начинают о чём-то спорить. Например, о том, какую оценку по самостоятельной работе получит их товарищ Андрей, или как отреагирует учитель по алгебре, когда узнает, что весь класс не сделал домашнюю работу. В общем, все такие скучные школьные темы одноклассников. Немного погодя из-за деревьев к ним вышел ещё один друг -- Влад. Они его поприветствовали: -Привет! -- крикнули Виталик и Ваня в один голос. -Взаимно, -- ответил Миронов. - Ты удочки принёс -- поинтересовался Беляков, - кстати, а ты Веталь, принёс наживку - Угу. А ты леску Принёс Нет, - не остался в долгу Сероусов. -Что ж... Видимо сегодня мы не порыбачим... - расстроился Влад. -Ладно, не парься. Завтра попробуем ещё разок... Думаю с этого момента я, пожалуй, прерву диалог, и расскажу о характерах наших героев. Начнём с Вани Белякова. Это не исправимый горе-энтузиаст, и энергичный непоседа. По своему характеру он сангвиник. Дома он предпочитает всё оставлять в беспорядке, и правильно, для него это удобнее. Если бы он не знал куда что обычно кладёт, то никогда ничего не нашёл бы. Очень отзывчивый. Перейдём к Владу Миронову. Это весёлый человек, которого многие сравнивают с "выбросом энергии", поскольку Влад не может без смеха: что ни слово, то шутка. Увидеть на его лице улыбку можно так же часто, как свой компьютер. Однако, его легко разозлить и привести в бешенство. "Когда Влад зол, то на пути у него лучше не стоять...": как-то сказал один из его одноклассников. Не смотря на то, что ему было только тринадцать, в своём классе Влад был одним из самых высоких учеников. Густые брови мешали его длинным ресницам. Волосы имели не понятный цвет. Начиная с левого виска, они имели темноватый цвет, а к правому, более светлый. Вечная борьба с возрастными прыщами утомила его. Над узкими губами пробивались первые усы, а нос, очень прямой. Далее Виталик Сероусов. Его любимое занятие -- программирование и взлом сайтов. В компьютере он, конечно, разбирается и пытается учить других вместе со своим напарником Русланом Анфёровым, сводным братом Андрея Кобзева, будущего члена команды героев, По слухам у этих двух программеров, есть план взлома одного из сайтов, название которого Виталик пока говорить отказывается. Карие глаза его рассматривали всё вокруг медленно и спокойно. Каштановые волосы на затылке выделялись своей длиной среди других. Широкие губы Виталика вечно сияли в улыбке. Вот и дошли мы до Андрея Кобзева. Как мы уже сказали, у него есть сводный брат Руслан. Они не в очень хороших отношениях, и часто ссорятся. Андрей всегда много говорит о себе, но хорош ли он в деле, так никто и не выяснил. Неподалёку от места отдыха трёх друзей (Андрей пока не успел придти) появились две девочки. Следующая по списку у нас Екатерина Бородко. Из-за фамилии, не взирая на её красоту, Катю в школе часто дразнили. Любознательная, умная, отличается добротой и мягким характером. Переходим ко второй - Вике. По характеру практически ни чем не отличается от Кати, но есть некоторые черты портящие её: например звёздная болезнь или излишняя привередливость. Из-за рассеянности наших друзей рыбалка не состоялась, и все отправились домой, в одну сторону. - Влад, пойдёшь гулять сегодня в восемь часов -- поинтересовался Виталик у Влада. - Нет, - ответил Миронов, - родители не разрешают... - Вот было бы здорово, если бы мы могли делать что-нибудь крутое, как супер-герои. -- впал в мечты Ваня. Темнело, и появились звёзды. - Удивительно, - поднял голову вверх Влад, - летом так быстро не темнеет... И звёзд обычно нет... - А вон одна падает! -- воскликнул Виталик, - загадывайте желания. Удивительно, но все загадали одно и тоже -- стать сильным, как Зевс-громовержец. *** На улице не было ни души. Влад остался в парке один, все разошлись. Он чувствовал, что погода не такая как обычно: постепенно становилось жарко, не обычно жарко... Влад взмок от высокой температуры. Всё стало перед глазами переливаться разными цветами и менять форму. Миронов посмотрел на небо. На него летел метеорит! К счастью он упал рядом с Владом и раскололся на множество маленьких камушков разных цветов. Мальчуган заинтересовался и поднял шесть из них: синий, зелёный, жёлтый, оранжевый, сиреневый и розовый. Остальные камни превратились в пыль, и ветер рассеял их прах. Поднятые камни остались целы. Владу больше всего пригляделся синий кристалл, и он решил оставить его себе. Остальные камешки Миронов присудил своим друзьям: Ване зелёный, Виталику сиреневый, Андрею оранжевый, Вике жёлтый, а Кате розовый. Вдруг Влад услышал в кустах странный шорох. Из-за одного из них высунулась голова и потянула руку к земле. Взгляд Влада упал на цель руки -- это был светло-голубой, ели горящий, почти потухший камешек. Незнакомец поднял кристалл и бесшумно исчез. Влад проводил человека взглядом, спрятал свои сокровища в тайный карман куртки и направился к дому. *** Утром Миронов встретил в школе своих друзей и вручил им камни. Все начали их вертеть в руках, подкидывать на ладони. -Где ты их купил -- первой прервала молчание Вика. -Я не купил, я их нашёл, - обиделся Влад, - после нашей прогулки, по дороге домой. О метеорите он решил не рассказывать, а то ещё сочтут сумасшедшим, и не увидит он солнечного света сквозь окна жёлтого здания... *** Вечер... Какое же это приятное время суток, особенно весной, когда появляются первые листочки на ветках деревьев, когда воздух чист и лёгок, когда солнце только-только опустилось за горизонт и ещё видны, его уходящие в даль, красные лучи. Влад сидел на балконе и жадно втягивал в себя воздух. Его синий кристалл покоился рядом. Он всё ещё светился, а иногда так вспыхивал, будто в него подбрасывали облитые бензином дрова. Влад вспоминал фильмы о самураях. -"Как они гасили друг друга!" -- думал он -- "Запрыгивали на деревья, там помаячили, спустились... Запрыгнули, спустились... Запрыгнули, спустились... Я тоже хотел бы так по деревьям шататься с утра до обеда..." Скоро такие мысли ему наскучили. Он взял краски и принялся создавать свой мир. Поляна, окружённая деревьями, и человек полтора метровым, тончайшим мечом. -Вот бы мне так..., - вздохнул Влад. Он посмотрел на место, куда только что положил камень. Его там не было. Миронов встал и почувствовал, что левая рука немного тяжелее правой. Влад поднял отяжелевшую руку и заметил, что кристалл прилип к его кисти руки. Потряс ею, не отпадает. Попробовал снять пальцами другой руки, снял, только теперь камень прилип к пальцам. Влад взял пинцет, и снова сделал попытку, но на сей раз, камень был согласен отделяться от тела только вместе с кожей. -Ладно, - забеспокоился Влад -- я что-нибудь придумаю. Вдруг он заметил, что камень врастает в палец, и тот светится тем же светом, что и кристалл. Когда камень окончательно скрылся под кожей, по венам Влада потекла видоизменённая кровь: тоже синяя. Такая кровь распространилась по всему телу и втекла, в том числе и в глаза. Радужная оболочка глаз Влада стала синей. -Ммм... Интересно... - подумал Влад. Ещё не хватало, что бы волосы синими стали. После этих слов волосы и брови Миронова налились, синим цветом. *** Иван уже успел прийти домой, сделать уроки и сесть за видеоигры. Кристалл, который ему подарил Влад, покоился тут же -- у монитора. У Белякова давно на одной из полок пылилась "нужная" шкатулка, подаренная ему его бабушкой на день рождения. Одержав в бою шестую победу, Иван решил поместить подарок в подарок, то есть камень в шкатулку. Но вставать, искать шкатулку было лень, поэтому Ваня положил кристалл в уже переполненный "долгий ящик", или проще говоря, в стол. И вот закончен пятидесятый бой и одержана пятидесятая победа: время дожиться спать. Глаза красные, как в американских фильмах про зомби. Руки трясутся. Ваня потёр чешущиеся глаза кулаками и посмотрел в зеркало. Потом, как после непосильной работы рухнул на кровать и почти сразу вырубился. Час ночи... На улице пусто, просто ни души. В квартире Беляковых тоже темно, но уютно. Новый стол горит зелёным цветом. "Долгий ящик" трясётся и грозится выпасть из стола. От странного потрескивания Ваня недосмотрел сон и проснулся. Завидев в комнате перемены и яркий свет, он насторожился: - Это "ж-ж-ж-ж-ж" неспроста... - зевнул Иван. Он встал и открыл стол. Яркий свет хлынул из ящика, ослепив Ваню! Вместе с тем он успел вдохнуть какой-то не приятный на вкус порошок. Когда свет погас, Беляков икнул: - Приснится же такое... Пора с играми завязывать. - И упал в постель. *** Виталик, так же как и Ваня, сидел за компьютером и создавал сайт freeTMD.net. В камень он просверлил дырочку, и делал из него цепочку с кристаллом -- талисман. В отличии от Вани и Влада, Виталик не вдохнул алмазную пыль, ни принял алмаз через кровь, а услышал. Камень начал издавать тихий звук, похожий на гудок машины, только гораздо выше. Виталик воткнул в уши вату, не помогает, попробовал руками, никакой пользы. Виталик вскочил и начал крушить всё, как будто его охватила ярость и злоба. Его лицо исказилось, громкий вопль вырвался из его горла. Когда писк прекратился, камня на столе уже не было. *** Вика сидела в гостях у Кати. Девчонки рассматривали фотки, сделанные сегодня в школе. -Ой, а вот эта вот, хорошо получилась! -- воскликнула Вика. -Нет, нет, вот эта! Эту в Интернете разместим! -- отрицала Катя. Немного поспорив, из-за ещё каких-то мелочей, они начали искать в компьютере папку, в которую можно будет вложить двести пятьдесят седьмую фотографию. Их камни лежали на подоконнике и ждали своего часа... Девочки долго сидели перед монитором, хихикали и о чём-то говорили. В семь часов вечера Вика заторопилась домой: -Так, Кать, я побежала... - крикнула она из коридора, напяливая кроссовки -- дай-ка мне мой алмазик! Но "алмазика" на прежнем месте не было. Отсутствовал так же и Катин камень. В панике подруги начали бегать по комнатам в поисках своих сокровищ. Но сколько не искали, сколько не мучались, как говорится, ничего. Немного погрустив над потерей, Катя и Вика попрощались, но за окном начался салют, причём только из жёлтого и розового цветов. Подруги сразу прилипли к окну и не отклеивались до окончания зрелища. -Ой, Вик, да ты светишься! -- воскликнула Катя -- Желтым светом! -Ты тоже! -- ответила Хомченко. Спящий дядя Вася, вскочил на диване и щёлкнул выключателем. С верхнего этажа разносился топот и гул. - И зачем такую панику разводить -- возмутился сосед -- что, пожар что ли. *** Получивший в подарок маленький, жалкий камень Андрей, не особо им заинтересовался. Он весь вечер стучал по клавиатуре и дергал "мышку", играя в Counter-strike. Настроение было плохое, к тому же Руслан всё время рядом маячил, а потом резко притих. На столе Андрея лежала гора чипсов, которыми он непрерывно хрустел во время игры, волновался, хотел победить. Каким-то чудом "жалкий камень" оказался на поверхности вкусной горстки, и был проглочен Кобзевым. Проглотив камень и поняв, что только что случилось, Андрей, причмокнув губами, решил не прерывать пищеварение и игру. Глава II "Изменения в жизни" Следующий день! Светит солнце! Всем хорошо, даже учителям школы 1453. Хотя нет... Не всем... В здание школы проник Виталик в шляпе с широкими полями. Только Сероусов захлопнул дверь, как вокруг потемнело, и только два ярких, сиреневых глаза начали пробираться сквозь мглу. Через некоторое время плутания по бесконечности, Веталь столкнулся с Владом, тоже бродившим по коридору: -Обана! -- воскликнул Влад, - И ты тоже -Как видишь, -- сдавленно проговорил Виталик -- Я кое-что заметил: после этого мучительного звука, камень исчез, и на его месте я нашёл вот что. Сероусов вынул из пакета лук и двадцать стрел в колчане. -"Всё это хорошо... То есть плохо, но не было никакого "мучительного звука". И про что ты вообще говоришь Твой камень что, тоже в тебя вселился" Влад оглядел друга с ног до головы. -Хотя понятно... - почесал Миронов "репу". - Я принял кристалл через кожу -- он ко мне прилип, а потом вошёл в кровь. Кстати, я тоже кое-что нашёл на месте камня. - С этими словами Влад вытащил из рюкзака лёгкий и острый, похожий на самурайский, меч. -Ладно, что здесь стоять, пошли на урок, -- одёрнул Миронова Виталик. -А ты не боишься, что нас заметят вот такими -Мы будем избегать встреч с одноклассниками. Только друзья вышли на свет, как столкнулись с Катей и Викой. Волосы Кати были розового цвета, а Вики жёлтого. -И вы тоже! -- схватился за голову Влад. Обе девочки кивнули головами. -Сразу к делу, - сложил руки на груди Виталик, - Что вы нашли на месте камней -У меня цепь с лезвием на конце, - сказала Катя. -А я нашла копьё, - развела руками Вика. Через некоторое время к этой группе присоединилась ещё одна пара друзей: Андрей и Ваня. -Ну ребята, - вздохнул Влад, - мы влетели... *** Вся компания прошмыгнула к кабинету географии, где у них должен был состояться урок. Но что делать дальше Этим поручили заняться Ване. Тот быстренько придумал план, и смотался из школы. -Нет, так не пойдёт, - задумался Влад, - Нужно что-то дельное. Вот бы снять эту краску... С этими словами волосы Влада приобрели привычный цвет. Но Миронов этого не заметил. -Влад, а ты раньше говорил что-то подобное -- спросил Виталик. -Нет, а что -- сделал заинтересованное лицо Влад. -Кажется, я понял..., - ухмыльнулся Андрей,-- Цвет наших волос и глаз, зависит от того, хотим мы, что бы они перекрашивались, или нет. Скажите внутри себя: "я не хочу быть заметным" Все послушались Андрея и их глаза, и волосы стали как прежде. Все зашли в класс. *** Прошло десять дней, со дня как наши герои получили новые силы. Они освоили некоторые приёмы, и не редко пользуются своими навыками. Биология. Предмет изучения всего живого, что есть на земле. В классе стоит идеальная тишина, никто ничего не говорит, все пишут краткий пересказ параграфа. Только Андрея нет в классе. Вернёмся немного назад. Перемена перед уроком Биологии. Друзья тихо разговаривают. -Ё-ё-ё... Я параграф не читал, - жаловался друзьям Андрей, - Влад, про что там было -Ну-у-у..., - задумался Миронов, я читал там... Про каких-то жуков... Но мне об это можно не волноваться. Я просто остановлю для себя время. Вот так. - Влад подкинул карандаш к потолку, и тот завис, не падая и не поднимаясь дальше. Тут Виталик сильно толкнул Миронова в плечо. Влад отвлёкся и карандаш упал. -Это что было - удивился Ваня. -Ничего, - развёл руками Влад, - просто я захотел, что бы время полёта карандаша равнялось нулю, а поскольку он должен пролететь ограниченное расстояние, его скорость стала просто... Как бы сказать... Последняя часть фразы лишняя... Вот и всё объяснение. -А-а-а... Понятно... -- сказал ничего не понявший Ваня. Прозвенел звонок. -Ну всё. Сейчас придёт училка и а... -- закрыл Андрей глаза тыльной стороной руки. Но вместо "училки" из кабинета высунулось лицо Владимира Ивановича, низенького биолога, с небольшим горбом на спине. Голова у него была лысой, только её по краям имелись волосы. Его смешные усы непрерывно дёргались. -Ну-с, заходите, - прокашлял учитель. Все зашли и расселись по партам. Влад расположился рядом с Виталиком. -А где Дрон -- спросил Миронов друга. -Не знаю, прогуливает, наверно... Тут в дверь постучали. -Войдите, - отозвался Владимир Иванович. В класс зашёл Андрей. -Извините, можно войти -Да, конечно, - махнул рукой учитель. Андрей вошёл. Под пиджаком он держал не большую стопку бумаги. Когда Кобзев проходил мимо парты Влада и Виталика синеглазый юноша схватил его за локоть. Весь класс, кроме склонившегося над документами Владимира Ивановича, устремил на них свои взгляды. -Что там у тебя -- спросил за всех Влад. -Это "крокодилы". Иным языком шпаргалки, - объяснил Дрон. Тут Владимир Иванович оторвался от бумаг и поторопил Андрея сесть на своё место. Тот не стал возражать и пошёл к своей парте. Кобзев разговаривал с Владом на ходу, как вдруг прошёл мимо своего стула и оказался в конце класса. Ситуация тупиковая. Разворачиваться и идти назад нельзя: учитель заметит бумагу под рубашкой, а идти задом тоже подозрительно... Андрей повернул голову к друзьям. Было понятно, что он в затруднении. -Молодой человек, ну что вы встали как истукан, садитесь, - начал выходить из себя учитель. В место ответа Андрей сглотнул слюну. Тут у Владимира Ивановича со стола упал карандаш, тот за ним. Андрей, не мешкая, сел на место. Учитель сел за свой стол и подточил " маленького деревянного друга". Виталик, который уже склонился над работой, поднял голову. -Ты видел -- спросил друга Влад. Левая бровь Сероусова начала медленно подниматься вверх. -У нашего ботаника предметы без причины падают, мы не одни тут такие крутые, - продолжал Влад. Виталик снова уткнулся носом в пересказ. В это время Ванёк, на другой стороне класса, пытался сам себе ответить на вопрос, "как я это сделал". *** Урок географии. Весь класс спокойно изучает Физическую карту России, только с последних парт доносился шёпот. Виталий и Влад сидели за одной партой и тоже усердно работали. У всех на душе было спокойно, все думали о задании, только Влад волнуется, но боится за своих товарищей. Не хотелось брать на себя такую ношу: придётся драться с "плохими парнями", обезоруживать террористов, короче говоря, всё как в американских фильмах. Миронов осмотрелся. Все, и Виталик, и Ваня, и Дрон, и Катя, и даже Вика были заняты атласами, только он один бил баклуши. -Ты что не работаешь -- отвлёкся Сероусов, - давай, начинай. Правда сейчас будут спрашивать на оценку, ты только руку не поднимай... Владислав только пожал плечами. -Боюсь, что придётся..., - вздохнул он. Через некоторое время Миронову снова надоело смотреть на свою бумажную родину, и он снова перевёл взгляд на друзей. Вдруг Влад заметил, что у его соседа по парте, волосы теряют привычный цвет, и опять становятся фиолетовыми. Что делать Миронов опрокинул парту и встал, заслоняя спиной лицо Веталя. -Ой, извините..., - извинился ученик. Поднял парту. Снова опасность! Влад швырнул свой атлас в Сероусова, тот упал. Никто не заметил изменений в его внешности. -Пронесло, - вытер пот со лба Владислав. Виталий поднялся, выругал друга, продолжил учёбу. -Теперь конец! -- ужаснулся Влад, когда учитель поднял голову. Но он и тут не растерялся: -Извините, там в окно кто-то ломится! -- воскликнул Миронов первое что пришло в голову. Училка отвлеклась. Влад успокоился. -Закончили, - посмотрела учитель на часы. Сдаем атласы. Все сдали. После урока, Веталь обрушил на Миронова такой гнев, какаой никогда ещё не обрушался! - В конце концов ты мог просто сказать об этом мне, я бы что-нибудь предпринял! - так закончил Виталик отчитывать Влада... *** Рабочий день закончился. Ваня раскачивался на стуле, а Влад что-то изображал на ватмане. Лица у обоих были кислые, скучающие... Иван взглядом ломал и опять строил различные шкафы, стоящие в гараже. Вдруг ему на глаза попалась старая сковорода. Беляков озарился светом радости, глаза зажглись зеленым светом, лицо растянулось в широкой улыбке: -Влад, а спорим, ты не сможешь лизнуть горячую сковороду! -- громко спросил Иван. -Это ещё зачем -- отозвался Влад. -А так, ради прикола -Я даже думать об этом не буду. -А чё Экстрим, вкус необычный... -Нет... -Тогда я, - перебил друга Ваня. Он схватил сковороду и начал нагревать её на газовой горелке. -Надеюсь, ты вернёшь время назад после моего эксперимента Тут в гараж заполз Андрей коробкой, в которой гремели какие-то железяки. - Вот! -- провозгласил Андрей -- Всё что вы с Веталем просили! Кобзев поставил коробку на стол и указал на неё обеими руками, как на новогоднюю ёлку, которую только что нарядил. Влад прекратил чертить, подошел к коробке и, брезгуя, выудил от туда, двумя пальцами что-то на подобии железного стакана с дыркой на дне. -Что это, где ты взял весь этот хлам -- поинтересовался Влад. -Это всё с заднего двора института НАМИ! Я туда залез без разрешения, потом от охранника удирал! Клёво... Влад одел перчатки и, немного порывшись коробке, вытащил старый, запачканный скейтборд. -Это тоже что ли из НАМИ -- усмехнулся Влад. -Это Нет... Это я на Второй Владимирской нашёл, - постучал себя в грудь Андрей. Миронов повертел в руках скейт и обнаружил на нём маленькую, нарисованную быстросохнущей краской букву "С". -А что сказать-то надо -- спросил Андрей, явно надеясь на слова благодарности. -Капец тебе, Андрюшенька..., - опустил глаза Влад, - Эта рухлядь Сергея: известного хулигана в нашем дворе! -И что -ЧТО! Ты ещё спрашиваешь Да он тебя убьет где-нибудь в тихом переулке, тихим вечером, тихим образом! -Прям так.. -- усомнился Андрей -- Ладно, это всё меняет. Отнести на место или отдать ему лично в руки Глаза Влада стали круглыми: -Да он на него смотреть никому не разрешал, не то что в руки брать! Кстати, возможно Серёжа уже знает о пропаже своего единственного средства передвижения, так что на всякий случай, прощай. Тут в дверь ворвался Руслан. -Я надеюсь, ты принёс чертежи наших средств передвижения -- переключился с Андрея на Руслана Влад. -Да! -- кратко ответил Руслан. Он показал чертежи другу. На листе бумаги были великолепные рисунки мотоцикла, реактивных роликов, летающего рюкзака, крыльев, перчаток с маленькими реактивными двигателями на тыльной стороне руки и скейтборда (так же с реактивным двигателем). -Это..., - почесал Влад затылок -- И мы на этом ездить будем -Ага, - кратко ответил Руслан. -Но где мы возьмём нужный нам материал -- нашёл проблему Влад. Андрей демонстративно прокашлялся. -Ладно, проблема решена, - махнул рукой Миронов, - вся ответственность, в этом плане, возлагается на тебя, Дрон. За работу, за работу! -- хлопнул три раза в ладоши Владислав. Глава 3 "С мафиози шутки плохи..." Виталик провёл целую неделю в гараже, роясь деталях, которые приносил Андрей, и что-то пиля, сваривая, и скручивая. Каждый день Кобзев приносил всё новые и новые ящики с железом, и все новые и новые чертежи рисовал Виталий, и всё новые и новые конструкции он изготавливал. На седьмой день Сероусов вытер пот со лба и посмотрел на своё первое творение: по середине гаража стоял мотоцикл с двумя выхлопными трубами, функцией автоматического выбора типа дороги для более удобной езды, тремя фарами, и карманом для меча. Виталий сел на средство передвижения, взялся за руль. -Нет, мне такой с моими-то стрелами не удобно будет, я его лучше Владу отдам, в награду за кристаллы. Он подбежал к своему ноутбуку, включил программу ICQ, и вызвал пользователя Mironov3D. (17:27) RoBoT Влад, ты тут (17:27) Mironov3D да (17:28) RoBoT Я первый драндулет закончил! ; Идём, посмотришь. (17:28) Mironov3D А как получилось =))))))) (17:28) RoBoT cool (17:29) Mironov3D чё.. (17:29) RoBoT Проехали. Идём, говорю!!! (17:30) Mironov3D ок... (17:40) RoBoT НУ И ДОЛГО ЕЩЁ ПРИКАЖЕШЬ ЖДАТЬ *** Миронов забежал в гараж и узрел "велосипед с мотором". -Ух! А можно сесть -Да, он твой. -Да -Да. -Да -Да. -Да -Нет, блин! Нет! -- вышел из себя Виталик, - давай садись. Влад влез на мотоцикл: -Вещ! О! Да тут и GPS есть! -Правда -- удивился Сероусов, - я его не ставил. -А когда проедимся -Да прямо сейчас. Я в Интернете нашёл хорошую дорогу, по ней почти никто не ездит. Два друга вытолкали мотоцикл во двор, докатили до ближайшей заправки, заправили, и увезли загород. Друзья арендовали грузовую газель друга семьи Миронова. Проехали несколько километров от знака с зачёркнутым знаком "МОСКВА", и перешли на территорию посёлка "Митино". На самом его краю, как и говорил Веталь, была тихая земляная дорога. -Ну что, поехали -- робко спросил Виталик друга. Оба подростка смотрели на уходящую в даль трассу. Влад нервно проглотил слюну и кивнул. -Тогда я командую, - предупредил Сероусов, - три, - Влад тяжело вздохнул, - два, - Виталик изо всех сил вжался в сидение, - один, - Миронов приготовил руку для поворота ручки газа, - СТАРТ! -- громко рявкнул Веталь. Друзья зажмурили глаза, оглушительно заревел мотор не оснащённый глушителем! Также заорали Миронов и Сероусов. Тут Влад открыл правый глаз: -Веталь..., - усмехнулся он, - а мотик-то не едет. Виталик тоже замолчал. -Переключи скорость, ты на нейтрале. -Миронов, не отпуская газа, послушно нажал кнопку на панеле "выбор дороги" "заасфальтированная трасса", и мотоцикл ринулся в перёд, чуть не оставив друзей в одном седле. Крики мотоциклистов заглушали шум машины. В это время на крыльце одного из домиков посёлка сидели два деда: -Что за молодежь пошла, - сказал один хриплым голосом, - орут как резаные. Оба старика проводили взглядом маленький, но издающий громкие звуки объект. А тем временем страх к скорости у друзей уже пропал. -Влад, я вижу впереди кочку! -- предупредил Сероусов, - но было уже поздно. Мотоцикл, как на трамплине, подпрыгнул на кочке и взмыл в небо, прямо над "Жигули", идущей впереди. Но изобретатель Виталий не растерялся. Он встряхнул руками, как градусником. Из-под рукавов у него вылезли два железных крыла, и Сероусов, схватив мотоцикл ногами и полетел к облакам. Водитель "Жигули" остановил автомобиль, поглядел в след странному самолёту, вытащил из бардачка и разбил в дребезги бутылку водки, и поехал дальше. *** "Странный самолёт" уже подлетал к облакам, вот он уже выше облаков, температура -- минус пятьдесят градусов по Цельсию... - Как красиво! - посмотрел вокруг Влад и смахнул с рукава иней. - Да, красиво..., - пробормотал Виталик и забыв о том, что его крылья позволяют друзьям оставаться в воздухе, сложил их. Только через несколько мгновений, Сероусов сообразил, что всё ещё летит, только не вверх, а вниз! - Веталь, ты ничего не забыл! -- крикнул с мотоцикла Миронов. - Вижу! -- отозвался тот, - ну, железки, чего тягомотину тянете! Время падения ограничено! -- вытряхивал крылья из рукавов Виталий. - Земля! -- истошно заорал Влад, - мы умрём! - Нет, мы будем жить! И крылья развернулись! Приземлившись, оба друга отдышались. -Больше так не делай, - попросил Влад Веталя. Товарищи вернулись в Москву уже на мотоцикле. По пути они остановились около их школы, чтобы купить в автомате бутылку воды. Утолив жажду друзья, около ближайшей дороги, разговорились о новых изобретениях будущего. - О смотри, кто-то едет против одностороннего движения, - Влад указал на чёрный джип, который действительно ехал против всеобщей толпы. - Вот козёл, - шепнул Миронов Виталию, - куда едешь, тут односторонка! Тут автомобиль резко затормозил, и из дверного проёма высунулась лысая голова: -Иди сюда, ******! -- заорал мужик. -Влад , думаю, нам лучше смотаться, сказал Сероусов, но Владислава уже не было. Сероусов успел заметить, только мелькнувший за деревом кроссовок. Так быстро ни Виталий, ни Влад никогда не бегали, и когда Веталь пробегал мимо запрошенного гаража, Влад схватил его за шиворот, и втащил внутрь. - Веталь, это мафия, - прошептал Миронов. - Вижу, - ответил Виталик. - А где мой мотик - Там остался. Влад задумался: - Давай так, мы должны его вернуть. Я отвлекаю мафию, а ты, прёшь мотоцикл. Виталик колебался. - Иначе нам придётся идти домой пешком! -- предупредил Миронов. - А, ну это всё меняет, - пожал плечами Сероусов. - Готов Начнём прямо отсюда. Влад вышел на то место, где встретил джип. У дороги стояли четверо бугаев с битами. - Эй, я здесь! -- не продумав план, крикнул Влад. Четверо мужиков посмотрели на пацана и достали пистолеты. - Сдохни! -- крикнул один из мужиков, и пистолеты начали плеваться смертью. Однако Владислав не двинулся с места. Вскоре выстрелы стихли и бугаи посмотрели на свою жертву. На Владе не было ни царапины! - Чё за *****! -- удивился лысый. - Не попали! -- расстроился похожий на девушку. А Влад не растерялся, а побежал вдоль гаражей, вокруг преступников. Те снова открыли огонь! В это время Виталик уже подобрался к мотоциклу и заалел мотор. Увидев это Миронов запрыгнул на заднее сиденье, и Веталь нажал на газ. - Пока, дурачьё! -- махнул рукой Влад. *** Русик крался по тёмному коридору, свернул на право и начал взбираться по лестнице на крышу здания. Перед тем как вылезти наружу, Анфёров немного высунул голову и посмотрел по сторонам: опасности не было. Страж порядка вылез на железную крышу и, пригнувшись, пошёл к вентилеционной трубе. Перед тем как спуститься в неё, Руслан также предостерёг себя от опасности. Тут раздался выстрел, и Анфёров, забыв о всяких мерах предосторожности, буквально полетел по крыше, пытаясь не попасть под выстрелы беспощадного снайпера террористов. Русик-полицейский завернул за угол, перезарядил, и открыл ответный огонь. Перестрелка подолжалась ещё пол минуты как вдруг Руслан покачнулся и упал! -Terrorists win! -- крикнул механический голов. -И без тебя знаю! -- начал ломать клавиатуру Руслан. Сидевший за метр от него снайпер-Андрей громко ржал. -Всё, достал! - Руслан вышел из "совместной игры" по локальной сети, создал одиночную игру, компьютерных ботов, и продолжил играть. Андрей встал из-за компьютера. Когда он проходил мимо Анфёрова, дёрнул его руку, когда тот целился. -Ты что больной! -- недоумевающее воскликнул Русик. Кобзев сделал глупое лицо и прошёл мимо. -Ну тебе это так не пройдёт... - подумал Руслан. Он встал и удалил с компьютера Андрея несколько файлов. Вскоре Кобзев вернулся и посмотрел на монитор своего компьютера. -Э! А где мой "SkinBilder" -- схватился за голову Дрон. Потом посмотрел на своего сводного брата. -Ты Это ты сделал -Не-а, - Помотал головой Руслан. -Я знаю что это ты! -Да нет же! -- нагло врал Руслан, вставая с кресла. -Ты что натворил -- толкнул брата Андрей. -Да ничего я не делал. -- состроил беспомощное лицо Анфёров. -Да блин! -- ты знаешь, как этот файл был мне нужен -Да, знаю. По этому он и лежал у тебя на диске, собирая пыль, полтора года Озлобленный Андрей попытался ударить Русика, но тот, сделав сальто вперёд, в миг оказался не компьютерном столе. Потом тут же сделал сальто назад , и перелетел на кровать. Сведущим его движением был удар по челюсти Андрея. Кобзев тут же хотел нанести второй удар, но Руслан присел на колени и пропустил кулак над собой. Руслан спрыгнул на пол перед Дроном и, не смотря на то, что Андрей был выше на целую голову, перекинул его через себя, а сведущим ударом ноги, отправил брата в коридор. Послышался грохот, и крик Кобзева, на которого упал шкаф с вещами. Через секунду Дрон снова был в комнате. С головы у него текла капля крови. Лицо было раскрашено гневом. Руслан сглотнул слюну. Андрей взял стул и направил свой "клинок" в голову Русика. Но тот с помощью того же сальто перелетел Андрея и нанёс удар по позвоночнику. Но Дрон тоже не упустил шанса. Он схватил Анферова за шиворот, сделал несколько ударов в лицо и живот, потом выкинул в окно. -Блин, чё делать -- думал в полёте Руслан. Вскоре он и земля встретились! Страшная боль пронзила Руслана. -Так, чего это я -- медленно встал он, - почему я не разбился Из подъезда выбежал испуганный Андрей. -О, ты живой! -- обрадовался он, - Тебя никто не видел -Да вроде нет... -Ладно, прости. Идём в магазин, чипсы купим. Два сводных брата пошли по направлению к магазину. -А ты куда ходишь-то -- вдруг спросил Андрей. -Не понял. -А где же ты научился так прыгать Ещё и не разбился после падения... -Не знаю, -- вздохнул Руслан. Потом вытащил из кармана кристалл, похожий на тот, что и у Влада, Виталика, Андрея, Кати и т.д. Камень светился белым светом. -О, мне Влад такой же подарил, -- усмехнулся Кобзев. Я после этого громадный меч приобрёл! -А ты когда Влад тебе его подарил -Дней восемь назад. -Странно. Я тоже нашёл его восемь дней назад, - достал Руслан из того же кармана маленькую булаву. Перед мальчиками показался светофор, красный сигнал. -Прикольно. То есть ты тоже с нами -- обрадовался Андрей. Тут Анфёров понял, что они с братом находятся на середине проезжей части! А Андрей, как на зло, начал перевязывать шнурки на ботинках! -Андрей, беги! -- заорал Руслан, и ринулся на тротуар. -Что - Поднял голову Андрей, и увидел сбивающий его "КАМАЗ". Тело подростка отлетело на пять метров, и безжизненно прокатилось по земле. -Дрон! -- Чуть не заплакал Руслан. Он подбежал к брату. -- Дрон, Дрон, ты жив - всё повторял он. -Ну, я конечно могу встать, и уйти отсюда, но это будет как-то не естественно, -- прошептал сбитый. -Притворись, что тебе плохо, ч что-нибудь придумаю, - обрадовался Руслан. Андрей закатил глаза, и вывалил язык. Подбежали люди, подъехала "скорая", погрузила Кобзева и укатила. Руслан остался один. -Блин, где же я его теперь найду! -- обалдел Руслан. В конце концов Анфёров пошёл по направлению пути "скорой". Некоторое время Руслан паниковал. Потом вдруг остановился, закрыл глаза: -Надо упокоиться. Где ближайшая больница -- спросил сам себя Русик, и получил ответ. Он увидел ту самую машину, которая увезла Андрея. Было ощущение, что душа вылетела из тела, и летит над дорогой, высматривая автомобиль. Руслан открыл глаза. -Здорово! Ладно, пойду, заберу моего братца из больницы. *** Больница. Руслан отыскал палату, в которой лежал Дрон. Сбитому досталась свободная палата и там никого не было. -Андрей, - шепнул Руслан, - ты как Кобзев поднялся на локте: -Да норм. Ну что, сваливаем -Ага. Андрей встал с кровати, оделся. -А мне прикольно было, когда меня "КАМАЗ" сбивал, - смеялся "больной". -Не болтай, лучше одевайся. Через минуту братья уже были на улице. -Погоди, они же тебя по фамилии найдут! -- остановился Анфёров. -Не найдут, - заверил брата Андрей, - я с дуру Сергеем Торонским назвался, - посмеялся Андрей, - А пошли лучше к Владу. Расскажем ему всё, посмеёмся... *** Вика и Катя шли вместе по незаметному закоулку. Вокруг были темно, тихо, сыро (по дороге они попали под дождь). Девчонки болтали о разной чепухе и договаривались о делах на завтра. Вскоре закоулки кончились, и началось ровное шоссе. -Прикинь, мне мама говорила, что на меня могут напасть в каком-нибудь ПЕРЕУЛКЕ, отнять сумку и мобильный! Закоулки кончились, а ничего не произошло! -- усмехнулась Вика. Вдруг из промежутка между двумя домами послышался мужской голос: -Эй, девочки, помогите мне. Вика не задумываясь пошла по направлению к человеку, просящему о помощи. Катя пошла за подругой следом. Вдруг сильные руки схватили Хомченко и начали рыться в карманах. Заметив это, Бородко зажмурила глаза и как бы рефлекторно нанесла удар ногой в лицо обманщику. Тот взвыл, и попытался толкнуть Катю на землю, но не тут то было: переключившись на вторую жертву, дурак отпустил первую. Поняв это, Виктория схватила громилу за шею левой рукой, а правой стала мутузить преступника по, и без того уже кривому, носу. Однако мужик не сдавался. Он правой рукой попытался ударить неугомонную девку, висящую у него на шее, а левой хотел схватить безудержную защитницу. То и дело спотыкаясь, Бородко отступала назад и одновременно думала, что же ей, в данной ситуации делать. И придумала! Девушка размахнулась, и со всей силы ударила мужика между ног... Тот опустился на колени. Вика тоже не растерялась. Она ударила обидчика ребром ладони чуть ниже уха, и жертва окончательно лишилась чувств. -Дай пять! -- ударили ладонь о ладонь девушки. Вдруг в кармане у Кати заиграл мобильный телефон: пришло SMS от Андрея. -О, Вик смотри. Влад собирает лучших друзей в своём гараже. Дрон , Руслан и Виталик тоже будут. Пойдём -Конечно, всё равно, если придём домой, надо будет уроки делать... *** Вика и Катя проходили мимо дома Вани. Катя посмотрел в окно в геймеру. Там горел голубой экран монитора. - Опять, наркоша, зависает, - хихикнула Бородко. - Давай ему помешаем -- предложила Вика - Как - Позовём на сбор Влада, - начала набирать номер Вани Катя, - Привет, игрунчик. Давай, вставай из-за кокаина с монитором, и спускайся в подъезд. Влад собирает лучших друзей, идём с нами! Скоро дверь открылась, и на порог вышел пацан с огромными, красными глазами. - Ну что, принял дозу Пошли к Владу, - просверлила Катя Ваню взглядом. - А может, я останусь -- заныл Беляков. - Не... Тебе прогуляться надо. Вот и гараж. Ваня, Катя и Вика вошли. В гараже стоял круглый стол, за которым могло уместиться как раз семь человек. Все сели, не было только Руслана. - Ты нас зачем звал -- спросила Вика. - Я хочу предупредить вас. Сегодня мы с Веталем нарвались на пять тупых мужиков, короче на мафию. Теперь они за мной охотятся, по крайней мере я так думаю. Ни одному из вас нельзя появляться со мной, а то если убьют, то не только меня, но и того кто идёт рядом. - Чё ты гонишь -- состроил рожу Андрей, которая явно показывала отвращение, - Я из-за этого вышел из дома. - Не гони лошадей, дело серьёзное. Они убьют всех кто будет препятствовать моему уничтожению, или того, кто просто будет со мной разговоривать. Вдруг на стене, сзади Влада, появилась кранная точка фонарика-лазера, а потом переползла к Владу на лоб. - Сейчас! -- опрокинул Влад стол, использовав его, как защиту. Все заползли за "крепость". В гараж вошёл Руслан с фонариком. - Я что-то пропустил -- спросил "мафиози". Глава 4 "Первая битва" Виталий смотрел на Ваню, почёсывая подбородок. Влад сидел за столом, с карандашом наготове. Сам Иван тупо смотрел на Сероусова, чего-то ожидая. Веталь первым прервал молчание: -Что ж... Значит, у тебя, говоришь, кинжалы... То есть, тебе нужно средство передвижения, не нуждающееся в помощи рук Ваня кивнул. -Что ж ... Сделаем... Как насчёт роликов Ваня кивнул. -Какие ролики тебе сделать, с "антигравитационными" батареями, или с обычными реактивными двигателями Хотя антигравитация лучше со всех сторон, зачем я тогда тебя спрашиваю... Ладно, сделаю ботинки, а на подошвах будут эти батареи! Ваня кивнул. Влад в миг нарисовал реактивные ботинки по своему представлению. Это были кроссовки с маленькими, еле заметными выпуклостями на подошве, ближе к носку, чем к пятке. -Я, пожалуй, начну, - предупредил всех Сероусов, - Влад, я бы попросил... Как по приказу Миронов встал, сложил ладони, как будто молился. Потом он разъединил руки, и согнул пальцы, как бы держа в них два шара. Через несколько секунд, между ладонями, появилась еле заметная точка, которая начала разрастаться, и дошла до размера футбольного мяча. Каково же было удивление Вани, когда Владислав швырнул это "мяч" в Виталика. Беляков удивлённо посмотрел на Миронова. Тот уже сделал второй шар, и запустил его в ту же цель. -Ты дурак -- воскликнул Ваня, - ты же его убьёшь! -Ты это о чём -- удивлённо спросил Виталий, подойдя к Белякву. На Сероусове не было ни царапины. Ванёк в недоумении уставился на друзей. -Ах, ты об этом..., - понял причину беспокойства Вани Влад, - Если ты думаешь, что я хотел ему навредить, то ты глубоко заблуждаешься. Я только ускорил время движения Веталя, чтобы он успел сделать свои ролики быстрее. Кстати они уже готовы... Действительно, в руках Сероусова Ваня увидел пару ботинок. С виду это была самая обыкновенная обувь. Но внутри точно было ещё что-то. -Примерь, - предложил Виталий. Ваня не задумываясь напялил кроссовки-ракеты, и поставил ноги на ширине плеч. -Насчёт три, сожми пальцы на ногах, - дал указание Виталик, - Раз, два три! После этих слов геймера - испытателя подбросило вверх тормашками, будто кто-то дёрнул за верёвки, привязанные к его ногам, а потом ударило о стену, к которой Ваня стоял спиной. -Я нос сломал..., - встал Ваня. -Что ж, бывает..., - сказал Влад, - Попробуем ещё разочек... А может не надо больше разочков -- умоляюще простонал Беляков. -Как это не надо -- удивился Виталик, - зачем тогда я их собирал -Действительно, а зачем ты построил эти ролики и позвал меня сюда... В шесть утра! *** Влад встал с уже застеленной постели, переоделся в школьную форму, и пошёл в школу. Миронов проснулся в пять утра, а в шесть состоялись опыты с роликами для Вани. Пришёл и снова лёг спать Владислав только в половину седьмого. Урок начнётся в восемь тридцать, а сейчас восемь часов и пять минут, времени вагон. Миронов прошёл по Второй Владимирской и свернул на Зелёный проспект. Пройдя некоторое расстояние, Влад свернул на Братскую, и пошёл дворами, по направлению к Утренней. Тут он увидел идущих вместе Катю и Руслана, мирно беседовавших. Влад нагнал их. -Привет! Как дела -- спросил Миронов друзей. -Да нормально, - ответил Руслан. -Нормально, - улыбнулась Бородко. Дрож пробежала по телу Миронова. -Странно, - подумал он, - это наверно от волнения, - Погода сегодня клеевая, - огляделся Влад. Вдруг он заметил, что из-за одного из близ стоящих гаражей блеснуло дуло пистолета. Он успел пригнуться за секунду до того, как пуля успела разбить ему голову. Катя и Руслан тоже что-то сообразили, но рефлекс самосохранения у них не сработал, поэтому Владу пришлось хватать друзей за руки, и бежать. Когда товарищи остановились, Влад задал себе вопрос: "А зачем, собственно, мы забежали туда, где в нас легче попасть". Руслан тихо ругался, Катя стонала. Вдруг из-за одного из гаражей вышел уже знакомый нам лысый мужик. В руках у него была охотничья винтовка. -Вот мы и снова встретились, - прокаркал нарушитель дорожных правил. Мафиози прицелился в лоб Владу и нажал на курок. Прогремел выстрел. Катя вскрикнула, и закрыла лицо руками. Друзья стояли, не двигаясь. Мафиози удовлетворённо смеялся. -Влад -- спросил Руслан, - Ты как -Нормально, -- ответил тот. Только тут товарищи заметили, что пуля не долетела до цели, а стала в миллиметре, ото лба. Девять граммов свинца остановились, но продолжали вращаться вокруг своей оси, а потом и вовсе упали на землю... Лысый мужик протёр глаза и, в недоумении, закурил. -Что делать будем -- спросил Русик. -Драться! -- ответила Катя, и сделала два шага вперёд, - Я уже побила одного урода, побью и второго, - гордо заявила она. Бородко решила делать те же действия, что и в первом бою, а именно попыталась нанести удар по голове обидчика. К несчастью этот противник не страдал слабоумием и ожирением. Мафиози отразил удар, ударяя девушку ружьём по голове прямо в полёте. Бедная Катя упала и замерла. Парни вылупились на подругу. -Что Ты Катю ударил -- воскликнули друзья. Откуда ни возьмись, у Руслана в руках появилась его булава, уже в натуральном размере, а в следующее мгновение, Миронов уже размахивал мечом. Лысый сглотнул слюну. Первым на арену вышел Анфёров и со всей дури дал по руке человеку без волос. Тот упал. Руслан пинал лежащего, и бранил, как полагается на поле брани. Наругавшись вдоволь, Русик уступил место Владу. С этим противником лысый уже не хотел шутить, и перезарядив ещё раз, открыл огонь по юноше, с острой железкой в руках. Миронов не отступил. Он уворачивался от пуль, пока патронташ не лишился последней обоймы. Запыхавшийся ниндзя подошел к врагу и ударил его ногой по лицу. Мужик не сопротивлялся, в его глазах Влад был богом, с синими глазами и волосами. Тем не менее, после удара, преступник отбежал в сторону и позвонил по мобильному. Что-то сказал. -Теперь вам конец, - засмеялся он, - через минуту здесь будут все мои друзья. -Влад, он свою братву вызвал, может смотаемся -- предложил Руслан. -Давай, - пожал плечами Влад, взял Бородко на руки. Только мафиози их и видел. *** Школа. Влад и Руслан втащили Катю в раздевалку и привели в чувство. -Что случилось -- спросила она. -Ничего плохого, хотя бы для нас, - успокоил её Миронов. -Да, точно. Плохо стало Лампочке Ильича..., - подтвердил Анфёров. Бородко встала, и все направились к кабинету алгебры. Там их уже ждали товарищи. Как только Влад вошел, Виталий соскочил со своего места, и поприветствовал друга. Немного приглядевшись, Сероусов увидел комки грязи на одежде Владислава. -Э, а что случилось -- спросил он у друга. Влад кратко изложил Веталю историю, произошедшую с ним за гаражами. Поняв суть случившегося, Виталий взял на себя ответственность создания стратегии и, разъяснил друзьям, что к чему: -В данный момент нам важен только выход из школы, и благополучное возвращение домой. Вот карта. Сначала из здания выходит Влад, и осторожно идёт вдоль забора. Потом выхожу я, и следую за ним. После, Катя. Она должна выйти, и направиться в другую сторону. За ней Руслан, оставляю на него Катюху. Андрея, Вику и Ваню эти козлы пока не заметили. Главное, что бы с ними проблем не было... -С кем, с мафией или с Ваней, Дроном и Викой -И с теми и с другими хлопот хватает. Продолжим... После этого побега, нам будет проблематично ходить в школу, так что придётся вызывать милицию... -Нет, - возразил Миронов, - ты ведь не хуже меня знаешь, чему мы научились за последнее время. -Ты предлагаешь дать им бой -Именно. -Ладно, новая идея! Мы просто идём домой, а как будет дальше, посмотрим. -Так просто -Да... *** Влад вышел первым. Вокруг было тихо, даже не смотря на то, что уроки закончились, и все ученики должны были идти домой. Миронов перешёл дорогу. Прошёл несколько гаражей, огляделся. Никого. Он вытащил из кармана свой мобильный телефон, набрал "Виталий". Тот, услышал звонок, и тоже покинул территорию школы. За ним Руслан, потом Катя. -Всё чисто, уходим, - прошептал Владислав. Друзья просеменили несколько метров. Вдруг из-за кустов послышался какой-то шум. Влад прислушался. Он уже был готов поверить, что это была какая - нибуть кошка, или собака, но тут от точки шума высунулась эта лысина, которая чуть не унесла несколько жизней сегодня утром. -Бежим!!! -- только успел крикнуть Миронов. Как раз в тоже мгновение лысина вытащила автомат, и открыла огонь. Четыре человека разбежались врассыпную. Некоторое время лысый мафиози стоял, выбирая жертву. Потом решил, что лучше всего догонять главную цель и ринулся за Владом. Тот бежал вперёд, бежал, и не чувствовал усталости. А мужик всё догонял, всё приближался. Миронов добежал до перекрёстка дворовых дорог и был на середине, когда по перпендикулярной дороге, пробегал Виталий. Пока он пробегал, Влад успел услышать то, что Сероусов крикнул: -Эй, ты же супергерой, сделай что-нибудь! Естественно, во Владе проснулось чувство ответственности за всё происходящее. Он остановился, и побежал навстречу врагу. С разбега, Миронов ударил бугая по морде с кулака, громко и демонстративно засмеялся, пробежал прочь несколько метров, не спуская глаз с мафиози и, всё ещё смеясь, врезался в дерево. Вырубился. Враг медленно подошёл к Миронову, достал пистолет, прицелился... -В атаку! -- выбежал из укрытия Руслан с палкой в руках. Лысый вздохнул, повернулся лицом к Анфёрову. Тот остановился, перед мужиком, громко крича "ааааааааа", и долго так стоял. Наконец дыхание кончилось, он вдохнул ещё раз, ещё раз израсходовал весь кислород, бросил палку и убежал. Мафиози поднял глаза к небу, и хотел было вернуться к своей главной жертве, но её, то есть его, уже не было. -Как.. Где.. Что.. Когда.. Что за.. Какого..., - начал перебирать все знакомые вопросы офонаревший мужик. А в это время Влад и Виталий тихо хихикали над этим лохом. *** Прошло некоторое время, и Лысый ушёл, в разочаровании. Друзья вышли из укрытий. -Кажется, опасность миновала, - предположила Катя. Все согласились, и, уже без опаски, направились по направлению к своим домам. -Всё же мне кажется, что что-то не так, такие парни, как мафиози просто не сдаются, - предупредил Влад Виталика. -Да брось ты, - усмехнулся тот, - на кой чёрт им за нами гоняться второй раз -Что бы отомстить за оскорбление. -Ну, они уже пытались отомстить, не получилось. Не получилось один раз, не получиться и второй. -Как у тебя всё просто. Товарищи дошли до перекрёстка, где Катя и Руслан, Влад и Виталий должны идти в разные стороны. Они попрощались, и пошли домой. Владислав всё ещё опасался маньяков с автоматами, а Виталий шёл в полной уверенности, что они в полной безопасности. Но не тут-то было. Из-за одного из магазинов высунулся парень похожий на девушку, член банду, оглядел улицу, и исчез. Это ещё больше заставило Миронова задуматься над тем, что делать дальше. Друзья прошли ещё некоторое расстояние, и вышли на безлюдную улочку. Тут у Владислава в глазах потемнело, и в вновь от темени и по позвоночнику пробежала дрожь. -Ты в порядке -- спросил Веталь друга. -Да, всё хорошо, - ответил тот. Владислав посмотрел на одну сторону улицы, и увидел дуло автомата, посмотрел на другую, и увидел второе дуло. -М-да, прямо как в "ДАртаньян и три мушкетёра", - подумал он, - что ДАртаньян сделал в таком случае А, вспомнил! Влад упал на землю, и прикрыл головы руками. Пули просвистели над головой! Миронов вскочил и бросился наутёк. Виталий за ним. Мафиози тоже! Наконец Два друга выбежали в парк, где преступники не могли проводить убийство. -Да, так мы не сможем вернуться домой, - задумался Владислав. -А может нам пробраться тихо, чтоб без палева -- спросил Веталь. -Мы только что пытались пройти без палеваю. -Надо в милицию сообщить. -Не смеши меня, Веталь. Мы эту кашу заварили, нам и придётся её в унитаз выливать... Друзья снова продолжили движение, прошли мимо местного супермаркета, и перешли через главное шоссе. Там было безопасней, но не настолько, чтобы окончательно терять бдительность. Ведь Виталию ещё предстояло вернуться на ту сторону. -Влад, дойди со мной до подъезда, мне как-то..., - начал уговаривать Влада Веталь. -Не хнычь, сам дойдёшь, - отрезал Миронов. *** Виталик открыл дверь своего подъезда, и вошёл. -Всё, иди, тебя комп ждёт, - шепнул Влад Веталю. Тот кивнул, и скрылся за железной дверью. Миронов остался один. Вокруг опасность, бежать некуда. Пришла пора идти по единственной дороге домой, тому самому безлыдному переулку, где Миронов играл ДАртаньяна. Каждый шорох отчётливо отдавался в его ушах, каждый шаг, даже самого маленького жука, был для него грохотом. Никогда в жизни Владислав ещё так не боялся. Казалось, что кто-то сейчас выпрыгнет из-за угла и задушит. Ноги были ватные, руки тряслись, как у девяностолетней старушки. Тут Влад резко остановился, и вновь ощутил то мучительное чувство, когда хочется упасть на спину от недостатка кислорода и света, и лежать, не вставая... В этот раз юноша же понял, что к чему, и приготовился действовать: бежать или драться... Первым делом Владислав огляделся: двое против одного. Справедливость отсутствует... Дело дрянь. Это я зря Веталя отпустил..., - подумал Влад. Как раз в это время к двум бугаям присоединился Лысый. -Да сколько ж можно-то, достал уже... подумал Влад. Мужики начали наступать, а Влад отступать. Три несправедливости подняли автоматы, и открыли огонь. Миронов достал неведомо откуда взявшийся меч, и поставил его на пути пуль. Икры посыпались дождём! Автоматы всё стреляли и стреляли, а Влад отражал их удары, не давая коснуться до себя. Наконец трём мафиози пришлось перезарядить пушки, и этого времени было достаточно, чтобы смыться, что Миронов, собственно, и сделал... К счастью неподалёку была парковая рощица. Влад спрятался за одним из деревьев. Но мстители, и там не побоялись проводить поиски. -Где ты -- бешено орал лысый, - Зона слишком маленькая, тебе не скрыться среди этих дров! Владислав тяжело дышал. -Ты трус, - продолжал свою речь Лысый, - ты не отвечаешь за то, что сделал! Ошибки не надо исправлять, их надо смывать кровью! -Вот именно, - Миронов вышел из-за ствола, - Ты назвал меня трусом, вот настоящая ошибка, на смятие которой, тебе понадобится очень много крови. Видимо в облике этого мальчика что-то изменилось, так как три здоровенных мужлана отшатнулись, при его виде. Миронов достал меч из ножен и побежал на главу банды. Тот было рванулся, но холодная сталь пронзила его со спины. Он упал. Влад уронил каплю крови на траву. Один из автоматчиков уже сверкал пятками по парку, пытаясь спасти свою жалкую шкуру. Второй неподвижно стоял, и вызовом смотрел на труп друга, и его убийцу. Влад отошел от тела, мафиози взвалил товарища на плечи и кинулся бежать. Владислав посмотрел в след всё ещё бежавшему по парку первому бугаю. Кокой он жалкий, нечестивый, трусливый. Влад не стал его догонять, а ведь мог бы, но не стал, да-да... Бой был окончен, а домашнее задание не ждёт. Миронов, вытер меч о траву, вышел из рощицы, и направился по направлению к своему дому. Думать было не хохота, да и идти тоже. Неужели он только что убил человека, пусть даже это был преступник, но Влад убил человека, и это ужасало его! Ведь суд будет на стороне погибшего, Влада посадят, и вся его жизнь сломается! Он никуда не сможет поступить после школы, и, окутанный позором, станет бомжом! Нить его тёмных мыслей прервал Ваня, который догнал и дёрнул Владислава за плечё. -А ты что, с мафией дрался -- было первым что сказал Беляков. -Да, а ты видел -Ага, как ты его прошил! -А много народу это видели -Нет, никто... -А где ты стоял -Там -Но ведь это шоссе, тут много людей! -Ну да... -Ты ведь меня видел -Да. -А почему другие не видели -Не знаю. -Подожди, это не безлюдное место, ты меня видел, а остальные нет... Почему -Не знаю. -Почему не знаешь -Не знаю! -Нифига ты не знаешь..., - рассердился Влад. Он отвернулся и зашагал дальше. Ванёк снова догнал его и пошёл с ним а ногу. -Я иду, - начал Беляков, - Вижу ты бежишь, я тебя со спины увидел, а всё равно узнал. По портфелю. А что это -- Ваня взял в руки меч Влада, - Здорово, где взял -Там же где ты свои кинжалы, - выдрал Миронов своё оружие из рук друга. -Ааа... На шару, значит получил -На шару, - кивнул Владислав, потом посмотрел на ту рощицу, где только что лишил жизни своего врага - ты только никому не рассказывай, о том, что видел, - попросил Влад Ваню, но того уже не было, только двойной дымовой след от новых летающих ботинок, уходящий далеко в небо... *** Все сидели за столом в гараже отца Владислава и слушали Ваню. ...Он такой: "Ааааа!!!", а он такой "Оооо!!!"... Ну, вот так Влад замочил этого лысого, - закончил свой рассказ Беляков. Виталий, весь превратившейся в слух, пытался разобрать несвязный рассказ Ванька. Катя, не пытаясь понять что-либо, слушала музыку, Руслан гоготал над Ваней, а Влад сидел понурившись, опершись лбом на руку. -Да, очень интересно, - сказал компьютер, стоявший в углу, - мы получили много полезной информации за этот час... -Тебе-то что, Дрон, - вздохнул Виталик, - Влад побил врага, а я струсил, и я унижен. Всё, я обязуюсь больше не бояться, и не отступать ни перед чем! -Аналогично, - кивнул Миронов, - я ведь стоял на ватных ногах, пока он меня не разозлил... -Но мы таки сделали доброе дело: избавили район от этой банды, лишили их главаря... -А может нам и не заканчивать на этом добром деле -- предложил Ваня, - Будем как в фильмах спасать мир, придумаем себе костюмы, а Мы ведь столькому научились! -Я поддерживаю Ваню, - сказал Руслан. -Я тоже, - крикнули из компьютера Вика Хомченко и Андрей. -И я, - улыбнулась Катя. -С удовольствием, - постучал пальцами по столу Веталь. Влад задумался: -А почему бы и нет..., - только надо, что бы нас никто не знал, типа мы благородные... -А ещё героям полагается иметь вторые имена, - продолжал Беляков, - можно за имена принять наши Ники в Интернете. -Это мысль, какой у тебя ник -- спросил Веталь. -Я XXX1995. -Хм... а я RoBoT -Я Kate, - вспомнила Бородко. -Dron, - крикнул Андрей. -Freshgirl, - отозвалась Вика. -Smoke, - протянул Руслан. -А я Mironov3D, - сообщил Миронов. -Нет, это ник не безопасен, он выдаёт твою фамилию, - покачал головой Русла, - тебе надо его заменить... Какая, говоришь, у тебя сила -Временем управляю. -Иначе говоря, ты его искажаешь... -Точно, буду TimeWarp: искажение времени... -Может тогда лучше TimeWarper -Да, пожалуй... А всю группу назовём... Экзоцианты! -Это я хотел предложить! -Ладно, давайте всё повторим, по очереди. -RoBot! -Smoke! -Kate! -XXX1995! -Dron! -Freshgirl! -TimeWarper! Глава 5 "И новый враг пришёл в наш мир..." Влад проснулся. Всё болело. На спине и руках были ярко выражены синяки и раны. Миронов встал с постели. Хотелось спать, слава богу воскресенье. -Странно, - подумал TimeWarper, - я вчера вроде бы никаких упражнений не делал. Прошло, конечно, уже полторы недели, как я сел на престол повелителя времени, но не до такой же степени я часто прыгаю, не до таких же мучений... Миронов сел в кресло и расслабился. Включил телевизор. -Итак, что у нас сегодня, - весело начал ведущий, - Сегодня в Петропавловске состоялся ежегодный... -Достал уже, - переключил канал зритель, - А здесь что -Итак, Владимир Полгонович, что вы можете сказать на это счёт -- посмотрела в камеру симпатичная брюнетка. -Я скажу, что подобное поведение в общественных местах не допустимо, правительство должно бороться с такими людьми! Я требую с наказать их или я... -Да-да, делай что хочешь, а я сваливаю отсыдаво, - вновь нажал на кнопку Влад. Вдруг раздался телефонный звонок. На экране высветилось слово RoBoT. -Да - поднял Владислав трубку. -Влад, ты не спишь -- вырвался из мобилки голос Виталия. -Конечно нет, кто же спит в семь утра в Воскресенье -Хорошо, включи пятый канал. -Окей... Влад нажал на кнопку пятого. На экране появилась толстая рожа какого-то мужичка, дающего интервью. -Ну вот я... Это... Того... Иду, значит я, по улице, и вдруг вижу... Лежит мужик, горло разодрано... Я... Это... Ну... Подошел... Вот... -Вот, короче выступаем мы редко, - закончил за него TimeWarper, - А что главное-то -Да, и главное... Я скорою вызвал... -Ну это и ежу понятно, или для твоего ума это прогресс Далее ведущий решил не мучить зрителей, и сам продолжил рассказ. -В соответствии с медицинским заключением о причине смерти его буквально растерзали, возможно, даже несколько человек, так как одному никак не по силам за столь короткое время оторвать переднюю часть черепа. Труп пока не опознан. Только тут, Влад заметил, что под ногтями у него остались кусочки засохшего мяса... -Ну что, интересно -- спросил Сероусов. -Да, очень... -Давай расследуем -Не... Сил нет... -Тогда гулять пойдёшь Всё равно спать больше не хочется. -Говори за себя... -Так ты идёшь -Ладно. Куда *** Измайловский парк. Птицы поют, люди разговаривают... Красота... Влад и Виталий идут по главной просеке. Сероусова всего так и распирает, а Владислав идёт, опустив голову, чуть не падая. Виталик всё тараторил про это странное убийство, всё задавал вопросы: -А почему ему оторвали лицо А он весь в крови А как убийца убежал так быстро А почему его никто не видел -Я знаю столько же, сколько и ты. Успокойся. -Да мне просто интересно. -Я уже устал от твоей болтавни. Я знаю только то, что сказал этот мужик из новостей. Друзья вышли к озеру. На одной из скамеек сидело человек пять, и грызли семечки. Каждое слово, вылетавшее из их уст было, исчадием мата. От них пахло куревом и алкоголем. Эти свиньи и внушали отвращение. К несчастью один из них посмотрел на Виталия и Влада. -Эй, сюда идите! -- крикнул он друзьям. Влад ускорил шаг, Виталий тоже. -Вы что, не поняли Я к кому обращаюсь -- снова гавкнул накуринный, - Семки есть -Это гопники, - шепнул Сероусов Владиславу. -Я понял. Что тебе от нас нужно! -Телефон есть позвонить -Нет. -Чё, жмот -- гопник лениво слез со скамьи, - Чё, нарываешься Вместо ответа Миронов повернулся и пошёл дальше. -Стоять! -- крикнул второй, - Э! Сюда иди! Влад остановился. Гопники уже всей оравой шли к нему. Тот, что первым начал разговор толкнул Миронова. -Не тронь меня, свинья! -- отпрянул Владислав. -Я свинья -- Ещё раз толкнул его "вежливый собеседник". -Да, ты! -- разозлился TimeWarper. -Да ты ****! Это была последняя капля. В следующий миг последовал удар чем-то очень острым в шею гопника. Потом ещё один по лицу, потом ещё и ещё. -Димон, мочи его! -- крикнул один из членов компании, - но голос его затих на полуслове, он был уже без сознания. Остальные обратились в бегство. Дима, весь окровавленный, отползал по асфальту, оставляя красные лужи. Перед ним стоял бог гнева и ненависти. Прежний Влад уже скрылся под этой страшной оболочкой огня, Демона, восставшего из ада. Красные глаза, чёрные крылья с перьями, красная кожа, длинные зубы, когти, и жёлтые, тонкие узоры по всему телу, похожие на изветвления какого-то растения. Всё как полагается. Виталий тоже был в изумлении от нового облика его друга. Влад всё наступал на Димочку. Тот в свою очередь отползал в страшном испуге. Было ясно, что если Демона не остановить, гопника постигнет смерть... -Тебя будут ждать вечные мучения! -- взревел Демон -- Я сожру твою душу! -Кто ты, - прошептал Дима, - божье наказание -Смеёшься, да я сам дьявол! -- оскорбился Влад, - Умри же! Димон завизжал как девчонка, Демон поднял руку с когтями. Вдруг раздался глухой удар. Влад замер и начал медленно падать, как срубленное дерево. Последний погник скрылся в лесу, сверкая пятками. Виталик, на всякий случай, поднял бревно для второго удара. TimeWarper поднялся, потирая ушибленную голову. У него уже не было ни крыльев, ни зубов, ни красных глаз. -Где эта тварь -- просипел Влад. Виталий замахнулся поленом. -Э, не надо, это я. -А видел бы ты себя со стороны. *** Все семь "рыцарей круглого стола" в зборе, правда, стол квадратный... В лицо Владу направлена лампа. Вокруг столпились экзоцианты... Smoke: Итак, последние происшествия очень огорчили нас. RoBoT: Первый отразился на жизни радственников жертвы особенно ярко. Однако не думаю, что ты мог бы убить человека. Ты же... Добрый. TimeWarper (всплёскивая руками): Я этого не делал! RoBoT: А в парке Smoke: И в новостях Kate: Вспомни ту ночь, когда был убит тот мужчина... Все (громко и требовательно): Что ты помнишь TimeWarper: Я что-то помню... Перед глазами Влада проскользнула тень воспоминаний: тёмная улица, холодный дождь, запах крови, слабый, но чёткий, непроглядная тьма ночи и тишина. Демон бежит по дороге, наклонившись вперёд под тяжестью своих крыльев. Кровавый запах становится всё сильней. Вот впереди очертания человека, вот расстояние сокращается... Прыжок, несколько ударов... Длинные когти вонзились в безумные глаза жертвы. Демон резко дёргает голову человека на себя! Последний крик от адской боли и вновь стало тихо... -Что ты чувствовал -- оборвала Катя нить мыслей, - Что -Голод, - признался Влад. Продолжение следует...;;;

proza_ru/texts/2009/12/20091223506.txt

232. Жилой сектор - часть района в городе , часть посёлка или феля. То же , что микрорайон. 233. Фиджиния - район на территории России , населённый дикарями из Южной Америки и неграми. адм. центром явл - ся посёлок Чаффра. В р - не проживает ок. 95 тыс. чел. ( от слова фиджи - дикий на яз. квар - геш. 234. Типка - современная ден. ед. или переименованный рубль. 235. Пипон - то же , что и копейка , чеканится из золота ( оно дешёвое ). 236. Бараджист - чел-к , являющийся тупым из-за промывки мозгов , а не сам по себе , жертва. ( бараджи - дурак на яз. квар-геш ) 237. Бараджиринг - промывка мозгов. 238. Истус - истинно тупой субъект , не бараджист. 239. Цайнтайхак - посёлок редких мутантов на территории России , куда приезжают иностранные туристы , чтобы на них посмотреть. 241. Гил плеваков - правитель России в 2016 году. Правил около двух дней , за что ему был воздвигнут памятник - как причинившему наименьший вред России. В честь Гила стали называть улицы , клубы и т.д. Гилизм стал символом расхлябанного безделья , пофигизма противополож.ных рвачеству. Появились толпы людей , называющих себя гилтонами , шатающихся по улицам и поющих песни. Бомжи стали называть себя гил- онами. Появились гил-клуберы , джипироны , гилплы , гиломаны. Бесполезные политические объединения стали называть гил-партиями , поли- тиков - гилотворцами. 242. Иосиф Берчанский - канадский учёный , изобретатель берчанита ( 2171-2298 ). 243. Берчанит - твёрдый , тёмно-серый материал , изобретённый в 2203 году. Введён в промышленность в 2205-м. Б. имеетсвойство изменять объ- ём. Популярны 2-х этажные дома из б. , прочные , многоцветные со стёклами на окнах из того же материала. Если взять конкрессор ( карманн- ый ) и нажать кнопку , то дом станет уменьшаться до 1дм куб. Килограммовый домик можно перенести в др. место инажатием кнопки вернуть дому прежние размеры. 244. Дрыгдан Друйс - создатель протонной бомбы ( 2049 ). В 2058 г. был создан танк " Юпитер " , протонная пушка к-рого способна уничтожить го- род с одного выстрела. 247. Криммер , или светильник Мая Криммера - мощная лампа , находящаяся на башне , обычно в центре города. Служит для освещения. Широкого применения не получил , т.к. не все согласны жить в условиях вечного дня. 248. Ундерландия - гигантская полость внутри Земли , разделённая на две автономии , управляемые Брэджем и Джергиссоном. 249. Плазмотрон - устройство для образования , подпитки и управления гигантскими шаровыми молниями , называемыми также " искусственными солнцами ". П-ны использовались также и в военных целях , шир. прим. не получили. 250. Ыйер - воздушный мотоцикл с авт. управлением. Полёт осуществляется только по специально созданным силовым линиям. В России введён в употребление в 2118-м году.

proza_ru/texts/2012/01/201201121504.txt

Наш самый криминальный писатель находится в расцвете всех сил. Он готов раскрыть любое преступление, даже если его совершит голый человек, на голом месте, голыми руками. Организм работает, значит улики остаются. Перед вами отрывок из его нового трехтомника. * Рабочий день еще не начался, а Майор уже сидел в кабинете и смотрел в окно. Небо было чистым и Майор погладил себя по седой голове. Из подъезда вышла Старушка, вся перекосившаяся под тяжестью сумки. - Ценности в слабых руках -- половина преступления,- четко отпечаталось в профессиональной голове. На срочной оперативке Майор был краток : - Сюжет любого уголовного дела элементарен : преступник одолевает жертву, мы побеждаем преступника. В итоге награбленное опять становится законной собственностью. Преступник -- это передатчик: взял -- отдал. Есть Старушка, есть сумка, нужно найти преступника. - Оперативная группа, на выход!- рявкнули динамики, а в небе застрекотал вертолет. Бедная Старушка еле тащится, а события стремительно развиваются: ... вот она пытается влезть на подножку трамвая... ... и не может... ... подходит Мужчина... ... протягивает руки... Опергруппа сжалась до предела. ... берет старушку вместе с сумкой... Опергруппа разжимается. ... сажает в трамвай... Трах. Бах. Ох! А-а-а... Помятая Старушка уезжает, обнимая сумку. Помятый Мужчина, нервно подергиваясь, продолжает свой путь. - Так я и знал, что он не виноват,- вздохнул Майор и Погладил себя по еще более седой голове. 1965г.

proza_ru/texts/2011/12/201112031216.txt

Day 25 Голова ужасно болит. Я открыла глаза.Где я Тут очень мало места.И темно.Но с обоих сторон виден свет.Я перекатилась к свету.Оказалось,что я лежу под кроватью. Я встала на ноги. Робб спал.Я совсем ничего не помню. -Робб, проснись.-Я дернула его за плечо. -Элизабет, я хочу поспать. -Что вчера произошло Робб посмотрел на меня. -Лучше тебе не знать. -А почему я спала под кроватью -Ты сказала, что там свой домик. -Боже, я совсем ничего не помню. -Ну и хорошо. -А где ребята -Не знаю, они не пришли еще. -Ладно,я пошла в душ. В мыслях я прокручивала вчерашний вечер.Хорошо,что я ничего не помню.Хоть не так стыдно.Я включила воду и встала под струи воды.На спине сразу начала что-то щипать. Я повернулась к зеркалу.На моей спине были царапины, они очень маленькие, но их много. Это было очень больно,поэтому я не стала продолжать принимать душ.Я укуталась в полотенце и вышла из ванны. Робб уже встал и готовил что-то на кухне. -Что готовишь -Яичницу. Будешь -Да,давай. Пока Робб готовил я пошла оделась.В комнате был беспорядок. Все разбросано, неаккуратно. Я быстро переоделась и пошла на кухню. Робб уже начал кушать.Я тоже приступила к еде. -После завтрака я поеду за ребятами. А ты пока уберись тут. -Ладно. Конечно, я не хотела убираться,такой беспорядок полдня разгребать. Но если не я,то больше никто не наведет порядок. *** Робб уже ушёл, а я принялась за уборку. Взяла мокрую тряпку и во всех комнатах протерла пыль.Потом помыла полы. В нашей комнате было очень грязно.Мне стало стыдно. Тут живет девочка и у неё в комнате везде пыль и мусор.Я принялась убираться все фантики и бутылки. Но меня прервали. В дверь постучали.Я сразу подошла и открыла.Передо мной стоял мужчина.Он был в костюме,очень солидный. -Я могу вам чем-то помочь-Спросила я. -Да,именно вы мне и нужны. Он без приглашения вошел в трейлер. -Ты пойдешь с нами. -Никуда я не пойду. Он схватил меня за руку и потащил в машину.Я сопротивлялась, но он оказался не один,с ним еще было двое.Он усадил меня в машину. И мы поехали. Мое сердце билось в два раза быстрее.Кто они такие Куда меня везутВнутри у меня бушевали эмоции.Это был взрыв вулкана, все пекло разливалось у меня я внутри. Было очень горячо. Надеюсь парни быстро меня найдут.Один из них,закрыл мне глаза. Поэтому я не могла ничего видеть. Через пару минут машина остановилась.Меня вытащили из машины. -Молодцы, ведите ее в подвал. Это был до жути знакомый голос.Я его где-то слышала, но не могу понять где. Меня потащили, было ужасно больно и неприятно.Когда мы спустились в подвал,меня швырнули на пол и я упала. -Можешь снять повязку. Я стянула с себя черную тряпку.Я оказалась в небольшой комнате,тут были темные, бетонные стены.И ничего кроме дивана. А передо мною стоял по всей видимости охранник и мужчина. Он был очень мне знаком, и я сразу поняла кто он, и чего от меня хочет . -Отпустите меня.-хриплых голосом сказала я. -Нет уж,принцесса.-ответил этот тип. -Что вам надо от меня -От тебя ничего.Когда твои друзья вернутся,они найдут записочку и потом они выберут,что для них важнее. -Мрази.-вырвалось у меня. Это был тот мужик с клуба.Наверное он хотел наркоту в обмен за меня.Он подошёл ко мне и со всей силы ударил по животу,я сразу скрутилась на полу. -Будь по-аккуратнее с выражениями,принцесса. -Да пошёл ты. Это просто вырвалось у меня.Сейчас я была дьяволом.Мне не нужен был тот костюм,для того ,чтобы стать сильнее.Он опять ударил меня,вся боль прошлась по телу.Я сдерживаю слёзы,мне нельзя сейчас заплакать.Они поймут,что за этой сильной девушкой,кроется маленькая, беззащитная девочка. -Посиди пока тут,подумай над своим поведением. Они вышли из комнаты. Я вспомнила,что у меня в кармане телефон.Вот тупицы.Я достала его и набрала номер Робба.Чёрт,у него голосовая почта.Я начала звонить всем подряд,но никто не отвечал.Я готова была разбить его об стену,но он мне ещё пригодится. Живот ужасно болел,я не могла встать,поэтому кое-как доползла до дивана.Спать нельзя,в любое время они могут прийти. Я зажмурила глаза и представила,как я с ребятами на море.Мы плещемся в океане,всем весело.Они как маленькие дети брызгаются водой.Было любо на них смотреть. Я захожу в воду.Робб протягивает мне руку,я беру её.Он проводит меня в глубь.Я не умею плавать,но я полностью доверяю ему.Мы уже стоим на носочках и ещё немного и вода будет затекать нам в рот и уши.Мы берёмся за руки и ныряем под воду.От солёной воды сразу начинают щипать глаза.Но я не могу их закрыть.Мы с Роббом встречаемся взглядом и наши губы соприкасаются. Сейчас они не сладкие,его губы очень солёные.Воздуха стало очень мало.Мы всплыли на поверхность и начали смеяться. -Эй,принцесса,просыпайся. Я открыла глаза.Передо мной стоял тот же мужик. -Что тебе -Кажется твои парни не торопятся тебя спасать. Я промолчала.Было противно с ним говорить. -Отвечай. Я показала ему средний палец. -Паршивка.-он дал мне пощёчину. Вся щека горела.Я не стала прикладывать холодные руки,я терпела. Он взял меня руку и потащил из этой комнаты.Мы оказали в другой комнате.Скорее всего,это его кабинет.Он посадил меня на стул.Сам пошёл к телефону,набрал чей-то номер. И сделал на громкую. -Кто это-Это был голос Робба,я сразу его узнала. -Тебе безразлична жизнь твоей шлюхи -Я не верю,что она у тебя. Он подошёл ко мне и дал ещё одну пощёчину.Я не издала ни звука,но упала со стула.Он дал мне по животу,сейчас я не могла не вскрикнуть. -Отпусти её.-его голос был полон разочарования. -Ты знаешь условия. Он сбросил трубку. -Думаю,это их ускорит. Он взял меня руки и потащил обратно.Когда мы пришли,он не стал доносить меня до дивана,а просто бросил на бетон.Я упала,было очень больно.Но я не должна подавать виду. Он вышел из комнаты.У меня не было сил,чтобы добраться до дивана,я осталась лежать на полу. Боль,она напомнила мне чувство когда ты заходишь в воду.Например в море.Когда ты нагрелся на солнце,то заходить в воду очень холодно.С каждым шагом холод от ног поступает к животу,потом к шее.Так и боль,с начала у меня болел живот,от ударов,но сейчас эта боль прошла всю меня и теперь больно везде. Я опять закрыла глаза,хотела помечтать,но не могла.Из глаз потекли слёзы.Их было очень много.Опять закрыв глаза, я погрузилась в сон.

proza_ru/texts/2015/06/20150629723.txt

Эту историю мне жена поведала, когда преподавала в школе математику и, естественно, была классным руководителем. Перед 8-м марта жена договорилась с учителем труда о том, чтобы на его уроках мальчишки-пятиклассники сделали в подарок девчонкам кухонные доски. А утром восьмого, когда ребята пришли в школу пораньше, а девчонок в класс пока не пускали, спросила: - Ребята, кто скажет девочкам перед вручением подарков добрые слова Желающий оказался только один: далеко не последний ученик в классе, и очень добрый мальчик. Тогда девчонок позвали в класс. Зашли они, конечно же, гурьбой и увидели разложенные на учительском столе самодельные доски. - Дефки! Разбирайте доски для резки капусты,- громко прозвучали добрые слова поздравления....

proza_ru/texts/2016/04/20160414228.txt

Дорогие бабушки, сидящие на скамейках около подъезда! Уважаемые домохозяйки, нашедшие свое счастье в "мыльных" сериалах! Дорогие мужчины, застрявшие под женским каблуком! Не говорите мне о морали, душевно вас прошу! Меня тошнить начинает. Что вы знаете о морали Если вы ни разу ее не нарушали, если не могли взглянуть на нее с другой стороны, то и не осуждайте меня. Мораль -- это отсутствие свободы. Отсутствие свободы -- это медленное загнивание. О чем вы будете вспоминать под конец жизненного пути! Секс -- радость, данная человеку свыше. Это не только продолжение рода. Секс -- это умение разделять и властвовать, управлять людьми, возвышать их и выбрасывать за борт. Женщина, владеющая этим искусством -- живет полной жизнью, даже просыпаясь утром в постели незнакомого мужчины. Не говорите мне о морали. Не осуждайте меня. Завидуйте -- молча!

proza_ru/texts/2008/07/20080723403.txt

Эту повесть я хочу посвятить своему другу, без него у меня бы ничего не вышло. Писать очень трудно, но труднее ждать оценки твоего творения. Спасибо за все,чем ты сам того не понимая,мне помог... Большое спасибо.. 30 октября 2007 год. Глава 1 Черт, венки и автобус. Автобус скрипел,автобус сипел,сначала отказало сцепление,потом на всех счетчиках начали прокручиваться стрелки. Стрелка спидометра прыгала так,что как будто за ней через всю Австралию гналось сумчатое животное невиданной породы. Отказал тормоз. Из-под капота стали выходить зловонные пары,от которых всякие монстры достали бы платочек и утерли себе нос со словами: "Развели здесь разных тварей. Даже в Мировом океане приятней пахнет,хотя там и Ёрмунганд есть" . Началась чертовщина. Автобус "666" закончил свое путешествие близ Кетки. От резкого удара об стекло девушка вздрогнула. Она медленно открыла и закрыла глаза,приходя в себя. Дверь автобуса открылась,но никто не вышел и не вошел, только по салону автобуса пронесся быстрый поток воздуха, замигали лампы... В автобусе наступила темнота и тишина... Свет зажегся не сразу, он был необычного зеленоватого цвета. Диспетчер автобуса хрипло произнес: "Автобус "666" следует до станции "Городское кладбище". Просьба пристегнуть всем ремни".И замолк. Бедная девушка,со странным именем Агавана, потирая ушибленный лоб, все прослушала,хотя до нее и донеслась последняя фраза о ремнях. Бедная,бедная девушка, она не знала, что случится с ней дальше и не подозревала о своих злоключениях. Пристегнув ремни,она откинулась назад. Кто-то взвизгнул. Девушка,вы же мне все венки помнете! - прозвучал чей-то визгливый голос прямо под ухом. Это кричала тетка с большими черными глазами. Что-то в ее виде насторожило Агавану,но она аккуратно поправив кресло и уставилась в окно. За ним хлестал дождь. Струи ливневого дождя стекали по стеклу, молнии терзали своими вспышками небо. Природа буйствовала. Вдруг Агавана поняла,что ее насторожило: у женщины не было волос!ни на голове,ни на лице она не видела ни одной волосинки... Странное подозрение закралось в душу девушки... и она пробормотала себе под нос: "Чертовщина какая -- то". Совершенно верно! - отчеканил какой -- то маленький человечек. Извините,но я не Вам. - сказала Агавана,обращаясь к странному человечку. Интуиция подсказывала ей, что чем меньше знаешь -- крепче спишь и дольше живешь. Но в этот раз девушка ее проигнорировала. Знаю. Мне очень приятно с Вами познакомиться, я давно мечтал о встрече с Вами,но не представлял,что смогу увидеть Вас так скоро. Это очень приятная неожиданность. - его голос вызывал в Агаване раздражение смешанное с любопытством. Кто Вы - спросила она. Всего лишь маленькое полуземное создание. Если честно, - он наклонился к уху девушки и прошептал: "Я -- черт". Агавана вздрогнула. Такое неожиданное знакомство с темными силами не вписывалось в ее ближайшие планы,а он видно нашел лазейку и успел таки внести свои коррективы. Но зачем ты мне - посмотрела на него вопросительно Агавана, чувствуя, что не раз за этот день ей придется удивляться. Не знаю. Я не решаю судьбу. Меня послали(точнее сослали),я Вас нашел,а дальше, как пойдет. Сказано было оставаться с Вами. Точнее мне намекнули,что теперь я Ваш паж. - сказал черт не без энтузиазма. И как же зовут моего верного слугу - спросила девушка с иронией. Ануфрий. Но Вы можете называть меня Нуфой или Нуфочкой. Мне будет приятно до жути. - протянул последние слова черт и расплылся в улыбке. Девушка улыбнулась. Ей стало весело оттого что даже простого черта можно назвать ласково и он будет от этого в восторге. Черт как будто догадывающийся о ее мыслях глупенько заржал. Знаешь, Нуфочка, мне бы очень хотелось отдохнуть в тишине. - тихо сказала Агавана и в этот же момент в салоне автобуса стало по-тише,как будто кто-то слегка убавил громкость. Девушка теперь спокойно откинулась на кресле и закрыла глаза,не обращая внимания на остальных пассажиров. Они стали для нее просто звуком чуть-чуть назойливых мух. Нуфа присел на соседнее кресло и достав из воздуха газету, стал разгадывать кроссворд, бормочя себе что-то под нос. Так время летело,но иногда чертик подглядывал за Агаваной,чтобы уверить себя,что его хозяйке хорошо и она сладко спит. В это время за окном плыли тени и лица, Ануфрий выронил газету и закрыл глаза. От этого наваждения можно было избавиться только закрыв глаза. Вдруг автобус дернулся и остановился. В динамике прозвучал голос: "Конечная станция". Ещё раз дернувшись автобус замер. Девушка не заметила,как все пассажиры вышли. Она меденно встала и опираясь на протянутую лапку Нуфы. Остановившись около дверей,она затаила дыхание и шагнула в темноту. Она вышла из автобуса, и ее поглотила тьма. Глава 2 "Жить или не жить" -- вот в чем вопрос. Всепоглощающая тьма окружала Агавану. "Я спокойна. Я спокойна" -- думала она про себя. И вдруг вдалеке зажегся огонек с синеватым пламенем.Девушка,как зачарованная смотрела на приближающийся свет.Хотя темнота и была кромешной,но свет разливал свои лучи,казалось,что свет-это цветок,распускающий свой бутон.Везде стали загораться такие же огоньки. Сначала их были десятки,потом сотни и тысячи. Агавана вздрогнула. Небывалое ощущение опасности охватило ее. Кто-то прошмыгнул мимо ее ног,девушка вздохнула. Перед ней снова появился черт и поманил за собой. Она пошла,повинуясь зову сердца,но не разума.Девушка жаждала приключений,сама того не подозревая.Агавана снова глубоко вздохнула и пошла навстречу огонькам... Где-то впереди девушка услышала страшный вой и шипение. Остановившись, она посмотрела по сторонам: нигде ничего не было видно. Агавана улыбнулась себе и пошла навстречу судьбе.(Неет,так бы написал любой автор,не очень задумываясь над прошедшими событиями.Так вот я вам покажу тот самый сюжет у кого он мог развиться только с достатком фантазии).Так вот Агавана улыбнулась и не смотря на тихий шепот Нуфы, отклонилась от заданного курса, повернув в боковой коридор. Тьма в нем сгущалась сильнее,огней было не видно, ее шаги заглушались тишиной. За поворотом впереди послышался шорох, и девушка невольно вздрогнула. Не надо нам туда идти,ох как не надо. - шептал Ануфа. Но девушка его не слушала, продвигаясь вперед мелкими шагами. Вдруг ее глаза расширились от удивления: на противоположной стене был ясно виден отпечаток копоти. Зайдя за поворот девушка посмотрела на то существо,которое оставило этот след. Существо повернулось и перед Агаваной открылась вся картина этого темного подземелья. Напротив нее, невдалеке горела одна пара больших красных глаз. Из ноздрей чудовища вырывался зловонный дым, а пасть... Да, именно пасть, девушка стояла ,не отрывно смотря на нее. Пасть медленно отрылась,а потом захлопнулась с резким клацаньем зубов о зубы. Из полутьмы выпрыгнула красивая рыжая маленькая белочка и запрыгнула Агаване на руки. Она что-то быстро заговорила,внимательно смотря девушке в глаза. Наша героиня моргнула и внимательно уставилась на рыжое пушистое создание. Не понимает. - грустно прозвучал чей-то бас в темноте. Кто здесь - вскрикнула девушка от больших внимательных и изучающих красных глаз. Я надеялся,что ты поймешь;я надеялся,что именно о тебе говорится в пророчестве. - вздохнул кто-то. - а теперь мне придется... - кто-то не договорил,потому что черт прервал: Дайте ей еще один шанс,Великий. - пролепетал он. Ладно, - грустно вздохнул кто-то, и девушка вздрогнула как от удара.Вдруг нечто обратилось к Агаване. - Даю тебе последний шанс. Прислушайся к белке и если поймешь... Агавана побарола в себе это чувство огромного страха и уважения,возникшего с голосом Великого. Но она понимала, что этим не решить ее проблемы и поэтому попыталась прислушатся к забавному рыжему зверьку. Долго не понимая,что говорит белка,девушка вдруг по-лучше прислушалась,узнавая черты знакомого языка. Она идет! Идет! - повторяла белка. Девушка повторила эти слова и с облегчением вздохнула,увидев, что большие красные глаза прикрыли веки. Правильно. Ты выдержала мое испытание,если выживешь обязательно заходи на пару стаканчиков ртути. И страшный зверь,отвернув морду и закрыв глаза,важно засопел. Белка спрыгнула с ее руки и бросилась обратно в глубь пещеры. Девушка глубоко и с облегчением вздохнув, пошла к выходу из пещеры.Нуфа шевелил за ней своими лапками и тоже с большим облегчением вздыхая.Когда они вышли из пещеры и отошли на довольно далекое расстояние чертик спросил у Агаваны: Ты хоть поняла с кем разговаривала Нет. Ты только почему-то назвал его Великим,а так честно не знаю. Оох, - вздохнул Нуфа. - это был сам Дракон. Какой дракон - удивленно спросила Агавана. Почему я вечно забываю,что ты здесь совсем недавно. - Нуфочка вздохнул и поведал девушке такую историю . "Некогда,когда был сотворен мир и все пересуды между богами мало-помалу успокоились,он посадили в центре мира Иггдрасиль. Так вот здесь выросло огромное Мировое древо.Его крона шумит в небесах, ствол пронизывает земное пространство,а корни уходят в подземный мир. На вершине Иггдрасиля сидит орел, под корнями живет дракон, по стволу вверх и вниз снует белка. Белка избрана посредницей между верхним и нижним мирами не случайно. В отличие от других животных,лазающих по деревьям она поднимается и спускается с дерева вперед головой. Три корня Иггдрасиля раскинулись в разные стороны. Один протянулся в царство холода, другой -- в страну великанов, третий в Митгард, страну людей." - сказал девушке Нуфа заученным тоном. Значит, - начала догадыватся девушка. - я разговаривала с той самой белкой-посланницей и Великим драконом. Да.теперь понимаешь как мне было странно,когда Он дал тебе второй шанс. Не понимаю я, о чем вы все говорите. Незачем тебе пока. Последнюю фразу сказал черт и они зашагали вперед по лабиринту коридоров.Из одного огромного зала на Агавану дохнуло жутким холодом,а из другого жаром.Так повторилось несколько раз,пока они шли по залам. Девушка вздрагивала,но терпеливо шла вперед. Вдруг впереди замаячил огонек свечи.Наша героиня почему-то сразу поняла,что свечи. Совсем рядом послышался плеск волн и перед Агаваной открылась большая река, через которою был перекинут огромный золотой мост,на котором стояла женщина завернутая в большой черный плащ. Ты смогла! - торжествующе прошептал Нуфа. - Ты прошла еще одно испытание. - и подав ей руку,подвел к мосту,а эта женщина была.... Почему-то именно в этот момент история замолчала,а вместе с ней погасла одинокая свеча Гьёлль... Глава 3 Вопрос бытия -- есть вопрос небытия. Откуда-то взявшиеся капли барабанили по поверхности озера,напоминавшего месяц убывающей луны. "Я не верю,что все получится,что она придет..." - думал он и снова вспоминал сон недельной давности."Она,она -- девушка его мечты,плыла в лодке по озеру....Но какОна -- человек,существо верхнего мира,а я..." - парень посмотрел на свои земельного цвета ладони.. - "я - монстр,я существо другого мира..." - но забыть ее было,значит умереть...значит не жить,не дышать серым промозглым воздухом в его мире,значит лишиться мыслей о ней,значит стать одиноким на весь век своего существования.... "Она не придет.. - думал он,вспоминая ее рыжие волосы и серые глаза -- не придет,не придет -- эхом отдавалось у него в голове.Ее красное платье ярким пятном выделялось в свете свечей тронного зала....Она стояла как богиня,как неземное существо,как Чудо..Он ждал ее,ждал свое Чудо.. Серый потолок зала зажегся мириадами свечей,зал осветился небывалым колличеством торжества и празднества... Что готовится - спросил парень,подходя к стоящему неподалеку мужчине. Встреча.Если она будет.. - проговорил туманно мужчина и вышел из зала,на ходу раздавая указания. День заканчивался,требую неординарной концовки.Парень стоял и смотрел на глубокое озеро,покрытое ярким светом мириады огней..Красивая музыка цвергов дополняла картину вечера. " так для кого же готовится это торжество! - думал парень,но ответ ему увы не суждено было получить этим вечером..." *** Темнота сгущалась все темнее,уходя в даль черно-серым облаком,поглащающим свет. Ни одна капелька света не проронилась в пространстве, ни одной радостной травинке нельзя было улыбнуться..Это был другой мир.Одиночество и отчаяние поселилось в ее душе за короткое время и уже упорно червячком подтачивало край ее души..Все было пронизано пустотой.Девушка поежилась от холода и набежавших мыслей.. Вы замерзли - услужливо спросил Нуфа,накидывая на ее плечи плащ.. Немного,спасибо. - поблагодарила она заворачиваясь в большой шерстяной плащ. Осталось немного. - проговорил он. Надеюсь..Здесь очень сумрачно..не хватает красок.. - тихо проговорила девушка. Действительно,их уже давно здесь нет...Остались только черно-серые цвета... Почему такРазве нельзя исправить это - спросила Агавана. Можно,но ждали Вас.Существует легенда,что... Продолжай,пожалуйста.. - попросила девушка. Существует легенда,что через тысячелетия придет девушка небывалой красоты,она и вернет цвета в наш мир...Также в одном из сказаний написано,что будет она величаво стоять в лодке в алом платие,будет плыть она на ладье посереди луны...Вот так..а норны пророчествовали,что перед ее явлением Бальдру -- пленнику Великой Хели придет видение..Он увидет эту девушку,этот яркий алый цветок на черном полотне жизни..И станут они правити в согласии и мире,и вернути они цвет... Мда...И чтоРешили,что это я - улыбнулась девушка.. Он видел Вас,но никому не сказал...одна из норн это почувствовала..А они всегда говорят правду..теперь парень гибнет... То есть - ошарашенно спросила Агавана.. Ну влюбился он в это девушку,считает себя монстром... Почему Понимаешь,с утратой цвета поменялся цвет кожи...Стал серым.. Зеркал у нас нет,все разбиты... Бедный парень,ему наверно тяжело.. - проговорила Агавана.. Его родителям тяжелее -- грустно улыбнулся Нуфа и ступил на мост,погружаясь в темною пустоту полную голосами....Агавана пожала плечами и потеплее закутавшись в плащ,пошла за ним,представляя себе ясное солнце и воздушные облака своего мира... Глава 4 Чудо. Предрассветное солнце слепило глаза...Недалеко журчала река и волны ее касались прибрежных камней..бились в предрассветной тишине..Солнце аккуратно выползло из-за горизонта,показывая все свое яркое желтое лицо..Улыбка не сходила с него..а губы как будто медленно шептали..шептали что-то,так трудно было это разобрать,но он старался:"это Она,Она сможет..и Ты сможешь" -- отдалась фраза в его мозгу,словно утренний ветерок пронесся и растаял... И снова осталась только тишина...одна тишина..солнце больше не казалось слепящим чудом,оно осталось за гранью не допускающей ничей правоты..Волны больше не бились о прибрежные камни..Они вернулись обратно..но знал он,что когда-нибудь и Он появиться на этом прибрежном песке,и Он исчезнет,расстворившись в легком порыве ветра..Именно тогда Он будет с Ней,именно тогда мир перевернется и свершится Чудо... Ожидание всегда трудней свершившегося...Трудней ждать,мечтать о чем-то,рисовать картины у себя в голове..Это совершенно необъяснимое и совершенно радостное переживание - это то с чем возвращаешся домой после долгого рабочего дня,это то с чем встречаешь улыбкой любимого человека..Когда в душе такое состояние -- хочется петь, летать,так чтобы окружающие разделили твое состояние души,чтобы каждый человек понял,что значат эти невыраженные слова..о которых ты мечтаешь.. Каждый раз счастье приходит нежданно,негадано..Ты его ждешь,а оно весело помахивает из-за поворота своей счастливой ладошкой..Именно с надеждой живет человек,именно с ней живет каждый на Земле...Кто-то находит,кто-то теряет,кому-то оно даруется,но он не в силах его удержать...кто-то ищет и не находит,а кто-то совершенно случайно натыкается на него..и в порыве удерживает его,что счастье навсегда остается с человеком... Просыпаясь,человек чувствует радостное волнение, засыпая,он с радостью ждет завтрашний день..Именно так человек понимает,что он связан с природой,чувствует с ней единение посредством счастья.. Именно тогда человек понимает,что значит для него счастье...и он знает,что истинное счастье -- это Чудо.. *** Звуки наступающего вечера во всеуслышанно заявляли о себе..Снова прошел день,такой же как всегда,и снова ничего не изменилось...мириады огоньков все также сверкали под сводом зала..Грусть снова разлилась по подземному царству..Тишина давила.. "Сегодня никто не придет.." - вздохнул про себя Бальдр. - "как и всегда..как я хочу вернуться обратно к свету,к солнцу и зелени трав...Но мечта несбыточна" -- понимал он. Ну вот.. - раздался чей-то глухой и грустный голос.. - Ты опять грустишь...Я б отпустила тебя,но назад ходу нет..никак,и твои родители это прекрасно понимают и ты...Жизнь -- это не череда счастливых минут,это череда печали. - повторил голос Хели,да,а это была именно она..Великая царица подземного царства. Помнишь...ты обещала,что я на одну земную минуту смогу возвратиться обратно и потом навсегда исчезнуть.. - грустным голосом сказал Бальдр. Да,это возможно,но это трудная процедура,есть одно условие..главное,а оно врядли исполниться или ты все-таки хочешь пожертвовать своим бытиём - строго спросила грозная великанша. Какое условие - глаза Бальдра вдруг осветились радостным огоньком.. Условие..зря я сказала..Подумай о своей вечности малыш! - сказала она и вышла из тронного зала. Бальдр снова остался в одиночестве в зале..Думой его стала минута свободы,минута с родителями,но вечность тоже оставалась заманчивой перспективой..Как и та неведомая девушка из сна... Глава 5 Желания присущи всем,но не все они являются подлинными. Утро,как не странно выдалось холодным..Тишина подземного царства снова поглощала все звуки,но не надолго,грянула барабанная дробь и снова все стихло... Толпы теней столпились около входа в тронный зал и тихо перешептывались своими полузаметными голосами.Бальдр шел в гуще этих теней и спрашивал себя:"зачем я куда-то идузачем" Тишина резала слух..Снова воспоминания о солнце и небе проникли в его сознание. Это становилось навязчивой идеей..В последнее время он все реже стал думать о девушке в красном и все чаще о свободе на одну единственную минуту..Хотя и девушка временами занимала порядочное колличество его мыслей..Но сейчас его главным вопросом было случившееся... Недалеко от моста и вечной реки Гьёлль толпились тени,кого-то ожидая..Неизвестность будущего складывалась неизвестно таинственным образом.. Идет! - послышались голоса...Невдалеке прозвучал громовой голос Хели с приветствием.. "Видно кто-то важный прибыл!" - подумал Бальдр.Сразу это столпотворение стало ему неинтересным и он ушёл прочь от моста.Его сутулая спина была видна ещё долго....От нее стало исходить сияние.. *** Хель с Агаваной шли по коридору из теней. Ну что ж -- прозвучал зычный голос Хели. - Вот ты и здесь,необычно видеть простого смертного в моем царстве,да ещё живого..Ну и что ж..Это должно было случиться.. Что должно было - почтенно спросила Агавана. Ты должна была появиться. - в этот момент она проходили мимо мастерской горных гномов-цвергов. - Смотри,они доделали портрет Бальдра..Здесь он ещё радостный,по-мойму это последняя минута его жизни... В этот момент Агавана повернулась,чтобы посмотреть на портрет парня и открыла от изумления глаза: Кто это - ее лицо стало необычайно равнодушным и заинтересованным одновременно..Хель внимательно посмотрела на девушку сверху вниз и ее ответ был незамедлителен: Бальдр. Глаза Агаваны наполнились изумлением от красоты молодого человека.. Пойдем,ты должна переодеться,скоро начнется торжество. Какое - недоуменно спросила девушка. Которое ждали все. - хитро усмехнулась Хель и повела Агавану дальше по туннелю.. *** Зал наполнился тишиной..Приготовления были окончены ещё вчера..Опять тишина,снова молчание..Хель оглянулась вокруг и увидев,что все готово -- дала знак начинать. Сразу заиграла музыка цвергов,наполняющая существо теней неотемлимой грустью...В ладье посреди озера в красном платье стояла девушка неземной красоты..Ее рыжие волосы развевались под силой откуда-то взявшегося ветра..От ее красоты замерали сердца..Она была совершенством..Она стала Чудом... В этот момент торжественности в зал тихим недовольным шагом вошел Бальдр -- бог весны,заточенный навеки в царстве Хели.. Ты... - одними губами,прошептал он,увидев ее. Бальдр, - тихо сказала Хель,необычайно хитрым голосом. - это Агавана.. В этот момент в зала с озером формы месяца убывающей луны полыхнула вспышка и пронесся вихрь,не сравнимый ни с чем...Потоки воздуха возмущали воду и землю...но вдруг...их глаза встретились и все утихло... *** День уже клонился к вечеру,когда молодые люди шли по весеннему полю... Это нереально -- сказал Бальдр,вдыхая легкими свежий воздух. Наверно. - сказала тихо Агавана. Немного помолчав,Бальдр спросил: Ты будешь меня помнить Она не успела ответить,в этот момент мимо них пронесся коварный Локи и ..... Она заглянула в его глаза и увидела смерть..Он лежал на зеленой траве посреди поля...в его груди торчал побег омелы..а яркая алая кровь стекала тонкой струей на землю.... Агавана! - был последний его крик..и мир снова померк.. Сильный дождь все барабанил по оконному стеклу,когда Агавана открыла глаза.. "Это все было сном" -- поняла она,оглянувшись вокруг. Молчаливые пассажиры все так же молчали,но расстование со сном было сказочнонеобычным..... Неожиданная история оказалась обыкновенным сном..Мечты о счастье остались мечтами...Все снова погрузилось в тихий шепот дождя и ветра.. А за окном все также неслись плутоватые черные тени...

proza_ru/texts/2008/03/20080313206.txt

www.laitman.ru 20.04.2015, 14:15 [#157913] Реплика: В День Независимости Израиля мы проводим военные парады, рассказываем о военной мощи страны, которая дает нам возможность быть независимым государством. Но Вы говорите, что это -- не главное... Ответ: Естественно, военной мощью мы ничего не определяем. Это все -- детские игры. Но пока мы еще не сильны на духовном уровне, то должны быть сильны на земном уровне. Если бы у нас была крепкая внутренняя связь между собой, никто никогда не мог бы навредить нам. Все зависит от меры нашего единства. Бааль Сулам в "Предисловии к Книге Зоар" писал, что только лишь объединение между нами определяет меру нашей безопасности, от которой зависит наша независимость. Вопрос: Государство должно быть сильным, чтобы защищать свои границы Ответ: Такая "сила" говорит о слабости государства. Если бы мы были сильны в своем внутреннем единении, никакой армии нам не понадобилось бы -- у нас не было бы врагов. Поэтому независимость может быть только в свободе от своего "я". Ведь насколько я могу приподняться над ним в связи с другими по принципу "возлюби ближнего как себя", настолько я освобождаюсь от разных напастей: войны, террора и всего прочего. Нам надо действовать самым большим и самым сильным в мире оружием -- единением, которого от нас ждут. А пока этого нет, весь мир против нас, и дальше это будет все больше усугубляться, потому что все нуждаются в единстве и видят в нас его врага. Подсознательно или осознанно все в мире будут желать уничтожения нашего государства и народа, поскольку наш народ не выполняет своей миссии и кажется всем несущим зло вместо добра. Поэтому День независимости должен быть днем пересмотра всей концепции нашего существования. Он должен быть днем исследования нашей миссии, нашей судьбы, нашего предназначения. И тогда мы сможем говорить о том, что нашли путь стать независимыми. Из ТВ программы "Беседа о Дне Независимости", 02.04.2015

proza_ru/texts/2015/04/20150420631.txt

Всегда есть кто-то, кто анализирует тебя. Часть первая ТАНЕЦ ПОКАЯВШИХСЯ РАВВИНОВ Я подливаю в дымящийся кофе шотландский виски из пол-литровой бутылки в форме фляги. Три хрустящие сотенные купюры с изображением Франклина я убираю в карман. С чего же начать, думаю я, глядя на собеседника Вспоминаю, как один клиент за солидное вознаграждение просил вызволить дочь из тоталитарной секты. А за день до этого я узнал, что известный психотерапевт обвиняется в исчезновении трех школьниц, проходивших у него курс лечения после попытки суицида. Тогда я и представить не мог, что все нити ведут к одному человеку, помешанному на личности Зигмунда Фрейда. Если рассказывать, как было на самом деле -- ночи не хватит. Все началось неделю назад с того, что по снегу кто-то шел. Глава первая Ближе к земле По снегу кто-то шел, я слышал это отчетливо. Тихие, осторожные шаги. Тот, кто во тьме приближался к моему дому, вероятно, был здесь впервые. Вслушиваясь в зимнюю темноту за окном, я глубоко затянулся дымом и задержал дыхание на несколько секунд. Слышно было, как человек подходит к окну, делает несколько шагов в сторону двери, стучит. По крадущейся, кошачьей поступи, я понял, что это женщина. Стук повторился, теперь уже настойчивей. Я поднес ко рту косяк и запустил в легкие очередную порцию наркотического тумана. - Эй! Есть там кто-нибудь! -- сказала женщина. Я едва ни вздрогнул от неожиданности, несмотря на изрядную дозу накурки. Неужели она приехала Меньше всего я ожидал встретить ее здесь. Поднявшись с кровати, я, шатаясь, добрел до двери, запертой на ржавую щеколду, открыл. На пороге стояла Марго. С изумлением и тревогой она какое-то время вглядывалась в мое небритое лицо. Потом, не говоря ни слова, сделала шаг навстречу и очень крепко обняла меня за шею. Внезапное прикосновение прохладных мягких волос, знакомо пахнущих чем-то сладким и теплота объятий, подействовали на меня отрезвляюще и одурманивающе одновременно. Я почувствовал, как в сердце распустилась сотня цветов, будто вдруг наступила весна и впереди одно только счастье! - Ну, что с тобой случилось -- Марго поцеловала меня и провела ладонью по моей небритой щеке. - Уехал и никаких вестей. Я ничего не отвечал, а только улыбался и смотрел на нее. - Все спрашивают, куда подевался наш мальчик - Я же сказал им, что поехал хоронить отца, - промямлил я. - И исчез почти на месяц Мне нечего было сказать на это. - Твоя трубка заблокирована, сам ты не звонишь, чего мы только ни передумали. - Я не хотел ни с кем разговаривать, - сказал я. - Но ты мог бы нам позвонить и сообщить об этом. - Может, зайдешь в гости -- предложил я. Дом моего отца был маленьким, с низкими потолками, двумя комнатами и сортиром, представлявшим собой круглую дырку в полу. - Как у тебя здесь... - Марго огляделась по сторонам, ища подходящее наречие. - Тесно, убого, - подсказал я, ставя на газовую плитку черный от копоти чайник. - Чем это пахнет Травкой Она знала о моих увлечениях, но никогда не принимала в них участия. - Да. Могу и тебе забить маленький косячок, хочешь Я повалился на стул, стоявший рядом с плиткой и кроватью. - Лучше чай, - Марго села напротив. Достав из кармана отцовского ватника спички и папиросу, я закурил. Дым показался легким и бархатистым. - Ты снова начал курить В ее голосе слышалось легкое волнение. Во взгляде - радость и некая настороженность: - У тебя тепло. Марго сняла свою коротенькую белую шубку и знакомым жестом откинула назад длинные колорированные волосы. При свете лампы глаза ее приобретали темно-синий оттенок. Марго обладала тонкой аристократической красотой, и все, что она делала и говорила, было наполнено каким-то неповторимым изяществом: - И все-таки, что с тобой случилось Я услышал, как закипела вода, подошел к столу, достал два стакана и насыпал в каждую несколько ложек чая. - Слышала песню БГ: "Я уезжаю в деревню, чтобы стать ближе к земле-е-е" -- пропел я, разливая кипяток. - Понятно. Ты не хочешь об этом говорить, - сказала Марго. - Как-нибудь в другой раз, ладно Затушив окурок в жестяной банке из-под кофе, я сел у стола. Во рту все пересохло, и я с надеждой посмотрел на стакан с чаем, в котором медленно, словно осенние листья плавно кружили и оседали на дно маленькие чаинки. - Лучше расскажи, как ты меня нашла. - Все очень просто, - сказала Марго, - пришла к тебе домой, и в ящике компьютерного стола обнаружила письма твоего отца, на каждом конверте был адрес. - Да, я совсем забыл про письма, - признался я. - Забыл потому, что хотел забыть, - заговорила Марго, - ты ведь редко ему писал, да И теперь тебя не оставляет чувство вины. Мне тоже была знакома психоаналитическая теория, будто сын испытывают острое чувство вины после смерти отца. Я несколько раз кивнул, глядя себе под ноги, обутые в валенки: - Продолжай! Чего ты остановилась Убеди меня излить тебе душу, проработать чувство вины! Все как на линии! Мы были консультантами на линии доверия. - И после этого ты еще спрашиваешь, почему я не звонил! Я хочу поговорить с кем угодно, только не с психологом! - Извини, - произнесла она совсем тихо, - мне просто кажется, что ты совсем не рад меня видеть, что я зря сюда приехала. Я протянул ей стакан с немного остывшим чаем: - Ты проголодалась Давай, я что-нибудь приготовлю. - Лучше не трать на это время, - сказала Марго, - поедим, когда приедем в Питер. - Питер О чем ты - Любимый, мы же не можем жить здесь вечно. Ее руки обвили мою шею, и пальцы, словно змеи скользнули в гущу волос. - Никто не собирается жить вечно. Тем более здесь, - я говорил тихо, теряя самообладание. После продолжительного воздержания близость Марго была невероятно волнующей. - Я приехала за тобой, - едва слышно проговорили ее губы. - Я знаю, но... Сопротивляться было невозможно. Я понимал, что меня подкупают, шантажируют, убеждают самым древним наглым безотказным способом. Подобное возникает перед сном, когда какая-то часть мозга фиксирует: "Сейчас я засну, провалюсь в пустоту, произойдет неотвратимое, то, что происходит всегда с любым человеком, и я буду уже не совсем я". И нечто обволакивает все существо, нечто похожее на ее дыхание, руки, глаза, тело... Глава вторая Любовный перенос Отдышавшись, я сел на кровати и закурил. Марго накрылась одеялом и посмотрела на меня: - Ты так похудел. Это все из-за "травки". В Питере я хотя бы могла за тобой следить. Тебя как маленького нельзя оставлять без присмотра! - Ты, в курсе, что психологи называют это гиперопекой - сказал я, выдыхая дым. - Не совсем. В нашем случае это называется любовью, - поправила меня девушка. Я не стал с ней спорить. - И, пожалуйста, побрейся, ты такой колючий! Постричься, кстати, тоже не помешает. - Я вот думаю, стоит ли мне все-таки ехать - А что тебя смущает - Мне кажется я не готов. - Не готов к чему - К возвращению. К работе...Сам не знаю к чему. - Все будет хорошо. Марго села рядом, уткнувшись лицом мне в плечо: - Выйдешь на работу когда сможешь, я говорила с шефом, он согласен подождать. - Понимаешь, я не уверен, что хочу быть психологом. - А кем -- изумилась Марго. -- Тебя даже из дворников погнали - Я был уборщиком кинотеатра! Это прозвучало так пафосно, будто я был не уборщиком, а целым директором. Первое время на линии доверия зарплата была настолько мизерная, что денег хватало, лишь на оплату квартиры, проездного и пакета "плана". Один из клиентов устроил меня уборщиком в кинокомплекс. Днем я занимался психологическим консультированием, а по ночам пылесосил кинозалы. И конечно, нередко ложился вздремнуть. Вскоре, это было подмечено, и меня быстро уволили, лишив премии. - Слушай, мне надоело, что ты все время пытаешься изменить мою жизнь! Ты же не Господь Бог, чтобы я был по твоему образу и подобию! Пока ты не явилась сюда, я спокойно жил, читал книги, смотрел, как за окном падает снег, и меня не волновали ни проблемы клиентов, ни городская суета. И мне нравится моя жизнь, понимаешь! Я хочу просто "быть". - "Быть и иметь" Вероятно, ты забыл, что Фромм придавал большое значение социальному окружению. С кем ты собираешься общаться в этой глуши, как реализовываться Если уж и рассуждать с позиции гуманистического психоанализа, то это больше похоже на банальное "бегство". - Мне не важно, на что это похоже, - сказал я, но подумал, что в словах Марго есть логика. - У тебя просто небольшой кризис, - диагностировала она, - с психологами такое случается. Слышал, рассказ Игоря о том, как после пяти лет практики ему стало казаться, что все болезни у людей возникают из-за грехов - Что-то не припоминаю. - Он понял, что одна клиентка страдает от гордости и ненависти, и поэтому все люди кажутся ей подлецами, другой клиент стал жертвой блуда. Так наш коллега пришел к выводу, что всем этим людям нужно обращаться не к нему, а к батюшке. - Может, он был прав, я слышал, что некоторые психологи уходили в монастыри, становились священниками. Ты представляешь Игоря в сутане, с бородой и кадилом "Господу помо-о-о-о-лимся"! - Нет, не представляю! - рассмеялась Марго. - А вот у тебя, хорошо получается! Я вдруг увидел себя со стороны: невысокого, с копной вьющихся волос, густой растительностью на лице и папиросой, тлеющей в руке, вместо ладана. - Так ведь мой прадед по материнской линии был священником, его звали так же, как и меня -- Дмитрий, отец Дмитрий. У меня дома лежит библия 1919-го года. - Вот видишь такая хорошая наследственность, а ты балуешься травкой! Твоему прадеду это точно не понравилось бы! - Так что же сделал Игорь Я смял окурок в кофейной банке. - Отправился на супервизию к Варламе. - Тому самому! Великому психотерапевту -- не поверил я. Психология в моей жизни началась с радио передач Андрея Варламы. Он так мудро отвечал на звонки радиослушателей и рассуждал о жизни, что не влюбиться в него было крайне сложно. Особенно если тебе шестнадцать лет, и ты не знаешь никого умнее Дмитрия Нагиева. - Да. И после нескольких бесед Игорю стало значительно лучше. - Теперь ясно, почему он рассказывает о Варламе с таким восхищением. Любовный перенос, как он есть. - Интересно, наши клиенты говорят о нас также -- мечтательно произнесла Марго. Я вспомнил отставного майора, который после нескольких консультаций у Маргариты, звонил на телефон доверия в мое дежурство и просил дать номер ее трубки. Даже любопытствовал, не замужем ли она - У тебя было много клиентов за время моего отсутствия -- поинтересовался я. - Нет, не много. - Я имею в виду клиентов мужского пола, - уточнил я. - Мужской пол приходил лечиться два или три раза. Точно не помню. Говоря со мной, Марго любовалась своим безупречным маникюром. - А кто-нибудь из них совершил с тобой любовный перенос! Глава третья С чего следовало начать Впервые я увидел ее на телефоне доверия около года назад. Помню, как подумал тогда, что у меня вряд ли будут отношения с такой красивой девушкой. Маргарита пришла новым сотрудником и сразу же заставила подтянуться и расправить плечи весь мужской состав. В одном с нами здании располагался психоневрологический диспансер, и я то и дело видел ее с сорокалетним психотерапевтом Игорем Бочкиным, курящим на крыльце и увлеченно рассказывающим ей свою теорию "рыботерапии". Иногда она сидела в кабинете нашего директора Семена Львовича, у которого всякий раз при появлении в штате нового сотрудника возникал, так называемый "бред любовного очарования". Через этот синдром свое время прошли все консультанты линии доверия, не исключая меня. Проявлялся "бред" следующим образом, в течение месяца Семен Львович каждый рабочий день находил время пообщаться с новичком на разные философские темы. Хотя по большому счету, все эти разговорчики смахивали на банальное резонерство. Видя, что Марго идет нарасхват, я старался не показывать своих чувств и ограничивался беседами, не выходящими за рамки рабочих вопросов. Так продолжалось до Нового года, отмечаемого нашим коллективом в диспансере. Все мы тогда здорово напились, и я не раз приглашал Марго на медленный танец. А когда банкет был завершен, выяснилось, что нам с ней ехать в одну сторону. Я поймал машину, мы сели на заднее сиденье, и как только водитель рванул с места, я не говоря ни слова, поцеловал Марго, она ответила тем же. Поцелуй продолжался несколько минут. Потом я посмотрел на нее, она не отвела взгляда, и мы смотрели так друг на друга секунд тридцать. Когда мы вышли, уже начало рассветать. Уходя, я в последний раз оглянулся на дом отца. Я так и не успел к нему привыкнуть, и покидал без сожаления. Погода была теплой, и на ветхую крышу медленно падал снег. Сев за руль своего "матиса", Марго прогрела мотор и надавила на газ. Почувствовав усталость, я закрыл глаза, и тут же провалился сон. Я увидел отца, лежащего в гробу посреди снега. Одна бабка рыдала и причитала, как заправская плакальщица. Другая сказала, что я должен поцеловать отца перед погребением. Я посмотрел на него -- он спал. Черноволосый, бородатый, самый родной на земле. Коснувшись рукой его замерзшего лба, я почувствовал, как к глазам подступили слезы. Я не мог простить себе, что был причастен к его смерти. На рассвете меня разбудила Марго. Из окна уже виднелись улицы Петербурга, трамваи, кафе, храмы, супермаркеты. Оказавшись в родном городе, я, наконец, понял, как мне его не хватало. Приехав домой, Маргарита отправила меня в душ, а сама стала кому-то названивать. - Мы вернулись, - услышал я, включая воду, - я тебя не разбудила Ты не один Стоя под потоками горячих струй, я в очередной раз поставил воображаемый "плюс" в виртуальную колонку "преимущества городской жизни". Вкусно пахнущий шампунь, удобная электробритва, хороший лосьон после бритья -- всего этого я был решен на время пребывания в деревне. Увидев меня с мокрыми волосами, гладко выбритым лицом и полотенцем, обмотанным вокруг бедер, Марго сказала, шутя, что я похож на Тарзана. Она сорвала с меня "набедренную повязку" и привлекла к себе. После секса я смолол кофе и сварил в турке на медленном огне. Марго вошла на кухню в моей рубашке, со слегка растрепанными волосами: - Представляешь, пока ты был в душе, мне подарили цветок. В руках у нее была белая роза на длинном стебле. - Кто подарил -- поинтересовался я. - Не знаю, - пожала плечами Маргарита, - посыльный принес. - Интересно, от кого это - От тайного воздыхателя! -- улыбнулась Марго. -- Кстати, забыла сказать, я звонила Роберту, пока ты мылся, он взял билеты на концерт. - Что за концерт - Да какая разница! -- махнула рукой Марго. Она взяла чашку с дымящимся напитком и села ко мне на колени: - Гребенщикова, кажется. Марго отхлебнула эспрессо и лукаво посмотрела на меня. - ЧТО! -- вскричал я, подскакивая на месте. - Осторожно, я могу пролить кофе! Маргарита улыбалась, наблюдая за моей реакцией: - Сегодня вечером будет концерт "Аквариума". - Мы идем на БГ! Меня распирало от счастья, как в студенческие времена. Я схватил ее на руки и закружился по кухне. - Что ты делаешь! -- смеялась она. Немного кофе пролилось на пол. Я остановился, и, не отпуская Марго, поцеловал ее. Голова шла кругом, на губах оставался вкус эсспрессо. Потом Маргарита решила принять ванну, я же включив телевизор, повалился на диван и принялся щелкать каналы. Ток-шоу, спорт, культура, клипы... - Вы знаете, что ищет человек на этой земле Знаете, что обещает любая религия Ответ один -- счастье. Скажите "аминь". Или здесь есть человек, который хочет всю жизнь страдать Нет Я, например, хочу быть счастливым, а вы Пусть кто-нибудь скажет "аминь". Мое внимание привлек мужчина, лет тридцати, ходивший по сцене в дорогом костюме. В одной руке он держал микрофон, в другой библию с позолоченными страницами. Интонации и жесты делали его похожим на проповедника из американского кино. А правильные черты лица и невероятно гармоничное сочетание пшеничных волос с голубыми глазами роднили с персонажем из журнала "Сторожевая башня". Отец рассказывал, как однажды, раздался звонок в дверь. Он открыл и услышал вопрос о том, известно ли ему, кто сотворил землю Две женщины с радостью поведали, что творцом земли является Бог, которого зовут Иегова. Они оставили ему несколько журналов и пригласили на свое собрание. Через год отец также как они стал ходить по домам и рассказывать людям об Иегове. - Я хочу вам рассказать одну историю. Как-то раз я познакомился в больнице, с одним человеком. Он сообщил мне, что недавно получил большое наследство, и что теперь его жизнь круто изменится. "У меня будет дорогая машина, большой дом, красивая жена, мои дети будут учиться в самых лучших школах. Всю жизнь я едва сводил концы с концами. Теперь же я буду самым счастливым человеком", - говорил он. Но когда я вышел из палаты и спросил у врача, как скоро этот человек выпишется из больницы, я услышал в ответ: "Он уже не выпишется, ему осталось жить не больше недели". Итак, мы хотим быть счастливыми, но знаем ли мы, что такое счастье Глядя на блондина в дорогом костюме, я вдруг подумал, что могу выступать также как и он. Как и он могу густо пудрить мозги старушкам, наркоманам и прочим неудачникам. Могу травить со сцены байки философского толка, рассказывать соплидавильные истории, твердить стихи из библии. Мысль эта показалась мне странной, даже смешной. Мой прадед был православным священником, отец -- сектантом, я же стану представителем американских христиан! Пламенная проповедь закончилась, и на сцене запели симпатичные девушки: "Слава Иисусу Христу! Я без Него больше жить не могу!" Оператор брал в объектив молодых людей, игравших на ударных и басах. В фокусе оказалось лицо сероглазой шатенки. Прямо-таки "Татьяна русскою душою"! Она пела, улыбаясь, глядя куда-то ввысь. "И ты больше не будешь один -- Иисус Христос твой Господин!" Переключая каналы, я остановился на криминальных новостях. Голос за кадром повествовал о том, что несколько дней назад в Санкт-Петербурге пропали три девушки. Они учились в десятом классе и были безответно влюблены в своего одноклассника. Незадолго до своего исчезновения, все трое пытались покончить собой, наглотавшись снотворного. После чего проходили курс реабилитации у известного психотерапевта Андрея Варламы. Я представил, как три школьницы, глядя друг на друга мутными от слез глазами, передают по кругу пластиковую баночку. И каждая из них закидывает в рот горсть таблеток. В мои фантазии вторгся телефонный звонок. - У аппарата, -- сказал я. - Приветствую, тебя, дружище! В трубке был веселый немного хриплый голос Роберта. - Как твое общедрагоценное здоровье Слышно было, что он звонит из машины. - Все в порядке, друг! -- улыбнулся я. - Сегодня идем на БГ, - сказал он, - так что ты во время приехал. - Это точно! - Перед концертом заедем на презентацию в один институт, развлечемся немного. - Отлично! - Я буду у вас где-то через часик. - Ждем с нетерпением. Узнав, что Роберт скоро будет здесь, Марго засуетилась, стала говорить, что хотела заехать домой переодеться, накраситься. Она принялась сушить волосы моим старым феном, а я подошел к шкафу, выбрал плотный костюм из английской шерсти, подобрал сорочку и свитер. Надев все это, я повязал кашемировый шарф петлей вокруг шеи, расчесал волосы, смочил их кончики французскими духами и посмотрелся в зеркало. Глава четвертая Игры, в которые играют психологи Час пролетел незаметно, и вскоре мы услышали, как на улице сигналит машина. Выглянув в окно, я убедился, что это сотая "ауди" цвета "металлик". Мы спустились вниз, Роберт стоял у своего авто и курил сигару. Вид у него был важный, как у Черчилля на старых кинохрониках. Он пожал мою руку и крепко обнял. Я вновь ощутил запах терпкого табака и сальных волос. - Как ты -- спросил он, держа меня за плечи. -- Мы за тебя переживали. В его голосе была терапевтическая мягкость, во взгляде -- проницательность гипнотизера. К тридцати трем годам у Роберта были два высших психологических образования, обширная практика, небольшая плешь и очки с толстыми линзами. Психология была для него ключом, открывавшим любые двери. Будь то дверцы женских сердец, или ворота, ведущие к благосостоянию, все с легкостью поддавалось ему. Я познакомился с ним на факультете психологии и философии. Он был старше меня на восемь лет, имел диплом психоаналитика и уже практиковал на дому. На курсе мы были лучшими и, возможно, поэтому сразу нашли общий язык. Сближению поспособствовала и общая любовь к творчеству Бориса Гребенщикова. Мы регулярно посещали его концерты, а также всевозможные психологические тусовки. - Итак, дети мои, я везу вас обедать! "Ауди" обогнула двор и выехала на проезжую часть. - Роберт, только давай сначала заедем ко мне, - попросила Марго, - сегодня я хочу быть неотразимой! - Ты и так неотразима, - улыбнулся Роберт, глядя на нее в зеркало заднего вида. - Для тебя все женщины неотразимы, Роб, кстати, ты по-прежнему с этой... - Маргарита пыталась подобрать нужное слово. - Стриптизершей Нет, я с ней недавно расстался. - Почему -- поинтересовалась Марго. - "Почему" неправильный вопрос, он ставит человека в тупик, - встрял в разговор я, - помнишь, как нас учили, Роб, лучше спросить "зачем". Хотя я даже теперь не очень понимаю, почему надо делать так. Точнее, зачем. Зачем нужно говорить "зачем" Протараторив все это, я ощутил неловкость, какую испытываешь, сморозив несусветную чушь. Дело в том, что мне показалось, будто Роберт и Марго как-то сблизились за время моего отсутствия, обрели интонацию людей, которые знают друг друга давно и подробно. - Так зачем же ты с ней расстался, Роб Маргарита поставила ударение на слове "зачем". Я сконфузился еще больше. - Все очень просто, она не хотела ничего делать по дому, поэтому я взял и выгнал ее. Банально, правда - Я только что хотела сказать это слово. Причина действительно банальна. Марго откинулась назад и посмотрела в окно. - Что еще за стриптизерша Почему я ничего не знаю -- воскликнул я, жестикулируя, на манер горячего итальянца. - Ты слишком долго жил близко к земле, дорогой, - снова поддела меня Маргарита. Может она специально создает впечатление, что ее отношения с моим другом стали более близкими, подумал я. Хочет отомстить мне за то, что я забыл про нее, живя в деревне. Тут я вспомнил, что произошло в день знакомства между Робертом и Марго и ощутил, как сердце накрыла черная туча. - Как раз примерно полгода назад ко мне на прием пришла одна девушка, - начал Роберт, не отводя взгляда от дороги, - в юности она пережила сексуальные домогательства со стороны своего отчима, он подглядывал за ней, когда она переодевалась, или мылась, и совершал прочие мерзости. Когда она рассказала обо всем своей матери, та ей не поверила. Тогда она обратилась в социально-психологический центр. Но психолог, то ли неправильно все понял, то ли в принципе был не вменяем. Одним словом, он обвинил во всем ее. Сказал, что она сама спровоцировала отчима, и что ей следует быть скромнее. А девушка она очень интересная, знойная, похожа на цыганку. И, что самое главное, прекрасно разбирается в литературе и философии. Короче говоря, работать с ней было одно удовольствие. Во время анализа я понял, что ее сексуальность приняла несколько извращенную форму. Возник определенный протест на уровне бессознательного. И вместо того, чтобы скрывать свою наготу, она захотела, чтобы ее видело обнаженной, как можно больше мужчин. С одной стороны она получала удовольствие от своего эксгибиционизма -- я имею в виду стриптиз - а с другой появилась аноргазмия. Ну и дальше, дело понятное, в процессе анализа возникает у нее -- да и у меня, не скрою -- любовный перенос. Вскоре она переезжает ко мне. И первый месяц я, конечно, в восторге, живет рядом со мной красота неописуемая. А после замечаю, что она абсолютно ничего не делает по дому, даже за собой не хочет убирать. Конец этой печальной истории вы уже знаете. - Так, а в каком клубе, ты говоришь, она выступает -- поинтересовался я. -- Может мне тоже предложить ей свои услуги - Я те предложу! -- хлопнула меня по плечу Марго. - Ну, расскажи, как отдохнул Когда Марго вышла из машины, Роберт принялся раскуривать очередную сигару. Делал он это с таким серьезным и сосредоточенным видом, будто на всей земле не было занятия важнее. - У тебя там природа, наверно. Все свое: огурчики, лучок, укропчик, да - Милый, в домашней теплице росло только это, - я продемонстрировал Роберту конверт с засушенными ростками конопли, - хочешь - Да брось, ты! -- отмахнулся он. -- Никак не выйдешь из подросткового возраста! - Прости, мой друг, но если бы ты видел, как поутру, она выходит в сад в голубовато-серой амазонке, ты понял бы, что страсть сильнее воли, - процитировал я Кузмина. Роберт наблюдал за тем, как я растираю между ладонями наркотический гербарий, сооружаю "ракету", раскуриваюсь. - У тебя там произошла какая-то история - спросил он, попыхивая сигарой. Я задержал дыхание, кивнул. - Так, немного суеты с похоронами. Выпустив дым, я ощутил, как половина массы моего тела испарилась и разошлась облаком по салону. Мне не хотелось сейчас вспоминать ни гроб отца, ни тягостное чувство абсолютного одиночества. Чтобы переменить тему, я открыл бардачок и заглянул внутрь в поисках какого-нибудь альбома БГ. - У тебя тут все в кучу, - пожаловался я, перебирая диски. - Это твоя проекция, - высказался Роберт, - и диски здесь ни при чем. Просто ты ощущаешь, беспорядок у себя внутри и видишь его вокруг. В моем бардачке, на улице, наверняка, тебе кажется сумбурной вся эта поездка. Я прав Во многом он был прав, и сквозь его самодовольную ухмылку просочилась струйка дыма, а после вылетело дрожащее, расползающееся на лету, белое кольцо. Признавать его правоту мне никак не хотелось, по той простой причине, что в каждом психологе я видел своего профессионального конкурента. И осознавать чье-либо превосходство мне было крайне неприятно. Поэтому я равнодушно произнес: - У тебя видать от психоанализа совсем крыша съехала, - и разбил кольцо рукой. - Это сублимация, - вставил мой приятель, - вместо кольца ты хотел сейчас заехать мне. - Ты, что спятил -- усмехнулся я. И уловил раздражение в собственном голосе. - Отрицание -- очередной защитный механизм. Давай дальше. - Да иди ты! - Сопротивление. В этот момент мне действительно захотелось ему врезать. Но вместо этого я решил принять его игру в интерпретации. - Согласен, сопротивление, - спокойно признал я и выбросил в окно докуренный косяк. Роберт рассмеялся и похлопал меня по плечу. - Добро пожаловать домой! Я был знаком с Марго не первый день и знал, что она пропадет на несколько часов, подобно Нарциссу, залюбовавшемуся своим отражением в воде. Как и любая девушка, она в последнюю минуту вдруг понимала, что ей жизненно необходимо сделать завивку, и чуть-чуть подправить макияж, и что к серьгам по цвету больше подходит не эта юбка, а непременно то платье. Сказав об этом Роберту, я предложил зайти в ближайшую забегаловку и чего-нибудь перекусить. Марго оправдала мой прогноз, и когда она вошла в кафе неспешной элегантной походкой, в темных облегающих вельветовых брючках и коротеньком пальто, до начала презентации оставалось не больше получаса. К этому времени все достигли своих целей: мы с Робертом были сытые и довольные, Марго - ослепительна, свежа и сексуальна. Перед отъездом она быстро выпила бокал белого вина и проглотила пару суши, остававшихся у меня на тарелке. Институт располагался на первом этаже жилого дома. Два коридора -- по сути две квартиры -- утыканные кабинетами и достаточно просторный зал для тренингов, в котором и состоялась рекламная кампания. О программе занятий говорили женщины-преподаватели, все как одна окончившие этот институт. Видно было, что они нервничают, и что выступление непродуманно и неотрепетировано. Все что им оставалось, это осыпать уши пришедших различными пафосными словосочетаниями. "Международная школа психотерапии организована при поддержке Санкт-Петербургской организации гуманистической психологии и Российского независимого психиатрического центра". Обучение состояло в основном из тренингов. Пройдя которые за три года, вы незаметно превращались... в психолога-консультанта! Основная мысль была следующая: "Минимум теории, максимум практики". Вскоре перед нами предстал директор-основатель всего этого сборища. Выходя, он позорно споткнулся и спокойным голосом, сдобренным мягкой улыбкой принялся вещать, что институт успешно просуществовал уже несколько лет, и что они выпустили не одну тонну преуспевающих специалистов, и провели несколько межгалактических конференций. После слов о том, что ему ни разу не было стыдно за работу института, Роберт поднялся и спросил: - Скажите, любезный, вы также как и ваши коллеги считаете теоретическую базу злом - Извините, я не понял вопроса, - директор напрягся, прищурил глаза за очками и слегка улыбнулся. Ни дать ни взять: мышь, которая, трогательно сложив лапки, ожидает кусочек сыра. Я сразу понял тактику моего друга -- первая реплика предназначена была для того, чтобы сбить с толку оппонента. - Хорошо, я поясню, - сказал Роберт, - вы говорите, что усиленная тренинговая программа нацелена на подготовку специалистов-практиков и на их личностный рост. Я правильно понял - Да, разумеется, - закивал головой директор, всем своим видом демонстрируя готовность отвечать искренне и подробно на любые вопросы. - Включает ли ваша программа личностного роста развитие уверенности в себе, умения выступать публично - Безусловно, включает, - с радостью согласился он, - нами разработаны уникальные психотехники, при содействии американских коллег!.. - И все эти женщины, - прервал его Роберт, указывая на преподавательниц, застывших с нервно-голливудскими улыбками на лицах, - испытали ваши уникальные психотехники на себе Глава института с настороженностью подтвердил и эту посылку. Теперь он, кажется, сообразил, к чему ведет интервьюер. - Ну, а если вы согласны со всем, что я сказал, ответьте мне, любезный, и на последний вопрос. Почему ваши столь прекрасно обученные преподаватели, стоя здесь перед нами, нервничают, как школьницы на экзамене Это было одно из любимых развлечений Роберта, он обожал подобные провокации. Слегка растерявшийся директор начал было что-то лепетать, но Роберт уже двигался к выходу, и мы с Марго следовали за ним. В машине Роберт, ликуя, курил сигару. - Мы сорвали презентацию! -- восклицал он. - Ну, как мы их сделали, а Марго смеялась, вспоминая потерянные лица директора и его "девочек", и удивление всех собравшихся. Я с улыбкой смотрел на них и на вечерний город, проплывающий за ветровым стеклом. Глава пятая Слова растамана Дворец спорта "Юбилейный" был заполнен людьми. БГ как всегда не спешил начинать. Фанаты хлопали, кричали: "Боря, мы уже здесь!", но на сцене присутствовали лишь инструменты и микрофоны. По залу плыла восточная музыка. Марго разглядывала собравшуюся публику. Она была впервые на концерте "Аквариума" и с интересом изучала лица людей. У моей подруги была странная привычка долго и пристально вглядываться в лицо заинтересовавшего ее человека, приводя того, как правило, в легкое замешательство. Роберт медитировал, стоя в толпе неподалеку от сцены. Заложив руки за спину, он смотрел вверх и раскачивался из стороны в сторону. Мне же не хватало медитации иного рода. - Может, выпьем чего-нибудь -- предложил я. - Я за рулем, - сказал Роберт отрешенно, как буддистский монах круглосуточно твердящий "ОМ-МАНИ-ПАДМЕ-ХУМ". - Ну, тогда мы скоро вернемся. Я взял Марго за руку и направился в местный буфет. Отстояв очередь, мы взяли бутылку вермута и сели за столик. - Теперь ты скажешь "спасибо", за то, что я вытащила тебя из деревни Марго взяла наполненный бокал. - Спасибо, дорогая, - сказал я, чокаясь с ней. - И ты уже готов начать новую жизнь В голосе девушки слышалась легкая ирония. - За новую жизнь, дорогая! - сказал я, снова чокаясь с ней. Мне было приятно снова сидеть рядом с ней, быть во власти ее чар, наблюдать, как украдкой ее пожирают глазами другие мужчины. - Знаешь, там, в деревне я даже не узнала тебя в первую секунду. А потом смотрела и думала: "Неужели я люблю этого парня" - И... - И в какой-то момент я сказала себе: "Может именно он, и справиться с этим делом" Марго откинула назад волосы, не сводя с меня темно-синих улыбающихся глаз. - И... - Ну, хватит! -- засмеялась она. - Не смотри на меня так! - Мой друг, что говорить я стану, когда так исповедь твоя туманна - процитировал я Шекспира. - Ладно, сейчас все объясню. Марго придвинулась ко мне, положив локти на стол. - За день до моего отъезда в деревню, на консультацию пришел один клиент. - Та-а-к, - протянул я с подозрением, - все-таки был любовный перенос! - Слушай дальше! У него дочь попала в секту и ушла из дома. Он хочет ее вернуть, предлагает большие деньги, он бизнесмен. А мне сейчас некогда этим заниматься - дежурства на линии и много клиентов очно. Вот, я и подумала, что если ты хочешь, можешь... - Почему он не обратится к сектологу - Потому что квалифицированных сектологов в России нет. - Я слышал, что в Питере существует какая-то антисектантская организация. Или что-то вроде того. - Я тоже слышала, даже была на их сайте. Все, что они могут предложить, это предоставление информации о той или иной сетке и реабилитация бывших сектантов. Конечно, при условии, что те соглашаются посещать их курсы. - А почему этот бизнесмен решил обратиться именно к тебе - Просто он позвонил в мою смену. - И что он предлагает действительно хорошие деньги -- прищурился я, вновь разливая алкоголь. Марго кивнула. По ее лицу было видно, что деньги на самом деле ОЧЕНЬ хорошие. - Думаю, я мог бы попробовать. А что за секта - Они позиционируют себя как христианская протестантская церковь. Хотя есть признаки, указывающие на то, что это - секты. - Какие, например - Например, их символ веры. - Символ веры Я смотрю, ты основательно подготовилась. - Пара часов в Интернете - и вот результат. Они не признают Троицу, считают что Отец, Сын и Дух Святой -- одно лицо. На сайте сектологов их называют "единственники". - Что еще - Контроль над прихожанами. У новичков берут номера телефонов, звонят, если те перестают посещать собрания. - Вот злодеи! -- улыбнулся я. - Да, тебе нужно будет сохранять бдительность. Организация довольно могущественная. Несколько лет назад они купили телеканал и большую территорию рядом с метро, построили, так называемый, духовный центр. В числе лидеров церкви есть крупные бизнесмены. Из Америки периодически приезжают проповедники. Во время богослужений происходят исцеления и прочие "чудеса". Не успела Марго договорить, как раздались первые аккорды, и мы устремились в зал. А там уже сверкали огни и, овеянный туманом, БГ стоял с гитарой перед микрофоном и выкрикивал свои рифмованные призывы. - По радио снова транслируют то, что унижает человеческий ум! Этот низкий потолок страшнее чумы и проказы! Война ужасна, она избавляет от необходимости думать! Но с каких пор ты стал любить повиноваться приказам! Я застыл в пятнадцати метрах от сцены и потянулся за сигаретой. Глядя на БГ, я забыл о Марго и Роберте и о том, что в зале запрещено курить. Весь мир как бы сузился до размера сияющего прямоугольника, внутри которого, словно оракул вещал пятидесятидвухлетний рокенрольщик. - Какая радость, когда человек слышит слова растамана! Какая радость, когда человек что-то слышит. Случилось так, что в саду наших душ вместо ангелов бродят артисты... Глава шестая Диван для троих После концерта танцующей походкой мы направились в кафе, заказали ужин с кальяном и расположились за столиком. Вокруг царил мягкий полумрак. - Похоже, этот диван специально рассчитан на троих, - сказал я, садясь так, чтобы Маргарита оказалась между мной и Робертом. - Под небом голубым есть город золотой, - Марго выла эту песню всю дорогу. - А, вы, помните, сколько человек, по мнению Фрейда, находилось в постели супругов -- спросил Роберт. - Что -- не поняла Марго, видимо, задумавшись о чем-то. Он повторил, и она сразу назвала цифру. -- Четыре. Нет А ты помнишь Марго посмотрела на меня, и по ее глазам я понял, что она не заинтересована вопросом. - Шесть, - сказал я наугад. - Шесть Почему шесть Теперь она повернулась за разъяснениями к Роберту. - Двое супругов и родители каждого из них, - сказал он. - Откуда ты знал! - девушка в шутку пихнула меня локтем в бок. -- Почему никогда мне не рассказывал - В институте что-то такое надиктовывали, - пробормотал я, лишь для того, чтобы как-то объяснить свое случайное попадание. Меня никогда не интересовали ни великий доктор Фрейд, ни уж тем более, количество человек, находящихся в постели супругов. Цифра шесть, вероятно, выскочила из моего бездонного бессознательного и сразу прыгнула на язык, никому ничего не объясняя. Я вообразил следующую картину: мы с Марго лежим на кровати, а по бокам ее и мои предки. Тут раздается телефонный звонок, мы все одновременно пытаемся подняться в этой телесной тесноте, и мешаем друг другу своими плечами, головами, ногами. Официантка принесла три чашки каппучино с корицей, большую дымящуюся пиццу, несколько салатов, и исчезла на пару минут, чтобы вновь появиться и водрузить на наш стол высокий кальян, похожий на медного змия. Мы довольно быстро расправились с едой и воззрели на сей восточный прибор. - Чего мы ждем -- спросила Марго. - Мы с отцом Дмитрием решили предоставить вам право первой затяжки, - елейным голосом проговорил Роберт. Маргарита сосредоточенно затянулась и выпустила густой белый дым через ноздри. Откинувшись назад, она протянула кальянную эстафету Роберту. Тот не спеша, принялся смаковать вкус и, как итог, из его рта вылетел белый трепещущий шарик. Когда очередь дошла до меня, я обхватил мундштук губами и втянул в себя до отказа сладкое, немного терпкое туманное молоко, от которого у меня в сознании возникло необычное состояние. Какая-то звенящая легкость и поэтическая рассеянность. И тупая радость, и новая пустота. Из кафе мы вышли в половине второго ночи. Шел густой снег, причем, судя по его количеству на асфальте, шел уже давно. Зима в этом году выдалась на редкость теплая. Поговаривали даже, что подобного не случалось уже сотню лет. Так или иначе, дни зимы были уже сочтены. В нескольких окнах пятиэтажки, стоявшей напротив, еще горел свет, создававший иллюзию теплого уюта и неторопливого счастья. Кое-где было различимо голубоватое мерцание телевизора. - Ах, какая чудесная ночь! -- выдохнула Марго, встав посреди пустынного проспекта с распахнутыми руками. -- Давайте сегодня будем гулять всю ночь, мальчики! Как раньше, а Ее язык слегка заплетался, ибо после кальяна на коньяке, мы заказали очередную бутылку вермута. Роберт, конечно, не пил. - У меня завтра с утра несколько клиентов, - сказал он, направляясь к машине, оставленной около памятника Достоевскому, - нужно хоть немного поспать. - Успеешь еще поспать, - уговаривала Марго, - посмотри, приехал твой лучший друг, и ты хочешь вот так его оставить Завтра же воскресенье! Ну, какие могут быть клиенты Тем более такая ночь, ну посмотри же! Она сделала широкий, плохо скоординированный жест рукой, как бы демонстрируя Роберту прелесть ночи. И поддавшись инерции этого жеста Марго, закружилась, подставив лицо снежной манне. - А вы что собираетесь делать завтра -- спросил он, видимо, желая сменить тему. - Завтра мы отдыхаем, высыпаемся, приходим в себя и в понедельник на работу, - сказала моя девушка. - Ты тоже выйдешь в понедельник -- Роберт посмотрел на меня сквозь толстые линзы своих очков, на которых уже образовалась белая кайма. - Если Олегович даст добро -- выйду, - пожал плечами я. - Красивый собор! -- Марго указала на Владимирскую церковь, мимо которой мы проходили. Я посмотрел вверх. Купола устремлялись в ночное, заснеженное небо, мешались у меня в сознании с парами вермута и на выходе давали некое, смутно знакомое, но очень далеко вытесненное религиозное чувство. Мы перешли дорогу и приблизились к памятнику Достоевскому. - Роберт! - Да моя хорошая. - А ты в Бога, веруешь ли - Если и верую, то постоянно забываю об этом. - А ты, Румянцев! -- выпивши, Марго всегда называла меня по фамилии. - Иногда верю, иногда нет, - я равнодушно разглядывал задумчивую каменную фигуру. Сейчас у меня не было желания размышлять над онтологическими или религиозно-нравственными вопросами. - А вот он верил! -- Марго нацелила свой указующий перст на застывшего, запорошенного снегом Достоевского. Глядя на звезды, от которых приятно кружилась голова, я подумал, что пока она не спросила меня об этом, я тоже искренне верил в Бога. То есть мысль о Его отсутствии меня ни разу не посетила за все время нашей прогулки. И Бог был для меня не менее реален, чем Владимирская Церковь и питерская ночь, дышавшая мне в лицо прохладной свежестью и пушистыми хлопьями. - Он ведь был патологическим игроком! -- сказала маленькая, кругленькая женщина в платке, непонятно как образовавшаяся у подножия памятника. Мы дружно проигнорировали эту фразу. Тогда она спросила, нет ли у нас пустых бутылок и, получив отрицательный ответ, удалилась. В ее взгляде было что-то нездоровое. - Ну, а ты сама, во что веришь -- спросил Роберт Марго, доставая ключи от машины. - Я верю, - начала она, глядя на нас таким же слегка сумасшедшим взглядом, как и только что ушедшая дама. - Я верю, что после смерти моя душа вселится в такого ма-а-аленького котеночка, который будет жить дома у тебя, Роберт, или нет, лучше у Румянцева, - Марго по-кошачьи осторожно приближалась ко мне, - и вот, этот котеночек будет смотреть на Румянцева, смотреть, а потом -- РАЗ! Тут она кинулась мне на шею, и я, не ожидавший этого, пьяный, повалился вместе с ней в снег. Мы рассмеялись и она, перекатившись на левую сторону, легла рядом со мной: - А когда котеночек умрет, я вселюсь в морскую звезду и буду тихо лежать на дне и смотреть на проплывающих рыб и думать о том, как все в этом мире прекрасно. Она лежала, раскинув руки и ноги, зачаровано глядя ввысь, и прикрывая веки лишь тогда, когда на них опускались снежинки. - Вставай, родная, - Роберт присел и протянул ей руку, - ты простудишься, и простудишь своего жениха. Марго посмотрела на меня, сквозь покрытые инеем ресницы и заснеженные волосы, спутавшиеся на лице. Взгляд ее был темно-синим и глубоким, как море, на поверхность которого она только что поднялась: - Поехали домой, Румянцев Глава седьмая Бессознательное и Я Проснулся я в сумерках, и первым, что зафиксировал мой мозг, было постабстенентное состояние организма или, проще говоря, похмелье. Голова набита чем-то тяжелым, во рту сухость и противный привкус. Далее я почувствовал, что на моей немного замерзшей ноге лежит чья-то очень теплая, почти горячая нога. Я взглянул на умиротворенно спящую рядом Марго, вспомнил о вчерашней прогулке, и как дома обнаружилась бутылка бренди. Я включил первый альбом Моррисона, и Марго стала танцевать, выписывая какие-то восточные узоры, кружась по комнате, кружась, как моя голова. "Это конец, мой прекрасный друг, это конец, мой единственный друг, - пел Джим по-английски, - ни чуда, ни опор -- конец. Я больше не найду твоей любви, я больше не взгляну в глаза твои. Конец". Вспоминая все это, я уже в который раз дал себе слово больше не брать в рот ни капли. Я перебрался через Марго, встал с кровати в одних трусах, прошел на кухню и выпил стакан воды из-под крана. На мгновение полегчало. Я посмотрел на часы - половина девятого вечера. Вернувшись в комнату, я застал Марго, сидящую на кровати в позе лотоса с радиотелефоном в руке. - Надо позвонить Львовичу, - зевнула она, глядя на меня прищуренными со сна глазами, - ты давно проснулся Не успел я ответить, как она заговорила в трубку неожиданно бодрым голосом: - Здравствуйте, Семен Львович! Приехала. Не одна. Да, как и обещала. Хорошо, он сам вам завтра все расскажет. Да, выходит. Во вторую смену, как договаривались. Ну, всего вам хорошего! - Завтра выходишь во вторую, - сказала она мне будничным тоном и снова повалилась на подушку. - О чем это вы договаривались с Львовичем -- я сел на кровать рядом с ней. - О том, что ты выйдешь в понедельник на работу, - устало проговорила Марго, - как обычно в три часа. - То есть ты еще до отъезда в деревню пообещала ему, что я выйду на работу в понедельник - Ну да, - зевнула она, закрывая глаза. - Значит, ты была заранее абсолютно уверена, что я вернусь в Питер - Конечно. А ты разве нет Тут я задумался. Живя в деревне, мне совершенно не хотелось возвращаться. Не то, чтобы я был там всем доволен, но мне казалось, что город ничем не лучше деревни. - Нет, я не был в этом уверен, - произнес я, наконец. - А я перестала сомневаться, как только увидела у тебя в столе письмо с адресом. Она говорила, засыпая, хрипловато тихим голосом, в котором действительно не было и тени сомнения. И это меня слегка взбесило: - Я действительно оставил письмо случайно! Просто не подумал о нем, забыл! - Хорошо, хорошо только не злись. Мы ведь уже все это обсуждали, - она накрыла мою руку своей ладонью. Мне захотелось срочно накуриться, но не было ни "травы", ни денег. - Не надо меня утешать, как какого-то психа! -- я резко встал, подошел к окну. -- И мне не нравится, что со мной обходятся, как с собакой Павлова! Позвоню в колокольчик -- потекут слюни. Приеду в деревню в пятницу, а в понедельник он будет уже на работе! - При чем здесь собаки Павлова! Давай спать! -- и Марго с головой ушла под одеяло. - Нет, ну, почему ты не веришь, что я действительно мог забыть про письмо! Что я оставил его не специально! -- не унимался я, сидя на подоконнике. - Я верю тебе, - сказала Марго из-под одеяла, - просто считаю, что ты сделал это бессознательно. Вот и все. - Что -- не поверил я и даже слез с подоконника, - БЕССОЗНАТЕЛЬНО! Это Роберт тебя надоумил, да Он у нас эксперт по бессознательным делишкам! - При чем здесь Роберт! -- застонала Марго, раскрывшись. -- По-твоему, я не имею представления о психоанализе - Раньше ты им особо не интересовалась, - я снова подошел к кровати. Марго лежала на левом боку, демонстрируя свою загорелую спину. -- Скажи еще, что ты не строила Роберту глазки вчера в машине, что мне все это примерещилось! - Скажу, что так и до паранойи недалеко, - она устало обернулась вполоборота. - Между вами что-то было -- спросил я уже спокойным голосом. Она не ответила. - Ты ведь ему нравишься. Она молчала. - Этого ты не станешь отрицать. Она этого не отрицала. В день, их знакомства Роберт не сводил с Марго глаз. Причем делал это каким-то незаметным для меня образом. Он жил тогда с неврастеничной преподавательницей прикладного психоанализа, и я был уверен, что другие женщины его не интересуют. Роберт предложил Маргарите подвезти ее до дома. Сначала Марго отказывалась, но я сам уговорил ее сесть к нему в машину. У меня не было времени проводить свою девушку -- я опаздывал на работу в кинотеатр -- и предложение Роберта показалось мне как нельзя кстати. Остановившись у дома Маргариты, он томно посмотрел на нее и положил свою волосатую руку на ее колено. Марго молча, вышла из машины. Она рассказала мне об этом только через неделю, когда я спросил, почему она в очередной раз отказывается от прогулки втроем Первое, что я почувствовал, были не ревность, не гнев, а удивление. КАК! Я думал, что мы друзья, что он любит женщину, с которой живет. Потом все постепенно наладилось, и мы стали проводить выходные втроем, как будто ничего не было. В конце концов, я махнул рукой на все эти воспоминания и отправился спать в другую комнату. Глава восьмая Хреновый слон Мне снилось, что мы с отцом гуляем по летнему парку. Мне двенадцать, и больше всего меня интересуют видеофильмы и компьютерные игры. Отец выглядит очень представительно в хорошем костюме, с кожаным кейсом. Он показывает мне картинки в журнале. - Когда наступит вечная жизнь, люди перестанут умирать, праведники воскреснут. Зло уйдет с земли, все будут счастливы. Я смотрел, как маленькая девочка без страха обнимает льва, и как улыбаются ее вечно молодые родители, и думал о том, как скучно мне будет жить в таком мире. Когда я открыл глаза, в комнате сиял утренний свет, за окном слышались звуки машинной возни. Я щурился, глядя в потолок и думал, не было ли все это сном: и жизнь в деревне, и позавчерашняя прогулка, и вечерняя ссора. В квартире было тихо, я встал, прошел в соседнюю комнату -- кровать аккуратно застелена и никакой Марго ни в ванной, ни на кухне. Я посмотрел в прихожей, обычно здесь она оставляла мне послания помадой на зеркале. Все чисто -- значит обиделась. Приняв душ и выпив кофе, я надел джинсы, свитер, пальто, взял свою золотую цепочку и отправился в ломбард. Получив деньги, я позавтракал на террасе кафе, любуясь чистым небом и проходящими мимо девушками. Я решил, что не буду звонить Марго первым. Покончив с едой, я сел в метро и через полчаса уже поднимался по ступенькам двухэтажного здания псих.диспансера. Первым делом я постучался в кабинет Семена Львовича. - Здравствуйте, здравствуйте! -- обрадовался он, поднимаясь из-за стола и протягивая мне свою большую ладонь. Я пожал ее, и мы оба присели. Семену Львовичу было за шестьдесят, хотя выглядел он гораздо моложе. Во взгляде серых глаз было что-то по-детски наивное. Большую часть жизни Семен Львович отдал воинской службе. После перестройки, дефолта и приватизации он заметил, что люди вокруг сходят с ума, что нужен некий клапан, который поможет российскому обществу выпустить пар. Так он решил организовать телефон доверия, чтобы дать возможность выговориться всем, кто пострадал. Таковых нашлось немало. Тогда это была одна из первых линий доверия в России. - Как твои дела Он участливо посмотрел на меня. - Все отлично, - сказал я, - а вы как - Ничего. - Изучаете проблему суицида Я указал на книгу Дюркгейма, лежащую на его рабочем столе, среди других изданий. - В том числе и его. Я привстал, чтобы рассмотреть остальные книги. Старый толстенный том Рубинштейна "Общая психология", Ошо, изданный обстоятельно, как советская энциклопедия, Гегель, не уступающий в объеме Рубинштейну, Карл Роджерс, Ясперс, Фриц Перлз и, конечно, Фрейд. - Так как, Семен Львович, открывается вам истина в процессе поглощения всего этого - Я как один из тех слепых мудрецов, которые хватали слона за разные части и думали, что познали его целиком! Знаешь, в чем было заблуждение того же Фрейда -- он похлопал по опусу отца психоанализа. - Наверно, в том, что он намарал кучу бредовых книг, - предположил я, устраиваясь в кресле. - Не только в этом, он увидел некую закономерность и возвел ее в абсолют. - Короче говоря, он схватил слона за хрен и решил, что весь слон -- это хрен. - Можно и так сказать, - усмехнулся Львович, - человек очень часто впадает в иллюзию, будто обладает истиной. Хотя на самом деле... Тут дверь кабинета приоткрылась и возникла Ольга Шустрова. Я должен был сменить ее на телефоне в соседней комнате. - Семен Львович, уже двадцать минут четвертого, я пойду в гимназию, а то... Она увидела меня и остановилась недоговорив. - Привет! Ты уже приехал! Ну, как дела Ладно, мы еще с тобой успеем поболтать! Ольга сказала все это на одном дыхании и сразу исчезла. Спешила она на вторую работу в гимназию. Там она была школьным психологом. Там же вела частную практику. Помимо этого Ольга писала книги о леворуких детях и работала над кандидатской по теме "леворукость". Входя в рабочий кабинет, я услышал знакомый писк телефона. Кому-то не терпелось довериться мне. Упав в крутящееся кресло, я снял трубку. - Линия доверия, здравствуйте! Эту фразу я произносил на автопилоте. Иной раз забывшись, я говорил ее, поднимая трубку домашнего телефона и, отвечая на звонок по мобильному. Бывало, что и гость, позвонивший мне по домофону, мог услышать: "Линия доверия, здравствуйте!" Звонила женщина. Случай классический: "отцы и дети". В данном случае, конечно, "дочки-матери". Ее беспокоили отношения с дочерью-подростком, которая рано пристрастилась к алкоголю и сексу. Я решил использовать диалог Сократа и принялся задавать вопросы, в определенной последовательности. Через полчаса у абонента возник инсайт: "Возможно, ей самой было плохо, а мы ее не поддерживали, только обвиняли. Ей так необходимы сейчас теплота, любовь и понимание. Да, доктор" Подводя итоги разговора, я предложил женщине выстроить в отношениях с дочерью воображаемый забор. На одной стороне живете вы, на другой - она. Иногда ваша дочь будет звать вас к себе. Приходите, делайте то, что просит и уходите. Вы можете видеть все, что происходит с дочерью, но не открывайте калитку до тех пор, пока дочь сама не попросит вас придти. Глава девятая Лечиться у психолога опасно для жизни! - О! Приехал! В приоткрытую дверь кабинета заглядывает Игорь Бочкин. Лицо коллеги расплывается в широкой улыбке, от которой он делается похожим на Соловья-разбойника из черно-белого детского фильма. Занимаясь пятнадцать лет психотерапией, Игорь обзавелся постоянной клиентурой, большой дружной семьей, пивным животом и собственной теорией "рыботерапии", в которой клиент, чтобы вылечиться должен отождествить себя с определенной рыбой. - А я решил заглянуть перед уходом домой, и вот -- сюрприз! Ну, рассказывай, где был - Хоронил отца. - Прими мои соболезнования. Я кивнул, снимая с телефона трубку, чтобы нам не мешали звонки. - Расскажи, что я пропустил. Я знал, что Игорь больше любит говорить, чем слушать. Он как будто только и ждал этого. - Здесь все по-старому! - махнул рукой он. - А вот у одного нашего коллеги серьезные неприятности. Я сразу подумал, что речь пойдет о Варламе. Игорь открыл свой кейс и бросил на стол газету. - Вот, смотри! На первой полосе! - "ЛЕЧИТЬСЯ У ПСИХОЛОГА ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!" - прочитал я вслух крупный заголовок сегодняшней "Комсомолки". - Как тонко и точно подмечено! -- прокомментировал я. - Читай, читай! -- подбадривал меня Игорь, махая сигаретой. Мне хотелось продолжить рассуждение на злободневную тему заголовка, но я нехотя подчинился: "В отделение милиции Калининского района обратились сразу три семьи, дети которых, ушли из дома и не вернулись. Наш корреспондент выяснил, что месяц назад пропавшие девушки пытались покончить собой. После чего две недели наблюдались у известного психиатра - Андрея Геннадьевича Варламы, который отказался дать нам интервью". - Об этом вчера был сюжет по телеку, - сказал я, не дочитав до конца. - И что там сказали - Да то же, что и здесь: девушки, таблетки... - Думаешь, Варлама под подозрением Игорь обеспокоено взглянул на меня. - Думаю, да, - сказал я, туша сигарету. - Ты ведь знаешь, как он мне помог в свое время, когда у меня был кризис. - Да, я помню. - Я уверен, что он не причастен к этому. Надо ему позвонить, узнать, как обстоит дело. - Да, надо бы... Я посмотрел на снятую трубку, из которой доносились короткие гудки. - Извини, Игорь, мне надо работать. Не прошло и пяти минут, как раздался звонок. - Здравствуйте, вы Дмитрий -- проговорил приятный мужской баритон. - Да. - Маргарита сказала, что я могу обратиться к вам. Я так понял, что у вас уже был опыт общения с человеком, попавшим в секту -- уточнил он. - Мне удалось вывести человека из "Свидетелей Иеговы" -- сказал я. Речь шла о моем отце. Убедить его прекратить таскаться на собрания оказалось совсем не трудно. Я раздобыл в интернете компромат, распечатал его и дал почитать папе. Главным козырем стали лживые предсказания конца света. В журналах были указаны точные даты апокалипсиса. В свое время это привело в религиозное общество сотни тысяч новообращенных по всему миру. - И он больше не вернулся туда - Нет. Уехав из города, папа окончательно спился в деревне. Стоя у могилы, я не раз упрекал себя в том, что спровоцировал его уход из секты. По крайней мере, будучи "свидетелем" он не пил десять лет. - Значит, вы считаете, что можете мне помочь - Сделаю все, что в моих силах. - В таком случае, давайте, встретимся и все обсудим, - предложил он. - Давайте, - согласился я. - Я могу заехать к вам после работы. Когда я вышел из диспансера, на улице меня уже ждал черный джип с тонированными стеклами. У машины курил полный человек среднего роста с густыми седеющими волосами, зачесанными назад и черными внимательными глазами. Он протянул мне руку. - Здравствуйте. Мы с вами общались по телефону - Да, я - Дмитрий. - Александр, - представился он. Я пожал протянутую руку. - Прошу, - он открыл дверцу джипа. В салоне были удобные кожаные сиденья, пахло мужской туалетной водой и сигаретным дымом. - Вы не будете возражать, если я закурю -- спросил он, заводя машину и плавно трогаясь с места. Я кивнул, тоже доставая сигарету. Он едва заметно бросил взгляд на мою пачку. Я курил недорогие. - Это вам, - он протянул конверт, - здесь фотография Ксюши, адрес этой организации и номер мобильника одной из вербовщиц. - Откуда у вас номер, - спросил я, заглядывая в конверт. - Нашел в записной книжке Оксаны. Уходя из дома, она ничего не взяла с собой. Помимо всего перечисленного, в конверте оказалось пять стодолларовых купюр. - На непредвиденные расходы, - пояснил Александр, - и если Оксана вернется домой, вы получите в десять раз больше. Я выпустил струю дыма в лобовое стекло. Сумма меня впечатлила. Денежный вопрос -- был моим главным комплексом. - То есть вы хотите, чтобы она просто вернулась домой -- уточнил я, стряхивая пепел. - Я хочу, чтобы она просто вернулась домой. Он несколько раз кинул, глядя на дорогу. - А как же всякие сектантские бредни - Что ж поделаешь, каждый сходит с ума по-своему. Александр грустно улыбнулся. - Мне неважно, каким образом вы этого добьетесь. Гипноз, НЛП, все, что хотите. Главное, чтобы Оксана жила в семье. Глава десятая Пора кончать с Фрейдом! Этой ночью я промаялся бессонницей, все утро пролежал в мутном полудреме, а днем принялся звонить "вербовщице". У меня был выходной, и я решил, не теряя времени взяться за дело. - Привет! Когда ты сегодня придешь -- обрадовалась девушка. - Э-э...когда -- озадачился я. - Да, мы договаривались, что сегодня за микшерным пультом будешь ты. Уже забыл - Вы, наверно, меня с кем-то путаете, - сказал я. - А вы не Андрей - Нет. - Очень жаль, - сказала девушка, - просто у вас с ним похожи номера телефонов. - Такое бывает. - Я все утро жду его звонка. Сама звоню -- "абонент недоступен". А вы, случайно, не D.J. - К сожалению, нет. Я всего лишь психолог. - Ну, психологи нам тоже нужны. А откуда у вас мой номер - Мне его дала одна девушка, сказала, что я могу по нему узнать о собраниях в вашей организации. - Вы имеете в виду молодежные служения - Да, да, для молодежи. - Молодежка будет сегодня вечером в семь часов, приходите. Адрес у вас есть - Да, адрес она мне дала. - А как звали эту девушку - Вы знаете, я даже не успел спросить. Читал в метро библию, она сидела рядом, ну, и мы разговорились. - Понятно. - Спасибо за информацию. Я обязательно приду. - Приходите. Кстати, как вас зовут - Дима. - А я -- Аня. Если придете, позвоните мне обязательно. Я хочу проконсультироваться по поводу одной проблемы. - У вас что-то случилось - Не у меня. У моей подруги. - Хорошо, договорились. - В общем, я вас жду. - Надеюсь ваш D.J. отыщется. - Если не отыщется, придется играть вам. - Боюсь, что тогда выйдет довольно скверная вечеринка. - Бог этого не допустит. Ну, ладно, до встречи! - До встречи. Я решил занести ее номер в записную книжку мобильника. Но тот затрясся от нового звонка, и второпях вместо слова "Аня" вышло "Амы". Звонил Роберт, приглашал в известный клуб на Сенной. - Ты решил нарезаться с утра пораньше -- удивился я, поняв это по его голосу. - Мы тут отмечали всю ночь день рождения коллеги. И вот все мои собутыльники разъехались по домам, а я сижу один и пью текилку! - Давай как-нибудь в другой раз. Мне сегодня вечером нужно быть трезвым. - Я не заставляю тебя пить. Ты ведь еще не обедал. Вот и составишь мне компанию. К тому же у меня есть интересная история на закуску, - интриговал Роберт. - Что за история - Детектив! На основе реальных событий, происходящих в нашем неспокойном городе. Ну, так как приедешь Я вспомнил газетный заголовок: - Лечиться у психолога опасно для жизни - Так, ты уже читал! Роберт произнес это так жизнерадостно, будто речь шла об открытии нового института психоанализа. - Да, вчера. - И ты знаешь, кто преступник - Нет, а ты - А я знаю. Секунды две я обдумывал его слова. - Ты говоришь, что пил всю ночь, потом все утро и продолжаешь пить до сих пор - Ну и что Ты сомневаешься в моих психоаналитических способностях, сынок - Причем здесь твои способности, Роберт! - Притом, что в этом деле не обошлось без психоанализа. Я чувствовал, что начинаю раздражаться. - Да с чего, ты это взял! - Прочел в той же "комсомолке". Вот она родимая лежит передо мной. Он пошелестел газетой и звучно опрокинул в рот стопку: - Ну, так как едешь ты, или не нет В первом зале под ненавязчивый рок-н-ролл четыре посетителя пили и дымили сигаретами. Я поднялся на второй этаж, где несколько человек стучали киями, и увидел Роберта, сидящего за одним из столиков у окна. Бутылка текилы была уже на половину пуста, рядом лежала газета и тарелка с тремя ломтиками лайма. - Давай-ка, заправься, дружище! Роберт наполнил до краев небольшую стопку с толстым дном и придвинул ко мне. - Я весь внимание, - сказал я, кладя ногу на ногу и закуривая. - Итак, ты смотрел репортаж - Да. - Обратил внимание на имена пропавших девушек - Имена -- переспросил я, хмурясь, - нет, не обратил. - А зря, - Роберт откинулся назад и закурил толстую сигару, - ты невнимателен. Для психолога это может плохо кончиться. Психолог должен быть внимателен, как никто другой, ты, знаешь об этом - Пожалуйста, ближе к делу, доктор Фрейд, - попросил я. Роберт усмехнулся. Как психоаналитику ему льстило сравнение с великим Зигмундом. - Ты что куда-то торопишься - Нет. Просто не терпится узнать имя преступника. - А кто сказал, что я назову имя - Ты сам сказал это по телефону полчаса назад. - Видишь, ты опять невнимателен. Я не говорил ничего про имя. - Разве - Конечно. Я понял кто он, чем занимается. - Далее, мистер Холмс, - произнес я с ухмылкой. Никотиновый дым, детективная история, не хватает лишь легендарной кепки, скрипки и непременной болтовни о всемогущем методе дедукции. - Прочитай их имена, - он указал пальцем на строчку в статье. Газета была сложена вдвое. Я прочитал сначала про себя, потом вслух. - Не понимаю, что ты хочешь сказать. - Соберись, подумай немного, не торопись, - приговаривал Роберт, явно, чтобы позлить меня. Я решил не поддаваться на провокацию, и поэтому, отложив сигарету, нахмурил брови, взлохматил волосы, потер пальцами виски, нервно кусая при этом губы. - Не помогает! Ничего не выходит! Я беспомощно развел руками. - Хорошо, обрати внимание на последнее имя, - посоветовал Роберт. - Эмма Никольская. Мне это ничего не говорит. - Совсем ничего Ты меня разочаровываешь. Я молча погасил первую и закурил вторую сигарету. - Какие ассоциации у тебя возникают при имени Эмма Н. - Ассоциации, - усмехнулся я, - ты, что решил подвергнуть меня психоанализу - Психоанализ! Так уже хорошо. -- зашевелился Роберт, потирая ладони. -- А о чем ты думаешь, когда слышишь Эмма фон Н. - Одна из пациенток Фрейда -- предположил я. - Да, вторая по счету. Третьей была Дора, и в нашей статье есть похожее имя Дарья. И Лиза, то есть Элизабет, Элизабет фон Р. Здесь перечислены три самые известные клиентки Фрейда. Глаза Роберта блестели сквозь линзы очков. Он был явно в восторге от своих аналитических способностей. - А ты не думаешь, что все это может быть простым совпадением Я решил добавить немного скепсиса. Теория Фрейда, то есть Роберта, слишком уж смахивала на второсортный детектив. - Конечно, я не могу быть уверен на все сто, но есть один способ это проверить. - Интересно, какой же - Дождаться пока пропадет еще одна. - Еще одна -- переспросил я. - Да. Последняя. Ее будут звать Анной. Фамилия начинаться на О. - В клинической истории Фрейда Анна О. была первой, - вспомнил я. - Легендарная пациентка, с которой все и началось. Роберт натер кусочком лайма внешнюю сторону кисти левой руки между большим и указательным пальцами, насыпал туда немного соли, потом слизнул ее, залпом опрокинул стопку и сразу же закусил долькой. - Ты знаешь, что человек, понимающий толк в текиле, ни за что не станет заедать ее лаймом -- сказал Роберт, причмокивая. -- Кислота лайма заглушает все вкусовые рецепторы. - Почему тогда миллионы пьют ее именно таким способом - Потому что мы живем в тумане заблуждений и странных традиций. По легенде этот способ был придуман врачами, когда в Мексике разбушевалась эпидемия гриппа. Из-за малого количества антибиотиков врачи прописывали текилу с солью и лаймом. Так эпидемию удалось остановить. Хотя может быть все это просто выдумка пиарщиков. Официантка принесла мой заказ: блины с семгой. - Расскажи, мне лучше про свою личную жизнь - Мы с ней поссорились, - проговорил я, принимаясь за еду. - Ну, а мириться, вы, собираетесь - А ты знаешь, из-за чего мы с ней поссорились Я перевел взгляд на своего приятеля. Мне захотелось добавить: "Точнее из-за кого, знаешь, ты, или нет!" - Марго что-то говорила мне, - он откинулся назад, - из-за какого-то пустяка, так ведь - Скажи мне, если бы у вас с Маргаритой что-то было, ты бы сказал мне - Что-то было -- переспросил он, не веря, что я задаю подобные вопросы. - Ну, конечно, сказал бы. Да к чему ты клонишь! Давай начистоту! Спрашивай! Роберт, ты спал с ней! Нет. А может, ты, пытался затащить ее в постель Нет, не пытался. Что еще ты хочешь узнать - Только это, - сказал я, не сводя с него пристального взгляда, - а чего ты так разволновался - Я разволновался -- тихо переспросил Роберт, приложив руку к груди. -- Да я само спокойствие. - Это отрицание -- защитный механизм. Значит, я попал в точку. Так ведь Фрейд писал - Я не помню, как он писал! -- отмахнулся мой приятель. - Сопротивление, - я продолжал безжалостно интерпретировать его реплики. - Я просто решил прояснить ситуацию, чтобы между нами не было недомолвок! - Рационализация. - Хорошо, пусть будет рационализация. - Готов согласиться со мной, лишь бы я отстал. Очередное сопротивление. - Ладно, ты как хочешь, а мне пора домой. - Ты, вероятно, хотел сказать, что нам пора кончать с Фрейдом - Я хотел сказать, иди ты, знаешь куда! - Снова сопротивление! Глава одиннадцатая И я увидел новое небо и новую землю... Выйдя из метро, я без труда нашел сектантскую "мекку". Постмодерновое здание, видимо, построенное не так давно, было огорожено железным забором. Я открыл скрипучую калитку, прошел мимо домика сторожа, десятка припаркованных машин и спросил у охранника, рыжебородого здоровяка, стоявшего при входе, куда двигаться дальше. Внутри было чисто и красиво, светло-бежевые тона, широкие окна, стеклянные двери, современный дизайн. Спускаясь по ступенькам в полутемный подвал, я слышал, как сотрясают воздух басы, слышал крики ди-джея, все именно так, как и бывает на обыкновенной дискотеке. Идя на звук, через минуту я убедился, что и по виду это место ничем не отличается от хорошего ночного клуба. Голубая подсветка сверху и снизу создавала иллюзию небесного света. Танцзал был переполнен, я прошел мимо уютных диванчиков, стоявших по бокам и сел за барную стойку. - Можно кофе с коньяком, -- попросил я парнишку-бармена. - Коньяка у нас нет, - сказал он, ставя на стойку чей-то заказ - стакан сока. - Тогда просто кофе, - сказал я. Он кивнул. Ожидая свой заказ, я прислушался к музыке. Приятный мужской голос под зажигательную мелодию пел о том, что он желает всем рассказать об Иисусе Христе. Неожиданно песня стихла и на небольшой сцене, расположенной рядом с микшерным пультом, возникла девушка симпатичная ровно настолько, насколько бывают симпатичными девушки ее возраста. На вид ей было лет семнадцать. Приглядевшись, я узнал в ней ту наивную крошку, которая пела по телевизору несколько дней назад. - Как настроение, друзья -- спросила она в микрофон. Голос ее мне тоже показался знакомым. - Это Аня -- спросил я бармена. Он кивнул. - Она, что здесь главная Он кивнул дважды. - Скажите, если церковь оплатит нам билеты в кино, на какой фильм пойдем На "Гарри Поттера" или "Пилу" Мнения разделились. Одни выкрикивали название первого фильма, другие -- второго. - Ваш заказ, - сказал бармен, ставя передо мной чашку с кофе из машины-эспрессо. - Ты бы на какой фильм пошел, - спросил я бармена. Он пожал плечами. - Итак, кто за то, чтобы пойти на "Гарри Поттера" Амы посмотрела на поднятые руки. - А кто хочет посмотреть "Крушащие бензопилы" Ясно. Хотите, я немного расскажу вам об этих блокбастерах В первом фильме главный герой занимается колдовством, а как мы знаем, Библия говорит, что это мерзость пред Господом. Не бывает добрых или белых волшебников. Любой человек, занимающийся магией, вступает в общение с нечистыми духами. Сюда же относится и гадание всех видов. Мы можем молиться и получать откровения через библию, без кабалы, "Таро", или кофейных гущей. Второе кино -- кровавый триллер, не пройдет бесследно для вашей психики. Многие страхи и кошмары появляются после подобных произведений. Точно так же, как язва желудка может возникнуть от обилия острой пищи. В "Первом послании к коринфянам" (10-й главе, 23-м стихе) написано: "Все мне позволительно, но не все полезно, все мне позволительно, но не все назидает". Я медленно пил кофе и слушал проповедь Амы. В зале царила тишина, никто не двигался с места. Несколько минут она повествовала о Боге и смысле жизни, и я удивлялся, как просто и понятно она говорит о совсем непростых вещах. Это было похоже на впечатление, производимое японской кухней, когда ешь и не понимаешь из чего приготовлено. Говоря, она вдруг останавливалась и смотрела как бы сквозь пространство, в самую суть бытия, в мир идей. - Все нам позволительно. Мы можем посещать городские дискотеки, если хотим. Недавно я, кстати, пошла в один ночной клуб со своими однокурсниками. И, вы знаете, я была шокирована увиденным. Дело в том, что я воспитывалась в "парниковых условиях". У меня были верующие родители, я проводила много времени в церкви, училась в христианской школе. Я не представляла, как живет молодежь за стенами моего уютного мирка. Там, где я оказалась невозможно было дышать из-за плотного никотинового смока. Кругом пьяные, неприлично ведущие себя молодые люди. Один парень отталкивающего вида открыто продавал наркотики. И я видела, как люди покупают их. И когда он подошел ко мне и предложил попробовать какую-то гадость, я почувствовала сильную ненависть. Но не к нему, а к тому, кто был в нем. Его самого как человека, как Божье творение, мне хотелось обнять. Я знала, что он тоже нуждается в спасении. Я знала слова, которые могли бы изменить его жизнь, но не могла произнести их. Я была в сильном раздражении. Я ненавидела дьявола, который губит эту молодежь. Я поняла, что мы не должны молчать, не должны отсиживаться дома, мы обязаны идти в эти клубы и проповедовать через музыку, через язык, который им понятен. Когда она закончила, послышались аплодисменты. Я тоже аплодировал удивленный, очарованный. Сразу после института я попал в молодежный социальный центр. Работал там с подростками из неблагополучных семей. Внешне они ничем не отличались от той же Амы. Я вел тренинги, говорил о вреде наркотиков, об опасности СПИДА. Но все равно регулярно кто-то из них напивался, глотал тарен. Иной раз несколько человек являлись на тренинг нетрезвыми. Одну из участниц этих возлияний как-то даже пришлось тащить на себе домой и после звонка в дверь оправдываться перед ее родителями. Дошло до того, что одна нимфетка начала ко мне приставать после тренинга, и я едва не сдался. Одним словом, всех представителей молодежи я считал довольно ограниченными людьми. Вновь заиграла музыка, замерцал свет, активизировался ди-джей, и дэнс-пол пришел в движение. Амы продефилировала в другой конец зала. Я обогнул барную стойку и занял позицию, позволяющую мне не терять ее из поля зрения. Набрав номер, я услышал голос Амы: - Алло. - Отличная проповедь! У тебя талант! - Да Спасибо. А кто это - Твой личный психолог. - Так, вы пришли Вы уже здесь - Да. Хотя, надо признаться, я староват для подобных вечеринок. - А где вы Я вас не вижу, - она стала вертеть головой. - Подойди к барной стойке. Ты узнаешь меня по следующим приметам: серый плащ, смокинг, шляпа, в левой руке журнал "Огонек". Все поняла Она встала и, улыбаясь, направилась в сторону бара. Заиграла медленная мелодия, я убрал телефон и подошел к Амы. Глаза ее блестели. Мне показалось, что вся она сияет, лучится каким-то нездешним светом. - Здравствуйте! - Привет. - Значит, это вы. - Говори мне "ты", - попросил я. - Хорошо. - Ваш DJ, я смотрю, все-таки нашелся. - Да, у него сломался телефон, он позвонил мне с другого. - У него хороший музыкальный вкус. Я кивнул в сторону микшерного пульта. - Да, без него не обходится ни одной вечеринки. - Можно тебя пригласить, - спросил я, беря ее за руку и уже ведя в центр, где медленно покачивалось несколько парочек. - Я представляла вас совсем другим, - сказала она, кладя руку мне на плечо. - Говори мне "ты", - снова попросил я. - Да-да, я просто еще не привыкла. - Мне понравилось, как ты говорила, даже не ожидал. Думал, что все про всех знаю. - Конечно, вы же психолог, то есть ты, - быстро поправилась она. От нее веяло чем-то по-весеннему свежим. Танцуя с Амы в медленных огнях, я вдруг ощутил небывалое спокойствие. Будто раньше куда-то бежал, и теперь, наконец, остановился. - Ты давно этим занимаешься -- спросил я. - Проповедую для молодежи Чуть больше года. Как только здесь организовали клуб. - А что тебя побудило начать - Желание моего папы. Он пастор этой церкви. - Значит, я танцую с дочерью пастора Для меня это большая честь. Амы улыбнулась. - Ты, кажется, хотела о чем-то поговорить, - напомнил я, слегка прижимая ее к себе. - Да, но не сегодня... Тут я заметил, как она быстро глянула в сторону, и проследил за ее взглядом. Скрестив на груди огромные ручищи, на нас пялился здоровенный детина. На вид ему было лет двадцать пять, короткая стрижка, темный суровый взгляд, спортивный стиль. - Он что твой приятель -- спросил я. - Мой молодой человек, - сказала Амы. Я был шокирован. Эта тонкая девочка, гуляет с таким боровом. Что она в нем нашла - Извини, - вдруг сказала она, - мне нужно идти. Мы еще поболтаем с тобой. Я очень рада, что ты пришел. У меня есть номер твоего мобильного. Я позвоню. Я специально слегка задержал ее пальцы, не отпуская сразу к нему. Руки у Амы были податливыми и мягкими, даже слегка наивными. Их можно было увлечь за собой на медленный танец, держать в ладонях, можно было положить себе на плечи, ее руки хотелось целовать: пальцы, кисти, запястья, предплечья... Медленную композицию сменил очередной танцевальный хит. "Без конца буду петь, что спасена душа. Протанцую сотни миль из-за Твоей любви". Замелькали аппетитные крошки. Внешне они ничем не отличались от гламурных тусовщиц из городских ночных клубов. Идя сюда, я, почему-то воображал себе сборище ботаников, плохо одетых, в очках, с физическими недостатками. Тут мимо меня прошла девушка, как две капли воды похожая на дочь бизнесмена. Она была одета в потертые джинсы и стильную тунику, темные шелковистые волосы собраны сзади в хвост. Двигалась она не спеша, волнующе покачивая бердами, неся свое тело так, будто оно стоило миллион. Я смотрел, как она устраивается за барной стойкой, о чем-то просит бармена и понимал, что после обаяния Амы, классическая сексуальность этой девушки уже не так будоражит. Я сел рядом с ней. - А курить здесь можно -- спросил я бармена. - Нет, здесь не курят. - Странно, - сказал я, крутя в руках пачку сигарет, - тут у вас, вроде, приличное заведение, красивые люди, и что никто из них не курит, не пьет - Только безалкогольные напитки, - сказал бармен, ставя перед девушкой чашку с зеленым чаем. - Странно, в их возрасте я и все мои ровесники только этим и занимались. Конечно, я слегка сгустил краски. Не все. - А знаете, что мне кажется, - я слегка придвинулся к бармену, как бы давая понять, что открою некую тайну, - возможно, многие из них просто терпят, и как только вечеринка заканчивается, несутся дымить на улицу, запивая все это дело обыкновенной водкой. Я заметил, что дочь бизнесмена слегка улыбнулась, услышав мои слова. Улыбка также оказалась сверкающе обворожительной. - И, вы, тоже не курите -- обратился я к ней. - Раньше курила, - сказала она. - Неужели бросили - Пока продержалась пару недель. Говорила она так, будто каждое ее слово тоже стоило не меньше миллиона. - Две недели и ни одной сигареты! - Ни одной, - сказала она шутливо-категоричным тоном. - Примите мои поздравления. Я протянул ей руку. Она с улыбкой пожала ее. При ближайшем рассмотрении она уже не казалась мне записной красавицей, а просто девушкой, умеющей себя подать. Что-то в ее взгляде выдавало пережитое страдание и хроническую усталость. А красивой женщине надлежит излучать свежесть. Настоящая леди, по моему мнению, должна быть, как Вера Павловна. Проснуться, позавтракать, полежать, попить чайку, поговорить с любименьким, снова прилечь, почитать, вздремнуть часок. И так весь день. - Дмитрий, - представился я. - Оксана, - сказала она. Значит, я не ошибся. - Друзья меня называют Окси. - Необычное местечко, надо отметить. Она снова улыбнулась: - Вы, вероятно, здесь впервые - Да, - кивнул я. - Первый день и уже кадрите дочь пастора. Вы шустрый молодой человек, Дмитрий. Многие ребята не знают, как к ней подступиться. - Наверно, их смущает ее телохранитель. Она рассмеялась. - А вас не смущает - Нет, у меня уже есть девушка, - сказал я. - Ну и что Хотите сказать, что Аня не в вашем вкусе Я с удивлением посмотрел на нее. - Вы задаете странные вопросы, дорогая. - Просто, входя сюда, я увидела, как вы с ней танцуете, и как вы на нее смотрите. - И как же я на нее смотрю - Как на чудо. Мы все смотрим на Аню, как на чудо. От нее исходит сияние. Вы ведь тоже это почувствовали - Почувствовал, - признался я. - Ладно, Дмитрий, рада была с вами познакомиться. - Я тоже. Более того, я хотел бы продолжить наше знакомство. - А как же девушка -- деланно удивилась она. - Вы меня не так поняли, - стал оправдываться я, - мне просто нужен человек, который введет меня в курс дела, поможет влиться в эту церковь, приобщиться к Богу. - Я сама здесь совсем недавно, - сказала Оксана, поднимаясь со стула, - но, конечно, я сделаю все, что в моих силах. Можете на меня рассчитывать. - А когда мы еще сможем встретиться - Даже не знаю. Приходите в это воскресенье на проповедь. Глава двенадцатая Пена крови Дома я оказался лишь во втором часу ночи. Троллейбусы уже не ходили, и в течение двадцати минут мне пришлось топать пешком. Войдя в прихожую, я уловил сладковатый запах Марго. Подумал, что, видимо, начинаю скучать по ней и переживать обонятельные галлюцинации, но в следующее мгновение увидел силуэт, возникший у окна в комнате. Сработал эффект неожиданности, и пару секунд я стоял в легком оцепенении. Потом в голове промелькнула мысль, что у Марго остался ключ от моей квартиры, и, бросив сумку на тумбу в прихожей, я не спеша вошел в комнату и нажал включатель. Маргарита стояла у окна, слегка щурясь на яркий свет. - Привет, - сказал я. - Привет, - сказала она. - Как делишки -- спросил я. - Лучше всех, - ответила она. - Я хотела забрать кое-какие вещи, и не нашла их, решила дождаться тебя. Я не думала, что ты будешь так поздно. - Честно говоря, я тоже не думал, - признался я. - Хорошо провел время -- спросила она с напускным безразличием. - Да, - сказал я, наблюдая за выражением ее лица. - Наверно, был не один - Вероятнее всего. Марго была чужой и далекой. Я же ощущал себя пауком, поймавшим жертву. Вот она в моей ловушке и никуда уже не денется, пришла первая, не выдержав без меня, а значит, я победил! Конечно, она выглядела, как девушка с обложки, и мне хотелось подойти к ней, прикоснуться, расколдовать ее, чтобы она стала прежней, и мне не нужно было бы бояться, что она уйдет, оставив меня одного посреди ночи. - Я вызову такси, -- сказала она, наконец, после тягостной минуты молчания и направилась к радиотелефону. - Вызывай, - сказал я, откидываясь на спинку дивана и демонстрируя полное безразличие. Марго взяла трубку, постояла секунды две, потом положила ее и, не глядя на меня, пошла к входной двери. Тут я вскочил, и, опередив ее, заслонил собой проход. Она зло посмотрела на меня. - Пусти! -- глаза ее стали темными. - Нет, - сказал я спокойно. - Я у тебя не останусь ни минуты! В голосе звенела сталь. - Думаешь, я не чувствую, как от тебя пахнет женскими духами! Мне все равно с кем ты был! Я хочу уйти! Отойди!!! - Я просто танцевал с одной девчонкой, - сказал я, - больше у меня с ней ничего не было. Правда. - Да мне все равно, чем вы там занимались, я просто хочу уйти, ты, не слышишь! Дай мне уйти, отойди! Ты меня достал, ты не понимаешь этого! Гнев в ее глазах сменился слезами. Она отошла, закрыв лицо руками, села на тумбу, и заплакала. Плечи ее тряслись, она всхлипывала, сквозь тонкие пальцы, кольца, проступали слезы и падали на колени. Я подошел, сел рядом с ней, провел рукой по ее волосам, думая, что она оттолкнет меня. Но она этого не сделала. - Я тебя ненавижу, - сказала она тихо и совершенно беззлобно, так будто ее ненависть - чистая формальность, просто констатация факта. Я стал утешать ее, говорить то, что она хотела услышать. Объятья были нежными, примирение - мгновенным. Дыша рядом с Марго, я вдруг подумал, что и расставание и горечь ссоры стоят этого острого волнения в полутьме. И этот ночной жар то ли новых, то ли прежних отношений, превращает бурлящую кровь в ярость пены, в слепящую внезапность молнии, в океан... Глава двенадцатая Целый день проведем мы сегодня вместе Утром мы валялись в постели, коротая время за поцелуями и разговорами ни о чем. - Так чем сегодня займемся Обнаженная Марго ложится на меня, упираясь локтями мне в грудь. Солнечный свет, сверкает на ее гладкой матовой коже, навевает строки Кузмина: - Целый день проведем мы сегодня вместе, трудно верить такой радостной вести, вместе будет ездить ходить друг за другом следом, вы в своей голландской шляпе с пледом, вместе визиты на улицах грязно, так любовно, так пленительно буржуазно... Вместе по мокрому от талого снега Невскому. Мимо бутиков и ресторанов, влюбленных парочек и обывателей с грустными лицами. Над золотыми куполами Казанского Собора нависает серое небо. Между невысокими старыми домами центра и голыми деревьями пролегает легкая паутина тумана и мороси. Такая погода -- аванс питерской весны. Вечное возвращение мартовской акварели. С ее лужами, островками талого снега и крикливыми воронами, кружащими в теплом свежем воздухе. Марго тянет меня в собор Петра и Павла, за руку, мимо тихой вахтерши по сумеречной лестнице на второй этаж. Стоя у круглых окон с видом на Невский проспект, она целует меня: - Я забыла поблагодарить тебя за цветок. - Цветок - Вчера утром я получила белую розу и записку со стихами. - Дорогая, это был не я. - Не ты - Нет. - Ты всегда цитируешь разных поэтов, я была уверена, что это ты. - Похоже, у тебя появился тайный воздыхатель. Я крепче прижал ее к себе, и в этот момент за окнами, взлетая, прошелестели крыльями несколько десятков голубей. Колеблющееся эхо задрожало в огромном зале, удивило, почти напугало нас своей силой и неожиданностью. - А что там с дочерью бизнесмена - спрашивает Марго, садясь на синюю лавку, привинченную к полу. Во времена СССР собор был переделан в бассейн. - Я как раз вчера видел ее, - сказал я, устраиваясь рядом с Маргаритой. - Так это с ней ты был вчера По лицу Марго читалось, что ей неприятно вспоминать о вчерашнем. - Не все ли равно Ты же понимаешь, что я не развлекался, а выполнял задание партии. - Понимаю. И что она Плотно зазомбирована - Этого я пока не понял. Но она производит впечатление вполне адекватного человека. - Даже так - Ты, кстати, можешь с ней познакомиться в ближайшее воскресенье. - Она красивая Марго заглянула мне в лицо. - Увидишь. - Тебе она понравилась - Не то слово. Я влюбился, как школьник. Наблюдая за лицами проходящих мимо мужчин, мы пьем мокко в кофейне у набережной канала Грибоедова. Сквозь окно во всю стену хорошо видно, как спешащие по своим делам мужики пялятся на ноги Марго. Она сидит в мини-юбке на высоком стуле, положив ногу на ногу. Сидит к ним лицом, как маникен в витрине и ухмыляется: - Теперь ты понимаешь, как тебе повезло с девушкой - Знаешь, дорогая, я хочу тебе кое в чем признаться. Я делаю театральную паузу. - Мне очень нравятся красивые женщины. - Правда -- Смеется Марго. - Да, и знаешь, чего я больше всего боюсь Я говорю все это с серьезным лицом, но полушутливым тоном. - Красивых женщин -- удивляется Марго, не переставая улыбаться. - Я думаю, что одна из них меня погубит. Маргарита снова смеется. - Ты не замечала, что почти все произведения исскуства говорят об одном: "Любовь -- это единственная вещь, имеющая смысл в этом бессмысленном мире". - Замечала, - из голоса Марго не пропадает ирония. - Помню, как подростком я мечтал о красивых женщинах, готов был едва ли не молиться на этих идолов. - А теперь - Теперь мечта сбылась, но меня пугает мысль о красоте. Красота, действительно, страшная сила, в этом я согласен с Федором Михайловичем. Но если красота души, спасает мир, то телесная - его губит. - Бедненький, мой, дай я тебя поцелую! - Ты согласна со мной - Не совсем. - Что значит "не совсем" - Ты читал Петрарку Он считал, что мир губит красота развращенного человека. А такие симпатяги, как мы с тобой приносим одну только пользу. - Ты так думаешь - Конечно. Питер никогда не будет таким красивым без красивых женщин. Представь, что по городу бродят только они, красиво тебе будет тогда Марго кивает на мужиков за стеклом. Кто-то из них украдкой косится на ее обнаженные конечности, кто-то откровенно любуется. Проходя мимо кафе, некоторые из них даже не успевают взглянуть на лицо Марго, только ее ноги. Заинтригованный этим зрелищем, я сам выбираюсь на проспект и прохожу мимо широкого окна кофейни - Марго действительно впечатляет. При виде меня, она на время слегка разводит бедра в сторону. Тогда я касаюсь рукой стекла, отделяющего от меня ее лоно, и вдруг понимаю, что и сам не смотрю на ее лицо. Перед тем, как поднять глаза, я замечаю, что мы привлекаем внимание посетителей кафе. Мы гуляли по центру до вечера, потом забрели в "Хижину", на двери которой было написано: "Не только чай". И повалившись на диван, мы заказали помимо холодного зеленого чая, ужин и кальян. Наевшись, мы пускали дым в потолок, пили джин с зеленым чаем, болтали, смеялись. Тут мне вспомнились слова: "В широкое окно лился свободно голубоватый леденящий свет". И закуривая, я повторял их, думая о ногах Марго. Стоит только задуматься о ее сексуальности, и ты как бы выныриваешь из омута: кости, обтянутые мясом и кожей, жировые складки, филейные части, железы, ороговевшие слои, слизистые. Но когда она сидит рядом, и ты пьянеешь от аромата ее духов, и она прижимается к тебе, анатомический атлас мгновенно разлетается в куски и воды вновь смыкаются над твоей головой. Посетителей в "Хижине" становилось все меньше и меньше. - Дорогая, ты спишь - Поехали домой, Румянцев, - промурлыкала она, не открывая глаз. - Сейчас поедем. Волосы Марго слегка щекотали мне ухо, дыхание ее становилось размеренным. Я тоже закрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Никотин и джин, смешавшись с кровью, растекались по всему телу, обволакивали мозг. Еще несколько мгновений этой безмятежности, думал я, и мы поймаем машину, приедем домой и, может быть я... Делаю кофе отцу, он пьяный сидит на кухне. Раскрасневшееся лицо, влажные глаза с добрым и в то же время пугающим взглядом. Растворимый кофе готов. - Спасибо, - говорит он, насыпая мне в ладонь горсть жвачек с рынка. Мне девять лет, я счастлив. Проснувшись, я посмотрел на часы -- половина шестого утра. Столики были пусты, в пепельнице на барной стойке дымился окурок. К нам подошла молодая официантка. - Доброе утро, - сказала она. - Да, мы уже уходим, - сказал я, тормоша Марго. - М-м-м... Сонная Маргарита потерлась лицом о мое плечо. - Можете не торопиться, - сказала официантка с улыбкой, - это за счет заведения. Она поставила на стол две чашки с дымящимся кофе. - Спасибо, - сказал я, удивляясь подобной щедрости. Позавтракав кофе и сигаретами, мы вышли на улицу. Город просыпался, утренним речным воздухом хотелось дышать и дышать. Кое-где уже шныряли бомжи в поисках тары. В метро мы расстались. Я поехал на работу, а Марго домой - спать. Глава тринадцатая Какой-то психоз Мягкое кресло на телефоне доверия располагало ко сну. Я устроился поудобнее и закрыл глаза. Звонок! Как некстати. - Телефон доверия слушает, - отрапортовал я, хотя слушать мне сейчас никого не хотелось. - Здравствуйте, - сказал Эдуард. Это был наш постоянный клиент, тридцатилетний шизофреник. - А мы вчера соизволили нажраться, извините за выражение. В голосе его слышалось нечто среднее между аристократической деликатностью и гомосексуальным кокетством. - Мы тоже, Эдуард, вчера немного соизволили, - зевнул я. Никак не отреагировав на мое высказывание, он начал повествовать о том, как получив денежное пособие, почти все пропил в тот же день. - Я хочу, чтобы меня забрали в больницу. - Зачем - А у меня там все друзья остались. Я в Кащенко уже всех знаю, ко всем привык. Приду завтра в регистратуру и скажу: "Или берите меня обратно, или я вам тут сейчас весь первый этаж разнесу". Его истории меня всегда забавляли. Он никогда не был навязчивым и однообразным, чем выигрышно отличается от многих других "постоянных" абонентов. Обычно мне нравилось выслушивать его демагогии (в формате "лимит-тайм", конечно), но теперь они действовали на меня, как снотворное. И поэтому, закрыв глаза, я стал выдавать в трубку полуавтоматические профессиональные междометия: "Ага", "Да", "Да-да-да", "М-м". - Вы меня не слушаете, - обиделся Эдуард. Не открывая глаз, я поспешил уверить его в обратном и продолжил скользить вниз по тоннелю предсознательного. Эдуард еще несколько минут эмоционально критиковал российскую политику, петербургскую психиатрию и голливудский кинематограф. Обрывки его фраз, как фотовспышки возникали на задворках моего сознания. Наконец, он поблагодарил меня, за то, что я его выслушал и повесил трубку. Новый звонок! Теперь уже по мобильному. - Линия доверия, здравствуйте... - Ой, я наверно, не туда попала, - говорит Амы. - Ну почему же не туда, - спохватываюсь я, сразу же проснувшись. - Дмитрий, это вы - Говори мне "ты", - напоминаю я. - Да, я забыла, извини. - Ничего, не страшно. - Вы сейчас на работе То есть, ты, - поправляется она. - Да. - Я, наверно, тебя отвлекаю - Нет. Небольшая пауза. - Я хотела спросить, ты был когда-нибудь в Степана Скворцова - В психбольнице -- удивляюсь я. - Да, - произносит она нерешительно. - Был на практике пару лет назад. А зачем тебе - Туда положили недавно мою подругу. Я хотела ее навестить сегодня. Просто я там никогда не была. И мне не хотелось бы идти одной. - Думаю, что я мог бы составить тебе компанию. Я освобожусь в три часа. В четыре мы можем встретиться на выходе из метро "Удельная". - Договорились. Спасибо. - До встречи. Сон сняло как рукой, и остававшиеся пять часов работы я провел в легком волнении, предвкушая встречу с Амы. Волнение значительно усилилось, когда я, стоя на выходе с эскалатора, ожидал ее появления. Посмотрев на часы, я решил, что у меня есть пара минут на сигарету, чтобы успокоиться. На свежем воздухе никотиновый дым казался особенно приятным. - Привет! Я обернулся и увидел улыбающуюся Амы. Одета она была по-весеннему: легкая куртка, юбка до колен, элегантные сапоги, легкий шарф и берет. На лице минимум косметики. - Приветик, как делишки - Нормально. Давно меня ждешь - Нет. Я выбросил сигарету в урну. - Ну, что идем Мы стали лавировать между лужами и грязью. Местечко было периферийным: дешевый кавказский рынок, железнодорожное полотно, громыхающие вагоны, шлагбаумы, "газели". На горизонте темнел больничный городок Степана Скворцова. - А с каким диагнозом лежит твоя подруга Мне показалось, что мы идем слишком быстро и, задавая этот вопрос, я слегка замедлил шаг. - Ой, я не разбираюсь в этом. Кажется, какой-то психоз -- нахмурилась Амы. Хорошая формулировочка, подумал я. Приходишь так к врачу на прием, спрашиваешь: "Что со мной, доктор" Тот чешет свою лысину: "Какой-то психоз, голубчик". - Так, а что с ней стряслось - Ее сестра сказала, что она пришла два дня назад домой пьяная, потом ей стало плохо, и они вызвали скорую. Как-то так. Я не вдавалась в подробности. Узнала, как и когда можно ее навестить. Правда, муж сестры перехватил телефонную трубку и запретил мне приезжать. - С чего это - Сама не знаю. - Они тоже посещают вашу.. Я хотел сказать "секту", но исправился на "организацию". - Нашу церковь Нет, только Джексон. - Джексон - Ее зовут Женя, для нас -- Джексон. Мы прошли через пропускной пункт. С трудом отыскали нужное отделение -- угрюмую трехэтажку, поднялись по пыльной лестнице. Время посещений уже началось. У входа нас встретила женщина-врач, мы сказали к кому пришли, она посмотрела в сумку с продуктами -- все в порядке, можно вручить больной. - Как ее состояние -- поинтересовался я. - А кем вы ей приходитесь -- поинтересовалась женщина-врач в ответ. - Я ее друг. - Жене уже лучше. Состояние стабилизировалось. - Можно узнать, какой ей поставили диагноз - Эту информацию могут получить только родственники пациентки, - сказала она и посмотрела на женщину, идущую за нами. В залитом солнечным светом зале для посещений было полно народу. Все сидели за квадратными столиками разговаривали, многие больные налегали на принесенную еду. - Джексон!!! Привет! Амы кинулась к миловидной девушке одиноко сидящей за столиком. Та удивленно взглянула на нее, и секунду спустя, расплылась в немой улыбке. - Я так рада тебя видеть! Как ты Мы подсели к больной. - Это Дмитрий, психолог, - представила меня Амы. Джексон безразлично скользнула по мне взглядом. - Эти психологи, по правде говоря, меня уже задрали. - Нет, Джексон, он хороший! Амы погладила меня по предплечью. - Да, я вижу, симпатичный, - согласилась Джексон, убирая за ухо прядку рыжих нечесаных волос, - а ты, что бросила Санябу - Не-е-ет, - Амы сразу стала серьезной. - А я бы на твоем месте не стала упускать шанс, - проговорила Джексон в полголоса и заговорщически улыбнулась. Я заметил, что Амы слегка покраснела. - Да, шучу я, Ань, не парься! - Джексон, я по тебе скучала! Амы сияла от счастья. Глядя на нее становилось совестно, что я не испытываю подобных эмоций. - Ты такая спокойная стала, такая тихая. - Меня здесь всю обкололи. - Обкололи! Амы испуганно посмотрела сначала на Джексон, потом на меня. - Седативные. Успокоительные, - пояснил я, скрестив руки на груди, - ничего страшного. - А что с тобой произошло - Да, нажралась я в одной тусе, - махнула рукой Джексон, - приехала домой, расплакалась по пьяни, сестра стала меня успокаивать. Ну, мы с ней тоже выпили, и ночью мне стало плохо, вызвали скорую. И вот я теперь колбашусь здесь. Я не верил ей. История была либо выдумана, либо рассказана с купюрами. Если бы все было так, как она говорит, то лежать ей сейчас не здесь, а в отделении реанимации с абстинентным синдромом. Тут к нашему квадратному столику подошли двое. Мужчина лет тридцати и девушка немного помладше. - Я же сказал, тебе, не приходить сюда! Ты что не понимаешь по-русски -- закричал он на Амы. Она молча посмотрела на него. - Нельзя ли поспокойнее, милейший, - сказал я, поднимаясь со стула. Мужик гневно взглянул на меня. - А ты кто такой! Тоже из их секты! Хотите, чтобы я вас обоих вышвырнул отсюда! Он был выше меня и шире в плечах. Я почувствовал, как по коже прошел озноб страха и посмотрел, не идет ли охрана или здоровяки-санитары Но никого не было. Выручила трель моего мобильного. Я достал телефон и отошел в сторону. - Ты где -- это была Марго. - В Степана Скворцова. - Где - В психушке. Потом объясню. - Роберт предлагает нам пойти вечером на презентацию новой книги Алексея Кондратьева. - Роберту не терпится кого-нибудь унизить - Да, он хочет задать Кондратьеву пару вопросов. - Ты не думаешь, что это определенный комплекс Может Роберту пора на супервизию - Да ладно! Где твое чувство юмора Короче, ты идешь или нет - Конечно, иду. Надо посмотреть, как Кондратьев сядет в лужу. Мы договорились о месте встречи. Я посмотрел на часы. Пора было собираться. Хороший предлог уйти от озверевшего родственничка. С какой стати, мне лезть в это дело! - Ну, что нам уже пора, - сказал я Амы. Она кивнула. Сидя за столом пока меня не было, дочь пастора не проронила ни слова. Сестра, что-то тихо говорила Джексон, кормила ее с ложечки варениками. Муж сестры стоял рядом то и дело, кидая злобные взгляды на нас с Амы. - Поправляйся, Джексон, я буду за тебя молиться, - сказала Амы, поднимаясь из-за стола. Когда мы возвращались к метро, она положила мне руку на плечо. - Ты хороший человек, - сказала Амы, - я очень благодарна тебе, что ты сходил со мной к Джексон. - Да, мы, психологи -- настоящие альтруисты, - сказал я, - всегда рады помочь. - А чем вы занимаетесь в свободное время - Анализируем друг друга, чем же еще Я шучу. - Завтра будет христианский рок-фестиваль, хочешь сходить - Боюсь, что я уже староват для подобных мероприятий. - Перестань! -- засмеялась Амы. -- Не такой уж ты и старенький. Смех у нее был совсем как у ребенка. - Ты ведь будешь там не одна Я посмотрел на дочь пастора. - Для вас, дедушка, я найду время. Глава четырнадцатая Основные правила Фрейда Первую книгу Кондратьева я увидел несколько лет назад. На телефон доверия зашла моя бывшая клиентка и, протянув небольшой томик, сказала, что эта книга ей очень помогла. Отказываться от подарка было неудобно. Пролистав сочинение, я увидел то, что и ожидал: прописные психологические истины, давно известные любому начинающему консультанту. Через год Кондратьев возник на питерском телеканале. Он консультировал клиентов, давал советы. О Кондратьеве заговорили, книги его пошли, как горячие пирожки. Иронизировать по поводу его шоу стало правилом хорошего тона среди коллег. Когда в Питере открылась клиника Алексея Кондратьева, многие клиенты спрашивали, стоит ли идти к нему лечиться Я, конечно, говорил, что не стоит. Сегодня полюбоваться психологом-шоуменом собралось много народу. Презентация проходила в сетевом книжном супермаркете. Наша троица начала героически протискиваться к небольшой сцене. Появившийся Кондратьев, благосклонно принял бурные аплодисменты и принялся пиарить в микрофон свой новый опус. Выглядел он моложаво, подчеркнуто стильно и дорого, одним словом -- ЯППИ. Услышав название представляемого сочинения, я невольно округлил глаза -- "Основные правила Фрейда". Последнее время я слишком часто сталкиваюсь с именем венского старикашки. - В этой книге я хотел выделить основные места в богатом наследии отца психоанализа. Показать читателям нового Фрейда. Обладатели данной книги, смогут заняться самоанализом по методике Фрейда, научиться толковать свои сны. Помимо всего прочего, вы узнаете об интересных и малоизвестных эпизодах из жизни Фрейда. Например, о том, как красиво он ухаживал за своей будущей женой, или как однажды едва не стал зависимым от кокаина. Когда пришло время задавать вопросы, Роберт важно поднялся и произнес: - Скажите, пожалуйста, являетесь ли вы дипломированным психоаналитиком - Да, - кивнул Кондратьев. Я понял, что Роберт ожидал отрицательного ответа и, вероятно, хотел выставить Кондратьева как выскочку-дилетанта. - А кто ваш психоаналитик -- продолжал интересоваться мой друг. Кондратьев назвал имя одного из ведущих французских специалистов. Роберт не ожидал и этого. Мы читали в одном интервью, что Кондратьев окончил военно-медицинскую академию по специальности психотерапевт, и несколько лет работал в институте Бехтерева. О дальнейшей его судьбе, мы ничего не знали. - Но если я не ошибаюсь, в предыдущей книге, вы описывали актуальность гештальт-терапии. Что это, измена психоанализу! - Я закончил гештальт институт, и считаю себя вправе писать популярные книги об этом направлении. Вообще, я склонен анализировать различные психологические подходы, вычленяя самое, на мой взгляд, ценное и преподнося это читателям в адаптированном виде. - А вы не считаете, что беготня по институтам признак того, что вы не можете определиться и состояться в одном направлении - Пожалуй, нет, - задумался Кондратьев. -- Видите ли, для меня узки рамки одного направления. Я заметил, что каждая психологическая школа открывает определенную грань человека. Отдельно взятые гештальтпсихология или психоанализ не в состоянии объяснить личность. А заглянуть в бездну души так интересно! Сколько писателей, философов, мистиков, пытались раскрыть тайну человека! И мы до сих пор не имеем окончательного ответа. - И вы надеетесь, что у вас он появится -- тут уже в разговор вступила Марго. - Даже и не надеюсь, - улыбнулся Кондратьев. Я заметил, что при виде моей подруги глаза у него заблестели. - Мне кажется, вы сейчас немного лукавите, - сказала Марго. -- Разве стремление изучать психологию в разных направлениях не имеет цели разгадать эту тайну - Не совсем. -- На смазливом личике психолога-шоумена возникло выражение великого мыслителя. И надо признаться, в эту минуту он был просто неотразим. - Позвольте спросить, знаете ли вы, в чем тайна Божественной Троицы - Божественной Троицы -- переспросила Марго. - Тайна сия велика! - встрял Роберт. - Другими словами, - подхватил Кондратьев, - это тайна, которую невозможно разгадать. Тайна с прописной буквы. В библии же мы видим, что человек сотворен "по образу и подобию Божию". Отсюда следует, что тайну человека также непросто раскрыть полностью. Пользуясь метафорой апостола Павла, я могу сказать, что мы видим друг друга гадательно, как бы сквозь тусклое стекло. Вы согласны Не дожидаясь ответа, зал разразился продолжительными аплодисментами. Мои друзья опустились на свои места. Раздосадованный Роберт, как школьник-подросток разрисовывал лицо Кондратьева на обложке купленной книги. - Может, отнести ему этот экземпляр на подпись -- спросил он, взглянув на Марго. Мы пили эспрессо в кафе книжного. Презентация завершилась несколько минут назад. - Кондратьев, наверно, уже несется домой, - сказала Маргарита. - Друг, ты понимаешь, что это -- чистой воды сублимация -- указываю я на обложку. - Ага, - соглашается Роберт, выводя рожки над стильно подстриженной шевелюрой Кондратьева. Под глазами расплываются огромные синяки, в голливудской улыбке не хватает пары зубов. - Лихо вы меня, - говорит Кондратьев, глядя из-за спины Роберта на свой доработанный портрет. Мы и не заметили, как он подошел к столику. - Можно к вам присоединиться - Присоединяйтесь, - равнодушно говорит Роберт. - Мне кажется, я уже видел вас троих в одном институте на дне открытых дверей, - говорит Кондратьев, усаживаясь. - И в чем проблема, профессор - спрашивает Роберт, превращая тонкие пальцы Кондратьева в клешни Фреди Крюгера. - Мне стало интересно, это какой-то особый вид отдыха - Да, экстрим! Можете написать об этом в следующей книжонке, - говорит Роберт. В его очках отражается человек с обложки. - Ну, не злитесь на меня, хотите, я подпишу вам книгу Кондратьев улыбается Марго, она беззвучно смеется над Робертом, тот в свою очередь сосредоточенно работает над рисунком. - На самом деле я пришел пригласить вас на "Фрейддэй". - Что еще за "Фрейддэй" -- интересуется Марго. - Это клубная вечеринка, на которой собираются студенты и преподаватели с психологического факультета Университета. Там мой издатель запланировал очередную презентацию. После которой в отдельном зале будет фуршет с коллегами из института психоанализа. - Хотите показать нам, как отдыхают цивилизованные психологи -- спрашивает Марго. Я вижу, что это предложение ее заинтересовало. Роберт встает и отодвигает книгу Кондратьева: - Поехали! Глава пятнадцатая FREUDday! После презентации книги в клубе Кондратьев вновь сорвал бурные аплодисменты и отправился в банкетный зал. Наша троица продолжала сидеть у бара. - Кстати, помнишь, я рассказывала, что получила розу от таинственного незнакомца Так вот сегодня утром посыльный принес еще одну белую розу, - сказала Марго, потягивая коктейль через соломинку. - У тебя появился тайный поклонник! Роберт курил сигару и пил кофе. - Я захватила карточку со стихами, прилагавшимися к цветку. Марго достала из сумочки маленькую открытку. - Тем, кто счастливее меня весной дарят розы, но лучшее, что ты можешь подарить мне -- это цветы забвения. - Уж не Роберт ли шлет тебе эти цветочки, а Я уже успел набраться рома с колой и говорил первое, что приходило мне в голову. Маргарита вопросительно посмотрела на Роберта. - Стихи-то чьи, твои, Роб -- спрашиваю я, упираясь локтями в барную стойку. - Да, детка, всю ночь их сочинял, - говорит Роберт. - Но лучшее, что ты можешь подарить мне, это цветы забвения! -- повторяю я. -- А, вообще, неплохо звучит! - Эти стихи Фрейд написал для своей жены, - сказал незаметно подкравшийся Кондратьев. По крайней мере, незаметно для меня. - Фрейд -- переспросила Марго. - Опять Фрейд!!! -- воскликнул я, хватаясь за голову. -- Куда ни сунься -- везде этот Фрейд! - В моей книге говорится об этом. Перед тем, как сделать предложение своей будущей жене, Фрейд каждый день присылал ей одну белую розу. - Кто-то разыгрывает меня -- хмурит брови Марго. - Или ухаживает в стиле Фрейда, - говорит Кондратьев, - пойдемте в зал, здесь, по-моему, слишком шумно. В баре действительно слишком шумно и людно. Одна девушка -- вероятно, студентка - запрыгивает на пилон и медленно сползает по нему. - Это часом не твоя стриптизерша, Роб -- спрашиваю я, но мой приятель не отвечает. Мы проходим мимо студентов и преподавателей, отплясывающих под Drum-n-bass, создаваемый темнокожим D.J.-еем. В банкетном зале посреди курения, обжорства и возлияния идет оживленная беседа. Некоторые психоаналитики, узнав Роберта, кивают ему. Из спиртного на столе лишь водка и вино. Я сразу же принимаюсь за первое. Аперитив, так сказать. Пока Марго накладывает мне в тарелку мясной рулет и различные салаты, я прислушиваюсь к разговору. - Я думаю, что это та пустота, которую мы боимся увидеть в глазах Другого. Того самого Другого, который и обитает в нас. Вопрос в том, пустота это, или зеркало Ведь отражение -- это нечто, что происходит моментально, если говорить о зеркалах. Все это произносит коротко стриженная седая женщина с красным лицом и влажными глазами на выкате. Она сидит напротив меня и теперь выслушивает реплику оппонента -- бритоголового мужчины в костюме. - Когда я был маленьким, я часто смотрелся в зеркало. Пустота в отраженной комнате заполнялась мною и это меня успокаивало. - Вас просто не отзеркаливали ваши родители и тем самым уничтожали. Поэтому вам приходилось идти к зеркалу, чтобы найтись в нем. Услышав ее слова, мужчина немного растерялся. Видимо, попали в цель. - У меня было нечто похожее, - сказала обаятельная рыжеволосая женщина, - из-за магнитных бурь самолет, в котором я летела, начал падать, и я то и дело бегала курить в туалет и смотреться в зеркало. При виде своего отражения мне тоже становилось легче. В разговор вступила женщина в элегантном костюме и не менее элегантных очках: - Но ведь психоаналитик не плоское зеркало, а объемное. Отражая клиента, он возвращает ему нечто преобразованным. Как правило, проблема пациента в том, что нарушено представление о себе и смотрясь в зеркало психоаналитика, человек личностно восстанавливается. - Процесс, который происходит в вашей метафоре ни к чему не приводит. Скорее алмаз -- это то, во что можно смотреться и не чувствовать себя пойманным, - заявляет бритоголовый мужчина. - Да, но если наша психика не является плоскостью с двумя измерениями, то не возникает зеркальный коридор, - говорит Роберт, не переставая дымить сигарой. - Само собой, в анализе должна быть одна психика на двоих. Как удвоение собственного "Я" анализируемого. - У меня опять чувство разлитого диффузного напряжения! -- обозначает свое недовольство лысый мужчина, - алмаз расширяет жизненное пространство, а ваш коридор -- сужает. Структура алмаза предполагает усложнение! - Что еще за зеркальный коридор -- вопрошаю я, в очередной раз ударяя пустой стопкой о стол. Психоаналитики с радостью откликаются: - Зеркальный коридор -- это карман, ловушка! Иногда даже место смерти... - Ну, зачем так мрачно Зеркальный коридор -- это просто другое измерение. Оно может предать нас, как немота. Чтобы выйти из коридора нужно начать говорить. Понимаете, нам необходимо начать функционировать с двойником. - В психоанализе обойтись без зеркального коридора невозможно. Туда приходиться входить и не один раз. Если психоаналитик и пациент встречаются в коридоре -- это анализ, если нет -- очень жаль...Как правило, в аналитической ситуации, если один знает все, то второй - мертв. - По-моему, все это -- какой-то зазеркальный бред! -- объявляю я и, шатаясь, выхожу из зала, за дверьми которого на меня обрушиваются танцевальные ритмы. Я чувствую, как моя голова идет по орбите, подобно планете, чувствую, что мне пора на свежий воздух, пора домой. Я прохожу по коридору, попадаю в бар, потом в еще один коридор, упирающийся в темноту. Оглядевшись по сторонам, я вижу зеркала. Потом замечаю темную фигуру, приближающуюся ко мне, идущую прямо на меня. Я чувствую тошноту и удушье, перемешанные со страхом перед встречей с Другим, лицо которого, приближается ко мне. Из тьмы проступают благородные черты, седые волосы и ровно подстриженная борода, умный, проницательный взгляд -- на меня смотрит сам Фрейд! Я хватаюсь за зеркало, чтобы не упасть. - Вы в порядке -- спрашивает он. - Фрейд! -- невольно вырывается у меня. - Простите -- говорит он, поддерживая меня за руку. - Вы -- Фрейд! -- выдыхаю я. - Ну что вы, меня зовут Юрий, я просто приехал на встречу психоаналитиков, к Алексею Кондратьеву. Вместе с ним я дошел до банкетного зала, а там распил с бритоголовым психоаналитиком бутылку водки. Теперь мне тоже было, что рассказать о зеркальном коридоре. И не только о нем. - Ну и кто из вас Фрейд! Быстро признавайтесь! -- прокричал я, поднявшись из-за стола. - Тихо! -- шикнул на меня Роберт. -- Не балуйся! - А, я понял! Вы тут все заодно! Но школьницы-то, вам, простите, зачем понадобились Марго что-то объясняла Кондратьеву, стоящему в стороне. Оба сдержанно улыбались, поглядывая на меня. Потом друзья погрузили меня в машину и увезли домой.

proza_ru/texts/2009/04/20090429107.txt